|
Итак, прочитаны разные типы надписей, снят покров тайны, окружавшей многие средневековые предметы. Так что материальные древности, несущие на себе знаки славянской руницы, теперь заговорили. Что же удалось узнать нового?
Прежде всего, поражает размах применения руницы. Я опубликовал лишь малую толику накопленного археологами эпиграфического богатства, а именно — надписи руницей на 30 типах предметов, чьи названия либо забылись, либо употребляются до сих пор (порядка 75 надписей); на именных предметах — на 93 вещах, на 7 «древнейших» изделиях, на 55 «княжеских знаках», 282 надписи на кирпичах, 66 — на предметах украшений, что вместе составляет 578 примеров.
Много это или мало? Напомню, что С. Гедеонов читал одну надпись, Ф. Магнусен — три, Н.А. Константинов — 7, М.Л. Серяков — порядка десятка, Г.С. Гриневич (имею в виду «восточнославянские») — порядка двух десятков, Ян Лецеевский — порядка трех десятков. Я уже не говорю о качестве чтения, просто показываю количество обнаруженных текстов с «загадочными» знаками. Если же сопоставить с итоговой работой А.А. Медынцевой по всем имеющимся памятникам кирилловской эпиграфики, то она рассмотрела 14 надписей на амфорах (в том числе и на черепках), 30 — на пряслицах, 4 — на гривнах, 2 — на литейных формочках, 5 — на стенах, 4 — на плинфах, 4 — на оружии, 5 на чарах и чашах, порядка десятка — на окладах икон и столько же — на иконках, крестиках, змеевиках, 13 — на дереве, 3 — на монументальных произведениях; итого около 90 надписей. У меня же в среднем такое количество приходится на одну главу. И вновь я не беру во внимание качество чтения, ибо, как было показано в тексте данной книги, ряд надписей со знаками руницы А.А. Медынцева принимала за буквы кириллицы, что неизбежно вело к ошибкам. Таким образом, по числу рассмотренных примеров я более чем на порядок перекрыл наиболее компетентную на сегодня сводку данных. Так что это не просто много, а фантастически много!
Каков же основной вывод из данного исследования? Он таков: руница существовала на Руси, причем хронологически так: до Х века монопольно (у меня рассмотрено более десятка примеров именно такого периода), но продолжала сосуществовать и параллельно кириллице до XIV века весьма активно, и до XVI — как уходящий тип письма; в XVII использовалась очень редко и с ошибками, в XVIII исчезла. При этом она пронизывала все сферы жизни общества: быт (надписи на посуде), залоговое и денежное обращение, ремесло, оружие, украшения, систему указателей, карты местности, вырезанные на камнях, княжеские знаки, берестяные грамоты, граффити в церквях. Иными словами, руница была общерусской системой слогового письма, ни в чем не уступавшей кириллице. Поэтому кириллицу ни коим образом нельзя считать первой общерусской или общеславянской письменностью.
Хотя подобный вывод прозвучал еще в моей предыдущей книге, но у него не было того, что появилось в данной: доказательности. Существование руницы на Руси в домонгольски период я в данной книге доказал, проведя рассмотрение по ключевым группам предметов, — везде руница либо присутствовала, либо была единственным средством передачи информации (например, на сосудах, на гривнах). Более того, я показал шаг за шагом, как происходило взаимодействие между руницей и кириллицей, когда руница на первых порах перешла от лигатур к хаотичному (гнездовому) расположению знаков, затем к линейному, еще позже — с нарочито разреженному размещению знаков, а затем, включив в себя кириллицу, стала смешанным начертанием (при этом вначале буквы читались слоговым способом, а затем слоговые знаки — как буквы). Это уже не просто констатация факта, но рассмотрение процесса в его динамике. Разумеется, доказательность процесса выше, чем доказательность единичного факта; к счастью, появляется возможность, редкая для эпиграфики, рассмотреть в деталях проблему сосуществования различных графических систем для одного языка. Так что после данной книге я считаю сам факт существования руницы на Руси в период Х-XIII веков доказанным со всеми вытекающими отсюда последствиями.
А последствий из этого довольно много. Первая, сугубо прагматичная, весьма приятна: удается прочитать смешанные начертания «древнейших» русских надписей Х века. Поскольку они не существовали без знаков руницы, современное, с позволения сказать «чтение», игнорирующее как раз этот наиболее важный компонент, приводит к тому, что надписи либо «не читаются», либо получается масса вариантов трактовки, вроде того, что просьбу залить горло (в орфографии того времени, ГОРОЛО) КАНА привело к разным ГОРУШНАМ, ГОРУХШАМ, ГОРОХ ПСАЛ и прочим не менее фантастическим интерпретациям. Точно так же надпись на мече, ЛЮДОДЬША обосновывается двумя уменьшительно-ласкательными суффиксами от слова ЛЮДОВИК, тогда как официальное эпиграфическое чтение ЛЮДОТА, не учитывающее знаки руницы, таким обоснованием не обладает. А надпись Эль-Недима была вообще не прочитана до моих попыток. Так что удалось прочитать самые нечитаемые, самые трудные для чтения надписи.
Но более далекие последствия не так уж безоблачны. Прежде всего, получается, что картина культурной жизни Руси оказывается гораздо более сложной, чем это представлялось раньше. От чисто эпиграфических следствий приходится переходить к социокультурным, отслеживая эти небольшие открытия каждой главы. Так, в ходе исследования выяснилось, что 800-1000 лет назад существовала своеобразная система «паспортизации» личности, где данные о ней располагались в поясном наборе; а наиболее информативная часть пояса — это поясное кольцо, где можно прочитать имя, фамилию, иногда профессию и даже имя господина, которому служило данное лицо. Тем самым, многие могильники перестают быть хранилищем неизвестно чьих останков, в ряде случаев можно четко сказать, кто здесь был похоронен десять веков назад (и это при том, что в наши дни существует срециальная лаборатория по идентификации людей, погибших несколько дней назад, — мы не знаем, чьи это останки, если тела были повреждены). При этом, как оказалось, даже сожжение не уничтожает данные на кольце, хотя само кольцо в пламене деформируется. И уж тем более кольцу не страшна вода. Вот уж воистину вечные данные: и в огне не горят, и в воде не тонут. Это в чем-то не только не уступает современному паспорту, но и с лихвой перекрывает его по части надежности хранения информации. Так что либо мы имеем дело с необъяснимой причудой Средневековья, совершенно ненужной с современной точки зрения на государствнность того периода, либо, напротив, мы сильно недооцениваем уровень развития социальной культуры средневекового общества Руси.
Далее, выяснилось, что городское хозяйство было неплохо спланировано, и при постройки здания говорилось, в эпоху какого правителя и в каком государстве оно строилось. На кирпичах были нанесены все необходимые вывески и указатели, вплоть до названия города в то время. Единственное, что мне пока не встретитлось, это средневековое название улиц; вполне возможно, что пока археологи еще не опубликовали соответствующие оттиски на кирпичах и плинфе. Снабжены указателями были и интерьеры помещений, и уличные пространства, что подчас помогает восстановить расположение различных капитальных и легких помещений. Существовали и дорожные указатели, и планы города, и даже более или менее точные карты с подписями основных сооружений города, выгравированные на гальке, как это было найдено в Старой Рязани. Короче говоря, средневековые жители Руси ориентировались по руничным надписям и не плутали по городу. И опять-таки этот факт никак не вписывается в привычную картину князей, их дружины и смердов; вроде бы ни тем, ни другим, ни третьим карты не были нужны: пришли в чужой город, взяли провожатого, и прошли куда нужно. Заметим, что карту на гальке можно разве что потерять; ее невозможно ни сжечь, ни размочить, ни залить грязью, ни даже разбить (для этого потребовались бы специальные ухищрения), она тоже «вечная». А сработана она в обычной камнерезной мастерской. Каков же был уровень грамотности мастеров?
Из этих небольших примеров видно, что мы просто пристально не вглядывались в остатки материальной культуры своих предков. А не вглядывались по одной причине: мы себя считаем гораздо выше по уровню развития, чем жители средних веков, а в этом приятном заблуждении так и хотели бы оставаться. А когда мы узнаём, что по каким-то показателям уступаем своим далеким предкам, нам становится весьма неуютно.
Еще одним открытием оказалась совершенно иная социально-политическая ситуация, чем та, которая следует из нынешних учебников истории. Оказывается, сущствовало ТРИ РУСИ: ПЕРУНОВА, ЖИВИНА И СТОЛИЧНАЯ. Столичная — это Московия, Живина — Новгородская и вообще Северо-Западная, но носящая имя богини Живы, культ которой процветал в неолите в районе нынешней Сербии, и Перунова, то есть Литва. При этом за понятиями ЖИВИНА и ПЕРУНОВА стоят тысячелетнии традиции, тогда как СТОЛИЧНАЯ РУСЬ выглядит выскочкой. Вот реальный социально-политический треугольник русскоязычных стран, тогда как учебники нам твердят о некой прямой преемственности от Киевской до Московской Руси. Между тем, что касается кабинетного термина Киевская Русь, то он не получил подтверждения в надписях соответствующего времени: тогда писали просто Киев, Русь, подобно тому, как писали СУЗДАЛЬ, РУСЬ. А вот в отношении Чернигова писали иначе, СЕВЕРЯНСКАЯ РУСЬ. Иными словами, СЕВЕРЯНСКАЯ РУСЬ воспринималась как славянская страна, тогда как Киев — только как город. Или точнее, как город ВОЛЕВОЙ РУСИ. Я не берусь пока определить все тонкости этих реалий, но стало понятно, что той простой картины, которая существует сейчас, не получается. — Сложности возникают и с «хазарской» крепостью Саркел, где на черепках Х века мне не довелось встретить ни одной хазарской надписи — все русские, включая сведения о получение товаров из ХАЗАРИИ и направление РУССКОЙ ДАНИ В ХАЗАРИЮ. Иными словами, политическая география тех дней была несколько иной.
Самое удивительное и весьма печальное открытие заключалось в совершенно иной картине существования граффити на восточных монетах и гривнах. Существующая точка зрения о том, что на них наносились скандинавские надписи, а именно исландское слово БОГ (GOD) не подтвердилась, равно как и наличие на них имен собственных типа ПЕТРОВ, БЫНЯТА, СЕЛЯТА. Вместо этого выяснилось, что перечисленные ценности закладывались, то есть сдавались в залог для получения денежных ссуд, на них сначала выцарапывали слово ЗАКЛАДЕНЬ, затем высверливали имя страны, где располагалась соответствующая контора, затем перешли к штампу с печатью, где уже писали название города. Как можно было эпиграфистам не заметить существование печатей, держа гривны в руках, я только диву даюсь. Печальная сторона дела заключена в том, что русские надписи на восточных монетах до сих пор пытаются читать по-исландски, те же самые надписи на гривнах — как кирилловские, а надписи на монетах — как арабские, хотя речь идет все о той же рунице. Причем неверная точка зрения преподносится с помпой как «научная», а чтение руницы, почти полностью совпадающее с кирилловской легендой монеты, — как «фантастичная». То есть в то, что восточная монета на Руси — это исландский бог (в одном случае даже конкретно БОГ ТЮР), поверить можно и нужно, а в то, что это просто ЗАКЛАД или ЗАЛОГ, поверить нельзя, это якобы фантазия. При всем уважении к эпиграфистам, чей хлеб действительно не легок, я с таким положением смириться не могу и полагаю, что они несколько десятилетий двигались в неверном направлении.
Выяснилось также, что в средние века употреблялось много слов, которые позже были вытеснены иноязычными или русскими, но иными. Существовали ЖАЛЕВЫ, ЖМЕЛА, ВЖАТЦЫ И ВЫЖАТЦЫ, ВОПИЛА, КРУДИЛА, КАНЫ, КАМОРЫ, РУЧИЦЫ, ЗАНОЗЫ, узорчатая ЖЕСТЬ, ДИЛЫ и ряд других выражений, не дошедших до нас. В этом смысле мое чтение способствовало реконструкции лексического фонда средневекового русского языка (его принято называть древнерусским, хотя можно читать надписи и более древние, чем средневековые). То, что подобные слова не встречаются в кирилловских текстах, понятно, ибо летописи или литературные произведения обычно не упоминают бытовых мелочей, и чтение руницы на средневековых изделиях представляется весьма перспективным для исторической лексикологии. Вообще говоря, существовало стилистической различие между руницей и кириллицей: первую использовали в быту и для различных обыденных сообщений, вторая редставляла образец делового, литературного и религиозного слога. И подобно тому, как до ХХ века под словом ИНОСТРАННЫЙ ЯЗЫК понимался прежде всего язык ЛИТЕРАТУРНЫЙ (а потому, изучив его и поехав в страну, где на нем говорили, изучившие его граждане оказывались беспомощными в бытовых ситуациях, не понимая окружающих и не имея возможности выразить свои потребности), в середине ХХ века для обучения уже появился ИНОСТРАННЫЙ ДЕЛОВОЙ, и только-только мы подходим к созданию курсов ИНОСТРАННОГО БЫТОВОГО. Даже первая монография «Русская разговорная речь» была выпущена Институтом русского языка АН СССР только в 1983 году. Следовательно, и в историческом плане, мы сначала изучали «средневековый литературный», который был отчасти традиционно-общеславянским, отчасти церковнославянским, но закрепился под именем СТАРОСЛАВЯНСКИЙ ЯЗЫК. Что же касается «средневекового бытового», то он гораздо ближе к современному по грамматике и словообразованию, чем старославянский, однако имеет ряд лексических особенностей, которые и вскрывают надписи на рунице. Тем самым чтения надписей на рунице не противоречат чтению текстов на кириллице, а существенно дополняют их, демонстрируя другой языковой стиль и другую социальную категортю носителей языка.
Наконец, можно отметить, что несколько надписей руницей принадлежали IX, VIII и даже II векам! Это говорит за то, что все это время руница существовала и по-своему менялась. Более того, оказывается в это время сосуществовала наряду с ней и кириллица, которая как оказалась, по меньшей мере на 700 лет старше Кирилла! Я не стал останавливаться на этой проблеме, ибо она требует с одной стороны, наличия подтверждающих фактов, с другой стороны, специального исторического исследования. Но если этот факт справедлив (а у меня нет причин в нем сомневаться, то наличие двух видов письма отодвигается далеко вглубь истории, заставляя совершенно иначе осмысливать культурное достояние славян.
Короче говоря, получен весьма интересный новый материал. По каждой из глав можно было бы написать отдельную монографию, с привлечением истории вопроса, существующих трактовок и новых эпиграфических данных. Но это будет уже специальное исследование, не рассчитанное на широкого читателя. А мне в данной книге хотелось как раз апеллировать именно к широкому кругу обычных людей, не имеющих зашоренности академической науки, чтобы раскрыть наше великое культурное наследие, которое то ли не хотят, то ли не могут извлечь люди, которые по самой своей сути и профессиональному долгу должны заниматься именно этой проблематикой. Полагаю, однако, что смогу найти не только сторонников, но и последователей, считающих своей патриотической обязанностью заниматься реабилитацией славного славянского прошлого.