Много лет тому назад Чарли — тогда глубоко уважаемый ортопед и мой наставник — обнаружил у себя в желудке какое-то образование. Диагноз, поставленный одним из лучших хирургов страны, который разработал процедуру, увеличивающую вероятность 5-летнего выживания пациентов втрое (с 5% до 15%) был неутешителен — рак поджелудочной. Он сказал, что Чарли еще немного проживет, хотя и с невысоким качеством жизни. Чарли, которому было 68 лет, никакого интереса к этой процедуре не проявил. Он выписался из клиники на следующий же день, отправился домой, прекратил частную практику и ногой больше не ступал в госпиталь. Остаток времени он посвятил семье — несколько месяцев спустя он умер у себя дома. Он не получал ни химиотерапию, ни облучение, равно как и не оперировался. В общем, расходы по медицинской страховке были минимальны.

Хотя это то, о чем говорить крайне неприятно, но доктора тоже умирают. Необычным тут является не то, какое супер-лечение получают сами доктора по сравнению с обычными смертными, а то, что они часто отказываются от всякого лечения. А все почему? Потому что они абсолютно точно знают, что произойдет в результате лечения, знают все варианты исхода, хотя, как правило, имеют возможность получать медицинскую помощь любого уровня. Но, тем не менее, они предпочитают уходить спокойно и кротко.

Доктора хотят умирать не больше всех остальных. Но они, как правило, доносят до членов своих семей то, что медицина, вообще говоря, может не так уж много, а потому хотят быть уверены в том, что никакого героизма в роковой час не будет. В свои последние часы они, например, совершенно не мечтают о том, чтобы кто-то поломал им ребра в результате сердечно-легочной реанимации (СЛР), что, собственно, всегда и происходит, когда делают как надо.

В 2003 году Джозеф Дж. Галло с коллегами провели исследование на тему: чего хотят врачи, когда дело доходит до распоряжений, связанных с окончанием жизни. В ходе опроса, в котором приняло участие 765 врачей, выяснилось, что 64% из них составили подробные директивы относительно того, какие меры по спасению их жизни должны и, главное, не должны приниматься в случае, если они станут недееспособными. Сравните это с менее 20% подобных распоряжений, оставляемых обычными людьми.

Откуда же берется такое большое несоответствие между решениями докторов и пациентов — 20% против 64%? Очень показателен пример с СЛР. Исследование, проведенное Сьюзан Дим с коллегами, наглядно показало, что по телевидению демонстрируется обман — народу показывается, что СЛР эффективна в 75% случаев, и что 67% пациентов счастливо отправляются домой. В реальности же исследования 2010 года показали, что из 95000 случаев СЛР лишь 8% пациентов живут после этого дольше 1 месяца, из которых лишь 3% потом могут вести более-менее нормальную жизнь. Один из 417 человек!

В отличие от более ранних эпох, когда доктора просто-напросто делали то, что сами считали лучшим, современная система основывается на том, что выбирает пациент. Врачи действительно стараются удовлетворить желания пациентов, но когда пациент спрашивает «А что бы сделали в моей ситуации вы?», врачи часто уходят от ответа. Мы не хотим навязывать свои взгляды страждущим.

В результате все больше людей получают совершенно ненужную, бесполезную помощь по спасению жизни, и все меньше людей умирают у себя дома (чем, скажем, 60 лет назад). Профессор по уходу за больными, Карен Кель в статье озаглавленной «Движение навстречу покою: анализ концепции хорошей смерти», ранжировала атрибуты привлекательной смерти, среди которых были такие как отсутствие страха, самообладание, ощущение завершения дел, помощь и забота родных и близких. Какой госпиталь может предоставить все это?

Письменные директивы позволили бы пациентам намного лучше спланировать окончание жизни. И хотя большинство из нас понимает, что налоги неизбежны, то с раздумьями о смерти все обстоит намного сложнее, что не позволяет подавляющему большинству американцев составлять правильные распоряжения.

Но так быть не должно. Несколько лет тому назад, в возрасте 60 лет, с моим двоюродным братом (рожденным в свое время прямо дома при свете свечей) случился припадок, что оказалось результатом рака легкого, давшего метастазы в мозг. Мы узнали, что при самом агрессивном лечении, включающем в себя 3-5 недель в стационаре с целью химиотерапии, он протянет около 4-х месяцев. Мой брат не был врачом, но он прекрасно понимал разницу между качеством жизни и количеством. В итоге он отказался от всякого лечения — принимал только таблетки против отека мозга — и переехал жить ко мне.

Мы прожили бок о бок 8 месяцев в такой приятной атмосфере, какой у нас не было десятилетия — мы ездили в Диснейленд и проводили много времени просто дома. Мой брат очень любил смотреть спортивные состязания и обожал мою домашнюю кухню. У него так и не появилось сильных болей и он до последнего дня оставался жизнерадостным. Однажды он просто не проснулся — последующие 3 дня он пролежал в коме и скончался. Затраты на «лечение» составляли примерно 20 долларов в месяц — на таблетки от отека мозга. Время жизни — вдвое дольше по сравнению с тем, сколько он прожил бы, начни он «лечиться» как было рекомендовано. Качество жизни — очень высокое.

Что же касается меня, то мой доктор знает, чего я хочу — я все изложил в письменном виде, для врача это совсем несложно. Никакого героизма не будет — я спокойно уйду в вечную ночь. Также как это сделал мой наставник Чарли. Также как это сделал мой двоюродный брат. Также как это сделали многие мои коллеги по врачебному ремеслу.

Наш комментарий к теме.

К нам в почту довольно часто приходят обращения следующего содержания:

Пример 1: У моей мамы печень поражена раком на 80%. Пожалуйста, подскажите, как можно организовать покупку ваших препаратов и каких? Простите, я пока не могу трезво соображать, поэтому буду рада любому совету.

Пример 2: Моя мама больна раком кишечника, 4 стадия. Лечу ее сама, вне нашей «медицины». Путем изысканий пришла к работам Э.Ревичи. Есть огромная надежда и желание добиться успеха.

Скажите, как можно купить ваши препараты?

Наш совет: невозможно что либо кардинально изменить у больных с 4-й стадией рака. Не мучайте ни себя, ни больных — отпустите их! Рак 4-й стадии необратим, неизлечим, а от любого лечения в большинстве случаев конец будет намного более тяжелым, чем вообще без лечения. Рак 4-й стадии нельзя даже удерживать в стабильном состоянии. Это значит, что долго жить вместе с опухолью не получится.

Также нередки обращения такого рода: моему папе 75 лет — хочется, чтобы он пожил подольше. Какие катализаторы вы можете порекомендовать? Можно ли ему начать работу в рамках вашей методики?

Наш совет: не нужно «трогать» пожилых и, тем более, престарелых людей! Раскачка организма в таком возрасте (особенно иммунное прозрение) ничем хорошим не заканчивается. Пусть доживают свой век как могут. Начинать применение методики нужно в возрасте не позднее 60 лет