|
|
Костюченко С.В., Татур В.Ю.
(Часть 1. Сравнительный анализ)
От Редакции.
Прошло более двадцати лет с того момента, когда КГБ провело спецоперацию в МИФИ по обезвреживанию молодежной группы, занимающейся проблемами экологии и дебюрократизации советского общества. В один день в стенах МИФИ и в Москве были задержаны 11 активистов.
Для многих ее участников было ясно, что без кардинальной перемены в естественнонаучной парадигме мышления реальных и правильных шагов в общественной практике не сделать: это будет либо топтание на месте, либо деградация. Общественный протест должен быть подкреплен новым осмыслением достижений естествознания.
Через некоторое время ими была создана группа «Человек за ноосферу», которая занималась от теоретических работ в области философии и политэкономии до экспериментальных работ в физике и биологии.
В 1988 году вышел сборник «Клаузура Ноосферы», в котором были опубликованы первые результаты работы группы. А в 1990 г. вышел сборник трудов «Ноосфера и Человек», в котором в хронологическом порядке были представлены научные результаты за 5 лет (1984-1988). По ним можно было понять историю и внутреннюю логику предлагаемой концепции.
Особое место в этих работах было уделено диалектике целостности, проблемам идеала и идеального, их философской и физической интерпретации.
За двадцать лет эти работы не потеряли своей актуальности, поскольку в России глубокие философские исследования по развитию диалектики прекратились, а в области физики, стараниями РАН, откатились назад. Некоторые работы, размещенные на сайте www.trinitas.ru, могут быть поняты только в контексте результатов исследований, представленных в сборниках.
Поэтому мы начинаем их публикацию. И начинаем ее – с одной из последних работ того периода, «Введение в диалектику целостности». Данная работа достаточно значительна по объему и носит синтетический характер. Перечитав ее, авторы отмечают, что многое, изложенное в ней, и по сей час остается актуальным, хотя и принадлежит некому «юношескому» периоду их исследований.
Актуальна ли сейчас эта работа? Редакция полагает, что пусть решит читатель…
Данную работу можно формально подразделить на две части:
- одна связана с со сравнительным анализом таких работ К.Маркса, как «Капитала» (1-ое и 2-ое нем. издание т.1), первого выпуска «К критике п/э» и «Экономических рукописей 1857-1858 г.г».,
- вторая — с диалектикой целостности и ее формами. Первая часть является, в основном, плодом творчества С.В.Костюченко, вторая — обоих авторов.
Эта работа — наброски для своего собственного уяснения. Мы надеемся на вполне доброжелательного читателя. Потому нижеследующее и носит название введения, ибо это действительно введение и для самих авторов, так как это всего лишь постановка вопроса /в верности принципа которого мы убеждены/, а потому непременно требуются совершенно конкретные исследования. А так как материал безбрежен, то доброжелательный читатель, до которого достучится данное содержание, сможет сам попытаться проверить эти выводы либо на представленном материале, либо в чем-нибудь другом.
Мысль о развитии чуть моложе, чем мир. Идея, которая светится в ней, очень глубока. Но проходит достаточно времени, прежде чем сделается шаг к адекватному пониманию неформального развития. В этой работе и предпринята попытка вывести принцип самодвижения вообще. Но сам по себе принцип в виде слова — ничто, если он не начинает жить в конкретном материале. Если же этого нет, то лучше его и не было б..., а с другой стороны, — всякая идея, ежели она чего-нибудь стоит, раз появившись в более или мене адекватном обличии, в какой-то мере обречена некоторое время влачить формальное существование, как практически пустая фраза — но это муки родов, где происходит скрытое развитие.
Русский историк Т.Н. Грановский заметил, что в общественном развитии бывают такие моменты, когда можно услышать последнее слово всякого отходящего, начальную мысль зарождающегося порядка вещей. Только здесь опытному уху можно «подслушать таинственный рост истории, поймать ее на творческом деле». Конечно, невозможно что-либо понять, когда ты сам всецело вовлечен в круговорот каких-то событий, тут нужна более высокая точка зрения. Но если имеется что-то похожее на последнее, то это совсем не рождает отстраненность и безразличие, совсем наоборот, знание дела придает и силы, и уверенность, формирует тот внутренний стержень, который дает точку отсчета, снимает чехлы и настраивает резкость в «телескопе истории». Что, например, говорят нижеследующие факты эмпирической действительности: появление политики общенационального примирения; призыв поверить разуму в делах мирских; мысль о том, что накопленный социализмом капитал начинает давать прибыль; что за закон такой, который работает лишь периодически — это в отношении социализма; какое состояние общества отражается в разноголосии мнений, которые друг друга не слышат; призыв политиков строить демократию, в центре которой будет человек; товарно — денежные отношения, акционерные общества и проч. и плановое хозяйство и прочая, прочая; глас вопиющий к совести человека, его нравственности в делах, порой, весьма далеких на первый взгляд от этих «прозрачностей»... Может показаться, что здесь столько же общего, как между красавицей и свекловицей, между тяготением и тягомотиной... Или вот еще: только благодаря таким шагам реальности может произойти коренное изменение в экономике, или в системе образования, например?.. По мнению авторов, ключ ко всему этому «винегрету» скрывается в диалектике целостности.
Первая часть работы представляет из себя исследование одного оттенка «Капитала», она более или менее устоявшаяся.
Вторая часть — лишь наброски, к тому же стилистически не совсем хорошо оформленные. Что заставило такое вытащить из стола в мир? Чтобы действительно улучшить изложение, необходимо некоторое время, дающее возможность взглянуть со стороны; а потом — все, что является в этот свет имеет под собой некое основание и не находит публики незрелой — мысль должна заработать.
Часть I. Сравнительный анализ
В литературе, посвященной анализу структуры, методологии «Капитала» Маркса, сравнению подготовительных рукописей с завершенной формой изложения, связанной с оценкой предварительных вариантов, внесших свой вклад в итоговый вариант, — в литературе подобного рода недостатка нет, и она играет свою роль. Так как и действительно, любую мысль, схватываешь лучше, адекватнее тогда, когда она дана непосредственно вместе со своим становлением — итог неразрывно связан, прозрачен в своем движении «к себе», а движение притягивается магнитом своего завершенного вида. Тогда отчетливее видишь оттенки, нюансы содержания формы излагаемого предмета: радуешься вместе с автором его удачным находкам, но вместе с тем огорчаешься неизбежным потерям, преследующих процесс освоения с материалом; только тогда по достоинству можешь оценить окончательную формулировку, ибо в ней теперь светится движение, «жизнь материала».
Одна из последних опубликованных работ на эту тему — «Первоначальный вариант «Капитала» М., 87, где в аннотации сказано: «В книге впервые в советской литературе осуществлено научное исследование истории содержания, теоретического и методологического значения рукописи К.Маркса «Критика политической экономии» /1857-58 гг/ и ее места в идейном наследии основоположников научного коммунизма»/с.2./ И она вполне успешно справляется с поставленной задачей: прослеживает генезис движения мысли в ходе выяснения тайны капиталистического накопления, его исторической судьбы. Но, оказывается, одно дело иметь целью раскрытие тайны капиталистической эксплуатации, а совсем другое — такой частный, на первый взгляд, вопрос, что происходит с формой и содержанием стоимости, когда она превращается в капитал вообще, в субъект стоимости — здесь несколько разные акценты, хотя в принципе где-то они смыкаются практически окончательно.
Конечно, уже само по себе интересно проследить, — да и не только ради простого любопытства, ибо, как известно, просто так ничего не бывает, — почему в «Капитале» становление формы стоимости предстало именно так, или почему последовательность анализа различных функций денег такая... Часто остатки предварительных исследований в законченном варианте присутствуют лишь в виде одной фразы, «случайного» слова, в виде вкрапленного замечания, либо как короткое примечание или лишь — в названиях разделов, глав..., либо в виде отдельной мысли, перекочевавшей из одного параграфа в другой, — все это наполняет текст «аурой отношений», создающей тот неповторимый «эфир», который позволяет видеть «невидимое», адекватно определить значение сказанного или на худой конец — приблизится к его верному пониманию. Итак, почему же, собственно, авторы данной работы желают обратить внимание на акт рождения субъекта стоимости, вернее — на две формы изложения данной метаморфрзы? Дело в том, что здесь скрывается не только чисто формальное, т.е. практически внешнее различие, а нечто гораздо более глубокое. Что? — а это и будет выяснено по ходу дела. Выявим две противоположные тенденции, которые прослеживаются от предварительных набросков до завершенного вида «Капитала».
Первая тенденция представлена в способах анализа противоречий товарного обмена в «Критике политической экономии» М.84, с одной стороны, и в «Капитале», с другой. Данный вопрос обстоятельно и верно рассмотрен в «Первоначальном варианте..». в главе 9. На ряду с другими отличиями и тенденциями здесь отмечается — а для нас это является главным, — что в «Критике п/э», как в последствии в «Капитале», Маркс последовательно прослеживает развитие внутреннего противоречия товара, в качестве формы разрешения и движения которого выступают деньги. Особенность изложения в «Критике п/э» заключается в том, что этот процесс рассматривается не в такой абстрактной форме, как в I гл. I тома «Капитала», не до исследования обмена, а одновременно с ним». /с.220/ И в примечании добавляется: «Хотя и в первой главе «К критике п/э» изложение не является популярным, оно все же, поскольку выражение стоимости товара рассматривается именно в связи с исследованием процесса обмена, более доступно, чем в I томе «Капитала». В этом последнем, как известно, изложение оказалось для «недиалектического» читателя более сложным. На это обстоятельство обратил Энгельс. В письме Марксу от 16 июля 1867 г, ознакомившись с первой главой I тома в корректурных листах, он заметил: «По сравнению с первым изложением /Дункер/ сделан очень значительный шаг в смысле отчетливости диалектического развития, но само изложение некоторых вещей нравится мне больше в первом виде... Но тут уже ничего нельзя изменить, и кто способен мыслить диалектически, тот поймет» [т.31, с.257-258]. Следует отметить, что в первом выпуске «К критике п/э», как и в I томе «Капитала», объективная диалектика товарной формы продукта труда не обходится без «субъективной» диалектики. В этом смысле между развитием выражения меновой стоимости в «Первом выпуске» /т.е. в «К критике п/э»/ и первой главе I тома «Капитала» нет принципиальных различий..».. [с.343-344]
Со всем процитированным авторы всецело согласны, за исключением «субъективной» диалектики, но об этом чуть позже, а сейчас хотелось бы сакцентировать внимание вот на чем. В «К критике п/э» процесс вывода формы стоимости осуществляется не в столь абстрактной форме, как в «Капитале», «не до исследования обмена, а одновременно с ним».
Реально данный отрывок выглядит следующим образом. Рассматривается ситуация, в которой участвуют два товара и их товаровладельцы, со своими нереализованными потребностями, — выясняется условие меновой операции. Показывается, что противоречиво внутри самое себя: чтобы реализоваться как потребительной стоимости, продукт должен реализоваться как меновая стоимость, а для того чтобы стать меновой стоимостью, каждый продукт должен реально противостоять своей потребности. Способностью к обмену продукты труда обладают только как эквиваленты, как что-то одно и то же, т.е. их особенность здесь вообще не принимается во внимание, — а потому нет толчка для движения. С другой стороны, один товар потому товар, что для владельца противоположного товара этот товар есть потребительная стоимость, и «для своего собственного владельца он лишь постольку меновая стоимость, поскольку он товар для другого. Поэтому одно и то же отношение должно быть отношением товаров как величин, по существу равных...; и вместе с тем оно должно быть отношением товаров как качественно различных вещей, как особых потребительных стоимостей, удовлетворяющих особенные потребности...Но это равенство и неравенство взаимно исключают друг друга. Таким образом обнаруживается не только прочный круг проблем, поскольку разрешение одного из них предполагает разрешения другого, но и совокупность противоположных требований, поскольку выполнение одного условия непосредственно связано с выполнением другого, ему противоположного». [см. «К критике п/э», с.26-28 или т.13, с.28-33]
Если перечитать данное место в «К критике п/э», то волей-неволей ощущаешь нарастание противоречивых трений такой ситуации, они становятся почти чувственно осязательными, будучи доведенными до формально-логической остроты, во весь голос заявляют о себе. Поэтому, может быть, и обращаешь внимание более на противоречие, а не на его содержание и способ его разрешения.
В «Капитале» [т.23] же, а тем более в Приложении к первой главе его первого издания, «Форме стоимости» [т.41], «обстановка» совсем другая. Иная в том смысле, что сначала сталкиваются два «голеньких», «бесхозно-ничейных» товара, и те же противоречия простого обмена разрешаются шаг за шагом в их собственной, имманентной им логической последовательности, более того — в «Форме стоимости» каждый диалектический шаг определяется отдельным параграфом или пунктом. А потому острота напряженности противоречий как бы неявна, она «стерта», делается ударение именно на ясность содержания сделанного шага, на внутреннюю необходимость именно такого шага, а само непосредственное противоречие, как таковое, в тени, хотя именно оно и анализируется.
Иными словами, в «К критике п/э» абстракция не полна, хотя такая ситуация более наглядна для непосредственного восприятия. В «Капитале» же она полна, но казалось бы и неверна, так как на каких-то основаниях товаровладельцы «выносятся за скобки»: перво-наперво полностью выявляются и разрешаются противоречия простого обмена «ничейных» продуктов, которые знаменуются появлением денежной формы стоимости. /Но для недиалектического читателя такая ситуация ненаглядна, наверняка нереальна вообще, в конце-концов, может быть, и непонятна вовсе, так как для него внутренняя логика товара практически всегда предстает лишь «вовне», в непосредственно-чувственной потребности владельца товара./ Только после выведения денежной формы стоимости на арену выступают товаровладельцы, ибо, конечно же, товары не в состоянии самостоятельно отправиться на рынок и совершить там обмен. Индивиды же существуют один для другого лишь как представители товаров, только как проводники, как олицетворение экономических отношений. То есть данным шагом в первоначальную абстракцию /хотя всякий закон в своей абстрактной форме гораздо более конкретен, чем любая другая форма его проявления.../ добавляется следующий момент, который наполняет конкретным содержанием изучаемое явление, оно конкретизируется. И далее уже рассматриваются те же самые противоречия, та же самая ситуация простого обмена, как и в «К критике п/э» [см. «Капитал» т.1, с.95-96 или т.23]; но сколь так близкие по форме изложения соответствующие места в «К критике п/э» и «Капитале», имея у себя за плечами совершенно различный теоретический груз, отличаются один от другого; из-за того, что эти противоречия первоначально разрешены в становлении формы стоимости, и, как одно из следствий, — формально-логическая напряженность «отсутствует». Таким образом, «одно и то же» в разных формах звучит несколько по-разному.
И тут мы можем зафиксировать первую тенденцию, которая прослеживается в работе Маркса над «Капиталом»: это стремление рассматривать изучаемый предмет сам по себе, начиная с его полной абстрактной формы, отвлекаясь от всего лишнего, которое способно лишь «растворить» суть противоречия, сделать его, так сказать, «наглядным» — «верным, но скверным», т.е. за формой, за внешним проявлением скрыть содержание, — происходит анализ элементарной ячейки, которая согласно своему имманентному закону, последовательно разворачивает свои содержание и формы. Иначе — появление денег, например, сводят к разрешению внешних затруднений, которые-де можно ликвидировать, вводя рабочие деньги» [см. напр. т.46, ч.1, с.74-98], — вообще говоря, из-за непонимания самой природы денег вырастает довольно пространный шлейф и несуразностей, и проч., проч. Только единственным образом можно разорвать замкнутый круг «словоблудий» — вывести последовательным рассуждением эмпирически данный факт, а не пытаться его объяснить сколь угодно многими способами. Итак, первая тенденция — тенденция к полноте абстракции рассматриваемого предмета, но одновременно с «потерей» наглядности. А другого выхода нет, ибо, если начать с более конкретных ступеней предмета, непосредственно с товаровладельцами, можно не справиться с «избытком информации» — живой товарообмен умертвляет сам себя.
Отсюда — несогласие с «субъективной» диалектикой, хотя она и взята в кавычки. И здесь не просто формальное несогласие, из-за термина, а за ним скрывается на самом-то деле нечто гораздо более существенное — принципиальное, а именно, определенный способ рассуждений: диалектика одна-единственная — диалектика товара, вернее — стоимости, ее становления, и чтобы ее понять, необходимо ее выявить — и вывести в чистом, незамутненном виде, т.е. очистив сначала от всех несущественных на даннй момент деталей, которые приковывают внимание более на внешнее проявление, а не на существо дела; только потом эти «детали» получат свое верное и единственное определение. А всякая апелляция к тому, что в реальности не то — там есть и субъективная воля товаровладельца («Суть дела не в том, что, когда каждый преследует свой частный интерес, достигается совокупность частных интересов, т.е. общий интерес... Суть дела заключается, скорее, в том, что частный интерес уже сам есть общественно определенный интерес... Это — интерес частных лиц; но его содержание, как и форма и средство осуществления даны общественными условиями, независимыми от индивидов». [т.46, ч.1, с.99]), что в конце -концов, быть может, можно и так и сяк изложить, характеризует лишь одно — недиалектичность... /И выходит подобный казус, когда текст русского перевода «Капитала» на стр.105 I тома интерпретируют следующим образом: денежная форма стоимости, как и всякая их форма стоимости, есть только представление товаровладельцев, существует только в мозгах товаровладельцев, а не в головах самих товаров, как образно выражается Маркс, т.к. товарный фетиш реально становится привидением, — жаль, что в немецком языке нет двух разных слов, выражающих голову одушевленного существа и голову неодешевленного предмета...; одно и то же слово wertform, переведенное и как форма стоимости, и как стоимостная форма, растолковывают совершенно различными, противоположными способами. Короче — недочет в понятии заменяют словом, тем самым делая элементарную логическую ошибку, никак не связанную с политэкономией. Примеров же подобного качества и в далекой истории, да и сейчас более чем предостаточно./ Безусловно, никто не отрицает требования наглядности и доступности изложения, совсем наоборот, но и его можно и нужно провести диалектически, иначе одно из двух: «либо пациент жив, либо пациент мертв».
Теперь обратимся ко второму пункту нашего рассмотрения, который выйдет гораздо длиннее и который, собственно говоря, является здесь главным: две формы изложения момента рождения капитала, субъекта стоимости. Если при анализе становления формы стоимости у Маркса присутствует стремление к полноте абстракции, то при анализе метеморфозы стоимости в субъект в наличие обратная тенденция — необходимо ее выявить. Соответственно предметом нашего сравнения будут: гл.4 I тома «Капитала», «Превращение денег в капитал», в связи с которой затронем и содержание гл.3, «Деньги, или обращение товаров», — это с одной стороны; а с другой — т.46 ч.I Рукописи 1857-58 гг, конец «Главы о деньгах», где рассматривается внутренняя связь функции денег и их переход к деньгам как капиталу, и самое начало «Главы о капитале», где идет речь о превращении денег в капитал /п.п. 2 и 3/, т.46, ч.II, «фрагмент первоначального текста первого выпуска «К критике п/э» — гл.2 «деньги», а в ней п.6, «Переход к капиталу», и глава «Капитал» п.I, «Превращение денег в капитал».
Еще предварительно отметим, что, безусловно, «Рукописи» содержат намеки на то, что затем раскрывается в «Капитале»; а с другой стороны, и сами «Рукописи» имеют свою особенность, т.е. то, что значат эти «намеки» в своем собственном контексте, хотя одновременно в своей особенности они никак не противоречат «Капиталу», а находятся там в виде итога. Но надо различать — поэтому и стоит задача выявить особенности «Рукописей».
Чтобы не повторяться, обратимся к «Первоначальному варианту..»., изложим положения, развернутые в этой монографии, касающиеся нашего вопроса.
«...глубокий и всесторонний анализ трех основных функций денег /как мера стоимости, средство обращения и сокровища, т.е. как нечто самостоятельного/, выявление их внутренних противоречий позволили Марксу установить единство и различие этих функций, проследить диалектику перерастания одних функций в другие вплоть до перехода денег в капитал. Капитал в результате этого анализа предстает как качественно новое состояние самой стоимости, в которой она, наконец, получает свое наиболее полное развитие. То есть в процессе разработки в «Grundrisse» («Основные черты критики п/э /черновой набросок/») Маркс впервые проследил развитие денег в капитал, подтвердив вывод о генетическом единстве этих категорий с точки зрения диалектического развития стоимости... Однако основная задача исследования заключалась в выявлении внутренней структуры капиталистического способа производства« [с.107-108]. Затем буквально на четырех страницах прослеживается переход от денег к капиталу и выводится товар «способность к труду». Главное, на наш взгляд, на что здесь делается ударение, следующее: отмечают, ссылаясь на Маркса, что обращение «есть внешнее проявление процесса, протекающего позади обращения». [т.46, ч.I, с.202-203] Оно полагает свое исходную точку, процесс производства, производство меновой стоимости, наемный труд. «Обращение перестает быть лишь формальным движением стоимостей товаров, заранее ему предпосланных. Оно утрачивает формальный характер, превращаясь в процесс производства и воспроизводства стоимостей. После этого производство «уже не наличествует до своих результатов, т.е. оно не предположено заранее, а выступает как такое производство, которое... само порождает эти результаты..». [там же ч.II, с.77]. Потребление товара становится «полаганием стоимости». Но это «возможно лишь постольку, поскольку товар потребляется трудом, поскольку потребление выступает как опредмечивание... труда и поэтому — как создание стоимости» [там же с.489].
Так доказывается Марксом в первоначальном варианте «Первого выпуска» необходимость перехода к рассмотрению обмена между овеществленным и живым трудом. Единственной противоположностью денег как опредмеченному, овеществленному труду является лишь «субъективный труд», живой труд. Но такой труд может быть налицо «только как сила, возможность, способность, рабочая сила живого субъекта» [там же с.487]. Поэтому деньги становятся капиталом лишь благодаря обмену между владельцами денег и владельцами живой рабочей силы» [см. «Первоначальный вариант..». с.110-113]. Этим здесь, в основном, и заканчивается анализ той части Марксовых рукописей, с которыми мы будем иметь дело; правда, еще в главе XI, в п.3, посвященном содержанию и эволюции понятия «капитал вообще», несколько касаются этого вопроса, но суть по-прежнему такая же... Теперь же непосредственно обратимся к сравнению «Рукописей» и «Капитала», все замечания будем делать на ходу, а предварительный итог подведем после завершения анализа.
Первое, с чего можно было начать, состоит в самом простом: в рукописях Маркс еще только осваивается с материалом – пытается вскрыть его содержание и отыскать приемлемый способ изложения; тогда как в «Капитале» предмет уже предстает в завершенном виде, как говорят исследователи этого труда, в адекватной форме. /Хотя на самом деле еще не известно, если знать, что потом будет вызывать или разногласия, или разночтения, неясности, то, наверняка, что-либо изменилось бы, ну а с другой стороны, — здесь, в таком подходе, уже содержится «дурная» бесконечность — все предугадать нельзя, да и не надо, ибо — сказано все.../
В связи с этим, т.е. с неразработанностью предмета, тот вопрос, который требует особого внимания, например, /по разным причинам притягивая к себе — здесь не преследуется цель вскрыть их/ волей-неволей, а может быть и сознательно, рассматривается не один раз, изучается с разных сторон, проводятся эксперименты с его изложением... /Здесь ученый стремится проникнуть в логику предмета, открыть его нюансы, примкнуть к его самодвижению; если же последнее уже открылось ему, то предмет предстает так, как понят, выделяется то, что считается важным, существенным./ Когда одна и та же мысль высказана многократно, чуть отличнее, чем в предыдущий раз, то «вдруг» обращается внимание на то, что ранее казалось ясным, ничего более не скрывающим.
И именно с этим связано второе различие между «Рукописями» и «Капиталом». Т.е. процесс превращения денег в капитал, точнее
- появление субъекта стоимости, самовозгорающегося начала, в черновиках «муссируется» со всех сторон. Причем, это существенно, если, например, рассматривается процесс трансформации денег в капитал, или что происходит с обращением, когда оно полагает производство, то цепочка рассуждений не прерывается, от «начальных условий» доводится до «самого конца», т.е. до выяснения, что такое капитал, какие метаморфозы в связи с этим происходят с его собственными моментами [см. напр., т.46, ч.I, с.174-176, 179-182]. Конечно же, многое вновь и вновь повторяется, что-то изменяется или добавляется какой-то существенный момент, но такой способ рассуждений создает особое состояние, эфир что ли, который выделяет именно ту определенность, на что хочет обратить внимание ученый или что вызывает у него те или иные затруднения. И хотя, с точки зрения «Капитала», т.е. под лучами завершенной формы, эти «затруднения» просеиваются, отбрасывается шлак предварительных поисков, высвечивается только то, что там считается главным, но сами эти намеки на более развитое есть непосредственно нечто самостоятельное, даже в какой-то степени неповторимое — поэтому здесь важно не привнести «извне», т.е. от итоговой формы, лишнее, как раз несвойственное этому моменту, моменту освоения с материалом. Хотя он, безусловно, является ступенькой, ведущей к завершению — нужно различать эти два оттенка. Поэтому непременно надо вскрыть, что же эти намеки сами по себе несут! /Без всяких сомнений, глупо, конечно же, было бы цепляться за порой «случайно», а может быть и действительно случайно, пророненное слово, фразу; автор «Капитала» скорее всего сам не придавал первостепенного значения «оснастке», позволившей проникнуть в суть материала, почувствовать его изнутри, тем более это — «наброски для себя»; то трижды важно верно взятое направление.../
Третье различие связано с теми словами, выражениями, с сочетанием тех или иных связок, с манерой изложения, которая свойственна «Рукописям» и «Капиталу». Сначала перечислим эти особенности, которые затем раскроем подробнее:
а) связано с гегелевской манерой выражения — как раз в разгар работы над рукописями Маркс перечитал «Логику», которая помогла, по его словам, обработать материал [см. т.29, с.212];
б) непосредственно рядом рассматривается имманентная связь трех основных функций денег и их внутренне необходимая трансформация в капитал;
в) особо делается ударение на специфику связи обращения и производства, на характер их целостности в капитале, делается ударение на то, какое при этом претерпевает изменение единство потребительной стоимости и меновой стоимости;
г) своеобразно, т.е. в манере «Рукописей», выводится товар рабочая сила;
д) акцентируется внимание на превращении формы и содержания стоимости, когда она становится капиталом. Все это предстоит раскрыть более подробно; безусловно, все эти выделенные особенности переплетены и взаимообусловлены, образуют неповторимое единство и только все вместе, превышая при этом чисто арифметическую сумму, составляют то, что есть. Что еще для нас важно, это то, что все без исключения «намеки» присутствуют в «Капитале», но, порой, в снятом виде.
А. Гегелевская манера изложения. В т.46 ч.I на стр.94 после анализа сущности продукта труда, как меновой стоимости, и развития в деньгах противоречий, присущих товарной форме продукта труда, Маркс пишет: «Необходимо будет впоследствии... исправить идеальную манеру изложения, которая может породить видимость, будто речь идет лишь об определениях понятий и о диалектике этих понятий. Следовательно, прежде всего надо будет уточнить фразу: продукт /или деятельность/ становится товаром, товар — меновой стоимостью, меновая стоимость — деньгами». Если в «Капитале» при анализе становления формы стоимости используется полная абстракция, сначала выявляется субстанция стоимости, ее свойства, а затем следует рассмотрение единичного обмена, хотя, когда речь идет лишь о простом обмене, ее еще нет и в помине, — это нисколько не привносит идеалистический привкус, ибо здесь представлено логическое развертывание истории возникновения денежной формы стоимости /денег/, имманентной природе элементарной ячейки стоимости, и только потому встают на свои места все исторические «шарахания». Именно деньги есть завершенная форма стоимости [см. там же с.180], именно всеобщая форма стоимости адекватна понятию стоимости [см. напр. т.23, с.153].
То же касается анализа рождения капитала: т.46, ч.II, с.491 «Раскрытие общего понятия капитала не делает капитал воплощением какой-то вечной идеи, а показывает, как он в реальной действительности, всего лишь в качестве необходимой формы, еще только должен влиться в создающий меновую стоимость труд, в покоящееся на меновой стоимости производство». Иначе говоря, то, как выводится общее определение капитала в «Рукописях», как единство производства и обращения без дальнейшей его конкретизации, — а только что приведенные слова звучат после рассматриваемого нами отрывка — и что при этом выходит, нисколь не влияет на историческое отражение формирования капиталистического способа производства.
Следующий момент этого пункта. Когда Маркс рассматривает содержание обращения и говорит, что единство товара представляет собой беспокойное — по-гегелевски — движение [см. ч.II, с.466], то это предстает лишь как образность описания данного состояния, позволяющая более точно почувствовать ситуацию, а мистическим налетом здесь и не пахнет. То же касается и других мест: «Деньги приходят из обращения как его результат, т.е. как адекватное бытие меновой стоимости, как для-себя-сущий и в себе застывший всеобщий эквивалент» [ч.II, с.472, 476]; «Деньги представляют большее или меньшее количество всеобщего богатства, в зависимости от того, находится ли в руках того или другого человека большая или меньшая численность их как определенной массы этого богатства» [ч.I, с.175] и др., капитал есть процесс [см. ч.I с.207] и прочее.
Б. При обращении к «Первоначальному варианту..». мы уже указывали на три функции денег: меру стоимости, средство обращения и как нечто самостоятельное, т.е. непосредственно деньги как деньги. Отметим здесь вот что. Исследуя последовательность становления денег, Маркс в предварительных рукописях выстраивает такую логическую — непосредственно связанную — цепочку: «Как всего лишь мера деньги уже подвергнуты отрицанию в них самих как средство обращения; как средство обращения и как мера они подвергнуты отрицанию в них самих как деньгах. Таким образом, отрицание денег в этом последнем определении есть вместе с тем отрицание их в обоих первых определениях» [ч.I, с.180-181]. Далее из этих определений выводится, что из себя должны представлять деньги, сохраняющие все свои свойства и как меры, и как средства, и как денег, но вместе с тем плюс их «отрицательное единство» с обращением, ибо деньги сохраняются как деньги, только выйдя из обращения, но уже вне обращения они просто металл. «Это отрицание, будучи взятое в целом, в своих положительных определениях, содержит в себе первые элементы капитала» [ч.I, с.200].
И в «Капитале» — то же: также рассматриваются три ступени денег, но здесь отсутствует такая «трехчленная» нумерация этих функций, прямо не говорится о их отрицании друг друга. Это предстает в скрытом виде, например, от чего зависит масса обращающихся денег [см. напр. «Капитал» т.I, с.128], или как противоречия денег в качестве средства платежа [см. там же с.149] и т.д. Хотя, когда заходит речь о деньгах как деньгах [см. там же с.140], отмечается, что деньгами становится только такой товар, который, уже функционирует и как мера, и как средство, но непосредственного акцента на их отрицательное единство нет. И еще: при анализе функций денег в «Капитале» логически целостное движение «обрывается» именно на функции денег как денег, отсутствует прямое продолжение — отрицание денег как денег, — проникновение их в капитал — это уже выясняется в другой главе. Например, на стр.144 рассматривается, что такое деньги как сокровище, но не упоминается, что без обращающихся товаров, т.е. без наличия реального богатства, без действительной связи с последним — они ничто, только блестящий металл /хотя в отдаленное историческое время именно в своем фиксированном виде, будучи изъятые из обращения, они и образуют сокровище, реальность всеобщего богатства/. И только уже на стр.164, в другой главе, когда речь идет о капитале, «продолжается» оборванная нить, ощущение непрерывности этого движения уже угасло, к тому же — это уже лишь иллюстрация в своем контексте: «Непрестанного возрастания стоимости, которого собиратель сокровищ старается достигнуть, спасая деньги от обращения, более проницательный капиталист достигает тем, что он снова и снова бросает их в обращение». Правда еще в «К критике п/э» на стр.115 [или т.13 с.103] Маркс непосредственно отмечает: «... деньги в обоих функциях, как мера стоимости и как средство обращения, подчиняются законам, которые не только противоположны друг другу, но, по-видимому, противоречат противоположному характеру обеих этих функций». В «Капитале» же подобного уже нет, здесь данные отрицания-противоречия рассыпаны, но одновременно, между прочим, более наглядны... /Хотя в данной главе «Деньги, или обращение товаров» три ее параграфа так и названы: мера стоимостей, средство обращения, деньги, внутри них уже происходит расчленение на, так сказать, «подфункции», а явного, именно «ключевого» слова их противопоставления друг другу нет — три денежные кирпичика «распались», что и «рассеивает» внимание, нет того специфического выражения реального перетекания денег в капитал./
В. О единстве обращения и производства в «Капитале» в главе «Превращение денег в капитал» говорится в таком виде. Из эмпирического факта обращения товаров и денег Маркс выводит всеобщую формулу капитала, «как он непосредственно проявляется в сфере обращения» — Д-Т-Д [с.166]. Затем, анализируя внутреннюю структуру простого обращения, он получает, что «капитал не может возникнуть из обращения и так же не может возникнуть вне обращения. Он должен возникнуть в обращении и в то же время не в обращении» [с.176]. Единственный выход из создавшегося положения состоит в том, что изменение должно произойти с потребительной стоимостью товара в формуле капитала: потребительная стоимость этого товара обладает оригинальным свойством — самое его потребление есть непосредственно источник стоимости; такой товар — способность к труду, или рабочая сила [см. с.177-178]. Таким образом, т.е. через открытие на рынке специфического товара, в данной главе показывается единство обращения и производства, что и составляет суть капитала по сравнению с просто стоимостью или деньгами [см. т.46, ч.1, с.263-264,290 и др.].
О единстве обращения и производства с сравниваемыми местами в «Рукописях», где речь идет о производстве вообще и об обращении вообще, т.е. без какой-либо дальнейшей конкретизации, это же представлено в другом виде. Здесь проникновение обращения в производство имманентно связано с анализом функций денег в их трех определениях и с их положительным единством, одновременно разбирается, что при этом происходит с меновой стоимостью, читай стоимостью /здесь Маркс еще не различает «меновую стоимость» и «стоимость»/, какую трансформацию принимает единство потребительной стоимости и меновой стоимости. Поэтому вновь обратимся к «Капиталу», посмотрим, что здесь, а затем сравним с «Рукописями».
Анализируя формулу Д-Т-Д, Маркс отмечает, что в таком виде она бессмыслена, тавтологична. «Поэтому полная форма рассматриваемого процесса выражается так:
В обращении денег «и товар, и деньги функционируют лишь как различные способы существования самой стоимости: деньги как всеобщий, товар — как особенный и, так сказать, замаскированный способ ее существования. Стоимость постоянно переходит из одной формы в другую, никогда, однако, не учитываясь в этом движении, и превращается, таким образом, в автоматически действующий субъект. Если фиксировать отдельные формы проявления, которые возрастающая стоимость попеременно принимает в своем жизненном кругообороте, то получаются такие определения: капитал есть деньги, капитал есть товар. Однако на самом деле стоимость здесь становится субъектом некоторого процесса, в котором она, постоянно меняя денежную форму на товарную и обратно, сама изменяет свою величину, отталкивает себя как прибавочная стоимость от себя самой как первоначальной стоимости, самовозрастает. Ибо движение, в котором она присоединяет к себе прибавочную стоимость, есть ее собственное движение, следовательно, ее возрастание есть самовозрастание. Она получила магическую способность творить стоимость в силу того, что сама она есть стоимость...
Как активный субъект этого процесса, в котором она то принимает, то сбрасывает с себя денежную и товарную формы и в то же время неизменно сохраняется и возрастает в этих превращениях, стоимость нуждается прежде всего в самостоятельной форме, в которой было бы констатировано тождество с нею же самой. И этой формой она обладает лишь в виде денег. Деньги образуют поэтому исходный и заключительный продукт всякого процесса возрастания стоимости... Но сами деньги играют здесь роль лишь одной из форм стоимости, потому что их здесь две. Не приняв товарной формы, деньги не могут стать капиталом. Таким образом, здесь деньги не выступают против товаров полемически, как при накоплении сокровищ...
Если в простом обращении стоимость товаров в противовес их потребительной стоимости получала в лучшем случае самостоятельную форму денег, то здесь она внезапно выступает как саморазвивающаяся, как самодвижущаяся субстанция, для которой товар и деньги суть только формы. Более того, вместо того чтобы выражать собой отношения товаров, она теперь выступает, так сказать, в частное отношение к самой себе. Она отличает себя как первоначальная стоимость от себя самой как прибавочной стоимости, подобно тому как бог отец отличается от самого себя как бога сына, хотя оба они одного возраста и в действительности составляют лишь одно лицо...
Стоимость становится, таким образом, самодвижущейся субстанцией, самодвижущимися деньгами, и как таковая она — капитал. Она выходит из сферы обращения, снова вступает в нее, сохраняет и умножает себя в ней, возвращается назад в увеличенном виде и снова и снова начинает один и тот же кругооборот».[см. «Капитал» т.I, с.161-166].
Теперь обратимся к рукописям, посмотрим, как здесь выводится субъект стоимости; приведем одно из характерных мест.
«Посредством простого акта обмена каждый из обоих предметов обмена — товар и деньги — может потерять свое определение в пользу другого только тогда, когда он реализует себя в этом другом. Ни один из них, переходя в другой, не может сохранить свое прежнее определение». «Повторение процесса как со стороны денег, так и со стороны товара не заложено в условиях самого обмена. Акт может повторяться только до тех пор, пока он не завершен, т.е. пока обмен не произведен на всю сумму имеющейся меновой стоимости. Он не может разгореться вновь сам от себя. Таким образом обращение в себе самом не несет принципа своего самовозобновления. Моменты обращения предпосланы обращению, а не создаются им самим. Необходимо, чтобы товары постоянно все снова и снова бросались в обращение извне, как топливо добавляется в огонь. Иначе обращение индифферентно угасает. Обращение угасло бы в деньгах как индифферентном результате процесса; деньги, — поскольку они уже не находились бы в связи с товарами, ценами, обращением, — перестали бы быть деньгами и выражать производственные отношения; от них осталось бы только их металлическое существование, а их экономическое существование было бы уничтожено... Следовательно, обращение должно... быть опосредствовано не только в каждом из своих моментов, но также и в целом, как совокупный процесс опосредствования. Обращение есть внешнее проявление процесса, протекающего позади обращения. /Примерно так же данное содержание присутствует и в «Капитале», предшествуя отрывок, приведенный выше./
Теперь обращение подвергнуто отрицанию в каждом из своих моментов: как товар, как деньги и как отношение обоих друг к другу, как простой обмен и как простое обращение обоих. Если первоначальный акт общественного производства выступал как процесс создания меновых стоимостей, этот последний в своем дальнейшем развитии выступал как обращение, — как полностью развитое движение меновых стоимостей по отношению друг к другу, — то теперь само обращение возвращается назад к такой деятельности, которая создает или производит меновые стоимости. Обращение возвращается к ней как к своей основе. Предпосылку обращения образуют товары /будь то в их особой форме, будь то во всеобщей форме денег/, представляющие собой воплощение определенного количества рабочего времени и в качестве такого воплощения являющиеся стоимостями; следовательно, предпосылкой обращения является как производство товаров трудом, так и производство их в качестве меновых стоимостей. Это есть исходный пункт обращения, и через посредство своего собственного движения обращение возвращается к производству, создающему меновые стоимости, как к своему результату.
Таким образом, мы опять добрались до исходного пункта, до полагающего, создающего меновые стоимости производства, но на этот раз так, что оно предполагает обращение как развитый момент и выступает как непрерывный процесс, который полагает обращение и из обращения непрерывно возвращается с тем, чтобы снова полагать обращение. Следовательно, движение, полагающее меновую стоимость, теперь выступает здесь в значительно более сложной форме, поскольку оно уже не является только движением заранее предпосланных меновых стоимостей или движением, формально полагающим их как цены, а представляет собой вместе с тем и движение, создающее, производящее меновые стоимости как предпосылки. Самопризводство здесь уже не наличествует до своих результатов, т.е. оно не предположено заранее, а выступает как такое производство, которое в то же время само порождает свои результаты; но производство порождает свои результаты уже не так, как это было на первой ступени, не производство, всего лишь ведущее к обращению, а как такое производство, которое вместе с тем предполагает обращение, предполагает развитое обращение в ходе своего собственного процесса» [ч.I, с.202-204].
В других местах «Рукописей», где выводится это же содержание, ударение делается чуть на ином слове или другой стороне превращения денежного кокона в живое существо — капитал. Но что наиболее существенно отличает эти отрывки в «Рукописях» от соответствующих выдержек из «Капитала» так это то, что ясно прослеживается внутренняя, генетическая связь всех предшествующих моментов стоимости, в своем единстве образующих субъект стоимости, делается ударение именно на качестве происходящей трансформации и содержании отдельных составляющих моментов, благодаря которым возникает капитал, чье свойство отнюдь не сводимо к простой, арифметической, сумме его составляющих. Вот именно на внутреннем своеобразии этого качественного шага и делается ударение, этот шаг — светится своей жизнью, прозрачен в своем формировании, возникновении. В «Рукописях» есть также места, где это превращение денег в капитал очень похоже на изложение в «Капитале» [см., например, ч.II, с.475-476], но, находясь в несколько ином контексте, нежели в «Капитале», они несут в себе соответственно и иное своеобразие.
Теперь приведем многочисленные характерные выдержки из «Рукописей», в которых есть те особенности, которые в скрытом виде также есть в «Капитале», в виде «пепла угасшего огня, но уже согревшего воду», или вообще отсутствуют. /Цель такого пространного цитирования — обратить внимание, что освоение с материалом есть само нечто в своем роде, а не только намек, предвестник еще чего-то./ Эти выдержки в основном связаны с внутренним изменением обращения, когда оно полагает производство, и с метаморфозой денег.
[т.46, ч.II, с.477] «Деньги существуют только по отношению к обращению и как возможность войти в него. Но они теряют это определение, как только они себя реализуют. Они отступают назад к обеим своим функциям — меры и средства обращения. В качестве просто денег они не выходят за пределы этого определения. Одновременно, однако, в обращении положено, что они остаются деньгами, существуют ли они как таковые или как цена товара. Движение обращения должно выступать не как движение их исчезновения, а напротив, как движение их действительного самополагания в качестве меновых стоимостей, реализации себя как меновой стоимости».
[с.481] «Обособление выступает не только в той форме, что капитал противостоит обращению как самостоятельная абстракция меновой стоимости — деньги, но и в той, что обращение в то же время является процессом его обособления, что оно возникает из обращения как нечто самостоятельно обособившееся».
[ч.I, с.212] «Для того чтобы выход из обращения стал действительным, меновая стоимость тоже должна стать предметом потребности и быть потреблена в качестве такого предмета, но она должна быть потреблена трудом и таким путем вновь себя воспроизвести».
[ч.II, с.482] «Деньги должны сохранять себя как деньги и в своей форме денег и в форме товара; смена же этих определений, процесс, в котором с ними происходят эти метаморфозы, должен выступать вместе с тем и как процесс их производства, как созидание их самих, — т.е. как умножение их стоимостной величины. Когда деньги становятся товаром, а товар как таковой необходимо потребляется в качестве потребительной стоимости и должен исчезнуть, то само это исчезновение должно исчезнуть, само уничтожение должно себя уничтожить, так что потребление товара в качестве потребительной стоимости само выступает как момент процесса саму-себя воспроизводящей стоимости».
Следующее в основном выделяет метаморфозу меновой стоимости, читай стоимости, как единства потребительной стоимости и меновой стоимости, читай стоимости.
[с.476] «...меновая стоимость в самом деле должна быть обменена на потребительную стоимость, и товар должен быть потреблен как потребительная стоимость, но в этом потреблении он должен сохраниться как меновая стоимость, другими словами, его исчезновение должно исчезнуть и само должно быть лишь средством для возникновения большей меновой стоимости, для воспроизводства и производства меновой стоимости — производительным потреблением, т.е. потреблением через труд с тем, чтобы овеществлять труд, создавать меновую стоимость».
[с.478] «Нельзя сказать, что меновая стоимость реализует себя в обращении, потому что потребительная стоимость не противостоит ей как таковая, ею самою определяемая потребительная стоимость. И обратно, потребительная стоимость как таковая не становится сама меновой стоимостью [ч.I, с.218...не находится в отношении к меновой стоимости, а только потому становится определенной меновой стоимостью, что общее свойство потребительных стоимостей — быть рабочим временем -...] или становится ею лишь постольку, поскольку определение потребительных стоимостей — быть овеществленным всеобщим трудом — накладывается на них как внешний масштаб. Их единство непосредственно распадается, а их различие еще непосредственно растворяется в единстве. То, что потребительная стоимость как таковая опосредствуется меновой стоимостью, и что меновая стоимость сама себя опосредствует через потребительную стоимость, теперь должно быть положено.
В простом обращении мы имели всего лишь два формально различных определения меновой стоимости — деньги и цену товара; и всего лишь две вещественно различных потребительных стоимости — Т-Т, для которых деньги, меновая стоимость, являются лишь мимолетным опосредствованием, формой, которую мимолетно принимают эти потребительные стоимости. Действительной связи /ч.I Действительного отношения.../ между меновой и потребительной стоимостью не возникало /не имело места ч.I там же/».
[ч.I, с.210] «Капитал как меновая стоимость, предпосланная обращению, или как меновая стоимость, предполагающая обращение и сохраняющаяся в нем, не только idealiter является в любой момент каждым из обоих моментов, заключающихся в простом обращении, но и принимает поочередно форму то одного то другого; однако он делает это уже не так, как при простом обращении, т.е. уже не только переходит из одной формы в другую, но в каждом из этих определений является вместе с тем отношением к противоположному определению, т.е. идеально содержит его в себе».
Далее цитирование по ч.II, продолжающее мысль в ч.I, только здесь отсутствует слово «идеально», а просто [ч.II, с.482-483]: «...вместе с тем сохраняет отношение к противоположному моменту. Если он /капитал/ выступает в качестве денег, то это теперь всего лишь одностороннее абстрактное выражение его как всеобщности; сбрасывая эту форму, он сбрасывает только ее основанное на противоположности определение /сбрасывает основанную на противоположности форму всеобщности/. Если он положен как деньги, т.е. как эта основанная на противоположности форма всеобщности меновой стоимости, то в нем одновременно положено, что он, в отличие от того, что происходит в простом обращении, должен потерять не всеобщность, а ее основанное на противоположности определение, или что он принимает форму денег лишь мимолетно, т.е. снова обменивается на товар, однако на такой товар, который даже в своей особенности выражает всеобщность меновой стоимости и поэтому постоянно меняет свою определенную форму.
Товар есть не только меновая, но и потребительная стоимость, и в качестве последней он должен быть целесообразно потреблен. В то время, когда товар служит потребительной стоимостью, т.е. во время его потребления, меновая стоимость должна вместе с тем себя сохранять и выступать как целеопределяющая душа потребления. Процесс исчезновения товара должен поэтому выступать вместе с тем как процесс исчезновения его исчезновения, т.е. как воспроизводящий процесс. Потребление товара, следовательно, направлено здесь не на непосредственное удовлетворение потребности, а само выступает как момент воспроизводства его меновой стоимости. Меновая стоимость, таким образом, является в итоге не только формой товара, а выступает как огонь, в котором сгорает сама субстанция. Это определение вытекает из самого понятия потребительной стоимости. А в форме денег капитал, с одной стороны, будет выступать лишь мимолетно как средство обращения, а с другой стороны — всего лишь как момент, как мимолетное состояние его положенности в его определенности адекватной меновой стоимости».
[с.484] «Они /деньги как капитал/ являются единством товара и денег, но их совершающим процесс единством, и в такой же мере, в какой они не являются ни товаром, ни деньгами, они вместе с тем являются как тем, так и другим».
[с.485] «В своей противоположности, в своем становлении потребительной стоимостью и в процессе потребления потребительной стоимости они /деньги/ должны одновременно сохраняться и расти как меновая стоимость, т.е. превращать само потребление потребительной стоимости — как активное отрицание ее, так и ее полагание — в воспроизводство и производство самой меновой стоимости».
Г. Сейчас же приведем те места из «Рукописей», где выводится товар рабочая сила. Если в «Капитале», как мы видели, товар рабочая сила выводится после анализа противоречий всеобщей формулы капитала, и это введение новой потребительной стоимости происходит совсем иначе, нежели в «Рукописях», хотя результат абсолютно тот же.
[ч.I, с.181] Деньги в своей вещной форме, как такая форма богатства, имеют внешний и случайный характер отношения к индивидам. Деньги как капитал должны, наоборот, «выступать как производство богатства, а богатство — как результат отношений индивидов друг к другу в процессе производства».
[ч.II, с.487] «Деньги теперь – опредмеченный /овеществленный/ труд, независимо от того, обладает ли он формой денег или особого товара. Ни один из предметных способов существования труда не противостоит капиталу, а каждый из них выступает как возможный способ его существования, который он может принять путем простой смены формы, перехода из формы денег в форму товаров. Единственной противоположностью опредмеченного /овеществленного/ труда является труд непредметный, противоположностью объектированного труда — субъективный труд. Или, в противоположность прошлому во времени, но существующему пространственно труду — имеющийся на лицо в настоящее время, живой труд... Противоположность капиталу как самостоятельно, прочно обособившемуся опредмеченному /овеществленному/ труду может составить только сама активная рабочая сила, и, таким образом, единственным обменом, посредством которого деньги могут стать капиталом, является обмен между владельцем капитала и владельцем живой рабочей силы, т.е. рабочим».
[с.498-490] «Для денег потребительная стоимость является теперь не предметом потребления, в котором они пропадают, а уже только такой потребительной стоимостью, посредством которой они себя сохраняют и умножают. Для денег как капитала не существует ни какой другой потребительной стоимости. Именно это и есть отношение капитала как меновой стоимости к потребительной стоимости. Единственной потребительной стоимостью, которая может составить противоположность и дополнение к деньгам как капиталу, является труд, а этот труд существует в рабочей силе, существует как субъект. В качестве капитала деньги существуют только в связи с не-капиталом, отрицанием капитала, и они являются капиталом только в рамках отношения к этому отрицанию капитала. Действительным не-капиталом является сам труд...
Обмен, посредством которого деньги становятся капиталом, не может быть обменом с товаром /вообще/, а может быть только обменом с их понятийно определенной противоположностью, с товаром, находящимся с ним самим в понятийно определенной противоположности — с трудом... Деньги... могут утратить свой простой характер не в результате обмена с этими /особыми/ товарами, поскольку теперь всегда может быть предположено, что они существуют в той или другой форме. А в результате обмена, во-первых, с единственной формой потребительной стоимости, которой они сами непосредственно являются, а именно — с непредметным трудом, и вместе с тем — с непосредственной потребительной стоимостью для них как совершающей процесс меновой стоимости, т.е. опять-таки — с трудом. Потребительной стоимостью, на которую могут обменять себя деньги как потенциальный капитал, может быть только такая потребительная стоимость, из которой возникает, себя производит и себя умножает сама меновая стоимость. А такой потребительной стоимостью является только труд».
Д. Здесь же обратим внимание, как Маркс прослеживает эволюцию отношения между потребительной стоимостью и меновой стоимостью, читай стоимостью, в процессе превращения простого обращения в капитал, и — одновременно — как это отношение предстает в категориях формы и содержания.
Ситуация в простом обмене следующая /в таком же виде она есть и в «Капитале»/. «Если товар положен в качестве цены, то, хотя он представляет также и меновую стоимость, реальным, однако, является его бытие в качестве потребительной стоимости; его бытие в качестве меновой стоимости является лишь отношением /к другим товарам/, его идеальным бытием. В деньгах, хотя он представляет собой также и потребительную стоимость, реальным, однако, является его бытие в качестве меновой стоимости, т.к. потребительная стоимость, когда она выступает как всеобщая, является лишь идеальной.
В товаре материал обладает ценой; в деньгах меновая стоимость материалом». [ч.II, с.460]
Тут, как пишет Маркс, отсутствует действительное отношение между потребительной стоимостью и меновой стоимостью: это единство непосредственно распадается, а их различие находится непосредственно в единстве, растворяется в нем — на одной стороне реальная потребительная стоимость и идеальная меновая стоимость, на другой — идеальная потребительная стоимость и реальная меновая стоимость [см. с.478-479] «Раздвоение и чередование товара в обеих определенностях: товар и деньги — главное содержание обращения» [с.465], обеспечивающее реализацию потребительной стоимости. Итак: содержание простого обращения — потребительная стоимость, осуществляющей себя в форме товара, беспокойно пробегающей два полюса обмена.
Но именно здесь происходит рождение стоимости, и не со «стороны содержания /вещества/ нам следует искать дальнейшего определения формы» [с.467] «То, что в обращении, если рассматривать саму его форму, становится, возникает, производится, это — сами деньги, и ничего больше» [с.469]. С другой же стороны: «...в качестве цели обмена, т.е. в качестве такого движения, которое своим содержанием имеет саму меновую стоимость, сами деньги, — единственным содержанием /процесса/ является увеличение меновой стоимости, накопление денег. Но на самом деле это увеличение оказывается чисто формальным. Здесь нет того, чтобы из стоимости возникла стоимость, а имеет место следующее: стоимость в форме товара бросают в обращение с тем, чтобы извлечь ее оттуда в виде бесполезной стоимости как сокровище» [с.272-273]. Следовательно, содержанием денежного обращения является меновая стоимость, но она предстает еще только лишь формально; форма, «в которой выступает обособление меновой стоимости» лишь абстрактная форма, да и сам процесс обособления, накопления денег есть также абстрактная форма, т.к. реально выходит, что «обогащение предстает как добровольное обеднение». «Ибо доказательством богатства является пользование им» [см. с.473-474].
Но тем не менее форма «Д-Т-Т-Д означает, что деньги обмениваются на товар, а товар на деньги; это движение, выражающее куплю с целью продажи и образующее определение формы торговли, характеризующее капитал как торговый капитал, встречается в самых ранних укладах экономического развития; это — первое движение, при котором меновая стоимость как таковая образует содержание, представляет собой не только форму, но и свое собственное содержание». [ч.I, с.200-201] То обстоятельство, «что деньги являются первой формой, в которой меновая стоимость доходит до определения капитала», ни в коем случае нельзя смешивать с адекватной формой капитала, — это лишь первая форма его проявления [см. с.208]. Поэтому эта «форма как таковая не получает, однако, в простом обращении никакого содержания, не выступает даже как движение содержания, — как такое движение обращения, для которого меновая стоимость является не только формой, но также самим содержанием и самою целью и которое поэтому является формой самой совершающей процесс меновой стоимости» [ч.II, с.482].
В «Капитале» же по этому поводу говорится: «Та форма, в которой денежная куколка превращается в капитал, противоречит всем развитым раньше законам относительно природы капитала, стоимости, денег и самого обращения. От простого товарного обращения ее отличает обратная последовательность тех же самых двух противоположных процессов, продажи и купли. Но каким чудом такое чисто формальное различие может преобразовать самое природу данного процесса?» [с.166]. Далее здесь рассматриваются условия и существо товарного обращения и вывод таков: в обращении капитал в принципе возникнуть не в состоянии, однако эмпирический факт остается упрямой реальностью. Отсюда вывод: должно произойти нечто существенное с товаром, который опосредствует самовозрастание денег, — появляется товар рабочая сила.
В «Рукописях» же данное чудо, формально зафиксированное в обращении, раскрывается следующим образом.
[ч.II, с.488-489] «Меновая стоимость может приобрести самостоятельность как меновая стоимость вообще только по отношению к потребительной стоимости, противостоящей ей как таковой. Только в рамках этого отношения меновая стоимость может приобрести самостоятельность как таковая, может быть положенная как таковая и функционировать. В деньгах меновая стоимость должна была бы сохранять эту самостоятельность путем абстрагирования от потребительной стоимости, и эта активная абстракция — пребывание в виде противоположности потребительной стоимости — явилась бы здесь на самом деле единственным методом сохранения и увеличения меновой стоимости как таковой. Теперь же меновая стоимость в ее бытии в виде потребительной стоимости, в ее реальном, а не только формальном бытии в виде потребительной стоимости, должна сохранить себя как меновую стоимость — как меновою стоимость в потребительной стоимости — и создать себя из нее. Действительное бытие потребительных стоимостей есть их реальное отрицание, их поглощение, их уничтожение в потреблении. Следовательно, именно в этом их реальном отрицании как потребительных стоимостей, в этом им самим имманентном отрицании и должна меновая стоимость подтвердить себя как сохраняющую себя по отношению к потребительной стоимости, или, лучше сказать, сделать активное бытие потребительной стоимости подтверждением меновой стоимости. Это — не то отрицание, которое имеет место, когда меновая стоимость как цена представляет собой лишь формальное определение потребительной стоимости, в котором последняя идеально снята, на самом же деле здесь как мимолетное формальное определение выступает только меновая стоимость. Это — не ее закрепление в золоте и серебре, неподвижная твердая субстанция которых предстает как окаменевшее бытие меновой стоимости. На самом деле в деньгах положено, что потребительная стоимость есть лишь материализованное выражение меновой стоимости, ее реальность. Однако это — лишь мнимое осязательное существование ее абстракции. Но поскольку потребительная стоимость как потребительная стоимость, т.е. само потребление товара, определяется как полагание меновой стоимости и как всего лишь средство ее полагания, постольку потребительная стоимость товара на самом деле представляет собой лишь выявление совершающей процесс меновой стоимости. Действительное отрицание потребительной стоимости, существующее не в абстрагировании от нее /не в напряженно замерзшем противостоянии ей/, а в ее потреблении, это ее реальное отрицание, являющееся вместе с тем ее осуществлением в качестве потребительной стоимости, должно стать поэтому актом самоутверждения, самовыявления меновой стоимости. А это возможно лишь постольку, поскольку товар потребляется трудом, поскольку его потребление само выступает как опредмечивание /овеществление/ труда и поэтому — как созидание стоимости. Поэтому для того, чтобы себя сохранить и выявит не только формально, как в деньгах, но и в своем реальном существовании в качестве товара, опредмеченная /овеществленная в деньгах меновая стоимость должна присвоить себе самый труд, обменять себя на него».
Здесь мы прекращаем непосредственное — «цитированное» — сравнение «Рукописей» и «Капитала», двух форм вывода всеобщего капитала. Читатель должен был, по крайней мере, заметить хотя бы внешнее различие двух форм, представляющих одно и то же содержание, даже несмотря на то, что текст из «Капитала» приводился реже. Ну, а с другой стороны, чтобы действительно почувствовать данное различие, необходимо просто-напросто обратиться к оригиналам — это проще всего, да и, безусловно, наиболее правильнее.
Продолжение, часть II
Костюченко С.В., Татур В.Ю. Введение в диалектику целостности (Часть 1. Сравнительный анализ) // «Академия Тринитаризма», М.,
 |