Образование звука-в-себе от голосового потока, которые мы показали в прошлых главах, есть результат процесса, который проходил внутри общелингвистического процесса.

Но как Язык от Звука шагнул к Слову? Ведь это непросто желание – это необходимость. Причем необходимость в первую очередь стороны Звука. То есть эмбрион звука должен сам потребовать своего развития. Но почему?

Первый звук был неопределенным – просто голосовое извлечение, я бы назвал проще - голосовой тягой. Возьмите любой гласный и тяните его. Это можно изобразить неопределенной линией, у которого дурная бесконечность.

Совершенно очевидно, что изобразить выделение звука из голосовой тяги – вырезать кусок из длительности. Как это происходит? Чем мы вырезаем звук из голосовой тяги?

Смычками. Это значит, что мы делаем смычку впереди и после голоса. Так получаем звук.

Звук между двумя смычками, дающими предел голосу. Так образовался гласный звук. Но предел с одной стороны - такой же предел с другой. Но чтобы предел состоялся на другой стороне предела, должен стоять звук, гарантирующий смычку.

Но эта смычка имела значение. Прерывание длительности звука имело значение создание отдельного, значимого, Звука. Получается, первый отдельный звук, тяготел к корневой, значимой природе. Но не имел возможности её реализовать. Причина проста: смычка должна иметь свой предел – а значит размыкание звука. Это значит смычка, заканчиваясь, образует противоположность длительного звука, он же гласный, - смычный звук, знак конца гласного.

Звук-смычка сегодня, как правило, называется согласным звуком. Называть смычку – то, что прекращает звук, звуком, немного странно, но пусть так будет. Привычка известна и логика есть: со-«глас» - то есть идущий «с голосом», с гласным звуком. Но гласный при этом трактуется как сателлит гласного, а не самостоятельный звук. Это, конечно, неверно. От смычки к согласному звуки прошли через образование первичного слова.

Это значит, что для полновесного выделения Гласного, нужно оторвать и Согласные. Так получается строенная модель эмбриона Слова – согласный-гласный-согласный. Первое слово стало, по сути, корнем, несущим Ген Смысла.

2.

Выводы из этого, немного утончённого наблюдения имеют фундаментальное значение.

Первый. Первое слово – оно же корень. А это значит, что по выделенным корням можно определить первенство слов и, разумеется, их авторство. Это станет ясно в нашей главе Логика Корня, где мы покажем, что каждый самостоятельный язык состоит из сотни корней – все остальное его производные, произведенные метонимическим способом и закрепленных при помощи аффиксов и звуковых модернизаций. Иначе говоря, определить собственника корня довольно легко. А это значит, что в погоне за лингвистической рентой многих производным народцам вроде немцев-дойчей, придётся тщательно подумать: или им вернуться в порусское прошлое или платить немыслимую лингвистическую ренту.

Второй. Первое слово-корень – строенно: имело тройственный состав: согласный-гласный-согласный. Это значит, что каждый «оголенный» вариант можно восстановить или предполагать неполность корня, ища подтверждение по аналогам.

И – далее – корень был закрыт, герметичен, как зерно, создавая даже, я бы сказал так, закон закрытого корня.

Чтобы было понятно, о чём идёт речь и какие изменения нам предстоят в поисках оригиналов, дадим известный пример – слово «аллилуйя». Оно считается, скажем так, иудейско-христианского происхождения и означает разное: «да здравствует», «»счастья всем», «благословенно» и проч. Если мы понимаем тройственность корня и закон закрытого корня, то обнаруживаем два корня – «алл» и «луй». Что за корни, откуда они, чьи они? Главное – первый корень, определяющий смысл. Он «распечатан», это значит передняя согласная вытеснена или утеряна (или изъята). Но какая? Томиться долго не будем: практически во всех европейских языках эта буква осталась: Н. Слово HALL (HELL) – затем хеллас, гелиос и т.д. – короче, Солнце. То есть иудеи, христиане вполне спокойно пользуются авестийскими – если взять более точный источник – словами солнцепоклонников. И все значения там уже были. И полисы в Европе все носили это имя – от НЕLLА-ды, т.н. Греции до всех Галиций Евразии (напомним интересное сходство на расстоянии тысяч километров Галисии Португальской и хотя бы нашего города Галича). Не проще ли нам тогда решить галицийский наш вопрос тем, что мы просто галичанам предъявим лингвистическую ренту, отбанкротим и всё встанет на свои места.

Второй корень надо изучать. Возможно, там спрятан корень «лить», «льётся». Но это другой вопрос.

3.

Но количество гласных крайне ограниченно. При всех вывертах больше 2-3-х заднеязычных (а, ы) и 3-4 переднеязычных, включая губные (и, у, о) не получишь. Со смычками повеселее, но все равно выше головы не прыгнешь. Получается, что изначально артикуляционные возможности крайне органичены при образовании слов. Так откуда берется словарь, если у нас звуков по пальцам сосчитать?

То есть как из малого сделать огромное? Правильно, при помощи интеллекта и лингвистического мастерства. Огромный труд. Так мы выходим на понятие Метонимической Ренты.

Еще раз. Важнейший вывод от генетики корня в том, что язык есть результат размножения сотни-двух корней. Механизм – метонимия – перенос качества или количественного признака.

Метонимия - перенос признака. Дословно: перенос имени: мета: ним (нэйм-имя). Чтобы понять это лучше, обратимся к фамилиям. Все фамилии имеют метонимическое происхождение. Кузнецов – кузнец, Кучеров – кучер, Кравченко - кравчий. Все фамилии – метонимические названия людей. По аналогии, по смежности, по орудиям труда, по профессии. Чудинов – от чуда, Палкин – от палки, Магнитов – от магнита.

Так вот метонимия главный способ разветвления корня в словообразовании.

Пример. Корень кор – производный от хорс, солнце: кор-а – кор-ка – кър-омка (кромка) – кор-о-мысл-о – за-кор-ома (закрома) – кор-о-млех (кремль) – хор-омы (отсюда храм) – хор – хорал – хоронить – корп-ус – корп-орация.

Распишем перенос качество – защитной округлости, стискивающей дерево:

кора – плотная, прочная, защищающая поверхность дерева.

кор-ка – льда

кор-абль – судно на корке (плавающая корка) – кор-вет – кара-велла

кор-зина – сумки из коры или заменяющего крепкого материала

кър-омка (кромка) – граница льда - овальная и ломаная линия

кор-о-мысл-о – крепкий, прочный овал

за-кр-ома (закрома) – место за прочной «коркой»

кър-омлех (кремль) – место за стеной

хоромы (храм) – то, что находится за стеной кромлеха-кремля

хор – люди, стоящие вкруг, поющие в хоромах, храме, - изначально гимны солнцу.

Хор-ал – хоронить.

кор-пус – замкнутое твердое тело.

кор-пор-а-ци-я – организация как твёрдое тело.

Это мы взяли ряд образований с явным корнем. А если взять список метонимий с звуковыми чередованиями, то один корень может стать золотым. Этот список можно продолжать дальше – Хорт-иц-а, нор-и-зонт (кстати, многие европейские изводы нам помогают быстрее вскрыть корень: английское hor-i-zont, быстрее приведет нас к ХОР, чем гор-и-зонт.

Обратим внимание, что при всех переносах остаётся изначальная доминанта – прочная защитная граница, за которой что-то есть. Что касается изводности этого ряда именно от коры, то думается, кора первичнее любого другого предмета в окружении первобытных людей – кора дерева.

Но метонимическую конкуренцию никто не отменял.

Классический метонимический перенос – по цвету. Есть слово коричневый. Корень – кор (кора, защитный неплотный слой вокруг ствола дерева) говорит о том, что коричневый цвет произошёл от цвета коры. Древний предок взял из коры цвет и назвал этим словом цвет вообще. Так часть метонимически породила понятие.

Но английский принял другую русскую метонимию. Коричневый – Brown. Восстанавливаем и выявляем корень, БР, бор? Если бор – то тоже от цвета коры, если это сосновый лес. Но, скорее всего, боров - от борова кабанов, у которых был коричневый окрас.

Мы начинаем перетягивание метонимического каната.

Burn – гореть. Читается как [bə:rn]. Но почему читается без учёта буквенных знаков? Ведь налицо корень бур (жёсткое вращение, устремлённое вниз) – бур-лить (яростно шуметь водоворотом), бур-ун (вращающийся поток воды), бур-я (бурлящий вращающийся поток воздуха). Бурлить – как кипеть, кипеть - как гореть. Но шотландское – ручей! Бурный - ручей – это понятно! А с учётом того, что английский был более поздним, а шотландский, точнее кельтский, язык был одной группы с русским, очевидно, что от бурного ручья «происходит» шотландский ручей.

У нес есть козырь - защитить рентное значение «Р». Burn – результат борьбы с звуком Р. Английский делался «светским» и «христианнейшим» языком, из которого убирались неаристократические звуки. Звук Р считаться (да это и очевидно), самым грубым и «языческим». Совсем недаром искусники перенесли этот звук из зубного и переднеязычного перенесли в нёбное, после чего из звука ушла энергия. Так в слове Burn перестали читаться целых два изначальных звука!

Это мы используем, чтобы английскому выставить лингвистические рекламации.

4.

Судьба гласного в корне парадоксальна: «создав» корень, гласный может быть раздавлен, уничтожен, потерян – так что останется только два согласных. Гласный оказался менее устойчив, чем «согласная двойка». Это надо учитывать в поисках корней, которые могли быть потеряны при росте слова.

При каких условиях теряются гласные?

Если для наглядности возьмём ту же схему, то покажем, что появление с обеих сторон нескольких пределов, смычек, то есть согласных, они выдавливают из корня гласный.

Гласная ослабевает, если корень обрастает аффиксами и дополнительными корнями. Есть и другая причина – частность использования слова в простом исполнении, что приводит к местной деградации.

Но наиболее частой причиной переформатирования коня является метонимия. Корней мало – а производить слова нужно было много. Таким образом, корень трансформировался до неузнаваемости путем выпадения гласного. Возьмите простое слово «хруст». Какой корень? Вы получите неожиданное подтверждение нашей фигуры речи о ста корнях. Возможно ли узнать в слове корень Хор? Многоголосие. Но как из торжественного хора родилось примитивное «хр-уст»? Понаблюдайте: когда вы наступаете на осенний лесной покров, раздаётся именно многоголосие сломавшихся веточек. Хор сломавшихся веточек. Очень логично работала голова у предков.

Понятно, что в погоне за лингвистической рентой будет битва. Пусть будет. У нас есть ударные преимущества. Например, мы можем дойчей размазать за потери корня, попытку их скрыть, своровать, предложив наглые вульгары – трансформацию, к примеру, очень точного слова – монах – одиночец – во мракобесие по имени Мюнхен? Это что такое? Творчество или деревенская немецкая «мова»? Вам дали слово, а вы что с ним сделали? Короче, помимо положительной ренты дойчей нужно ободрать и по линии негативной ренты – за измывательство над термином.

Можно и в частном порядке за глотку взять. Ту же Меркель за пользование русским корнем «мерк» (мерцать, меркнуть от «морок»). Мстить за гадости не надо, а вот поставить на негативную лингвистическую ренту – почему нет – вплоть до разорения, после чего Меркель просто станет порусской женщиной, а уже там два шага в … нужном направлении.

5. Могут ли слова стать уродами, или куда деваются корни слов?

Борьба за корневую устойчивость в метонимическом размножении становится ключевой проблемой. Однако проблема корневой устойчивости не так проста. Вот моя давнишняя проблемная работа. Откровенно говоря, до сих пор не могу решить: защитить корень или отдаться стилю (который, к сожалению, имеет артикуляционные – а это очень серьезные - причины). Надо помнить, что неизменность корня остановит его развитие. Так вот как развиваться корню и остаться узнаваемым? Ведь ему приходиться уступить артикуляционным ограничениям.

Фрагмент: Многое в истории русского языка остается странным. С чем это связано? Чтобы ответить на эти вопросы, нужно изучить язык и формы его проявления, к которым мы имеем прямое отношение, поскольку языком пользуемся постоянно и многое в нем формируем.

Остановимся на примере, когда «правописание» входит в противоречие с природой языка - с его корневой системой.

Возьмем ряд слов, напоминающих уродцев: предыстория, изыскатель, безыскусный, отыграть, безыдейный. Зададимся вопросом: куда девался корень? И попробуем выделить в этих словах корень. Ыстори-, Ыск-, Ыгр-? Разве есть такие корни? Неужели те, кто следят за правописанием, не заметили разрушения корня? Трудно допустить такое небрежное отношение к языку со стороны ученых-лингвистов, задача которых познавать и сохранять органику языка. Значит, это сделали сознательно? Чтобы похоронить корни? Ведь корневая система для языка важна так же, как для дерева, человека, природы в целом! Сколько русских слов нами потеряно из-за того, что потеряны корни слов!

По поводу нашего случая лингвисты придумали «правило». После русских по происхождению приставок, оканчивающихся на согласный, вместо «И» пишется «Ы» - по произношению.

Очень неловкое правило, взято с потолка. Поэтому резонно задать вопрос: правильно ли «правило»? Если ему следовать, то нужно через -Ы- писать и слово «безъязыкая» (см. у Маяковского: «Улица корчится безъязыкая».) Оно звучит как «безызыкая».

Конечно, кабинетный лингвист всегда оправдается тем, что он «отражает» живой языковой процесс. Ведь никто не произносит все буквы, которые представлены на письме. Однако тенденции произношения - слабый аргумент. Если идти на поводу звучания буквы в ущерб родовому значению слова, то нам придется язык полностью деформировать - да так, что не найти ни начал, ни концов. Возьмем слово «помощник». Его никто никогда не произносит со звуком «щ», всегда - со звуком «ш». Тем не менее деформировать слово не позволяет корень.

У вышеприведенных же слов нет такой жесткой защиты самого корня, и защитить их оказалось некому. Казалось бы, почему бы не уступить слову (корню) и не полениться - нашем случае - после приставки сделать паузу и произнести первое корневое «и» четче - не сжевывая (не редуцируя) звук? И, может, чтобы звуки не сливались, поставить твердый знак, который служит ещё и для того, чтобы в речи не сливались части слова и произносились отчетливее. Тогда получится ясное написание, которое, кстати, потребует и ясного произношения (воспроизведем алгоритм):

Изыскатель - искать - из-ъ-искатель.

Отыграть, обыграть - играть - от-ъ-играть.

Безыдейный - идейный - без-ъ-идейный.

Безыскусный - искусный - без-ъ-искусный.

Подытожить - итожить - под-ъ-итожить.

Твердый знак вполне приемлем по аналогии со словами «отъявленный», «подъезд».

Однако вопрос пока открыт.

6. Противостоять ложной демократизации

В любом случае борьба за корневую основу должны быть доминантой. Более того, потерю корня следует трактовать как диверсию против корня.

Но потеря и демонтаж корней имеет свою идеологию. По-простому она называется демократизация языка. Так называемая демократизация в лингвистическом смысле – именно приближение написания к произношению, демонтаж письменной версии слова в пользу произношения.

Проблема состоит в том, что «демократизация» языка разрушает язык массовыми упрощениями. Как совместить демократичность (лингвистический ширпотреб) и качество - вопрос серьёзный, поскольку языком пользуются все. Так ликвидируются или исчезают корни слов. Именно потеря корней становится деградацией языка – потерей его качества. А если учесть, что корневая деградация приводит к метонимическому разгулу и произволу, ясно, что это путь разрушения языка. Этим пользуется Противник, закрепляя разрушения. Как это сейчас происходит на киевщине – закрепляется в виде норм речи немыслимые уродства.

Жертвовать качеством языка в пользу «демократизации» – сильная технология соблазнения Противником жертв.

Главный формат контригры – борьба за корневую систему.

Корневой подход – один из тех способов обуздать толковательную стихию демократизации, приводящей только к разрушению.