Глава 9. Мировой язык – эсперанто или самый выдающийся?

Пока официальная лингвистика говорит о языке как средстве общения, мир озабочен преодолением языковых барьеров, которые ставят как раз эти языки. И вопрос, какой язык будет мировой – открыт до сих пор, несмотря на доминирование английского.

Проблема мирового языка – одна из самых труднорешаемых проблем мирового процесса.

Это происходит по нескольким причинам.

1. Язык – продукт сугубо внутренний. Он появляется, осваивается и поддерживается замкнутым кругом лиц.

2. Язык – продукт сугубо местный, у него всегда территориальная привязка в силу ограничения коммуникаций. Изучено, что на расстоянии сита километров племени гораздо выгоднее сформировать своё наречие, чем поддерживать титульный вариант языка.

3. Язык – явление племенное, затем национальное. Язык передается из века в век по роду. Язык предков увеличивает цену для человека, у которого глубокое уважение к своему народу.

4. Язык осваивается годами (один из самых трудных предметов для освоения) и входит в привычку. Это говорит о том, что освоение языка – дело очень дорогостоящее, соответственно имеет огромную инерцию.

5. Язык почти невозможно сменить. Человек, даже освоив иностранные языки, мыслит в рамках одного – к которому привык, а точнее, который он считает родным.

6. Язык – явление для носителей эстетически почти всегда неуязвимое. Сложно утверждать, что язык плохой, поэтому его нужно сменить. Носители языка считают свой язык совершенным.

7. Язык завязывается на все стороны человеческой жизни так, что он становится неотъемлемой частью всего лучшего, что было в жизни человека. Расставание языком воспринимается как измена не только языку, но и всему лучшему, что у него в жизни было.

8. Эффект языкового узнавания дает чувство локтя, плеча, языкового неузнавания – чувство отторжения, по крайней мере дистанции.

Вывод. Язык – самая консервативная внутренняя привычка человека, поддержанная целым кругом лиц. Уступать «свой» язык в пользу другого для носителя «своего» языка нет никакого смысла.

Это значит, что национальный язык по определению не приемлет языка другой нации. Это неприятие может быть агрессивным и пассивным. Но неприятие есть всегда. Понимать чужое трудно – тогда легче это отрицать или не обращать внимания.

Так формируется так называемый языковой барьер.

Как же его преодолевать, особенно в исторических обстоятельствах, когда языковые барьеры возводятся искусственно, насильно, как это происходит сегодня в Исконной Руси.

2. Необходимость мирового языка

Языкового барьера избежать невозможно. Нации, как живые организмы растут и начинают соприкасаться. Уйти от соприкосновения невозможно.

Представим ситуацию. Литовский крестьянин нашел бывшее пустое поле для запашки. А с другой стороны нашел поле польский крестьянин. Пять метров поля оказались спорными. Можно обойтись без конфликта? Невозможно.

Есть два варианта развития события.

Первый вариант: война, которая не требует языкового компромисса.

Но вечно воевать невозможно. Один побеждает, другой проигрывает. Но победитель никогда не остановится на достигнутом. Он пойдет дальше, и рано или поздно, те самые пять метров возникнут вновь. Снова война? Но теперь проигравший крестьянин приведет целую деревню. Силы уравняются. Бойня становится бессмысленной. Придется начинать диалог.

Возникает вопрос, на каком языке они будут договориваться?

Если бы кто-то проиграл, ему пришлось бы взять язык победителя. А если силы равны, если приходится уважать друг друга.

В древности уже начали прибегать к «толмачам» - переводчикам.

Хорошо. Потолковали. Нужно результат переговоров закрепить. Это, как правило, делается на бумаге. Нужно решение записать. На каком языке? Из дружеских соображений – на двух, но если это документ дальнего действия, то он будет составляться на более распространённом и сильном языке. Не уйти от этой проблемы. Всё равно придется обращаться к какому-то одному языку. Можно пробовать постоянно писать на двух языках. Но это один текст. А если контакты и договоры становятся массовым явлением, как быть? Например, в режиме развивающейся торговли. Не таскать же с собой толмачей с двух сторон? Это просто дорого.

Но есть и тонкость. Перевод – это всегда искажение. В мире нет синонимии. Смысловой оттенок – уже другое значение, а при переводе искажение может быть конфликтным. Сколько история договоров знала такие истории!

Есть вариант: обе стороны будут осваивать оба языка.

Хорошо.

Освоить один язык – не великая проблема. Но если торговля, иные связи происходят с разными народами: Допустим, их шесть. Учить шесть языков? Шесть языков - это не для купцов, это для полиглотов.

Что делать? Шесть народов должны договориться. У каждого свой язык. Родной и милый. Привычный. Разумеется, великий.

Если выбрать один из шести – пять языков сразу теряют массу приоритетов. У общего языка есть хозяин. Он становится управляющим процессом. Он удешевляет языковое воспитание. Ведь обучение языку дело отнюдь не дешёвое. А кто несёт затраты? Тот, кто осваивает два языка! Невыгодно. А то, что невыгодно одному – выгодно другому. Объяснить последнее просто. Если язык осваивает тот, кто им не владеет, то он начинает покупать его у владельца. Покупается, причем очень дорого, преподавательский состав – носителя языка, методички, литература на языке обучения, культурные навыки. Получается разносторонний и очень выгодный бизнес. А если учесть, что иностранец учит детей элиты, он входит в элитные дома, начинает иметь доступ ко многим тайнам. Разведка иностранного государства может отдыхать.

Достаточно вспомнить французскую языковую экспансию в России в ХVIII веке. Схема была та же. И дожили до того, что треть элиты России ожидала Наполеона как своего, «родного», хозяина. Об этом не любят писать историки, чтобы не покорябать русские национальные чувства. Но был же факт, когда французский язык был языком всей элиты. А язык, как вирус, он передаёт, переносит идеологию, культуру и приучает к ним.

Получается, выбор одного языка сразу делает ситуацию неравноправной. А если учесть, что инерция власти всегда есть, то тот, кто владеет языком, начинает им злоупотреблять. Возникает конфликт и отторжение от общего языка.

Что делать, если национальный язык имеет тенденцию к экспансии и никогда не выполняет наднациональную функцию? Он выполняет национальные задачи в наднациональной сфере.

Но при этом ясно, что Мировой язык необходим! Рост наций и государств делает необходимой совместную работу.

3. Почему не привилось нейтральное эсперанто

Попытка создать нейтральный язык в виде эсперанто, чтобы никому не было обидно, я считаю гениальной. Действительно созданный по принципу кооперативной и кооптивной «справедливости» – от всех взять понемногу и всем создать общий язык. Формула «всем сестрам по серьгам», чтобы «никому не было обидно», использовалась открыто. В своё время я даже искусился по наущению сокурсника пойти на курсы. Но именно этот опыт заставил меня вдуматься в проблему и попытаться ответить на вопрос: почему не получилось? Разумеется, эсперантисты – а движение это есть до сих пор – меня поправят, но факт есть факт – прошло сто лет, сменилось пять языковых поколений (если считать 20 лет – циклом освоения языка), но эсперанто как было клубным увлечением, так и осталось.

Предлагаем по этому поводу хорошую статью-анализ, посвященную языку эсперанто на примере проблемы формирования общеевропейского языка. Дадим свои замечания в моментах, которые нам кажутся важными в решении проблемы Мирового Языка. На эти проблемы, как правило, не принято обращать внимания.

Но мы обратим - в виде выделенных фрагментов и апорий.

Николай Гудсков, 6 ОКТЯБРЯ – ВСЕМИРНЫЙ ДЕНЬ ЭСПЕРАНТИСТОВ

Независимая газета 06.10.2001, с.16

Европейский союз — принципиально новое, по своей сути, межгосударственное объединение. До сих пор существовали империи, федерации, даже конфедерации небольших государственных образований, но никогда — добровольный союз многих больших и малых государств с очень высокой степенью интеграции, но с сохранением суверенитета. Во что он превратится — останется союзом? Разовьется в демократическую федерацию? Или же это — временное образование, обреченное на скорый распад? Ответ на этот вопрос важен не только для западных европейцев, но и для их соседей, да и для всего мира: ведь от будущего ЕС будет зависеть политическое и экономическое развитие всех стран, в том числе и России.

Обычно модели будущего развития ЕС выводят из предпосылок экономических, политических, иногда — культурных, но или забывают, или недостаточно серьезно относятся к еще одному фактору — языку. На наш взгляд, это серьезнейшее упущение. И европейцам надо бы внимательнее отнестись к опыту другого союза, недавно распавшегося. А опыт этот чрезвычайно богат: в разные периоды его существования национальная политика (включая языковую) была очень разной, и положительных, и отрицательных примеров масса! Достаточно, однако, вспомнить, что процессы распада начались с принятия в союзных республиках законов о языке и страстей вокруг языков во многих постсоветских странах, чтобы понять, что судьбу ЕС решит в конечном счете не экономическая интеграция, не свободная миграция рабочей силы, не общая финансовая система и даже не общая армия – все это было и в Советском Союзе. Важнее окажется, сумеют ли найти народы Европы взаимоприемлемый общий язык — в буквальном смысле слова! Поэтому Совет Европы вместе с Европейским союзом объявили 2001 год Европейским годом языков и наметили большую программу мероприятий, направленных на повышение интереса народов Европы к языкам, их изучению, распространению и защите.

Современная европейская языковая политика, во всяком случае теоретически, очень гуманна, демократична. Провозглашаются принципы равенства народов, уважения ко всем языкам, которые рассматриваются как общеевропейское культурное наследие, проявляющееся именно в разнообразии и богатстве языков, которое включает не только государственные языки стран ЕС, но и языки национальных и этнических меньшинств. В меньшей степени, только на уровне межгосударственных отношений, это проявляется в официальных внутренних отношениях ЕС: все государственные языки стран-членов считаются официальными (всего на сегодняшний день официальными считаются 9 языков).

Однако провозглашенные принципы мало реалистичны. Реальная работа на 9 и тем более на 12 языках (столько их будет после первого планируемого расширения Союза), конечно, невозможна.

АПОРИЯ. Зачем тогда провозглашать языковое равенство?

Оказывается нереальной даже одновременная публикация документов на всех официальных языках: они публикуются сразу на английском и французском, а на других — с задержкой в полгода, а то и год. Понятно, что это вызывает фактическое неравенство тех, кто пользуется этой документацией, — они получают ее с большим запозданием, по сравнению с англичанами и французами, чьи предприятия имеют поэтому преимущества в конкурентной борьбе. Германия, как страна с самым большим населением в ЕС, стремится добиться заветного реального статуса немецкого языка с английским и французским. Даже если немцы своего добьются, датчанам, португальцам и грекам от этого легче не станет ...

Так что, несмотря на все заявления о «равноправии», реально в ЕС в качестве основного рабочего языка применяется английский. Великобритания — это не самая населённая, не самая экономически мощная европейская страна. И господство английского языка — следствие не внутриевропейских факторов, а пришло извне. Поэтому, даже несмотря на все удобство использования этого языка для внутриевропейских коммуникаций, его распространение отражает, однако, экономическое и политическое господство в Европе неевропейской державы, независимо от того, хотят это признавать европейцы или нет.

АПОРИЯ. Почему постоянно упускается этот аспект в лингвистической практике?

И это при том, что огромные средства все равно тратятся на переводы — переводчики составляют более трети служащих «Европейского дома» в Брюсселе... Что касается других европейских объединений, в первую очередь значительно более обширного, чем ЕС, Совета Европы (и нам это ближе, поскольку Россия — член этой организации), дело с официальными и рабочими языками там обстоит еще более откровенно. В СЕ — только два таких языка: английский и французский, причем последний — в основном потому, что эта организация базируется на территории Франции, в Страсбурге. Однако СЕ призван специально заниматься правами человека, а потому не может стоять в стороне от языковых прав и проблем. При всех тенденциях к объединению, интеграции, обмену студентами и рабочими языковые барьеры между народами остаются самыми неодолимыми... Каждый житель нашей страны минимум шесть лет изучал какой-то иностранный язык. Почти каждый знает, насколько бессмысленно было это занятие...

АПОРИЯ. Зачем ложное образование?

Даже из тех, кому посчастливилось учиться в «специальной» языковой школе, не более половины могут нормально объясняться на долго «зубрившемся» языке. Не много прибавили занятия в институте — в лучшем случае умение понимать специальную литературу. Только непрерывные занятия языком в течение всех школьных лет, или гувернеры-иностранцы, или интенсивные долговременные заграничные стажировки могут помочь обычному человеку, не имеющему особых способностей к языкам, прилично овладеть хотя бы одним. Есть, конечно, особо способные к языкам люди, есть полиглоты, знающие десятки языков, но их немного, и не они «делают погоду». А деньги на обучение тратятся огромные! К абсолютно непродуктивному школьному преподаванию прибавьте расходы на подготовку учителей, для чего отбираются, кстати, наиболее способные абитуриенты, на издание учебников и адаптированной литературы...

АПОРИЯ. Введение понятия стоимости языка не приводит ли к рыночной перспективе разрешить вопрос о языке-доминионе? Но в таком случае есть риск всем говорить на греческом или латинском.

И Россия не исключение: то же самое можно видеть практически во всех странах — лишь незначительная по численности элита, которая может позволить себе непропорционально большие затраты средств и времени на изучение иностранных языков, ими реально владеет.

Даже самые замечательные инициативы по изучению языков не сделают Европу по-настоящему единой. Альтернатива — обязательное введение общего языка, как это происходило до сих пор в многонациональных государствах. Да, единство при этом на какое-то время достигается. Но оно либо нестабильно и вызывает протесты против засилья языка «старшего брата», либо ведет к постепенному исчезновению, ассимиляции языков. Для объединяющейся Европы оба варианта одинаково неприемлемы, однако логика развития вынуждает использовать чей-то язык для межнационального общения — а значит, лишает единство долговременной перспективы.

АПОРИЯ. Почему не введено понятие языковое неравенство? Зачем это скрывать, зачем это ханжество?

Самое важно то, что именно в ситуации ЕС – проблема приобретает трагический характер - практически все языки имеют вес, историю и духовный путь.

Однако, как говорится в известной афише московского метро, выход есть! Это — общее двуязычие, когда каждый человек, кроме своего родного, знает общий нейтральный международный язык, настолько простой, чтобы им могли овладеть все, независимо от способностей, и чтобы при этом его выразительные возможности были по крайней мере не меньше, чем возможности национальных языков. Ну и, конечно, неплохо бы (хотя это и не самое главное), чтобы этот язык красиво звучал.

Эта идея не нова. Ее разрабатывали такие великие мыслители прошлого, как Декарт, Коменский и Лейбниц. Комиссия по разработке такого языка была создана по указу Екатерины II. За прошедшие столетия были предложены сотни проектов таких языков, некоторые — весьма красивые и остроумные, однако мало какие из них удовлетворяли всем необходимым требованиям. В основном они интересуют лингвистов или сохраняются в качестве исторических курьезов. Однако одному из проектов, предложенному не великим философом и не профессиональным лингвистом, а скромным врачом-окулистом из Варшавы Лазарем Марковичем Заменгофом - (1859 — 1917), опубликованному под псевдонимом д-р Эсперанто (Надеющийся), была уготована непростая судьба. Власти почти всех стран, да и представители официальной культуры и науки, эти власти обслуживающие, всегда относились к Эсперанто и людям, им владеющим, с большой настороженностью, а при случае нередко старались с ними расправиться. Поначалу эсперантисты не испытывали особых сложностей — их было еще слишком мало. Однако уже в 1895 г. российские подписчики первого журнала на Эсперанто «Ля Эсперантисто» потеряли возможность его получать — в нем был опубликован перевод запрещенной цензурой статьи Льва Толстого. Если в 1905 г. Заменгоф получил от французского правительства орден Почетного легиона, то уже в 1921 г. в Лиге Наций именно французская делегация поставила барьер на пути официальной поддержки Эсперанто в этой организации — Франция почувствовала сильного конкурента международному применению своего языка, а значит, и своему влиянию.

АПОРИЯ. Опять признание политической роли языка, которая делает эсперанто изначально заложником своего происхождения. И следующий фрагмент подтверждает: что даже если создается нейтральный язык, он имеет свои корни, своё доминирование, которое начинается с языка, заканчивается политической властью. Можно диктаторов обвинять в жестокости, но не глупости. Если они прикрывали проект эсперанто, не пытаясь использовать его как оружие против противника, то значит у него был незаурядный политический потенциал.

Помню одно слово – ругательство, которому научил меня приятель. Я спросил, как построить слово «идиот». Он начал с корня «мал» и получилось вроде umalsaljacho, умальсальджачо (ничтожество). За правильность воспоминания не ручаюсь, но за принцип однозначно.

Во-первых, Я не уверен, что эффектное, обытовлённое «идиот» можно заменить названной «цивильной» конструкцией. Это – другое слово. Где великолепное русское жёсткое, броское «идиот»? Как подумаю, что будем переводить Достоевского – роман «Umalsaljacho» - так и нехорошо становится.

Во-вторых, построение слова оказалось довольно тяжким занятием. И так со многим словами, если не со всеми. Это как Лего – каждый из элементов бессмысленен, его нужно складывать, чтобы что-то получить. На самом деле обещанная лёгкость оказалась только рекламой.

Кстати, 45 лет спустя, уже ООН, сменившая Лигу Наций, отказалась рассматривать петицию о возможном использовании Эсперанто, подписанную почти восьмьюдесятью миллионами человек, поскольку эта петиция исходила от граждан и неправительственных организаций, а не была предложена государствами-членами. Запреты на преподавание Эсперанто в школах и университетах имелись в самых разных странах на протяжении всей истории его существования. Поэтому распространяется международный язык в основном благодаря деятельности общественных организаций и клубов эсперантистов и преподается чаще всего на курсах, которые при них организуются. Только в некоторых странах {Болгария, Венгрия, Югославия) существует традиция преподавания этого языка в школах и вузах. Однако все ограничения официального распространения Эсперанто и отдельные преследования не могут сравниться с отношением к этому языку тоталитарных режимов. Для Гитлера эсперантисты были «естественными» врагами, распространителями коммунистических и еврейских идей, а потому подлежали уничтожению. И с 1933 года они все начали попадать в концлагеря. Сначала только представители рабочего Эсперанто-движения. Но к 1939 г. разогнали даже тех из них, кто, проявляя лояльность к режиму, был готов использовать нейтральный язык для пропаганды нацизма за границей. Не лучшая судьба ждала эсперантистов в «стране победившего социализма». Поначалу под влиянием идеи пролетарского интернационализма язык Эсперанто получил широкое распространение в СССР. Его изучали на курсах в Красной Армии, рабочие корреспонденты публиковали в газетах огромное количество писем от своих товарищей за границей об их жизни и рабочем движении. Радио Коминтерна вело на Эсперанто передачи, издавались книги, словари и учебники. Однако после «великого перелома» отношение к эсперантистам стало меняться. Их контакты и переписка с иностранцами стала казаться подозрительной, да и реальную информацию о положении в мире они получали, а не только читали тщательно профильтрованные советские газеты. Их деятельность стала всячески ограничиваться, в 1937 г. многие эсперантисты были арестованы по обвинениям в шпионаже, «троцкистском эсперантистском заговоре» и т.п., а в 1938 г. движение было полностью разгромлено. Десятки активистов были расстреляны, многие сгинули в сталинских лагерях. В 1940 г. начался разгром сильного Эсперанто-движения в присоединенных к СССР Прибалтийских странах, а после 1948 г. приостановилась только начавшая возрождаться после мировой войны деятельность эсперантистов в Восточной Европе.

Возрождение началось только в 1956 г., во время «хрущевской оттепели». Серьёзный толчок в этом направлении дала международная встреча молодых эсперантистов в рамках Всемирного фестиваля молодежи и студентов в Москве в 1957 г. Вскоре были изданы небольшие пособия, в разных городах страны появились курсы, стали организовываться встречи. Однако постоянный контроль за деятельностью советских эсперантистов со стороны различных идеологических и прочих «органов» не давал им воспользоваться возможностями эсперанто в полную меру; было крайне трудно пропагандировать язык. Только с началом перестройки эсперантисты в России получили возможность жить нормальной жизнью, однако экономические трудности последнего десятилетия не позволяли воспользоваться новыми возможностями в полной мере.

АПОРИЯ. Когда что-то внедряют, создается впечатление, что это не просто так.

Однако российские эсперантисты активно участвуют в жизни мирового эсперантистского сообщества, ездят на Всемирные конгрессы и другие международные встречи, пишут и издают книги. И, конечно, им небезразлична судьба Европы, составной частью которой является Россия. Необходимость единой и мирной Европы, новой международной культуры, не отрицающей, но дополняющей и стимулирующей традиционные национальные культуры, вполне ими осознается. Поэтому мы с энтузиазмом восприняли инициативу по объявлению этого года Европейским годом языков и стараемся по возможности показать, что сохранение европейских языков, включая языки народов России, интерес к их развитию и изучению возможен только при все более широком использовании международного нейтрального языка Эсперанто…

Дело в том, что Эсперанто в силу легкости изучения и быстрого преодоления разговорного порога снимает страх перед общением на чужом языке. Логичная и простая грамматика облегчает понимание сути грамматических правил, присущих любому языку. К тому же интернациональная лексика пополняет запас слов, которые уже есть в самых разных языках, особенно в европейских. Поэтому, если ребенок сначала изучит Эсперанто, другие языки дадутся ему гораздо легче.

АПОРИЯ. Если бы это было так, то ситуация была бы иной. Однако мой опыт говорит, что эсперанто требует таких же усилий, что и любой другой язык. Построенный по блоковому принципу, как китайский пиктографический (знак – картинка-фрагмент), он требует запоминать массу корней и суффиксов, чтобы их использовать. То есть вроде бы небольшое количество корней и префиксов, но сами правила их соединения - огромная головная боль.

Второе преимущество распространения Эсперанто — его использование в роли посредника между представителями одной профессии, близких по характеру общественных организаций и партий, фирм и т.п., разных стран. Чем больше эсперантистов в таких организациях, тем легче осуществляются между ними контакты — как человеческие, так и деловые. На государственном уровне, на уровне крупных коммерческих корпораций и политических партий это мало заметно, там традиционные контакты с помощью высокопрофессиональных переводчиков (как бы ни были они дороги) вполне удовлетворительны, но для небольших общественных организаций, малого бизнеса, небольших турфирм Эсперанто может оказаться чрезвычайно полезным.

Неудача с эсперанто – а мы можем, безусловно, говорить о неудача того, что не перешло границы кружков по интересам. Даже если эти кружки есть во всех странах мира.

Чем объяснить эту неудачу – несмотря на её, на первый взгляд, очевидности?

Попробуем подумать. А точнее - попробую вспомнить свой опыт.

Итак, у меня в институте был приятель, который бредил эсперанто. Он ходил в кружок при Инязе, общался с эсперантистами. Разумеется, принял все меры, чтобы привлечь меня туда. Я сходил один раз на кружок и больше не ходил ни разу. Все уверения, что это очень легкий, доступный язык, который легко строится, монтируется, на меня не повлияли.

Что повлияло на мое решение? О чем я думал?

Первое – язык, даже если он лёгкий, нужно учить. Нужно было запоминать корни, суффиксы. Но обучение без практики умирает. Язык закрепляется только в языковом обороте. Оборота не было. Ходить постоянно в кружок эсперантистов, по моим расчетам, дело тоже бесполезное. По разным расчетам, чтобы язык привился и освоился языковой оборот, должен составлять от 40 до 70% говорения в сутки. Даже если я начал говорить с приятелем только на эсперанто, то в среднем это 5% в сутки. Я не учитываю скорость жизни в институте и кривой взгляд сокурсников, которые нашу попытку поговорить на эсперанто долго осмеивали. Не потому что эсперанто плохой (хотя звучит всё равно «итальянисто»-забавно), а потому что мы за неимением слов переходили на дикие жесты, вызывавшие общий хохот, и немилосердный суржик. Короче, продлилось это два дня. И стало понятно, что время и силы гораздо экономнее потратить время на изучение утвердившегося международного языка, который, к тому же нужно было и сдавать.

Второе – эсперанто воспринималось как экзотика, экзотический язык. Немножко для баловства. Даже его стиль мимолётно напоминал итальянский и испанский. Много окончаний на «о» говорило об этом.

Этакая наигранность, отсутствие почвы, корневой системы не даёт жизненных соков языку.

При освоении иностранного языка вызывает интерес и его история, народы, который эту историю делали, язык одухотворяется. Если же тебе предлагают освоит язык-гомункул, выведенный в колбе, то кому интересно изучать историю лабораторного опыта?. Только специалистам-экспериментаторам. Как опыт.

Третье – многие слова не отражали сути и были далеко не эффективной заменой.

Четвёртое – язык представлял набор корней и суффиксов, которые мог строить каждый по своему усмотрению. Идея была проста. Вместо запоминания тысяч слов, лучше запомнить сто корней и сто суффиксов, при помощи которых можно выстроить, что угодно. Но построения бывали настолько навороченными, что к пониманию не приводили. Но сколько возникает вариантов для импровизаций? Масса. А неорганизованные импровизации всегда тяготеют к распылению и распаду эффекта понимания. А если понимание уходит, зачем язык?

Пятое – если язык ничей, если нет хозяина, то и нет реального защитника и своего Дома, который приходится отстаивать до конца. Все носители и пользователи эсперанто имеют его как второй язык. Один – родной, другой – ничей. То есть тылы есть у всех, поэтому есть и соблазн уйти в сторону. Как это сделал в свое время мой приятель, которому просто эсперанто надоело, и он вернулся к русскому языку. Сейчас эсперанто забыл.

Искусственный язык, каковым являлось эсперанто, обречён на поиск почвы. Но если он обретёт почву, он утеряет нейтральность.

Порочный бесперспективный круг.

4. Каковы пути создания мирового языка?

Мировой язык нельзя выдумать и смонтировать.

Но он нужен.

Тогда что делать?

Сейчас роль мирового языка выполняет язык Сильного Государства – США – английский язык. Казалось бы, в чём проблема – вопрос решен, незачем к нему возвращаться. Всем удобно, все довольны. Методическая база есть, преподавателей достаточно во всех странах, язык обладает эстетическим свойствами – лёгок, стилен, приятен, имеет серьёзную историю, индоевропейские корни.

Какие могут быть вопросы?

Вопросы есть.

1. Выполняет ли английский язык именно мировые – организационные – функции, или является простой агентурой мировой экспансии? То есть стремится подменить национальные языки своим.

Если это происходит, то мы должны быть на сто процентов уверены, что замена будет равнозначной и эффективной.

2. Способен ли выполнить организационные функции этот язык? Способен ли этот язык быть настолько универсальным, чтобы не потерять себя? В процессе проникновения во все страны язык упрощается. Не приведёт ли это к его выхолащиванию, потере почвы с оговорёнными выше результатами - бездыханности?

3. Нужный ли продукт приносит язык?

Язык – носитель продуктов мышления, культуры, фактически это конвейер, на котором формируются названные продукты.

Те ли продукты приносит этот конвейер?

4. Имеет ли этот язык запас прочности? Или количество внутренних противоречий таково, что язык представляет собой предмет, находящийся в периоде полураспада. И его просто пока нечем заменить.

5. Каждый язык держат в руках профессиональные лингвисты – или те, которые выполняют функцию управления языком. Можно ли быть уверенным, что управление будет эффективным?

Нельзя отрицать, что я усложнение мирового процесса вызывает усложнение языка. Сможет ли язык не сломаться от усложнения, справится ли он с мировой нагрузкой?

Ведь для решения современных проблем, придётся иметь эффективную модернизированную грамматику, объём слов, мощную систему форм.

Иначе говоря, нужен язык не распространенный, а функциональный – тот, который сможет выполнить мировую функцию. То, что английский эту функцию выполняет – большой вопрос. А то, что он сможет эту функция выполнять и дальше – еще больше.

Это значит, что английский язык может выработать свой ресурс и сойти с мировой арены. Особенно это возможно при изменении мировой идеологии и мировой системы. Неспособность «потянуть» новые реалии могут стать приговором для английского языка. Так, как это было и с греческим, и с латинским, и с французским.

5. Параметры мирового конкурентоспособного языка

1.

Новый мировой язык должен быть сильным и конкурентноспособным во всех (или в большинстве) своих проявлений.

Необходимы параметры Мирового Языка, который будет однозначно самым сильным, победившим во всех видах мировой конкуренции, начиная с главного – быть носителем мировых смыслов и Глобальной Идеологии.

2.

Далее мы видим такие технические параметры Мирового Языка:

1. Концептуальный охват. Язык должен уметь нести любой объём Знаний всех Профилей и Уровней Сложности, включая самые передовые Знания.

2. Целостность Языка. Язык должен обрести целостный вид, чтобы количество внутренних противоречий не могло привести к распаду языка. Это зависит от многих конструктивных особенностей языка. Если язык в достаточной мере строен, то у него есть запас прочности. Это определяется по степени строения Слова, Предложений, Текстов.

3. Сильная, но гибкая грамматика. Грамматика определяет степень доступности языка. Если грамматика неоправданно усложнена, она становится недоступна для потребителя. Если упрощена, то становится носителем мирового профанизма.

Следовательно, нужно скрестить Сложность, Глубину, Простоту и Доступность.

4. Богатый суффиксально-аффиксальный аппарат. Языковой манёвр составляет основную черту конкурентоспособного языка. Скорость обеспечивает переменные величины - аффиксы (суффиксы и префиксы). Гибкость их – залог полноценности языка.

5. Эстетически и стилистически совершенный. Внешний стиль языка – не решающий аргумент в пользу языка, но не последний. Рубленный, чеканный немецкий не имеет перспектив стать мировым в силу однозначной грубости и жёсткости. Язык должен быть пластичен: и жестким и мягким одновременно. Но для этого нужны внутренние ресурсы!

Сложнейший для произнесения и не самый приятный французский носовой «R» усложняет мировую судьбу для французского.

Говорить о китайском, японском вообще нет смысла в силу громадной пиктографической инертности этих языков.

Языки с доминированием агглютинатики также попадают в разряд спорных, поскольку внутренне крайне неподвижны.

6. С мощной традицией. Английский язык, как ни странно, очень молодой. Ему полторы тысячи лет. Есть более древние языки, несущие сакральные корни. Попробуйте сравнить два слова с совершенно одинаковым значением: «толковать» и tolk. Очевидно, что корень один, но уровень распространенности в языке говорит о его древности: кривотолки, толковник, будет толк, перетолковывать, сбить с толку (фразеологизм знак значительной древности).

То есть язык должен доказать свою авторскую собственность, если хотите, авторские права. Если английский на 80% не английский, а собственно английская собственность составляет на более 10 %, а ещё десять спорные, то вопрос о перспективах английского вызывает печаль. Любая спорная позиция в любой юридической практике начинается с приостановки деятельности спорного объекта. Если деятельность будет продолжена, то это будет чревато штрафными санкциями.

7. С имеющимся опытом межнационального общения (работы в реальном двуязычии).

8. Носителем языка выступает народ с опытом языковой терпимости и имеющий опыт мировой работы.

Возникает вопрос: какой язык имеет шансы доказать свой мировой статус, а затем его утвердить?