Комментарий А.П. Стахова

С огромным интересом прочитал статью физика-теоретика и философа Быстрова Михаила Витальевича (Санкт-Петербург). Статья поступила ко мне в важный период моей научной жизни, который характеризуется несколькими важными событиями:

(1) Публикация книги «Код да Винчи и ряды Фибоначчи» (Санкт-Петербург, Питер, 2006).

(2) Принятие моего доклада «Three «key» problems of mathematics on the stage of its origin and the «Harmony Mathematics» as alternative way of mathematics development» в качестве пленарного доклада Международной математической конференции, которая состоится в Бразилии, Блюменау, 1-4 июля 2007

(3) Завершение работы над фундаментальной книгой «Mathematics of Harmony. From Euclid to Contemporary Mathematics and Computer Science» (11 глав, 900 страниц), которая представлена в одно из международных издательств.

Во всех этих работах, а также в большинстве моих публикаций на сайте «Академия Тринитаризма» я высказываю одну главную мысль:

Золотая или Божественная пропорция есть главная пропорция мироздания, некоторое «мета-число», которое проявляет себя во всех без исключения структурах Природы, Науки и Искусства.

В связи со статьей Быстрова уместно упомянуть о современных научных открытиях, основанные на золотом сечении и Платоновых телах. Золотое сечение, пентаграмма и Платоновы тела широко использовались астрологией и эзотерическими науками, что стало одной из причин негативного отношения классической «материалистической» науки к золотому сечению и Платоновым телам. Однако, все попытки «материалистической» науки и математики забыть «золотое сечение» и Платоновы тела и выбросить их вместе с астрологией и эзотерическими науками на «свалку сомнительных научных концепций», закончились полным провалом. Уже Иоганн Кеплер нашел «фибоначчиевые» спирали на поверхности филлотаксисных объектов. «Новая геометрическая теория филлотаксиса, созданная украинским архитектором Олегом Боднаром и основанная на так называемых «золотых» гиперболических функциях, стала блестящим доказательством того факта, что именно золотое сечение и числа Фибоначчи лежат в основе геометрии живой Природы. «Закон структурной гармонии систем», сформулированный белорусским философом Эдуардом Сороко, подтвердил всеобщий характер процессов самоорганизации систем любой природы и показал, что все самоорганизующиеся системы основаны на так называемых «золотых p-пропорциях». Работы российского биолога Цветкова показали, что «золотое сечение» играют главную роль в сердечной деятельности млекопитающих. Квази-кристаллы Шехтмана и фуллерены (Нобелевская Премия 1996 г.) подтвердили гениальное предсказание Феликса Клейна, сделанное еще в 19-м веке, о фундаментальной роли икосаэдра в науке и математике. Наконец, «золотые геноматрицы» российского исследователя Сергея Петухова завершают перечень выдающихся современных научных открытий, основанных на «золотом сечении» и Платоновых телах.

Возможно, что возрастание интереса к золотому сечению и числам Фибоначчи в своременной теоретической физике является одной из важнейших особенностей науки 21-го века. Выдающийся физик-теоретик Мохаммед Ель Нашие является одним из мировых лидеров в этой области. Сделанное Ель Нашие открытие «золотого сечения» в знаменитом физическом эксперименте о прохождении света через две щели, которое лежит в основе квантовой физики, стало источником многих интересных идей в этой области, в частности, привело к соданию теории «E-infinity». Необходимо отметить также вклад Славянских исследователей в эту важную область. Книга «Золотое сечение в квантовых состояниях и своих астрономических и физических проявлениях», написанная белорусским физиком Василием Петруненко, посвящена приложениям золотого сечения в квантовой физике и астрономии. Чрезвычайно интересны исследования украинского физика Николая Косинова, который обнаружил связь трех важнейших констант: постоянной тонкой структуры α, числа π и золотого сечения. В 2006 г. Издательство «БИНОМ» опубликовало книгу «Метафизика. Век XXI», выпущенную под научной редакцией известного российского физика-теоретика Юрия Владимрова. Книга состоит из трех частей, и последняя часть посвящена приложениям золотого сечения в современной науке. Важно отметить, что в этом сборнике «золотое сечение» выдвинуто на уровень метафизики, которая по Аристотелю, предшествует физике. Профессор Владимиров (Московский университет) заканчивает свою недавно изданную книгу «Метафизика» следующими замечательными словами: «Таким образом, можно утверждать, что в теории электрослабых взаимодействий возникают отношения, приближенно совпадающие с «золотым сечением», играющим важную роль в различных областях науки и искусства». И эти примеры можно было бы продолжить.

И с этими работами резонирует замечательная статья Быстрова, главная идея которой выражена в заключительной фразе статьи:

«Таким образом, план мироздания носит поистине эстетический характер, «который не является предметом бесцельного украшательства», но выступает как следствие установленного миропорядка, выражающего всеобщую целостность в Божественной пропорции. Познание этого грандиозного замысла и красоты видимого мира возводит нас к созерцанию его невидимой Первопричины. А целесообразность познаваемого мира неотъемлема от безмерной любви, на которой он только и держится и каковой окружает нас благой Создатель».

В этой связи стоит только сожалеть, что на некоторых российских сайтах развернулась оголтелая кампания против «золотого сечения» и «золотосеченцев». В рамках этой кампании, которая ведется с грубым нарушением норм научной этики, подвергаются сомнению вся история «золотого сечения», восходящая к Пифагору, Платону и Евклиду, а также все современные научные достижения и открытия в этой важной области.

Текст статьи М.В. Быстрова

В материалистической философии постулируется неразрывная связь материи и движения., тогда как пространство и время представляются как «всеобщие формы бытия материи», а следовательно, — и её движения. И перефразируя высказывание Ф.Якоби в адрес Канта, можно сказать, что без предпосылки взаимосвязи материи и движения в материализм нельзя войти, а с этой предпосылкой трудно внутри него оставаться.

В самом деле, будь материя «самодвижущейся», она претендовала бы на активность, а между тем весь наш опыт свидетельствует о её пассивности. Наши органы чувств – и приборы как их продолжение – информируют нас о том, что проявление материи при идентичных условиях всегда повторяется, на чём, собственно, и основана наука, фиксирующая одни и те же результаты измерений независимо от места и времени. Значит, материя есть абсолютно пассивная субстанция, лишённая какой-либо собственной воли, почему мы и говорим иногда о «мёртвой материи». Её поведение определяется неизменными «законами природы», имеющими вид математических формул. Ибо и закон – по определению – «категория, отображающая существенные, необходимые и повторяющиеся связи между явлениями реальной жизни».

Однако такой взгляд на материю соответствует, очевидно, уровню, когда она «дана человеку в ощущениях его,…фотографируется и отображается» нашими специализированными органами чувств, доставляющими нам информацию об окружающей внешней среде. Но возможно и более глубокое понимание как бы изнутри, которое мы находим в богословии и к которому даже приближается и современная физика. Вот что пишет, например, митрополит Сурожский Антоний (цит. по Интернету): «Слишком часто мы по привычке…думаем о материи, будто она инертна и мертва. И действительно, с точки зрения нашего субъективного опыта, это большей частью так. Но с точки зрения философии материи, с точки зрения её соотношения с Творцом, который державным словом её призвал из небытия к бытию, это не так: всё, Богом сотворённое, имеет жизнь…Иначе, если бы материя была просто инертна и мертва, то всякое Божие воздействие на неё было бы как бы магическим, было бы насилием…Всё сотворённое живёт…И если мы могли бы…уловить то состояние материи, которое нам больше недоступно, потому что мы её видим не Божиими глазами и не изнутри духовного опыта, мы видели бы, что Бог и всё Им сотворённое связаны живой связью». Как тут не вспомнить космологические представления индуизма, согласно которым материя есть род иллюзии – майя!

Почти в унисон сказанному звучат и слова одного современного физика-«квантовика»: «элементарная частица не существует независимо, на самом деле, она представляет собой систему взаимоотношений(!), постигаемую через другие предметы». А по мнению Вернера Гейзенберга, данные частицы – не что иное как чистые «платоновские идеи»(!): «В современной квантовой теории едва ли можно сомневаться в том, что элементарные частицы в конечном счёте суть математические формы, только гораздо более сложной и абстрактной природы». Эту далеко идущую мысль мы в дальнейшем разовьём и уточним.

Так, с начала прошлого века в физике наметилась «дематериализация» материи. С открытием в 1927 г. дифракции электронов выяснилось, что у частиц нет определённых траекторий, а принцип неопределённости Гейзенберга отменил само понятие частицы как объекта, локализованного в пространстве и имеющего определённую скорость. В квантовой физике центральным понятием стала волновая, или пси-функция, которая принципиально не может быть зафиксирована никаким прибором, ибо является невещественной данностью. Именно она и управляет наблюдаемыми. И получается, что только признав главной мировой реальностью умозрительное, мы обретаем шанс понять поведение чувственно воспринимаемого.

Корпускулярно-волновой дуализм квантовой механики как бы вобрал в себя две научные программы античности: континуалистскую Анаксагора-Аристотеля и атомистическую Левкиппа-Демокрита-Эпикура, оставив невостребованной третью – математического пространства Пифагора-Платона (Л.В.Тарасов. Закономерности окружающего мира. М. Физматлит. 2004). Вот её-то далее мы и реабилитируем, объединяя «в одном флаконе» числа Пифагора и геометрию Платона – в той гармонии, которая возродит древнегреческий эстетический взгляд на науку, долженствующую-де сочетать в себе познание красоты и целого…

Нельзя не отметить родственность упомянутой волновой функции нематериальным лейбницевским монадам, образующим конститутивные элементы бытия – «истинные атомы природы». И если у Лейбница каждая монада выступает «зеркалом Вселенной», то и пси-функция любой системы в квантовой теории всегда адекватнее описывает её свойства, чем совокупность функций, относящихся к её частям, взятым по отдельности. Другими словами, целое оказывается реальнее своих частей. И чем обширнее фрагмент Вселенной, тем истиннее его пси-функция, а следовательно познание должно идти не вниз, как на этом настаивают редукционисты, а наоборот, вверх – надо не разлагать систему на составные элементы, а изучать её как часть более обширного нечто, образующего, в пределе, всё сущее. Впрочем, и собрание монад претендовало на непрерывное и протяжённое целое. И более того, — подчеркнём — непрерывное действие множества духовных субстанций-монад обеспечивало неразрывность связи всего происходящего — континуума, а самой непрерывности Лейбниц придавал высокий онтологический статус, полагая её необходимым условием истинности законов природы.

Представление о континууме, наряду с понятиями пространства, времени и движения, является одним из старейших в философии и науке. Первое определение непрерывности через бесконечную делимость, ставшее впоследствие традиционным, было дано ещё Анаксагором (5 в. до н.э.): «В малом не существует наименьшего, но всегда имеется ещё меньшее. Ибо невозможно, чтобы существующее исчезло (в результате деления)». В приведённой формулировке помимо нескончаемого деления, не могущего привести к далее неделимым частям, имплицитно подразумевается и ещё один существенный момент. Процесс подразделения непрерывного целого мыслится сохраняющим свойства этого целого во всех его частях, т.е. непрерывности приписывается ещё и однородность. Тут сразу возникают ассоциации с фракталами и – что ещё важнее – со знаменитым «золотым сечением», которое, в виде непрерывной пропорции, легко продолжить «самоподобным образом» как в большую, так и в меньшую сторону до бесконечности. «Прямым родственником» сечения является не менее известная рекуррентная последовательность чисел Фибоначчи.

В то время как естественнонаучное и математическое мышление придерживается убеждения, что континуум связи всего происходящего – духовного и материального – реально существует, с философской точки зрения, и прежде всего у Къёркегора, он постижим как чистая абстракция, и только абстрактное мышление создаёт непрерывность. А в современной математике проблема континуума задала одно из центральных направлений развития теории множеств. И Георг Кантор взвалил на себя грандиозную задачу – преодоления извечной пропасти между дискретным и непрерывным, а по сути – между арифметикой и геометрией. Его трагическое заблуждение заключалось в стремлении во что бы то ни стало постигнуть, или точнее, разработать конструкцию континуума. Здесь он вполне следовал современной ему общефилософской перспективе, в которой понять в науке означало непременно сконструировать. Увы, постоянно ускользающий из наших «рациональных сетей» континуум требовал какого-то более деликатного подхода. Да и соединять арифметику с геометрией надо было, по-видимому, не «руками» — с помощью левого полушария – и не насильственно, а скорее на основе естественной гармонии.

Между тем, и Аристотель, и Фома Аквинский исходили именно из некой предзаданности идеи континуума, полагая его интеллигибельным объектом, данным нам исключительно в созерцании. В таком случае и акт понимания, казалось бы, должен сводиться не столько к измышлению какой-то структуры, сколько просто к выяснению смысла, или — к осознанию континуума как целостного образования.

Тем не менее, мы обязаны создателю теории множеств хоть каким-то чётким математическим определением континуума – как связного и совершенного (компактного) множества. Связность указывает на интересное топологическое свойство: любые две точки множества могут быть соединены дугой, принадлежащей этому же множеству. А совершенство предполагает определённую упорядоченность и наличие так называемых точек конденсации, или накопления, вокруг которых группируется несчётное число других точек множества. Сразу обратим внимание на то, что оба указанных свойства обеспечивает одна замечательная кривая – логарифмическая спираль — при устремлении её к полюсу. Эта самоподобная «равноугольная спираль» (как её называл Декарт), задавая неразрывность потока, описывает, вообще говоря, любой вихрь в сплошной — воздушной или жидкой — среде, о чём часто упоминают и в курсах по гидроаэродинамике (см., например, Прандтль Л. Гидроаэромеханика (пер. с немец.)- М. ИЛ.1951; В.И.Пьянов. Фрагменты единой картины мироздания. — СПб.1997, стр. 21).

Однако никогда не ставится вопрос о коэффициенте роста спирали, связанным с темпом и ритмом её раскрутки. Это – типичная «вещь в себе»: с одной стороны, он не наблюдаем, а с другой, — зависит от многих факторов и, в первую очередь, от вязкости среды. Но мы можем исходить из конкретного коэффициента роста, так сказать, на идеальной логарифмической спирали, строя её на бумаге (М.Я.Выгодский. Справочник по высшей математике. – М. Наука. 1977, с.786). В таком целенаправленном кинематическом построении, словно следуя заветам Платона и Пифагора, мы удачно комбинируем геометрию и число, и даже больше – если учесть прилагаемое усилие – осуществляем некий геометродинамический акт. Не усовершенствуем ли мы таким решающим образом «ветхую» античную концепцию, кладя в основу мира уже не произвольное, а ритмичное идеальное вихреобразное смыслопорождающее движение, продуцируемое… мыслью? Причём, смысл может, к примеру, заключаться в трансцендентной целостности, охватывающей все масштабы бытия и задаваемой бесконечным рядом величин полярных радиусов логарифмической спирали…

Но вернёмся снова к нашему континууму, неспроста и надолго приковавшему к себе пристальное внимание и философии, и физики, и математики. Испытующая мысль всегда искала в нём истоки всех вещей, отождествляя его с абсолютной пустотой, эфиром, субстанцией, духом и т.д., а в наше время – с «кипящим вакуумом Вселенной», торсионными и многими другими полями. Это согласуется с точкой зрения Лейбница, разводившего непрерывность и прерывность по разным онтологическим сферам и считавшего «непрерывное протяжение только идеальной данностью, состоящей из возможностей…» и стерильной от всего вещественного. В противовес декартовой «физической» протяжённости материальных вещей, Лейбниц склонен видеть в протяжении скорее свойство духовной субстанции, которая, следовательно, должна быть неограниченной и присутствовать везде как духовное начало, содержащее в своей потенции все «прерывные» вещи.

Характерно, что и математик Кантор признаёт интуитивность континуума, а вопрос о его философском смысле вообще оставляет без внимания. Конечно, наибольшие хлопоты всем его коллегам по цеху доставила высказанная им в 1883 г.(«Основы общего учения о множествах») знаменитая континуум-гипотеза, наделавшая много шума и гласящая, что не существует несчётного множества, мощность которого меньше мощности континуума. С последнего, таким образом, и начинаются все множества, точки которых нельзя пересчитать или сопоставить их ряду натуральных чисел. Получается действительно, что речь идёт о своеобразном сплошном образовании, не поддающемуся разложению и анализу. Не удивительно, как полагают некоторые биографы Кантора, что именно перенапряжение и неудачи с доказательством континуум-гипотезы и могли послужить причиной его тяжёлого психического заболевания.

Здесь самое время вспомнить о философии С.Франка, стремившегося примирить рациональную мысль с религиозной верой и опиравшегося на синтез апофатической теологии и христианского платонизма. Рациональное знание должно восполняться в «знании-жизни» как некой форме цельного существования человека, так что подлинная «реальность» и «глубина» бытия открывается человеку изнутри лишь в меру постижения им единства личности. В своём «Непостижимом» (Париж,1939) наш выдающийся философ и психолог, в частности, пишет: «всё постижимое и познаваемое в понятиях – даже поскольку при этом содержания бытия уловлены вполне адекватно – остаётся всё же неадекватным самой реальности» (С.Ф. Сочинения. 2000. стр.391). Последняя, увы, «непостижима по существу» и является «живой жизнью» (Достоевский), которая «не предстоя нам извне, вливается в нас». «Мы живём, — пишет Франк, – всегда в двух планах: в плане ориентирования в «действительности» как мысленно…выделенной и рационально, в понятиях, выраженной части реальности и соответствующей установки по отношению к этому «миру действительности», — и одновременно в плане непосредственной реальности в её всеобъемлющей и всепронизывающей конкретной полноте. «Действительность» есть то, что постижимо в реальности…» (с.403).

Сказанное прекрасно увязывается с установленной в наше время межполушарной асимметрией головного мозга (см., например, Вадим Ротенберг. «Сновидения, гипноз и деятельность мозга.- М. 2001). Исходя из выявленных двух стратегий мышления, нами и была высказана идея о раздельном, но взаимодополняющем «обслуживании» полушариями двух уровней бытия – «видимого» и «невидимого» (Быстров М.В. «Метафизика целостного мировосприятия: культурологический аспект». Изд. СПб ГУ ТиД. 2007 – в печати). Вот Георг Кантор, по-видимому, и пал жертвой недооценки этого «разделения труда», когда он пытался рассудочно понять «неанализируемое» целое континуума, в то время как надо было приблизиться к этому металогическому и органическому единству через трансцендирование.

Возвращаясь снова к античности, нельзя не отметить, что подлинно непрерывное, по Аристотелю, это всегда таковое по движению. Другими словами, непрерывное составляет условие возможности движения и его мыслимости! Но вправе ли мы тогда пойти чуть дальше и сказать, что и умозрительный континуум непременно должен представляться нам неким «вместилищем» идеального и непрерывного движения, тождественным самой мысли?…

Интересны рассуждения на этот счёт выдающегося математика и физика Германа Вейля, видевшего в интуитивном континууме математическую идеализацию – как «нечто, становящееся вовнутрь до бесконечности», которое «бессмысленно рассматривать как уже готово-сущее» (Г.Вейль. О философии математики. М-Л. 1934; Математическое мышление: Сборник.-М. Наука.1989). Основное свойство континуума, по Вейлю, — обладание частями (!), каждая из которых неограниченно делима, а точка должна рассматриваться как предельное понятие продолженного до бесконечности деления. Таков, кстати говоря, и естественный ход нашей мысли, и эту решающую направленность, подтверждённую нейрофизиологией и психологией (Тростников В.Н. Конструктивные процессы в математике (Философские аспекты) – М. Наука. 1975), мы обнаружим и у «объективной мысли», аппроксимированной бесконечной «золотой пропорцией», сопряжённой с логарифмической спиралью (БМВ. «Объединяющее духовное начало: первое рукопожатие между верой и наукой // Труды межд. Симп. «Человек и христианское мировоззрение», Симферополь, вып 6, 2001, стр.298-301).

Согласно Вейлю, до представления о континууме как «среде свободного становления» фундаментальное отношение целого и части, якобы, не находило себе места в математике. Но всё, на наш взгляд, окончательно становится на свои места, если иметь в виду именно «золотое» деление (гармоническое и единообразное – вспомним Анаксагора) числового континуума, которое можно начать с любого сколь угодно большого действительного числа и устремить его к нулю. Тогда равномощный числовому плоский континуум будет покрываться уже бесконечным числом трансцендентных логарифмических спиралей, а трёхмерный – более сложным «винтовым» движением, пока мы не придём к бесконечномерному «пространству», где только и может парить ни чем не ограниченное, свободное и непредставимое «самодвижение», тождественное «блужданию» мысли или духа.

Любопытно, что и по Аристотелю, «всякое движение заключает в себе число», а «тела могут уступать друг другу место одновременно, даже и при отсутствии промежутков между ними, что очевидно во всех вихревых движениях тел и жидкостей» (!) и, наконец, — «всё само по себе движущееся непрерывно». Но чем ещё может быть такое «самодвижущееся» как не безэнтропийным процессом мышления!

Поскольку в природе движение существует всегда и никогда не прекращается, «то необходимо должно существовать нечто вечное, что движет как первое… и должен существовать первый неподвижный двигатель». Аристотель настаивает на том, что движущее будет двигать тем непрерывнее – и совершеннее – чем более оно неподвижно.

Но как может двигать то, что само неподвижно? А очень просто, говорит Аристотель, «предмет желания или объект мысли движут сами, не находясь в движении». Вечный двигатель, стало быть, движет как целевая причина, или цель. Аристотель подчёркивает, что мыслящий ум приводится в движение действием того, что им постигается. Но не только предмет мысли предстаёт для неё «перводвигателем»; той же интенциональной схеме подчиняются и другие духовные движения – все наши желания и, конечно, любовь.

Вечный двигатель, таким образом, мыслится Аристотелем как живой и деятельный разум. «Ибо деятельность разума есть жизнь, …а Бог есть живое существо, вечное, наилучшее, так что жизнь и непрерывное существование есть достояние его».

Итак, не допуская в принципе самодвижения, наш философ, тем не менее, как будто сам неотвратимо приходит к нему в лице трансцендентной мысли. Если же иметь в виду её вселенский масштаб, то спрашивается, какую цель она может преследовать? Это, очевидно, будет целостность, эквивалентная смыслу мироустройства, неосознанное и всеобщее влечение к которой и означает, собственно, любовь (Платон). Именно к ней и взывает наш Творец, создавший в любви весь мир — в совершенной органической целостности, воспринимаемой нами через удивительную красоту и гармонию…

Главное внимание Аристотель сосредотачивает на круговом движении, как могущим быть поистине непрерывным. «Именно круговое движение является единым и непрерывным…Поэтому шар и движется и, в известном отношении, покоится, так как всегда занимает то же самое место». «А целое, — рассуждает он далее в связи с движением по кругу, — всегда пребывает в некотором покое и в то же время непрерывно движется». Но быть в покое и одновременно двигаться – по мнению древних мыслителей и полностью солидарного с ними А.Ф.Лосева – можно только с бесконечно большой скоростью.

И вот оказывается, что данную антитезу, помимо круга, объединяет в себе и знакомая нам логарифмическая спираль. «Изменённая, я воскресаю той же!» — такими словами в честь «чудесной спирали» завещал украсить своё надгробие швейцарский математик Я.Бернулли, восхищавшийся её необычными свойствами. Действительно, в силу самоподобия логспираль повторяет при движении саму себя, одновременно и раскручиваясь, и оставаясь в покое, являя собой своеобразный «спящий волчок». Так целостная мысль мгновенно объемлет всё и вся в нашем мире.

Напомним, однако, снова об условности наших представлений: нельзя говорить, разумеется, ни о какой траектории мысли, каковой не обладают и квантовые элементарные частицы, «пасущиеся» где-то на грани духа и материи. Но идея подобия остаётся, очевидно, незыблемым инвариантом, поскольку, во-первых, она давно утвердилась в процессе познания, выступая в качестве критерия сравнения (tertium comparationis), а во-вторых, она с очевидностью реализуется в подавляющей фрактальной геометрии природы и в напрямую связанным с ней самоподобием числового «золотого ряда».

В итоге вырисовывается следующая картина. Вместо физического четырёхмерного пространственно-временного континуума Минковского-Эйнштейна всё начинается с бесконечномерного «пространства мысли», в котором «точки-события» уже не столько понятия, сколько новые сущности, задающие целостную гармонию мира. С одной стороны (буквально и фигурально), в них «стянута» по закону гомотетии идея целостной «золотой» организации, а с другой, — они служат началом разворачивания этой целостности и воплощения её в материи. Ведь никто не будет спорить, что нульмерная точка – универсальный и общий объект для пространств различной мерности.

Онтологизировать точки пытался ещё «незаурядный диалектик» и пифагореец Экфант (Лосев А.Ф. Бытие. Имя. Космос.- М.. Мысль.1993), не говоря уже о Лейбнице с его монадами. А наша «ожившая» точка сразу вызывает в памяти слова Николая Кузанского: «В едином Боге свёрнуто всё, поскольку всё в нём; и Он развёртывает всё, поскольку Он во всём». Поразительное прозрение кардинала, великолепно совмещавшего в своих взглядах теологию с точным математическим мышлением!

Впрочем, и Аристотель удачно комбинировал онтологию с теологией. А Кузанец запомнился нам и своим знаменательным тезисом о совпадении максимума и минимума в ноуменальном мире. Если теперь эту мысль свести с высказыванием Ф.Энгельса о том, что всякое движение «должно находить свою меру в своей противоположности, в покое», то мы и получаем то идеальное начало, которое в качестве «интеллигенции», или собирающего смысла, по Кузанцу, выразимо в конкретном – «золотом» антагонистическом единстве покоя и движения.

Всё до сих пор изложенное вновь и вновь свидетельствует о немеркнущем авторитете эллинского гения в лице Пифагора, Платона и Аристотеля. Нам не оставалось ничего как объединить конгениальные «симпатии» к числу и геометрии, соответственно, первого и второго с тонкой рефлексией последнего. Всё сошлось в «золотой пропорции», открытие которой приписывают то Евклиду, то Пифагору, а в последнее время даже задают риторический вопрос, знал ли о ней, судя по «Тимею», и Платон (Интернет). Но вполне возможно, что она была дана «анонимно» — как это часто бывает с формированием нового адекватного миропонимания. Впрочем, мы знаем единственного Автора, устроившего этот мир и дающему нам, по своему произволению и своевременно, истинное представление о нём…

В этой связи заслуживают внимания взгляды Альберта Швейцера, делившего философию на два вида (А.Ш. Четыре речи о Гёте.- СПб. 2005, 124 с.). Первая сопрягает человека и мироздание, совершая насилие над природой и связывая человека с покорным его мышлению миром. А вторая – натурфилософия — оставляет мир и природу такими, как есть, и побуждает человека искать в них своё место. Первая проявляет себя «в мощных вулканических извержениях мысли, какие мы наблюдаем в великих спекулятивных системах немецкой философии», обычно восхищающих нас. Но не лучше было бы «перевести стрелку» преклонения не перед чьим-то виртуозным умственным построением, а перед изумительной нерукотворной гармонией мира?

Наш философ культуры подчёркивает, что победа всегда остаётся за натурфилософией, осмыслить которую вначале попытался стоицизм (3 в. до н.э.- 2 в.н.э.) и которая затем в нём же и погибла, так как не сумела пробиться к оптимистическому взгляду на мироздание и жизнь. Эту натурфилософию мы унаследовали в незавершённом виде. Философия Спинозы и рационализм XVIII в. явились, якобы, ещё одним усилием додумать натурфилософию до конца и найти путь к оптимистическому мировоззрению. И когда это не удалось, место такой попытки заняла сила, и недремлющая спекулятивная философия вновь вывела на сцену свои принудительные системы, «мнящие себя способными объяснить всё и не допускающие существования тайны». После Канта, считает Швейцер, немецкая философская мысль претерпевает удивительные превращения, и появляется ряд философов, в чьём мышлении присутствует нечто фантастическое…

И сегодня уместно «предъявить счёт» к любой философской эпистеме: в какой мере мышление, следуя ей, непредвзято подходит к природе и даёт человеку непосредственную и гармоничную связь с ней? Всё наше предыдущее и особенно последующее изложение послужит тому прояснением.

А что касается стоиков, то многое у них вполне укладывается в наш контекст (см. А.С.Степанова. Физика стоиков. СПбГУ. 2005, 164 с.). Согласно их воззрениям, в мире должна существовать некая сущность и проистекающее из неё творческое начало, которое в чём-то напоминает творческую природу в нас самих (с.33). Именно так! В этой мудрой посылке мы находим предвосхищение и библейского тезиса «по образу и подобию Божию» (который теперь конкретизуется в общей «золотой» организации природы и шедевров искусства), и позиции исихастов (св. Г.Палама) о познании сущности Бога через его «нетварные энергии». Дыхание-пневма в стоицизме связывает всё сущее через космическую симпатию в одно непрерывное целое. Причём дыхание характеризуется напряжением и одновременным движением в двух направлениях. И более того: «пневма возвращается к самой себе, из себя же исходя», и точно также «функционирует» и Логос – «не посредством перемены места, но посредством напряжённого (тонического) движения».

Несколько опережая ход событий и меняя тональность, спросим себя: а не идёт ли здесь речь о тонусе космоса как жизненной активности? С другой стороны, сегодня нарастает ажиотаж вокруг физического вакуума, чью структуру преподносят нам в виде электрического потенциального поля, образованного – будем внимательны! — тоже двумя встречными потоками энергии (Фролов А.В., Интернет). Вспоминают «концепцию электрического потенциала, как двунаправленного потока фотонов и антифотонов», предложенную когда-то английским математиком Е.Уитттекером и теперь окончательно уточнённую: фотоны распространяются от заряда – источника поля (очевидно радиально), а их «визави» — «в силу третьего закона Ньютона»(?!) — «дополняют» указанный поток, устремляясь в точку – «центр масс заряженного тела». Нет слов — опять знакомое нам сходящееся и расходящееся движение! Но потенциал, как мы знаем, — это скалярный параметр, градиент которого и выражает напряжённость некоторого поля, понимавшуюся стоиками, не знавшими ещё ничего об электромагнетизме, как напряжение пневмы…

Получается, действительно стоит, следуя Швейцеру, «додумать» стоиков, подаривших нам столь причудливую физико-теологическую картину мира, достойную удивления. В отличие от «механических» атомистов, считавших единственной формой движение перемещение и столкновение «неделимых» в пустоте, стоики попытались дать собственную интерпретацию движения, впервые подав мысль о природе распространения явлений в протяжённой среде. В этом смысле они были наиболее последовательными континуалистами. Аристотель же, хотя и рассуждал о явлении звука, нигде не упоминал о том, как это происходит. А стоики предприняли такую попытку. Они использовали ставшую позже классической аналогию с волнами воды, утверждая о существовании кругового распространения волн в двумерном пространстве и сферического – в трёхмерном.

«Без скрепляющего напряжения и без всё проникающей пневмы мы не могли бы видеть и слышать, ибо чувственной перцепции препятствовало бы пустое пространство». Ещё одно попадание в десятку! Действительно, нам удалось в своё время предметно доказать сказанное – понимая под «пневмой» дух, укоренённый в «золотой пропорции» (БМВ. «Метафизика восприятия и мышления» // МОST, № 46, с.40-43, 2001) – том самом чудесном инварианте гармонии, который был ранее, неожиданно и независимо, обнаружен в глубинах психики человека при объединении двух главных законов психофизики (Рыбин И.А. «Психофизика: поиск новых подходов» // Природа, № 2, с.19-25. 1990)

Характерно, что стоики говорили именно о процессе и протекании событий в протяжённой среде. Идея волны интересна ещё и в том аспекте, что их взгляды могут быть интерпретированы в терминах ритмологии. Свойственное стоикам выражение «жить согласно природе» (логосу) знаменует причастность человека ритму мирового целого, ибо «жизнь живых существ есть вообще воплощение особо тонированной эссенции жизни окружающего мира», в чём и заключается счастье.

Но такое несколько витиеватое выражение напрашивается заменить одним словом – «фликер» — сейчас почти забытым, но бывшим ещё недавно на слуху буквально у всех физиков. Так называли универсальный гиперболический фурье-спектр, проявляемый самыми различными природными динамическими системами, включая и человека (частота сердцебиений, альфа-ритмы головного мозга и — NB! – респираторная ритмика), а также мелодичной музыкой, морским бризом, нашей связной речью и т.д. К сожалению, никакой удовлетворяющей и вразумительной трактовки этого вездесущего явления со стороны научного истеблишмента так и не последовало. И не удивительно: ведь пришлось отказаться от привычного поиска какого-либо физического механизма – коль скоро единственно общим у всех «систем», вырабатывающих «1/f- флуктуации», был один только спектр. Вот его-то самоподобный фрактальный характер нам и удалось истолковать как следствие упорядочивающей силы духа, влекущего всё и вся к целостности (БМВ.«Об универсальном гиперболическом законе» // МОСТ, № 36, с.34-35 и № 37, с.29-30, 2000). Одним словом, выявилась сквозная гармоничная организация как таковая, или, как сказали бы неоплатоники во главе с Плотиным, — единое мира. Заметим попутно, что заодно раскрылся истинный смысл и загадочной функции 1/, сопутствующей формально амплитудному спектру. Эта обратная корневая зависимость, уникальная своей инвариантностью к фурье-преобразованию, описывает вовсе не цуг случайных и «странных» импульсов, как предполагали «шумовики», а — не что иное как всё тот же вихрь! Чтобы в этом убедиться, достаточно даже беглого взгляда на самоподобный вихрь: его циркуляция во времени идёт по тем же частотным составляющим (в виде круговых частот), которые и образуют, собственно, его спектральную «начинку». А это обстоятельство имеет далеко идущие последствия. Получается, что «геометрически» дух действует единообразно – и когда «сворачивает» наши представления в единое целое в пространственном правом полушарии мозга, и когда «разворачивает» их во времени — в левом. Не имея возможности входить в детали, потребующие много места, коим мы не располагаем, отсылаем читателя к работам: А.Н.Паршин. «Дополнительность и симметрия» (Вопросы философии, № 4, 2001, с.84-104), БМВ. «Два мозга – две культуры» — в печати (Сб. «Реалистич. традиция в философии) и указанная выше монография, скоро выходящая в свет.

Мы потому так долго задержались на стоиках, что хотя они и полагали всё действительное и действующее телесным, их мысль двигалась в правильном направлении. Главное у них – идея взаимодействия в рамках целого, и стоическая формула «всё во всём» содержит именно этот глубинный смысл. Закон всемирного тяготения, на наш взгляд, служит тому убедительной иллюстрацией. Если исходить из категории соотношения (Одноимённая монография П.М.Колычева, изд. СПбГУ.2006), а в качестве среды последнего (с.37-41) взять целое (=1), то мы легко получим «золотую пропорцию». Именно соотнесённый с нею дух, а не бездушные тела, и порождает взаимное притяжение (БМВ.«Прав ли был Ньютон относительно нематериальной природы гравитации?» // МОСТ, № 10, с.56-58 и № 11, 57-59. 1999). Иначе говоря, вместо конгломерата «гравитирующих масс» мир представляется в виде упорядоченного целого, или структурно организованного и прекрасного космоса. Точно также под действием духа в истине и любви объединяются и люди, ибо «явленная истина есть любовь, а осуществлённая любовь суть красота» (П.Флоренский). И «дух – источник всяческого, в том числе и любви» (Г.Шпет. Соч.-М. 1989, с.350).

Вообще, эстетика всегда была верным путеводителем к истине. Достаточно вспомнить слова Гёте: «Прекрасное есть манифестация сокровенных законов природы, без проявления которого они навсегда остались бы сокрытыми». Вот «пульсирующая» модель стоиков и отвечала общеэстетическим вкусам античных мыслителей, чего нельзя сказать о современных научных подходах. Так, при нынешней растерянности космологов и отсутствии ответа на вопрос о том, что было до расширения Вселенной, по мнению английского астронома А.Эддингтона, возникает ситуация, которую можно описать словами «неэстетически оборванная картина мира». Да она просто-напросто не удовлетворяет любого здравомыслящего человека: разве создавал когда-нибудь взрыв, будь то большой или маленький, что-либо путное?…

…Как писал П.Флоренский в своей дисертации «Столп и утверждение истины», «духовность есть предел тварной красоты; а красота приближается к этому своему пределу по мере проникновения от феноменальной периферии существа к его ноуменальному корню и, следовательно, по мере своего внедрения в мир Божественный». И по В.Соловьёву, красота в природе – преображение материи через воплощение в ней другого, сверхматериального начала. Близкие мысли высказывал и В.Розанов («Красота в природе и её смысл». М. Универ. типогр.1895. 83с.), усматривая в красоте «сокровеннейший нерв жизни» и «органическую энергию».

Окончательно разобраться с этими догадками и фундировать их нам помогает принцип Кюри о сохранении в любом следствии тех или иных «отпечатков» причины. В самом деле, тотальность «золотой пропорции» в природе как раз и выступает в качестве «вещдоков», свидетельствующих и о наличии вездесущего активного деятеля, и о его — изоморфной миру — организации.

Любопытно, что о. Павел Флоренский в своём ключевом цикле «У водоразделов мысли» (Соч. в 4-х тт. том 3(1).- М. 1999.) уделил «золотому сечению» немало страниц (455-501), назвав его «онтологическим априорным законом природы», а в одном из писем В.И.Вернадскому отмечал «удивтельную стойкость произведений искусства, проработанных духом». Кто знает – не погибни трагически, может быть он и соединил бы обе эти мысли: ведь, как мы знаем, именно шедевры искусства «в золоте» и остаются нетленными во времени…

Нельзя пройти мимо и ещё одной идеи нашего «Леонардо да Винчи» — относительно ритма и «пульсаций» человеческой речи, «генетически восходящих к энергии Первосущности» (!) и «унифицирующих говорящего и слушающего», а также об энергетическом слиянии двух миров. Более того, о.Павел считал вообще целью речи воссоздание в слушателе именно «ритма внутренней жизни автора», который в идеале соответствует ритму… самой действительности, или, скажем теперь, — ритму того, что исходит от нашего общего и любящего Автора. И снова перед нами всплывает тень «фликера» и всем известный первый стих из Евангелия от Иоанна «В начале было Слово…». Похоже, здесь проливается некий свет на происхождение нашего естественного языка, но мы не будем отклоняться в сторону, чтобы не нарушать последовательности изложения.

…Предположим на время, что всё сказанное не сказано, и посмотрим, куда ведёт миросозерцание, не допускающее духа в качестве объективной сущности. В этом отношении поучительна эволюция физической картины мира.

Антитеза непрерывного и дискретного пронизывает насквозь всю физику, особенно квантовую механику, где она оборачивается известным принципом дополнительности Н.Бора. Следовательно, эти фундаментальные философские категории находятся там не столько в противоречии, сколько в диалектическом и гармоничном единстве. А не тяготеют ли они тогда, в конечном счёте, к тем двум основным онтологическим уровням бытия, по поводу роли и первичности которых так долго спорят в философии?

Действительно, вся история естествознания постоянно подводит к такому «распределению ролей» — когда с непрерывным непременно ассоциируется некое динамичное первоначало, порождающее дискретные вещи. Аристотель первым ввёл в физику («науку о природе») пресловутый эфир – «всегда бегущий» пятый элемент, поскольку предыдущие четыре – огонь, земля, воздух и вода – уже давно никого не устраивали в чересчур наивной картине мироздания. Запущенная с лёгкой руки основателя научной философии и перипатетической школы пятая сущность, как тонкая гипотетическая материя, всё проникающая и обнимающая, оказалась настолько долгоживущей, что и по сей день о ней пишутся книги (вариации на тему «Эфиродинамики») и не умолкают дискуссии. Послушаем, к примеру, раннего А.Эйнштейна: «Мы не можем в теоретической физике обойтись без эфира, т.е. континуума, наделённого физическими свойствами».

Биография умозрительного эфира, однако, не была сплошь триумфальной – напротив: его то изгоняли из физики, то снова водворяли на место. Создаётся впечатление, что он служил не столько прочным и необходимым основанием для здания всей науки, сколько его временной подпоркой — в те критические моменты, когда оно явно перекашивалось и рушилось.

Первоначально эфир понимали как механическую среду, подобную упругому телу, а распространение световых волн в нём представлялось по аналогии со звуком. Но гипотеза механического эфира встретилась с большими трудностями. Так, поперечность световой волны требовала от нашей «первоматерии» свойств абсолютно твёрдого тела, и в то же время нужно было, чтобы она не оказывала никакого сопротивления движению небесных тел. Сколько же головной боли доставила когда-то эта нестыковка великому Ньютону!

Непреодолимые противоречия механического мирового эфира были успешно преодолены только в специальной теории относительности, которая попросту…его упразднила и отбросила, заменив полем. Тем самым подтвердилась фиктивность эфира – как ничего не значившего слова, способного удовлетворить лишь те умы, которые не привыкли доискиваться до сути. В конце концов, если злополучный эфир – это продукт физической мысли, то скорее не он, а именно она первична…

Со времён древних греков понятие эфира эволюционировало в двух направлениях – религиозном и чисто научном. У алхимиков оно превратилось в так называемый Spiritus mundi – жизненный дух в виде динамической плазмы, уподобляющей космос единому живому универсому. А неоплатоники видели в эфире мировую душу – как тончайшую материю, пронизывающую все вещи и являющуюся формирующей и порождающей силой. Сюда же примыкают и герметические, оккультные учения об архее – всеобщем «деятеле» природы.

В современной же физике в качестве первоосновы утвердилась другая непрерывная данность – вакуум, который отличается от эфира уже тем, что электромагнитное поле (замещающее свет в прежнем световом эфире) выступает теперь в качестве самостоятельного физического объекта, не нуждающегося в специальном носителе. И хотя вакуум сохраняет некоторые свойства обычной материальной среды, в самых последних откровениях физики он возводится в ранг «основного состояния квантованных полей».

Обратимся, кстати, к такому неординарному и часто «забываемому» физиками-теоретиками свойству квантовой системы как целостность. Она проявляется, в частности, в дальнодействующих связях между компонентами, сколь угодно удалёнными друг от друга. Такие связи, называемые нелокальными, нельзя оправдать принятыми физическими взаимодействиями. Но тогда какими? И как объяснить мгновенное «общение» между разнесёнными объектами, их парадоксальное одновременное нахождение и «тут», и «там» или невозможность измерить вместе с одинаковой точностью импульс и координату микрочастицы?

Все эти необычные эффекты новой физики повергли в смятение не только рядовых учёных, но и самого Эйнштейна, создавшего к тому времени свою теорию относительности. Оставаясь скептиком в отношении квантовой идеологии, он-то и заговорил одним из первых о таинственных и непознаваемых «скрытых параметрах», якобы работающих «за её сценой» и недоступных для нашего понимания. А потому, считал Эйнштейн, квантовая механика неполна, да и неудовлетворительна с эстетической точки зрения.

Однако, один из выдающихся умов начала ХХ в. Дж. фон Нейман всё же доказал, хотя и для частного случая, теорему об отсутствии «скрытых параметров». Из абсолютно строгих математических выкладок следовало, что без волновой функции наблюдаемые величины просто «не знают», как им себя вести и куда двигаться в следующий момент. Оказывается, в них самих никак не вмещается вся необходимая и достаточная для их «жизнедеятельности» информация. Более того, согласно выводам Неймана, такая «руководящая» информация вообще не может содержаться даже в классических объектах и чувственно воспринимаемых вещах. Получается, что «наблюдаемые» сами по себе несамостоятельны и беспомощны в принципе и должны управляться какой-то неведомой силой…

Не наводит ли нас подобное умопостигаемое и чисто математическое управление микромиром, а также обусловленное квантовыми законами свойство целостности, к особым – субстанциальным, или духовным связям, которые сродни самой мысли? А как иначе можно объяснить мгновенную информированность микрообъектов друг о друге — если физика запрещает сверхсветовые скорости? Остаётся одно – выйти за её пределы в метафизику.

Достаточно ли при этом умело комбинировать индукцию («наведение») и дедукцию («выведение»)? Ведь дедуктивная логика, применяемая в естественных науках и особенно в математике, иногда «натыкается» на знаменитые отрицательные теоремы матлогики (К.Гёдель и А.Тарский) и даёт сбой. А с другой стороны, и сознательная индукция не всегда приводит к тому, что следует положить в основу последующей дедукции.

Но есть ещё интуиция, идущая в обход логики, – как духовное видение, вдохновение и понимание, приобретённое непосредственно, а не эмпирически или путём размышления. Кант видел в ней, в отличие от дискурсивной прозрачности, особую эстетическую ясность, Гёте – «откровение, развивающееся внутри человека», а Шеллинг – интеллектуальное созерцание. И по Бергсону, интуиция позволяет установить со вселенной «прямой жизненный контакт».

А поскольку «вселенная должна быть познана тем искусством, посредством которого она была создана» (Дж. Глэнвиль), то и получается, что наша свободная и непредвзятая мысль неминуемо должна совпасть с родственной ей объективной и творческой мыслью, и ни с чем материальным. Той же позиции придерживался и Аристотель, считавший, что высшие принципы (архе) недоказуемы и познаются непосредственно интеллектуальной интуицией, а именно «движущую архе» он и называл «началом в собственном смысле».

Укрепляет в сказанном и своеобразный закон духовного мира – подобное притягивается к подобному («эффект Матфея»). По-видимому, Эйнштейн, стремившийся разгадать «мысль Творца до акта творения» и движимый прямой интуицией, подгоняемой эстетическим чувством, и прозрел в квантовой механике нечто недостающее, «эмерджентное» и неосязаемое. Как мы помним, те же сомнения, но относительно материальности гравитации, испытывал и Ньютон, пытаясь ввести некие посреднические «мировые духи» и описывая вселенский «сенсориум», управляющий сразу всей совокупностью частиц и тел и обеспечивающий необходимое мгновенное дальнодействие.

Вот такие бесценные эвристические догадки преподносит нам иногда правое полушарие, или, по К.Юнгу, бессознательное, – озарение, которое потом, увы, оттесняется и загромождается ворохом левополушарных выкладок и доказательств. Что и произошло с «иском», предъявленным Эйнштейном к валидности квантовой механики и зафиксированным в его совместной работе с Подольским и Розеном и цитируемой обычно в связи так называемым «ЭПР-парадоксом».

В 1964 г. Дж.С.Белл сформулировал неравенства, имевшие целью продемонстрировать принципиальное отличие в предсказаниях любой объективной (классической) локальной теории и квантовой механики. Последовавшие, начиная с 1980-х гг. (А.Аспект), многочисленные эксперименты сопровождались нарушением указанных неравенств, что говорило против выдвинутой А.Эйнштейном гипотезы о существовании скрытых параметров, но убеждало в наличии нелокальной квантовой корреляции между бывшими вначале в контакте, а потом разлетевшимися и «чувствующими» друг друга частицами. Субстанциональная основа этой корреляции остаётся по-прежнему неясной, а потому всё-таки сохраняется место и…для скрытых параметров. И комментаторам приходится выдавливать из себя: «можно предположить существование некоторой таинственной и пока необъяснимой связи, которую «до выяснения обстоятельств», следует назвать квантовой нелокальностью». Другие физики предлагают принять, что одна из разделившихся частиц-подруг «живёт в обратном направлении», т.е. движется во времени из «будущего» в «прошлое», что соответствует в пространстве падению её на источник – место рождения (А.В.Бородулин. «Торсионная лженаука» — Интернет).

Позвольте, но выше уже говорилось о двунаправленном движении, выступающем рефреном, как выясняется, чуть ли не во все времена и в разных учениях: и в древнеиндийском атмане-брахмане, и в сгущениях и разрежениях китайской жизненной силы и энергии ци, и наконец, по Р.Генону, в центробежном (очевидно, левополушарном) и центростремительном (правополушарном) движении мысли, устремлённом в сердце человека, и т.д. Обобщая, философ свёл бы всё это многообразие к диалектическому взаимопревращению и взаимопроникновению противоположностей. Абстрагируясь от всего лишнего и не плодя новых сущностей без необходимости, мы и приходим тогда к движению как таковому, поскольку источником последнего, по большому счёту, является именно указанная диалектика.

Философия даёт здесь явную фору науке, поскольку её свободное мышление не подвержено формализации. А как раз в неё-то и уходит физика, прибегая к математике и строгой логике. Образчиком такого с виду элегантного построения служит синергетика, чем-то напоминающая…дамский широкий кринолин XVII в.: она, как будто, охватывает всё, но касается лишь немногого. Самоорганизация – это мифологизация материи – пассивной данности, которой едва ли можно приписать большую активность, чем одинокому валуну, оставшемуся на поле со времён последнего оледенения…

Примечательно, что всеохватывающая синергетика абсолютно безмолвствует по поводу «золотого сечения», пронизывающего всю природу. Впрочем, даже простому и неповреждённому уму, каковой хоть раз посещала мысль, трудно вообразить, чтобы столь поражающая нас красота, целесообразность и целостность мира «в золоте» возникла как-то самопроизвольно и сама собой. Ведь и за всеми шедеврами искусства, таящими в себе тот же чудесный принцип организации, всегда стоит чья-то творческая мысль…

А она, очевидно, в принципе неформализуема. Бесплодные попытки создания искусственного интеллекта – лучшее тому доказательство. И хотя сегодня ещё и ведутся на эту тему дискуссии в мире, разделившемся на «менталистов, и «механицистов» (см. В.В.Целищев. Алгоритмизация мышления. Гёделевский аргумент. Новосибирск.2005), стоит внять одному из самых выдающихся физико-математических умов современности, Роджеру Пенроузу, который тщетно ищет в сознании квантовомеханические свидетельства «невычислительных составляющих». В своих двух известных большинству думающих читателей фундаментальных бестселлерах он признаёт, что «никакая вычислительная процедура не может адекватно объяснить все операционные проявления человеческого сознательного понимания». Однако, по его же мнению, «разум способен получить в некотором смысле непосредственный доступ в платоново царство…».

В этом всё дело. Так возникает трансцендентальное мышление (Кант), в котором со всей силой заявляет о себе закон тождества, когда мысль имплицирует саму себя. Другими словами, объективная мысль, оставаясь инвариантной, влечёт саму себя и продолжается уже в наших головах в виде инсайта — словно иллюстрируя слова Аристотеля о том, что невозможно ничего мыслить, «если не мыслить каждый раз что-нибудь одно». В блеснувшей в озарении идее происходит, по-видимому, наиболее полное совпадение мысли с объективной реальностью, но…не вполне оформленное. К счастью, последние сенсационные открытия физики – если посмотреть на них под неожиданным (для неё) углом зрения – проливают свет и на эту сторону.

К настоящему времени накопилось достаточно много экспериментальных результатов в области «энергоинформатики», которые не нашли удовлетворительного объяснения в рамках известных видов взаимодействия – электромагнитного, гравитационного, сильного и слабого. Среди более чем двадцати (!) видов «пятой силы», или малоэнергоёмких излучений и полей («хрональные», «тахионные», «морфогенетические», «биоэлектромагнитные» и т.п.) особое внимание привлекли так называемые «торсинные поля», обусловленные угловым моментом вращения тел или частиц, обладающих массой. А поскольку и электрон, и нуклоны, а следовательно и ядро атома в целом, — все обладают собственным (механическим) моментом количества движения, или спином, то указанные поля присуще, вообще говоря, любому объекту, и проблема заключается лишь в создании условий их проявления и обнаружения.

Следует отметить, что затронутая выше квантовая нелокальность тоже по сути связана со «спинирующими» сущностями, и хотя знаменующие её эффект Ааронова-Бома и упомянутый ЭПР-парадокс находят квантово-механическую экспликацию, тем не менее остаются предметом не утихающих споров. Создаётся впечатление, что копая всё глубже и глубже, физика, увы, так и не находит истину, а бродит где-то возле неё. Повидимому, требуется некая трансценденция – переход к чему-то внефизическому, которое проложило бы путь к высшему пониманию как уяснению смысла, а в конечном счёте – к осознанию и нашего бытия в этом мире.

И хотя физика продолжает «угадывать уравнения, не обращая внимания на объяснение», лишь немногие исследователи усматривают в новых «тонкоматериальных» эффектах проявление чего-то нематериального. В своей нашумевшей монографии «Теория физического вакуума» (М. 1998) Г.И.Шипов добавляет помимо физического вакуума ещё два «уровня реальности»: первичное торсионное поле и «абсолютное ничто», оставляя последнее как бы за гранью своей теории. Всё начинается с абсолютной пустоты – «ничто», переходящее под действием «первичного сверхсознания» в упорядоченное состояние – пронумерованное десятимерное пространство, которое и служит отправным постулатом теории. Под Абсолютом оказывается пустота, наполненная чем-то…

Таким образом, сознание только номинируется, а дальше лихорадочно выписываются умопомрачительные уравнения, в отношении которых уместно задать сакраментальный вопрос С.Хокинга: а что же вдыхает в них жизнь? В самом деле, физики постоянно гипостазируют уравнения, находясь под их магией. А уравнения устанавливают всего лишь связь между двумя группами величин, находящимися по обе стороны от знака равенства. И не больше. Механически решая их, мы находим значения аргумента, при которых обе функции справа и слева равны. И не выясняем главного — о движущей причине, или, как сказал бы Аристотель, об истинном источнике движения — «кинесисе».

Так исподволь протаскивается всё та же маниакальная идефикс самоорганизации: силы повсеместно действуют через свои поля, а «вещество само стремится сложиться в прекрасные формы под влиянием присущих ему идей прекрасного и эти же идеи сами возникают в мозгу человека» (В.В.Розанов. «О понимании». М.2006)).

Отвергая дух, мы приходим «к одухотворённому веществу с двоякою природой – пассивное и деятельное, само из себя творящее формы, устремляющееся к целям» и т.д. Но возможна ли подобная «психо-материя»? Ведь на самом деле эта тяжёлая психофизическая проблема так и не сдвинулась с места со времён Декарта (ПФ взаимодействие) и Лейбница (ПФ параллелизм). Её решение, похоже, выходит за горизонты науки…

Тезис о «порождении» сознания физической средой мозга ставит нас в тупик. Если придерживаться его буквально, придётся приписать электронам и кваркам некую способность «распадаться» на субъекта. Это совершенно фантастический процесс. Элементарные частицы должны порождать энергию субъекта, ничего при этом не теряя, а энергии у них ровно столько, чтобы существовать самим. Вот и остаётся искать источник сознания на некоем «субквантовом» уровне. А последний, как будто, уже не имеет к материи никакого отношения. Так физика выходит в за- или мета-физическую реальность, называемую иногда «скрытой», или «тёмной» массой вселенной, вакуумом и т.п.

Но здесь нужно не упустить один ключевой момент: «закон тождества между природою производящей причины и производимого следствия» (Розанов). О том же говорит и упомянутый выше принцип Кюри, или подобия, а более конкретно — постулат «живое от живого» (Реди, Пастер). Другими словами, сознание есть продукт фактора по типу «био», превращающего физическую среду в био-физический феномен. А точнее, источником нашего сознания является просто его другая — более высокая разновидность.

Поскольку вся материя организма разобрана клетками, проблема сводится к их «оживлению». Клетки мозга должны непременно оставаться живыми, чтобы осуществлять или быть причастными к психическим функциям. Те участки мозга, где нейроны по каким-то причинам погибли, например, в результате кровоизлияния, немедленно выбывают из деятельности сознания. И мёртвый нейрон есть не более чем груда молекулярных «кирпичей» — бесполезная масса, которая и выводится метаболизмом из организма.

Однако материя внезапно погибших нейронов в первые секунды после смерти ещё ничем не отличается (!) от материи нейронов, только что бывших живыми. Химические изменения начнут возникать чуть позже, но они станут следствием того, что клетка утратила жизнь, а не причиной. Причём, эта «демаркация» и отпадение от живого наступает сразу и необратимо.

А между тем, как известно, все обычные химические реакции обратимы. Следовательно, рассматриваемый случай необратимости объясним только одним – чудесными действиями «за сценой» нематериального фактора. При фатальных и форс-мажорных обстоятельствах он как-то «расцепляется» с повреждённой материей (инсульт), оставляя её на произвол второго начала термодинамики, влекущего всё к распаду и тлению.

И здесь наука ходит где-то рядом, оперируя пространным «антропным принципом» и туманными «биоинформационными полями». Заметим, однако, что со времён Н.Винера и К.Шеннона упор всегда делался на количественную сторону информации, а не на её аксиологию. В чём же смысл, по большому счёту, потоков бесчувственной информации, будь она хоть и биологического происхождения? Или какова роль бесстрастного «антропного» наблюдателя?

Чтобы дать исчерпывающие ответы на поставленные вопросы, нужно выйти за пределы сухой и рациональной науки. Метафизика сказала бы, что речь идёт о сохранении целостности мира и всех входящих в него составляющих, в том числе и человека. (БМВ.«Закон сохранения целостности»//Человек и христианское мировоззрение, вып.10, с.255-58. Симферополь.2005). Это настолько весомая и универсальная категория, что даже любая вещь на прилавке вызывает у нас интерес и вожделенна только в том случае, если она завершена и целостна.

Именно «любовь, — по словам Платона, – и есть жажда целостности и стремление к ней». Следовательно мирообразующее фундаментальное отношение целостности «на высшем этаже» сводится к любви, и поскольку это чувство взаимное, требуется по крайней мере два субъекта для его реализации. Вот почему «Бог есть любовь» (1-е Иоан.4:8) – любовь, которую и несёт нам в качестве своего первого плода Дух, исходящий от Бога (Гал.5:22). Вхождение в целое мира знаменует «попадание в цель» (обратное букв.-грех) и обретение нами душевного равновесия, «ибо, кто вошёл в покой Его, тот и успокоился от дел своих» (Евр.4:10).

Едва ли такая благодать распространяется на индифферентного «антропного наблюдателя», бесстрастно переводящего свой взгляд с одной вещи на другую! И что он может, например, сказать об эстетически организованных структурах живого, которые, казалось бы, абсолютно бесполезны в плане выживания по Дарвину? Зачем, скажем, павлину нужен столь роскошный хвост? Сам «отец эволюции» выдвинул предположение, что множество признаков эстетического характера, встречающихся в живой природе, обусловлено половым отбором. Да и Сигизмунд Шломо, выступавший в науке под псевдонимом Фрейд, по сути, «доказал», что душа человека есть простое продолжение его половых органов. А как быть тогда собственно с эстетическим чувством, присущим живым существам: откуда оно взялось?…

Не задумано ли оно и вложено в нас, чтоб мы восхищались всем сотворённым и самим Создавшим такое великолепное многообразие форм? Это чувство побуждает к любви и между людьми — когда «оставит человек отца своего и мать свою, и прилепится к жене своей; и будут одна плоть» (Быт.2:24). Характерно, что это же назидание повторяет в Новом Завете почти слово в слово и Христос Иисус (Мф.19:5 и Мк.10:8), а также апостол Павел (Еф.5:31). Когда Ионафан, сын первого царя израильтян Саула, привязался всем сердцем к Давиду, победившему Голиафа, «душа Ионафана прилепилась к душе его, и полюбил его Ионафан, как свою душу» (1-я Цар.18:1). Но превыше всего нужно прилепляться, конечно, к Богу (Втор.10:20). И царь Давид восклицает: «К Тебе прилепилась душа моя; десница Твоя поддерживает меня» (Пс.62:9), а в самом длинном псалме Библии мы слышим, по-видимому, голос ещё одного верного и угодного Богу царя — Езекии: «Я прилепился к откровениям Твоим; не постыди меня» (Пс.118:31).

В Новом Завете Иисус подвёл итог «закону»: «возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всем разумением твоим. Сия есть первая и наибольшая заповедь. Вторая же подобная ей: «возлюби ближнего твоего, как самого себя». На сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки» (Мф.22:37-40; см. также Мк.12:30 и Лк.10:27). Обратим внимание на личное обращение Иисуса, апеллирующее к сердцу каждого человека: оно тем самым кардинально расходится с методологией «коммунистического воспитания масс». Индивидуум встраивается в целое мира только на уровне интимной любви tete-a-tete со своим Творцом и каждым другим в отдельности. В таком парном взаимодействии видна полная «нумерическая» аналогия со всемирным тяготением, которую смутно угадывал и В.Соловьёв («Смысл любви»), а мы напрямую связали эти обе великие объединяющие силы с «духом в золоте» (БМВ. «Любовь как основа мироздания»// Человек и христ. мировоз.,вып.9,с.227-32.Симферополь.2004 и указ. работа о Ньютоне). Дух просто «отыскивает» и объединяет идеально взаимодополняющие части мира: будь то на уровне бессознательной материи — в гравитации, или на уровне сознания — в созидающей любви человека, делающего решающий и правильный выбор. В любви, таким образом, консолидируются «отобранные части мира», а знаменитый принцип дополнительности Бора, который и сам его автор когда-то настойчиво экстраполировал за пределы физики, становится онтологией целого.

…Божественное Откровение, ниспосланное чудесным образом одному «небольшому пастушескому народу,… стало источником линии познания, которая, соединившись с греческой, принесла драгоценные плоды» (В.Тростников. «Православная цивилизация». М.2004). А в дальнейшем в этом направлении поработала и богословская мысль — в том числе православная — которая вкупе с научной апологетикой, «помноженной» уже на последние находки физики, позволила вплотную подойти к единой картине мира.

В своей известной широкому кругу читателей книге «Дух, душа, тело»(Интернет-версия) хирург и архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий) пишет о духовной энергии любви, «всесозидающим потоком которой создана вселенная». «Вечной материи нет, как вообще нет материи, а только энергия в различных формах, конденсация которой и является в форме материи». Разве это не прозрение эйнштейновской формулы Е=mcи не повод вспомнить об «энергетической» теории В.Оствальда (1853-1932), основанной на попытке мыслить движение без материи?

Вообще говоря, «энергетизм» со своей идеей эквивалентности массы и энергии напрямую ведёт к плодотворной континуалистской картине мира. Но позицию Оствальда раскритиковал такой авторитет науки как Л.Больцман, а В.Ленин довершил его «разгром» в труде «Материализм и эмпириокритицизм» (1908). Та же участь забвения постигла, увы, и оригинальную мысль лорда Кельвина (Томсона) об атомах как вихревых образованиях – научное сообщество осталось глухо к этой замечательной модели. Хотя позже оно снова схватилось за верный «костыль науки» — эфир, приписав ему некие завихрения и «эфировороты». Сегодня мировая Сеть наводнена рассуждениями об атомах вещества как «запечатанных консервах энергии» (неясно, правда, какой) и «спиральноволновой природе элементарных частиц», причём радиальное перемещение витков спиральной волны, якобы, «аналогично эффекту от вращения жёсткой логарифмической спирали» (!). И что примечательно – усматривается общее «свойство парности» у вихрей и частиц: противоположную закрутку вихря можно сопоставить двум направления спина или разноимённым зарядам. Общим оказывается также кооперативное поведение, инерция, аннигиляция при столкновениях и т.д. (см. например, Бураго С.Г. «Эфиродинамика и познание мира»).

Но вот настал момент истины и пора заявить, возрождая несправедливо забытое и уточняя: все микрочастицы материи – это сгустки энергии в виде «чистого» вихреобразного движения по сворачивающейся логарифмической спирали в ритме «золотой», или «Божественной» пропорции (Лука Пачиоли ди Борго, 1509). Близкие соображения высказывает и архиепископ Лука: «Материя представляет собой устойчивую форму внутриатомной энергии, а теплота, свет, электричество – неустойчивые формы той же энергии. Процесс распада атомов…сводится к переводу внутриатомной энергии …в неустойчивое состояние…Материя, таким образом, постепенно превращается в энергию». А в обратном процессе – при творении – она действительно возникает как бы «из ничего»…

Если «при атомном распаде освобождаются всё более тонкие формы энергии, то что нам мешает сделать последний шаг и признать существование вполне нематериальной, духовной энергии и считать её первичной формой, родоначальницей и источником всех форм физической энергии?». «Огромное количество фактов императивно принуждает нас считаться с ними и признать наряду с материальной природой безграничный, гораздо более важный мир духовный».

Созвучные мысли мы находим и в книге А.Нестерука «Логос и космос» (М.- 2006): «Именно на Божественных энергиях в конечном счёте держится мироздание…Всё в мире получило бытие посредством этих энергий, доступных человеческому созерцанию благодаря дару Божьей благодати» (с.161). Вероятно, здесь подразумевается восприятие под действием Духа нетварной энергии – как это случилось с тремя учениками Иисуса, по преданию, на горе Фавор.

Именно эта высокоорганизованная «первоэнергия» и предотвращает «девальвацию» различных видов физической энергии при её взаимопревращениях. В противном случае мир стремился бы к равновесному – неупорядоченному состоянию. Таким образом, закон сохранения энергии, гласящий, что «все её виды образуют энергетический запас мира, величина которого неизменна» (М.Планк. «Религия и наука»), следовало бы дополнить антиэнтропийным действием духовной энергии, поддерживающей мир в его целостности.

Обращаясь к богословию, мы совершаем, говоря математическим языком, некий трансфинитный переход – когда определённые положения, подобные научным постулатам, не выводятся из дифференциальных уравнений или дискурсивно, а принимаются на веру. А приближаясь к «точке схождения» науки и веры, нельзя пройти мимо учения св.Григория Паламы (XIV в), который исследовал самый важный предмет – взаимодействие Бога и человека. Возможна ли встреча с Творцом для обычного верующего и как конкретно он должен поступать, чтобы она состоялась?

Искомые ответы были найдены святителем и сформулированы им с такой чёткостью, какая вообще возможна для человеческого разумения, когда оно пытается проникнуть в тайну божественного бытия. В основе «паламитского синтеза» лежит тонкое различение между сущностью Бога и исходящими от него воздействиями на мир, которые святитель Григорий именует «энергиями». Последние доступны восприятию человека, причём тем в большей степени, чем меньше остаётся в уме и сердце человека мирских попечений, заглушающих приём «божественных сигналов». Изгоняется же эта суета аскетической и молитвенной практикой, и кто овладел ею в полной мере, достигнув мистического соединения с Богом, получили название «исихастов» («безмолвники», от греч. «исихия» — покой). Палама провозгласил нетварность испускаемых Богом энергий, или фаворского света, и в этом он следовал Симеону Новому Богослову, назвавшему виденный им свет «невещественным».

В дальнейшем этот комплекс идей развивался и углублялся младшим В.Н.Лосским («Очерк мистического богословия Восточной церкви», М.1991), С.С.Хоружим («Синергия»), о.О.Давыденковым («Догматическое богословие») и другими. Прот. Кирилл Копейкин в статье «Космос и олам: структура Вселенной и энергия Логоса» (Сб.«Христианство и наука».М.2004) пишет о возможности «энергийного соединения, своего рода «бытийственного резонанса» человека с Творцом, — резонанса, затрагивающего не одну лишь духовную, но и телесную природу человека».

Прекрасно сказано! Из физики мы знаем об эффекте «пространственного синхронизма», когда система с распределёнными параметрами откликается на стороннее воздействие, имеющее с её параметрами соразмерные масштабы движения. Решающим для резонирования подобной системы становится, таким образом, не временное, а именно пространственное согласование с ней возбуждения извне. В результате в ней зарождается бесконечное, но счётное множество «нормальных», или «собственных» мод колебаний.

Изоморфизм организации «в золоте» духа и нашего психо-соматического устройства как раз и предполагает указанный эффект. Причём действительно, дух действует на двух «этажах»: безусловным образом – на нижнем, физиологическом и интенционально – на верхнем, сознательном. В первом случае мы имеем – как и весь растительный и животный мир — «низший из даров Святого Духа» — саму жизнь. Ибо «душа тела (животных) в крови…» (Лев.17: 11, 14). Но кровь на 80% состоит из воды, абсолютно необходимой для жизни да ещё имеющей и молекулу, образующий угол в которой равен 108- значению, характерному для геометрии «золотого сечения»! (Интернет-ресурс и кн.Масару Эмото. Послания воды. София. 2005, 98с.).

Геометрические следы «сечения» мы находим и в элементарной клетке – основе любого организма. В ядре клетки, являющемся центром управления всеми её процессами, имеются скрученные цепи ДНК, а в ядрышке ядра – спиральные образования. Ядрышко (нуклеола) служит местом образования рибосом, на которых синтезируются белки. Последние претерпевают изящный механизм сворачивания, при котором полипептидные цепи организуются в уникальную компактную пространственную структуру. Примечательно, что и в митозе (делении клетки) имеет место как спирализация, так и – в заключительной фазе – деспирализация хромосом. Заметим кстати, что в самой спиральной молекуле ДНК угол закрутки соседних пар оснований тоже «золотой» = 36(М.Д.Франк-Каменецкий. «Самая главная молекула». М. 1983, с.140; 362 = 180-108).

Настоящую россыпь признаков «золотой» организации – восприемницы духа — в самых глубинах клетки находит Р.Пенроуз («Тени разума. В поисках науки о сознании». 2005, с.547 и далее). Он сосредотачивает внимание на цитоскелете клетки, выполняющем несколько функций, в том числе и – нервной системы. Каждый нейрон обладает своим собственным цитоскелетом, а следовательно и чем-то вроде «личной нервной системой». В цитоскелет входят так называемые микротрубочки (внешний диаметр 25 нм и внутренний 14 нм), чья организация «представляет интерес с математической точки зрения». Дело в том, что на каждую микротрубочку приходится 13 рядов образующих её димеров тубулина – белкового полимера. А гексагональный узор микротрубочек состоит из 5 правых и 8 левых винтовых структур. Любопытно также, что в двойных микротрубочках, встречающихя достаточно часто, внешний слой содержит 21 ряд димеров тубулина – следующее число знаменитого ряда Фибоначчи, напрямую связанного с «золотой пропорцией» (1,1,2,3,5,8,13,21,34…).

Откуда же в самой тонкой микроструктуре клетки берутся числа Фибоначчи? Пока высказано предположение, что они «повышают эффективность трубочки как «информационного процессора» (с.553). Ещё одна дерзкая мысль касается «центра управления» цитоскелетом, называемого центросомой, внутри которой имеется особая структура – центриоль. Так вот последняя, якобы, «действует как глаз клетки (!) – идея чрезвычайно захватывающая, хотя и далеко ещё не общепринятая». Спрашивается тогда, что же «видит» и воспринимает клетка? Может быть, некое «организующее воздействие извне»? Мы рекомендуем удивиться подобной аллюзии – тем более, что и фокус логарифмической спирали иногда называют «глазом Божиим»(!) (Интернет)…

Научная мысль поистине ходит где-то совсем рядом с духом. «Если мозгом человека, — пишет Пенроуз, — управляют микротрубочки, то в процессах, происходящих в них, должно быть что-то принципиально отличное от простого вычисления». И первый кандидат – квантовая когерентность, когда большое количество частиц совместно образуют одно квантовое состояние. Тогда «многие удивительные свойства квантовых волновых функций проявляются на макроскопическом уровне». Эта корреляция – но как бы в обратном порядке – и осуществляется духом. Ещё Пенроуз ссылается на квантовый эффект самофокусировки электромагнитных волн в цитоплазме клетки, — когда сигналы сосредотачиваются внутри области, диаметр которой не превышает внутреннего диаметра микротрубочки (!) И наконец, обращается внимание на упорядоченное состояние воды в клетке. «Представляется вполне разумным предположить, что вода остаётся упорядоченной и внутри микротрубочек, а это весьма благоприятствует возможности возникновения в этих трубках квантовокогерентных колебаний». А возбуждение микротрубочек, вероятно, предполагает ту же нелокальность, какую мы наблюдаем и в ЭПР-феноменых физики. Одним словом, мы обнаруживаем в цитируемой книге столько коннотаций и ассоциаций, что заинтригованному читателю лучше обратиться к ней непосредственно.

Таким образом, «золотоспиральный» «Дух животворит» (Ин.6:63), накладываясь на геометрически родственные и подобные ему (конгруэнтные?) структуры и бытийствует в них. А окончательная сонастройка с «источником жизни» достигается через «любовь-энергию», ибо «Дух Божий радостворит всё, к чему бы Он не прикоснулся». Но инициативу нужно проявлять и нам – возлюбить, «приблизиться к Богу, и Он приблизится к нам» (Иак.4:8). Здесь не требуется титанических усилий, поскольку наше сердце изначально «геометрически» предрасположено к любви (В.Д.Цветков. «Сердце, золотое сечение и симметрия». Пущино. 1997, 170с.).

Всё вышесказанное можно объединить под эгидой онто-теологии. Обретение онтологического смысла жизни через вхождение в гармонию мирового целого полностью отвечает известному призыву Серафима Саровского о стяжании Духа Святого. Преподобный Серафим завершил создание православной пневматологии, начатое Симеоном Новым Богословом и Григорием Паламой, сделав её «мудростью навсегда». Стяжание Святого Духа, составляя цель нашей жизни, «обоживает» нас и ведёт к спасению души.

И вот сейчас несколько приоткрылась завеса даже над тайным «механизмом» этой благодати. Случайно ли, что именно благодать Духа Святого в иконописи символизируется золотом? И наконец, впервые в апологетическом издании затронут феномен «золотой пропорции» («Библия и наука» (серия «Азы православия»), Изд. «Даръ», М.,2006). Цитируем (с.164): «Согласно христианской святоотеческой традиции, выраженной наиболее полно в трудах святого Максима Исповедника, бытие каждой вещи, каждого явления нашего мира определяется её трансцендентно-идеальным «корнем» — логосом, являющимся энергией Логоса Ипостасного. Имея внепространственную и вневременную природу, логос принципиально недоступен для прямого научного изучения. В то же время его «присутствие» ощущается в законах мироустройства и гармонии. В частности, об этом присутствии говорит и пропорция золотого сечения«. И на следующей странице указанной книги подчёркивается, что только золотое сечение осуществляет «идеально правильное» деление целого на части. Впрочем, главный смысл «сечения», как мы убедились, раскрывается только в его развёрнутом виде.

О том же пишет и канд.физ.-мат.наук свящ. Олег Петренко («Сокровеный узор Вселенной»//Человек и христ. мировоз. Вып.7. Симферополь. 2002. с.241-246). «Через присутствие Божественной пропорции в тварном мире реализуется определённый эстетический идеал». А в книге Анхеля Куатье «Золотое сечение» (СПб,2004) утверждается даже, что якобы всезнающий Аристотель нашёл соответствие ЗС и этическому закону. «Божественная пропорция мистическим образом сопутствует всему живому» и « всё красивое в мире подчиняется Божественному закону, имя которому – золотое сечение».

Но оставаясь равнодушной к чарующей красоте мира, «единственное, что смогла сделать наука, — это засвидетельствовать о своей несостоятельности в объяснении эстетических закономерностей мироустройства». Неужели эта безысходность так и останется непреодолимой? Но нет – кажется, Бог по своему промышлению всё же предоставил шанс и научному интеллекту прикоснуться к его «святая святых» — разлитой в мире животворящей энергии. Речь идёт о затронутых выше торсионных полях и новых необычных эффектах генерации избыточной энергии, превышающей подводимую.

Автору посчастливилось, по просьбе разработчика одной из таких схем, Соколова П.А., делать экспертизу его действующего макета устройства. Как выяснилось, «изюминка» заключалась в геометрии колебательных контуров. При обычных коаксиальных катушках никаких чудес не происходило, а «дармовая» энергия возникала лишь при замене одной из катушек на спиральную намотку (А.В.Фролов). Сама по себе идея, по-видимому, не нова и восходит к блистательным экспериментам Н.Теслы (1856-1943), в своё время потрясшим весь научный мир (Джон Дж. О Нил «Гений, бьющий через край. Жизнь Николы Теслы, М. 2006).

Оставляя подробный комментарий в стороне, мы надеемся что для терпеливого читателя, проникшегося изложенным, наблюдаемый эффект не окажется «вещью в себе». Скажем только, что в имеющейся литературе «мгновенное дальнодействие» имплицитно всегда увязывается с обычным электромагнитным полем, через которое, собственно, и удаётся за него «зацепиться». Другой вопрос – чем обернётся подобный «несанкционированный» забор энергии. Ведь она исконно предназначается отнюдь не для сугубо прагматических целей типа отопления домов, а предназначена скорее согревать сердца искренне верующих людей.

Подведём итог. Судя по сенсационным открытиям в «паранауке», мы определённо вступаем в новую эпоху. Однако, эйфория от неожиданно найденных безграничных энергоресурсов может помешать нам трезво оценить и осознать происходящее. Ситуация вполне сходна с ажиотажем когда-то вокруг атомного проекта. Но тогда вовремя раздался предупредительный «звонок» из Чернобыля, возымевший на всех отрезвляющий эффект.

И вот мы снова, копаясь в «ящике Пандоры», извлекли новое чудо века, долженствующее потрясти мир. А не прозвучит ли вскоре и очередной «звонок», который будет уже последним?…

Как сказал мудрый Соломон, «время разбрасывать камни, и время собирать камни» (Еккл.3:5), а также «время раздирать, и время сшивать» (3:7). Не пора ли, следовательно, переходить к синтезу и осмыслению? И здесь — слово за философией или новой её онтологией, выдвинувшей чрезвычайно широкое понятие реальности, обнимающее дух и бытие остального мира. А такой всеобъемлющий взгляд на вещи не может не включать в себя и Откровение.

В том же Екклесиасте мы читаем: «Всё соделал Он прекрасным в своё время, и вложил мир в сердце их, хотя человек не может постигнуть дел, которые Бог делает, от начала до конца» (3:11). Получается, «весь мир соединяется в превосходящем космос всеобъемлющем человеке, завершающем гармонию мироздания и содержащем весь мир «в сердце» своём» (прот.Кирилл Копейкин). И хотя, конечно, нам недоступна полностью Божественная мудрость, научная мысль открывает удивительную общность в строении и функционировании как Солнечной системы, так и нашего организма. О присутствии чудесного «фликера» в ритмике дыхания и сердца мы уже упоминали, но оказывается, что «частоты обращения планет и их разности образуют спектр с интервалами, равными числам золотого сечения. Такой спектр как бы образует консонансный аккорд, наиболее совершенный с эстетической точки зрения» (Св.О.Петренко со ссылкой на К П.Бутусова. «Золотое сечение в Солнечной системе»//Астрометрия и небесная механика. М.1978).

Таким образом, план мироздания носит поистине эстетический характер, «который не является предметом бесцельного украшательства», но выступает как следствие установленного миропорядка, выражающего всеобщую целостность в Божественной пропорции. Познание этого грандиозного замысла и красоты видимого мира возводит нас к созерцанию его невидимой Первопричины. А целесообразность познаваемого мира неотъемлема от безмерной любви, на которой он только и держится и каковой окружает нас благой Создатель.

СПб, март 2007