Напечатать документ Послать нам письмо Сохранить документ Форумы сайта Вернуться к предыдущей
АКАДЕМИЯ ТРИНИТАРИЗМА На главную страницу
Академия - Публикации

Егор Холмогоров
Рождение «Малой Руси». Термин и смысл

Oб авторе


Решение о создании Малороссии, претендующей на то, чтобы быть единственным истинным правопреемником прекратившей существование в результате нацистского переворота 2014 года Украины, создает новую геополитическую реальность на пространстве Южной России. Впрочем, эта реальность с глубокими историческими корнями – термин "Малороссия", "Малая Русь" уходит глубоко в древность, а в качестве символа нового государства был избран стяг Богдана Хмельницкого


Мы не будем сейчас говорить о политических аспектах этого исторического поворота в судьбах Южной России и не станем пока гадать – к какому исходу этот поворот приведет, станет ли он началом великого освободительного похода православных русских людей на Киев или останется чисто оборонительной политической операцией.

В избранном руководителями ДНР и ЛНР решении есть как свои несомненные плюсы – притязание на освобождение от киевской хунты всей территории Украины и, в то же время отказ от «украинства» как от политической идеи, что выражается в переименовании, так и свои минусы – отказ от четкой и однозначной русской идентичности, которая была заложена в идею Новороссии. Впрочем, если присмотреться, в идее Малой Руси, как она явилась в XVII веке, при Богдане Хмельницком, так же заложен громадный объединительный русский потенциал. Об этом мы и постараемся рассказать, проследив историю термина «Малая Русь» от его зарождения в недрах византийских патриарших канцелярий, до того момента, когда после Переяславской Рады он вошел в титул русских государей…


***

Откуда взялись термины «Малая Русь», «Малороссия», «Малоросс»? Существует популярное и часто встречающееся в дискуссиях объяснение, впервые предложенное известным русским ученым и страстным полемистом с украинским сепаратизмом А.В. Стороженко (писавшим публицистику под псевдонимом Андрей Царинный) (1857-1926). Стороженко справедливо констатировал, что понятия «Малая» и «Великая» Россия – книжного происхождения и начали применяться византийцами в их отношениях с Русью, в официальной церковной и дипломатической документации (1).

Но значению самих слов Стороженко дал ошибочное объяснение: слово «Малая» в представлении греков якобы означало первоначальную зону расселения какого-то народа, а слово «Великая» – зону его расширения, колонизации. «Великой Грецией» назывались греческие колонии в Италии, «Малой Азией» назывался полуостров якобы потому, что был родиной всех народов Азии, Малая Британия – Бретань была прародиной кельтов, заселивших Великобританию. «Малая Польша» – район первоначального расселения поляков у Кракова, а «Великая Польша» – позднейшее распространение у Познани.

По мнению Стороженко «осведомившись о происшедшем разделении Руси, патриарх и император начали называть искони им известную Киевскую, Приднепровскую Русь — Малой, а Русь Залесскую, вновь представшую их умственному взору, — Русью Великой. В пределах Малой России, по византийскому представлению, были расположены епархии: Галицкая, Владимир-Волынская, Холмская, Перемышльская, Луцкая и Туровская (1347 год)».

Это объяснение Стороженко, весьма щадящее украинское самолюбие (оно было в итоге даже вывернуто украинской пропагандой до формулы: «Москва была колонией Украины»), было поддержано крупным отечественным лингвистом О.Н. Трубачевым, который подчеркивал, что «эта модель никакой великодержавности и шовинизма в себе не таит, хотя так подчас охотно думают... В глазах искушенного читателя эти названия - неплохие дорожные указатели миграций из мысленного центра Европы» (2).

В общем вы – центр, мы – позднее колонизированная окраина. Успокойтесь и перестаньте скакать.

Но, увы. Серьезного источниковедческого анализа эта гипотеза не выдерживает. В полемику со Стороженко вступил А.В. Соловьев – крупный русский историк-славист, живший в тот момент в Югославии, а затем вынужденный югославскими коммунистами покинуть эту страну и перебравшийся в Женеву (3).

Никакого понятия «Малая Греция» в противоположность «Великой» не существовало. Кельты не переселялись из Малой Британии в Великую. Тогда эта страна называлась «Арморика». Имя же «Бретань» она получила только в результате обратной миграции кельтов, изгнанных из Великобритании англосаксами в III-IV вв. Византийцы во времена Юстиниана знали «Великую Армению» вокруг Арарата и «Малую Армению» в Киликии. Причем эти термины «Арменьа Малая и Великая» проникли в «Повесть временных лет». Когда венгерские миссионеры в 1238 году нашли к востоку от Руси, предполагаемую прародину венгров они назвали её «Великая Венгрия». Папский миссионер Вильгельм Рубрук знает «Великую Болгарию» на Волге и «Малую Болгарию» на Балканах. Распределение получается едва ли не обратным, чем то, что предположил Стороженко – «Великий» – это основной, а «Малый» – это позднейшая колония.

Но к паре «Великая» и «Малая» Россия все эти соображения вообще не относятся. Происхождение этих терминов чисто книжное. Они возникли из пыли и чернил патриаршей канцелярии в Константинополе и лишь медленно вошли в оборот на самой Руси. Этот генезис был во всех подробностях исследован А.В. Назаренко – пожалуй тончайшим по исследовательским приемам из современных отечественных источниковедов (4).

Слово «Великая Россия» (ή Μεγάλη Ρωσία) впервые появляется официально в перечне митрополий, находившихся под юрисдикцией Константинопольского патриарха составленном в конце XII века при императоре Исааке II Ангеле. Чуть раньше, около 1143 года греческий канонист Нил Доксопатр составляет для норманнского короля Сицилии Роджера II трактат о патриархатах, где замечает: «так же и в великую Русь митрополит посылается патриархом из Константинополя». Поскольку до этого греки называли эту митрополию просто Ρωσία, прибавление определения «великая» в сухих канонических документах надо как-то объяснить.

А.В. Назаренко связывает его с появлением в перечнях митрополий, относящихся к концу XI века термина «Новороссия» (νέας Ρωσίας), которая располагается в загадочном Μαυροκάστρου, то есть в «Черном городе», в котором трудно не узнать Чернигов. Тем самым происхождение термина «Новороссия» проясняется – оно означало новую митрополию, которая основана была в Чернигове в период раздела Русской Земли между тремя сыновьями Ярослава Мудрого. Изяслав княжил в Киеве, Святослав в Чернигове, Всеволод в Переяславле и у него тоже был свой митрополит Ефрем Переяславский. При составлении списка константинопольские канцеляристы эту митрополию потеряли, спутав её с болгарским городом Русием, и у них возник «Русий Престлава», но скорее всего первоначально, в списке наряду со старой митрополией Руси Киева, шли рядом митрополия Руси Чернигова и Руси Переяславля.

Позднее, когда контекст был потерян, а место в списках сохранилось, упоминая митрополию Чернигова переписчик меланхолично отметил «νέα», «новая» Руси, в противоположность всем известной старой – просто Руси, не зная, что только что на свет появился эмбрион самого эмоционально нагруженного полит-географического термина начала ХХI века.

Когда после смерти Святослава и Изяслава Ярославичей в 1078 году Всеволод Ярославич, отец Владимира Мономаха, стал единственным великим князем, сепаратные митрополии были упразднены, Всеволод стал князем «всея Руси». Это именование «πάσης Ρωσίας» отразилось на одной из найденных печатей Всеволода, хотя на других (их сохранилось больше десятка) оно не употребляется. Это позволило А.В. Назаренко высказать гипотезу, что булла именно с такой печатью была прислана князю из Царьграда для того, чтобы подчеркнуть преодоление разделения Руси и необходимость преодоления разделения митрополии.

Термин «πάσης Ρωσίας» активно употребляется в Константинополе по отношению к русскими митрополитам и князьям именно в те периоды, когда они сталкивались с опасностью раздробления митрополии, к чему греки относились чрезвычайно чувствительно. На печатях митрополитов Константина II (1167-1170) и Никифора II (1183-1198) фигурирует «вся Русь» – это явно связано с притязаниями Андрея Боголюбского вывести Владимирскую митрополию из подчинения Киеву, которые были Константинополем решительно отклонены. С тех пор на всякую угрозу целостности митрополии, константинопольские канцеляристы отвечали интенсификацией термина «вся Русь».

И именно с этим контекстом А.В. Назаренко связывает и появление в перечне митрополий «великой Руси», которая значила то же, что и «вся Русь», то есть единство русской митрополии под властью митрополита Киевского:

«В формуле вся Русь из надписей на печатях киевских митрополитов 60-90-х годов XII века нетрудно увидеть оборот синонимичный синхронному великая Русь (именно так, со строчной!) из официального термина константинопольских митрополий. Первый проливает свет на смысл второго. Выясняется, что определение «великая» применительно к Руси XII столетия вовсе не имело значения противопоставления какой-то иной малой или новой Руси, а указывало на целокупность русских земель, в церковном отношении подвластных киевскому митрополиту: великая значило «вся целиком». Такое уточнение акцентировало единство Киевской общерусской митрополии в ситуации, когда оно было только что восстановлено или подвергалось новым угрозам» (5).

Итак, «Великая Русь» – это не какая-то загадочная дальняя страна с новопоселенцами, вышедшими из Малой Руси, а Русь целиком, вся Русь.

А вот никакой «Малороссии» в греческих текстах не существует. Существует «Микророссия». Так были обозначены церковные епархии которые Константинополю пришлось отделить от киевской митрополии по требованию Галицкого князя Юрия Львовича в 1301 году. Это связано было с тем, что еще в конце XIII века митрополит Кирилл III (1242-1281), уроженец Волыни бывший в молодости близким соратником Даниила Галицкого и его фактическим ставленником на митрополичьем престоле, фактически перенес своё местопребывание из Киева во Владимир, к Александру Невскому. По его пути пошел грек митрополит Максим (1283-1305), перенесший свою резиденцию из разоренного Киева в Брянск, а затем также перебравшийся во Владимир.

Недовольный смещением церковной власти далеко на север, Галицкий князь Юрий Львович, внук Даниила Галицкого добился утверждения Константинопольским патриархом Афанасием Галицкого епископа Нифонта в качестве митрополита для подчиненных галицким князьям епархий. Поскольку византийцы рассматривали эту митрополию как дочернюю по отношению к «всей» и «великой» Руси, то в списке епархий ей было присвоено наименование митрополии «Галича Малой Руси» (της Γαλίτζες της Μικράς Ρωσίας) (6).

То, что «Микророссия» мыслилась как выделенная часть из «Великороссии» видно из многочисленных греческих пояснений к упоминанию новой митрополии, одно из которых гласит: «Было в Великой России 19 епархий: теперь же их осталось 12. Когда епархия Галиции была возведена на степень митрополии царем Андроником по царским хрисовулам и патриаршим писаниям при патриархе кир-Афанасии, то подчинились галицкой митрополии следующие епархии: Володимеря, Перемышля, Луцка, Турова и Холма» (7).

С этой митрополией, впрочем, немедленно начали происходить несчастливые приключения. В 1305, после Юрий Львович отправил в Константинополь уроженца Волыни игумена и иконописца Петра для посвящения его в митрополиты Галицкие вместо Нифонта. Однако в это время патриарху пришла весть о смерти во Владимире митрополита всея Руси Максима и прибыл кандидат от Великого Князя Михаила Тверского – Геронтий. Проволынив несколько лет патриарх Афанасий в 1308 году утвердил… митрополитом Киевским и всея Руси волынского кандидата, тем самым Галицкую митрополию фактически упразднив.

«Этот удивительный дипломатический компромисс, временно положивший конец галицкому сепаратизму, но вместе с тем давший галицкому кандидату над всей русской церковью, - отмечает прот. Иоанн Мейендорф, - ясно показывает, что с византийской точки зрения единство митрополии было важнее жалоб «Малой Руси» на церковную заброшенность» (8).

Галицкие князья старались восстановить Микророссийскую митрополию. Еще дважды в источниках всплывают «митрополиты Галицкие» Гавриил и Феодор, появлявшиеся при преемнике Петра – греке Феогносте. Однако Феогност каждый раз выигрывал аппаратную борьбу в Константинополе. Как меланхолично отметил составитель очередного перечня митрополитов, «митрополит Галицкий много раз получал эту честь, но властью русского митрополита был вновь сводим до положения епископа» (9).

Как и в случае с византийским титулом «всея Руси», проникшим в русские княжеские титулы в XIV-XV вв., титул «Малой Руси» так же из церковной терминологии перешел в светскую. В 1331 году последний Галицкий князь Юрий-Болеслав в грамоте магистру Тевтонского ордена именует себя: «Georgius Dei gratia natus dux tocius Russie Mynoris» (10).

В начале ХХ века русскими историками был опубликован даже сборник, посвященный Юрию Болеславу (о котором до нас дошли крайне обрывочные сведения). Этот сборник открывает статья проф. И. Режабека «Юрий II, последний князь всея Малыя Руси». Но справедливей было бы сказать, что Юрий был не последним, а единственным её князем, так как ни до, ни после этот титул не употреблялся.

В 1340 году Юрий-Болеслав был отравлен боярами, а после его смерти король польский Казимир захватил Львов, а Волынь принял Любарт-Дмитрий Гедиминович, православный князь из литовского правящего рода. Он-то последний и попытался официально восстановить «Митрополию Малой Руси».

Финальную точку в «легальном» существовании Микророссийской митрополии поставил император Иоанн Кантакузин – знаменитый политический лидер византийских исихастов. Выиграв в 1347 году гражданскую войну он занялся устроением церковных дел. Как раз в это время к нему пришла грамота от великого князя Московского Симеона Ивановича («Гордого») с просьбой восстановить единство митрополии. Грамота сопровождалась крупным пожертвованием на реставрацию Софии Киевской.

В ответном послании Кантакузин назвал Симеона «племянником» (ανεψιοί) и обозначил его титулом «великий король πάσης Ρωσίας) – примечательно, что там где в ρήξ всея Руси» (μέγας X-XII веках в отношении русских князей употреблялось слово «άρχον» - князь, то Кантакузин называет Симеона «ρήξ» – калькой с латинского «rex», что гораздо ближе к «король» (11).

В прилагавшемся императорском хрисовуле византийский взгляд на «Μικρά Ρωσία» выражен весьма ясно:

«С того времени, как русский народ, по благодати Христовой, получил богопознание. святейшие епископии Малой Руси, находящиеся в местности, называемой Волынью: галицкая, владимирская, холмская, перемышльская, луцкая и туровская, также как и святейшие епископии Великой Руси, принадлежали к киевской митрополии, которою в настоящее время управляет преосвященный митрополит, гипертимос и экзарх всея Руси, кир Феогност.

Но в недавнее время смут, благоприятное для всяких беспорядков, правящие делами государства и недостойно предстоятельствовавший в церкви, не помышляя ни о чем другом, как только об исполнении своих прихотей (благодаря которым они привели в беспорядок дела общественные и церковные, почти всюду внесли расстройство и смуту и причинили всяческий вред и зло христианским душам и телам), — ввели и ту новизну, что отторгли от сей святейшей митрополии киевской поименованные епископии Малой Руси и подчинили их галицкому архиерею, возведя его из епископов в митрополиты, что не только учинено в нарушение обычаев, издревле установившихся во всей Руси, но и оказалось тягостным и ненавистным для всех тамошних христиан, которые не терпят быть паствою двух митрополитов, желают, чтобы оставался непоколебимым и неизменным обычай, издревле, как сказано, у них существовавший, и всячески стремятся к уничтожению такой новизны. Так точно и в прежние времена, когда тоже была замышляема такая новость, она падала и разрушалась в самом начале — потому именно, что тамошние христиане, как сказано, не терпят отмены и нарушения своего обычая. Вот и теперь об этом деле доносит моему царскому величеству благороднейший великий король Руси, любезный племянник моего царского величества, кир Симеон и, вместе с другими тамошними князьями, просит, чтобы моим царским хрисовулом те епископии снова подчинены были упомянутой святейшей митрополии киевской, как было и прежде.

Находя сию просьбу справедливою и уважительною, как в силу упомянутого, изначала и доныне действующего церковного обычая, так и по вниманию к отменно добродетельной и богоугодной жизни названного преосвященного митрополита киевского, пречестного [гипертимос] и экзарха всея Руси, лишившегося [своих прав], наше царское величество настоящим хрисовулом, запечатанным золотом, изволяет, постановляет и определяет, чтобы святейшие епископии, находящиеся в Малой Руси: галицкая, владимирская, холмская, перемышльская, луцкая и туровская, которые, как сказано, в упомянутое время смут не по принадлежности отданы галицкому, снова подчинены были святейшей митрополии киевской» (12).

Как показывает Мейендорф, византийцы вообще чрезвычайно последовательно и упорно проводили политику на единство Руси, которую рвали на части и в церковном и в политическом отношении русские и литовские князья. Причем их «фаворитами» были именно князья Московские.

На решении Кантакузина упразднить Галичскую митрополию история «Малой Руси» скорее всего и закончилась бы, если бы не активная политика архитектора литовского великодержавия – князя Ольгерда. Оставаясь сам язычником, он, однако, активно добивался создания в подчиненных ему землях православной митрополии «альтернативной» Киевской митрополии находившейся во Владимире и Москве. Не получив положительного ответа в Константинополе, Ольгерд устроил посвящение своего кандидата – Феодорита – Болгарским патриархом в Тырново, что, конечно, было абсолютно противозаконно, ибо канонической власти ни надо Литвой, ни над Русью у Болгарского патриарха не было. Благодаря Ольгерду Феодорит водворился в Киеве и Русская митрополия оказалась на грани серьезного раскола.

Патриарх Филофей, один из ближайших соратников вождя исихазма свт. Григория Паламы, разобрался с этим вопросом весьма решительно. Феодорит был отлучен, на кафедру во Владимир был поставлен русский святитель митрополит Алексей (Бяконт), который вскоре станет фактическим регентом Москвы при малолетстве Дмитрия Донского, патриарх отправил архиепископу Новогородскому Моисею жесткое требование подчиняться только Алексею. Но главное, что сделал Феофил – это формальным постановлением перенес кафедру Митрополита Киевского и всея Руси из Киева во Владимир, вышибая из под ног раскольника Феодорита тот аргумент, что он контролирует Киев, а значит и является Киевским митрополитом.

«Святейшая русская митрополия вместе с другими городами и селениями, находящимися в её пределах, имела еще в Малой Руси город именуемый Киев, в котором изначально была соборная церковь митрополии, здесь же имели своё жительство и преосвященные русские архиереи. Но так как этот город сильно пострадал от смут и беспорядков настоящего времени и от страшного напора соседних Аламанов и пришел в крайне бедственное состояние, то святительски предстоятельствующие на Руси и имея здесь не такую паству, какая им приличествовала, но сравнительно с прежними временами весьма недостаточную, так что им не доставало необходимых средств содержания, переселились в подчиненную им святейшую епископию Владимирскую» (13).

Интересно, что в этом документе Киев относится уже не к Великой, а к Малой Руси. Очевидно, что в глазах греков границы Великой и Малой Руси были сравнительно нечеткими и подчинялись политическим обстоятельствам. В это время Киев находился уже под властью Литовских великих князей и, соответственно, ассоциировался с «Малой Русью».

Вскоре обстоятельства в Константинополе переменились и Иоанн Кантакузин, а вместе с ним и патриарх Филофей отошли от власти. Новый патриарх Каллист решил спор с Ольгердом иначе. Ольгерд отрекся от раскольника Филарета, а взамен получил в 1355 году каноничного главу Литовской митрополии – Романа, бывшего родственником как Ольгерда, так и Тверских князей.

Однако Роман претендовал на большее – на Киев, поскольку тот находился под властью Ольгерда, и даже на Тверь, по праву родства и нелюбви тверских князей к Москве. Начался затяжной конфликт, поскольку каждая сторона старалась доказать свои права на Киев. В какой-то момент возникла даже анекдотическая ситуация когда митрополит Роман затребовал из Твери церковные сборы, полагаясь на своё родство с княжеским домом. Узнав об этом деньги с той же Твери затребовал и Алексей.

В итоге патриарх пошел на компромисс: кир Роману Константинополь предоставил церковную власть не только над Литвой, но и над Малой Русью – Галицией, «чтобы он вместе с двумя литовскими епископиями, полоцкою и туровскою, с присоединением Новагородка, митрополичьей кафедры, имел еще епископии Малой Руси», в то время как кир Алексей «остается, как был рукоположен сначала, Киевским и всея Руси» (14). Но Роман даже не удостоил патриарха принять от него грамоту и уехал: он захватил у митрополита Алексея Брянскую епархию и фактически правил в Киеве.

В 1358 году митрополит Алексей решил осуществить свои первосвятительские права во владениях Ольгерда. И тогда, по выражению соборного определения патриарха Нила, составленному в 1380 году:

«Литовский князь огнепоклонник всегда готовый сделать опустошительное нападение на всякую чужую страну и покорить себе всякий город, но не находивший никакого доступа в Великую Русь, не захотел оставаться в покое, но задышал огнем на митрополита стараясь наносить ему самые тяжкие оскорбления. Так, однажды, изымав его обманом в то время когда он обозревал Малую Русь и подчиненных его власти христиан заключил его под стражу, отнял у него многоценную утварь и может быть убил бы, если бы при содействии некоторых он не убежал тайно и таким образом не избавился от опасности» (15).

Перед нами уникальное свидетельство того, что во время поездки в Малую Русь (здесь в неё опять попадает Киев) митрополит Алексей был схвачен и пленен. Русские летописи молчат об этом событии, молчит об этом и более ранняя переписка патриархов и Алексея, хотя было множество поводов этот инцидент упомянуть. Поэтому не исключено, что когда в 1380 году в Константинополе оформляли промосковское решение малороссийского вопроса, то просто переписали московскую жалобную грамоту, в которой, за давностью лет, могли что-то и преувеличить. Говорить со всей определенностью, что пленение митрополита Алексея имело место, мы бы не решились. Но и однозначно отвергнуть свидетельство этого документа у нас оснований нет. Не сохранилось, к примеру, никаких следов пребывания митрополита при постели умирающего великого князя Ивана Ивановича в 1359 году, где ему уместно было бы появиться.

Если митрополит Алексей и впрямь был пленен и бежал, то это бегство, фактически, спасло Русь – именно в этот момент в Москве скончался великий князь Иван Иванович, на княжеском столе остался малолетний сирота Дмитрий, а великое княжение так и вовсе уплыло в Нижний Новгород. Если бы митрополит не вернулся живым-здоровым и не принял на себя фактическое регентство, скорее всего столица Руси сперва переместилась бы в Вильну, а затем и была ли бы Русь вообще – неизвестно.

«Кир Роман» вел себя как хулиган. Он присвоил себе находившуюся в ведении Алексея епархию в захваченном Литвой Брянске, инициировал нападение литовцев на вотчину митрополита – Алексин на Оке, а в 1360 году приехал в Тверь, которая не была и не могла быть ему подведомственна. Но «не бысть ему ничтоже по его воле и мысли и не видесь с ним Феодор, епископ Тверский, ни чести ему коея даде» (16).

В 1361 году международные акции Ольгерда снизились, зато они выросли у митрополита Алексея, ставшего фактическим регентом Руси, к тому же благоприятно принятого в Орде, где он исцелил ханшу Тайдуллу. Патриарх Каллист по жалобе из Москвы признал, что митрополитом Киевским и всея Руси является «кир Алексей», а «кир Роман», поставленный митрополитом Литовским, притязает на большее, чем имеет право по канонам.

«Придя в Киев он не по праву совершал здесь литургии и рукоположения и дерзостно называл себя единственным митрополитом Киевским и всея Руси, что вызвало смуту и замешательство в области преосвященного митрополит Киевского и всея Руси и побудило государя литовского восстать против христиан и причинить им немало бед и кровопролития… Послы преосвященного митрополита Литовского, впредь сюда пришедшие, провозглашали, как бы похваляясь: «Видно преосвященный митрополит кир Роман силен и может овладеть всею областию Русской митрополии, если он, придя в Киев, литургисал здесь, захватил многие епископии и восстановил литовского государя против кир Алексея; имея такую силу у литовского государя он может делать всё» (17).

«Желая оградить русский христианский народ от убийств, смут, войн и замешательств» патриарх Каллист назначил следствие над Романом и отправил в Литву своих представителей. Однако в 1362 году Роман умер и патриарх с легким сердцем попросту упразднил Литовскую митрополию.

Патриарх Филофей (Коккин), вновь ставший патриархом и сменивший Калиста, даже думал издать специальный указ, в котором ссылаясь на решение Каллиста, постановлялось бы, чтобы «литовская земля ни под каким видом не отлагалась и не отделялась от власти митрополита Киевского; ибо это, быв раз допущено, произвело много замешательств и беспорядков» (18).

Но, по каким-то причинам, Филофей передумал и уже внесенное в патриаршую книгу постановление было перечеркнуто. Очевидно Филофей хотел оставить возможность восстановления Литовской митрополии как крайнее средство на случай шантажа Ольгерда гонениями на христиан или переходом в католичество.

Ольгерд в этот момент присмирел и даже позволил Алексею приехать в Брянск и поставить там епископа, а также благоприятно отнесся к крещению в Твери митрополитом его дочери. Однако в 1368 году началась большая московско-литовская война, в которой Литва вступилась за Тверь, Ольгерд дважды осаждал Кремль и о мире пришлось забыть. Патриарху в Константинополе пришлось выбирать сторону – и в июне 1370 года Филофей дает настоящий «залп из града» в поддержку Москвы (19).

В грамоте на имя великого князя Дмитрия Ивановича Патриарх Филофей именует его «всея Руси» и называет русских «святым народом» о котором он молится еще ревностней, чем об остальной пастве: «в особенности делаю это по отношению к вам, находящемуся там святому народу Христову, зная, какой они имеют страх к Богу, любовь и веру. Да, я молюсь и люблю вас всех предпочтительно перед другими» (20).

Еще более характерна грамота Филофея митрополиту Алексею, в которой звучат, прямо скажем, скорее уже папские, чем византийские нотки: «Ибо ты носишь мои собственные права и если будут покоряться, и оказывать честь и любовь твоему святительству, то будут чтить меня, имеющего на земле права Бога (τά δίκαια τοΰ ϑεοΰ). А так как ты по благодати Христовой от меня поставлен митрополитом, то и права имеешь мои, и всякий покоряющийся твоему святительству, мне покоряется» (21).

Вдумайтесь только в саму богословскую конструкцию, которая в этот момент выстроена была Патриархом Филофеем: Русские – больше других любимый патриархом, имеющим права Бога, святой народ, о котором он особенно молится, митрополит Алексей – глава Московского правительства, - наместник наместника Бога на земле, а значит непокорность ему есть непокорность Богу. Московские князь и митрополит-регент – полномочное представительство Бога на Русской Земле.

В этом же духе были выдержаны еще два документа Филофея – требование ко всем русским князьям подчиняться митрополиту Алексею и «слова его принимать за вещания Божии» (22). И еще более решительный ультиматум, отлучающий от Церкви всех русских князей, которые не участвуют в войне Москвы с язычником Ольгердом, которую патриарх фактически провозглашает крестовым походом.

«Так как благороднейшие князья русские все согласились и заключили договор с великим князем всея Руси кир Димитрием, обязавшись страшными клятвами и целованием честного и животворящего креста, в том, чтобы всем вместе идти войною против чуждых нашей вере, врагов креста, не верующих в Господа нашего Иисуса Христа, но скверно и безбожно поклоняющихся огню; и великий князь, согласно своей клятве и договору, заключенному с теми [князьями], не дорожа своей жизнью и ставя выше всего любовь к Богу и обязанность воевать за Него и поражать врагов Его, изготовился и дожидался их; а они, не боясь Бога и не страшась своих клятв, преступили их и крестное целование, так что не только не исполнили взаимного договора и обещания, а напротив, соединились с нечестивым Ольгердом, который, выступив против великого князя, погубил и разорил многих христиан: то князья эти, как презрители и нарушители заповедей Божиих и своих клятв и обещаний, отлучены [от церкви] преосвященным митрополитом киевским и всея Руси, во Святом Духе возлюбленным братом и сослужителем нашей мерности» (23).

Момент был самый решительный – грамота дана в июне, а в декабре 1370 Ольгерд и его союзник Михаил Тверской подошли к Москве, но не преуспели. Нет сомнений, что снабдив Москву целым ворохом свидетельств поддержки, составленных в самых энергичных выражениях, патриарх чем смог оказал существенную дипломатическую поддержку в конфликте с Литвой.

Однако тут за Филофея вновь взялась Микророссия. В том же 1370 году пришло послание от Казимира, «короля земли ляшской и Малой Руси» с требованием восстановить Галицкую митрополию и поставить на неё некоего Антония. Послание сопровождалось недвусмысленной угрозой: «А не будет милости Божией и вашего благословения на сем человеке, то после не жалуйтесь на нас: нам нужно будет крестить русских в латинскую веру» (24).

Перед этой угрозой, повторяющейся с тех пор относительно русских людей на Малой Руси постоянно, Филофей вынужден был уступить. В мае 1371 года состоялось «соборное деяние о пришедшем из Малой России епископе кир Антонии», который был поставлен Галицким митрополитом и «уполномочен временно взять в своё ведение холмскую, туровскую, перемышльскую и владимирскую [Волынскую – Е.Х.]» (25).

В объяснениях с митрополитом Алексеем, патриарх решил свалить вину за это решение на русскую сторону: «Знай же, что так как ты в продолжение стольких лет не посещал и не обозревал Малой Руси, то король Ляшский Казимир, владеющий Малой Русью и другие князья послали сюда, нашей мерности, епископа…» (26).

В том же письме Филофей жалуется Алексею и на письмо от Ольгерда, полученное одновременно с письмом Казимира. В этом письме Ольгерд подробно перечисляет вины Москвы и лично митрополита в агрессивной политике против союзников Ольгерда, в нарушении крестного целования (напомню, что сам Филофей наделил Алексея правами, которые, по сути, давали ему возможность налагать анафемы и разрешать клятвы, как если бы это делал сам Бог) (27).

«И при отцах наших не было таких митрополитов как сей митрополит! – благословляет Московитян на кровопролитие, и к нам не приходит, ни в Киев не наезжает… Дай нам другого митрополита на Киев, Смоленск, Тверь, Малую Русь, Новосиль, Нижний Новгород» (28). Здесь у Ольгерда Малая Русь опять отдельно от Киева, но заявка донельзя амбициозная, фактически отделить от Москвы и её митрополита епархии всех союзников и доброжелателей Ольгерда. Ни на что подобное Филофей не мог согласиться даже в страшном сне.

В итоге политика патриарха в русско-литовском церковном конфликте стала совершать немыслимые кульбиты. Он отправил на Русь в качестве примирителя монаха Киприана, а затем, в декабре 1375 года, при живом еще митрополите Алексее сделал Киприана «митрополитом Киевским, Русским и Литовским», поставив его для земель, находившихся во власти Ольгерда.

Одни исследователи считают, что это был откровенный конформизм под давлением Ольгерда, к тому же не очень порядочный со стороны Киприана в отношении митрополита Алексея (29). Другие, как о. Иоанн Мейендорф и Г.М. Прохоров, видят тут мудрую политику Филофея по сохранению единства митрополии (30).

У Киприана были хорошие связи с русским монашеством, в частности с преп. Сергием Радонежским, а вот продвигавшегося князем Дмитрием Ивановичем на роль преемника-мтрополита попа Михаила Митяя в Литве точно бы не приняли. При всем том что позднее Киприан стал единым митрополитом Руси и скончал живот свой в этом звании, а Православная Церковь причислила его, выдающегося писателя, к лику святых, сам факт «параллельного» поставления никаких оправданий с точки зрения церковных канонов иметь не может и это решение патриарха всё запутало.

К тому моменту, когда скончался в 1378 году митрополит Алексей, патриарх Филофей уже был отставлен от патриаршества и Киприан лишился поддержки. В Константинополь отправился любимец великого князя Дмитрия Михаил Митяй, однако по дороге он то ли умер, то ли был сведен в могилу окружением. Поскольку деньги за поставление имелись, а грамоты Великого Князя еще не были заполнены, то сопровождавшие Митяя архимандриты решили вписать имя одного из них – Пимена, и сделать его митрополитом. Их возможности были больше у Киприана и они добились признания его неканонично поставленным (вполне вероятно с их показаний и появилось в тексте патриаршей грамоты пленение митрополита Алексея Ольгердом).

В этом-то контексте опять появляется понятие «Малая Русь» – именно так, «митрополитом Литвы и Малой Руси» именуется Киприан в акте о его низложении, принятом патриархом Нилом в 1380 году. Отказав Киприану в титуле митрополита Киевского и признав его поставление незаконным, патриарх однако оставил его «митрополитом Литвы и Малой Руси» (31). При этом Патриарх постановил, что Пимен «если же митрополит Малой Руси и Литвы скончает живот свой прежде него, то он примет в своё управление и Малую Русь с Литвою… А после него на все времена архиереи Всея Руси будут поставляемы не иначе как только по просьбе из Великой Руси» (32).

Но тут опять всё запуталось. Дмитрий Донской не посылал за митрополичьим саном никакого Пимена. Он посылал туда Митяя, и, разумеется, после возвращения на Русь, Пимен немедленно был схвачен и сослан в далекую Чухлому. Великий Князь решил примириться с Киприаном и сделать митрополитом именно его. Есть несколько точек зрения, когда Киприан прибыл в Москву – если в мае 1380, то он благословил князя на Куликовскую битву, если годом позже, то нет. Но в любом случае известно, что именно при его поддержке большая группа православных литовских князей-Гедиминовичей приняла участие в Куликовской битве.

Так или иначе, с приходом в Москву Киприана, «Малая Русь» снова из большой церковной политики исчезла. В акте об окончательном низложении Пимена и утверждении Киприана митрополитом Всея Руси, многократно фигурирует «Великая Русь», а «Малая Русь» даже не упоминается, как и в грамотах о церковных делах Галича, относящихся к концу XIV века (33).

Даже когда в 1414 году литовский князь Витовт, не признав преемника митрополита Киприана – митрополита Фотия, самовольно и без благословения Константинополя поставил во главе литовских православных болгарина Григория Цамблака, тот был возведен в сан «митрополитом Киевским и всея державы Литовския». Когда в 1458 году польский король Казимир вывел из подчинения Москве православные епархии Речи Посполитой и поставил туда митрополита-униата Григория Болгарина, тот получил титул «митрополит Киевский, Галицкий и всея Руси». Про «Малую Русь» вновь не вспомнили.


***

Итак, подведем промежуточные итоги, прежде чем последовать дальше. Терминология «Великая Росия» и «Малая Росия» полностью изобретена в канцелярии константинопольских патриархов и использовалась для описания церковных дел и пространства канонической власти митрополитов Руси. Сперва была просто «Русь», потом, в период разделения Руси сыновьями Ярослава Мудрого, проскальзывает понятие «Новороссии» – новых митрополий Руси в противоположность Киеву. С восстановлением единовластия восстанавливается и единое каноническое пространство «всей Руси» и «Великой Руси». Когда в начале XIV века в виду сепаратистских притязаний Галицких князей Константинополь нехотя образует Галицкую митрополию, он обозначает её как «Микророссию» в противоположность «Великороссии» оставшейся в подчинении у митрополитов Киевских, пребывавших во Владимире, а затем в Москве. Постепенно, по мере завязывания в Восточной Европе узла противоречий между Польшей, Литвой и Москвой, претендовавшими на русские земли, объем термина «Малая Русь» начинает совершать в дипломатических и канонических грамотах немыслимые скачки, то расширяясь до Киева, то сужаясь до одной Галиции, пока, на какое-то время, в связи с формированием устойчивого равновесия между Россией-Москвой и Речью Посполитой, не забывается, чтобы воскреснуть вновь в другую эпоху и в другом контексте. Исторические перипетии судьбы русского народа в польско-литовском государстве наполняли этот термин всё новыми смыслами, когда формула «Малая Русь» стала знаменем воссоединения с Великой Русью. Об этом мы и поговорим в следующий раз.

Мы не будем сейчас говорить о политических аспектах этого исторического поворота в судьбах Южной России и не станем пока гадать – к какому исходу этот поворот приведет, станет ли он началом великого освободительного похода православных русских людей на Киев или останется чисто оборонительной политической операцией.

В избранном руководителями ДНР и ЛНР решении есть как свои несомненные плюсы – притязание на освобождение от киевской хунты всей территории Украины и, в то же время отказ от «украинства» как от политической идеи, что выражается в переименовании, так и свои минусы – отказ от четкой и однозначной русской идентичности, которая была заложена в идею Новороссии. Впрочем, если присмотреться, в идее Малой Руси, как она явилась в XVII веке, при Богдане Хмельницком, так же заложен громадный объединительный русский потенциал. Об этом мы и постараемся рассказать, проследив историю термина «Малая Русь» от его зарождения в недрах византийских патриарших канцелярий, до того момента, когда после Переяславской Рады он вошел в титул русских государей…

Окончание следует.


1.Стороженко А. В. Малая Россия или Украина? Ростов-на-Дону, 1919; В сборнике «Украинский сепаратизм в России. Идеология национального раскола». Москва, 1998. С. 280-290

2.Трубачев О.Н. Этногенез и культура древнейших славян. Лингвистические исследования. М., «Наука», 2003 с. 166

3.Соловьев А.В. Великая, Малая и Белая Русь // Вопросы истории. №7 1947 сс. 24-38

4.Назаренко А.В. «Новороссия», «Великороссия» и «вся Русь» в XII веке: церковные истоки этнополитической терминологии // Древняя Русь и славяне (Древнейшие государства Восточной Европы, 2007). М., Русский Фонд Содействия Образованию и Науке, 2009 сс. 246-268

5.Там же. с. 257

6.Там же. с. 250

7.Соловьев А.В. Великая, Малая и Белая Русь… с. 28

8.Мейендорф, Иоанн. Византия и Московская Русь. Очерк по истории церковных и культурных связей в XIV веке. Paris, YMCA-PRESS, 1990 сс.117-118

9.Цит по Мейендорф. Византия… с. 118

10. Болеслав Юрий II, князь всей Малой Руси. СПб 1907 с. 5

11. Русская историческая библиотека издаваемая археографическую комиссиею. Т.6. Памятники древнерусского канонического права. Ч.1. (Памятники XI-XV вв). СПб, 1880. Приложения. Памятники русского канонического права XIII-XV вв. сохранившиеся в греческом подлиннике (далее «Памятники… Приложение.»). № 5 ст. 25-30

12. Памятники… Приложение. № 3 ст. 13-20

13. Памятники… Приложение. № 12 ст. 63-70

14. Памятники… Приложение. ст. 76

15. Памятники… Приложение. ст. 168

16. Цит по. Карташев А.В. Очерки по истории Русской Церкви. М., «Терра», 1993. Т.1. с. 318

17. Памятники… Приложение. № 13 ст. 78

18. Памятники… Приложение. № 15 ст. 91-98

19. Памятники… Приложение. №№ 16, 17, 18, 19, 20, 21.

20. Памятники… Приложение. № 16 ст. 100

21. Памятники… Приложение. № 17 ст. 108

22. Памятники… Приложение. № 18 ст. 109-114

23. Памятники… Приложение. № 20 ст. 117-120

24. Памятники… Приложение. № 22 ст. 125-128

25. Памятники… Приложение. № 23 ст. 129-134

26. Памятники… Приложение. № 25 ст. 141-148

27. Памятники… Приложение. № 24 ст. 135-140

28. Памятники… Приложение. № 24 ст. 138

29. Карташев. Очерки… сс. 321-323

30. Мейендорф. Византия… сс. 239-265; Прохоров Г.М. Повесть о Митяе. Русь и Византия в эпоху Куликовской битвы. Ленинград, «Наука», 1978

31. Памятники… Приложение. № 30 ст. 165-184

32. Памятники… Приложение. ст. 184

33. Памятники… Приложение. № 33. ст. 193-228


Царьград


Егор Холмогоров, Рождение «Малой Руси». Термин и смысл // «Академия Тринитаризма», М., Эл № 77-6567, публ.23564, 20.07.2017

[Обсуждение на форуме «Публицистика»]

В начало документа

© Академия Тринитаризма
info@trinitas.ru