|
|
Воронин В.С.
«Пирамида» Л. Леонова и Триалектика П.Я. Сергиенко в контексте неклассической логики
Последний леоновский роман представляет собой художественное свидетельство об исчерпанности потенциала традиционной науки и религии, диалектики и метафизики, мистики и атеизма. Это произведение не оставляет никаких надежд человеку остаться мерою всех вещей и явлений в протагоровском смысле. Достаточно сказать, что на роль высшего начала природы в романном будущем претендуют и пауки, и крысы. Беды человечества проистекают из-за «ущербности человеческой природы», в которой произошло «слияние обоюдно несовместимых сущностей - духа и глины» (Леонов. 1994. 1. С. 6)*
. Если обозначить человеческий дух как А, а не относящуюся к нему глину как щА (не А) , то Леонов попросту утверждает уравнение двоичной логики, где есть только «да» и «нет», ложь и истина и где логическое умножение (конъюнкция) противоположностей приводит к ложному положению: АЩщА=0 . Это обязательное требование непротиворечия - один из законов двоичной логики. Обозначая истину единицей, а ложь - нулем, можно составить такую таблицу истинности:
Двузначной логикой, четко делящей мир на хорошее и плохое, доброе и злое пользуемся мы с самого детства, воспитываясь на черно-белом мире сказок. Она же лежит в основе здравого смысла. Но лишь на самый первый взгляд четкой противоположности греха и святости, дьявола и Бога придерживается и христианство. В знаменитой нагорной проповеди читаем: «Но да будет слово ваше: «да, да», «нет, нет»; а что сверх этого, то от лукавого» (Мф., 5: 38). С этим вполне согласен и здравый человеческий смысл и двоичная логическая система. Но следующие далее призывы давно уже вызывают недоумение. Как можно подставить левую щеку ударившему тебя в правую, отдать требующему рубашку еще и верхнюю одежду, любить врагов, благословлять проклинающих и благотворить ненавидящих тебя? Такие советы настолько противоречат здравому смыслу, что выглядят советами от лукавого и что явно следуют логическим системам, в которых есть сверх «да» и «нет», какие-то промежуточные значения. В этих логических системах взаимодействие противоположных начал не приводит к аннигиляции, то есть АЩщА№0. В Откровении читаем: «Я есмь первый и последний. И живый; и был мертв, и се жив во веки веков...» (Отк., 1: 17 - 18). Здесь противоречивость - атрибут высшей истинности. Это требует логики, где А ЩщА=1
Логические системы, отличные от классической двузначной логики, - детище XX века. Они очень просты в математическом отношении и могли бы появиться гораздо раньше. Но логически это целый сдвиг в мышлении, и их появление именно в том веке А - закономерность. Характерно, что пионером здесь выступил казанский математик Н.А. Васильев.
Простейшие трехзначные логические системы Гейтинга, Лукасевича и Поста в дополнение к истине и лжи вводят еще и неопределенность (обозначаемую как 1/2 у Гейтинга и Лукасевича и как 2 у Поста). Именно она соответствует степени познания человеком ряда кардинально сложных вопросов. В логике Гейтинга и Лукасевича логическое умножение (конъюнкция) определяется как минимум значений аргументов ХЩY=min(X, Y) . Отрицание в системе Гейтинга задается первыми двумя колонками приводимой ниже таблицы, в третьей колонке дано логическое умножение противоположностей, в четвертой приведено двойное отрицание:
Как видими, в системе Гейтинга не совпадает двойное отрицание и утверждение (Х №щ щ Х).
Любопытно, что в «Пирамиде» человек именно так и появляется как неопределенность между дьяволом и Богом, и вся деятельность сатаны сводится к такому отрицанию этой неопределенности, чтобы она оказалась нулем. В логической системе Лукасевича отрицание неопределенности (1/2) - снова неопределенность, и в ней существует логическая вероятность совмещения противоположностей. Кроме того, двойное отрицание в ней совпадает с утверждением. Поясним это аналогичной таблицей.
В трехзначной логике Поста мы имеем два типа отрицания: циклическое и симметричное. При этом истина обозначается цифрой 1, неопределенность -2, ложь -3 , а логическое умножение как максимум значений сомножиелей. В многозначной логике Поста опять же истине соответствует единица, а другие значения истинности: 2, 3, 4... n - все более полные заблуждения. Нас не должно удивлять то, что истине приписано меньшее значение. По известному замечанию Пушкина, «тьмы низких истин нам дороже нас возвышающий обман». Или, как несколько позднее написал Н.А. Бердяев: «Это будет звучать пессимистично, но нужно признать, что ложь кладется в основание организации современного общества » (Бердяев, 2000). По логике Шатаницкого из леоновской «Пирамиды» ошибки в развитии человеческой цивилизации не гасят друг друга, а усиливают, превращаясь в конце концов -- в одну божественную ошибку, совершенную еще при сотворении человека.
В притчах Евангелия от Матфея можно встретиться с еще более странной логикой: «Как вам кажется, если бы у кого было сто овец, и одна из них заблудилась, то не оставит ли он девяносто девять в горах и не пойдет ли искать заблудившуюся. И если случится найти ее, то, истинно говорю вам, он радуется о ней более нежели о девяноста девяти не заблудившихся» (Мф. 18: 12 - 13). Можно видеть, что в отношении радости 99 и одна имеют противоположные значения, и высшая истинность закрепляется за единицей. Таблица истинности для закона непротиворечия в трехзначной логике Поста с учетом двух типов отрицания (циклического - Ц и симметричного - С) имеет вид:
Таким образом, в логической системе Поста совместное существование противоположностей допустимо в двух из шести вариантов сохранить неопределенное значение. Равенство противоположностей имеет место лишь в одном случае из шести вариантов отрицания.
Ознакомившись с тремя трехзначными логическими системами, мы все-таки не находим требуемого - истинности противоречия. Христианство согласно с тем, что мир погряз во зле, но не приписывает безоговорочной истины его уничтожению, ибо всякая власть от Бога. А проблема троичности непостижимого Бога? Как писал священник Павел Флоренский: «»Троица в Единице и Единица в Троице» для рассудка ничего не обозначает, если только брать это выражение с его истинным, не потворствующим рассудку содержанием… И, тем не менее, сама наличная норма рассудка, т.е. закон тождества и закон достаточного основания приводит нас к такому сочетанию, требует, чтобы оно было исходным пунктом всего ведения». Законы тождества и достаточного основания нарушены, но, по Флоренскому, они и требуют такого нарушения. Иначе говоря, мы не можем считать эти законы ни безоговорочной истиной, ни безоговорочной ложью. Вероятно, мы можем полагать их в общем смысле лишь имеющими неопределенное значение. Размышляя над подобными проблемами, П.А. Флоренский пришел к выводу, что «истина есть антиномия и не может не быть таковою» (Флоренский, 1990). Но антиномия есть «противоречие между двумя взаимоисключающими положенями, одинаково убедительно доказуемыми логическим путем» (Ожегов, 1987). В рамках троичных логических систем наиболее подходящей оказывается логика Лукасевича (А=щА=1/2) и логика Поста (А=щ А=2- симметричное отрицание), где в случае неопределенности возможно равенство противоположностей.
В конце ХХ века Б.Г. Раушенбах поправил П.А. Флоренского, исходящего из непостижимости рациональным путем нераздельности, неслиянности и самостоятельности каждого члена христианской Троицы: Бога Отца, Бога Сына и Бога Духа Святого. Как показал исследователь, такой математический объект, как вектор с его тремя проекциями на оси координат, дает вполне понятный и логически строгий пример триединства, и «это означает, что триединость буквально пронизывает всю природу... при известных условиях монада и триада одно и то же» (Раушенбах, 1993). Разумеется, это не математическое доказательство существования Бога, а рациональная интерпретация догмата о Троице.
Выступивший в конце того же века П.Я. Сергиенко, создатель философской системы, названной им «триалектикой», высказал ряд положений, которые могут быть интерпретированы в рамках многомерной логики Н.А. Васильева.
По Васильеву, закон непротиворечия имеет отношение лишь к суждениям. Суждение не может быть одновременно и истиной и ложью. Когда же суждение связывает вещи и явления окружающего мира, то в нем возможны такие соотношения: А есть В, А есть не-В, А есть одновременно и В и не-В. Предлагая свою модель восьмиобразной спирали эволюции движущегося Пространства, П.Я.Сергиенко поясняет, что «наблюдатели точки С будут свидетелями… сжимающейся Вселенной (сбегающихся в сингулярную точку звезд)» (Сергиенко, 1995), тогда как наблюдатели в точке А увидят расширяющуюся Вселенную.
Добавим, что наблюдатель, способный охватить взором обе половины картины, скажет, что вселенная одновременно и сжимается и расширяется, и это будет истиной. Суждения же «Вселенная расширяется» и «Вселенная сжимается» носят частично истинный характер и их можно назвать неопределенными.
Неопределенность играет ключевую роль в положении человечества в леоновском романе: симбиоз глины и духа располагается между дьяволом и Богом, горой и пропастью в момент «стоянки мира над бездной» (1, 34). Таково и человеческое познание, где «конечные истины бытия... начертаны на языке безумия» (1, 76), а «поиск первичной истины... завершится, как обычно, вывихом ума» (1, 36). Это логика совпадения противоположностей: ума и безумия, истины и сумасшествия. Это равенство утверждения и отрицания, как видно из данных выше таблиц истинности, отвечает логике Лукасевича и в случае симметричного отрицания и логике Поста. Но выражение «как обычно» показывает циклический характер процесса совпадения противоположностей. Тоже самое происходит в окружающем мире. Шатаницкий отдает дань концепции пульсирующей вселенной и в беседе с батюшкой Матвеем говорит о том, «как незамысловато устроено обезумевшее к тому же циклически повторяющееся чудо мирозданья» (2, 112). Цикл чередования вытекающих друг из друг друга противоположностей допускает только логика Лукасевича.
В рассуждениях персонажей и рассказчика в «Пирамиде» мы можем увидеть следы самых различных логических систем. Собственно леоновское возмущение «глиной» человеческого быта можно прочесть в истории ангела Дымкова, врастающего в земную социальную среду и утрачивающего свои чудодейственные возможности. Парадокс, но в разряд «бесполезных способностей» отнесены автором такие, которым цены нет: «неограниченное проникновение в будущее», «мучительный дар видеть все сущее насквозь». (Полезнейшее - это бесполезное: А=щА , как у Лукасевича и Поста в случае неопределенности). После этого привыкания к новой среде обитания восприятие мнимого существа «сфокусировалось на тончайшей и мнимой оболочке нашего бытия» (2, 81). Обыденное и реальнейшее стало мнимым (А=щА ). Борьба противоположных начал как вечный двигатель развития вызывает вдохновенный панегирик у «корифея всех наук», профессора Шатаницкого, выступающего то ли в роли самого сатаны, то ли в роли доверенного лица Дьявола: «Казалось бы, производное каких-то сверхмистических непостоянств, в свою очередь образовавшихся из множества полярностей и энергетических перепадов высшего порядка, на деле все сущее построено по двоичной системе, наиболее экономной и равновесной гармонии, определяется одно за другим, аннигилируется при сложении, исчезает взятое порознь» (2, 112).. Профессор явно преувеличивает в сторону небытия! Ноль - сумма, ноль и каждое слагаемое. Мир не только был создан из ничего, но он по-прежнему и является ничем! Неопределенность, «производное сверхмистических непостоянств» отрицается резидентом адских сил так, что она превращается в ноль. Это логическая система Гейтинга. В споре с ним, наделяя Главное лицо статусом неопределенности, отец Матвей придерживается логической системы Лукасевича, где двойное отрицание есть снова утверждение (щщА=А ): «А ежели ложь да еще оксиморон в придачу, то и желательно установить истину - не о том ли высоком лице речь, кто умирал в своей телесной ипостаси и ненадолго?» (2, 113). Однако и резидент ада доказывает, что единство добра и зла не есть абсолютная аннигиляция АЩщА№0 , тогда как на самом деле это и предполагается и речь идет о термоядерном купалище, поскольку «в оставшиеся сроки люди лишь в огненной купели успели бы омыться от содеянного до своей первородной чистоты» (2, 110). При этом гибель человечества поднимается до статуса его спасения, А=щА в духе отрицания неопределенности у Лукасевича и симметрического отрицания у Поста. Таким образом, сатана тоже пользуется отнюдь не логикой здравого смысла.
Разумеется, схема дьявола очень неполна и не учитывает, что одни противоположности допускают переходные ступени, а другие – нет, или, во всяком случае они не столь очевидны. Между плюсом и минусом лежит, например, 0, между решкой и орлом – ребро монеты. Но что находится иежду добром и злом, субъектом и объектом?
Троичная логическая система лежит в основе евангелия от Иоанна С удивлением узнаешь, что «в начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог» (Иоан. 1:1), не единство, а некое строенное начало, где в среднем слитом звене и заключалась высшая истина. Прекрасно почувствовал эту троичность поэт Вяч. Иванов: «Христос раскрыл идею неприятия мира во всей антиномической полноте ее глубочайшего содержания... Он говорит, что царство Его не от мира сего, – и вместе благовествует, что оно «здесь, среди нас» (Иванов, 1994). Небесному «Там» приписан статус безоговорочной истины, тогда как мир земной трактуется как мир ложный, но «там» может перейти в здесь. Эта пограничная сфера сочетает в себе черты земного и небесного, фиксирует момент перехода и потому является высшей истиной. Момент взаимоперехода противоположностей, циклическое их взаимопревращение постоянно подчеркивается в изречениях Спасителя: «И сказал Иисус: на суд пришел Я в мир сей, чтобы невидящие видели, а видящие стали слепы» (Иоан. 9: 39). Обозначив видящих через Х, невидящих как щХ, операцию следования как Й , мы получаем цикл взаимоперехода противоположностей: (CЙщC)Щ(щCЙC ) , отраженный и и в известных пословицах: «Нет худа без добра и добра без худа»; «печаль без радости, а радости без печали не бывает». Его формула: играет существенную роль в размышлениях о судьбах мира с христианской и астрофизической точки зрения. Рай прародителей человечества сменяется грешной землей, она же в конце концов должна смениться царством Божиим. В библии можно выделить целый ряд повествований о локальных упадках и возрождениях, да и в грядущем, как подчеркивал В. Эрн, «для христиан будущее — не мирный процесс постепенного нарастания всех ценностей, а катастрофическая картина взрывов, наконец последний взрыв, последнее напряжение — и тогда конец этому миру, начало Нового, Вечного, Абсолютного Царствия Божия» (Эрн, 1991).В астрофизике известна теория пульсирующей вселенной, согласно которой расширение сменяется сжатием и обратно, и цикл этот может быть бесконечным или конечным. Совершенно серьезно обсуждается гипотеза о частицах минимального размера (их называют максимонами, планкеонами или фридмонами), внутри каждой из которых «может быть сосредоточена целая вселенная, аналогичная нашей», в то время как «наша вселенная может являться максимоном метавселенной следующего уровня» (Сухонос, 2000).
В рамках двузначной логики, где истине приписано значение 1, а лжи - 0 цикл ложен. Его ложность можно показать, пользуясь известными правилами логического следования (импликации) и логического умножения (конъюнкции).
Не обращаясь к судьбам Вселенной и человечества, можно считать, что в классической двузначной логике пословица «нет худа без добра, а добра — без худа» является ложным высказыванием. В трехзначной логике Лукасевича операция следования задается матрицей:
Здесь формула вышеупомянутой пословицы уже не будет тождественно ложной. Пользуясь указанными правилами, получим:
Как видим, система Лукасевича допускает истинность цикла взаимопереходов противоположностей. Более того, допустимо бесконечное повторение таких циклов. Знаменитое пшеничное зерно из Евангелия от Иоанна, умирающее, чтобы дать жизнь - хороший пример такого цикла. Мир не окончателен, поскольку обладает неопределенностью, отрицание которой есть тоже неопределенность (золотая середина нашей таблицы). Можно показать, пользуясь известными правилами следования в логике Гейтинга и Поста, что в них цикл чередования противоположностей не оказывается истинным ни в одном из значений из своих значений. Таким образом, трехзначная система Лукасевича оказывается выделенной из класса трехзначных логических систем. Нити леоновского повествования выплетают свой узор между «да» и «нет», реализмом и мистицизмом, «орлом» и «решкой» почти в буквальном смысле. Таков, например, поразительный эпизод со здравицей в честь орла Сталина, бездумно произнесенной холопом-драматургом как раз после песни о волжском утесе, где могучий орел терзает свои жертвы. Это автоматически превращает холопа в протестанта и обрекает его тем самым на смерть. Но палач дарует протестанту жизнь, совершая благодеяние, но возвращая его в состав холопов. Противоположности здесь уравновешены.
На фоне обескураживающих пересмотров последних лет, увидевших человека и его историю игралищем неведомых сил, открытие, сделанное П.Я.Сергиенко, имеет противоположную ориентацию и говорит о том, что мы уже многое знаем и еще о большем можем догадаться. В некотором отношении оно доводит до предела известный антропный принцип о том, что «существует взаимосвязь между свойствами Вселенной и возможностью появления в ней разумной жизни» (Новиков, 1988). В предельном обобщении, данном П.Я. Сергиенко, этот принцип звучит так: «Часть существует по тем же информационным законам бытия, что и целое, только существует в мерах меньшего масштаба. Человек являет собой как бы некий фрактал пространства-времени Вселенной» (Сергиенко, 2001). Методологический переворот осуществленный ученым, как нам представляется, состоит в следующем весьма наивном и простом, но приводящим к глубоким результатам выводе: мы живем в мире средних, из двух крайностей следует предпочесть среднее. Из противостоящих линий Демокрита и Платона в философии следует выбрать линию Парменида, говорящую о тождестве бытия и мышления, помня, что крайности признают творящую роль сознания и необходимость материи. Необходимость средних давно уже понял наш язык.. «Если будет все ничего, - говорим мы, собираясь что-либо сделать. Все - это очень много. Ничего - это ноль. Соединяя крайности, язык говорит об условиях нашей жизнедеятельности. тот фрактал фрактала, часть части сообщает нам о нормальном положении вещей. В математике фракталом называется геометрическая фигура, «которую можно разрезать на конечное число одинаковых фигур, подобных ей самой», и размерность самоподобия которой больше ее топологической размерности. Длина ее обладает интересным свойством: «с уменьшением масштаба измерения длина кривой неограниченно растет» (Соколов, 1989). Возможная аналогия здесь – граница духовного и физического мира. Измеряя ее предельно грубо, мы сводим эту границу к комплексу наших ощущений, в той или иной мере, усиленных специальными приборами. В результате этого в современной астрофизике сложилось парадосальное представление «суть которого в том, что Вселенная вознила мновенно, буквально из ничего и расширяется в никуда». (Сергиенко, 1995). Этот же парадокс предельно просто звучит и у Леонова. Мы живем в мире, где «подразумеваемое нечто глубокомысленно переливается из пустого в порожнее» (1, 33). Отсюда возникает сомнение и в действительности этой средней части: «Все, что есть, ни к чему не пригодно, ничего не объясняет, ничего не достигает – собственно, есть Ничто. Реальность есть окончательная ничтожность и ничего больше» (Кюнг, 2001). В леоновском романе Никанор, передающий откровения ангела Дымкова, говорит о «равноправной триаде сущего: пространство – в р е м я – материя» и особенно выделяет среднее звено, ибо «первое неправомерно без чего-то в нем размешенного, чья длительность определяется посредством второго, и, таким образом, обе ипостаси являлись бы производными от третьей, кабы сами не обеспечивали ее бытие… именно о н о значилось на первом месте – п о с р е д и» (1, 88 – 89). Время и представляет главную неопределенность и в леоновской «Пирамиде», и в христианской эсхатологии.
Однако циклопические постройки подземных музеев ангел сооружает мгновенно, и во времени никак не нуждается. С точки зрения принципа неопределенности по времени и энергии D Еґ D t і h, где hтак называемая постоянная Планка, квант действия h = 6,62Ч 10-34 Дж Ч с. Отсюда мгновенный диапазон времени характеризуется тем большим разбросом в энергии, чем ближе это мгновенье к нолю. Таким образом, тезис Леонова о мгновенности чуда соответствует квантовой физике. С другой стороны, отсутствие посредствующего времени жестко увязано с отсутствием и крайних составляющих триады: пространства и материи. Поэтому можно сказать, что первоосновой чудотворения оказывается небытие, на которое особым образом воздействует ангел. По разъяснению ангела, люди потому не совершают чудеса, потому что им «вполне хватает тела и рук», не достаточных в обширном хозяйстве ангелов, и поэтому они «к а р е ж у т свою работу мыслью» (2, 80). Мысль во время ее мгновенного протекания лишена разброса во времени и тем больший диапазон энергий ей доступен. Но странная ангельская мысль не украшает, а лишь портит работу, создаваемую вне тела, вне рук и помимо мысли.
Вот обстоятельства одного из дымковских чудес: во время исполнения любовного романса ангел истпытывает «космическую тоску» и, рассматривая портрет Сталина, озорует: «внезапно... у всех присутствующих, включая допродную певицу, выросли точно такие же усы» (2, 77). Дымков отчленяет часть портретного облика Сталина, превращает ее во вполне самостоятельный объект и умножает эти объекты, соединяя их с почти всеми присутствующими. Отметим, что точно такие же усы вырасти не могли, ибо двумерные усы портрета никаким образом не могут соответствовать живым усам трехмерного мира. Чудо сделано, но произведено оно за счет потери одной пространственной координаты. Эта часть картины мира – усы диктатора – несет информацию о состоянии общества, проверяющего себя на свое соответствие идолу эпохи, и в то же время утрачивающего свой естественный облик. По существу, это уже начало той внешней «дележки», необратимо приводящей к внутреннему измельчанию и исчезновению индивида. Согласно Шатаницкому, «коммунальная дележка уже теперь лимитных благ пищи и пространства обрекает человечество на неминуемое… измельчание вида до ста миллиардов особей на чашку Петри…» (3, 15). Мы можем прикинуть теперь размеры будущей разумной особи по Шатаницкому: это примерно 10 : 1011 = 10-10 (см.). Это примерно в сто раз меньше диаметра атома водорода. Разумеется, ни о каком разумном индивиде не может быть и речи в таком случае. Это еще одно мысленное исключение неопределенности человека, предпринятое резидентом адских сил в духе логической системы Гейтинга.
Срок человеческого существования на планете Земля - вот одна из главнейших неопределенностей, пронизывающая весь художественный мир «Пирамиды». Здесь с самого начала авторское предуведомление к роману дает и самый краткий срок человечеству – не более двухсот лет, да и то с помощью чуда, и самый долгий, сопоставляя старение человечества и звезд. Но звезды стареют очень медленно. И с самого начала то, что пытается автор рационально декларировать, вступает в противоречие с воплощением иррационального творческого замысла: «неосуществимая тема размером в небо и емкостью эпилога к Апокалипсису» (1, 10). И срок, отводимый людям, все растет, достигая почти миллиарда лет в лекции Никанора Шамина. Леонов пишет свое предупреждение потомкам и излагает свое пророчество, но он особенный пророк. Это провидец, желающий того, чтобы его предвидение не исполнилось, предсказатель, заговаривающий исполнение самых печальных вариантов судьбы человечества. Оказывается, что пессимистические количественные оценки срока пребывания разумных людей на Земле в самом начале романа сменяются вполне оптимистическими, с качественными оценками происходит обратный процесс: это спуск от звезд до крыс. Не то же ли самое мы видим в наших идеологических и религиозных доктринах, обещающих всеобщую катастрофу в близкое время, меж тем как что-то вновь и вновь отсрачивает ее приход, тогда как в качественном смысле потери человечеством пути к Добру, она уже состоялась бог весть когда.
Замечательно, что рождение стиля неопределенностей у Л.Леонова относится к роману «Вор», вышедшему в свет в 1927 году. Именно в этом году В.Гейзенберг формулирует принцип неопределенности, согласно которому нельзя одновременно определить скорость и положение микрочастицы: «одновременное существование в любой момент времени координат и скорости означало бы наличие определенной траектории, которой электрон не обладает» (Ландау, 1974). В романе же писатель намекает на возможность персонажа-волны, могущего присутствовать «одновременно чуть ли не в четырех местах» и не обнаруживаться в конкретном данном месте, быть пустотой, быть призраком: «Санька проговорился, что лишь пепел векшинский, скрепленный обручами воли, мчался теперь в седле к поставленной далече цели» (Леонов, 1983).
В романе «Пирамида» автор ставит вопрос о неопределенности творения. Можно вспомнить, что видимое действие Бога – жжение гортани Шатаницкого – возникает после того, как усиливается сопротивление отца Матвея дьяволу: обнаруживается, что Шатаницкий вполне мог произнести имя Бога даже в скороговорке «смысл которой сводился к тому, что никто сильнее дьявола не любит Б о г а, ибо лишь отверженному дано постичь объем постигшей его утраты» ( 2, 111). До этого он пытался убедить отца Матвея, что «нет Его и не было никогда на свете» (2, 111). Потом он закашляется на запретном слове. А дальше, когда сопротивление отца Матвея возросло, дьявол не смог «хотя бы раздельно назвать три загадочные буквы, коими обозначается личность обсуждаемого лица»(1, 618). Вместе с ростом сопротивления дьявольскому искушению у отца Матвея, все отчетливее проявляется действие самого Бога. В этом смысле сопротивление отца Матвея Дьяволу порождает Бога.
Дуня выступает творцом и особого режиссерского дара Сорокина. При встрече с ней он получает лишь порцию тайны о двери, ведущей во все времена сразу. Но и этой порции тайны ему хватает надолго. Однако порция тайны отнюдь не уменьшает самой тайны, подобно тому, как не уменьшается бесконечность за вычетом конечного числа. Любопытно, что Юлия Бамбалски определяет чудо как род некоторой бесконечности, как «всякую безмерную и всегда несбыточную радость, без которой, как без воздуха, нельзя на свете жить»(2, 95). Таким образом, чем ограниченнее запас сил творящего, тем большую неопределенность приобретают силы творимого. Так это в случае Дымкова и Дуни, у которой, как говорится, едва-едва держится в теле душа. Но зато у сотворенного ею Дымкова сил более чем достаточно. Напротив, физически сильной Юлии не дано сотворить с Дымковым даже ребенка. Даже протянуть руку ему для этого не захотелось. В разговоре Шатаницкого и отца Матвея мы застаем последнего в крайнем упадке физических и нравственных сил, тогда как энергия дьявола беспредельна. И вот что интересно. Оба они творят Главного. Для Шатаницкого Верховного сначала попросту нет, для Матвея это – «помянутое лицо» в разговоре. Но в дальнейшем оказывается, что вполне слабый отец Матвей создает Бога, присутствующего всюду, властного даже над глоткой и языком сатаны.
Принцип неопределенности в романе «Пирамида» сказывается и в том отношении, что на излете человеческой истории существуют люди качественно иной породы, подныривающие под барьер невозможности. В ходе повествования мы несколько раз встречаемся с почти наступившей гибелью человечества.
Но даже финальную и почти беспросветную точку человеческой истории автор не изобразит как вполне безнадежную. Полного спуска – картины полной и окончательной гибели человечества Леонов так и не дал даже в самом мрачнейшем из видений Дуни.
Остается самая малость, за которой намек на возможность для распластанного давлением обстоятельств человеческого общества перебросить эти самые обстоятельства через себя. У жалкого народца, населяющего самое дальнее будущее, оказывается, есть э т о т – старик, сумевший почувствовать гостью ХХ века через весь истекший громадный промежуток времени. Леонов не только выделяет указательное местоимение, но и поясняет, что «э т о т запечатлелся в ее (Дуни – В.В.) памяти на всю жизнь»(3, 86). Он именно этот, а не тот, человек, в чьем подсознании продолжает жить смутная память цивилизации, могущий ощутить роковую поступь времени, и тем самым противостоять ему. Конечно же, словно спохватившись, автор сообщит нам, что весь этот народец не более чем дичь для окрепшей «хвостатой нечисти», но опять же «в обозримом радиусе разбойный набег не застал маленьких удальцов врасплох» (3, 87). Но «обозримый радиус» – это и обширный круг времени, доступного Дуне, ангелу и этому старику. Можно провести анализ целого ряда роковых ситуаций романа, чтобы убедиться, что нигде Леонов не дает полного отрицания истинно человеческого бытия. Отрицание идет рядом с утверждением, вывод – с антивыводом. Этому отвечает трехзначная логическая система Лукасевича, допускающая бесконечный цикл вытекающих друг из друга противоположностей.
Примечания
*)
Леонов Л.М. Пирамида. Роман - наваждение в трех частях // "Наш современник" (Приложение). - 1994. - Вып. 1 - 3. Далее цитируется по этому изданию с указанием номера выпуска и страницы в скобках.
Воронин В.С. «Пирамида» Л. Леонова и Триалектика П.Я. Сергиенко в контексте неклассической логики // «Академия Тринитаризма», М.,Эл № 77-6567, публ.10411, 10.05.2003
[Обсуждение на форуме «Наука»]
«Пирамида» Л. Леонова и Триалектика П.Я. Сергиенко в контексте неклассической логики
|
А |
щА |
А ЩщА |
|
0 |
1 |
0 |
|
1 |
0 |
0 |
|
Х |
щ C |
X Щ щC |
щ щ Х |
|
1 |
0 |
0 |
1 |
|
1/2 |
0 |
0 |
1 |
|
0 |
1 |
0 |
0 |
|
Х |
щ C |
X Щ щC |
щ щ Х |
|
1 |
0 |
0 |
1 |
|
1/2 |
1/2 |
1/2 |
1/2 |
|
0 |
1 |
0 |
0 |
|
X |
Ц. щ X |
C.щ X |
Ц. X ЩщC |
С. X ЩщC |
|
1 |
2 |
3 |
2 |
3 |
|
2 |
3 |
2 |
3 |
2 |
|
3 |
1 |
1 |
3 |
3 |
|
Х |
щ C |
C Йщ C |
щ CЙ C |
( CЙ щC)Щ(щC ЙC ) |
|
0 |
1 |
1 |
0 |
0 |
|
1 |
0 |
0 |
1 |
0 |
|
Х\У |
1 |
1/2 |
0 |
|
1 |
1 |
1/2 |
0 |
|
1/2 |
1 |
1 |
1/2 |
|
0 |
1 |
1 |
1 |
|
Х |
щ C |
C Йщ C |
щ CЙ C |
( CЙ щC)Щ(щC ЙC ) |
|
1 |
0 |
0 |
1 |
0 |
|
1/2 |
1/2 |
1 |
1 |
1 |
|
0 |
1 |
1 |
0 |
0 |
*)
Леонов Л.М. Пирамида. Роман - наваждение в трех частях // "Наш современник" (Приложение). - 1994. - Вып. 1 - 3. Далее цитируется по этому изданию с указанием номера выпуска и страницы в скобках.
- Бердяев, 2000. - Бердяев Н.А. Парадокс лжи // Человек. - 1999. - № 2. - С. 102.
- Иванов, 1994. - Иванов Вяч. Родное и вселенское. - М., 1994. - С. 53.
- Кюнг, 2001. - Кюнг Х. Реальность под вопросом // Связь времен (Наука – Традиции культуры - Новое видение мира). Вып. 1. - М., 2001. - С. 105..
- Леонов, 1983. - Леонов Л.М. Собр. соч.: В 10 т. - М., 1982. - Т. 3. - С. 10.
- Леонов, 1994. - Леонов Л. Пирамида. Роман-наваждение в трех частях. - М.: Наш современник, 1994. - Вып. 1 - 3.
- Новиков, 1988. - Новиков И.Д. Как взорвалась Вселенная. - М., 1988. - С. 147 - 148.
- Ожегов, 1987. - Ожегов С.И. Словарь русского языка. - М., 1987. - С. 25.
- Раушенбах, 1993. - Раушенбах Б.В. Логика троичности // Вопросы философии. - 1993. - № 3. - С. 70.
- Сергиенко, 1995. - Сергиенко П.Я. Триалектика. Новое понимание мира. Пущино, 1995. С. 37.
- Сергиенко, 1999. - Сергиенко П.Я. Триалектика. Святая Троица как символ знания. - М., 1999. - С. 60.
- Сергиенко, 2001. - Сергиенко П.Я.Триалектика. О мерах мудрости и мудрости мер. Пущино, - 2001. - С.78.
- Соколов, 1989. - Соколов И. М. Фракталы. // Квант. 1989. - №5 – С. 6 – 7.
- Сухонос, 2000. - Сухонос С.И. Масштабная гармония Вселенной. - М., 2000. - С. 25.
- Флоренский, 1990. - Флоренский П.А. Столп и утверждение истины: В 2 т. - М., 1990 - Т. 1. - С. 59; 147.
- Эрн, 1991. - Эрн В. Борьба за логос // Соч. - М., 1991. - С. 103.
Воронин В.С. «Пирамида» Л. Леонова и Триалектика П.Я. Сергиенко в контексте неклассической логики // «Академия Тринитаризма», М.,
 |