|
Два года назад, 16 марта 2014 года, в Крыму прошел референдум, а спустя два дня полуостров вошел в состав Российской Федерации, что вызвало шок западных политиков, обвинивших Россию в нарушении международного права и аннексии. Однако профессор Райнхард Меркель из Гамбургского университета, преподаватель философии права и популяризатор этой науки, считает, что присоединение Крыма аннексией не было. Право.ru предлагает перевод его неординарной авторской колонки, которая вышла в немецкой газете Frankfurter Allgemeine Zeitung.
Аннексировала ли Россия Крым? Нет. Нарушил ли референдум в Крыму и последовавшее за ним отделение от Украины нормы международного права? Нет. Так они были законными? Нет: они нарушили украинскую конституцию – но это не вопрос международного права. Разве Россия не должна была отклонить присоединение из-за такого нарушения? Нет: действие украинской конституции на Россию не распространяется. То есть действия России не нарушали международное право? Нет, нарушали: факт присутствия российских военных за пределами арендованной ими территории был незаконным. Разве это не означает, что отделение Крыма от Украины, ставшее возможным только благодаря присутствию российских военных, недействительно, а его последующее присоединение к России является ни чем иным, как скрытой аннексией? Нет.
Так выглядит истина с точки зрения международного права. Однако официальные заявления западных политиков звучат иначе: если им верить, то Россия нарушила международное право в Крыму чуть ли не так же, как в свое время Саддам Хуссейн в Кувейте, который в 1991 году присоединил территорию соседнего государства к своей путем военного вмешательства. Та аннексия, как известно, повлекла за собой ответный военный удар против ее же зачинщика. Был бы такой ответ, несмотря на всю его политическую невозможность, оправдан и против России? Конечно же, нет. И это логическое заключение – уже повод не доверять официозу, звучащему из уст политиков от Вашингтона до Берлина.
Отделение, референдум и присоединение – это не аннексия
"Аннексия" определяется международным правом как насильственное завладение одним государством территорией другого государства вопреки его воле. Аннексия нарушает международно-правовой принцип неприменения силы, основную норму мирового правопорядка. И все же аннексии регулярно происходят в режиме "вооруженных нападений" – то есть в самой тяжелой форме нарушений международного права. И тогда такие действия в рамках ст. 51 Устава ООН наделяют потерпевшую сторону особыми полномочиями: правом на военную самооборону и привлечение экстренной помощи со стороны третьих государств – по сути, это разрешение на войну, для которого не требуется согласия Совета Безопасности ООН.
Казалось бы, эта логика сама по себе должна немного предостеречь ораторов от небрежного использования термина "аннексия". Тем не менее, абстракция этого понятия дает поле для терминологических злоупотреблений и вводящих в заблуждение кривотолков. От одного из них, похоже, и пошла та международно-правовая стигма, которой Запад определяет российские действия в Крыму и пытается узаконить собственный гнев. Но эта стигма не более чем пропаганда.
То, что произошло в Крыму, было нечто иное – "сецессия" (отделение – прим. Право.ru), то есть провозглашение государственной независимости, подкрепленное референдумом, который постановил отделение от Украины. За ним последовало заявление на вступление в состав Российской Федерации, принятое Москвой.
Отделение, референдум и присоединение исключают аннексию – причем даже в том случае, если бы все они по отдельности нарушали международное право. Разница между ними и аннексией примерно такая же, как между понятиями "взять" и "дать". Даже если дающий – в данном случае де-факто правительство Крыма – поступает противоправно, это еще не делает взявшего – Россию – отобравшим. Да, эту транзакцию можно считать недействительной с юридической точки зрения. Но это еще не делает ее аннексией – варварским присвоением чужих земель насильственным путем (то есть поводом для войны, как это определяет международное право)
Но была ли эта транзакция недействительной? Нарушали ли три ее элемента – референдум, отделение и декларация о присоединении – международное право? Нет.
Утверждения правительства США, что референдум противоречил международному праву, выглядели изначально нелепыми. Плебисцит, организованный для граждан частью населения страны, не делает эту часть субъектом международного права. На данную часть не распространяются нормы международного публичного права – например, запрет на посягательство на территориальную целостность государства, – и потому эти нормы не могут быть нарушены этой частью в принципе. Такой вывод распространяется и на другие элементы транзакции. Декларация об отделении тоже не нарушает нормы международного права, так как не может их нарушить: конфликты на этой почве являются предметом внутригосударственного, а не международного права. Этот статус-кво международного права Международный суд зафиксировал четыре года назад в своем юридическом заключении для Генеральной ассамблеи ООН по отделению Косово.
Логика "либо – либо" в международном праве не действует
Но такие споры предлагают бесчисленные возможности для махинаций юридическими терминами. Международное право и не запрещает отделение, и не признает его: оно просто не регулирует этот вопрос. Государства не заинтересованы в положительном использовании правового определения, которое позволило бы предрасположенным к отделениям меньшинствам нарушить или даже разрушить их территорию. И так как государства не просто подчиняются международному праву, но и являются его источником, таких притязаний в международном праве не существует – за редкими исключениями, которые никак не относятся к казусу Крыма. Отступая от научного языка международного права, сообщество государств – это не клуб самоубийц.
Но в пропагандистской войне с этим вполне можно работать. Общепринятая констатация, что международное право не предоставляет населению Крыма право на отделение, совершенно верна. Однако как бы напрашивающийся сам собой вывод о том, что отделение от Украины нарушает международное право, ложен.
Вводящий в заблуждение эффект, на который оправданно рассчитывают его популяризаторы, строится на неудачной параллели с внутригосударственным правом, гарантирующим вне конкретных запретов фундаментальное право на свободу: оно разрешает только то, что не запрещает. По этой логике констатация, что кто-то действовал без разрешения, автоматически влечет за собой вердикт, что такое действие было противоправным.
Но в международном праве такой однозначной логики в формате "либо – либо" просто не существует. Оно знает нормы коллективных действий и нейтрально по отношению к ним. И отделение – образцово-показательный пример. Полный запрет на него был бы бесполезным, так как его адресаты не подчиняются нормам международного права. Но и в его разрешении десятилетиями отказывают многочисленные международные документы. И через нормы общего права на свободу отделение в международном праве так же не обосновать.
Подлинная воля значительного большинства населения Крыма
Тем не менее эти штампы будто сами собой прочно вошли в брюссельский и вашингтонский лексиконы. У Крыма нет права на отделение! Референдум нарушает международное право и потому недействителен! "Присоединение" к России – не что иное, как аннексия! Все эти выводы звучат красиво – но они неверны.
А как же присутствие российских военных? Разве оно не делает всю процедуру отделения фарсом, следствием истинной угрозы насилия? Если бы данное предположение было верным, то и проведение, и сам результат референдума, как и декларацию независимости, следовало бы списать на эту угрозу (даже если бы местные жители играли с хорошей миной в плохой игре). В описываемом случае употребление термина "аннексия" было бы оправданным: в 1940 году Сталин именно так аннексировал страны Балтии. После их оккупации и насаждения коммунистических парламентов-марионеток Сталин великодушно удовлетворил их скорую просьбу о присоединении к Советскому Союзу. И именно по этой причине выход балтийских республик из состава СССР спустя почти полвека считался не отделением, а восстановлением государственного суверенитета, который не утратил законной силы. Разве не по такой же схеме происходили процессы в Крыму? Нет.
Принудительный эффект российского военного присутствия не был направлен ни на декларацию независимости, ни на последующий референдум: военные лишь обеспечили возможность реализации данных событий, но не предопределили их исход. Адресатами угрозы насилия были не граждане и не парламент Крыма, а солдаты украинской армии. Таким способом была пресечена возможность военного вмешательства правительства Украины с целью подавления отделения. Именно по этой причине российские военные блокировали украинские казармы, а не избирательные участки. Разумеется, Путин знал, что желаемый результат предрешен и фальсификаций не потребуется. Но вопрос, пошел бы он на них в ином случае, не обсуждается. При всём возмущении действиями России даже в Германии никто всерьез не сомневался в том, что результат референдума отражает подлинную волю большинства населения Крыма. Были ли официальные цифры точными от и до, в контексте референдума не так важно: они в любом случае значительно превысили отметку в 50 процентов.
По мнению автора, присутствие российских военных в Крыму было направлено не против граждан Крыма, а против украинской армии – чтобы пресечь потенциальную возможность ее вмешательства и обеспечить референдум.
Пренебрежение территориальной целостностью
Тем не менее российское военное присутствие международное право нарушило: пусть оно и предотвратило кровавое применение силы в Крыму – запрет на неприменение силы оно попрало. Это не делает ничтожным отделение, но дает право другим государствам на ответные меры – например, санкции. Однако они должны быть пропорциональны реальному поводу, а не надуманному призраку – то есть исходить из вооруженного принуждения на территории чужого государства, а не из насильственной аннексии.
Такое понимание – при всей чрезмерной инструментализации собственного возмущения – похоже, все-таки присутствует у западных правительств. Если взглянуть на режим санкций и его продолжительность (терпеть их придется недолго), то напрашивается вопрос: не слишком ли мягки подобные меры, будь это случай реального насильственного захвата территории? Россию можно упрекнуть еще в одном нарушении международного публичного права. Насколько оно не запрещает отделений, поскольку не распространяется на его инициаторов, настолько же однозначно оно требует от других государств соблюдать незыблемость границ – то есть не признавать создавшиеся положения до политического консенсуса. Россия же подписала соглашение о присоединении Крыма 18 марта, через два дня после референдума. По сути, это самая сильная форма признания отделившейся территории как независимого государства. Вопрос присоединения одного независимого государства к другому не касается ни международного права, ни остального мира. Однако вопрос, можно ли считать присоединяемую территорию после ее недавнего отделения государством, – очень даже.
Бесчисленные проблемы, связанные с этим вопросом, давно вызывают споры вокруг доктрины международного права. Однако на счет ее базовых принципов по-прежнему царит единогласие. Поэтому признание Россией Крыма как независимого государства, способного к присоединению к другому государству через два дня после его отделения от первого, было более чем поспешным. Оно нарушило, что называется, право Украины на незыблемость ее границ. И это нарушение тоже оправдывает международные контрмеры в виде санкций.
Путаница с основными понятиями международного права
Разумеется, возмущенные западные страны должны в первую очередь пенять на себя. Восемь лет назад, 17 февраля 2008 года, временная администрация Косово провозгласила независимость от Сербии. И это нарушило – как бы Международный суд это ни отрицал через два года – нормы международного публичного права: июньская резолюция 1244 Совбеза ООН 1999 года, принятая после интервенции НАТО, подчинила Косово суверенитету Объединенных Наций и одновременно гарантировала Сербии незыблемость ее границ. Но Англия, Франция и Соединенные Штаты признали Косово независимым государством через день после отделения, а спустя три дня его признала и Германия.
Международный суд ООН признал независимость Косово через сутки после его отделения от Сербии.
Это тоже были опрометчивые акты признания территории, и они, тем самым, нарушили международное право – право Сербии на незыблемость границ. Тогда Россия жестко критиковала Запад, сейчас она сыграла в ту же игру. И то, что игроки поменялись ролями, можно расценивать как отрезвляющую иронию мировой истории, следующей, скорее, максимам политической власти, а не нормам международного права.
Досадно, но ничего не поделать. Тем не менее, возможно, это еще один повод оставить преувеличения в прошлом и обезвредить собственную риторику: да, Россия действовала с нарушениями международного права, но в гораздо менее драматичном ключе и политически далеко не так, как это преподносят на Западе, – словно бандит, идущий ва-банк. В долгосрочной перспективе нынешний статус Крыма, похоже, был неизбежен для него самого. А форма, в которой он был достигнут при всей ее правовой неблагоприятности, предотвратила, вероятно, более тяжелые конфликты.
Аннексии государств – это реальный повод для войны. И тот, кто утверждает, что в Крыму произошла именно аннексия, не только подменяет понятия международного права, но и мобилизует легитимирующий потенциал такого повода самым опасным образом. По всем признакам Запад просто получил счет в виде всемирного исторического позора за свою провалившуюся внешнюю политику. Но не стоит переводить сопутствующий ущерб этого провала еще и на плоскость международного права.
Райнхард Меркель преподает философию права в университете Гамбурга.
Оригинал этого материала вышел на немецком языке в газете Frankfurter Allgemeine Zeitung под заголовком "Отрезвляющая ирония истории" в апреле 2014 года. Перевел с немецкого Алексей Кнельц.