Институт Праславянской Цивилизации - История Праславян

Чудинов В.А.

Атрибуция любой археологической культуры, то есть отождествление ее с культурой того или иного этноса – вещь довольно сложная, и часто археологи, склоняясь вначале к выявлению признаков одного этноса, позже усматривают превалирование в ней признаков другого этноса. Ведь существует влияние одних культур на другие, так что проблема атрибуции всегда выглядит довольно сложной.

Понятие черняховской культуры. Черняховской называется культура Приднепровья (степного и лесостепного), Молдовы, Польши и части Румынии III-V вв. н.э. Укрепленных поселений мало. Наземные жилища и полуземлянки имеют открытые очаги или печи и глубокие, до 3 м ямы-хранилища. Жители занимались земледелием и скотоводством. Археологи находят наконечники плуга, железные серпы, косы. Кузнечное, бронзолитейное, гончарное ремесло развито высоко. Из керамики находят амфоры, миски, кружки, из предметов импорта — греческие амфоры и стеклянные кубки из греческих и римских городов Северного Причерноморья. Покойников черняховцы хоронили в бескурганных могильниках с трупосожжением и трупоположением. Культура погибла после вторжения гуннов. Ряд историков связывает Черняховскую культуру с государством Германариха, хотя окончательной точки зрения по этому поводу нет. Считают, что культуру оставили скифы, славяне, даки, сарматы, готы и другие племена, хотя твердой уверенности в каждой атрибуции нет (МАТ).

Д.А. Авдусин связывает эту культуру со славянами, отмечая, что ее поля погребений расположены южнее зарубинецких Карпат до Верхнего Донца, захватывая нижний Днепр, и проникая даже в Крым. Отмечается, что большинство поселений погибло от пожара, связанного с каким-то нашествием. На поселениях и в могильниках постоянно встречаются украшения из бронзы и серебра, часто привозные. Нередко находят римские монеты, иногда даже в кладах, что говорит о развитии денежного обращения. Видимо, сложились внутренние и внешние торговые связи. Керамика разительно отличается от зарубинецкой как по форме, так и тем, что она сделана на гончарном круге, а это свидетельствует об обособлении гончарного ремесла. Наряду с ним были развиты кузнечное и ювелирное производство.

Рис. 1. Инвентарь Черняховской культуры

Д.А. Авдусин приводит пример инвентаря этой культуры, рис. 1 (АВД, с. 231), где 1-3 — глиняные сосуды, 4 — стеклянный сосуд, 5 — фибула, 6 — украшения, 7 — топор, 8 — наральник, 9 — скобель и 10 — руны на черепках. Как видим, Д.А. Авдусин не только считает эту культуру письменной, но даже помещает образцы надписей в характеристику этой культуры. В более раннем учебном пособии А.И. Мартынова отмечается недостаточная изученность черняховской культуры, а также связь, по мнению некоторых археологов, со славянским племенем антов или, по мнению других археологов, с племенами готов, фракийцев и сармато-аланов. Показан инвентарь, совпадающий с представленным на рис. 1, за вычетом позиций 4, 9 и 10 (МАР, с. 228-229).

Мнение М.А. Тихановой. Надписи Черняховской культуры привлекали внимание эпиграфистов. Так, М.А. Тиханова посвятила им специальную статью, где описала пряслице из Лецкан, кувшин из погребения Раду-Негру, а также два обломка керамики из Лепесовки, рис. 2 (ТИХ, с. 13).

Рис. 2. Надписи на предметах из Раду-Негру и Лепесовки

За исключением пряслица из Лецкан, на котором действительно написана готская надпись «Ткань Идо здесь — Рангно», и которое я не привожу на рисунке, в поле зрения этой исследовательницы попали три надписи. В отношении них она пишет: «Другие находки древних рун в Румынии менее выразительны и не дешифрованы. Так, в могильнике Раду-Негру (район Кэлэраши, Мунтеня), тоже биритуальном, датированном серединой-второй половиной IV века н.э., среди других находок, был обнаружен в 1961 году сделанный на гончарном круге сероглиняный кувшин» (ТИХ, с. 15). Почему же надпись на кувшине не дешифрована? Исследовательница не отвечает на этот вопрос. «Следы рунической письменности были обнаружены и при наших раскопках поселений Черняховской культуры у села Лепесовка на Южной Волыни. О наличии на фрагментах керамики знаков мы упоминали, не входя в рассмотрение, в нашем отчете еще в 1963 году… В настоящей краткой статье мы ограничимся приведением только двух фрагментов керамики из Лепесовки, в которых, как нам представляется, можно усматривать древние руны. Это, во-первых, обломок сделанной на гончарном круге желтой лощеной миски, обнаруженной при расчистке и снятии развала обмазки округлой легкой наземной постройки типа шалаша; во-вторых, обломок черного лощеного сосуда, найденного в хлеву наземного жилого комплекса № 1… Полагаем, что приведенные факты значительно укрепляют положение о существенной роли германцев в сложении и во всех последующих судьбах черняховской культуры»(ТИХ, с. 15-16). И опять надписи оказались непрочитанными. В чем же дело? Казалось бы, когда начертано всего 3 знака, никаких проблем при чтении быть не должно! Однако это положение справедливо только при одном условии: что мы читаем действительно германскую надпись. А как раз это-то условие и не выполнено. Как мы покажем ниже, перед нами типично славянские надписи. Вместе с тем, М.А. Тиханова предлагала те самые характерные лигатуры надписей из Лепесовки, которые позже Д.А. Авдусин принял за основные черты черняховской культуры.

Исследования Б.А. Рыбакова. Еще чуть раньше исследований М.А. Тихановой, в 1962 году, за дешифровку черняховской письменности взялся Б.А. Рыбаков. Противопоставляя его подход тем авторам, которые подготовили почву для исследования славянской слоговой письменности, но негативно оценивая их усилия, исследователь письма В.А. Истрин так писал об этом годом позже: «Едва ли не единственным исследованием, посвященным расшифровке памятников древнеславянской письменности и проведенным крупным советским ученым, была за последние годы работа академика Б.А. Рыбакова по «черняховским» календарным знакам (РЫБ). «Черняховская культура» названа так по поселку Черняховка, неподалеку от Житомира, где были найдены в 1899 году первые археологические памятники этой культуры. Эта, в основном сельскохозяйственная, культура охватывала во II-IV веках н.э. обширный район лесостепной Украины (Волынь, район Киева и среднего течения Днепра), то есть территорию, которую занимали, согласно более поздним летописным источникам, восточнославянские племена полян. Расцвет «черняховской культуры» начинается со II века н.э., когда после завоевания Дакии императором Траяном (107 г. н.э.) границы Римской империи почти вплотную приблизились к этому району и население его вступило с Римом в тесные торговые и культурно-политические отношения; закат «черняховской культуры» совпадает с крушением в V веке н.э. могущества Рима.

В основу исследования Б.А. Рыбакова был положен анализ изобразительно-символической орнаментации, обнаруженной на черняховских керамических вазах и кувшинах. Наибольший интерес среди них представляет ваза, найденная в 1957 году при раскопках у деревни Лепесовка на Волыни, в языческом святилище III-IV веков н.э., рис. 3-1, и кувшин IV века н.э., найденный в 1899 году при раскопках у деревни Ромашки близ Киева, рис. 3-2.

Ваза из Лепесовки предназначалась, очевидно, для ритуально-магических целей. Это подтверждается тем, что она была найдена внутри языческого святилища, и в особенности — символической орнаментацией ее. Широкий и плоский борт вазы разделен на 12 секторов, рис. 4-1, которые, по-видимому, соответствуют 12 месяцам года. Каждый из секторов заполнен особыми символическими изображениями.

Рис. 3. Ваза и кувшин с календарными знаками по Б.А. Рыбакову

Содержание этих изображений и их последовательность совпадают с временной (помесячной) последовательностью языческих праздников древних славян и с календарными сроками разных сельскохозяйственных работ в данном районе. Так, секторы, соответствующие январю, марту и июню, помечены знаком косого креста, обозначавшим у древних славян солнце и пламя. Как раз на эти именно месяцы приходились славянские языческие праздники солнца: праздник начала прибавления дня (зимние святки — 6 января), праздники весеннего равноденствия (конец марта) и летнего солнцестояния (праздник Ивана Купала — 24 июня). Последний праздник считался праздником не только солнца, но и воды; этому соответствует сочетание в июньском секторе знака солнца (косой крест) со знаком воды (волнистая линия). Секторы, соответствующие апрелю, августу, сентябрю, октябрю и декабрю, обозначены символическими изображениями, указывающими на месячные сроки проведения в этом районе важнейших сельскохозяйственных работ, а также на наиболее благоприятные сроки охоты. Так, апрель помечен изображением сохи (срок весенней пахоты яровых); август — изображениями колосьев (срок обмолота хлебов); сентябрь — изображением деревьев и сети (срок осенней охоты сетями, развешиваемыми между деревьями, на улетающих в этом месяце к югу птиц); октябрь — схематическим изображением волокон (срок обработки льна и конопли); декабрь — изображением сплошной сети (указывающим, вероятно, срок зимней охоты при помощи силков. Изображения, помещенные в остальных четырех секторах, по-видимому, указывают на важнейшие явления природы, характерные для остальных четырех (в основном нерабочих) месяцев. Так, изображения, соответствующие февралю, могут быть поняты как деревья в снегу (февраль — месяц снегопадов); изображения, соответствующие маю, — как знаки, указывающие на появление подпочвенных ростков ярового; знаки июля — как знаки всеобщего расцвета растений; знаки ноября (волнистые линии) — как знаки, указывающие на период осенних дождей на Украине« (ИСТ, с. с. 120-122). Как видим, в отличие от М.А. Тихановой, предлагавшей буквенное чтение черняховских надписей на основе германских рун, Б.А. Рыбаков предпринимает попытки пиктографического осмысления черняховской письменности.

Рис. 4. Символические календарные знаки по Б.А. Рыбакову

«Такое толкование, — продолжает В.А. Истрин, — подтверждается анализом символических изображений и цифровых знаков на глиняном кувшине из деревни Ромашки, рис. 4-2. Кувшин этот окаймлен двумя рядами орнамента. Верхний ряд состоит из символических изображений и небольших однотипных квадратиков, нижний ряд — из квадратиков и (в конце ряда) из горизонтальных волнистых линий. Изображения, помещенные в верхнем ряду, Б.А. Рыбаков расшифровывает как знаки, указывающие на языческие сельскохозяйственные праздники древних славян, квадраты же нижнего ряда — как дни разделяющие эти праздники…» (ИСТ, с. 123). На основании проведенного рассмотрения В.А. Истрин приходит к заключению: «Таким образом, выводы о существовании письма у славян (в частности, у восточных) в дохристианский период, а также об одновременном применении славянами нескольких разновидностей письма подтверждается документальными свидетельствами, как летописными, так и археологическими… При этом, в связи с работами Б.А. Рыбакова, начало применения славянами пиктографического письма типа «черт и резов» отодвигается, по-видимому, ко II-IV векам н.э. В этот период, как доказывают материалы «черняховской культуры», племенной строй у славян достиг уже настолько высокого развития, что потребность в создании и использовании письма типа «черт и резов» стала достаточно настоятельной« (ИСТ, с. 124). Как видим, В.А. Истрин утверждает сразу, по меньшей мере, три положения: что письмо типа «черт и резов» было обнаружено в черняховской культуре; что оно имело пиктографический характер; и что оно явилось первым типом собственно славянской письменности, которая возникла именно тогда. К сожалению, принимая два первых утверждения, я не могу согласиться с последним.

Что касается работ Б.А. Рыбакова, то в них данная проблематика находит более подробное отражение. Прежде всего, он рассматривает календарный сосуд из Венгрии. «Сосуд, о котором идет речь, найден в Венгрии, — пишет отечественный археолог. — Это миска с четырьмя ножками, напоминающая в целом коровье вымя, что вполне естественно для пастушеского народа. Верхний край толстостенного сосуда срезан горизонтально, и образовавшийся плоский круг расчленен на целый ряд замкнутых отрезков, часть которых заполнена несложными изображениями (косой крест, зигзаг, «частокол» и др.), а часть оставлена пустыми в качестве разделителей. Организуют всю эту систему солнечно-огневые знаки в виде косых крестов, расположенные в четырех местах круга; если уподобить этот круг циферблату часов, то крестообразные знаки придутся на место 12 часов, 1 часа, 3 часов (два знака)6 часов и 9 часов. По своему расположению на венчике сосуда косые кресты вполне соответствовали бы местам четырех солнечных фаз, если бы весь круг изображал 12 месяцев года, рис. 5. Этот неолитический сосуд очень близок к расшифрованному мною календарю IV века из Лепесовки на Волыни. Там на широко отогнутом плоском краю ритуального сосуда нанесены 12 секций с обозначением 12 месяцев. Отмечены три солнечные фазы; зимняя фаза перенесена на январь, а летняя… помечена двойным крестом. Направление счета месяцев идет посолонь. Этот роскошно орнаментированный сосуд, предназначенный, как я предположил, для общественных новогодних заклинаний на все 12 месяцев предстоящего года, может послужить хорошей отправной точкой для анализа древнего венгерского сосуда, круговые начертания которого близки к лепесовскому календарю« (РЫ2, с. 400-431). Таким образом, дата составления календарей смещается с черняховского времени на энеолит.

Вместе с тем, однако, несовпадения видны, что называется, невооруженным глазом. Так, январь на сосуде из Лепесовки обозначен косым крестом с дополнительными знаками; на венгерском сосуде — только крестом. Февраль на украинской вазе обозначен зубчиками и полосками, тогда как в энеолите начертили зигзаг. Косому кресту марта у праславян будущей Венгрии еще предшествует двусторонняя вилка с четырьмя зубцами, которой нет на сосуде из Лепесовки. Примерно так же мало похожи рисунки на апрель и май, хотя для июня есть сходство в наложении двух крестов. Пожалуй, только это и схоже. И, напротив, рисунки для июля разнятся кардинально. Так что всерьез можно говорить о совпадении только некоторых помет, тогда как остальное может варьировать в довольно широких пределах. На письменность это не похоже; скорее речь может идти лишь о некоторых символах, применяемых в картографии.

В своей следующей монографии Б.А. Рыбаков посвящает Календарным «чертам и резам» целую главу — четвертую. Рассмотрев более подробно сосуд из Лепесовки, этот исследователь приводит новую иллюстрацию, сосуд IV века из села Войскового, рис. 6.

Рис. 5. Прорись на сосуде из Альмашфюзите

Рис. 6. Календарный сосуд из села Войскового

Об этом кубке Б.А. Рыбаков пишет следующее: «В 1967 году А.В. Бодянский (БОД, с. 172-174), сделал замечательное и еще не вполне оцененное открытие — он нашел в кургане с сожжением у села Войскового (близ Ненасытецкого порога Днепра) сосуд черняховского времени с двумя рядами символических знаков, рис. 6-1. Сосуд имеет вид большого одноручного приземистого кубка (кувшина, ковша?) емкостью около 3 л. Нижний содержит 16 отдельных клейм, которые не могут быть символами 12 месяцев. Здесь мы видим чередование косых крестов (знак солнца) с заштрихованными прямоугольниками, обычно обозначающими землю, пашню. В двух случаях рисунок (диагональ и заштрихованный треугольник) не поддается опознанию. В одном случае косые кресты сдвоены и расположены рядом; на лепесовской чаше такие парные кресты соответствовали месяцу июню. Единичным является и прямоугольник, разделенный на 10 квадратиков с точкой внутри каждого квадратика. Такие квадраты с точкой посередине обычно обозначают засеянное поле, ниву. Верхний ряд содержит 12 четко обозначенных знаков, выполненных по сырой глине линиями, точками и крохотными колечками (тычки торцом соломы?). Знаки разнообразны: ромбы, знаки в виде вписанных друг в друга букв Л, знаки в виде славянской буквы юса малого, в виде косого креста и креста с двумя вертикальными линиями. Автор раскопок принимал их за буквы, и весь набор знаков считал надписью» (РЫ2, с. 171-172). К сожалению, ссылок на работу А.В. Бодянского с буквенной дешифровкой надписи, а также содержания самой дешифровки Б.А. Рыбаков не приводит.

Попытки буквенного чтения А.В. Бодянского. Мне удалось разыскать эту публикацию; она была помещена в одном из украинских сборников. Там А.В. Бодянский рассмотрел надписи на двух сосудах. На первом, уже известном нам, рис. 7-1, он прочитал ОЛОПА ОЛХАЙОЛ, хотя знаки более похожи на текст ОЛОХА ОЛХАОЙЛ, рис. 7-2. Кроме того, остался непрочитанным кусок этого орнамента, находившийся слева от ушка, рис. 7-3. По поводу второго он писал: «Сбереглись следы трех ушек, одно из которых имеет снаружи три ребристых валика, густо покрытых косыми насечками. Так же сильно выделенные три валика расчерчены снаружи на широких бортах вазы. Верхняя часть опоясана широким, чуть углубленным поясом, на котором размещена надпись, разделенная ушками посудины на три части. Надпись сделана до обжига сосуда. Высота букв — 4 см. Главные контуры их нанесены углубленными лощеными выемками с дополнительными тонкими линиями. Буквы снабжены колечками и окантованы очень мелким зубчатым штампом. Часть букв этого наидревнейшего алфавита, найденного, по мысли автора, в III-IV веках, имеет современный вид, другие загадочны. Большинство литер сбереглось фрагментарно, но их можно легко раскрыть, кроме двух, которых осмыслить невозможно. Надпись (рисунок) читается как IЛЯНА p (?) AIIНЯМ. Если же читать ее без разделения на три части, как на посуде Олафа Олайол, то имя владельца посуды будет IЛЯ НАРАН НЯМ (II и III буквы имени определены условно и могут быть другими)» (БО2, с. 212).

Если внимательно приглядеться к надписям на сосуде, рис. 7-4, 7-5 и 7-6, то действительно можно с большим трудом распознать нечто похожее на надпись ИЛЯ НА РАН НЯМ, что я и постарался показать на рис. 7-7 и 7-8. В этой, с позволения сказать, дешифровке удивляют две вещи: каким образом славяне знали о существовании славянских букв типа юса малого (который почему-то изображали вверх ногами с дополнительными диагоналями и вертикалями) за пятьсот лет до создания кириллицы и, главное, какое отношение к славянам имеют выражения ОЛОФ ОЛХАЙОЛ и ИЛЯ НА РАМ НАМ. В первом выражении с трудом улавливается шведское имя Улаф и монгольская фамилия Олха-Ойл; во втором — нечто индийское НА РАМ НАМ с искаженным библейским именем Илья.

Подобное сочетание имени и фамилии уж слишком экзотично. Так что предположение о том, что таким образом были обозначены имена владельцев сосудов, не выдерживает критики. Поэтому Б.А. Рыбаков совершенно справедливо отметает подобное «чтение» и высказывает другое предположение: «Можно было бы счесть знаки верхнего ряда за начальные буквы древних названий месяцев, но попытка отыскания во всех славянских языках таких сочетаний, чтобы четыре месяца начинались на одну букву, три других летних месяца на иную букву, два месяца на третью букву, а три месяца имели самостоятельные начальные буквы — такая попытка не увенчалась успехом» (РЫ2, с. 172). Следовательно, алфавитное чтение данного узора А.В. Бодянским было неприемлемо и для Б.А. Рыбакова. Заметим, что дело тут не в невозможности чтения узора в принципе, а в неудаче именно данной конкретной дешифровки, где полученные результаты мало правдоподобны.

Рис. 7. Чтение А.В. Бодянским надписи на сосуде

Вообще говоря, сосуды с подобным орнаментом для черняховского времени не редкость, и Б.А. Рыбаков публикует изображение еще одного, рис. 8-1, с прорисью узора, рис. 8-2, где я попытался проставить названия месяцев, опираясь на чтение вазы из Лепесовки.

Рис. 8. Календарный сосуд из Каменки на Днепре

Сосуды с орнаментом. Возможно, что Б.А. Рыбаков прав в отношении календарного значения узоров на рассмотренных сосудах. Вместе с тем, существует еще ряд сосудов, содержащих орнамент; здесь, однако, трудно говорить о календаре или об имени владельца. Так, например, в Среднем Поросье М. Ю. Брайчевским был найден большой кувшин, изготовленный на гончарном круге; на кувшине был нанесен орнамент, рис. 9-1 (БРА, с. 235).

Рис. 9. Кувшин из Среднего Поросья

Как видим, орнаментальная полоса с «календарными» узорами здесь расположена наверху и представляет собой повторение одного мотива, отдаленно напоминающего колос. Узор, напоминающий буквы (по Бодянскому), напротив, помещен ниже, рис. 9-2, и может быть прочитан как ИЛИ, или ИЛЯ, рис. 9-3. Опять-таки, странное начертание для имени Ильи, если такое хотели изобразить.

Можно говорить и еще о двух сосудах, где уже вовсе нет «календарных» узоров, но зато присутствуют отлично обнаружимые знаки. Первый из них найден в селе Курники; на нем виден очень большой узор, который, возможно, по Бодянскому следовало бы читать ИЛЯН, рис. 10-1 (БАР, с. 153, рис. 27-8). Кстати, на заднем фоне виден другой сосуд, из села Компанийцы; судя по тому, что у него три ручки, он напоминает тот, на котором А.В. Бодянский прочитал надпись ИЛЯ НА РАМ НАМ, рис. 10-2 (БАР, с. 153, рис. 27-10). Правда, показан лишь поясок «календарного» узора, соответствующий то ли февралю, то ли сентябрю-октябрю.

Рис. 10. Сосуды, воспроизведенные В. Д. Бараном

На другом сосуде в виде кружки, рис.11-1 (РИК, с. 130, рис. 16) из села Больцаты в Молдове, изображены различные узоры, рис. 11-2, которые очень напоминают уже рассмотренные, но, однако, прочитать их по Бодянскому практически невозможно.

Рис. 11. Сосуд из села Больцаты II

Вместе с тем, эти узоры нельзя принять и за календарные знаки. Не читаются они и руническим способом. Поэтому направление дешифровок, заданное Б.А. Рыбаковым и поддержанное, хотя и весьма своеобразно, А.В. Бодянским, вряд ли можно считать перспективным, по крайней мере, на сегодня. Однако возможно, что со временем будут найдены новые сосуды с календарной символикой, и тогда это направление может быть продолжено.

Рис. 12. Греческие и иные надписи по Британову

Употребление письма соседних народов. Наконец, можно отметить и существование традиционного понимания письма — как письма на одном из известных алфавитов мира. С обзором такого типа выступил П.А. Британов. «Давно известно, — писал он, — что на некоторых типично черняховских сосудах встречаются процарапанные знаки, которые некоторые исследователи склонны рассматривать как свидетельство существования письменности у населения данной культуры. Правда, детально этот вопрос никогда не разрабатывался. Но все же по данной проблеме существует даже одна специальная работа, автор которой, М.А. Тиханова, пришла к выводу о существовании у черняховцев письменности в виде германских рун, что, соответственно, по ее мнению, является показателем этнической принадлежности носителей этой культуры. Однако, по нашим наблюдениям, на черняховских памятниках встречаются и другие знаковые системы, которые тоже нельзя игнорировать» (БРИ, с. 3). Судя по высказываниям данного исследователя, он не был знаком с работами Б.А. Рыбакова и А.В. Бодянского. Однако, его горячее желание показать использование жителями черняховской культуры различных типов письма весьма похвально. На рис. 12 изображены надписи на черняховских сосудах и пряслицах, заимствованные П.А. Британовым из работ различных археологов. Прежде всего, имеются греческие надписи на сосудах из Каменки-Анчекрака (Очаковский район Николаевской области), в виде буквы А, рис. 12-1(МАГ, с. 46, рис. 19-2) и в виде красивой лигатуры из могильника Сычевка, 12-2 (МА2, с. 46, рис. 19-9). Начертана также греческая буква Л на краю краснолаковой чашки из поселения Викторовка II, рис. 12-3 (СЫМ, с. 322, рис. 18-7), и ряд греческих знаков на некоторых сосудах из Лепесовки Белогорского района Хмельницкой области, рис. 12-4, 12-5, 12-6 и 12-7 (ТИХ, с. 189, рис. 8-2, 8-3 и 8-4). Существование греческих надписей этот исследователь объясняет очень просто: непосредственной близостью античных центров Северо-западного Причерноморья.

Затем П.А. Британов упоминает латинскую надпись на керамике местного производства в селище Собарь, рис. 12-10 (РИ2, с. 29, рис. 9). Правда, тут на обломке известняковой чаши местного производства имеются всего три буквы. К руническим надписям он причисляет пряслице из Лецкан под Яссами, упоминаемый М.А. Тихановой, рис. 12-12; В. Краузе прочитал на нем надпись как idonsafthe rao, «Ткань Идо здесь-Рангно» (KRA, с. 156). Найдено и керамическое пряслице в селе Калиновка Кадымского района Одесской области с некими знаками, которые предположительно относятся к арамейскому письму, рис. 14-16 (ТУР, с. 209, табл. Х, рис. 2). В этих предположениях мы согласны с данным исследователем, как и с выводом: «...у населения черняховской культуры прослеживаются следы греческой, латинской и рунической письменности. Все прочие отдельные знаки или даже группы знаков вряд ли можно признать в качестве таковой» (БРИ, с.7).

Рис. 13. Черняховские надписи по М.Л. Серякову

Но мы не можем согласиться с его трактовкой надписей на местных изделиях как якобы греческих или рунических, а также с тем, что «появление их можно предположительно отнести за счет инородного культурного влияния» БРИ, с. 7). К этим местным изделиям можно отнести надписи на светильнике из селища Собарь в Приднестровье, рис. 12-9 (РИ3, с. 240, рис. 19), и на вазе из погребения у села Косаново в Гайсинском районе Винницкой области, рис. 12-8 (КРА, с. 84, рис. 5-2). Вряд ли можно согласиться с тем, что эти знаки подражают античным образцам или представляют собой тамги типа скифских или аланских, либо являют собой «некие магические знаки типа оберегов» (БРИ, с. 4). Не отношу я к руническим знакам и то, что было найдено М.А. Тихановой. Поэтому я полагаю, что вопрос о знаках на местных изделиях ни этой исследовательницей, ни П.А. Британовым решен не был.

Мнение М.Л. Серякова. Проблемой черняховской письменности занимался и М.Л. Серяков. Он писал: «Хорошо известно, что почти сразу после открытия памятников черняховской культуры в XIX веке вот уже целое столетие продолжается спор об ее этнической принадлежности. По этому вопросу в ученом мире было высказано три предположения. Одни ученые (Б.А. Рыбаков, М.Ю. Брайчевский и др.) считают черняховскую культуру в основном славянской, вторые (П.Н. Третьяков и др.) рассматривают ее как полиэтничную и, наконец, третьи (почти все немецкие археологи, часть польских и румынских, а у нас в стране — М.А. Тиханова и Ю.В. Кухнаренко) связывают ее в основном с готами. Как видно из продолжающейся целый век дискуссии собственно археологические материалы не позволяют однозначно решить вопрос этнической принадлежности данной культуры. И тут на помощь приходят памятники письменности. М.А. Тиханова, считающая черняховскую культуру германской, притом не только готской, аргументирует свое мнение находками из поселения у села Лепесовка, так и обнаруженным в Лецканах (Румыния) пряслицем с рунической надписью... Нельзя не согласиться с выводом исследовательницы... Бесспорно, что германцы, и в первую очередь, готы являлись одним из основных компонентов данной культуры» (СЕР, с. 91-92). Об этнической принадлежности черняховской культуры готам, на наш взгляд, столь категорически высказываться нельзя, ибо кроме пряслица из Лецкан, всего единственной надписи готов, других доказательств готской принадлежности черняховской культуры нет.

Тем не менее, М.Л. Серяков продолжает: «Однако именно памятники аисьменности не позволяют считать черняховскую культуру чисто германской на все 100%. Так, в той же Лепесовке было найдено пряслице со знаками, рис. 13-3. Рун на них М.А. Тиханова не видит и полагает, что это символические знаки. Однако на обломке черняховского сосуда из Рипнева, рис. 13-4, мы вновь видим какие-то знаки, которые не могут быть соотнесены с рунами. Наличие различных систем письменнности не просто в рамках одной культуры, но даже на материалах одного поселения у села Лепесовки делает наиболее вероятным предположение о полиэтничном характере черняховской культуры» (СЕР, с. 93). Как видим, М.Л. Серяков пытается опротестовать готский характер черняховской культуры, опираясь на результаты работы самой М.А. Тихановой и не вникая в суть надписей. Это уже неплохо. Вместе с тем, на наш взгляд, все приведенные на рис. 13 надписи носят чисто славянский характер, а единственное готское пряслице из Лецкан могло попасть именно в данный пункт путем торговли, или даже как трофей. Так что в лице М.Л. Серякова мы видим сопротивление готской трактовке черняховской культуры.

Слоговое чтение славянских рун. Первым из эпиграфистов попытался прочитать черняховские надписи как славянские руны эпиграфист-любитель Г.С. Гриневич. Вначале, в 1991 году, он опубликовал журнальный вариант своих чтений (ГРИ). В этом варианте было много неоправданных эмоций, поэтому для анализа лучше взять второй, более сдержанный монографический вариант (ГР2). В нем исследователь предлагает славянское слоговое чтение четырех надписей на памятниках черняховской культуры, что до него никто не пытался делать. Подобного рода попытки следует всячески приветствовать, поскольку вслед за черняховской культурой на том же месте возникает мощная славянская культура, так что логика исторического развития приводит к предположению о славянском характере и черняховских древностей. Однако, чтобы не опорочить данную идею, доказательство славянского характера черняховских находок следует проводить достаточно аккуратно. К сожалению, именно это Г.С. Гриневич и не смог осуществить.

Прежде всего он рассматривает пряслице из Лецкан, давая справку о его находке и о чтении В. Краузе. Однако чтение со стороны германского рунолога нашего эпиграфиста не удовлетворило. «Чтение надписи, предложенное В. Краузе,— писал он, — более чем неопределенное. Но иначе и не могло быть, поскольку надпись выполнена не германскими рунами, а занаками письменности типа черт и резов» (ГР2, с. 65). Заметим, что признаком хорошего тона эпиграфиста является не выдвижение необоснованного собственного мнения, а создание системы доказательств в пользу иного чтения. Кроме того, понятие «неопределенности чтения» является очень странным аргументом. Г.С. Гриневич не показал, в чем же ошибся В. Краузе: он мог не так разложить лигатуры, пренебречь словоразделителями, прочитать руны нестандартным образом или не в той последовательности. Однако никаких претензий по поводу собственно чтения Г.С. Гриневич предъявить не смог; его не устроил общий смысл надписи. К сожалению, тут уже речь идет о содержании текста, которое здано его автором; эпиграфист не имеет к нему никакого отношения.

В свою очередь, я имею претензии к Г.С. Гриневичу. Он не сообщает, что перевернул надпись на 180 градусов, что легко видеть, сопоставив его прорись, рис. 14-3 (ГР2, с. 270, рис. 3), с версией М.А. Тихановой, скопированной П.А. Британовым, рис. 12—12.

Рис. 14. Чтение черняховских надписей Г.С. Гриневичем

На пряслице первыми идут два знака, напоминающие латинские R и F (руны Р и А слова РАНО, то есть РАНГНО). Г.С. Гриневич, заметив, что первый из них начертан с отделением от мачты, сдлал из него 2 знака; то же самое он проделал и со вторым знаков, получив из 2 знаков оригинала 4 своих. При чтении по-славянски он правильно прочитал знак СУ, но неверно прочитал второй знак, который имеет значение СА, но не СЕ (для СЕ употребляется слоговой знак С). Затем верно прочитал ДИ, но два следующих знака, которые следовало бы прочитать ИКА, прочитал как МУ; такого знака в славянской слоговой письменности нет. В результате слово РАНО трансформировалось у него не в СУСАДИ ИКАИ, как следовало прочитать, а в СУСЕДИ МУИ, что он понял как СОСЕДИ МОИ.

Лихо расправившись с подписью, он приступил к чтению основного текста. Первый знак он исказил, сократив горизонтальную черту до половины; в третьем знаке должна быть двурогая стрелочка острием вниз. Гриневич один рог не изобразил, второй начертал с разрывом от мачты. В результате вместо чтения НЪШЕКАКИ он предложил чтение РЕШЕК. Слова РЕШЕК в русском языке нет, однако эпиграфист его изобрел и на другой надписи, на пряслице из Белоруссии, пояснив, что оно означает ВЕРЕШЕК, и, стало быть, обозначало пряслице. Далее четыре знака переписаны верно, но вместо чтения ЦЕ ВОЗЬЖА, или, в крайнем случае, ЦЕ ВОЗЬНА, он читает ЦЕ ВОЗЬНЕ. Наконец, слово СУЛИИ и переписано и прочитано верно. Гриневич понимает ВОЗЬНЕ как ВЕРНИ, а СУЛИИ — как дательный падеж от женского имени СУЛИЯ. Нечего и говорить, что все три слова в русском языке отсутствуют, хотя слово ЦЕ бытует в украинском языке. Таким образом, текст СУСАДИ ИКАИ НЪШЕКАКИ ЦЕ ВОЗЬЖА СУЛИИ, являющийся сущей абракадаброй, он дотягивает до чтения СУСЕДИ МУИ, РЕШЕК ЦЕ ВОЗЬНЕ СУЛИИ, а его — до смысла СОСЕДИ МОИ. ПРЯСЛИЦЕ ЭТО ВЕРНИТЕ СУЛИИ. (Заметим, что в его чтении нет согласования в числе: вместо гипотетического глагола ВОЗЬНЕ должна была бы стоять форма ВОЗЬНЕТЕ). Чиатель должен громко радоваться обогащению русского языка такими словами как СУСЕДИ, МУИ, РЕШЕК, ЦЕ, ВОЗЬНЕ и женскому имени СУЛИЯ. Из шести слов все шесть оказались нерусскими. Правда, можно предположить, что на каком-то из славянских языков они существовать могут, однако это тоже надо как-то обосновать. В существующем виде чтение Г.С. Гриневича оказалось много хуже чтения В. Краузе, и потому не может быть принято.

Три следующих текста идут у Г.С. Гриневича под единым названием «Надписи черняховской культуры». Вначале предложена «надпись на венчике сосуда из поселка Огурцово», рис. 14-5. В данном случае у меня нет претензий к чтению Г.С. Гриневича, который полагает, что начертано слово ЛЕКА, обозначающее лекарство. Правда, к сожалению, источник, из которой заимствована данная надпись, Гриневичем, как и в других случаях, не указан, так что проверить правильность воспроизведения им начертания знаков не представляется возможным.

Затем читается надпись на кувшине из Раду-Негру, опубликованная М.А. Тихановой, рис. 14-4. Г.С. Гриневич читает ЛЕВИ ЛОИ и интерпретирует как ЛЬВИНОЕ САЛО. Надпись скопирована верно, но образует лигатуру, которая предполагает несколько вариантов чтения. Эпиграфист выбрал один из них, получив экзотический текст. Трудно поверить, что полторы тысячи лет назад на месте современной Румынии водились львы, на которых охотились, и получали в достатке львиное сало (в количестве нескольких килограмм). Сам кувшин напоминает сосуд для хранения вина, так что надпись, скорее всего, как-то связана с вином. Эту интерпретацию я тоже признать не могу. Наконец, на обломке керамики из Лепесовки (опять из собрания М.А. Тихановой), рис. 14-6, Г.С. Гриневич читает ПОПЕ и интерпретирует как ПОПЕЙ. Надпись скопирована верно, образует лигатуру, в которой вообще нет слогового знака ПО (он пишется в виде буквы П). Тем самым, чтение нельзя признать удовлетворительным.

Таким образом, можно было бы принять во внимание лишь одну-единственную дешифровку, ЛЕКА, если бы было доказано, что такая надпись действительно была. Вместе с тем, следует подчеркнуть, что данный исследователь впервые брался не просто утверждать, но доказывать славянскую принадлежность черняховских надписей, что, как уже говорилось выше, можно только приветствовать. К сожалению, попытка была выполнена достаточно неуклюже, ибо за славянскую принималась германская надпись. Остальные надписи вызывают сомнение либо в разложении лигатур, либо в интрпретации, либо в самом их физическом существовании. Так что дальше первых попыток этот иследователь тут не продвинулся.

Проблема доказательства славянского характера черняховской культуры. Не могу утверждать, что публикация Г.С. Гриневича убедила ученых в славянском характере черняховских надписей. Скорее наоборот, неумелые доказательства невольно приводили читателя к мысли, что для выяснения славянской принадлежности черняховских надписей необходимо прибегать к разного рода уловкам. Поэтому на мою долю выпала честь более точных и полных исследований. Разумеется, черняховская письменность мной не отделялсь от остальных исследованных мной типов письма.

Первая газетная публикация. На основе задуманного мною была создана концептуальная статья, «Славянская письменность — древнейшая в мире?», помещенная в 1994 году в июньском номере относительно новой, но достаточно влиятельной общемосковской газеты «Эль Кодс», (названной так в честь арабского наименования Иерусалима), известной своей палестинской и славянской ориентацией (ЧУД, с. 6). Редколлегию газеты привлекла общая патриотическая направленность статьи, так что никаких проблем с ее помещением или изменением текста не было, так что авторский замысел был полностью воплощен. В этой статье сообщалось о том, что русское или славянское слоговое письмо прослеживается по археологическим памятникам не только в XIV или XI веках н.э., но и во II-IV веках н.э., а также у племен трипольской культуры (III-II тысячелетие до н.э.); образцы рисунков с дешифровками приведены на рис. 15.

Рис. 15. Первая газетная публикация образцов надписей разных эпох

Памятник черняховской культуры, найденный М.А. Тихановой, показан здесь слева внизу. Я читаю надпись КЪРУГЪ, то есть КРУГ, имея в виду часть гончарного круга. Понимание того, что черняховская письменность представляет собой фрагмент славянской и праславянской слоговой письменности, пришло ко мне за год до этой публикации; чуть позже я стал понимать, что знаки КО-ГО (а также их варианты КЪ-ГЪ) могут читаться не только в виде двурогой стрелочки острием вверх, но и в виде однорогой стрелочки. Поскольку чтение РУ мне было известно и прежде, догадаться, что из вариантов КЪРУКЪ или ГЪРУГЪ следует скомпоновать слово КЪРУГЪ, было несложно. Однако тем самым былнайден ключ к чтению одного из двух примеров черняховского письма, приведенных Д.А. Авдусиным. Начиная с этого момента сомнений в том, что передо мной находится слоговое письмо славян, уже не было.

Первая обзорная статья. Затем я перешел к конкретному решению проблемы черняховской письменности комплексно, объединив отдельные чтения, которые я сделал в разное время. В результате получилась небольшая статья, которую я издал в 1998 году (ЧУ2, с. 119-124). Здесь я не касался истории дешифровок, а сразу привел свои чтения, рис. 16. Я воспроизвел мое чтение ндписиси КЪРУГЪ, рис. 16-а, однако без слоговой транскрипции, лишь с буквенной транслитерацией. Сейчас я исправляю эту ошибку, помещая транслитерацию внизу, рис. 16-г.

Рис. 16. Мое чтение двух представительских черняховских надписей

Кроме того, я привел чтение другой надписи, которую Г.С. Гриневич читал как ПОПЕЙ. Я прочитал тут МЬЛЕКО, рис. 16-б, однако не объяснил почему я предложил такое разложение лигатуры. К этому времени я уже был знаком со статьей П.А. Британова и с его рисунками, обратив особое внимание на рис. 12-13, который я воспроизвожу на рис. 16-в. Как видим, вместо лигатуры тут начертаны три слоговых знака, причем их отроги развернуты нестандартно, что указывает на обратное направление чтения. Дав их зеркальное отражение, я прочитал МЬЛЕКО, то есть МОЛОКО, рис. 16-в. Из точно таких же знаков состоит и другая лигатура, рис. 12-15, которую я и разложил по аналогии с линейной надписью на рис. 16-в. Разумеется, тут я так же прочитал слово МЬЛЕКО, рис. 16-б.

Рис. 17. Мое чтение надписи на горле амфоры из села Ломоватоватое

Заметим, что в его начертании есть две особенности. Во-первых, отсутствует русское полногласие; слово МЛЕКО может означать как западно-славянские языки, так и южно-славянские. Кроме того, первый звук М тут палатализован, предан как МЬ; это — достаточно архаическая черта. По предположению лингвистов, слово МЛЕКО произошло от общеиндоевропейского МЕЛКО. Следовательно, первый звук должен быть не твердым, а мягким. К сожалению, особенность слоговой графики такова, что отличить начертание МЕЛЕКО от МЬЛЕКО невозможно. Вместе с тем, совершенно определенно перед нами начертано славянское слово со значением МОЛОКО. Тем самым мысль Д.А. Авдусина о том, что черняховская культура была письменной, подтверждается. Подтверждается и мысль Г.А. Гриневича о том, что эта письменность носила слоговой характер, хотя мое чтение второй надписи не совпадает с его чтением. Наконец, данное чтение противоречит мнению М.А. Тихановой о готской принадлежности данных надписей.

Следующий рисунок, рис. 17-1 я заимствовал из работы Э.А. Сымоновича (СЫ2, с. 24, рис. 9), где изображен обломок амфоры I I I в. н.э. селения Ломоватое. К сожалению, надпись видна не очень четко из-за подтеков, оставшихся, вероятно, от краски, которой была нанесена надпись. Устранив мысленно подтеки краски, я читаю ВИНО ВЫЛЕЖА(ЛО), т.е. ВИНО ВЫДЕРЖАННОЕ (ЧУ2, с. 121, рис. 4), рис. 17-2. Такого рода надписи мне неоднократно встречались и прежде, так что при чтении никаких особенных сложностей не было. Вместе с тем, получалось, что уже в черняховское время вино у славян называлось ВИНОМ.

А на сосудах I I I — I V вв. из могильника у с. Рыжовка (ТИ2,138, рис. 1, 2) видны интересные орнаменты, рис. 18, которые тоже, на наш взгляд, являются надписями. Я читал эти надписи КИБЕЛЕ, БОГИНЕ!, рис. 18-2 и ТЪКЪВА (ТЫКВА), рис. 18-4 (ЧУ2, с. 122, рис. 5 и 6). Таким образом, и эти надписи можно считать славянскими. Сейчас, однако, мне представляется, что чтение орнамента тыквы хотя и допустимо, но не доказательно, поскольку пересекающихся линий там имеется вполне достаточно, и какие-то из них вполне можно принять за надпись. Поэтому, оставляя ее для иллюстрации своих прежних предположений, я все же не включаю ее в общее число черняховских чтений. Что же касается первого сосуда, то вряд ли он был посвящен богине Кибеле, хотя такая находка представляла бы несомненный интерес. Вместо мифологического тут можно дать вполне бытовое чтение КИСЬЛА КАША, рис. 18-5, то есть КИСЛАЯ КАША. Заметим, что на надписи прилагательное приводится в краткой форме.

Рис. 18. Мое чтение надписи на сосуде и на глиняном изделии из могильника

В каком-то смысле бытовая надпись тоже интересна. Она передает содержимое сосуда и дает представление о том, в какой форме керамического изделия хранилась каша. Слово КИСЛАЯ, видимо, означала ПРОКИСШАЯ; вероятно, она предназначалась для домашних животных или птицы.

Рис. 19. Мое чтение надписи на гребне из Марошваашара

Существует еще несколько надписей. Так, на гребешке I I I -I V вв. из Трансильвании, Румыния (РИ2, с. 183, рис. 14), рис. 19-1, я читаю:ЖЕНАМЪ. ДЬЛЯ КАСЕЙ, что можно понять какЖЕНЩИНАМ. ДЛЯ КОС, рис. 19-2 и 19-3. Однако прежде я читал ДЬЛЯ КАСЕЙ ЖЕНЫ (ЧУ с. 123, рис. 7). Тут встречается необычная форма родительного падежа множественного числа КОСЕЙ вместо КОС. Надпись ЖЕНАМЪ, выполненная крупными знаками, свидетельствует о том, что ее делал не даритель, а изготовитель, то есть перед нами предмет массового производства.

Светильник из Соборя. К проблемам черняховской письменности мы возвращались и в кратких заметках. Так, в сборнике Издательского центра появилась заметка о черняховском светильнике, в которой говорилось следующее. Надписей на предметах черняховской культуры довольно мало, поэтому каждая из них заслуживает специального рассмотрения. В данном случае речь пойдет о клейме донца глиняного светильника из селища Соборь РИ2, с. 27, рис. 8), рис. 20-1.

Рис. 20. Мое чтение надписи на светильнике из селища Соборь

На наш взгляд, сочетание знаков можно понять как надпись СЬВЕТИЛО, что означает СВЕТИЛЬНИК, рис. 20-2. Надпись СЬВЕТИЛО на подсвечнике из Новгорода ХI V века нам уже встречалось (ЧУД, с.), так что данную надпись мы можем понимать тем самым уже более уверенно. Уже на этом этапе исследования можно было придти к выводу о том, что предметы черняховской культуры в пределах проведенного рассмотрения содержат надписи, в принципе не отличающиеся от средневековых как по написанию, так и по значению, так что вполне вероятно, что по крайней мере у части черняховских племен существовал славянский язык и славянская слоговая письменность.

Пряслице из Лепесовки. Ему я посвятил небольшую заметку, где писал: «Надписей черняховской культуры весьма мало, и каждый прочитанный текст помогает нам глубже понять ее этническую принадлежность. Ряд археологов считает ее готской, из-за того, что ее надписи напоминают готские руны; однако другие исследователи считают ее славянской. Очень долго не поддавалась прочтению ни на основе готских рун, ни на основе славянского слогового письма надпись на пряслице I I — I V вв. из Лепесовки, опубликованная М.А. Тихановой (ТИ2, с. 265, рис. 73), рис. 21-1 из-за необычно округлого очертания знаков:

Рис. 21. Пряслице из Лепесовки и мое чтение надписи

Мы предлагаем такое чтение, рис. 21-2. От знака, напоминающего зеркальную букву Э читать влево, а от лежащего выше него знака Р читать вправо. Тогда мы получим: слева СЬВОКЪРИНЬ, справа РУНОВЪ ПЪРЯСЛЕНЬ, причем знак НЬ оказывается общим и для слова СЬВОКЪРИНЬ и для слова ПЪРЯСЬЛЕНЬ. Эти слова понятны: СВЁКРИН РУНОВ ПРЯСЛЕНЬ, то есть ПРЯСЛИЦЕ СВЁКРА С РУНАМИ (НАДПИСЬЮ). Поскольку свекор прядением не занимался, ибо оно было женским делом, надпись означает, что пряслице было подарено свекром. Поэтому мелким шрифтом, как примечание на знаке Н, было дано разъяснение: СЬВОЙ ЖЕ. Это значит, что пряха спохватилась: предмет принадлежал ей, а не свекру (ЧУ3, с. 28-29).

Кувшин из Ромашек. Эта заметка в определенной степени выполняла просьбу Бориса Александровича Рыбакова ко мне заняться рассмотрением календарей черняховской эпохи. В свое время, анализируя календарные надписи, он отмечал: «Из всех сосудов славянской земледельческой лесостепи в «трояновы века», содержащих календарную тематику, самым замечательным и важным для науки безусловно является кувшин из могильника в Ромашках на Роси, невдалеке от самого Черняхова« (РЫ3, с. 177). Неудивительно, что мы начали анализ именно с этого предмета.

На тулове кувшина нанесено два пояса орнамента, рис. 22-1 (РЫ3, с. 179, рис. 34), широкий и узкий; узкий Б.А.Рыбаков проинтерпретировал как календарь, подписав соответствующие дни, рис. 22-2, тогда как широкий представлял собой пиктограммы разных месяцев лета (мы слегка подредактировали эти прориси Б.А. Рыбакова, приведя их в более точное соответствие узорам на кувшине). То, что Б.А. Рыбаков назвал изображением серпов и сжатых снопов на ниве (РЫ3, с. 178), с нашей точки зрения является надписью знаками славянского слогового письма, которые я прочитал ЯРИЛО, КАТИ ЖАТЪВЫ! ЛАДИ, ЛАДИ!. Тем самым, наряду с пиктограммами здесь можно видеть обращение к богу Яриле с просьбой «выкатить» жатвы разных культур и сладить это как можно лучше. Тем самым гипотеза Рыбакова о календарно-земледельческом назначении кувшина подтверждается (ЧУ4, с. 168-169). Сейчас, однако, я увидел ошибочность чтения второго слова, и прочел ЯРИЛО. КЪПЕЛА. ЖАТЪВА. ЛАДЫ, ЛАДИЦЫ, рис. 22-3, 22-4, 22-5, 22-6 и 22-7.

Рис. 22. Мое чтение надписи на кувшине из Ромашек

Тем самым, речь идет о названии наиболее важных дней года, что подтверждает атрибуцию Б.А. Рыбакова данного сосуда как календарного. Интересно, что обращение адресовано не сыну Сварога Даждьбогу, а Яриле. Это напоминает о трипольской культуре, связанной именно с почитанием Ярилы (Яр-Бога).

Надписи из коллекции П.А. Британова. На мой взгляд, не менее трех надписей из коллекции П.А. Британова могут быть прочитаны как слоговые. Прежде всего, речь идет о надписях на сосудах. Так, надпись 8 (БРИ, с. 5, рис. 1-8) на черепке, рис. 23-1, как мне кажется, может быть прочитана не как латинская RIL (это неизвестно, что означает), а как славянская, РАИНЫ, рис. 23-2, что означает родительный падеж от женского имени РАИНА (широко распространенного в Болгарии).

Другая надпись, рис. 23-3 (Бри, с. 5, рис. 1-10), может быть прочитана как ПИВО, рис. 23-4, ибо слегка наклоненный направо знак можно принять за лигатуру знаков ПИ и ВО. Наконец, последнюю надпись, рис. 23-5 (БРИ, с. 5, рис. 1-9), я повернул на 90⁰ вправо против оригинала. Ее я читаю СЬВЕТИЛО, рис. 23-6, что означает СВЕТИЛЬНИК. Таким образом, надпись, поясняющая светильник, нам встречается во второй раз. Вероятно, черепок от светильника ничем не отличался от черепка любого другого керамического сосуда.

Рис. 23. Мое чтение надписей на черняховских изделиях

Сосуд из Рипнева-2. К числу черняховских памятников П.А. Британов относит и сосуд из поселения Рипнев-2 Львовской области. Сосуд был найден В.Д. Бараном (БА2, с. 243, рис. 14), причем знаки на нем этот исследователь считал надписью. П.А. Британов полагает, что «знаки слишком однотипны, чтобы на самом деле являться знаками письма» (БРИ, с. 4). К сожалению, однако, он помещает упрощенную прорись изображения, так что вя вторая строка у него превращается в сплошные вертикальные линии.

Рис. 24. Мое чтение надписи на черепке сосуда из Рипнева-2

На мой взгляд, однако, данную надпись в две строки, рис. 24-1, вполне можно прочитать. Я читаю ее А ВОДА ВАРЕНЕ. РАНЕ ВЪЛА..., рис. 24-2. Это я понимаю как А ВОДА КИПЯЧЕНАЯ (ВАРЕНАЯ). РАНЬШЕ — СЫРАЯ (ВЛАГА). Последнее слово целиком на черепке не уместилось. Вообще говоря, надпись сделана неумелой рукой, отчего знак D начертан зеркально, вместо ВАРЕНА написано ВАРЕНЕ (что можно принять за зеркальное начертание знака НА), каждая строка имеет разную округлость букв.

Сосуд из Раду-Негру. Он уже приводился на рис. 2-1, а надпись на нем Г.С. Гриневич читал как ЛЕВИ ЛОЙ, то есть ЛЬВИНОЕ САЛО, рис. 14-4. Теперь я привожу полное изображение сосуда, рис. 25-1, прорись надписи, рис. 25-2, и свое чтение ВИНО ЛЕТЪНЕ, рис. 24-3, что означает, видимо, ВИНО ПРОШЛОГОДНЕЕ (ЛЕТОШНЕЕ). Это чтение я опубликовал во второй части своей монографии об истории дешифровок славянского слогового письма (ЧУ5, с. 83, рис. 2-74-4), критикуя чтение Г.С. Гриневича.

Рис. 25. Мое чтение надписи на кувшине из Раду-Негру и фибуле из Рипне

Фибула из Рипне. На фибуле из Рипне, Западный Буг, I I I -V вв. н.э. (БА2, с. 221, рис. 6-19), рис. 25-1 мы читаем: ВОЙДИ-ВЫЙДИ ЖЕ (ЧУ2, с. 123, рис. 8) (анфас ВОЙДИ, в профиль ВЫЙДИ ЖЕ, что указывает на разное положение фибулы по отношению к хозяину при ее входе в отверстие и при выходе из него), рис. 25-2. Обращает на себя внимание форма ВЫДИ вместо ВЫЙДИ, а также наличие усилительной частицы ЖЕ в форме ВЫЙДИ, что говорит о хорошем вхождении изделия в отверстия и о хлопотах с его выниманием.

Анализ полученных текстов. В результате чтения получился ряд текстов, которые вполне однозначно можно интерпретировать только как славянские и никакие иные.

Прежде всего, надписи на черепках свидетельствуют о хозяйственном назначении сосудов, ибо речь идет о содержимом: ВИНО (в двух случаях), ВОДА, КИСЛАЯ КАША, ПИВО, МОЛОКО (в двух случаях). Именно поэтому надписи оказываются довольно небрежными, не выдержанными по графическому стилю, иногда написанными не в строку (ВИНО ЛЕТЪНЕ), иногда — в противоположном направлении (МЬЛЕКО). Кроме того, речь идет также и не о сосудах, но тоже о предметах хозяйственного назначения: СВЕТИЛЕ (два случая), гончарном КРУГЕ, ПРЯСЛЕНЕ, гребне, фибуле, и лишь один раз — о ритуальном календарном сосуде (из Ромашек). С другой стороны, наличие надписей, как ремесленных (то есть начертанных изготовителем), так и владельческих (нанесенных хозяином) именно на предметах бытового назначения свидетельствует о широком распространении грамотности среди простого населения племен черняховской культуры. Что же касается ритуального сосуда, то на нем перечислены названия праздников и богов, выполненные весьма вычурно, изобретательно, с большим вкусом, что свидетельствует о многовековой практике письменных изображений.

Далее, тексты отличаются от традиционного русского написания и произношения, что говорит о несколько ином славянском языке. Прежде всего, отличается написание слова МОЛОКО, в котором отсутствует русское полногласие; слово звучит как МЬЛЕКО или МЕЛЕКО (или даже, хотя и маловероятно, МЕЛЬКО). Далее, нигде не встречено прилагательных в полной форме; везде они присутствуют только в краткой или притяжательной: КИСЬЛА КАША, ВОДА ВАРЕНЕ, ВИНО ЛЕТЪНЕ, ПЪРЯСЬЛЕНЬ СЬВОКЪРИНЬ РУНОВЪ. Немного непривычны некоторые женские имена: РАИНА, ЛАДИЦА и, возможно, КЪПЕЛА, а также адрес ЖЕНАМЪ в смысле ЖЕНЩИНАМ. Наконец, не совсем привычна формы ВЫДИ вместо ВЫЙДИ, РАНЕ вместо РАНЕЕ, ВЫЛЕЖА вместо ЛЕЖАЛО, и КАСЕЙ вместо КОС. Этих примет пока еще мало, чтобы составить себе полное представление о языке черняховской культуры, но, во всяком случае, я перечислил наиболее заметные отличия от современного русского языка. Остальные слова весьма похожи: ВИНО, ВОДА, КАША, ПИВО, КЪРУГЪ, ПЪРЯСЬЛЕНЬ, СЬВЕТИЛО, СЬВОЙ ЖЕ, ДЬЛЯ, ЖАТЪВА, СЕРЪПЪ, ВЪЛА(ГА). Таким образом, черняховский язык в данных примерах ближе всего к восточнославянским, но содержит ряд черт, присущих и южнославянским.

Представляет интерес и надпись на ритуальном сосуде. Там выделено 5 календарных праздников: ЯРИЛИН день (ЯРИЛО), КУПАЛА (КЪПЕЛА), подготовка к ЖАТВЕ и ее начало (СЕРП), день ЛАДЫ. Вероятно, эти дни были в славянском календаре наиболее значительными, отчего они были обозначены не только квадратиками, но и подписаны слоговыми знаками. И хотя знаки по своим размерам намного превышали квадратики (обозначавшие дни), дешифровка названия этих дней, проведенная Б.А. Рыбаковым, отлично совпала с нашими прочитанными их названиями. А именно: день 2-го мая, молодых всходов и 12 июля, день отбора жертв Перуну, не получили письменного подтверждения. Но зато 4 июня — день Ярилы; 24 июня — день Купалы; 20 июля — день Перуна и 24 июля — начало жатвы, его получили. Правда, Рыбаков закончил рассмотрение календаря на дне 7 августа — уборке урожая; на кувшине же отмечен день Лады-Ладицы. Вероятно, и эта атрибуция Рыбакова подтвердилась. Таким образом, я чувствую себя сдержавшим слово, данное Борису Александровичу: чтение слоговых знаков подтвердило его дешифровку настолько, насколько удалось выявить слоговые знаки. Вместе с тем, день 7-го августа до сих пор не был известен как день Лады-Ладицы, так что, возможно, мы набрели на одну из особенностей черняховского периода, касающуюся мифологии.

Заключение. Полагаю, что представленный материал, который не был прочитан ни по-готски, ни по немецки, но зато обнаружил свое славянское происхождение, поставит точку в затянувшейся дискуссии по поводу этнической принадлежности черняховцев. Представители этой культуры, на наш взгляд, были славянами, хотя, в силу торговых контактов с другими народами, обладали и греческими сосудами, и германскими пряслицами. Бытовые предметы содержат полностью читаемые по-славянски надписи. Что же касается ритуальных сосудов, то хотя на одном из них (из Ромашек), помещены славянские слоговые знаки, но на многих других имеются пока не дешифрованные особые календарные знаки. С ними еще предстоит поработать.

Отмечу также, что подавляющее число надписей читается по-русски. Единственным отклонением можно признать слово МОЛОКО, которое читалось как МЛЕКО на одном из сосудов Лепесовки. Такое произношение характерно для западных славян. Поэтому не исключено, что в отдельных регионах ареала распространения черняховской культуры было возможно существование польского влияния или даже польского присутствия. Но в целом язык это археологической культуры – русский.

Литература

• АВД: Авдусин Д.А. Основы археологии. М., 1989
  
• БАР: Баран В.Д. и др. Славяне Юго-восточной Европы в предгосударственный период. Киев, 1990
  
• БА2: Баран В.Д. Памятники черняховской культуры бассейна Западного Буга // МИА № 116. М.-Л., 1964
  
• БОД: Бодянский А.В. Результаты раскопок черняховского могильника в Надпорожье // Археологические исследования на Украине в 1967 году. Киев, 1968, вып. 2
  
• БО2: Бодянський О.В. Розкопки в Надпорiжжi в 1969 року // Археологiчнi дослiдження на Українi в 1969 року. Київ, 1972
  
• БРА: Брайчевский М.Ю. Материалы культуры полей погребений из Среднего Поросья // Советская археология, 1959, № 4
  
• БРИ: Британов П.А. К вопросу о существовании письменности у населения черняховской культуры. //Эпиграфический вестник, Epigraphic herald, 1995, № 2
  
• ГРИ: Гриневич Г.С. Сколько тысячелетий славянской письменности (О результатах дешифровки праславянских рун) // Русская мысль, Реутов, 1991
  
• ГР2: Гриневич Г.С. Праславянская письменность. Результаты дешифровки // Энциклопедия русской мысли, т. 1. М., 1993
  
• ИСТ: Истрин В.А. 110 лет славянской азбуки. М., 1963
  
• КРА: Рикман Э.А. Этническая история населения Поднестровья в первых веках нашей эры. М., 1975
  
• МАГ: Магомедов Б.А. Каменка-Анчекрак. Поселение черняховской культуры. Препринт. Киев, 1991
  
• МА2: Магомедов Б.А. Черняховская культура Северо-западного Причерноморья. Киев, 1987
  
• МАР:Мартынов А.И. Археология СССР. М., 1982
  
• МАТ: Матюшин Г.Н. Археологический словарь. М., 1996
  
• ТИХ: Тиханова М.А. Следы рунической письменности в Черняховской культуре // Средневековая Русь. М., 1976
  
• ТИ2: Тиханова М.А. В книге: Мельникова Е.А. Скандинавские рунические надписи. Тексты, перевод, комментарий. М., 1977
  
• РИК: Рикман Э.А. Раскопки могильника черняховского типа Больцаты II в 1963-1964 гг. // Могильники Черняховской культуры. М., 1988
  
• РИ2: Рикман Э.А. О влиянии позднеантичной культуры на черняховскую в Днестровско- Прутском междуречье // КСИА, № 124, 1970
  
• РИ3: Рикман Э.А. Этническая история населения Поднестровья в первых веках нашей эры. М., 1975
  
• РЫБ: Рыбаков Б.А. Календарь IV в. из земли полян // Советская археология, 1962, № 4
  
• РЫ2: Рыбаков Б.А. Язычество древних славян. М., 1997
  
• РЫ3: Рыбаков Б.А. Язычество Древней Руси. М., 1988
  
• СЕР: Серяков М.Л. Русская дохристианская письменность. СПб, 1997
  
• СЫМ: Сымонович Э.А. Итоги исследования черняховских памятников в Северном Причерноморье // МИА, № 139
  
• СЫ2: Сымонович Э.А. Раскопки поселения Ломоватое 2 // Краткие сообщения института материальной культуры, вып. 79, 1960
  
• ТИХ: Тиханова М.А. Раскопки на поселении III-IV веков у села Лепесовка в 1957-1959 гг. Советская археология, 1963, № 3
  
• ТИ2: Тиханова М.А. О локальных вариантах черняховской культуры // Советская археология, 1957, № 4
  
• ТУР: Турчанинов Г.Ф. Памятники письма и языка народов Кавказа и Восточной Европы М., 1971
  
• ЧУД: Чудинов В.А. Славянская письменность — древнейшая в мире? // Эль Кодс. Святой город. Русско-палестинский голос. М., 1994, июнь, № 18 (39)
  
• ЧУ2: Чудинов В.А. Проблема письменности черняховской культуры // Экономика, политика, культура. Сб. научных докладов. Научные доклады Московского общественного научного фонда, вып. 58. М., 1998
  
• ЧУ3: Чудинов В.А. Надпись на черняховском пряслице из Лепесовки // Четвертые культурологические чтения «Культура и образование». Институт молодежи и ИППК МГУ. М., 1999
  
• ЧУ4: Чудинов В.А. Надпись на черняховском сосуде из Ромашек // Экономика, управление, культура. Сборник научных работ, выпуск 7. Государственный университет управления. М., 2000
  
• ЧУ5: Чудинов В.А. Славянская докирилловская письменность. История дешифровки // Славяне: письмо и имя. Часть 2. М., 2000
  
• KRA: Krause W. Die gotische Runeninschrift von Letckani // Zeitschrift fьr verlegende Sprachforschunge. Bd. 83, 1969, H. 1
  
• RYB: Rybakov B. Calendrier agrair et maguique des anciens polians. VI congrйs international des sciences prehistoriques et protohistoriques. Moscou, 1962
  

[Обсуждение на форуме «Праславянская Цивилизация»]