Весь ход текущих жизненных испытаний, которым ныне подвержена Россия, лишний раз подтверждает то, что печальный исторический урок СССР не пошёл ей впрок. Вновь подтверждается меткое замечание русского историка В.О. Ключевского (1841-1911) о том, что история ничему не учит, а только наказывает за незнание уроков. Ведь сами по себе "исторические" факты ничего не значит в смысле истории. Они обретают смысл только в результате того или иного понимания. А это предполагает применение к историческому процессу уже таких точек зрения, которые, взятые сами по себе, не имеют никакого отношения к истории. Это заставляет нас говорить уже не просто об историческом процессе, но об историко-культурном процессе, включающем не только материальную сторону общества, но и связанное с ней общественное сознание.

В нашем недавнем очерке¹ мы уже показали, что "союз нерушимый" пал совсем не от "происков" внешних сил, а от собственной внутренней, духовной слабости, выдающей помрачённость общественного сознания. Она-то и предопределила бездумную покорность советской государственности в следовании пресловутой "европейской идее", сводящей всё к "интересу" (от ит. interesse - расчёт, выгода; польза) торговой конторы. Её главная книга (по-ит. libro maestro) - гроссбух, фиксирующий баланс денежных доходов и расходов. Родилась же эта, с позволения сказать, "идея" под сенью венецианского крылатого льва - символа не только аристократической торговой республики Венеции, но и древнего Вавилона. Имя последнего давно уже стало символом величайшей неразберихи и путаницы "нити мыслей", служащей "вавилонскому пленению" умов. Вот что писал ещё в 1850 году о разрастании этой поистине умопомрачительной "европейской идеи" русский поэт и мыслитель Ф.И. Тютчев (1803-1873) в стихотворении "Венеция":

Века три или четыре,

Всё могучее и шире,

Разрасталась в целом мире

Тень от львиного крыла.

Отметим, что внешним проявлением помрачённости общественного сознания, одержимого "европейской идеей", служит "теневая" экономика, надёжно истощающая жизненные силы и возможности государственности. Как и следовало ожидать, триумфальное (лат. triumphus - от греч. triambos - праздничное шествие в честь бога вина и веселья Вакха) шествие "теневой" экономики обернулось для СССР вполне закономерным крахом. Вместе с тем, сей крах стал грандиозным знамением несостоятельности "европейской идеи". Так подтвердилась проницательность русского поэта-символиста А.А. Блока, писавшего почти сто лет назад в поэме "Возмездие":

Под знаком равенства и братства

Здесь зрели темные дела...

Само собой разумеется, что "тёмные дела", неспешно зревшие на нашей, на советской почве, дали обильные всходы и в России, как ни в чём не бывало следующей "европейской идее". Такая пугающая беззаботность, характерная для карнавального умопомрачения, подтверждает справедливость слов из песни великого кота Базилио и прекрасной лисы Алисы о жадинах, хвастунах и дураках, прозвучавшей в кинофильме "Приключения Буратино":

На дурака не нужен нож:

Ему с три короба наврёшь -

И делай с ним что хошь.

Словом, массовая одурь оказывается подлинным основанием "теневой" экономики, заслуживающей в силу своей смертоносности самого пристального внимания.

Начнём с того, что понятие "теневой" экономики - по-фр. economie souterraine - самим языком соотносится с известным из античной мифологии подземным царством теней и царством мёртвых. Его олицетворяет "невидимый" и "гостеприимный" мифологический Аид (он же Дионис, Осирис, Орк, Плутон, Плутос и т.д.), известный как "властелин загробного мира и всех земных богатств". Невидимостью его наделяет волшебный шлем, подобный в смысловом плане шапке-невидимке из волшебных сказок. Вполне осознанно руководствуясь мифом, мы обнаруживаем, что воспетая шотландским экономистом Адамом Смитом (1723-1790) "невидимая рука" рыночного механизма есть "рука" Аида, незримо повелевающего в своих владениях "мёртвыми душами", которым явно недостаёт знания о собственной временной духовной смерти, выражающейся в оцепенении мысли. Из античной мифологии известен и проводник "мёртвых душ" в царство теней. Таковым выступает мифологический "душеводитель", "вор" и бог воров Гермес (он же Меркурий), олицетворяющий быстроту ума и известный способностью к усыплению посредством знаменитого волшебного крылатого жезла, обвитого двумя змеями. Пребывание в такой занятной компании в состоянии "живого мертвеца" очень точно передают строки пушкинской поэмы "Медный Всадник" (1833):

Ни то ни сё, ни житель света,

Ни призрак мёртвый...

При этом "невидимая рука" Аида мёртвой хваткой держит их за весьма уязвимое место естества - за мошну-мошонку. Об этом символе тщательно охраняемого "богатства", номинируемого по обыкновению в денежном выражении, напоминает строка пушкинской драмы "Русалка":

А это что? мошонка! уж не деньги ль?

Казалось бы, само собой разумеется, что оказавшиеся в столь унизительном положении обладатели "мошны-мошонки" лишаются мужества и делаются покорными подданными царства теней. Но им и в голову не приходит то, что это кошмарное наваждение разыгрывается в их помрачённом мифологическом сознании. Царящие в нём иллюзии составляют основной элемент дионисийского театра лукавых сновидений, сравнимых с предрассветным полумраком, сочетающим проблески дневного сознания и тьму подсознательной ночи. Такое сочетание лишний раз напоминает о том, что дионисийское начало просто немыслимо без соотносительного ему аполлонова начала. Следовательно, дионисийскому театру сновидений в мифологическом сознании непременно сопутствует аполлонов дар ясновидения. Идя далее, отметим, что само мифологическое царство мёртвых пребывает в самой мрачной части кромешной тьмы вечного мрака, олицетворяемого в греческой мифологии Эребом (от греч. erebos - мрак). Из той же мифологии известно, что Эреб и его сестра Никта (от греч. nyktos - ночь), олицетворяющая ночь, породили братьев-близнецов - Танатоса (от греч. thanatos - смерть) и Гипноса (от греч. hypnos - сон), олицетворяющих смерть и сон. Не меньшей известностью пользуется и сын Гипноса-Сна - Морфей, олицетворяющий сновидения. Здесь же протекает мифологическая река Лета (от греч. lethe - забвение), воды которой даруют "мёртвым душам" забвение. Особо отметим то, что упомянутые здесь Мрак и Ночь, Смерть и Сон, а также Сновидения и Забвение "следует понимать как мировые принципы"². Они олицетворяют те мифологические силы (они же "умные силы"), которые действуют в мифологическом сознании и определяют ход жизни. В силу их символичности к ним применима только символическая логика, оперирующая смыслом. Эта же логика символа подсказывает нам, что Плутос (от греч. plutos - богатство) древнегреческой мифологии олицетворяет богатство. Видимо в силу ослепительного блеска своих богатств он часто изображался в виде слепого старика, наделяющего людей богатством независимо от их нравственных качеств. Заметим, что и Вергилий - проводник Данте по грандиозной символической вселенной "Божественной комедии" - называл христианский Ад (от греч. Hádes - подземное царство, именовавшееся во времена античности Аидом или Гадесом) не иначе как "слепой мир"³. Ему-то и уподобились как уже канувший в Лету СССР, так и нынешняя Россия, привычно довольствующаяся доводами "брюха" (т.е. духом ненасытной наживы). Понятное дело, что такое преобладание "брюха" свидетельствует о нежизнеспособности государственности.

Здесь хотелось бы сделать небольшое отступление и напомнить о том, что в количественном плане на долю СССР приходилась четвёртая часть всего мирового научного сообщества. К сожалению, советское научное сообщество в большинстве своём оказалось беспомощным заложником утилитарных (от лат. utilitas - польза, выгода - по-ит. interesse) "взглядов", сообразующихся, в конечном счёте, со стремлением к извлечению из всего практической пользы. Такое преобладания принципа полезности наблюдается в России с петровской поры, пронизанной грандиозными усилиями протестантского толка по её переориентации с христианского идеала "на заботы суетного света". За этой узкопрактической озабоченностью созданием земного рая сытости и материальной обеспеченности явно просматривается забвение христианской истины о том, что "не хлебом одним будет жить человек" (Мф., 4:4). Не мудрено, что уже Ф.И. Тютчев писал о последствиях установления своеобразной деспотии духовной пошлости:

Нет веры вымыслам чудесным,

Рассудок всё опустошил

Дальнейшему удушению духовной жизни немало содействовало безраздельное господство в СССР одностороннего "материализма" выступавшего под личиной "научного" коммунизма с его материалистической трактовкой истории. Ведь если верить Ленину, то "в мире нет ничего, кроме материи и её движения". Заметим, что атеистический материализм спокойно сочетается с верой в возможность внешнего, материального устроения общества. Само собой разумеется, что при таком отношении к действительности всякий упадок рационально объясним лишь вмешательством внешних сил, их "происками". Увы, в прокрустово ложе рационального верхоглядства правоверных материалистов явно не втискивалась мысль, высказанная в шекспировском "Гамлете":

Есть многое на свете, друг Горацио,

Что и не снилось нашим мудрецам.

Словом, "нашим мудрецам" и во сне не снилось то, что внешнее, материальное оскудение есть проявление внутреннего, духовного оскудения. Подтвердилось предупреждение русского религиозного философа С.Л. Франка (1877-1950), высланного в 1922 году из Советской России. Он писал: "...умственный прогресс совершается сравнительно легко и просто в области таких знаний, как математика и естествознание; в гуманитарных науках, и в особенности в философии, гораздо труднее рассчитывать на непрерывное накопление знаний в течение долгого ряда поколений. Так как сохранение этих знаний невозможно в форме простой механической передаче их итогов из поколения в поколение, а требует непрерывного напряжения умственного взора и отчасти общих духовных сил, то раз достигнутое здесь легко может снова утрачиваться в смене поколений"⁴.

Безусловно, преодоление застарелой косности умов и машинальности мышления потребует немалых усилий. Они сопряжены с признанием живого единства рациональных и иррациональных начал, влекущим за собой упокоение рационального верхоглядства и пробуждение символического образа мышления. Такое пробуждение будет означать своеобразное расширение сферы сознания и становление более зрелой культуры, базирующейся не на линейной концепции "исторического" времени, а на мифологической концепции цикла. Этот шаг ознаменует собой своеобразный выход за пределы потока "исторического" времени и утверждение в соотносительном ему покое вневременного, идеально-смыслового измерения, по большей части вытесненного на задворки сознания "современного" человека. Только после такого духовного пробуждения оказывается возможным переход от бессмысленного накопления временных фактов к их целостному осмыслению в вечном и благотворном свете смысла.

Как и следовало ожидать, Россия (прежде РСФСР) уже не первый год пребывает в "историческом" потоке кровавого карнавального безумия, воспроизводящего мифологему Кроноса-Сатурна, олицетворяющего поток "неумолимого" Времени. Его неумолимость в деле пожирания собственных младенцев впечатляюще передаёт известная картина Франсиско де Гойи (1746-1828) "Сатурн, пожирающий своих детей" (1823). Среди его непременных атрибутов - серп или "коса времени", сближающая образы Времени и Смерти. Словом, мифологема Кроноса-Сатурна вполне соответствует кровавой практике массового пресечения рождения младенцев.

формате PDF (301Кб)

¹ А.Е. Арменский, Н.И. Егоров, С.Э. Кочубей, "Умная сила" и искусство войны с иллюзиями // "Академия Тринитаризма", М.,Эл № 77-6567, публ.22245, 01.07.2016

² Лосев А.Ф. Диалектика мифа. - М.: Академический проект. 2008, с. 76.

³ Доброхотов А.Л. Данте Алигьери – Москва, Мысль, 1990, с. 107.

⁴ Франк С.Л. Духовные основы общества - М.: Республика, 1992, с. 451.