|
Многострадальному, бесконечно талантливому и трудолюбивому
белорусскому народу
посвящается
Конец XIX, начало XX века сопровождал взрыв технического прогресса. Схема кредитования стала неотъемлимой частью производительного капитала. А банковский капитал сделался решающей силой промышленного развития1. В Европе могущественное значение приобрёл Дом Ротшильдов с его вековой династией банкиров. За океаном начал быстро наливаться мощью новый могучий колосс – финансовый капитал, суливший необыкновенные доходы от открытых возможностей Нового Света. Насыщенный деловой энергетикой финансовый пул Уолл-стрита бесцеремонно отказался от консервативных привычек Сити, а заокеанская империя новых магнатов банковского дела Рокфеллеров бросила перчатку конкурентам Ротшильдам.
Наверное, с этого времени начались финансовые войны, продолжение которых мы можем наблюдать и сегодня. И в то же время небывалая концентрация финансового капитала в одних руках потребовала общих целей и правил поведения от всех, кто возглавил банковскую пирамиду. Это было необходимо для извлечения максимальной прибыли из тех преимуществ, которые открывались перед безграничной финансовой властью, обретённой новыми королями промышленной экономики. Простой процентной доходности уже казалось мало.
Для безопасного обеспечения кредитов банковские семьи приняли немалое участие в создании фиктивного капитала, акционерных портфелей производственных компаний. Они постепенно сосредоточили в своих руках контрольные пакеты ценных бумаг и подчинили себе решающие отрасли промышленной сферы. Слияние банковского капитала и промышленных активов привело вскоре к созданию транснациональных корпораций. Мир оказался без национальных экономических границ, легко управляемый капитанами общего большого дела.
Корпоративные картели беспощадно сметали жизненный уклад и культурологический слой в колониях, подчиняя своим интересам населяющие их народы, насильно приучая их выполнять чуждую, непривычную работу. С приходом чужеземных повелителей коренные народы либо вымирали, оставляя пришельцам свои угодья и землю, либо превращались в маргинальных рабов, способных лишь механически выполнять команды. И, что самое главное, родовых вождей племён заменили преданные цивилизатором служки, готовые на самые страшные преступления во имя доверия у своих покровителей. Вот так финансовый капитал открыл для себя волшебную палочку господства над людьми во имя дешёвой прибыли. Это были те самые цветочки, за которыми постепенно наливались ядовитые плоды современного глобализма2.
К концу XIX века мировой финансовый центр окончательно сместился из Великобритании в США. Там возникла мощнейшая финансовая группа из главных банкиров того времени. Рокфеллер, Морган, Ламонт, Кун, Бельмон, Леб, Лазер, Ланденбург, Талман, Шпейер, Шифф. Они потребовали себе право распоряжаться финансовыми потоками США. В обмен на их финансовую поддержку президент Вудро Вильсон принял эти условия, и с тех пор экономика США стала инструментом их воли.
Разумеется, охарактеризованные выше тенденции ничего общего не имеют с теми теоретическими представлениями о рыночно-конкурентной модели, к которой должны стремиться осуществляющие экономические реформы страны Таможенного союза. Приведенные примеры из практики лидеров мировой экономики красноречиво свидетельствуют о степени отрицания тех теоретических воззрений о рыночно-конкурентном механизме экономического развития, которые столь активно пропагандируются и навязываются западными учёными в развивающихся и переходных странах. Научной общественности последних давно пора осознать, что времена, когда А. Смит создавал свое великое учение о «невидимой руке» рынка безвозвратно канули в лету, поскольку в наши дни отдельные ведущие западные мегакорпорации по своим финансовым возможностям в десятки, а порой даже и в сотни раз превосходят ВВП подавляющего большинства стран мира.
Как это уже отмечалось выше, главной причиной указанного отрицания классической рыночно-конкурентной модели экономического развития является, прежде всего, необходимость инновационного развития и перехода к инновационной экономике. Согласно исследованиям некоторых зарубежных и отечественных ученых, несмотря на многоцелевой эффект от интеграции субъектов хозяйствования, все же «… главная выгода американских компаний от проведения слияний в промышленности связана с экономией на долгосрочных разработках и создании новых видов продукции, а также на капиталовложениях в новые технологии»3.
Результаты расчета позволяют сделать чрезвычайно важный теоретико-методологический вывод о том, что конкурентно-рыночный механизм является серьезным препятствием для научно-технического и технологического прогресса и процесса формирования инновационной экономики стран-участниц Таможенного союза4.
Действительно, в условиях новой экономики (экономики, основанной на знаниях), когда стоимость получения новых знаний, в том числе осуществления НИР и НИОКР стремительно возрастает, рыночно-конкурентная модель быстро теряет свою актуальность. Это происходит по той причине, что в рыночно-конкурентной среде самостоятельные и конкурирующие друг с другом многочисленные предприятия вынуждены столь же большое количество раз дублировать затраты на НИР и НИОКР с целью осуществления технико-технологических инноваций. В условиях неуклонного удорожания исследований и разработок нерациональное дублирование указанных затрат существенно снижает эффективность рыночно-конкурентного механизма, который оказывает все большее и большее тормозящее воздействие на научно-технический и технологический прогресс5.
С учетом того, что информация (знания, результаты НИР и НИОКР) могут многократно тиражироваться с минимальными издержками, возникает принципиальная возможность экономии издержек на исследования и разработки при условии, что предприятия откажутся от принципа рыночного индивидуализма в пользу их интеграции в бизнес-системы и заменят конкуренцию во взаимоотношениях друг с другом на сотрудничество. В этом случае затраты на НИР и НИОКР могут быть осуществлены всего лишь один раз (например, вскладчину) и затем растиражированы среди участников бизнес-системы, что исключит нерациональное многочисленное дублирование издержек на исследования и разработки. В итоге эффективность инновационной деятельности в интегрированной системе предприятий оказывается существенно выше, чем в рыночно-конкурентной среде, когда каждая бизнес-единица действует на свой страх и риск самостоятельно, конкурируя друг с другом и имея при этом отрицательный экономический эффект от внедрения инновации.
Отсюда следует важнейший теоретико-методологический вывод о том, что инновационная экономика является качественно новой ступенью на пути эволюции экономических систем, следующей за рыночно-конкурентной моделью и во многом ее отрицающей6. Представляется, что описанные выше недостатки в сфере формирования инновационной экономики в большинстве постсоветских стран обусловлены тем, что их экономики ориентированы на заведомо неконкурентную в условиях экономики знаний рыночную модель развития, в то время как сегодня актуальна модель инновационного развития, основанная на совершенно иных закономерностях и принципах взаимодействия.
Вот почему в последние десятилетия технологически развитые страны демонстрируют отнюдь нерыночные тенденции своего экономического развития – интеграцию субъектов хозяйствования, их превращение в мегакорпорации и, следовательно, тотальную монополизацию национальных и мирового рынков7. Действительно, в условиях рыночной конкуренции (обособленность, ориентация на индивидуальный успех, конкуренция, «война всех против всех»), когда каждое предприятие действует на свой страх и риск самостоятельно, внедрение новшества на единичном предприятии, как правило, оказывается неэффективным. Если же n предприятий, интегрировавшись в бизнес-систему, отказались от стандартных рыночно-индивидуалистских форм поведения в пользу коллективизма и сделали шаг от обособленности и конкуренции к интеграции и сотрудничеству, то указанное нововведение оказывается эффективным. При этом величина общего экономического эффекта оказывается тем выше, чем большее количество предприятий интегрировано в бизнес-систему и действует сообща, коллективно. Это означает, что устойчивый, инновационный экономический рост объективно требует дальнейшего обобществления производства и перехода к коллективным формам хозяйствования8.
Очевидно, что описанный выигрыш возникает из-за существенной экономии затрат на исследования и разработки, которые сегодня весьма и весьма капиталоемки и в условиях бизнес-системы не дублируются каждым предприятием в отдельности, как это имело бы место в условиях конкурентного рынка, а осуществляются единовременно. Сто-двести лет тому назад, когда стоимость исследований и разработок была невелика и, например, закон всемирного тяготения можно было открыть, лежа под яблоней, синергетический эффект от экономии на указанных затратах был незначителен и потому именно конкурентно-рыночный механизм обеспечивал максимально эффективное использование ресурсов. Сегодня же, когда затраты на исследования и разработки составляют значительную часть общих затрат на производство и реализацию продукцию, максимально эффективное использование ограниченных ресурсов осуществляется в условиях растущего обобществления производства и коллективных форм поведения субъектов хозяйствования, еще совсем недавно бывших непримиримыми конкурентами. Неслучайно некоторые западные специалисты сегодня ведут речь о революции в менеджменте, итогом которой станет формирование экономических систем принципиально нового типа, эффективность которых будет обеспечиваться не конкуренцией, а реализацией синергетического, интеграционного эффекта на основе коллективизма, сотрудничества и централизации9.
Вот почему страны, осуществляющие переход к рыночной экономике, как правило, неконкурентоспособны и заведомо проигрывают в темпах научно-технического и технологического развития тем странам, которые, по сути дела отказавшись от рыночно-конкурентных принципов хозяйствования, осуществляют переход к инновационной экономике. Разумеется, в целях сохранения своего лидирующего положения гранды мировой экономики кровно заинтересованы в том, чтобы развивающиеся и переходные страны шли по ложному пути построения именно рыночных систем хозяйствования, связанному с дезинтеграцией народнохозяйственных комплексов и национальной экономики, децентрализацией и всеобщей конкуренцией.
Существенные различия в уровнях научно-технического и технологического развития между развитыми странами и государствами с переходной к рынку экономикой, на наш взгляд, обусловлены тем, что первые осуществляют переход к инновационной экономике, в то время как вторые – к рыночной.
Следовательно, необходимость формирования инновационной экономики в странах Таможенного союза делает актуальной проблему решительного отказа от ориентации на построение рыночной системы хозяйствования в пользу отрицающей ее модели экономики инновационного типа, проблему замены господствующей рыночно-конкурентной научно-образовательной парадигмы на теорию ассоциативного поведения, экономической интеграции экономических агентов и формирования бизнес-систем, что и предлагалось и осуществлялось автором настоящей статьи в период работы в Союзном государстве Беларуси и России10.
Кроме того, необходимость реализации указанного синергетического эффекта настоятельно диктует целесообразность межгосударственной интеграции в научно-технической и технологической сфере, о важности формирования скоординированной межгосударственной инновационно-промышленной политики11. Интеграция в рамках Таможенного союза, в первую очередь, жизненно важна для Беларуси, которой «в наследство» от бывшего СССР достался большой научный и промышленный потенциал, обслуживавший в свое время всю огромную страну. Сегодня же, когда число потребителей результатов НИР и НИОКР в стране объективно ограничено ее малой территорией и экономикой, большинство затрат на исследования и разработки неэффективно по той же самой причине, по которой их осуществление нецелесообразно в рамках единичного предприятия.
В связи с интеграционными процессами на уровне микро-, макро- и мегаэкономики (ТНК и ТНБ) объективно сужается круг субъектов хозяйствования, реально принимающих весомые экономические решения, что равносильно централизации управления национальной, а в современных условиях и мировой экономикой. Разумеется, описанные процессы кардинально отличаются от «дружеских» советов наших заокеанских партнеров, которые настойчиво ориентируют переходные к рынку страны на формирование конкурентно-рыночной среды через дезинтеграцию и децентрализацию управления экономикой. Хотя сегодня ведущие учёные ЦЭМИ РАН, например, Г.Б. Клейнер вынуждены признавать, что в России и в целом ряде других переходных стран упования на волшебную силу рыночной самоорганизации и децентрализация управления экономикой не оправдали ожиданий, а отсутствие мезоэкономических институтов привело к утрате целостности и синергизма экономики, а, следовательно, к потере ею своей конкурентоспособности.
Сегодня, на фоне быстрой деградации научно-технической и технологической сферы стран бывшего СССР, деиндустриализации и примитивизации их национальных экономик, постепенного, но неумолимого превращения их в сырьевую провинцию Запада становятся очевидными масштабы потерь вследствие разрушения нашей общей великой Родины, которая еще совсем недавно объективно имела вторую в мире экономику и уверенно соперничала с самими США хотя бы по отдельным направлениям научно-технического прогресса12.
В наши дни принципы интеграции, ассоциативного поведения корпораций и реализации ими синергетического эффекта в области научно-технического прогресса уверенно переносятся технологически развитыми странами с уровня макроэкономических систем (национальных экономик) в сферу мегаэкономики13. На практике этот процесс обусловлен тем, что в современных условиях лидеры мировой экономики вместо продажи результатов исследований и разработок, в том числе и за мировые валюты, предпочитают обмениваться ими между собой на основе своеобразного бартера, что сегодня даже обозначается специальным термином – хайтеграция. Хайтеграция, понимаемая как интеграция и сотрудничество нескольких развитых стран в области разработки и обмена высокими технологиями, позволяет лидерам мировой экономики: использовать преимущества от международного разделения труда в сфере осуществления НИР и НИОКР и тем самым исключить нерациональное дублирование затрат на исследования и разработки (природа возникновения экономического эффекта от хайтеграции та же, что и в случае интегрирующихся экономических систем низшего уровня – отдельных предприятий); исключить возможность доступа большинства развивающихся и переходных к рынку стран к самым передовым технологиям, что обеспечивает гарантированное технико-технологическое отставание последних, их неконкурентоспособность и периферийное развитие14.
Важнейшим направлением поддержания высокой конкурентоспособности западных компании в условиях инновационной экономики является использование методов сверхускоренной амортизации новых технологий и технологического оборудования, подразумевающих обеспечение среднего темпа воспроизводства основного капитала на уровне не более 5-6 лет. С учетом того, что значительная часть основного капитала (здания, сооружения, объекты инфраструктуры) имеет существенно более длительные сроки использования, указанный средний темп его воспроизводства обеспечивается за счет сокращения продолжительности эксплуатации технологического оборудования и технологий до 2–3 лет. Для стимулирования этого процесса западные ТНК используют механизмы сверхускоренной амортизации указанной части основного капитала, что позволяет им быть, что называется, на гребне волны научно-технического и технологического прогресса и достигать тем самым максимума конкурентоспособности. По нашему мнению, именно при помощи ускоренной амортизации были созданы финансовые предпосылки технологического прорыва в электронике, приборо- и машиностроении в США, Японии, Германии15.
Использование механизмов сверхускоренной амортизации позволяет западным ТНК и, следовательно, ведущим странам мира, где собственно эти ТНК и базируются, реализовывать следующие конкурентные преимущества: использовать для производства продукции только самые передовые, прогрессивные технологии, обеспечивающие максимальное качество продукции и (или) минимальные издержки производства, поскольку полностью амортизированное за непродолжительное время технологическое оборудование безболезненно заменяется новым, современным; обеспечивать гарантированное отставание развивающихся и переходных к рынку экономик, поскольку полностью амортизированное методами сверхускоренной амортизации, но не достигшее даже половины своего физического износа технологическое оборудование имплантируется в виде прямых иностранных инвестиций или просто сбывается в страны «второго» и «третьего» мира. При этом затраты на технологическое оборудование не просто возвращаются корпорации в виде амортизационных отчислений за 2–3 года его использования, но и покрываются на 120–150% за счет прибыли от реализации морально устаревших основных средств.
Разумеется, полученные ресурсы используются на приобретения новых, более прогрессивных и дорогих внеоборотных активов. Вот почему столь распространенное в странах СНГ и отчасти Таможенного союза (исключение Беларусь и то только потому, что Президент Республики Беларусь А.Г. Лукашенко это понял раньше всех руководителей на постсоветском пространстве) упование на «живительную» силу прямых иностранных инвестиций, как фактор технико-технологического прорыва, столь же безрезультатно, сколь и наивно. С этих позиций прямые иностранные инвестиции, в том числе даже связанные с трансфером западных технологий, это не путь в мир «хай-тэк»16, а дорога в страну «вечный секонд-хэнд».
Конкурентоспособность и инновационная активность западных корпораций должна являться предметом пристального внимания и заботы со стороны государств-участников Таможенного союза, которые собираются реализовывать научно обоснованную инновационную, монетарную, кредитно-денежную, фискальную политику в интересах высокотехнологичных секторов экономики как это было на заре становления Союза Беларуси и России. Была собрана команда-интеллектуалов во главе с Полномочным представителем Президента Республики Беларусь – заместителем Председателя Совета Министров Республики Беларусь Л.П. Козиком, которая смогла в единый комплекс увязать краткосрочные, среднесрочные и долгосрочные цели развития российско-белорусской интеграции17. Эффект в области реализации высокотехнологичных российско-белорусских программ был потрясающий.
Кстати, 8 мая 2012 года, Председатель ЛДПР В.В. Жириновский в Государственной думе Российской Федерации предложил Президенту России В.В. Путину и новому Председателю Правительства России Д.А. Медведеву туже идею: собрать команду-интеллектуалов (в качестве эксперимента) для управления отдельным регионом России.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17