Глава 3. Несостоятельность компаративистики

1.

Сравнительная лингвистика, лингвистика сравнительного метода – у компаративистики несколько имён. Как бы ни называлось, сравнительное языкознание – одно из самых распространенных из существующих методов в изучении языка.

И одно из самых сомнительных, если не вредных, если брать абсолютную версию этого метода, к чему склоняются компаративисты.

Можно спокойно подумать, что такое компаративистский метод.

Берутся, к примеру, три явления и сравниваются. В них выявляется общее и различное. Но только по форме. Например, берём стакан, деревянный брусок и лист бумаги. Что у них общее? – Только вещественность. Различие каждого относительного каждого определяется внешними признаками: бумага мягче стакана и деревянного бруска, бумага и брусок – горят, стакан плавится. И так далее. Сравнение для различения дело нужное. Однако если сравнительный анализ остановить на формальных отличиях, мы не выясним главное – а что такое каждый из этих предметов как таковой. Это, во-первых, во-вторых, изучение формально разнородного в диахронии, то есть в происхождении покажет совершенно другую картину родства и однородности.

Бумага и деревянный брусок окажутся однородными по происхождению, несмотря на мягкость одного и твёрдость другого. Получается, мы сравниваем одно и то же в разные моменты становления. Тогда почему нет сравнения по роду, а есть сравнение по форме?

Компаративистика не более чем внешнее сравнение, частность выводов которого не даёт права на полноценный научный результат.

Сравнительный подход ненаучен, поскольку произволен в сравнениях и выявляет только внешнее общее и внешнее различное. Оно имеет значение, но крайне несущественное.

Но самое существенное в ряде недостатков компаративистики то, что она закрепляет различия, не закрепляя однородность. Само слово провоцирует на такой подход: сравнение всегда исходит из того, что перед нами различие. Но это в начале сравнения ещё не выяснено. И вот не прояснив факт, мы уже заведомо предполагаем, что мы сравниваем различное. А различное всегда влечёт за собой распад и разделение. Причем иногда ничтожное различное уничтожает полновесную однородность.

Возьмем таблицу и посмотрим на различие форм. На данный момент различие будет сильным. Внешне три формы имеют различия. Но разные ли это предметы по происхождению? Если смотреть синхронно – различий больше, чем общности, но стоит только вскрыть диахронию, как ситуация резко изменится в пользу однородности.

Форма 1	Форма 2	Форма 3
Х+Д+К+1+1	Х+Д+1+1+1	Х+К+1+1+1
Х+Д+К+1	Х+Д+1+1	Х+К+1+1
Х+Д+К	Х+Д+1	Х+К+1
Х+Д	Х+Д	Х+К
Х	Х	Х

Чтобы нейтрализовать тенденциозный эффект, нам необходимо сравнительный приём (метод – слишком громко) включить в настоящую научную дисциплину – Системогенетику Языка, в пределах которой сравнение будут работать на созидание языков, а не на их расчленение.

Далее, синхронические ограничения компаративистики, наиболее явно проступили у Соссюра, который вообще пренебрёг диахронией. Это крайне опасный подход, поскольку тенденция к расчленению и разделению делает компаративистов группой с криминальным душком, поскольку они напоминают старый лозунг «разделяй и властвуй». Между тем сравнение по диахронии могут всегда дать прямо противоположный результат, нежели тот, что получаю компаративисты.

Ограничения компаративистики - сравнение по синхронии против сравнения по диахронии.

Избирательность сравнения сразу снимает вопрос о научности метода.

2.

Сравнительный подход по синхронии запутывает выяснение крайне важного вопроса о влиянии языков друг на друга. Лингвисты стесняются признаться в том, что вопрос о влиянии языков - это вопрос о приоритетах и вопрос о лингвистической власти. И если мы не откроем генетику языков, то сравнительный процесс превратится в формальную игру, которая запутает вопрос о лингвистических приоритетах.

Сравнение чему посвящено? Общности форм, а почему не силе и приоритетности, укомплектованности языка? Ведь разве не более существенный вопрос, почему английский язык - мировой, а шведский - местный? Чем объяснить? Можно сравнивать сколько угодно, только реального весомого, настоящего знания – о природе конкурентоспособности языков – мы не получим. К примеру, открыли общий корень berg, берг, – и что? Почему этот корень в рамках английского бродит по всему миру, а шведский сидит дома?

На это вопрос компаративисты не отвечают.

Далее, масса межнациональных конфликтов возникает из-за права собственности на языковые формы. Чтобы выявить собственность, нужно провести исследовательскую работу по сравнению языков. Но почему её нет?

Возникает вопрос: сравнение – необходимо, но для чего? Для сравнения языков – зачем?

И вообще, почему берутся, например, пять схожих явлений из них выделяется общее, и это общее и становится определяющим, значимым. На каком основании в общем теряются качества частей? Почему явление изначально уравниваются в сравнении, а не сравнивается язык-приоритет и субъязыки, диалектные конструкции и прочее. Если сравнить русский язык и язык племени сиу, то мы откроем общность грамматик, некоторых звуков. И что? Какой смысл в этом сравнении? Зачем получать в сравнении то, что можно получить обыкновенным логическим путём, разворачивая состав предмета Языка, где показано будет сразу, что язык состоит из звуков, что звуки все похожи, поскольку похожи артикуляционные механизмы, что вслед за созданием слов идёт создание грамматических конструкций и т.п. Зачем идти столь дальним путём и зачем нивелировать в сравнении совершенно несравнимые вещи?

Неприемлемость компаративистики в методическом уравнении сравниваемых величин.

И, наконец, а что такое общее – то, что выделяется? Что это? Зачем оно? Кому принадлежит?

Компаративистика уходит от этих существенных вопросов, теряя статус научного направления, приходя к нивелированию себя до прикладного приёма.

3.

Наиболее компетентные оппоненты заметят, что мы упустили в компаративистике важную часть – историческую. Полный перевод компаративистики звучит как сравнительно-исторический метод, а это, мол, это другое дело: исторический аспект как раз и приводит нас к генетике языка.

Мы предлагаем точность в определениях. В слове «компаративистика», происшедшего от латинского «сравнительный», нет исторического аспекта. И нет его и в методе. Сравнивать произвольно эпохи получить такой же хаос, что и был до получения сравнительных результатов. Надо сравнивать соразмерные и целостные величины, а не просто разрозненные детали.

То есть описание того, чего требует только ЛОГИКА, бессмысленно.

Избирательность и произвольность в сравнении величин – одна из причин несостоятельности компаративистики.

Конечно, у компаративистов есть заслуги, когда они открывают скрытое. Это даёт научный эффект. Обратить внимание на то, на что попросту было запрещено обращать внимание, это научный взрыв. Достаточно вспомнить знаменитого компаративиста Антуана Мейе, автора «Общеславянской языка», сокрушившего представление о славянских языках как о вторичных, просто показав, что все европейские языки основаны на славянском массиве.

Неупорядоченность исторического аспекта делает его в компаративистике ненужным привеском, а ненужное лучше отнять, чтобы дилетант ничего не испортил и не спрофанировал.

4.

Несмотря на то, что с определением компаративистики есть сложности, многое устоялось и сразу возбуждает вопросы. Возьмём определение из периферийного, вторичного, а потому тщательно выверенного «Словаря-справочника лингвистических терминов» под редакцией Розенталя и Теленковой (1979 г.) и выделим сомнительные фрагменты.

Цитата. Компаративистика (от лат comparatives – сравнительный). Раздел языкознания, занимающийся сравнительно-историческим изучением родственных языков.

1. То, что метод – не раздел, это ясно.

2. На каком основании широкое понятие сравнения сужается до родственности? Не потому ли, что есть те скрытые родственности, о которых не хотелось бы говорить?

3. Зачем сравнивать родственные языки? Чтобы констатировать, что они родственны? Но это и так ясно. Как раз интереснее сравнивать неродственные, чтобы выявить конкурентоспособные отличия или новую родственность. Откуда такие ограничения в сравнениях, из-за боязни выявить крайнее неравенство разнородных языков, чтобы сделать тяжкий вывод о неравенстве народов?

4. Но и вскрытие неравенства в родственных – тоже задача, которая попросту игнорируется. Тогда зачем это всё?

Всё это говорит не только о ненаучности метода, но и политической ангажированности, которая снимает статус научности даже полученных результатов.

5.

Последняя апория компаративистики лежит в сфере развертывания понятия сравнения. Если вникнуть в значение слова, то мы сразу вынем значение математического расчетного свойства. Сравнение – определение уровня, а не выравнивание. Именно эту задачу несёт сравнение. Не просто обнаружение непохожего или похожего, а именно сравнение!

Сравнение необходимо для определения параметров неравенства.

У компаративистики нет ни расчетных единиц, ни технологии подсчёта сравниваемых величин. Если различие величины силы тока можно измерить омом и затем сравнивать величины сил тока в разных проводах, то в компаративистике нет величины измерительного сравнения. Данное соображение сразу ставит вопрос об элементе научного блефа компаративистики даже на уровне приёма.