|
С 1 ноября 2008 г. российские телеканалы с «подачи» Национального Совета Украины (НСУ) по телевидению и радиовещанию будут (на том формальном основании, что они вещают на якобы негосударственном русском языке) кабельным оператором «Воля» отключены в Матери Городов Русских. А ведь Киев не только древняя столица Руси, не только основной сюжетный центр былинного русского эпоса, не только цитадель-первооснова как общерусской, так и собственно великорусской культуры и цивилизации (что блестяще показали Б. А. Рыбаков, Дм. С. Лихачёв, А. Гр. Кузьмин и мн. др. исследователи), но и родина русского языка.
В традиционных воззрениях многих поколений восточнославянских гуманитариев древнерусская языковая общность представлялась (вплоть до последней четверти прошлого столетия) почти монолитом. Согласно же этой мифологеме, в течение 13 – 17 вв. якобы ранее единый древнерусский язык разветвился (на самом деле этот процесс начался 2-мя столетиями ранее) в конкретных восточнославянских регионах по канонам сравнительного языкознания на белорусский, украинский 1, великорусский, надднестряно-галичанский, волыняцкий, гуцульский, бойковский, лемковский, буковинский, закарпатский и 3 полесских диалекта. Тем более, что не было тогда у исследователей в наличии более-менее пространных "докиевских" (и «внекиевских») региональных текстов. Кроме, естественно, документов и произведений, написанных на церковнославянском конфессионном и (в меньшей степени!) на киево-русском административном языках. Последний из них, кстати, в XII — XIII вв. постепенно приобретал всё более общерусский характер [Толстой Н. И. Церковнославянский и русский: их соотношение и симбиоз// Вопросы языкознания. — M., 2002, №1, с. 81 — 90].
Ситуация с представлениями о древнерусском языковом процессе существенно изменилась после открытия и изучения новгородских берестяных грамот — кратких записей жителей Новгорода Великого делового, бытового или эпистолярного характера. Эти документы сохранились благодаря специфически топографическим особенностям региона. Тщательное же изучение в течение последнего полустолетия берестяных грамот Новгородской Археографическо-археологической экспедицией (возглавляемой академиком Валентином Яниным), их систематизация и анализ показали парадоксальную метаморфозу [Крысько В. Б. Древний новгородский диалект на общеславянском фоне// Вопросы языкознания. — M., 1998, №3, с. 74 — 93; Янин В. Л. Был ли Новгород Ярославлем, а Батый — Иваном Калитой?// Известия. — М., 1998, №106, с. 5; Абакумов О. В. Артополот і Артанія// Іншомовні елементи в ономастиці України. — К., 2001, с. 15; Седов В. В. Восточные славяне в VI — XIII вв. — M., 1982, с. 57 — 58, 66], которая произошла с речью новгородцев в 1-й пол. II тыс. н. э. Восточнославянская речь, на которой разговаривал грамотный приильменский "средний класс" 11 — 12 вв. и его потомки в 14 — 15 столетиях, оказались различными! Новгородцы – современники автора «Слова о полку Игореве» (1185 – 1187 гг.) - разговаривали и писали на диалекте, который существенно отличался от грамматической структуры сего известного древне-киевского литературно-публицистического шедевра. И те же обитатели Града-над-Волховом, но уже в нач. 14 в., вдруг заговорили на языке «Слова о полку Игореве», «Слова о погибели Земли Русской» (1238 г.), «русской» (не церковнославянской!) части публицистики архимандрита Киево-Печерской Лавры Серапиона (1260 — 1270-е гг.).
Т. е., за полтора столетия произошёл процесс языковой ассимиляции местного племенного диалекта ильмено-словен киево-русским языком.
Феномен новгородской эпистолярной археографии привлёк внимание филологов и к небольшому количеству берестяных грамот, найденных в других древнерусских городах (Старой Руссе, Пскове, Смоленске, Торжке, Витебске, Твери, Мстиславле, Суздале, Москве, Звенигороде-Галицком). Результат анализа этих документов оказался аналогичным янинско-новгородскому. Более ранние берестяные грамоты отображали какие-то местные восточнославянские диалекты (таковых обнаружилось порядка трёх-четырёх), а письма позднейшего периода (кон. 13 – сер. 15 вв.) – идентичны грамматической структуре «Слова о полку Игореве», «Слова о погибели Земли Русской», «русской» части публицистики архимандрита Серапиона, «Слова Даниила Заточника» (1197 г.), «Моления псевдо-Даниила Заточника» (1229 г.), «Задонщины» (1381 г.).
Киев – родина нынешнего т. н. великорусского языка. Именно отсюда он распространился в течение 13 – 16 вв. по всем уделам и весям Северо-Восточной Руси, ассимилируя местные, более ранние восточнославянские диалекты (типа языка новгородских берестяных грамот 11 – 12 вв.). [Абакумов А. В. Закарпатский славянский полуторатысячелетний этнокультурный микрорегион в лингво-археологическом аспекте// Археологические микрорайоны Северной Евразии. — Омск, 2004, с. 5, 7 — 9]
Современный великорусский диалект имеет большее сходство с языком киевлян кон. 12 – сер. 13 вв. нежели другие разновидности восточнославянской речи. И даже идеолог Конгресса Украинских Националистов, известный историк Виктор Коваль, высказал в 2002 году на телеканале «1+1» (когда там работал Данило Яневский, в одной из видеорубрик последнего) «мысль» о том, что «Слово о полку Игореве» написано на «кацапской мове», а не на украинской.
Можно проиллюстрировать данное обстоятельство на 2-х отрывках этого древне-киевского шедевра.
Оригинал: «Вступита же, господина, въ злато стремень за обиду сего времени, за землю Рускую, за раны Игоревы, буего Святьславлича!».
Перевод Дм. С. Лихачёва: «Вступите же, господа, в золотые стремена за обиду сего времени, за землю Русскую, за раны Игоревы, буйного Святославича!».
Перевод М. Ф. Рыльского: «А вступiть же, панове-браття, в золоте стремено за кривду сьогочасну, за землю Руську, за рани Ігоревi, хороброго Святославича!».
А вот другой отрывок.
Оригинал: «Не така ли, рече, река Стругна, худу струю имея, пожьрши чужи ручьи и стругы, рострена к усту? Уношу князю Ростиславу затвори Днепръ темнее березе. Плачется мати Ростислава по уноши князи Ростиславе».
Перевод Дм. С. Лихачёва: «Не такова-то, говорит он, река Стугна: скудную струю имея, поглотив чужие ручьи и потоки, расширенные к устью, юношу князя Ростислава заключила. На тёмном берегу Днепра плачет мать Ростиславова по юноше князе Ростиславе».
Перевод М. Ф. Рыльского: «Не така ж та річка Стугна. Що мало води в собі має, та чужі собі забирає потоки, широко в гирлі розливаючись! Потопила вона край темного берега юнака князя Ростислава. Плаче мати Ростиславов по юнакові Ростиславу-князеві!».
Современная великорусская речь однозначно имеет больше общих черт с текстом «Слова о полку Игореве» чем украинская мова. К аналогичному выводу приходишь, анализируя и другой древнерусский публицистический шедевр - «Слово о погибели Земли Русской» (написанного в начале весны 1238 г. при дворе отца Александра Невского, киевского князя Ярослава Всеволодовича [Рыбаков Б. А. Из истории культуры Древней Руси. М., 1984, с. 150 – 151]). Вернее тот отрывок означенного произведения, который до нашего времени уцелел.
Оригинал фрагмента «Слова о погибели Земли Русской»: «О светло светлая и украсно украшена земля Руськая! И многими красотами удивлена еси: озеры многыми, удивлена еси реками и кладязьми месточестьными, горами крутыми, холми высокыми, дубровами частыми, польми дивными, зверьми разноличьными, птицами бещислеными, городы великыми, селы дивными, винограды обительными, домы церковьными и князьми грозными, бояры честными, вельможами многами – всего еси исполнена земля Русская, о прававерьная вера хрестияньская!».
Перевод (на великорусский) Ю. К. Бегунова: «О светло светлая и красно украшенная земля Русская! Многими красотами дивишь ты: озерами многими, дивишь ты реками и источниками месточтимыми, горами крутыми, холмами высокими, дубравами частыми, полями дивными, зверьми различными, птицами бесчисленными, городами великими, сёлами дивными, виноградами обильными, домами церковными и князьями грозными, боярами честными, вельможами многими – всего ты исполнена, земля Русская, о правоверная вера христианская!»
Перевод (на украинский) А. В. Абакумова: «О свiтло свiтла й красно прикрашена земле Руська! Багацькими вродами дивуєш ти: багатьма озерами, дивуєш ти річками i криницями шанованими, горами крутими, горбами високими, дiбровами рясними, полями чудовими, звiриною всілякою, птахами незліченними, містами великими, селами чудовими, виноградами рясними, будинками церковними й князями грiзними, боярами чесними, вельможами численними – усього ти сповнена земле Руська, о прававiрна вiра християнська!».
Близость великорусского перевода к оригиналу ещё более очевидная, нежели у такого же со «Словом о полку Игореве». Украинский же перевод, наоборот, глотто-хронологически ещё более удалён к тексту оригинала «Слова о погибели Земли Русской», чем аналогично друг к другу такие же перевод и оригинал «Слова о полку Игореве». Впрочем – ненамного. По данным сравнительного языкознания – где-то в рамках полустолетия.
Естественно, нужно учитывать, что тексты «Слова о погибели Земли Русской» и «Слова о полку Игореве» – форма «высокого стиля» русского языка тогдашних киевлян, которая несколько отличается словарным фондом (за счёт церковнославянизмов) от речевой формы столичной «простой чади». Однако грамматическая структура обоих произведений идентична именно этой народной норме.
Мы проследили развитие великорусского языка в качестве продолжения речи киевлян 1238 г. (зафиксированной «Словом о погибели Земли Русской»). Т. е. из сравнительно позднего этапа развития собственно киево-русского языка. Однако последний начал свою как внутреннюю, так и дисперсную дифференциацию несколько ранее (с нач. 11 в.), что выразилось в более ранних и более сложных языковых процессах. И именно в них большая сравнительно-языковедческая удалённость от речи «Слова о полку Игореве» и «Слова о погибели Земли Русской» белорусского, украинского и ряда др. восточнославянских лингвистических явлений.
К 1654 г. официозом Гетманщины был старобелорусский полоцко-виленский (наследие Великого Княжества Литовского!) литературно-деловой язык. «Простый люд» же Украины тогда разговаривал на др. восточнославянских диалектах: полтавско-черкасском (неополтавском или собственно украинском), надднестрянском, волыняцком, 3-х горно-карпатских, буковинском, 3-х полесских, закарпатском (подкарпато-русинском) и киево-великорусском. Последний на момент Переяславской Рады охватывал примерно третью часть сёл Слобожанщины, Черниговское и Новгород-Северское мещанства, часть жителей киевского Подола. Сам же Киев середины 17 в. был преимущественно центрально-полесскоязычным. Но не неополтавскоязычным.
В последующие же столетия на Украине усилился как полтавско-черкасский (выработавший свою особую литературно-деловую норму), так и в значительной степени восстановил свои прежние позиции старокиевско-великорусский диалект.
То обстоятельство, что (объявленный «оранжевыми» чужим) старокиевский вариант русского (украинского) языка на самом деле аборигенный – первым признала партия Русско-Украинский Союз на рубеже 20-21 вв. Несколько позднее в этом научном факте убедилось и руководство ПСПУ. Но уже после того, как витренковцы перестали быть парламентской партией. Так что об исконной украинскости великорусского диалекта пора узнать и в Партии Регионов (ПР), и в КПУ!
Нужно бороться за старокиевский диалект не как за «язык пришедший из-вне и на котором заговорила половина жителей Украины» и который нужно защищать не только лишь в силу демократических принципов.
В 10-й статье Конституции Украины записана государственность украинского [русского, руського] языка. Аналогично в Королевстве Нидерландов государственный нидерландский язык. Но язык! А не какая-либо одна из его диалектных (фламандская или голландская) литературно-деловых форм. Так должно быть и у нас! "Державна мова"! А не исключительно полтавско-черкасская (неополтавская) её норма!
Так что изменений в конституции для унормирования употребления старокивско-великорусской письменной формы не требуется. Могут возникнуть лишь сомнения о том, как трактовать в указанной конституционной статье понятие «российская мова».
Её и можно интерпретировать в качестве языка новгородских берестяных грамот (который согласно сравнительно-языковедческому анализу В. Б. Крысько выделился из пра-восточнославянского где-то в 7 веке). Если какой-либо филолог выучит этот мёртвый (но уже открытый) язык и начнёт на нём громко говорить на Крещатике, то это и будет его «конституционным правом», согласно 10-й статьи Основного Закона. Старокиевско-великорусский же диалект – одна из форм украинского языка.
Расставить все точки над "и", должен новый (и при том научно-выверенный) Закон о языках. Он и должен регламентировать употребление в разнообразнейших сферах жизни нашего государства обеих (и нео-полтавской, и старокиевско-великорусской) литературно-деловых форм украинского (и он же русский!) языка. С формулировкой «Державною мовою України є українська (руська) мова. У двох своїх писемних формах: ново-полтавській і старокиївсько-великоруській».2
И для этого достаточно 226 мандатов Верховной Рады. Мандатов ПР и КПУ. Весьма вероятного парламентского большинства в свете новых выборов в Верховную Раду.
[“2000”. – К., №48, С. F8]
http://slavica.abakumov.kiev.ua/
от Редакции АТ.
1. Мы понимаем почему Александр Васильевич Абакумов использует понятие «украинский язык». Тогда, когда происходило размежевание диалектов, никакой Украины еще не было. Использование этого понятие – дань выживанию в тисках бендеровской местячковости. Конечно, речь идет о малороссийском (неополтавском) диалекте.
2. Мы согласны, что украинский язык, если его понимать как язык государства Украина, должен быть в двух формах: старокиевско-великорусской и ново-полтавской. Но, по нашему мнению, уже поздно искать компромиссы для сохранения Украины. Бендеровская глупость, местячковость, жадность и ненависть сделали свое дело. Украина обречена. Но законодательное закрепление двудиалектичности языка на Украине сгладит будущие разрушительные для Украины катаклизмы.