|
29 января довелось побывать в Госдуме, на мероприятии с длинным названием: "Заседание Патриотической платформы Партии "Единая Россия" по теме "Единая страна — единое образовательное пространство". Полсотни участников заседания в течение трех часов рвали в клочья Министерство образования и разбрасывали клочки по закоулочкам.
Я не пишу репортажи, поэтому не стану перечислять все предъявленные министерству претензии, тем более что оценить обоснованность части из них мне сложно. Сын у меня в школу ходит. Он доволен. Мы довольны. Но как в реальности обстоят дела в целой отрасли, по одной школе и одной семье судить невозможно.
Планомерное и постоянное уничтожение системы образования
В принципе, правильно подобрав мемуары и публицистику, можно легко доказать, что уничтожать образование в России начали при Николае I, затем реформировали при Александре II, вновь уничтожали при Александре III и Николае II. Затем снова совершенно зверски издевались над ним Ленин, Сталин, Хрущев и Брежнев.
В перестройку недобитые остатки образования потеряли ориентиры, стратегическую цель, финансирование, и превратились из единой системы в сборную солянку отдельных учреждений. И, наконец, когда либералы совсем было собрались покончить с образованием, выяснилось, что все это время мы имели лучшую систему образования в мире. Это историческое противоречие между постоянным недовольством общественности, алармистскими настроениями в среде специалистов и в принципе позитивными результатами работы системы заставляет меня быть крайне осторожным в оценке сегодняшнего состояния дел, тем более, что его реальные результаты станут нам понятны лет через десять, когда первые выпускники, которых можно будет с полным правом считать продуктом этой системы, закончат школу.
Кстати, именно в этом заложен огромный риск, связанный с системой образования. Оценить результаты принятых сегодня решений можно только через десяток лет. Между тем, всегда существует как минимум две точки зрения на проблему (часто их намного больше). Выбор приходится делать интуитивно, оценивая эффективность предложений, которые не могут быть строго обоснованы — доказаны фактами.
Более того, любой удачный эксперимент, проведенный в рамках учреждения или региона, не обязательно может быть внедрен в масштабах страны. Во-первых, велики региональные отличия. Во-вторых, и это важнейший момент, обеспечить квалифицированными кадрами принципиальный эксперимент можно, а вот довести уровень всех кадров отрасли до "экспериментального" уровня крайне сложно. Равным образом невозможно все кадры отрасли заменить на идеальных исполнителей.
Таким образом, можно констатировать, что риск несоответствия системы поставленным задачам все же существует, пренебрегать им нельзя, а минимизировать его можно, только подняв средний квалификационный уровень исполнителей. Это первая, реально существующая проблема, которую необходимо решать. Потому что можно выписать блестящие образовательные стандарты, издать прекрасные учебники, но если у Вас недостаточно кадров, способных воспользоваться этим богатством, то Вы окажетесь в положении человека, у которого есть самолет, но нет пилота.
Идеология и школа
Вторая, и как мне представляется, самая важная проблема — неготовность системы образования воспитывать гражданина-патриота. Уверен, что в этом случае предъявлять претензии исключительно к системе образования бессмысленно, поскольку она является лишь составной частью общей государственной системы, деидеологизация которой была предусмотрена Конституцией.
Однако проблема есть, и ее надо решать хотя бы потому, что общественность высказывает опасение, что при сохранении деидеологизированного образования, воспитывающего не патриотов, а потребителей, страна на каком-то этапе может столкнуться с теми же общественными настроениями, которые разрушили Украину и зажгли на ней пожар гражданской войны.
Сегодня, с учетом уровня поддержки российских властей населением, это опасение может показаться необоснованным, но ситуация в политике меняется быстро, общественные настроения тоже, поэтому целесообразно исключить саму возможность широкого распространения в России настроений, породивших украинский "майдан", ликвидировав их потенциальную базу. Здесь, действительно, система образования, закладывающая матрицу будущих поколений, играет решающую роль.
Итак, мы имеем две несомненные проблемы:
— необходимость идеологизировать образование, заложив в него патриотическую матрицу;
— вытекающая из этого необходимость повысить общий квалификационный уровень кадров всех уровней, но в первую очередь преподавательского корпуса школ и ВУЗов, которым, собственно, и придется реализовывать новую политику в сфере образования.
Чем патриотизм отличается от национализма
Решение первой проблемы явно лежит вне сферы образования. В СССР идеологией занимался ЦК КПСС. В современной России аналогичной структуры нет. ЦК КПСС обладал как партийно-идеологическими, так и административно-политическими рычагами воздействия, то есть контролировал процесс на всем его протяжении, от принятия принципиального политического решения, до внедрения установки в массы, включая возможности поощрения активистов и наказания обструкционистов.
Даже тандем Администрации президента, занимающей комплекс зданий на Старой площади и получившей по наследству административно-политические возможности бывшего ЦК, и "Единой России", представляющей власть в парламенте и цементирующей думское большинство, а значит, обеспечивающей (по крайней мере, в идеале) партийно-идеологическую составляющую, не обладают достаточными полномочиями для свойственного ЦК КПСС контроля процесса на макро- и на микроуровнях. Среди прочего даже в совокупности они не обладают таким мощным инструментом воздействия на всех (от министра до последнего исполнителя), как угроза лишения партбилета.
Кроме того, конгломерат идеологизированных политических сил, поддерживающих политику властей, сегодня достаточно широк (чтобы не сказать пестр). Среди них есть и левые, и правые, и националисты, и имперцы. И у каждой из этих сил свое понимание патриотизма. До сих пор именно отказ власти от четкой идеологической самоидентификации позволял ей избегать ухода в оппозицию части патриотического фланга (я не говорю о радикалах, которые всегда в оппозиции к любой власти, но сами властью быть не могут, поскольку способны только разрушать). Однако если мы хотим обеспечить воспитание подрастающих поколений в патриотическом духе, то мы должны на государственном уровне дать ответ, что такое патриотизм, чем он отличается от национализма, каким мы видим патриота России.
В СССР был "моральный кодекс строителя коммунизма". Несколько пунктов — и понятен тип идеального человека коммунистического будущего, патриота коммунистической Родины. Необходимо так же, крупными мазками, набросать схематичный портрет современного патриота.
Кто может заняться патриотическим воспитанием
Можно ли это доверить сфере образования? Нет.
Во-первых, это не ее функция. Во-вторых, она не имеет для этого необходимых специалистов и ресурсов. В-третьих, если существует достаточно высокое общественное недоверие к квалификации ведомства, составляющего образовательные стандарты, то можно ли позволить ему определять стандарты идеологические? Могут ли, в принципе, идеологические стандарты определяться анонимными чиновниками среднего звена? Нет.
Но есть ли вообще в современной России орган, способный единолично разобраться с данным вопросом? Нет.
Такие органы просто не предусмотрены, поскольку страна два с половиной десятилетия искусственно деидеологизировалась. Есть ли в современной России политическая сила, чью идеологию можно было принять как общегосударственную и начать повсеместное внедрение? Коммунисты, националисты, православные монархисты говорят, что есть, имея в виду каждый себя. На деле такой силы, способной претендовать на монопольное идеологическое окормление народа, нет. Все претенденты опираются на слишком слабый политический базис. Говоря проще, у них слишком мало избирателей, чтобы претендовать на всеохватность, а идеологическое насилие как раз и приводит к тому, что мы сегодня имеем на Украине.
Казалось бы, власти можно было бы и дальше отказываться от идеологической самоидентификации, находясь над схваткой. Это был бы хороший выход, но он, к сожалению невозможен.
После того, как Россия практически оказалась в состоянии сетецентрической войны с США, власть для усиления своего политического (в том числе внешнеполитического ресурса) обратилась к народному чувству патриотизма. Всплеск патриотизма произошел, и до сих пор не спадает. Но люди хотят понимать, патриотами чего они являются, что за государство они создают для своих потомков, кого они выращивают себе на смену.
Легко заметить, что именно после Крыма и начала войны в Донбассе, когда поддержка президента Путина достигла ранее невиданных 85-90%, как раз усилились идеологические искания. Народ ищет идеологию в социальных сетях, но и в серьезных СМИ, самые серьезные люди все чаще говорят об идеологии. Это запрос не может быть оставлен без ответа. Если общество не получает адекватный ответ на свой запрос, оно начинает отвечать само. А тогда возможны самые неприятные неожиданности, от распространения ксенофобских, нацистских (легко усваиваемых широкими массами, уверенными, что "нацизма нет"), и крайне опасных идей, до резкого изменения вектора общественных симпатий. Вспомним ситуацию, с которой столкнулось правительство последнего всероссийского императора: в начале 1915 года власть пользовалась безоговорочной поддержкой большинства, а к концу того же года ее не пинал только ленивый. Очевидно наиболее эффективным методом канализации общественной активности в конструктивное русло был бы широкий диалог партийно-политических структур власти с идеологизированными патриотическими силами.
При этом участие различных структур в таком диалоге должно быть сугубо добровольным, а целью изначально объявлено достижение приемлемого для всех идеологического компромисса. Это не снимет с власти ответственности за окончательное определение идеологических предпочтений. Ей это придется сделать просто потому, что только она обладает достаточными ресурсами для внедрения определенных установок в общественное сознание.
Но, во-первых, широкая дискуссия даст материал для анализа, выявит наиболее приемлемые формулировки, позволит отсеять абсолютно недоговороспособные силы.
Во-вторых, дискуссия дает власти не только материал, но и время для размышления. Не очень длительное, но время. Старт дискуссии подаст обществу сигнал о начале работы и продемонстрирует заинтересованность власти в решении проблемы.
Пути решения кадровой проблемы
Кадровую проблему можно решить двумя способами. Первый касается только ключевых политических и административных постов, которые должны будут покинуть идеологически чуждые кадры.
Я, собственно, уже писал, что в течение работы путинской команды, по мере ее отказа от ельцинского курса, постепенно, но кардинально менялся и состав руководящих кадров. Причем такие смены можно насчитать уже две, а то и три. Это логично: кадры, связанные с проведением определенной политики, не могут эффективно действовать в условиях изменившегося политического вектора.
Сейчас, в связи с обострением глобальной ситуации и возникновения непосредственной угрозы российской государственности все процессы значительно ускорились. Следовательно, новая кадровая ротация обещает быть более быстрой, всеобъемлющей и менее щадящей. Ничего личного — просто война.
Этот метод, однако, неприменим к огромному массиву кадров низшего и среднего уровней. Их просто некем заменить. Следовательно, добиться от них более эффективной работы необходимо каким-то иным образом. Я знаю только один — повысить инициативность. Но повысить инициативность невозможно в приказном порядке. Человека необходимо поставить в условия, когда инициативность будет не просто востребована, а станет одним из основных условий его профессиональной состоятельности.
Когда-то, примерно между 1939 и 1943 годом, германская армия была лучшей в мире. Причем дело здесь не в техническом или количественном превосходстве (его не было ни в одной из проведенных за это время кампаний). Дело и не в каких-то особых талантах генералитета. Советские генералы в 1941-1942 годах зачастую принимали абсолютно правильные решения, концентрировали в нужном месте нужное количество войск и техники, ставили немцев в очень тяжелое положение, а затем все же проигрывали.
Проблема заключалась в том, что командиры среднего и низшего звена (вплоть до унтер-офицеров) у немцев действовали значительно более инициативно. Но действовали они так не потому, что обладали какими-то особыми талантами. Просто в германской армии приказами очерчивалась общая задача, а механизмы ее исполнения каждый командир на своем уровне искал самостоятельно. Их буквально принуждали принимать самостоятельные решения, а значит, и быть инициативными.
Вот так и в данной ситуации, эффективность низшего и среднего исполнительского звена (причем далеко не в одной лишь сфере образования) можно повысить за счет четкого распределения сфер и объемов полномочий и запрета на вмешательство вышестоящих органов в сферу компетенции нижестоящих, на осуществление мелочной опеки. Вышестоящий орган должен грамотно и доходчиво сформулировать задачу, которую нижестоящие структуры способны решить при имеющихся у них ресурсах. А дальше пусть работают сами, чтобы, как говорил Петр I, "дурь каждого видна была".
И вот здесь мы вновь возвращаемся к идеологическому обеспечению процесса. Без внятной общепринятой идеологии неспособен формулировать стратегические задачи самый верхний уровень государственной власти, то есть, как минимум, в сферах общественных наук, гуманитарной и образовательной эффективная работа невозможна. Нельзя составить список литературы для изучения в средней школе, не понимая, какого гражданина на выходе мы желаем получить.
Точно так же, подбор и трактовка исторических фактов зависят от идеологического выбора государства. Не случайно трактовка событий Великой Отечественной войны, отношение к различным историческим личностям и даже оценка достоверности источников за последние 25 лет менялись неоднократно. За это время сменилось три типа идеального гражданина.
Сейчас мы создаем четвертый — патриота, остальные жизненные приоритеты и взгляды которого нам неизвестны. Необходимо придать этому гражданину-патриоту такие черты, чтобы нам потом не пришлось стыдиться дела рук своих.