Однажды в разговоре с известным английским философом, один из Ротшильдов сказал примерно следующее: если философия не создает финансовой теории, это не философия. Философ ему возразил: но Аристотель не создал финансовой теории, значит он не философ? И получил ответ: значит.

С Ротшильдом можно подискутировать, но суть остаётся неизменной: для философии финансовая тема была и остаётся крайне неприятной темой, поскольку издревле считалась «низкой» и «низменной». Те же Аристотель и Аристокл (Платон), вообще не мыслили этими категориями, считая их вторичными, мелкими. Мысль была кастовой принадлежностью аристократического сословия, а деньги заменялись рабами. И потом, неужели проблема денег может иметь большее значение, чем «Политейя», «Политика», «Законы» и проч.? Не случайно подавляющее количество философов вообще не коснулись этой темы, боясь «опуститься» до ничтожного и обыденного. Действительно как Лейбницу с его «Теодицеей», оправдывающей Бога, опускаться до проблемы финансового баланса Церкви.

Но чем дальше, тем больше можно сделать вывод, что в словах финансиста есть смысл: по крайней мере, тестовый: если учение не создало своей теории денег, оно не может считаться полноценным. А суть теста, на который намекал Ротшильд, в том, что деньги – это практический и универсальный показатель состоятельности философии: деньги существуют только в обороте, а значит в постоянной обыденной практике, и охватывают всех без исключения. Тем самым проверяется учение на универсализм – охват всего сверху донизу. И если сто лет назад этим показателем можно было пренебречь, ссылаясь на элитное происхождение идеологии вообще, то сегодня не элитность, а всеохватность – главный признак мировой идеологии.

2. Тест современного мира

Современный человек будет тестировать учение более жёстко и более квалифицированно, поскольку тотальность финансового сознания сегодня налицо. Формула «можете говорить, что угодно и сколько угодно, деньги всё решат за вас (и вашу теорию)», существует довольно прочно в сознании многих людей. Поэтому избежать теории финансов никакому учению невозможно.

3. Можно ли взять на вооружение имеющееся?

Значительное количество мыслящих людей вчера и сегодня избегают финансовой проблематики ссылками на финансовых практиков и специалистов: мол, ответы у них.

Но такая попытка учения уйти от трудностей, вряд ли сработает в дальней перспективе. На это есть несколько причин.

Причина 1. Учение обязано провести финансовую тематику через себя, чтобы, как минимум, проверить на совместимость самого учения и используемой школы. В конце концов, захочет ли текущая финансовая теория иметь дело с учением, которое его собирается использовать.

Причина 2. Сей исторический момент, знаменуемый тотальным финансовым кризисом и военным их решением, не оставляет шансов использовать школу, которая привела к этим кризисам.

Причина 3. Любое учение проводится в жизнь именно финансовым способом: если учение ценно, то оно должно само заработать, знаком признания становится не номинальное признание учения, а расчёты по его финансовым правилам. Когда говорят о крушении СССР, то оно началось с того, что оно практически перешло на банкноты в послесталинские времена во внутреннем обороте. Банкнота – воплощение чуждой финансовой системы - фактически стала началом крушения СССР, создав параллельный финансовый мир. Причем степень уважения к ней была несопоставима с казначейскими билетами, что давало прочные ориентиры для внутренних накоплений: десять, двадцать пять, пятьдесят, сто рублей были банкнотами – в то время как рубль, три и пять были казначейскими. То есть банкноты, как «выездные» деньги (они использовались во внешних сделках, поскольку обеспечивались золотыми ресурсами банков, тогда как казначейские обеспечивались недвижимыми ресурсами страны), были в однозначном приоритете, что способствовало скрытому переходу системы на уровне частных процессов с социалистических на капиталистические рельсы. Удивительно то, что именно на банкнотах был ленинских профиль, в то время как на казначейских его не было. Символизм был налицо: тот, кто ратовал за ликвидацию финансовой системы вообще, показывал всему миру капитуляцию перед мировой финансовой системой.

Причина 4. Главная. Кризис современной финансовой системы – это не только кризис теории, но и кризис её обеспечения. То есть сегодня стоит вопрос о смене обеспечения - о смене фундаментального основания финансовой системы с золота на … что? Есть множество версий, вплоть до экзотических, вроде обеспечения итальянцами своей банковской эмиссии … сыром. Несмотря на то, что ситуация назрела и критика текущей финансовой системы уже тотальна, никто не может сделать главного – предложить новую формулу обеспечения мировых финансов.

Причина 5. Учение сегодня может утвердиться только в конкурентном режиме. Это значит, тринитарная школа должна выиграть конкуренцию у финансовых школ, причем не времен уязвимого Адама Смита, а с сегодняшними, которые достаточно оснащены. Причём конкуренция не понимает эмоций, к примеру, пустых проклятий ростовщическому капиталу или банковской угрозе, а понимает только аргументы.

Всё это говорит о том, что воспользоваться чужими наработками новому авангардному Учению невозможно. При этом нельзя не допускать возможность, что открытие не будет открытие оригинального, а будет просто обнаружением спрятанного, сокрытого. Такой исход не должен разочаровывать, поскольку возвращение в оборот спрятанного не исключает научной задачи учения.

4. Финансы и экономика

Главная из причин невозможности обратиться к текущей практике упорное смешение экономики и финансов, точнее увязывание первого со вторым, прочное коррелирование, формирование первичности первого и вторичности второго. Это – одна из причин финансовых проблем, о чём мы скажем ниже, но ясно, что логика финансов должна быть доказана впрямую, через себя, а не косвенно. Отделение финансов для выявления чистой логики денег – первый шаг к тринитарной теории, что мы докажем ниже, но ясно, что этот подход сразу отдаляет и отделяет нас от множества текущих школ.

5. Глобальное учение – глобальные финансы

У попытки уменьшить масштаб финансовой теории нет шансов укрепить учение в силу простой системной логики: масштаб претензии требует масштаб разработки. Это значит, что глобальному учению ограничиться малыми опытами не удастся. Поэтому опыт по финансовой оптимизации предприятия в сто человек просто не будет иметь ни теоретического, ни практического, ни тестового значения.

Однако возникает справедливый вопрос: если мы не доказываем большее через малый результат, то что сразу приведёт нас к глобальной проблематике в финансах? Есть смысл это малое довести до глобального теоретическим способом, а уже затем практиковать.

6. Теория обеспечения

Любое глобальное – производно, поскольку начиналось с малого, а это значит, что нужно дойти до сути процесса, до его зерна, чтобы сформировать правильную теорию. Для этого следует поначалу отказаться от ложных тестовых требований, которые часто вменяются финансовым разработчикам.

Первый из этих требований – решить проблему инфляции, обуздать инфляцию.

Нет сомнения, что инфляция, как скрытая форма смерти денег, имеет значение, но производное. Прежде чем говорить о смерти денег, нужно говорить о самих деньгах, а значит их содержании, а значит и обеспечении. Ведь судьба денег решается не на уровне бумаги и чекани, а на уровне обеспечения, так как борьба идёт именно вокруг формы обеспечения и собственности обеспечительных ресурсов. Об этом говорит гигантское кладбище денег, превратившихся в боны: деньги умерли, а обеспечение осталось, сменив одних семиотических представителей на других. Банкротство номиналов (денежных знаков) - в руках обеспечения. Поэтому инфляционная тема является вторичной. Да, инфляция была и будет тестом для самих денег и качества их обеспечения, но это всё-таки вторичный процесс.

Поэтому путем нахождения малого – зерна в теории обеспечения – и выращивания его теоретическим способом можно сделать первый шаг к теории обеспечения, которая нам даст понимание тринитарной финансовой перспективы.