|
|
Дудин А.П.
«Распутиниада»: большая политическая игра.
(Распутин — «могильщик» монархии)
До сих пор можно услышать, что Григорий Распутин был чуть ли не «подлинным царем» России и, если бы его не убили в декабре 1916 г., наша история выглядела бы сегодня совершенно иначе. Однако это миф, вернее, отголоски мифа, созданного противниками последних Романовых. Распутин лично не только не играл сколько-нибудь самостоятельной политической роли, но нет данных, свидетельствующих о том, что он пытался играть ее. Вместе с тем теперь в литературе заметна и другая крайность, исходящая от новоявленных монархистов. Распутин изображается неким «человеком из народа», бесконечно преданным дареной чете и чуть ли не невинной жертвой политического безумия, охватившего Россию. Но это тоже миф, как и миф о «Распутине-царе». Распутин был просто использован силами, боровшимися за влияние и власть, — крайне правыми и либеральной оппозицией. Они-то и превратили его в политическую фигуру, сыгравшую в судьбе российской монархии поистине роковую роль.
Цитата. «Отчего рушатся режимы? Вопрос представляется школьным, детским. Конечно, от поражений во внешних войнах и от внутренних ударов — революций. С войнами все понятно, но что вызывает революции? Революции происходят не тогда, когда народу тяжело. Истории известны долгие периоды удивительного терпения «низов», измученных гнетом и лишениями. Пока власть еще внушает доверие, уважение, трепет, страх — все равно, — она так или иначе «держит» устойчивость, даже несмотря на свои очевидные промахи и грехи. Но вот в ходе кризиса власть начинает искать выход из него, и наступает время перемен и некоторых уступок «низам» — самый уязвимый момент для старого порядка. Именно тогда начинается сравнение того, что дают народу, с тем, что он требует, и с тем, что ему так легко обещают некоторые политики. Именно тогда народ «бьет посуду» и «зажигает дом». Наступает революционная анархия.
Российская история XX в. подтверждает это. В России революция всегда «вытекала» из реформ. Когда оппозиция нащупывала уязвимое место власти, а затем выставляла его на всеобщее обозрение, — тогда крушение власти становилось реальным. Престиж власти начинал шататься. Политическая, или, хуже того, моральная, нравственная компрометация власти — практически безотказное оружие в руках противостоящих ей сил, способное стать тем детонатором, который «взрывает» общественное спокойствие.
Годы первой мировой войны значительно ухудшили экономическое положение России. Жизнь «низов» была полна лишений. И все-таки режим, возможно, устоял бы, как и в других воевавших странах, если бы... Когда в февральские дни 1917 г. рабочие и солдаты вышли на улицы Петрограда, многим из них власть уже представлялась монстром или карикатурой. Ее практически никто не хотел или уже не мог защищать... И Григорий Распутин сделал для дискредитации царской власти едва ли не больше всех». (Иоффе Г.З. «Распутиниада»: большая политическая игра // Отечественная история, 1998, №3)
О жизни Распутина до его появления в столице, до его всероссийской и даже мировой известности мы знаем не так уж много. Имеющиеся сведения неопределенны, противоречивы, как это обычно бывает с теми, кто вызывает жадный интерес окружающих. Распутин происходил из большого села Покровское Тюменского уезда Тобольской губернии. Родился он в 1864 или 1865 г. (значит, «старцу», когда он объявился в Петербурге, не было и 40 лет). В Покровском жила его семья: жена Прасковья, дочери Варвара и Матрена и сын Дмитрий — по некоторым данным, не вполне нормальный, «блаженный», как его называл сам Распутин. Пристрастившись к скитаниям по святым местам и монастырям, он тем не менее не перестал заботиться о семье. Уже осев в Петербурге, выписал туда дочерей.
Впервые Распутин приехал в столицу в 1904 или 1905 г. с рекомендательным письмом викария казанской епархии Хрисанфа, с которым появился у ректора Петербургской духовной академии епископа Сергия. Что было в этом письме, неизвестно. Но если оно действительно существовало, можно предположить, что податель его характеризовался как странник, побывавший во многих святых местах и обителях, в том числе и на Афоне, а главное — как кающийся грешник, на которого снизошла Божья благодать, наделившая его огромной силой воздействия на людей. Во время встречи с Сергием на Распутина, полагаю, обратил внимание инспектор (позднее ректор) духовной академии я духовник царской четы Феофан. Именно Феофан первым представил Распутина женам великих князей Николая Николаевича и Петра Николаевича-Анастасии и Милице. Феофан знал, что обе глубоко интересуются религиозной нравственностью, поучениями святых отцов, аскетизмом.
В 1904 г. императрица Александра Федоровна могла считать себя счастливой. Бог, казалось, внял ее молитвам: родился наследник-цесаревич. Тем страшнее был удар, когда выяснилось, что ребенок болен страшной болезнью — гемофилией. Легко себе представить глубину страданий Александры Федоровны, посчитавшей, что Бог карает ее. Убежденность в этом должна была многократно усиливаться революционной смутой, в которую стремительно втягивалась Россия. Душевные метания императрицы и природная нерешительность императора в глазах тех, кто не забывал «порядка», существовавшего при Александре III, грозили ослаблением самодержавных устоев, размываемых потоком либеральных демократических идей.
Распутин вполне мог показаться им тем человеком, который способен во времена смуты укрепить дух царя и царицы, поддержать их в упрочении исконных основ русской государственности. Распутину отводилась роль некоего рупора русской земли, голоса простои русского народа, свободного от «западной порчи», коснувшейся столичного общества. Он должен был укреплять колеблющегося царя в стремлении следовать во внутренней политике курсом, определяемым исторической традицией, русскими «национальными началами». Так правые силы вводили Распутина в среду идеологической и политической борьбы.
Способен ли был Распутин сыграть такую роль? Несмотря на свою малограмотность, он был далеко не заурядным человеком и отличался острым умом, находчивостью, наблюдательностью и способностью иногда удивительно метко выражаться. Что касается его внешней грубости и простоты обращения, то они, несомненно, были искусственными и имели целью подчеркнуть его крестьянское происхождение. Об уме и особой проницательности Распутина писали многие.
Распутин никогда бы не приобрел такого влияния на царскую чету и прежде всего на Александру Федоровну, если бы не обладал способностью успокаивать ее, помогая наследнику бороться с болезнью, перед которой оказывалась бессильной медицина. Для убитой горем матери Распутин был спасителем Алексея.
Следует, однако, со всей определенностью подчеркнуть, что взгляды Александры Федоровны и Николая II на Распутина существенно разнились. Присутствие Распутина тяготило царя. То, что Распутин становится важной пешкой в политической игре, царь знал. В одном из направленных ему докладов, например, прямо указывалось, что кампания против Распутина «при настоящих русских условиях политической жизни приобретает особо важное значение и указывает на стремление создать искусственным путем... антидинастическое движение». Последние два слова Николай II при чтении подчеркнул, но, видимо, не внял им. Почему? До конца он все-таки не смог оценить опасность всех политических последствий антираспутинской кампании, да и кто их вообще тогда мог оценить? В нападках на Распутина он скорее видел вмешательство в свою личную жизнь и не хотел огорчать жену, так горячо уверовавшую в «старца». Увы, у верховной власти, особенно в момент резкого обострения всей общественной жизни, «семейных» дел быть не могло. Все тогда бросалось в костер яростной политической борьбы.
И тем не менее остается фактом: Николай II умел уходить от назойливых давлений жены, передававшей ему некоторые рекомендации Распутин. Эмигрантский историк С.С. Ольденбург провел интересный анализ. Он взял все советы старца, содержавшиеся в письмах императрицы Николаю II, и проследил их движение. Ни один совет выполнен не был.
Распутин, конечно, знал, сколько у него врагов. И объяснял это тем, что говорит царю правду. Какую? Она во многом напоминала ту, которую в свое время внушал Николаю и Александре близкий к ним в 1901-1902 гг. французский «магнетизер» и спирит Филипп. Западный масон и сибирский мужичок убеждали в одном и том же: нельзя ослаблять самодержавную власть, нельзя давать конституцию, ибо это будет гибелью России.
Благостное поведение Распутина продолжалось относительно недолго. Те, кто «двинул» его в царский дворец, рассчитывали на то, что он будет послушным орудием в их руках, но просчитались. Избиение Распутина епископом Гермогеном и иеромонахом Илиодором — свидетельство того, что «тобольский мужичок» оказался непрост. Распутин довольно быстро вошел во вкус. Началось то, что вскоре стало известно как «распутинщина»: пьяные оргии, кутежи с цыганами, связи с темными дельцами и т. п. Безумный разгул Распутина с обязательной самозабвенной пляской стал притчей во языцех. Считалось, что и тут проявлялся подлинный «русский характер». С особым смаком распространялась и муссировалась версия о невероятной «мужской силе» «старца», которая будто бы и привлекала к нему в несчетном количестве женщин высшего круга. Все это, конечно, доходило до верховной власти. Об отношении царя к распутинским «художествам» уже говорилось. А царица? Как она, после того, что ей становилось известным о далеко не «святом» поведении Распутина, могла оставаться непоколебимо ему приверженной? Не только слепая материнская вера в Распутина как спасителя ее ребенка привязывала ее к «старцу». Было, вероятно, и другое. Императрица имела ограниченные, но твердые политические воззрения. Она была убеждена, что лучшая форма правления для России и русского народа — самодержавие царя. И все, что исходило от противников этого принципа, она отвергала, видя в том происки недругов. Антираспутинская волна накатывалась главным образом из рядов либеральной оппозиции, и царица старалась бескомпромиссно противостоять ей. Сообщениям, компрометирующим «старца», она либо не верила, либо уверяла себя и других, что Бог посылает испытание: будет ли она верна «Божьему человеку» даже в том неприглядном виде. в каком он подчас предстает? Распутин был по-мужицки сметлив и по-мужицки многолик. Он знал, где и как себя вести. В Распутине настоящего юродства никогда не было, но юродствовал он постоянно и с большой сметкой: соображал, где сколько положить.
Императрица слепо верила Распутину. И он умело поддерживал эту веру «народностью», смирением и благодарностью. Мало кто знает, что Распутин был философом! В 1915 г. в Петербурге вышла его книга с косноязычным названием «Мои мысли и размышления. Краткое описание путешествия по святым местам и вызванные им размышления по религиозным вопросам» Ч. 1 (он готовил и вторую). В этом, конечно, проявилась не только религиозная истеричность Александры Федоровны, но и реальность политического конфликта. Чем более активно действует в своих интересах одна стороны, тем упорнее противодействует ей другая.
Человеческие слабости «Божьего человека» не могли укрыться от внимательных взглядов тех, для кого собственная карьера или другие личные мотивы были превыше всего. Умея подчинять неуравновешенных людей своему влиянию и вместе с тем лишенный каких-либо прочных духовных опор, Распутин постепенно превращался в пешку, которой двигали энергичные, своекорыстные титулованные и нетитулованные политики и интриганы.
Несмотря на многие глубокие реформы во всех областях жизни, Россия все еще оставалась страной, где многие люди по-прежнему твердо верили: «Рука» у власти сильнее закона; там, где закон не сработает, «рука» пробьет. Понятно, что рука Распутина казалась всемогущей. В результате в квартире Распутина на Гороховой, 64 с утра до вечера толклись представители всех слоев населения. «Крестьяне, ходоки в валенках просили помочь миру в какой-либо вражде с помещиком. Дама в глубоком трауре, с заплаканными глазами, хватала за руки «отца» и, всхлипывая, просила о чем-то. Военный в блестящем мундире одного из гвардейских полков скромно ждал своей очереди. Вот какой-то человек с обрюзгшим лицом входит в переднюю в сопровождении лакея. Это какой-то банкир по спешному делу. Его принимают без очереди. Какие-то польские беженцы, студенты, монашки с котомками и фрейлины императрицы. Салопницы и дамы в костюмах Лакена и Дусе... Истерически плачет какая-то женщина, звучит телефон..».
Все искали опоры, поддержки, содействия «своему делу». Есть свидетельства, что Распутин был отзывчивым человеком. В квартиру к Распутину являлось и немало евреев, пытавшихся преодолеть установленные для них ограничения. По некоторым свидетельствам, Распутин был чужд антисемитских настроений.
Но одно дело те, кого к Распутину гнала беда, другое — высокопоставленные лица, преследовавшие иные цели. Левые пользуются Распутиным, чтобы критиковать, правые надеялись, что он что-то может сделать для них. Окружающая Распутина среда, приметив его «силу», стала быстро формироваться вокруг него и использовать «старца» в своих целях. Распутин «влипал» в эту среду, как муха в мед. И становился настоящим «подарком судьбы» для тех политических сил, которые находились в конфронтации с верховной властью. Уже в эмиграции один из лидеров партии октябристов А. Гучков признавал, что он сознавал опасность явления по имени Распутин. Бывшему премьер-министру В.Н. Коковцову он говорил: «Может быть, мы не выросли в народ с конституционным правосознанием, особенно народные массы, они царя почитают как самодержца, помазанника Божия, все это так. Но вот в чем ужас, что если в один прекрасный день массы узнают, что помазанника нет, а что за его спиной находится их же человек из народных масс, но недостойный, какой-то хлыст, конокрад, развратник, то это удар по ореолу народного престижа. Будь это граф, князь, народ не обиделся бы, а когда свой человек... Словом, я пытался, во-первых, узнать, и во-вторых, действовать, не прибегая к огласке..., потому что я отлично понимал, что разоблачения все эти наносят такие раны, что не знаешь, что лучше — болезнь или лечение..».
Именно Гучков и был одним из тех, кто являлся инициатором антираспутинской кампании, направленной, может быть, не столько против царского трона, сколько против человека, который восседал на нем. При большом уме, талантливости, ярко выраженных способностях парламентского борца, Гучков был очень самолюбив, даже тщеславен, притом он отличался упрямым характером, не терпевшим противодействия его планам. Приверженец Столыпина, он и сам рассчитывал выйти в «первые номера» российской политики. В этом не было авантюризма. Гучков действительно был крупной личностью, и не соверши он ряд промахов и просчетов, которые были следствием его сильной натуры, он бы мог сыграть такую роль, что, быть может, наша история пошла бы другим путем.
В марте 1910 г. А.И. Гучков занял пост председателя III Государственной Думы (в отставку он ушел спустя год из-за расхождения с премьер-министром Столыпиным в общем-то по частному вопросу). Пост думского председателя Гучкову понадобился потому, что он открывал ему выход непосредственно на царя. Гучков рассчитывал, что, получив влияние на всю внутреннюю политику, он «перебросит мост» между царем и Думой. Николай II проникся интересом и уважением к Гучкову. Между ними установились хорошие и даже доверительные отношения. «Обвал» произошел неожиданно и по вине Гучкова. В одной из бесед с Гучковым Николай II сообщил ему нечто такое, что не должно было стать достоянием публики. Однако Гучков по каким-то причинам рассказал об этом в думском сеньорен-конвенте. Затем получилась утечка информации в газеты. С той поры Николай II и Александра Федоровна резко изменили свое отношение к Гучкову, посчитав его поступок оскорблением и предательством.
Гучков со своей стороны посчитал случившееся «кровной обидой» и мало-помалу стал видеть в царе, в личных свойствах его характера основную помеху благополучию страны. Через некоторое время, в начале 1912 г. последовала его нашумевшая речь в Думе. По существу это было первое публичное выступление против Распутина, к тому же носившее откровенно политический характер. Гучков сказал: «Хочется говорить, хочется кричать, что церковь в опасности и в опасности государство... Вы все знаете, какую тяжелую драму переживает Россия... В центре этой драмы — загадочная трагикомическая фигура, точно выходец с того света или пережиток темноты веков, странная фигура в освещении XX столетия... Какими путями достиг этот человек центральной позиции, захватив такое влияние, перед которым склоняются внешние носители государственной и церковной власти... Григорий Распутин не одинок; разве за его спиной не стоит целая банда...?» Эту гневную речь в думских кругах назвали «ударом по алькову». В Царском Селе такого забыть уже не могли никогда и Гучков стал одним из злейших врагов императорской семьи.
Было бы неверно смотреть на антираспутинскую кампанию исключительно как на заговор либеральной оппозиции и тех из числа правых, кто так или иначе поддерживал ее. Желтых газет или таких, что готовы были подхватить и растиражировать любую сенсацию ради получения барыша, было более чем достаточно. Но политические намерения Гучкова и других оппозиционных лидеров хорошо вписывались в деловые, коммерческие расчеты многих газетных и журнальных дельцов. Когда имя Распутина стало объектом широких пересудов в прессе (а это произошло в премьерство Столыпина), Николай II потребовал прекратить травлю «старца», но это указание не было выполнено из-за отмены предварительной цензуры в России. В 1911 г., после убийства Столыпина, Николай II потребовал от министра внутренних дел Макарова, чтобы «раз и навсегда» была прекращена «травля Распутина». Соответствующее распоряжение пошло по линии: губернаторы — градоначальники — приставы — околоточные — редакции. В результате газеты подняли шум о возмутительном превышении власти министром внутренних дел. По этому поводу даже готовили запрос в Государственную Думу. Тем не менее полицейские власти пытались противостоять антираспутинской кампании, одним из организаторов которой становились оппозиционные группы IV Государственной Думы.
Некоторые либеральные члены Думы, объединенные в группу, созданную по образцу масонских лож, инициировали издание скандальной брошюры Пругавина «Старец Леонтий», разоблачавшей «похождения» Распутина. Брошюра была конфискована и уничтожена (ее издали уже после падения монархии в 1917 г.), уничтожены были и другие материалы о «старце», в частности, брошюра сотрудника «Московских ведомостей» А. Новоселова, доказавшего принадлежность Распутина к секте хлыстов.
Департамент полиции на протяжении многих лет (а с начала 1916 г. и по личному распоряжению царя) предпринимал меры по организации охраны Распутина, по полицейской кличке — «Русского».
Распутин рано превратился в творимую легенду, сводившуюся к тому, что жадный до денег хлыст, растлитель женщин и девушек приобрел неограниченное влияние на царскую семью и полновластно распоряжался судьбами государства и церкви. Эти слухи не только циркулировали в петроградском обществе, но просачивались в армию и в самые «низы» народа.
«Распутинизм» использовался противниками последних Романовых из числа революционеров, либералов и правых в двух основных направлениях.
Во-первых, для личной компрометации последних Романовых, особенно императрицы Александры Федоровны. Тут слухи (а ничего большего просто не могло быть) достигали подчас чудовищных масштабов. Двор представлялся чуть ли не клубком ужасного разврата: царица живет с Распутиным, Вырубова живет с Распутиным и одновременно является любовницей царя. Распутин и Вырубова поят царя каким-то «зельем», приготовленным их другом тибетским знахарем Бадмаевым, отчего царь теряет последние остатки воли, становится равнодушным и даже не понимает, что происходит вокруг него. Распространялись слухи о пьянстве царя. Говорили, что Распутин уже «подбирается» к старшим дочерям царя и т. д. и т.п. По рукам ходили «письма» царицы и ее дочерей к Распутину, поддельность которых обнаруживается «невооруженным глазом». Эта линия «антираспутинщины» бурно развивалась сразу после падения монархии, когда уже никто не мог, да и не хотел препятствовать распространению грязной клеветы на бывшего монарха, «объясняющей» и оправдывавшей то, что произошло.
Вторая антираспутинская линия имела откровенно политическую направленность. Широко циркулировали слухи и «свидетельства», согласно которым вмешательство «старца» в дела государственного управления стало настолько серьезным, что по его воле назначались и смещались министры, притом действовал он в интересах неких «темных сил», идентифицировать которые фактически никто не мог. Хитрый и расчетливый Распутин не стремился опровергать эти версии: они подтверждали масштабы его влияния на самых «верхах».
Если даже и допустить, что какие-то министры и были назначены с благословения «старца», то можно ли считать, что он был тем кто их избрал и назначил? Если Распутин и санкционировал назначение какого-то министра, то только в том случае, если уже знал мнение императорской четы.
Так, видимо, был назначен на пост министра внутренних дел А.Д. Протопопов, считавшийся в оппозиционных кругах наиболее очевидным «распутинцем», одним из представителей «темных сил». Этот человек, кстати, тоже стал жертвой ослепления в политической борьбе, а после падения монархии чуть ли не главным ее «козлом отпущения». Возглавляя думскую комиссию по промышленности и торговле, Протопопов был также членом думской комиссии по обороне и товарищем председателя III Думы. В Думе на него смотрели как на «своего» и никак не подозревали о его стремлении сблизиться с властью. Отношение к нему изменилось, в общем по неожиданному поводу. Как член комиссии по обороне от фракции октябристов и человек, друживший с военным министром Сухомлиновым, он оказал содействие проведению через Думу важного для правительства законопроекта о расширении призыва в армию. Очевидно, в благодарность Сухомлинов добился пожалования Протопопову царского подарка — золотого портсигара с бриллиантовыми вензелями. Протопопов не только не скрывал этого, но всюду, где только мог, хвастался царским подарком. Однако большинство думских депутатов расценило это как недопустимый прецедент, как стремление власти внести «разложение и смуту» в думскую среду: ведь она могла начать раздавать подарки (взятки) за проведение или отклонение выгодных или невыгодных ей законопроектов.
Отношение к Протопопову в Думе резко изменилось. В новой IV Думе отчуждение Протопопова от своих бывших коллег продолжалось. Но если Дума теперь его отторгала, куда же он, человек, не скрывавший своего честолюбия, мог политически двигаться? Ясно, что в сторону власти. Как человек обаятельный и к тому же владевший иностранными языками, Протопопов возглавил в 1916 г. думскую делегацию в союзные страны. На обратном пути, в Швеции, он встретился с советником германского посольства Варбургом. По возвращении Протопопов дал все необходимые разъяснения. Встречу с Варбургом он рассматривал как зондаж и вынес из нее убеждение, что внутреннее положение в Германии ухудшается и там рассчитывают на расхождения между Россией и Англией. Но в думских кругах отнеслись к этому с подозрением и записали в протопоповский «компромат». Дальше больше. Протопопов заболел: открылась старая рана на ноге. Лечиться он стал у тибетского доктора Бадмаева, у которого, как считали, подвизался Распутин. Теперь ниточка от «старца» была протянута к Протопопову. Этого было достаточно, чтобы в думских кругах он был предан анафеме. Зациркулировали слухи о том, что Бадмаев лечил Протопопова какими-то снадобьями, которые нарушили его интеллект. Был ли Протопопов действительно чем-то болен, неизвестно. Так или иначе, это использовалось в непримиримой борьбе с ним.
Можно допустить, что Распутин поддержал кандидатуру Протопопова, но, конечно же, получил он свое высокое назначение не по его протекции. Однако думскому ренегату пощады уже не было. Протопопов был раз и навсегда объявлен прямым ставленником «распутинского кружка». Разрыв стал окончательным. Оппозиция подвергла Протопопова настоящей травле, а в Думе его объявили сумасшедшим. Со своей стороны Протопопов, вероятно, хорошо информированный обо всем том, что делалось за кулисами Думы, готовил ответные действия и уже видел себя в ореоле «спасителя трона». Борьба Протопопова с думской оппозицией это печальная страница в истории последних лет российской монархии: она была персонифицирована и тем обострила конфликт, окончательно разведя власть и Думу в разные стороны. Распутин же был просто использован в этой истории искусными поварами российской политической кухни.
Если Распутин был слабостью и грехом последнего царя, то для противников самодержавия он стал силой, но и грехом тоже. Волей исторической судьбы Распутин оказался в центре борьбы двух сил — самодержавия, еще с далеких, допетровских времен выражавшего идею господства государства над человеком, и либерализма, стремившегося установить правовой порядок, ограничив законом власть государства над личностью. Восточное, азиатское начало в теле и духе России боролось с западным. В этом противостоянии и власть, и либералы обессилили себя, открыв путь революционной анархии. Из нее родилась система, уничтожившая как корни старой, допетровской России, так и те западные, либерально-демократические ростки, которые всходили в результате реформ Александра II и Столыпина. Можно ли было избежать этого? Можно ли было реформировать Россию, сохранив в то же время ее историческую традицию? Путь к этому мог начаться с компромисса между властью и теми, кто хотел перемен. Но достижим ли он был в раскалывавшемся обществе?
К осени 1916 г. противостояние думской (и всей «общественной») оппозиции, с одной стороны, и власти — с другой, казалось, утратило какую-либо разумную основу.
Конечно, обе стороны проявляли непримиримость. Все-таки, пожалуй, наибольшую агрессивность проявляла думская сторона. Какая власть стала бы терпеть, например, речь П.Н. Милюкова, произнесенную 1 ноября 1916 г. в Государственной думе? Милюков буквально испепелял правительство, которое, по его словам, контролировалось «темными силами», группировавшимися вокруг императрицы, и курс которого был либо глупостью, либо хуже того — изменой. Одной этой речи (а были и другие, во многом сходные по содержанию) было бы достаточно, чтобы власть приняла решительные меры, направленные на пресечение подобных выступлений, особенно недопустимых во время войны. Речь Милюкова вызвала шок. Как вообще она стала возможной? Председательствовавший в думском заседании С.Т. Варун-Секрет виновато объяснял, что, не зная немецкого языка, он не мог реагировать на приводимые Милюковым цитаты из германских газет и поэтому не остановил его. Тем не менее, не желая слагать с себя ответственности, он вышел из состава президиума Думы.
Поразительно, но власть фактически стерпела жесточайшее оскорбление: обвинения Милюкова были безосновательными. В думских кругах это было воспринято как проявление слабости и неуверенности. А.Ф. Трепова, назначенного на пост премьер-министра вместо Б.В. Штюрмера, при первом появлении в Думе просто освистали. По-видимому, некоторым лидерам оппозиции теперь казалось, что еще один «напор», «нажим» на власть, — и она капитулирует: вожделенное «ответственное министерство» станет, наконец, реальностью.
Мощь антиправительственной атаки нарастала. Она направлялась теперь прицельно против Протопопова и Распутина, объявленных вдохновителями тех самых «темных сил», которые под покровительством императрицы готовят удар по оппозиции и сепаратный мир с Германией.
Для оппозиции Распутин был «нужной» фигурой. Именно она должна была его «беречь». Иначе обстояло дело с правыми. Их порождение, человек, призванный, по их расчетам «укрепить трон», вышел из-под их контроля, хуже того — превратился в инструмент его расшатывания. Заговор против Распутина мог созреть только в их среде. Так и произошло. В экстремистских правых кругах крепла мысль о необходимости устранения «старца» для спасения монархии. Им казалось, что без Распутина императрица утратит свою силу и свое влияние на царя, и «темные силы», губящие Россию, уйдут в небытие.
Помимо желания посильнее «уесть» противника, многие думские депутаты состязались в красноречии. Каждому хотелось перещеголять другого (особенно политического) противника, стяжав ораторскую славу. Речь Милюкова 1 ноября 1916 г. ходила в списках чуть ли не по всей стране. Один из лидеров крайне правых В.М. Пуришкевич, человек шумный, экстравагантный, явно неуравновешенный, стремившийся постоянно быть на первых ролях, в центре внимания, по-видимому, решил превзойти кадетского вождя. «Освобождением» монарха от Распутина Пуришкевич и его соратники рассчитывали спасти Россию. Этим лозунгом они прикрывали все свои действия: травлю и убийства либеральных деятелей, разжигание национальной вражды, еврейские погромы и т.д. 19 ноября Пуришкевич произнес свою знаменитую речь. Он обвинял самых различных лиц из правительственных сфер в интригах, коррупции, связях с немцами. В заключение, войдя в настоящий раж, Пуришкевич призвал министров отправиться в Ставку, пасть к ногам государя и избавить Россию от Распутина. Через несколько дней Дума приняла резолюцию о том, что влияние темных, безответственных сил должно быть устранено и всеми средствами надо добиваться, чтобы был образован кабинет, готовый опереться на Государственную Думу. Пуришкевич ходил в героях...
Как конкретно замышлялся заговор с целью убийства Распутина, неизвестно. В убийстве принимали участие 5 человек: В.М. Пуришкевич, князь Ф.Ф. Юсупов, вел. князь Дмитрий Павлович, доктор Лазаверт и поручик Сухотин. Особенно много и охотно об убийстве писал Ф. Юсупов, проживший в эмиграции долгую жизнь.
Инициативу заговора Юсупов приписывает себе. Но зная авантюрно-скандальную «заговорщическую» натуру Пуришкевича, представляется, что в центре заговора все-таки был он.
Заговорщики решили воспользоваться знакомством Юсупова со «старцем», у которого он лечился сеансами гипноза (где и как Распутин овладел этим искусством, так и остается невыясненным; и совсем не исключено, что этот странный «гипноз» составлял часть распутинской легенды). Проблема состояла в том, чтобы заманить Распутина в дом Юсуповых на Мойке. После покушения на «старца» летом 1914 г. в селе Покровское припадочной Гусевой (она, как говорил Распутин, «пырнула его ножом») и неудавшейся попытки убийства, организованной министром внутренних дел А.Н. Хвостовым летом 1916 г., Распутина тщательно охраняли. Во дворе дома на Гороховой улице и на лестнице, ведущей в квартиру Распутина, постоянно дежурили филеры, доносившие о каждом его передвижении и обо всех посетителях. Но заговорщики хорошо знали о расположении «старца» к «барынькам», и Юсупов не поколебался использовать свою жену Ирину в качестве приманки для Распутина. Правда, в Петербурге ее тогда не было, но Распутин об этом не знал. Юсупов должен был сказать ему, что родные Ирины не хотят, чтобы об этой встрече стало кому-нибудь известно. Распутин, кажется, исполнил условие, хотя, по некоторым данным, императрица Александра Федоровна знала о предстоящей встрече «нашего друга» с Ириной и даже выразила недоумение: ей было известно, что та находилась в Крыму, но царица решила, что она, вероятно, уже вернулась... Распутин, по показаниям Юсупова, пораньше отпустил своих филеров, а заговорщики, чтобы еще больше запутать следы, по совету Маклакова позвонили в любимый «старцем» ресторан «Вилла Роде», сообщив, что Григорий Ефимович поздно вечером 16 декабря туда прибудет. Решено было принять Распутина в только что отремонтированном подвальном этаже Юсуповского дворца на Мойке.
Слугам было приказано приготовить пирожные, пирожки, другие сладости, вино, в том числе любимую Распутиным мадеру, и удалиться. Юсупов вынул из шкафа коробку с цианистым калием в виде палочек, взял со стола тарелку с бисквитами, а доктор Лазаверт, надев резиновые перчатки, растолок яд и всыпал в шоколадные пирожные большую порцию смертоносного порошка. Остатки яда решили всыпать в приготовленные рюмки.
Убийство было проведено по плану, только вот на Распутина яд не подействовал, пришлось стрелять, да не один раз. Труп сбросили в Неву. Позднее было установлено, что Распутин перестал дышать только под водой...
Пуришкевич впоследствии писал, что на его выстрелы прибежал городовой. «Знаешь, кто я? — спросил Пуришкевич. — Я Пуришкевич, член Государственной думы. Я убил Распутина». Для чего Пуришкевичу понадобилось такое признание? Ощущал ли он себя в этот момент героем, «делающим» историю, или просто находился в состоянии нервного потрясения? Трудно сказать.
Когда утром 17 декабря Распутин не явился домой, его домочадцы дали знать властям. Расследование было поручено начальнику Петроградского охранного отделения полковнику Глобачеву. Днем дежуривший на Мойке городовой сообщил приставу, что примерно в 3 часа ночи он слышал выстрелы недалеко от дома Юсупова. Следствие уже шло полным ходом, когда императрица в панике телеграфировала находившемуся в Ставке царю: «Сегодня скандал в Юсуповском доме. Большое собрание — Дмитрий Пуришкевич и т.д. — все пьяные. Полиция слышала выстрелы. Пуришкевич выбежал, крича полиции, что наш друг убит».
Обычно пишут, что, получив сообщение об исчезновении Распутина, Николай II спешно покинул Ставку и направился в Царское Село. Это не совсем так. Возвращение в Царское Село было запланировано заранее и связывалось с Рождеством. Дворцовый комендант Воейков вообще утверждал, что известие о смерти Распутина не вызвало у царя скорби, скорее, наоборот, явилось «чувство облегчения».
Распутина похоронили в Царском Селе возле Государева Федоровского собора, входившего в комплекс так называемого Федоровского городка, построенного в стиле русской архитектуры XVII в. к 300-летию династии Романовых, На похоронах присутствовала только царская чета с детьми и А. Вырубова. В гроб положили иконку, цветы.
Когда, зайдя в министерство юстиции. Маклаков спросил директора уголовного департамента Лядова, нашли ли виновных, тот усмехнувшись, ответил: да они прекрасно известны, ведь сам Пуришкевич рассказал о происшедшем городовому, взяв с него слово молчать, а тот, конечно, обо всем донес по начальству. Лядов шутливо добавил, что задача следователя, которому поручено это дело, будет состоять в том, чтобы не найти виновных, ибо процесс по делу об убийстве Распутина просто немыслим: ведь будут затронуты имена «носителей высшей власти», а в сложившейся ситуации это просто опасно для государства. Но и по чисто формальным причинам такой процесс был невозможен: все сообщники преступления должны судиться одним судом, но, согласно законоположениям об императорской фамилии, великие князья были подсудны только императору. Российские законы не предвидели случая сообщничества великого князя (Дмитрия Павловича) и обыкновенных смертных. Поэтому нет иного выхода, говорил Лядов, кроме того, чтобы никого не найти и тихо спустить дело на тормозах.
Так и случилось. На обращении великих князей с просьбой о помиловании Дмитрия Павловича Николай II написал: «Никому не дано права убивать». Дмитрий Павлович немедленно был отправлен в русский экспедиционный корпус, находившийся в Персии. Эта ссылка спасла ему жизнь, ибо скорее всего после октябрьского переворота он был бы убит, как и некоторые другие великие князья. Ф. Юсупова отправили в «ссылку» в собственное имение. Пуришкевич быстро покинул Петроград, уехав в своем санитарном поезде на фронт. Лазаверт и Сухотин тоже куда-то исчезли. Безнаказанность убийц произвела тяжелое впечатление. Подтверждалось укоренившееся убеждение о беззаконии в России и, что еще хуже, укреплялось мнение о бессилии власти, которая не посмела тронуть виновных.
Есть множество свидетельств того, что известие об убийстве Распутина вызвало настоящее ликование в Петрограде. Н.В. Савич вспоминал, что многие приветствовали этот акт чуть ли не как национальный праздник, как освобождение от страшного кошмара. Три дня город ликовал. Породили Распутина правые. Они же и убили его, рассчитывая укрепить трон. Результат оказался обратным: они лишь сильнее расшатали его. Компрометация власти была полной. Теперь нужен был только толчок, чтобы она зашаталась или даже пала. Распутинское убийство было сигналом к тому, что в России отныне «все позволено».
Распутинская легенда растаяла, как дым, сразу после его исчезновения. Ничего не изменилось. В союзе с Антантой продолжалась война с Германией и твердо, в который уже раз, было заявлено: она будет продолжаться до победного конца. Как и прежде, Николай II маневрировал, не уступая напору оппозиции слева и не слишком поддаваясь давлению справа. По всей вероятности, сознавая противостояние и напряженность в обществе, он стремился сохранить status quo до окончания войны. Если бы революции не произошло и война окончилась для России победой, перед ней открывались две возможности: либо патриотический подъем, превратившийся в шовинистической угар, привел бы к укреплению «самодержавного принципа», либо, напротив, союз с демократическими странами Запада содействовал бы дальнейшей модернизации России и дальнейшему преобразованию режима в конституционном направлении. Ретроспективно представляется, что второй путь имел больше шансов на успех, хотя «национальные начала» в этом процессе почти наверняка были бы укреплены. Бывший премьер-министр Трепов в эмиграции писал, что Николай II именно так очертил политический курс в январе 1917 г.
Проводить какие-либо радикальные реформы во время войны было невозможно. Николай II надеялся на «смягчение» противоборствующих политических сил, рассчитывал на компромисс. В этом была его главная и роковая ошибка. Политика не терпит неопределенности. Во время «смуты и разврата» среднего, промежуточного пути нет.
То, что называют славной, бескровной Февральской революцией, конечно, не было таковой. В столице возникли банальные беспорядки на почве продовольственных затруднений. Петроградские военные и гражданские власти растерялись. Царь находился в Ставке, и без него никто не решался приступить к активным действиям. Между тем, по свидетельствам многих очевидцев, одного боевого полка было бы вполне достаточно, чтобы восстановить в Петрограде порядок. Именно в этот момент в события вмешались лидеры думской оппозиции. Сознательно ли они использовали возникшую анархию для достижения своих политических целей или поначалу, движимые страхом, пытались как-то справиться с ней, — сказать трудно. Скорее всего, было и то, и другое. Но так или иначе, руки у них оказались развязанными: царская чета была уже скомпрометирована так, что практически никто в эти критические минуты не оказал ей поддержки. Распутинская легенда сделала свое дело.
По свидетельству одной из дочерей «старца», он якобы пророчил, что с его гибелью погибнет и царская семья. На деле он погубил ее не своей смертью, а своей жизнью. Никто так не расшатал царский престол в России, никто так не унизил, не уронил в глазах народа и общества личности царя и царицы, никто так не дискредитировал царской семьи, как Григорий Распутин.
Так была ли у Распутина «политика», опиравшаяся на некие «темные силы»? Политика была. Она сводилась к следующему: «Чтобы жить мне привольно, ну и конечно, в почете; чтобы никто не мог мне препятствовать, а чтобы что я захочу, то и делаю. А другие пусть грызут локти, на меня глядя». Никакой другой политики у Распутина не было. Ужас русской жизни состоял в том, что человек с такой «политикой» сумел добраться до трона, а силы, стоявшие по левую и правую сторону от него, превратили его в «запальник» костра, в котором погибли почти все.
Дудин А.П. «Распутиниада»: большая политическая игра. (Распутин — «могильщик» монархии) // «Академия Тринитаризма», М.,Эл № 77-6567, публ.10753, 15.10.2003
[Обсуждение на форуме «Публицистика»]
«Распутиниада»: большая политическая игра.
(Распутин — «могильщик» монархии)
- 1. Компрометация власти — условие ее краха.
- 2. Появление Распутина.
- 3. Творимая легенда.
- 4. Оппозиция атакует власть.
- 5. Созревание заговора.
- 6. Убийство Распутина.
- 7. После Распутина.
Дудин А.П. «Распутиниада»: большая политическая игра. (Распутин — «могильщик» монархии) // «Академия Тринитаризма», М.,
 |