Напечатать документ Послать нам письмо Сохранить документ Форумы сайта Вернуться к предыдущей
АКАДЕМИЯ ТРИНИТАРИЗМА На главную страницу
Институт Праславянской Цивилизации - История Праславян

Петр Золин
Протогорода Великой Скифии
Oб авторе

Им – по 5 – 6 тысяч лет…От Дуная до Урала и Сибири (правда, восточные – кроме округи Аркаима – пока изучены несравненно хуже «дунайско-днепровских»).

Почти все важные для науки и популярные русские летописи, дважды перечисляя народы раннесредневековой Руси, указывают, что «всех этих греки называли Великая Скифь». Затем уточняют, что и хазары – скифы. Есть и другие подобные уточнения. А византийцы в то время прямо именовали жителей Руси скифами и тавроскифами. Например, князя Святослава и его дружину. А историю этих скифов начинали хотя бы с русого и голубоглазого Ахилла. Достаточно перечитать приводимое Интернетом произведение 10 века нашей эры Льва Диакона.

Сами себя скифы именовали – и это придется не раз повторить — сколотами. И наука считает, что данное самоназвание больше подходит к скифам-земледельцам, жившим на берегах Днепра со времен трипольской культуры. Трипольцы во времена начала господства скифов в Европе и Азии (что античные римские историки относили к рубежу за 2800 лет до основания Рима) строили очень крупные поселения, которые наукой скромно именуются «протогородами». Но были они – к примеру — крупнее многих городов средневековой Руси – например, Старой Ладоги – в десятки раз.

Говоря об этих протогородах, существовавших уже 5 – 6 тысяч лет назад (почти на 2 тысячи лет раньше Аркаима и других городов Приуралья — да и по площади раз в 100 больше Аркаима), надо рассказывать о многих самоотверженных исследователях, которые отдали изучению таких крупнейших населенных пунктов неолита-энеолита всю жизнь.

Правда, сравнительные крупные поселения формировались и в палеолите. Например, Костенки на берегу Дона под Воронежем были 20 – 25 тысяч лет назад заселены на площади более 90 гектаров (конечно, разные участки территории заселялись в разное время). Но протогорода энеолита на территории будущей средневековой Руси поражают воображение. Это времена достижения сколотами (так сами себя называли скифы) — еще раз напомним — господства в Европе и Азии (так считали позднеантичные римские историки Юстин, Помпей Трог, Павел Оросий). И городов тех – десятки и сотни, есть им аналоги и на землях нынешней России от Урала до Днепра. Только демонстративно не изучается все это.

Николай Михайлович Шмаглий (1931 – 1994) — украинский (а в основном – советский) археолог, исследователь памятников трипольской культуры более 40 лет своей жизни посвятил изучению праистории Украины и Молдавии. За эти годы он прошел путь от лаборанта, аспиранта до кандидата исторических наук, руководителя крупнейших археологических экспедиций и отдела новостроечных (спешных — на местах новостроек) исследований Института археологии АН УССР, а в последние годы — заведующего Лабораторией охранных археологических исследований — ЛОАД (ныне — НИИ памятникоохранных исследований при Министерстве культуры искусств Украины).

Среди многочисленных открытий ученого — новый, трояновский тип трипольских памятников, древнейшие энеолитические подкурганные захоронения в Северо-Западном Причерноморье. И, наконец — сенсация ХХ века в области европейской праистории и археологии — трипольские протогорода.

Истины ради надо отметить, что открыл эти огромные города топограф К.В.Шишкин в результате дешифровки аэрофотоснимков округи Побужья около 1970 года. Но доказать подробнее существование городов неолита-энеолита могли только археологи.

На аэрофотоснимках хорошо читаются эклиптические структуры, заметна квартальная застройка в центральной части поселения (рис.1). В отдельных местах отмечены конкретные постройки, площади, улицы, въезды на поселение. Но до проведения магнитосъемки из — за качества аэрофотоснимков эти заключения носили гипотетический характер.

Более подробным и точным стал план поселения по данным магнитной съемки. Геомагнитной съемкой выявлены остатки 1575 — и построек. Их размеры и ориентация определялись по площади залегания обожженной глины — обмазки, представляющей собой обгоревшую часть глинобитных построек. Часть из них расположена в 4 — х структурах, имеющих в плане форму эллипсов, вписанных один в другой (рис. 13). Нами дана нумерация этих эллипсов от центра к краям поселения. На разных участках эти структуры выражены с различной четкостью. Лучше всего читаются на плане первый, центральный эллипс и отстоящий от него на 75 — 1200 м второй. В юго — восточной части поселения хорошо видны четыре ряда построек, а в северо — западной и северо — восточной — лишь три. Постройки, расположенные в эллиптических структурах по длинной оси, как правило, ориентированы в сторону центра поселения.

Трипольцы Правобережья Днепра – еще раз напомним — жили на землях будущих сколотов – как сами себя называли скифы. И давно успешно проводится (особенно в трудах по язычеству академика Б.А.Рыбакова) этногенетическая линия: трипольцы – сколоты – скловены (сакалибы у арабов)– славяне. Вот краткая интернетовская информация об этой культуре.

Трипольская культура — по кратким справкам специалистов — энеолит Правобережной Украины, Молдовы (в Румынии называется культурой Кукутени). Названа культура по месту первого открытого поселения у села Триполье под Киевом. Происходит, как предполагают, от культур Боян, Кереш, линейно-ленточной керамики, да и знаменитой Винчи. Ранний этап (4000—3600 г. до н. э.) — керамика расписная, сходная с керамикой Ближнего и Среднего Востока (халаф и другие культуры). Много статуэток из глины, изображающих женщину, сходны с глиняными фигурками Среднего и Ближнего Востока, Балкан (но женские скульптурки обильны и в палеолите России). Модельки жилищ, украшения. Орудия преимущественно каменные. Обозначение ряда скоплений поселений.

Средний этап (3600—3150 г. до н. э.). Поселения укрупняются, тогда и появляются огромные протогорода, укрепленные валами и рвами. Строятся 2-этажные дома. Найдены мастерские по обработке кремня, увеличивается количество медных орудий, меняется форма статуэток. На позднем этапе (3150—2350 г. до н. э.) происходит расселение трипольцев на север и восток. Эти два этапа были в начале господства скифов в Европе и Азии (с 3553 г. до н.э.) и продолжалось до выхода скифских князей Словена и Руса на север (около 2395 г. до н.э.). Ранние скифы-сколоты все чаще рассматриваются – надо подчеркивать и подчеркивать — как пращуры скловен-славян.


Рис. 2. Регионы скопления протогородов 4 – 2 тыс. до н.э. Линии янтароносных провинций

После ухода на север скифских князей Словена и Руса исчезают с веками города, население переселяется на низкие поймы. Преобладают землянки вместо крупных наземных домов. Уменьшается количество расписной керамики, увеличивается доля керамики, украшенной выдавливанием по сырой глине различных узоров. Женские статуэтки удлиненных пропорций со схематизированной головкой. Сказывается, видимо, влияние экокризиса, к концу которого культура исчезает. Ряд ученых связывают культуру с предками славян, но это уже констатации источника (Источник: Матюшин Г. Н. Археологический словарь.— М.: Просвещение:, 1996; Интернет. http://defacto.examen.ru/db/Examine…/catdoc_id/;/)/

О связях трипольцев с этногенезом славян одни ученые помнят, а другие – старательно избегают даже говорить (им-то в основном и приходится многое неоднократно напоминать). Но чего же все должны ориентироваться на массу этих «старательных», для которых многотысячелетние корни славянства табуизированы, но они не табуизированы для самого славяноведения (хотя бы в рамках версий академиков Б.А.Рыбакова и В.В.Седова; их работы Интернет предоставляет).

На карте (рис.2) показаны регионы концентрации крупных поселений 4 – 2 тысячелетий до нашей эры (далеко не все – полное суммирование за археологами) и уже отмеченные месторождения янтаря. Прослеживается некоторая связь месторождений и регионов. Селения энеолита в десятки гектаров есть и на землях России, но материалы о них требуют крупномасштабных обобщений – хотя бы по примеру округи Аркаима (Южный Урал). А это (рис.3)реконструкция трипольского «протогорода» — Майданецкое (4 тыс. до н.э.) – в янтарном узле у Днепра.


Рис. 3. Реконструкция протогорода Майданецкое. 4 тыс. до н.э.

Теперь и обратимся к самой работе: Н.М.Шмаглий, М.Ю.Видейко (ему принадлежит очень важная роль в развитии идей Шмаглия) «Майданецкое – Трипольский Протогород» (http://www.mct.kiev.ua/~archaeol/MaiInd.htm).

Эта публикация имеет следующее содержание.

Предисловие, посвященное Николаю Михайловичу Шмаглию. ВВЕДЕНИЕ. Глава 1.ИСТОРИЯ ИССЛЕДОВАНИЙ В МАЙДАНЕЦКОМ. Глава 2. ОКРУЖАЮЩАЯ СРЕДА И ПЛАНИРОВКА ПОСЕЛЕНИЯ.2. 1. ТОПОГРАФИЯ И ОКРУЖАЮЩАЯ СРЕДА.2. 2. ПЛАНИРОВКА ПОСЕЛЕНИЯ. 2. 3. МАЙДАНЕЦКОЕ И ПЛАНИРОВКА ТРИПОЛЬСКИХ ПОСЕЛЕНИЙ. ГЛАВА 3. ИССЛЕДОВАНИЯ ОСТАТКОВ ПОСТРОЕК. 3. 1. Проблемы трипольского домостроительства в исследованиях Трипольской комплексной экспедиции (1972 — 1980). 3. 2. Методика исследований. 3. 3. Данные об исследованиях остатков построек и других объектов. 3. 4. Архитектура поселения Майданецкое. Глава 4. КЕРАМИКА ПОСЕЛЕНИЯ МАЙДАНЕЦКОЕ.4. 1. Кухонная керамика. 4. 2. Столовая керамика. 4. 3. Импортная трипольская керамика и подражания ей. 4. 4. Пластика и мелкие изделия из глины.Глава 5. ОРУДИЯ ТРУДА И ХОЗЯЙСТВО ЖИТЕЛЕЙ ПОСЕЛЕНИЯ. 5. 1. Орудия труда. 5. 2. Данные о производящем хозяйстве. 5. 3. Палеодемографические и палеоэкономические реконструкции. Глава 6. ВОПРОСЫ ХРОНОЛОГИИ МАЙДАНЕЦКОГО ПОСЕЛЕНИЯ.

Остальные подробности в самой книге, а здесь сразу обратимся к главе 6

Начнем с микрохронологии поселения Майданецкое.

По мнению авторов, одна из проблем, возникших при изучении поселений – гигантов, это выяснение их внутренней хронологии развития — от появления первых построек до исчезновения. С ней связан и такой важный вопрос, все ли постройки были заселены одновременно. В качестве источников для определения микрохронологии Майданецкого могут быть привлечены: 1. Данные стратиграфии. 2. Анализ керамических комплексов раскопанных объектов. 3. Планиграфия памятника. 4. Археомагнитные датировки отдельных комплексов.

Планиграфия памятника прослежена достаточно убедительно. Этот аспект освещался в литературе (Шмаглий, 1980 – уточнение источников по публикации в Интернете). Речь шла о поэтапном развитии поселения от центра к краям, путем приращения новых овальных структур по мере роста населения (рис. 2 – 4). Эти общие суждения в настоящее время противоречат результатам раскопок и палеодемографического моделирования. Раскопками установлено, что овальные структуры, состоявшие из пристроенных одно к другому жилищ сооружались, как единая система. К овальной планировке тяготели многие древние города.

Хаотичная местами застройка 3 — 4 овалов и пространства между ними, возможно, отражает процесс разрастания поселка. Однако как раз эти планировочные структуры не исследовались на больших площадях. Имеющийся материал из трех комплексов не позволяет пока рассматривать этот вопрос. Более того, судя по керамике, они погибли одновременно с иными участками поселения. Трудно делать выводы на основе раскопок всего нескольких из 400 гектаров протогорода.

Археомагнитные датировки, выполнены Г. Ф. Загнием по образцам, отобранным В. А. Круцом. Эти даты охватывают период в 150 лет в пределах 29 — 27 вв. до н. э. (привязка абсолютных дат условна). Выполненные по обожженной обмазке, они фиксируют момент последнего нагрева обмазки, т. е гибель постройки при пожаре. Из сказанного следует, что жилища гибли в разное время на протяжении 150 лет и соседи продолжали жить рядом с руинами, не пытаясь их восстановить. Это противоречит результатам раскопок, показавшим, что расположенные в пределах овала постройки составляли единую конструкцию, как — например — участок, исследовавшийся в 1986 — 1991 гг. Археомагнитное же датирование расположенных рядом (!) площадок показало, что они датируются с разницей в 100 лет.Возможно, это связано с характером отобранных образцов, потревоженных до взятия проб при вспашке, нарушившей их пространственную ориентацию. А это и могло дать приведенный выше разброс дат в полтора столетия.

Анализ всего комплекса источников по микрохронологии протогорода Майданецкое позволяет сделать выводы: 1) поселение возникло и разрасталось постепенно, достигнув своих наибольших размеров на финальном этапе (зафиксирован на аэрофотоснимке и отчасти магнитной съемкой); 2) основная масса построек существовала на этом этапе и погибла одновременно в огне пожара; 3) основное число жилищ было обитаемо единовременно; 4) может быть, выделен этап первоначального освоения территории поселения, когда возводились жилища, снесенные при централизованном строительстве овальных структур около 5 тысяч лет назад.

Модель возникновения и дальнейшей жизни поселения Майданецкое (что характерно для ряда подобных «протогородов»), по исследованиям ученых, включает следующие этапы: а) освоения — строительство отдельных (или групп) жилищно -хозяйственных комплексов на всей территории, занятой впоследствии поселком (например, и первых селений у Ильменя); б) регулируемой (централизованной) застройки — возведение по меньшей мере, двух первой и второй овальных структур — укреплений а также «кварталов» — «улиц» в центральной части (сближения селений в регионах Приильменья); в) этап роста поселения — появление 3 — 4 овалов и хаотичной застройки между ними (в силу ландшафтных особенностей этого в энеолите Приильменья могло и не быть); г) этап финальный — сожжение всех комплексов поселка при переселении на новое место (повесть о Словене и Русе допускает и запускания прежнего селения без сжигания, способного вызвать огромные пожары в лесном краю).

Изучение Майданецкого совпадает с результатами изучения микрохронологии соседнего поселения — гиганта – Тальянок (площадью около 250 га), предпринятого С. Н. Рыжовым. На основании изучения керамики ему удалось выделить, как наиболее раннее жилище 2, однако остальные оказались одновременными. Согласно предположению, поселение Тальянки могло развиваться по меньшей мере, в два этапа: первоначально были построены жилища в центре и по внутреннему овалу, а затем — возводились внешние овалы и продолжала застраиваться центральная часть. В конце периода обитания все постройки функционировали одновременно, вплоть до момента их гибели (Рыжов, 1990, с. 87). Но ясно, что историю протогорода (как и любого селения) можно и обоснованно вести с «первого колышка», а не от случайного упоминания уже развитого селения (города) в каком-либо письменном источнике, зачастую позднем. Ведение истории городов мира от первых археологических следов селений на их территориях все обоснованнее входит в науку. Так, например, отмечено и 1250-летие Старой Ладоги.

В свете проведенных исследований по микрохронологии Майданецкого (а также Тальянок) основным представляется вывод относительно одновременности функционирования большинства из зафиксированных построек, что позволяет рассматривать эти поселения как действительно значительные по площади и количеству жителей. То есть – как реальные «протогорода» на землях будущей средневековой Руси.

Освоение района Майданецкого началось еще в раннем Триполье, на трипольском этапе А, когда возникло небольшое поселение в урочище Гребенюков Яр (на западной окраине села), насчитывавшее не менее семи наземных построек (Шмаглий, Видейко, 1987а). Затем долгое время район был свободен — вплоть до появления крупного поселения в районе Веселого Кута, на Горном Тикиче, датируемого этапом ВI/BII и относимого к т. н. восточно — трипольской культуре (Цвек, 1980, 1989).

После небольшого на сей раз перерыва район начинают осваивать трипольские племена, оставившие памятники небелевского типа, предшествовавшие собственно томашевско — сушковским (Рыжов, 1993). Это поселения Небелевка, Гордашевка, Песчаная. Наиболее ранним томашевским памятником здесь является Тальное – 1… Очевидно, несколько более поздним памятником являются Доброводы («протогород» тоже площадью до 300 га) — это видно из материалов, полученных при раскопках этого памятника Трипольской комплексной экспедицией в 1974 г (материалы хранятся в Черкассах, в фондах местного краеведческого музея).

Затем здесь, на расстоянии всего 11 км друг от друга возникают два поселения — гиганта: Тальянки и Майданецкое. Всего в 7 км от Майданецкого обнаружено два небольших поселка — Тальное — 2 и Тальное – 3, синхронные с ним. Аналогичный куст из трех поселений, синхронный Тальянкам, найден у с. Мошуров.

Население «городов сколотов» активно участвовало в энеолитических обменах. Наибольшее число импортов и подражаний связано с чечельницкой группой трипольских памятников, располагавшейся в основном на правобережье Южного Буга. Это прежде всего биконические сосуды и подражания им, сосуды с уступом выше плечиков, а также некоторые кубки. Близкие им находки есть на поселениях Черкасов Сад — II, Чечельник и др. (Зиньковский, Полищук, 1982; Патокова, Петренко, Бурдо, Полищук, 1989, рис. 13 — 14; Косакi вський, 1990, рис. 2 — 3).

6. 3. Абсолютная датировка поселения Майданецкое.

Абсолютная датировка поселения может быть, установлена на основании археомагнитных, а также изотопных датировок. Согласно археомагнитным датам, выполненным Г. Ф. Загнием, наибольшее Майданецкое датируется 29 – 27 веками до н. э. Эти даты в конечном счете привязаны к радиокарбонным определениям, два из них выполнены в Киевской лаборатории (Ки) и одно — в Берлинской по углю. Образцы угля были получены при раскопках комплекса Ж, а пряжа — из ямы комплекса Я1 (табл.1).

Таблица 1

Радиокарбонатные даты развитого Майданецкого

Лаб. индекс
лет тому назад
г. до н. э B. C.
Ки — 1212
4600+80
3500 — 3320
Bln — 2087
4890+50
3780 — 3680

Радиокарбонатные даты явно в пользу времени начала господства скифов в Европе и Азии – по версии римских историков поздней античности.
Важна и ГЛАВА 7 книги.

МАЙДАНЕЦКОЕ И ПРОБЛЕМА ТРИПОЛЬСКИХ ПРОТОГОРОДОВ.

В связи с открытием крупных трипольских поселений в 70 — е годы возникла проблема их интерпретации. Шмаглий остановился на историографии данного вопроса, а также предложил свое видение проблемы трипольских протогородов.

В свое время известные археологам большие трипольские поселения — например, Владимировка, трактовались как «большие родовые поселения» (Пассек, 1949, с. 108). В то же время в работе 1947 г. В. П. Петров (за что ему от официоза десятилетиями и досталось), ссылаясь на значительные (до 70 гектар) размеры Владимировского поселения, считал, что: «по тем временам, можно с полной уверенностью утверждать, что на данном этапе село уже начало перерастать в город» (Петров, 1992, с. 18). Уже в 1965 г. более авторитетный и осторожный С. Н. Бибиков, работая над реконструкцией хозяйственно — экономического комплекса Триполья, отметил, что в границах расселения трипольских племен, возможно, существовали «центры, основанные на фратриальных началах», бывшие «центрами социального, экономического, и религиозного общения между трипольскими племенами», имея в виду прежде всего Владимировку (Бибиков, 1965, с. 58).

В самом начале исследований Майданецкого в рабочем порядке коллективом авторов был выдвинут тезис о существовании в энеолите Юго — Восточной Европы протогородов (Шмаглiй, Дудкiн, Зiньковський, 1973, с. 31. Шмаглий, Дудкин, Зиньковский, 1975, с. 69).

Затем В. Н. Даниленко (его идеи ныне тоже продуктивно развиваются) и Н. М. Шмаглий рассмотрели появление поселений — гигантов на фоне глобальных исторических процессов энеолитической эпохи, положив также начало экологическому подходу к проблеме, рассматривая энеолит, как время «нарушения равновесия между обществом и окружающей средой», что кроме прочего нашло выражение в появлении трипольских поселений — гигантов (Даниленко, Шмаглий, 1975, с. 36).

В 70 — начале 80 — х годов Н. М. Шмаглий предложил ряд характеристик для поселений — гигантов. Так, они оценивались, как «предстанция древнеевропейского города», аграрного в своей основе, но с определенными морфологическими и социальными признаками урбанизации общественной жизни (Шмаглий, 1978, с. 42). Они рассматривались также как населенные пункты протогородского типа (Шмаглий, 1980б) Сам процесс урбанизации при этом Н. М. Шмаглий не рассматривал, как завершенный (Шмаглий, 1982, с. 68). Выражением урбанизационного процесса, по его мнению, были особенности планировки, свидетельствующие о «формировании города античного типа с оборонными стенами, акрополем и агорой посередине» (Шмаглий, 1982, с. 69). Майданецкое рассматривалось также как центр племенной округи, экономической базой которого являлось земледелие и скотоводство (Шмаглий, 1980, с. 203).

В первых палеодемографических реконструкциях предлагалось различное количество возможного числа обитателей Майданецкого: 10000 — 15000 чел. (Шмаглий, Дудкин, Зиньковский, 1975, с. 69) или даже 20000 — 24000 чел. (Шмаглий, 1980, с. 202). С появлением новых данных о застройке, типах жилищ эти реконструкции были пересмотрены в сторону уменьшения. Вероятное число обитателей Майданецкого при различных методиках подсчетов определялось от 6000 — 9000 (Шмаглiй, Вiдейко, 1987) до 8200 чел (Круц, 1989, с. 126). Новгород и многие «древнерусские/реально средневековые города» до 12 века нашей эры подобного не имели.

Ю. Н. Захарук рассматривал появление крупных поселений под углом зрения демографических процессов. По его мнению, увеличение масштабов отдельных поселений не смогло оградить их от относительного перенаселения и их сегментация шла параллельно с процессом освоения новых земель (Захарук, 1977, с. 84). В. А. Круц и С. Н. Рыжов считали, что поселения — гиганты являлись самостоятельными общественно — экономическими единицами, способными полностью обеспечить себя продуктами земледелия и скотоводства (Круц, Рыжов, 1984, с. 29.)

Ряд исследователей отмечали широкий пространственно — хронологический диапазон существования этого типа поселений. Так, В. И. Маркевич выделил крупные, площадью в десятки гектар, поселения в Молдове, наиболее ранние из которых датируются Трипольем периода А. Их он считал племенными административными центрами, связанные с концентрацией обмена и культовых отправлений одного или группы племен. Малые поселения рассматривались при этом как следствие сегментации более крупных (Маркевич, 1973, с. 157).

По его мнению, появление таких поселений есть свидетельство наличия четкой внутриплеменной организации, необходимой как для совместного труда, так и противостояния внешней угрозе (Маркевич, 1981, с. 183 — 184). Совместно с В. М. Массоном им были проведены палеодемографические подсчеты, высказано мнение о формировании в Молдове начиная с Триполья А определенной иерархии поселений (Маркевич, Массон, 1975, Массон, 1980а, с. 209 — 210). Исследования более ранних памятников (Триполье В — I и В — II) в Буго — Днепровском междуречье позволило Е. В. Цвек обнаружить здесь крупные памятники начиная с этапа В — I. (Цвек, 1980).

Е. К. Черныш рассматривала процесс формирования больших поселений как следствие объединения нескольких общин в целях обороны от угрозы извне — со стороны «степных» племен. При этом она дала критическую оценку работам Н. М. Шмаглия посвященным характеристике трипольских протогородов (Черныш, 1977, с. 20; 1982, с. 239). Не возражая в принципе против мнения о высоком уровне развития трипольского общества, который нашел выражение в появлении данного типа памятников, Е. К. Черныш связывала их гибель прежде всего с экономической слабостью трипольского общества — большим удельным весом скотоводства, относительно слабым развитием ремесел, архаическими орудиями труда. Из — за этого трипольское общество, по ее мнению, не смогло преодолеть границы, отделявшей его от городской цивилизации (Черныш, 1982, с. 239).

Неоднократно обращался к проблеме трипольских протогородов В. М. Массон. В качестве основных он рассматривал не количественные (площадь, вероятное число жителей), а качественные характеристики памятников, которые бы отражали внутреннюю перестройку структуры поселений. По мнению Массона, появление в Восточной Европе суперпоселений типа Майданецкого было прежде всего, свидетельством концентрации населения. Сами же «суперцентры» были центрами сельскохозяйственной округи (Массон, 1975, с. 14). Памятники рассматривались, как важная предпосылка формирования основ городской цивилизации и раннеклассового общества. Тогда Повесть о Словене и Русе недалека от истины – «скифские князья» Словен и Рус несли на север начала новой цивилизации.

На основе палеодемографических расчетов В. М. Массон сделал вывод о причинах явлений, которые, по его мнению, привели к возникновению больших поселений. С исторической точки зрения развитие Триполья представляло собой процесс «колонизации» (типа поздней «древнегреческой), сопровождавшийся развитием ремесел, началами общественной дифференциации, образованием иерархической системы во главе с большими поселениями. Дезинтеграция последних была следствием противоречий между демографическими процессами, застоем в развитии производительных сил, обострением экологической ситуации (Массон, 1982, с. 333).

В 1990 г. В. М. Массон предложил отнести трипольское общество к типу комплексных (complex society), считая при этом, что оно шло по «неурбанизационному пути развития». В результате была создана определенная иерархия поселений во главе с племенными или надплеменными столицами, центрами сельской округи, которым, однако, не принадлежала функция идеологического или военного лидерства — в отличие от первых городов Месопотамии или Южного Туркменистана. Появление же энеолитических протогородов в Восточной Европе было невозможным -прежде всего — по экономическим причинам. (Массон, 1990, с. 8 — 10). Эту версию Массона трудно разделить с учетом всех данных, накопленных наукой к началу ХХ1 века. Близка к описанной и позиция, занятая В. Г. Збеновичем.

Исследования в Майданецком, обобщение опубликованных результатов раскопок и исследований на других крупных поселениях позволили обосновать концепцию трипольских протогородов, решив ряд возникавших ранее у других исследователей вопросов — о структуре, экономике, хронологии крупных поселений (Шмаглий, 1990; Шмаглий, Видейко, 1990а, 1990б; Шмаглiй, Вiдейко, 1993, Видейко, 1990а, б; Вiдейко, 1992, Шмаглий, 1994 и др.).

Наибольшее количество поселений — гигантов было сосредоточено в междуречье Южного Буга и Днепра, где их известно около 30 (и каждый площадью более 50 га, чего многие средневековые города Руси веками не достигали). Известны такие поселения и к западу от Южного Буга, однако там их площадь не превышает, как правило, 50 — 70 га. Следует учесть, что для Подолии дешифровки аэрофотоснимков, в отличие от Побужья, где такую работу выполнил в свое время К. В. Шишкин, не проводились (Шишкiн, 1973, 1985). Почти нет сведений по аэрофотосъемкам подобных археологических объектов на землях нынешней России.

В междуречье Южного Буга и Днепра поселения площадью более 50 га появляются в конце Триполья В — I, а более 100 гана этапе ВI/II. В абсолютных датах это вторая половина пятого тысячелетия до н. э (по календарной или калиброванной хронологии; т.е. 4500 – 4000 гг. до н.э., «допотопные времена» Каина-«градостроителя», ушедшего за землю Нод-Дон). Существуют крупные поселения вплоть до начала этапа С — II, то есть приблизительно до середины четвертого тысячелетия до н. э., времен начала господства скифов в Европе и Азии. Таким образом, весь период существования поселений — гигантов как особого типа памятников охватывает не менее 600 — 800 лет.

Основу экономики трипольских общин Буго — Днепровского междуречья составляли земледелие и животноводство, как затем и в раннесредневековой Руси. Согласно палеоботаническим данным выращивались, в основном, пшеница — двузернянка, голозерный ячмень, горох. Были известны чистые посевы, земледелие носило полевой характер. Облесеность территории была незначительной, леса по палинологическим данным имели байрачный характер, на водоразделах господствовали степные ландшафты (Пашкевич, 1989, с. 132 — 141). Аграрный характер округи подчеркивала и легенда скифов о происхождении их царей от Зевса и русалки (дочери Борисфена – Днепра), так как в наследство внуки Зевса получили золотые предметы – плуг, ярмо, секиру и чашу.

Это давало возможность вести экстенсивную систему землепользования, не прибегая к большим затратам труда на расчистку площадей под новые поля по мере истощения старых участков. Основу такой системы земледелия составляли именно отмеченные у трипольского населения виды злаков. Этому выводу соответствует также вывод о кратковременности существования на одном месте трипольских поселений, в том числе крупных — не более 50 — 70 лет. Подобный способ хозяйствования нашел отражение в идеологии и особенностях социальной организации общества. Периодическая смена мест обитания требовала с одной стороны четкой регламентации в распределении земли между общинами и племенами, а с другой — периодического строительства новых поселков. Трудовые затраты на их возведение требовали усилий, сопоставимых, вероятно, с затратами на орошаемое земледелие на Древнем Востоке.

Для обработки грунта применялись мотыги с рабочими частями, изготовленными из рога оленя или камня. Наблюдается усовершенствование некоторых орудий труда — появление более производительных зубчатых серпов, молотильных досок (Коробкова, 1987, Заец, Скакун, 1990).

Трипольское животноводство в Южном Побужье может быть характеризовано как интенсивное, на базе развитого земледелия. Преобладало выращивание крупного рогатого скота, возможно — развите молочного направления, разведение свиней (Журавлев, 1990, с. 134 — 138). Животноводство наравне с земледелием может рассматриваться как фактор нарушения экологического равновесия в регионе (Круц, 1989). Однако ориентация преимущественно на использование природных ресурсов без совершенствования хозяйственных систем поставила экономику энеолитического населения в слишком большую зависимость от состояния окружающей среды (Видейко, 1990б).

В свое время Триполье было отнесено к модели хозяйственной адаптации мотыжных земледельцев сухих степей и предгорий (Чебоксаров, Чебоксарова, 1985, с. 202). Вероятно, это справедливо прежде всего для раннего этапа — Триполья А, когда трипольские племена обитали в предгорьях Карпат. Однако позднее, в связи с расселением в зоне лесостепи началась адаптация к новым природным условиям (возможно появление пашенного земледелия с применением рала, расширение посевов и связанное с этим усовершенствование орудий труда, предназначенных для сбора урожая, распространение каркасно — столбовых конструкций в домостроительстве), при сохранении ярких черт предыдущей модели (ручные орудия обработки грунта, широкое использование глины в строительстве, расписная керамика, сани, как транспорт).



Отнесение Триполья к той или иной модели важно для определения связанных с ними уровней социальной организации общества. Отмечено, что именно на базе модели хозяйственной адаптации мотыжных земледельцев и скотоводов сухих степей и предгорий сформировались древнейшие классовые общества Двуречья, Египта, Передней и Средней Азии, Индии и Китая (Чебоксаров, Чебоксарова, 1985, с. 201 — 202). Следовательно, хозяйственный потенциал Триполья был достаточен для выхода на тот уровень развития, с которым связано возникновение древнейших поселений городского типа (рис.4).

Рис. 4. Трипольские протогорода. Доброводы. Майданецкое (упрощенный ракурс формализации данных). 5 – 6 тысяч лет назад.

Впечатляет структура поселений — гигантов.

Установлено, что овально — кольцевая застройка протогородов Великой Скифии (в части земледелия сколотов) носила оборонительный характер и состояла из построенных один возле другого двухэтажных жилищно — хозяйственных комплексов, связанных переходами на уровне второго этажа. В ряде случаев, в том числе и в Майданецком, прослежено две линии таких фортификаций, промежутки между которыми иногда не застраивались (рис.5). Следовательно, крупные трипольские поселения, как правило, имели характер укрепленных пунктов с мощными оборонительными сооружениями. И обладали значительным военным потенциалом, чему способствовала концентрация населения — а следовательно, и военной силы в одном пункте.

Данные раскопок свидетельствуют, что основными занятиями обитателей поселений — гигантов были земледелие и животноводство. Ремесленная специализация археологически почти не зафиксирована — за исключением гончарной мастерской на поселении в Веселом Куте (Цвек, 1994). Технологическое совершенство и высокая степень стандартизации массовых керамических изделий позволяет предполагать ремесленный характер их производства и для более поздних периодов существования поселений — гигантов.

Вероятно, централизованным было производство орудий труда из кремня, поскольку при раскопках обнаружены исключительно готовые изделия, а число отходов производства и полуфабрикатов единично. Исключение составляет поселение Владимировка, где найдены нуклеусы и отходы производства (Пассек, 1949). Однако этот памятник находится неподалеку от выходов местного кремня и характер этой отрасли в связи с обилием сырья мог быть здесь иным. Незначительные объемы раскопок относительно общей площади отдельных памятников — менее 1% общей площади на наиболее исследованных (Майданецкое, Веселый Кут, Тальянки) не позволяют в настоящее время окончательно решить вопрос о наличии и тем более о характере ремесленного производства на крупных трипольских поселениях.

По данным раскопок внутренняя структура поселений — гигантов выглядит следующим образом. Плотность застройки различна — от 7 до 11 жилищ на гектар, вероятное число комплексов — до 2000 в Майданецком и 2700 в Тальянках (это уровень числа усадеб позднесредневекового Новгорода). Основу застройки составляли двухэтажные жилищно — хозяйственные комплексы (с учетом подвалов-подклетей это характерно и для средневековой Руси). Исследованные строения имели площадь от 60 до 160 кв. м. (в среднем до 91% от общего числа.). Поскольку жилища, как правило, были с одним очагом (более 90%) можно предположить, что они принадлежали одному семейному коллективу. Численность такого коллектива определялась в работах по палеодемографии Триполья в 5 — 7 человек (Бибиков, 1965, с.), что напоминало и многие русские семьи новгородских писцовых книг конца 15 века.

Увеличить >>>

Рис. 5. Майданецкое (уточненный ракурс). План поселения 4 тыс. до н.э. 1 – контуры жилищ, 2 – контуры предполаемых жилищ и хозяйственных ям. 3 – хозяйственные ямы ? 4 – береговая низина.

Подобных планов и реконструкций протогородов Великой Скифии можно привести — понятно – десятки, да нет у автора места в данной книге и средств на это (рис.5 – 7).

В Майданецком кроме того, были раскопаны остатки построек, которые предположительно могут быть определены, как общественные.

Например, комплекс «М» из первого овала застройки поселения. Он может быть, реконструирован, как большая двухэтажная постройка размерами 24х7м, общей площадью в 336 кв. метров. На втором этаже было два помещения.

Большее имело размеры 7х15м (105 кв. метров) и глинобитный подиумом по периметру. В меньшем помещении — 7х9м, следовавшем за этим залом, тщательно выполненный глиняный пол был окрашен красной охрой. По планировке и интерьеру это здание заметно отличается от стандартной жилой застройки Майданца.

Возможно, перед нами место собраний небольшой общины, составной части общепоселенческого коллектива. Для средневековья – уличанского веча.

На основании раскопок 1986 — 1991 гг. в Майданецком определялись размеры такой общины. Согласно данным раскопок, в застройке овалов стандартные комплексы (60 — 160 кв. м) чередовались с крупным «узлами» построек, в том числе больших (200 — 300 кв. метров). С последними связаны находки культовой посуды и пластики, клады престижных предметов (Комплексы «П», «Ж — 2»).

В такую систему входило до 20 комплексов — около 16 стандартных на один «богатый» узел из 3 — 4 больших комплексов. Вероятно, перед нами объединение, стоявшее в иерархии выше отдельного домохозяйства (усадьбы в средневековом Новгороде).

Следующий уровень иерархии можно сопоставить с выявленными в окрестностях Майданецкого небольшими поселениями типа Тальное — 2, которое синхронно ему (Круц, Видейко, 1991, с. 31 — 32). Оно насчитывало от 90 до 120 построек.

Возможно, ему соответствуют определенные структуры в крупном поселении — овал (например, 3 — 4 овалы в Майданецком — 115 — 165 построек), его часть либо сектор застройки.

Эту зависимость округи в средневековом Новгороде являют селения пятин, подчиняемые дворам феодалов в городе (см.: работы академика В.Л.Янина и других специалистов по русскому феодализму).

Коллективы сельских уровней интегрировала уже общепоселенческая община. К ней могло принадлежать как население «суперцентра» так и его ближайшей округи. Речь в данном случае идет о нескольких тысячах человек.

В пределах одной фазы сосуществуют крупные, средние и мелкие поселения. Картографирование показало, что они образуют своеобразные микрогруппы, где расстояния между пунктами не превышают 3 — 10 км, в то время как между самими микрогруппами оно достигает 20 — 60 км.

При этом микрогруппы привязаны к определенным речным системам. В состав их входят: 1 очень большое (100 — 450 га) поселение, 1 — 2 средних (40 — 100 га) или 2 — 3 мелких (1 — 20 га). В пределах локальной группы насчитывалось от 2 до 4 микрогрупп. Отчасти на этой основе нами в рамках докторской диссертации по экономике развита концепция «систем сел».Таким образом, внутренняя структура поселения могла состоять не менее чем из четырех уровней организации (таблица 2)

Таблица 2

Внутренняя структура крупных протогородов Сколотии

уровень
археологический эквивалент
1 — домохозяйство
жилищно — хозяйственный комплекс
2 — большесемейная община
группа (до 20) комплексов
3 — община — поселение
малое поселение, часть (овал, квартал) на большом поселении
4 — общепоселенческая (протогородская) община
поселение — гигант в целом с населением окрестных малых поселков

На каждой фазе Триполья (да и иных соседних культур) выделялась наибольшая микрогруппа, центром которой являлось очень большое поселение — гигант возможно, общая «столица» локального объединения. На одной из фаз этапа В — II это была Небелевка (до 300 га), С — I — Тальянки (450 га).

В итоге формировались двух или трехуровневые макроструктуры (таблица 3)

Таблица 3

Поселенческая сеть погостов-номов Сколотии

уровень
археологический эквивалент
1 — протогородская община
микрогруппа
2 — союз протогородских общин
локальный вариант
3 — «столичный центр»
наибольшее поселение

Палеодемографические реконструкции позволили приблизительно определить численность этих образований.

Численность населения для микрогрупп составляла от 5000 — 6000 чел. до 19000 чел., причем со временем их масштабы возрастали (рис.6).

Население союза составляло от 9000 — 12000чел. (этап В — II) до 25000 — 34000 чел. (этап С — I) и тоже постоянно возрастало вплоть до поздних фаз (Вiдейко, 1992, с. 14). Наряду с этим существовали и сравнительно небольшие селения, тяготевшие с планировке «коло» — солнце, священный круг (рис.7).

Рис.6. Протогорода трипольской культуры. Петрены. Костешты. Брынзены.

Рис. 7.Трипольское селение Коломыйщина

Для Месопотамии времени четвертого — начала третьего тысячелетий до н. э подобные микрогруппы, включавшие большое поселение (протогород – там, правда, чаще прямо говорят о «шумерских городах» типа Ура), несколько городков и малые (сельские) поселения было предложено называть «номами» (Дьяконов, 1959), как назывались и округа ранней Скифии и Древнего Египта.

Каждый ном стал центром образования города — государства на базе интеграции поселенческих общин. Номы могли образовывать различные союзы.

Их территория охватывала земли в радиусе 10 — 20 км вокруг протогородского центра, население составляло 6000 — 10000 тыс. человек (История Древнего Мира, 1983, ч. 1. – С. 140 — 142, Гуляев, 1979, с. 242 — 245).

Очевидна близость параметров и структуры трипольских образований этапов ВII — СI месопотамским эпохи Убейда IV и периодов Раннего и Позднего Урука. Совпадают эти явления и во времени, все больше и археологических свидетельств их связей. Вот только отечественный официоз этого не замечает.

Для поселений, именуемых городами предложены следующие признаки: население более 5000 человек, монументальная архитектура, центры ремесленных производств (Массон, 1976, с. 144). В. А. Сафронов в книге «Индоевропейские прародины» (Нижний Новгород, 1989) главу 6 (С.71 – 94) посвятил культуре Винча (в округе нынешней Сербии) – как древнейшей цивилизации Европы (примерно с 5 тыс. до н.э.), формам влияния ее на остальную Европу и происхождению праиндоевропейцев на Балканах. Немало в его книге и сведений о самых ранних городах на планете, где суммированы разные умозрительные подходы к определению «древнейших городов».

Палеодемографические реконструкции свидетельствуют о том, что 5000 — ный барьер был преодолен населением побужских центров на землях будущей Руси еще в конце V тысячелетия до н. э. (т.е. в допотопное время Каина).

Грандиозные по своим масштабам укрепления — «жилые стены» а также большие по размерам общественные постройки трипольских суперпоселений в Побужье могут рассматриваться как отражение процесса становления местного типа монументальной архитектуры, основанной на применениии наиболее доступных строительных материалов — дерева и глины.

Последние, правда, не оставляют после себя столь заметных остатков, как зиккураты Месопотамии или энеолитические центры Южного Туркменистана и воспринимаются лишь через реконструкции по данным раскопок. Вот это одна из причин трудностей исследований протогородов Великой Скифии, особенно в лесной зоне.

Исследования материалов, происходящих с поселений — гигантов Побужья выявили один из компонентов, также характеризующих процесс становления древней цивилизации.

В Майданецком найдены глиняные жетоны — изделия геометрической формы, аналогичные имевшим распространение в Месопотамии в 6 — 4 тыс. до н. э. Там они применялись, по мнению исследователей, для простейших учетных операций, а затем перешли в графику на глиняные таблички — как обозначения ряда числительных и предметов в протописьменности Шумера IV тыс. до н. э (Sabah, Oates, 1986, p. 348 — 362).

Ныне отечественных исследований протописьменности все больше, они обильно представлены в Интернете.

Исследование расписной керамики Майданецкого Т. Н. Ткачуком выявило процесс формирования развитой системы графических знаков — символов. Эта система, по его мнению, совершенствовалась как путем создания новых знаков, так и путем монтажа их в блоки.

На ее примере есть возможность наблюдать процесс зарождения определенной системы письменности (Ткачук, 1990а, с. 152 — 153; 1990б, с. 20 — 21).

И можно предположить, что в Побужье (в низовья его в античности и сформировалась знаменитая Ольвия – около 50 га площади) в первой половине IV тыс. до н. э начался процесс становления собственной знаковой системы, которая могла со временем перерасти в письменность, как и письменность Винчи.

В числе основных функций протогородов, как особого типа поселений, были определены: экономическая (интегративный центр), общественная, военная, идеологическая при доминировании сельскохозяйственного характера поселения (Андреев, 1987, с. 9, 10). Приведенные материалы исследований показывают наличие всех этих функциональных признаков у трипольских поселений — гигантов Побужья.

И еще наблюдения археологов

Причины возникновения трипольских протогородов.

Главным стимулом образования трипольских протогородов в Южном Побужье в начале четвертого тысячелетии до н. э (чуть позже 4000 г. до н.э.), по мнению авторов, были необходимость эффективного контроля над территориями и рабочей силой, военным потенциалом общин.

Эти процессы стимулировала — прежде всего — постоянная потребность в новых земельных угодьях, связанная с экстенсивным характером трипольского земледелия.

При этом земли к востоку от Южного Буга в конце пятого — начале четвертого тыс. до н. э стали районом расселения трипольских племен из относительно перенаселенного западного региона Триполья (это подтверждает и сказание о Словене и Русе).

Однако после становления системы протогородов миграции с запада не фиксируются археологически вплоть до середины четвертого тысячелетия (памятники касеновского типа, времен начала господства скифов в Европе и Азии). Это может быть рассмотрено как свидетельство эффективности новой системы расселения и общественной организации в борьбе за земли.

По мнению ученых круга Шмаглия, едва ли существенную роль в интегративных процессах могла сыграть роль угрозы со стороны «степняков». Но именно о ее исключительной роли писали Е. К. Черныш и В. А. Круц (Черныш, 1977, 1982; Круц, 1989).

Правда, как отмечал В. Г. Збенович, то, что известно о населении соседних с Трипольем степных регионов не позволяет рассматривать последнее в роли агрессора (Збенович, 1990). Согласно данным раскопок, речь идет об относительно немногочисленном населении крупных речных долин, а не степных пространств, основу экономики которого составляли прежде всего присваивающие формы хозяйства наряду с зачатками придомного скотоводства и земледелия. Причем производящие формы хозяйства появились здесь, скорее всего, благодаря трипольскому влиянию. (Videiko, 1995).

При меньшей численности и худшем вооружении эти племена едва ли могли представлять столь серьезную угрозу для трипольских общин, чтобы вынудить последние произвести колоссальные затраты труда на строительство огромных крепостей на степной границе. Интересно, что трипольское население Среднего Поднепровья, которое действительно жило в непосредственной близости от иноплеменного населения не строило крупных поселений и не укрепляло своих поселков искусственными сооружениями.

Рис. 8. Трипольское селение Хэбэшешти (за пределами Украины)

Таким образом, разгадку феномена крупных трипольских следует искать, по нашему мнению, прежде всего в процессах, имевших место собственно в трипольской среде.

Современные украинские археологи убеждены, что исследования в Майданецком открывают перспективу изучения процесса ранней урбанизации в энеолите Юго — Восточной Европы. Особая ценность полученных в ходе археологических исследований материалов в том, что они освещают именно процесс становления протогородских объединений, который не был завершен в силу ряда причин (рис.8).

Правда, столь тщательного исследования крупных поселений неолита на землях России пока не проведено, или проведенное должным образом не популяризируется, не становится достоянием широкой научной общественности.

И все же вывод очевиден.

На территории будущей средневековой Руси реальные города неолита и энеолита были – пусть и под псевдонимом «протогородов». И скандинавское Гардарика (Русь), через которую в эпосе проходит на север пращур скандинавов Один, может хранить и память о тех протогородах. А у линии трипольцы – сколоты (самоназвание скифов) – скловены – славяне есть все больше научных аргументов, во многом представленных еще книгами Б.А.Рыбакова по язычеству.

Существование десятков столь крупных энеолитических поселений на землях будущей средневековой Руси – но за несколько тысяч лет до нее – одно из неоспоримых доказательств реальности «господства скифов в Европе и Азии» за 2800 лет до основания Рима, «большей древности скифов по отношению к египтянам», что утверждали позднеантичные историки самого Рима.

Да и реальности базы исхода почти от Черного моря скифских князей – сколотов Словена и Руса на далекий Северо-Запад нынешней России.

Добротный археолог В.А. Дергачев (Интернет, Sтратум, 2000 г.) в работе «ДВА ЭТЮДА В ЗАЩИТУ МИГРАЦИОННОЙ КОНЦЕПЦИИ. К проблеме взаимодействия раннескотоводческих и древнеземледельческих обществ энеолита – ранней бронзы Восточной и Юго-Восточной Европы»(http://stratum.ant.md/; STRATUM pus. Петербургский археолгический вестник.; http://stratum.ant.md/2_00/articles/dergaciov/vvedenie.htm).

отметил явный пересмотр традиционных точек зрения на неолит-энеолит Восточной Европы времен достижения Великой Скифией господства в Европе и Азии около 3 – 4 тыс. до н.э..

Вопрос о неоднократном последовательном проникновении восточноевропейских скотоводов в среду древнеземледельческих цивилизаций «Старой Европы» (весь №2 2000 г. был посвящен рождению Европы) впервые наиболее полно был сформулирован еще во второй половине 50-х годов ухошедшего столетия М.Гимбутас (1956; 1961). В последующих десятилетиях первоначальная концепция М.Гимбутас неоднократно модифицировалась, но на протяжении 70-х годов (1973a,b; 1977; 1979) и вплоть до последних работ (1994) эта исследовательница последовательно и настойчиво отстаивала идею о трехкратности отмеченного процесса — концепция трех волн.

Согласно М.Гимбутас, эти волны выступают как составляющие элементы единого, последовательно разворачивающегося во времени и пространстве процесса. Исходное звено этого процесса автор видела в носителях курганного обряда — памятниках типа Бережневки (Волжской Аратты по Ю.Шилову), которые генетически связывались с Хвалынской и предшествующей последней Самарской культурами Лесостепного Поволжья. Украинские националистические школы этого сопоставления Россия-Украина не терпят.

На протяжении 4400-4300 гг. до н.э. носители Бережневских памятников из волжско-прикаспийских степей распространяются на юг — в Предкавказье и на запад — в Нижнее Поднепровье, предопределяя формирование ряда промежуточных культурных образований (Средний Стог II), которые, или вместе с которыми, затем глубоко вклиниваются в ареал древнеземледельческих цивилизаций.

По М.Гимбутас, первая миграционная волна уже более 6 тысяч лет назад имела характер массового военного вторжения с катастрофическими последствиями для раннеземледельческих цивилизаций, сопровождаясь, с одной стороны, полным разрушением культуры Гумельница-Караново VI-Варна, а с другой — существенными преобразованиями культуры Кукутень-Триполье, продолжившей, однако, свое дальнейшее развитие (Gimbutas 1994: 21 и след.). То есть трипольцы признали себя частью Великой Скифии.

Эта волна выступает реальной основой версии позднеантичных историков Рима (Помпей Трог, Юстин и др.) о начале 1500-летнего господства скифов в Европе и Азии за 2800 лет до основания Рима (т.е. около 3553 г. до н.э.).

Вторая волна, по М.Гимбутас (1973а; 1994, 49 и след.), приходится на период 3500-3300 гг. до н.э. Носителями процесса вновь выступают пастушеские племена с курганным обрядом погребения, но акцент здесь определенно делается на активность кавказского импульса: Куро-Аракскую культуру Закавказья и культуру Майкоп Северного Кавказа. Следствием разворачивания этой волны, по М.Гимбутас, было распространение в южной и западной Европе технологии мышьяковистых бронз (Gimbutas 1973b); формирование культуры типа Нижней Михайловки, а в ареале древнеземледельческих культур — полным переоформлением остаточных культурных явлений с традициями раннего земледелия и образованием комплексов типа Усатово, и далее — культуры Езеро и Баден-Вучедольского блока, когда Восток Европы явно диктовал волю Западу. Кура-аракская культура активна и в Азии, что подтверждает тезис о 1500-летнем господстве.

Наконец, третья волна — 3100-2900 гг. до н.э. связывается с носителями позднеямной культуры, массовая миграция которых сопровождается окончательным переоформлением Карпато-Подунавья и Балкан, содействует формированию культур воронковидных сосудов и культуры шаровидных амфор и тем самым завершается многовековой процесс индоевропеизации обществ Европейского континента (Gimbutas 1994: 89 и след.), отчасти представленный и на нынешнем Северо-Западе России (эпический след – Повесть о Словене и Русе).

Отношение разнопрофильных специалистов к концепциям М.Гимбутас было различным — от крайне положительного до крайне отрицательного. И все же бесспорным остается одно: благодаря оригинальности, многолетнему и плодотворному творчеству и, что показательно, последовательности в убеждениях, взгляды этого автора на протяжении почти полувека буквально довлели над каждым из специалистов-преисториков, обратившихся к рассматриваемой тематике, вынуждая их гласно или негласно определить собственную научную позицию по каждому из обозначенных, а точнее говоря, по заданным М.Гимбутас параметрам исследования; соотнести, сопоставить, соизмерить собственные оценки и интерпретации с мнением М.Гимбутас. По оценке В.А. Дергачева, полномасштабный анализ научного творчества М.Гимбутас, — дело будущего.

Как следует из подсчетов, на период Прекукутень-Триполье А приходится 176 памятников или 8,72% от всей выборки; на период Кукутень А-Триполье В1 — 679 или 33,66%; на период Кукутень АВ-Триполье В 2 — 375 или 17,69%; на период Кукутень В-Триполье С1 — 547 или 27,11% и на период Хородиштя-Фолтешть-Триполье С2 — 258 или 12,769%.

Если следовать хронологической последовательности эволюции рассматриваемой культуры на основании численности ее памятников, совершенно очевидно обнаруживается, что ее максимальный пик развития падает на период Кукутень А-Триполье В1 — 33,66% памятников, вслед за которым она определенно испытывает какие-то кризисные явления, обнаруживающиеся в резком, фактически двойном, уменьшении численности ее памятников в период Кукутень АВ-Триполье В2 — 17,69%. Затем, на этапе Кукутень В2-Триполье С1 эта культура демонстрирует прогрессирующее развитие, проявившееся в росте численности поселений — 27,11% с последующим постепенным угасанием на финальном периоде — 12,79%. Две свежие работы: специальная статья киевских коллег Н.Б.Бурдо и М.Ю.Видейко (1998) и раздел монографии К.-М.Манту (Мantu 1998, 93 и след.). К сожалению, хотя радиокарбонный метод — детище точного естествознания, конечные результаты абсолютного датирования и у упомянутых, и у иных авторов весьма различны. Важные для дальнейших сопоставлений данные суммированы (таблица 4)

Таблица 4

Число городов-укреплений в регионе Дунай – Днепр 5 – 3 тыс. до н.э.

Архео­логи­ческий период у Днепра
Время сущест­вова­ния; усредненный вариант
Число памятников в регионе Дунай — Днепр
Число укреп­лен­ных из них («трудно­доступ­ных»)
Число имеющих «защитные» топонимы
Прекукутень-Триполье А
4,5 – 4 тыс. до н.э.
176 (8,72% от всей выборки)
2 (4)
5
Кукутень А-Триполье В1
4 – 3,5 тыс. до н.э.
679
40 (47)
90
Кукутень АВ-Триполье В2
3,5 – 3,2 тыс. до н.э.
375
8 (9)
27
Кукутень В-Триполье С1
3,2 – 3,0 тыс. до н.э.
547
12 (27)
56
Триполья С2
3,0 – 2,6 тыс. до н.э.
258
28 (42)
66

В период Кукутень А-Триполье В1 наивысшая плотность поселений (пусть даже как бы спрессованных во времени) определенно приходится на Прикарпатскую зону — верховья Олта, бассейн Сирета, Правобережье Прута и, в меньшей степени, среднее течение Днестра. И эти зоны, «как бы сейчас выразился любой националист» (слова археолога), являются исконной территорией формирования и разворачивания трипольской (более земледельческой) культуры в предшествующем раннем периоде. Но для периода Кукутень АВ-Триполье В2 наивысшая плотность поселений явно смещается к северу и приходится, главным образом, на междуречье среднего и верхнего течения Прута и Днестра и, отчасти, Побужья. В то время как верховья Олта, Посеретье и правобережье среднего Прута, т.е. исконные земли, фактически остаются полупустыми.

По мнению специалистов, периоды демонстрируют процесс расселения носителей этой культуры на север и северо-восток, что соответствует памяти о направлениях миграции словено-русов в Повести о Словене и Русе. Из наблюдаемых резких смещений общего массива и плотности населения из Прикарпатской зоны в междуречье верховьев Прута и среднее Поднестровье делается вывод, что это было не столько эволюционное расселение, а скорее массовое переселение.

В последующий период ситуация как бы реанимируется. Несмотря на продолжающееся расселение носителей культуры в Среднее Поднепровье, заметно возрастает плотность поселений в Южном Побужье и, что показательно, в бассейне Сирета и на Правобережье Прута. То есть в той самой зоне, которая в предшествующем периоде выглядит полупустой. Но хотя эта культура продолжает распространяться в новые районы (Северо-Западное Причерноморье, Волынь, Киевское Заднепровье), общая численность памятников-селений явно падает, рассредоточившись отдельными, относительно изолированными компактными группами.

Качественные сдвиги определенно носят кризисный характер. Они выражаются в заметном уменьшении численности поселений (при равных условиях сопоставления), а во втором — в очевидном массовом смещении эпицентра плотности памятников из исходной для культуры зоны к северу. Хотя уже в последующем периоде (Кукутень В-Триполье С1) эта культура вновь демонстрирует прогрессирующее развитие — рост численности поселений; возрастание их численности и плотности во временно опустевшей зоне Прикарпатья.

Согласно М.Гимбутас, главная причина гибели культуры Гумельница-Караново VI-Варна и временного кризиса культуры Кукутень-Триполье была степная инвазия (проникновение), носящая характер военного вторжения. Поэтому археологи обращаются к поискам средств войны, а для начала — средствам защиты поселений. И ныне хорошо известно почти каждому студенту-будущему археологу — древнейшие фортификационные сооружения Восточной Европы связаны именно с культурой Кукутень-Триполье, хотя вероятны и новые открытия.

Первые Кукутень-Трипольские поселения с искусственными фортификациями были зафиксированы Ф.Ласло (Сф.Георге, Ариушд) еще в начале ХХ века, но эти открытия остались незамеченными (Lбszlу 1993: 33 и след.). В настоящее время поселения с фортификационными сооружениями зарегистрированы для всех периодов этой культуры и во всех основных регионах ее распространения, что и отмечено таблицей (в публикациях специалистов подробностей много больше).

Данные о фортифицированных поселениях первоначально складывались из результатов археологических раскопок. Однако на протяжении 60-80-х гг. выяснилось, что многие из фортификаций (рвы, валы) вполне отчетливо прослеживаются на современном рельефе. Из личной полевой практики и В.А. Дергачев, и многие другие специалисты знают, что в отдельных случаях перепады высот рвов и валов, даже поселений периода Триполье В1 иногда достигают двух-четырех метров. Проблеме искусственно и/или естественно укрепленных поселений этой культуры посвящена достаточно обширная литература. Вот лишь некоторые из работ: (Шмаглий 1960; Збенович 1975; Florescu 1966; Мarinescu-Bоlcu 1976; Маркевич 1981; Lбszlу 1993 и др.).

Дергачев зарегистрировал 90 относительно достоверных случаев искусственно защищенных трипольских поселений. На ранний период культуры приходится два случая (2,2%); на период Кукутень А-Триполье В1 — 40 случаев (44,9%); на период Кукутень АВ-Триполье В2 — 8 случаев (8,9%); на период Кукутень В-Триполье С1 — 12 случаев (13,3%) и на финальный период 28 случаев (31%). Зарегистрировано и 105 предположительных случаев. Сравнивая эти данные, можно заметить, что, при некоторых различиях в количественном отношении, их значения почти совпадают как по горизонтали, так и по вертикали (при составлении многих таблиц и графиков). Иными словами, они обнаруживают единую тенденцию (это отчасти показывает и иллюстрация: рис. 9)


Рис.9. План, реконструкции жилищ и фрагменты керамики наибольшего протогорода «поднепровской Араты» (по определению Ю.Шилова) периода ее расцвета. Трипольское поселение до 400 га с. Тальянки Тальновского р-на Черкасской обл.

Реконструкции П. Л. Корниенко.

В случае многослойности памятника каждый из его слоев принят за отдельный памятник. И каждый из таких памятников вбирает в себя качество (фортифицированность или предположительная укрепленность), которое в реальности относится к предшествующему или последующему во времени культурному слою. И такие случаи известны. Скажем, искусственно защищенное поселение Кукутень-Бэичень включает несколько культурных слоев. Но документально установлено, что фортификационные сооружения относятся к горизонту Кукутень А. В период Кукутень АВ поселение продолжает существовать, но слой носит спорадический характер, а в период Кукутень

Фортификационные сооружения застраиваются, и поселение развивается и за пределами этих сооружений (Monah, Cucoş 1985: 82-84). С учетом этих оговорок, надо сохранить качество (фортифицированность) для поселения периода Кукутень А, но изъять его у поселения периода Кукутень АВ, а тем более у поселения периода Кукутень В. И хотя таких случаев, со сходными оговорками, немного, но они есть (Тырпешть, Траян — Дялул Фынтынилор, Подурь, Бодешть-Фрумушика и др.).

Эти корректировки, правда, не влияют на общую тенденцию.

Очевидна редкость фортификационных сооружений для раннего периода культуры — два поселения (Тырпешть, Траян — Дялул Вией). Причем, учитывая незначительную глубину и/или ширину зафиксированных на этих поселениях рвов, исследовавшая их С.Маринеску-Былку (Marinescu-Bоlcu 1974: 21) склонна считать их сооружениями хозяйственного значения (ограды от диких животных), а не как средство военной защиты. Под вопросом остается наличие искусственных сооружений на предположительно защищенных румыно-молдавских поселениях Бэдень, Пятра Шоймулуй-Калу, Костиша, Подурь, Вэлень, так как все они многослойны, и, вероятнее всего, присваемые этим памятникам качества относятся к более поздним культурным горизонтам.

Что скрывается за наблюдаемыми для периодов Кукутень А-Триполье В1 и периода Хородиштя-Фолтешть — Триполье С2 резким возрастанием численности искусственно защищенных поселений? Есть вопрос о возможных внутренних социальных причинах, а именно, обострение социальных отношений. Но специалистам известно, что повсеместное распространение искусственно защищенных поселений в финальных периодах культуры вызвано, с одной стороны, угрозой степной инвазии со стороны носителей ямной культуры, а с другой, со стороны носителей культуры шаровидных амфор, которые, в конечном счете, преодолев носителей трипольской культуры, разделили ее ареал почти поровну.

Известно, что трипольская культура в северных районах (лесная зона от Карпат до Киевского Поднепровья) непосредственно сменяется около 2800 г. до н.э. культурой шаровидных амфор (ее связывают с индоевропейцами Прибалтики), а в степной и лесостепной зоне (опять таки от Карпат до Днепра) — позднеямной культурой степных скотоводов (Дергачев 1999: 205, 206. Рис.25, 26). В последнем случае речь идет о третьей волне степной инвазии (по М.Гимбутас), которая, как ранее отмечалось, никем не оспаривается. Следовательно — инвазия. Но это и время (по данным позднесредневековых списков Повести о Словенске Великом) исхода скифских князей Словена и Руса на север из региона трипольской культуры.

Если подобный взрыв численности искусственно укрепленных поселений финального Триполья объясняется угрозой и инвазией инокультурных обществ, то почему не менее значимый по количественному проявлению взрыв численности фортифицированных поселений периода Кукутень А-Триполье В1 нельзя объяснить теми же обстоятельствами? Иначе говоря, следуя принципу «по аналогии», напрашивающееся объяснение ситуации однозначное — инвазия. И в таком случае получается, что идея М.Гимбутас о первой волне степных скотоводов вполне подтверждается.

За исключением финального периода, фортифицированные поселения с незначительными различиями приходятся, главным образом, на западную часть ареала культурных периодов — на Прикарпатскую зону и Правобережье Прута, включая на севере его верховья с выходом на Поднестровье. За редкими единичными случаями, фортифицированные или предположительно укрепленные поселения отсутствуют в Среднем Поднестровье, и тем более, для периода Кукутень В-Триполье С1, в Поднепровье, хотя число памятников в этих регионах значительно.

Учитывая пространственное распределение укрепленных или предположительно укрепленных поселений, назревает один принципиальный вывод. Многочисленность искусственно фортифицированных поселений не может быть объяснена за счет внутренних социальных противоречий. Ибо, если бы таковые и были присущи трипольскому обществу, то в большей или меньшей степени они должны были проявиться на всем протяжении его ареала. Следовательно, широкое распространение фортификационных сооружений могло возникнуть из потребности защиты от какого-то внешнего фактора, чьей-то угрозы. Причем, эта угроза, если учитывать локализацию фортифицированных памятников, определенно сильно выражена именно в юго-западной, Прикарпатской, части ареала — на границе со степью, и практически не просматривается в северной — лесостепной части ареала — в Днестровско-Бугском и Днепровском междуречьях.

Период Кукутень А-Триполье В1 около 3,5 тыс. до н.э. являет резкое повсеместное распространение в Прикарпатской зоне, характеризующейся наивысшей плотностью памятников, многочисленных фортифицированных поселений. Учитывая соотношение укрепленных и неукрепленных поселений, создается впечатление, что в этой зоне общество буквально находилось на осадном положении. По данным римских историков, период связан в достижением скифами господства в Европе и Азии за 2800 лет до основания Рима.

Период Кукутень АВ-Триполье В2 — резкое сокращение численности памятников, смещение наибольшей их плотности к северу и опустошение южных районов Прикарпатской зоны при одновременном резком сокращении численности укрепленных поселений. Так после каких-то катаклизмов, приведших к смещению эпецентра плотности памятников к северу, одновременно снимается и осадное положение или военная угроза.

Период Кукутень В-Триполье С1 — повсеместное возрастание плотности памятников и в восточной, и в западной, включительно ранее отчасти опустевших, зонах, и все это при относительно низкой численности укрепленных поселений.Такое соотношение может быть объяснено лишь общей стабилизацией ситуации, приведшей к очередному пику развития этой культуры в данном периоде. Обращает на себя внимание расположение фортификационных памятников как бы дугой — с севера, с верховьев Прута, на юг, вдоль предгорий Восточных Карпат до верховьев Олта.

Если напомнить, что именно в точках концентрации этих укрепленных поселений проходят основные межгорные дороги, соединяющие Прикарпатскую зону с Центральной Трансильванией. Там же, в верховьях Олта, Бистрицы и р.Молдова находятся крупнейшие залежи меди (Дергачев 1999: 170-171). Там же, в верховьях Сирета находятся крупнейшие залежи поваренной соли (Monah 1991). Так что такая линия укреплений кажется вполне логичной.

Наконец, финальный период культуры, когда одновременно наблюдается общее сокращение численности поселений, концентрирующихся в междуречье верховьев Прута и Днестра и на Волыни, и одновременно резкое возрастание в этих зонах численности фортифицированных поселений. И никто не оспаривает, что в первом случае (Карпато-Поднестровье) это период угрозы и проникновения ямной скотоводческой культуры. А на севере — Волынь — это период угрозы и проникновения носителей центрально-европейской культуры шаровидных амфор. Полное спокойствие наблюдается только в Киевском Поднепровье, где, несмотря на значительное число памятников, известно лишь одно искусственно укрепленное поселение (Казаровичи).

Дергачев при оценке пространственно-временного анализа фортифицированных поселений рекомендует обратиться еще к качественно совершенно независимому источнику – топонимам, что суммируют память народов.

В процессе отбора фортифицированных или предположительно укрепленных поселений еще в 80-х гг ХХ века — на стадии разработки темы контактности Карпато-Поднестровья — археологом было замечено, что эти памятники зачастую сопровождаются топонимами, также означающими укрепленные местности. Учитывая полную автономность топонимии по отношению к археологическим источникам, было решено полностью и самостоятельно проанализировать и этот параметр.

Для этой цели из общей выборки памятников культуры Прекукутень-Кукутень-Триполье (2017) были отобраны все памятники, сопровождающиеся значимыми, с точки зрения исследователя, топонимами. И все выбранные топонимы подразделяются на две большие группы.

Первая группа — топонимы, обозначающие естественно отгороженные, трудно-доступные места. В частности, румынские обозначения: Chisc/Pisc; Corhan/Gorgan/Movila; Cap de Deal/Coada Dealului; Măgura; Dоmb; Stоnca; Culme; Pod, Ruptura и др. или древнеславянские, включая украинские обозначения: Остров, Замка (запруда), Скала, Гора, Холм, Риф, Щовб, Горб, Гряда, Товдры, Клин и др.

Вторая группа — топонимы, обозначающие искусственно укрепленные места. К примеру, венгерское — Vбra; румынское — Cetate/Cetăţuie, La Şanţuri и, главным образом, топонимы древнеславянского происхождения: Horodişte/Городище, Замок/Замчище, Мисто/Мистичко и пр.

Археологу удалось выбрать 244 памятника с подобными топонимами, которые представляют все периоды рассматриваемой культуры на всем протяжении их ареала. Они распределяются от периода к периоду приблизительно в тех же пропорциях, что и ранее рассмотренные фортифицированные и/или предположительно фортифицированные поселения. Обращает на себя внимание частая взаимовстречаемость этих качеств, т.е. выделенных топонимов с фортифицированностью или предположительно фортифицированными поселениями. Так, для периода Прекукутень-Триполье А из 5 поселений с выделенными топонимами 4 — укреплены или предположительно укреплены; для периода Кукутень А-Триполье В1 — из 90 поселений со значимыми топонимами 47 — укреплены или предположительно укреплены; для периода Кукутень АВ-Триполье В2 — соответственно из 27 поселений с топонимами 9 — укреплены; для пе- риода Кукутень В-Триполье С1 на 56 топонимов приходится 26 укрепленных поселений и для финального периода на 66 топонимов приходится 42 действительно укрепленных или предположительно укрепленных поселения.

Отмеченное совпадение этих абсолютно автономных по своей природе источников и их взаимное относительно пропорциональное распределение во времени от периода к периоду культуры позволило сформулировать два принципиально важных вывода. Во-первых, топонимия совершенно самостоятельно и независимо от археологических источников отражает те же реальные исторические процессы, что и ранее рассматриваемые качества — укрепленность или предположительную укрепленность поселений. Во-вторых, все ранее сказанное о проявлении или тенденциях, обнаруживающихся в хронологическом анализе фортифицированных или предположительно фортифицированных поселений, в равной степени относится и к топонимам, ибо отражает один и тот же историко-культурный процесс. То есть хотя бы несколько тысячелетий топонимы в данном регионе хранят помять об исторических реалиях.

Испытали ли носители рассматриваемой культуры в период Кукутень А-Триполье В1 какое-то военное нашествие или инвазию? Ответ напрашивается однозначный — да, испытали. Это нашествие отражено в резком (по сравнению с ранним периодом) повсеместном распространении в указанный период естественно или искусственно укрепленных поселений — один укрепленный памятник из каждых шести.

Это нашествие, или инвазия, коснулось, в первую очередь и главным образом, Карпато-Попрутья, т.е. исторический эпицентр многовекового развития этой культуры. Направленное на эту зону, нашествие очевидно и вызвало резкое смещение населения или, вероятно, переселение части населения на север и северо-восток в менее опасные зоны, что отчетливо прослеживается в смещении плотности памятников на этапе перехода от периода Кукутень А-Триполье В1 к периоду Кукутень АВ-Триполье В2.

Итак, испытало ли трипольское общество и культура военное нашествие на этапах периода Кукутень А-Триполье В1? Следуя двум автономным взаимокоррелирующим категориям источников — топонимики и данным археологии о фортифицированности поселений этой культуры — ответ для исследователя однозначный — да, испытало. И в этом случае мнение М.Гимбутас по этому вопросу верно.

Одно из подтверждений военной инвазии степных племен М.Гимбутас и другие специалисты видели в широком распространении в ареалах древнеземледельческих цивилизаций Карпато-Подунавья специфичного для степной зоны оружия, как-то: треугольных наконечников стрел, удлиненных ножевидных пластин, подтреугольных топоров с суживающимся закругленным основанием и пр. Особое внимание на эти формы изделий уделили в своей работе Я.Лихчардус и М.Лихардус-Иттен, составившие для некоторых из них карту их распространения в ареале культуры Гумельница-Караново VI-Варна и отчасти для культуры Кукутень-Триполье (Lichardus, Lichardus-Itten1993: 39, Abb.13).

Отбор материалов самим Дергачевым осуществлялся по всем основным, наиболее полно раскопанным памятникам, а в остальном — по принципу случайной выборки. Научное условие — репрезентативность выборки по каждому из периодов культуры с охватом всех ее территориальных подразделений.

Для памятников раннего периода культуры Прекукутень-Триполье А свойственны наконечники стрел в форме подромбовидных микролитов, на которые впервые обратил внимание В.И.Маркевич (1974: 32, Рис.1,1-19).

Период Прекукутень-Триполье А — практически полное отсутствие наконечников стрел. На каждый учтенный памятник в среднем приходится 1,36 наконечника. А между тем, в эту выборку включены многие почти или полностью раскопанные памятники, каждый из которых дал по несколько сот (Александровка 1, Гребенюков Яр, Окопы, Путинешть I, Тыргу-Фрумос, Траян-Дялул Вией), а в ряде случаев — от одной до более четырех тысяч (Ленковцы, Лука Врублевецкая, Флорешть I, Бернашовка) кремневых изделий.

Период Кукутень А-Триполье В1 — резкое количественное возрастание численности наконечников стрел, составляющих в среднем на один памятник по 10,85 единиц, или около 60% от всей выборки.

Период Кукутень АВ-Триполье В2 — относительно резкое сокращение численности наконечников стрел, составляющих в среднем 7,17 единиц на каждый памятник или 21,65% от всей выборки.

Период Кукутень В-Триполье С1 и период Хородиштя-Фолтешть-Триполье С2 — постепенное последовательное уменьшение численности наконечников стрел.

При резком разрастании естественно и искусственно укрепленных поселений в поздний период культуры одновременно наблюдается заметное сокращение численности наконечников стрел. Нет ли здесь какого-то методического противоречия? Дергачев считает, что нет, если учесть несколько важных обстоятельств.

Период Кукутень А-Триполье В1 — это один из ранних этапов эпохи энеолита. Период Хородиштя-Фолтешть-Триполье С2 — это ранний период эпохи бронзы. Ученые имеют дело с культурами и обществами двух различных исторических эпох, что предполагает качественные отличия не только по набору орудий труда, но и по средствам и тактике ведения войны.

Основные, базовые элементы фортифицированных поселений как средства защиты носят общеисторический характер. Единожды возникнув в эпоху энеолита, они без существенных изменений практиковались почти до наших дней. Конечно, различной была толщина или высота стен, разнообразными — техника и технология их сооружения, различным оказывалось внутреннее обустройство, но на протяжении всей истории они неминуемо включали в себя такие базовые элементы, как естественно укрепленное место (высотное или окруженное петляющей рекой и пр.); глубокий ров или вал, отделяющие естественно укрепленное место от открытой, доступной местности; стены из частокола или камня, защищающие отгороженное место с отдельных опасных сторон или по всему периметру.

Это бы и помнить апологетам средневековых «древнерусских городов».

Иное дело средства ведения войны, которые постоянно совершенствовались по мере совершенствования самого комплекса орудийного производства. Применительно к началу «господства скифов в Европе и Азии», можно сослаться на целый набор новых видов оружия, в массе появившегося в позднем периоде Триполья. Имеются в виду боевые, вне сомнения, топоры из рогов оленя с тщательно отделанной поверхностью, с имитацией литейного шва, костяные кинжалы, десятками (многими десятками) встречающиеся на каждом из укрепленных поселений (при единичности кремневых наконечников стрел) позднего Триполья (Маркевич 1981: 90 и след.). Подтверждением тому является и относительно широкое внедрение в этот период металлических (медные или из мышьяковистой бронзы) кинжалов, сполна представленных на памятниках Софиевского или Усатовского типов.

Для периода Прекукутенть-Триполье А характерны редкие находки наконечников, разбросанные по всему ареалу, — орудия охоты мирного периода.

Период Кукутень А-Триполье В1 — местонахождения с многочисленными экземплярами, концентрирующимися по всей восточной периферии ареала (обращенной к степному пространству) и, в особенности, в Карпато-Прутской зоне, т.е. в зоне наибольшей концентрации естественно и искусственно укрепленных поселений. Каков вывод? Состояние войны, угроза со стороны степей, наконечники стрел — уже одно из главных средств войны.

Период Кукутень АВ,В-Триполье В2,С1 — относительно редкие местонахождения с малым числом наконечников, относительно равномерно разбросанных по всему ареалу — мирная ситуация, наконечники — орудия охоты.

Финальный период культуры — редкие местонахождения с малым числом экземпляров, но в зонах сосредоточения естественно и искусственно укрепленных поселений. И вновь военная ситуация, наконечники стрел — одно из орудий войны.

Правомерно ли такое утверждение, ведь зачастую они трактуются, главным образом, как орудия охоты? Этого мнения, в частности, придерживается и один из ведущих специалистов-трасологов Г.Ф.Коробкова (1987: 173 и след.). Можно ли проверить это положение? Можно.

Элементарная логика подсказывает, что в случае, если наконечники стрел выступали, главным образом, в качестве орудия охоты, то резкие количественные колебания этих изделий обязательно должны отразиться в колебаниях численности остатков дикой палеофауны — объекта охоты. Благо, таких определений ученые имеют достаточно.

Сравнив среднестатистические данные о численности дикой палеофауны по периодам с процентным соотношением численности наконечников стрел, можно сделать ряд выводов. Количественное распределение наконечников стрел и количественное распределение дикой палеофауны демонстрируют две противоположные тенденции. Особенно это наглядно на уровне первых трех периодов, когда резкое увеличение численности наконечников стрел на переходе от периода Прекукутень-Триполье А к периоду Кукутень А-Триполье В1 сопровождается заметным резким сокращением численности костей дикой фауны. Эти различия хорошо просматриваются и на переходе от периода Кукутень А-Триполье В1 к периоду Кукутень АВ-Триполье В2, когда продолжающееся медленное сокращение численности костей дикой фауны совпадает с одновременным резким сокращением численности наконечников стрел.

Из выявленных соотношений этих двух качеств с необходимостью напрашивается один единственный вывод — резкое увеличение численности наконечников стрел в период Кукутень А-Триполье В никак не связано с изменениями хозяйственной деятельности носителей этой культуры. Единственно возможное альтернативное объяснение — наконечники стрел, по крайней мере, для рассматриваемого периода, выступают в качестве оружия или иными словами — орудием войны.

Дергачев проанализировал четыре относительно автономных вида источников — общий фонд памятников, фортифицированные поселения, топонимику и наконечники стрел. Следуя пространственно-временному анализу каждой из этих категорий и всех вместе взятых, выявляется, что, действительно, в период Кукутень А — Триполье В эта культура и ее носители, во первых, испытали на себе какое-то сотрясение, приведшее к временному кризису культуры на последующем этапе (период Кукутень АВ-Триполье В2) ее развития, и во-вторых, это сотрясение сопряжено с каким-то нашествием со стороны, и, в-третьих, последствия этого разрушительного нашествия более всего прослеживаются на южной (низовья Сирета и Прута) или юго-восточной периферии культуры, т.е. в зоне, обращенной к степям Восточной Европы. И главное, по отдельности или в сумме, все эти данные подтверждают идею М.Гимбутас об испытаниях, выпавших на долю носителей культуры в рассматриваемый период.

Предложенный анализ можно продолжить и применительно ко многим из категорий орудийного комплекса и комплекса оружия (включительно металлических); и применительно к символике боевого оружия (глиняные модели боевых топоров); и применительно к керамике, в частности, керамике с примесью ракушки; и применительно к погребальному обряду — так называемые культовые захоронения; и применительно к культовой антропоморфной пластике, в частности мужских статуэток и символике мужского начала — фаллосы; и применительно к украшениям (подвески из раковин Unio, роговые подвески с ушком — так называемые псалии, и многие другие). Иначе говоря, речь идет обо всех основных категориях археологических источников, отражающих материальную, духовную и социальную жизнь носителей культуры Прекукутень-Кукутень-Триполье как комплексного индикатора исторических процессов в энеолите Восточной Европы времен «начала господства скифов».


Рис. 10. Период расселения трипольцев около 5 тысяч лет назад.

А(а) — 1—6-я ступени позднего периода культуры Триполье-Ку-кутени; б — 7—11-я ступени позднего периода культуры Триполье-Кукутени; в — памятники культуры Триполье-Кукутени (ступень не уточнена); г — отдельные трипольские находки; д — группа памятников культуры Триполье-Кукутени; е — памятники культуры воронковидных кубков; ж — группа памятников культуры воронковидных кубков; з — волынский вариант культуры шаровидных амфор; и — подольский вариант культуры шаровидных амфор; к — группа памятников культуры Чернавода (Энеолит СССР. М.:Наука, 1982. С.215).

И если продолжить углубленный анализ всех этих категорий, то обнаруживаются те же тенденции, те же закономерности, что и проанализированные выше категории. Ибо потрясения и последствия этого военного нашествия были столь значительными, что они, действительно, отразились на всем облике этой культуры, материализовавшись во всех и каждой из присущих ей категорий археологических источников.

Очевидно, что культура периода Кукутень А-Триполье В1, действительно, испытала на себе какое-то потрясение (анализ общей динамики развития культуры) и что это потрясение определенно вызвано каким-то внешним нашествием (анализ фортификационных поселений, топонимики и наконечников стрел) и что как будто бы эта угроза исходит со стороны степной зоны (все категории). Следуя логике, можно определиться с вопросом, кто же были носители этой внешней угрозы, носители войны.

В качестве «визитной карточки» непрошеных гостей Дергачев назвал следующие основные категории или разновидности материалов.

1. Оружие в целом как самостоятельная категория со всеми ее составляющими, которое изготовлялось в степных и лесостепных зонах Восточной Европы еще на раннем этапе энеолита (Мариупольская культурно-историческая общность с ее Каменной Могилой-архивом энеолита Северного Причерноморья), и большинство конкретных типов которого распространяются в ареале культуры Кукутень А-Триполье В1 вместе с инвазией степных племен или же воспринимаются раннеземледельческой культурой в целях самозащиты.

Вот лишь некоторые из них — достаточно стандартные наконечники стрел или дротиков удлиненно-треугольной формы с прямым основанием; длинные кремневые ножи-пластины; топоры подтреугольной формы с закругленным обушком; каменные булавы — крестовидные — мариупольского типа —, но возможны и иные формы; дротики с прорезными костяными наконечниками с кремневыми вставками типа Дереевки или Джурджулешть и иные.

2. Идущие со времен Сунгири скипетры (схематические и реалистические), которые, несмотря на их количественное преобладание в раннеземледельческом ареале, включительно Кукутень А-Триполье В1, вне сомнения, происхождением связаны со степной зоной, ибо они символизируют лошадь, причем взнузданную верховую лошадь.

3. Визитной карточкой степных или лесостепных восточноевропейских племен сама по себе является керамика с примесью ракушки, которая впервые появляется в период Кукутень А-Триполье В1, а затем внедряется в керамический комплекс последующих этапов развития этой культуры. Можно оспаривать конкретные истоки этой керамики — среднестоговские или скелянские (по Ю.Я.Рассамакину), но они оттуда — восточноевропейские, степные или лесостепные.

4. Погребения в вытянутом положении, появившиеся «неожиданно» в период Кукутень А-Триполье В1 (Скынтея) и встречающиеся впоследствии на более поздних этапах (Траян, Незвиско, могильник Чапаевка), и которые по антропологическим данным обнаруживают сходство с восточноевропейскими днепро-донецкими или мариупольскими материалами.

5. Антропоморфные мужские статуэтки и фаллосы, которые появляются в самом конце раннего периода культуры, в массе — в период Кукутень А-Триполье В, а затем встречаются и на последующих этапах и, которые определенно символизируют мужское начало или патриархальные отношения, изначально свойственные степным скотоводческим обществам (хотя подобное известно со времен позднего палеолита Русской равнины).

6. Специфичные украшения из раковин Unio — тип Мариуполь, Деча Мурешулуй, которые не следует путать со сходными подвесками, свойственными культурам энеолита или ранней бронзы Венгрии или Польши.

7. Возможно, со временем в этот список можно будет включить и ранние свидетельства колесного транспорта (Пурикань и др.), о которых в последней из посвященных этой теме статье почему-то ничего не сказано (Bakker и др. 1999).

По Дергачеву, если отбросить последний пункт, данных для утверждения, что военная инвазия связана со степными скотоводами Восточной Европы остается предостаточно. Надо ученым всегда спросить только огромный археологический материал, и он главное им ответит. И, по сути, получится, что М.Гимбутас во многом была права. К тому же, протогорода на территории будущей средневековой Гардарики (Руси) явно были за несколько тысяч лет до существования самой Новгород-Киевской Руси. И в той или иной форме это отразили даже топонимы.

К статье Дергачева приложена списком обильная научная литература, которая в данном случае указывается частично. Но она полезна и в школах, и в вузах.


Бурдо Н.Б., Вiдейко М.Ю. 1998. Основи хронологii Трипiлля-Кукутенi. // Археологiя. 2. С. 17-29.Виноградова Н.М. 1983. Племена Днестровско-Прутского междуречья в период расцвета трипольской культуры. Кишинев. Гусев С.О. 1995. Трипiльська культура Среднього Побужжя рубежу IV-III тыс. до н.э. Вiнниця. Даниленко В.Н., 1974. Енеолит Украины. Киев. Дергачев В.А. 1980. Памятники позднего Триполья (Опыт систематизации). Кишинев.Дергачев В.А. 1986. Молдавия и соседние территории в эпоху бронзы. Кишинев. Дергачев В.А., 1989. Молдавия и соседние территории в эпоху энеолита-бронзы. Диссертация на соискание ученой степени доктора исторических наук (рукопись). Л. Дергачев В.А. 1999. Особенности культурно-исторического развития Карпато-Поднестровья. К проблеме взаимодействия древних обществ Средней, Юго-Восточной и Восточной Европы. // Stratum Plus. №2. Cанкт-Петербург-Кишинев-Одесса. С. 169-221. Дергачев В.А., Сорокин В.Я. 1986. О зооморфном скипетре из Молдавии и проникновении степных энеолитических племен в Карпато-Дунайские земли. // Известия Академии наук МССР. Серия Общественных наук. 1. Кишинев. С. 54-65.Заец И.И., Рыжов С.Н. 1992. Поселение трипольской культуры Клищев на Южном Буге. Киев. Збенович В.Г. 1974. Позднетрипольские племена Северного Причерноморья. Киев. Збенович В.Г. 1975. Обороннi спориди та зброя у племен трипiльськоi культури. Археологiя. 15. С. 32-40. Збенович В.Г. 1989. Ранний этап трипольской культуры на территории Украины. Киев. Збенович В.Г., Шумова В.А. 1989. Трипольская культура Среднего Поднестровья в свете новых исследований. // Первобытная археология. Киев. С. 97-106 Клейн Л.С. 1978. Археологические источники. Л. Клейн Л.С. 1991. Археологическая типология. СПб. Клейн Л.С., 1995. Археологические источники. Издание 2-е. ФАРН. СПб. Колесников А.Г. 1993. Трипольское общество Среднего Поднепровья. Опыт социальных реконструкций в археологии. Киев.

Массон В.М.,Черныш Е.К. 1982. Энеолит Правобережной Украины и Молдавии. // Энеолит СССР. М. С. 165-320. Мерперт Н.Я. 1965. О связях Северного Причерноморья и Балкан в раннем бронзовом веке. // КСИА. 105. С. 10-20. Мерперт Н.Я. 1974. Древнейшие скотоводы Волжско-Уральского междуречья. М. Мерперт Н.Я. 1980. Ранние скотоводы Восточной Европы и судьбы древнейших цивилизаций. // Studia Praehistorica. 3. София. С. 65-90.Мерперт Н.Я. 1982. Энеолит юга СССР и Евразийские степи. // Энеолит СССР. М. С. 322-331.Мерперт Н.Я. 1984. Этнокультурные изменения на Балканах на рубеже энеолита и раннего бронзового века. // Этногенез народов Балкан и Северного Причерноморья: лингвистика, история, археология. М. С. 244-264.

Мовша Т.Г. 1981. Проблемы связей Триполья-Кукутены с племенами культур степного ареала. // Studia Praehistorica. 5-6. София. С. 61-72. Мовша Т.Г. 1993. Взаемовiдносини степових i землеробських культур в епоху енеолiту-ранньобронзового вiку. // Археологiя. 3. С. 36-51.

Нечитайло А.Л. 1991. Связи населения степной Украины и Северного Кавказа в эпоху бронзы. Киев. Панайотов И. 1989. Ямната култура в Българските земи. // Разкопки и проучвання. ХХI. София. Пассек Т.С. 1949. Периодизация трипольских поселений. МИА 10.

Рассамакин Ю.Я. 1993. Энеолит степного Причерноморья и Приазовья. // The Fourth Millenium B.C. Proceedings of the International Symposium. Nessebur. 28-30 August 1992. Sofia 1993. 5-28.

Cорокин В. Я. 1991. Орудия труда и хозяйство среднего Триполья Днестровско-Прутского междуречья. Кишинев. Сорокин В.Я.,1993. К проблеме генезиса культуры Кукутень. // Revista Arheologică. 1. Chişinău. Р. 83-92.

Тасић Н. 1983. Jугословенско Подунавлье од индоевропске сеобе до продора Скита. Нови Сад-Београд. Телегiн Д.Я. 1985. Культурна належнiсть i датування випростаних енеолiтичних поховань степового Поднiпров’я. // Археологiя. 61. С. 17-30. Телегин Д.Я. 1990. Степное Поднепровье и Нижнее Подунавье в неолите-энеолите. // Каменный век на территории Украины. Киев. С. 6-17. Телегiн Д.Я., 1993. Основнi перiоди iсторичного развитку населення територii України у V-першiй половинi IV тис. до н.е. // Археологiя. 1. С. 15-23.

Тодорова Х. 1979. Энеолит Болгарии. София Пресс. Тодорова Х. 1986. Каменно-меднота ероха в България. София.

Шмаглий Н.М. 1960. О топографии поселений городско-усатовского типа. // ЗОАО. I (34). С. 302-308. Шмаглий Н.М., Видейко М.Ю. 1987. Раннетрипольское поселение Гребеннюков Яр у с. Майданецкое.// Новые исследования по археологиии Северного Причерноморья. Киев. С. 87-99. Шмаглий Н.М., Черняков И.Т. 1970. Курганы степной части междуречья Дуная и Днестра (1964-1966 гг.). // МАСП. 6. С. 5-129.

Щукин М.Б. 1999. На рубеже эр. Санкт-Петербург.

Bakker J. и др. 1999. — Bakker J., Kruk J., Lanting A., Milisauskas S. 1999. The earliest evidence of Wheeled vechicles in Europe and the Near East. Antiquiti. 73. № 282. 778-790.

Bogataja L.K., Manzura I.V. 1994. Ost-West-Wechselbeziehungen im Spiegel der дneolithisch-frьhbronzezeitlichen Kulturen des nordwestlichen Schwarzmeergebietes. ZfA Z.Archдol. 28. S. 63-86.

Ciugudean H. 1996. Epoca timpurie a bronzului оn centrul şi sud-vestul Transilvaniei. Bibliotheca Thracologica. XIII. Bucureşti. 1996.

Cucoş Şt. 1999. Faza Cucuteni B оn zona subcarpatică a Moldovei. Piatra Neamţ.

Dergacev V. 1993. Modelйs d’etablissements de la culture de Tripolie. Prйhistoire Europйenne. 5. Liиge. P. 101-118.

Dergachev V. 1999. Cultural-Historical Dialogue between the Balkans and Eastern Europe (Neolithic-Eneolithic). // Late Prehistorie Exploitation of the Eurasian Steppe. Papers presented for the Symposium to be Held. 12-16 Januarie 2000. Vol.I. Cambridge. P. 54-67

Dragomir I. 1996. Monografia arheologică a Moldovei de sud. Danubius XVI. Galaţi. 1996

Gimbutas M. 1994. Das Ende Alteuropas. Der Einfale von Steppennomaden aus SьdruЯland und die Indogermanisierung Mitteleuropas. Archaeolinqua Alapitvany. Budapest. S. 13-135.

Hansen S. 1991. Studien zu den Metalldeponierungen Wдhrend der Urneufelderzeit im Rhein-Main Gebiet. Universtдtsforschungen zur Prдhistorischen Archдologie. Band 5. Bonn.

Hansen S. 1994. Studien zu den Metalldeponierungen Wдhrend der дlteren Urnenfelderzeit zwischen Rhonetal und Karpatenbecken. Universtдtsforschungen zur Prдhistorischen Archдologie. B.21. T.1-2. Bonn.

Hдusler A. 1994. The North-Pontic Region and the Beginning of the Eneolithic in South-East and Central Europe. The Archaeology of the Steppes. Metods and Strategies. Papers from the Interenational Symposium held in Naples 9-12 Novamber 1992. Napoli. P. 123-147.

Hдusler A. 1996. Invasionen aus nordpontischen Steppen nach Mitteleuropa im Neolithikum und in der Bronzezeit: Realitat oder Phantaseprodukt? Archдologische Informationen. 19(1-2). S. 75-88.

Kristiansen K. 1998. The Construction of a Bronze Age Landscape. Cosmology, Economy and Social Organisation in the Northwestern Jutland. Mensch und Umwelt in der Bronzezeit Europas. Kiel. P. 281-291.

Laszlo A. 1993. Asezări оntarite ale culturii Ariusd-Cucuteni оn sud-estul Transilvaniei. Fortificarea aşezării de la Malnas Bai. Arh. Moldovei. XVI. Bucureşti. P. 33-50.

Leviţki O., Manzura I., Demcenco T. 1996. Necropola tumulară de la Sărăteni. Bibliotheca Thracologica. XVII. Bucureşti. 1996.

Lichardus J., Lichardus-Itten M. 1993. Das Grab von Reka Devnja (Nordostbulgaien). Ein Beitrag zu den Beziehungen zwischen Nord- und Westpontikum in der frьhen Kupferzeit. Saarbrьcker Studien und Materialien zur Altertumskunde. 2. Bonn.

Makkay J. 1994. Horses, Nomads and Invasions from the Steppe from an Indo-European Perspective. The Archaeology of the Steppes. Metods and Strategies. Papers from the International Symposium held in Napoles, 9-12 November 1992. Napoli. P. 149-165.

Mantu C.-M. 1998. Cultura Cucuteni. Evoluţie, cronologie, legături. Piatra-Neamţ.

Manzura I. 1993. The East-West interaction in the mirror of the eneolithic and early bronze cultures in the north-west Pontic. Revista Arheologica. 1. Chişinău. 1993. 23-53.

Manzura I. 1994. Culturi eneolitice оn zona de stepă. Thraco-Dacica. XV. 1-2. P. 93-101.

Manzura I., Sava E. 1994. Interacţiuni «est-vest» reflectate оn culturile eneolitice şi ale epocii bronzului din zona de nord-vest a Mării Negre (Schiţă cultural-istorică). Mem. Antiquitatis. XIX. P. 143-192.

Manzura I. 1999. Cernavoda I culture. In: Nikolova L. The Balkans in Later Prehistory. BAR International Series. 791, 95-174.

Parzinger H. 1993. Studien zur Chronologie und Kulturgeschichte der Jundstein-, Kupfer- und Frьhbronzezeit zwischen Karpaten und Mittelerem Taurus. Rцmisch-Germanische Forschungen. T.1-2. B.52. Meinz am Rhein. 1993.

Parzinger H. 1998. Kulturverhдltnisse in der eurasischen Steppe Wдhrend der Bronzezeit. Mensch und Umwelt in der Bronzezeit Europas. Kiel. S. 457-479.

Rassamakin Ju.Ja. 1994. The main directions of the development of early pastoral societies of northern Pontic zone: 4500-2450. Baltic-Pontic Studies. 2. P. 29-70.

Rassamakin Ju. 1999. The Eneolithic of the Black Sea Steppe: Dynamics of Cultural and Economic Development 4500-2300 B.C. In: Levine M., Rassamakin Ju., Kislenko A., Tatarintseva N. Late prehistoric exploitation of the Eurasian Steppe. Cambrige. P. 59-182.

Sorokin V. 1997. Consideraţii referitoare la aşezările fazei Cucuteni A-Tripolie B1 din Ukraina şi Republica Moldova. Mem. Antiquitatis. XXI. P. 7-81.

Tasič N. 1989. Prehistoric Migration movements in the Balkans. // Migrations in Balkan History. Beograde. P. 29-37.

Tasič N. 1995. Eneolithic Cultures of Central and West Balkans. Beograde.


Жаль, что столь полезное издание типа STRATUM p1us. Петербургский археологический вестник с 2002 г. прекратило существовать в Интернете. Много лишней информации для русских и россиян, всяких очень обоснованных соблазнов для фундаментальных выводов по отечественной истории ?! Фиг-вам им – мы будем и будем давать им с помощью наших тотальных и остервенелых СМИ, соответствующих систем воспитания и образования нужную нашему космополитизму историю, очень далекую от многотысячелетних традиций их реального великого прошлого.


Так есть ли археологические следы начала господства скифов в Европе и Азии с 4 тыс. до н.э., свидетельства существования Гардарики как «страны городов» столь далекой поры в Восточной Европе ?! И вероятий выхода эпических Словена и Руса на далекий север ?!


Решать Вам, уважаемые читатели сайта. Все уточнения – по поисковым сетям Интернета.


Петр Золин, Протогорода Великой Скифии // «Академия Тринитаризма», М., Эл № 77-6567, публ.13343, 23.05.2006

[Обсуждение на форуме «Праславянская Цивилизация»]

В начало документа

© Академия Тринитаризма
info@trinitas.ru