Напечатать документ Послать нам письмо Сохранить документ Форумы сайта Вернуться к предыдущей
АКАДЕМИЯ ТРИНИТАРИЗМА На главную страницу
Институт Праславянской Цивилизации - Праславянский язык

Е.А. Жуков
Роль синонимии в формировании языков и частей речи

Oб авторе


Цель работы – показать дополнительные и не востребованные ранее в лингвистике методологические и методические возможности для анализа сходства и различия языков с привлечением феномена синонимии. Синонимия в языке и языках впервые рассматривается как «предмет» и как «процесс». До настоящего времени синонимия как система языка понималась и рассматривалась в основном только как «предмет», «феномен», «явление» и не рассматривалась как «эволюционный процесс», «собственный автомеханизм» векторного движения и актуализации от прошлого состояния русского языка к его настоящему. Синонимия как «процесс» реализуется как наблюдаемый стохастический процесс «появления, замещения и утраты» тождественных слов-синонимов, который, в свою очередь, сопровождается «появлением, замещением и утратой» отдельных морфем слов, полных или неполных синонимов, что, в общем и целом, достаточно адекватно описывает, в количественном и качественном выражении, сам процесс эволюции языка и языков, процесс формирования «языковой картины мира», в рамках того или иного периода жизни языка. Анализируются наиболее узкие и проблематичные места в лингвистических исследованиях славянских и других индоевропейских (далее – ИЕ) языков. Приводится большое число цитат из специальной лингвистической литературы, чтобы показать, что тема для обсуждения есть, она актуальная, достаточно новая и нерешённая. Работа посвящена изучению языковой картины мира русского языка и изучению самих лингвистических и этимологических свойств и средств языка (языковых, мультиплицирующихся в речи, самовоспроизводящихся, самоподдерживающихся, деривационных, когнитивных), которые эту картину мира позволяют формировать на примере явления синонимии и синонимических отношений слов.

 

Актуальность. Исследование имеет междисциплинарный характер и посвящено поиску количественных и качественных связей и взаимоотношений «однокорневых синонимов», «словообразовательных синонимов» [1] в славянских языках, с применением новых алгоритмов, известных математических методов и определений, которые проводились мной ранее [2-3]. Деривация слов, несмотря на специальный термин этого лингвистического явления – это не более чем комплексный эволюционный процесс ветвления (разветвления) смыслов слов, который сопровождается ветвлением и разветвлением вариантов написательной буквенной формы (формулы) и написательного вида слов, разветвлением оттенков точных или неточных синонимий слов, контекстного использования слов и наличием всего объёма синонимов и однокорневых синонимов в языке и языках, то есть процесс, который сопровождается «появлением, замещением и утратой» отдельных букв, морфем и самих слов, что и являются самой сутью этого процесса – количественными и качественными характеристиками процесса деривации слов. В этой связи обсуждается вопрос о том, что все буквы, слова и морфемы с собственными семантическими значениями, словообразовательными и когнитивными функциями можно представить в виде однородных математических выборок и множеств и далее проводить сравнения этих однородных выборок как внутри, так и между языками математическими методами (например, выборки и модели сравнения слов с тождественными по смыслу корнями и приставками в разных ИЕ языках) [2-3]. Анализируется несколько крупных ассоциативно-семантических рядов (групп) слов ИЕ языков, находящихся в синонимических отношениях. Из-за неопределённости в выделении этимологическими словарями корней слов, групп однокоренных слов, большая часть слов понимается в настоящее время как «омонимы по корню-омониму». Тем не менее, данные слова находятся в устойчивых синонимических и семантических отношениях с близкими по написанию и смыслу словами других ИЕ языков, и они могут, в конечном итоге, с высокой долей вероятности оказаться «однокорневыми синонимами». Что также потребует пересмотра исторических особенностей и направлений словообразовательного процесса и пересмотра родства языков в целом. Для решения этой проблемы исходим из того, что в ИЕ языках имеется ограниченное число базовых корней-этимонов (условно 1000 шт.), что автоматически подразумевает наличие до 200 однокорневых синонимов из разных частей речи на какое-либо 1 слово языка (в одном отдельно взятом языке) и до 2000 однокорневых синонимов в 10 близких ИЕ языках. Из этого следует, что наличие 1-10 написательного (буквенного) варианта однокорневого слова является недостаточным для помещения таких слов в ряд «корнесобственных омонимов» и их необходимо рассматривать в гораздо более широкой группе слов – однокорневых синонимов, изначально находящихся в синонимических отношениях по рассматриваемому (древнему) корню-этимону ИЕ языков. Таким образом, обнаружен крупный нереализованный и невовлеченный в работу ресурс слов, находящихся в синонимических отношениях, который может рассматриваться как дополнительная, нереализованная возможность для описания явления синонимии и выделения однокорневых слов, корней-этимонов ИЕ языков. Предложен новый алгоритм проведения исследований и сопоставления слов из близких языков, алгоритм фактологической работы со словами, который методически сходен с «пеленгацией пятна вероятностей» в процессе обнаружения полных или неполных слов-синонимов, морфем-синонимов и корней-синонимов на базе ассоциативно-семантических и синонимических отношений слов. Установлено, что математический и лингвистический анализ всех вариантов употребления корня-синонима в словах разных частей речи, с использованием всего набора аффиксов (десятки и сотни примеров) близких ИЕ языков, позволит точно, статистически достоверно, идентифицировать ключевой корень-этимон того или иного слова и способ его обозначения на письме буквами (буквенной формулой, числом букв). Рассмотрены математические и вероятностные предпосылки для оценки буквенной длины корня слова. Разработаны и предложены алгоритмы и методики изучения и сравнения слов и языков, при использовании которых удаётся придать дополнительное измерение в процессе математических лингвистических построений. Исследование дополняет и расширяет теоретическую основу для математических расчётов, создания и использования «лингвистических спектров» алфавитов, словарей, текстов и языков, поскольку познание лингвистических явлений и процессов не заканчивается их описанием словесной и буквенной формулой. Актуальность исследования заключается в том, что определение взаимоотношений слов и языков на уровне лексики и словообразования является одной из главных задач, решение которой позволит получить представления о важнейших языковых факторах, ведущих к изменению, динамике этих макросистем и языков в целом. Для такого рода сопоставлений необходимо выявление синонимических отношений на лексическом и словообразовательном уровне. Сопоставления слов на словообразовательном уровне не описаны исчерпывающим образом ни на одном участке словообразовательной системы [4]. В этой связи язык в данной работе понимается как математическое множество букв, морфем, корней-этимонов, обладающих функциональными возможностями и статистическими (вероятностными) возможностями для их анализа и построения моделей. В связи с чем предлагается славянские и другие ИЕ языки, соответствующие группы однокорневых слов, представленных в разных частях речи, рассматривать в виде «универсальной трёхмерной матрицы», статистической модели или серии моделей с изменяющимися численными параметрами и новыми возможностями для их сравнения между собой в трёх измерениях. Ряд перечисленных и наиболее актуальных проблем и задач лингвистики предлагается решать через определения и основные понятия теории множеств и теории вероятностей. Что позволит получить численные (качественные и количественные) характеристики морфемно-семантической структуры русского языка и по данному параметру установить точное историческое место русского языка во всём множестве ИЕ языков. Рассматриваемые исследования предлагается проводить для верификации лингвистических данных и определений с применением математических методов, расчётов и моделей, а также для частичного или полного прогнозирования результатов и получаемых в лингвистике данных. Что позволит прогнозировать получение более верифицированных, унифицированных сопоставительных результатов без логических изъянов, пробелов и неточностей. В работе исходим, в том числе, из концепции и методологических подходов (гипотезы) наличия общей морфемно-семантической структуры европейских языков, предложенной ещё Я. Колларом в фундаментальной работе «Староиталия славянская» [5], и которая не критиковалась по существу вопроса ни тогда, ни в настоящее время [6], что является признаком того, что проблема принципиального сходства и различия славянских и романских языков не решена до сих пор и эта ключевая проблема остаётся большим полем для околонаучных спекуляций. Публикация ориентирована на независимых и творческих исследователей русского языка с уклоном в разработку новых теоретических, научно-методических основ и методов для изучения древних, универсальных, распространённых слов и наиболее интересной морфемно-семантической структуры слов русского языка с использованием новых методов, и алгоритмов.

 

Актуальность проблемы прозвучала в похожих исследованиях на заданную тему: «…В исследованиях последних десятилетий представление о системе языка как об иерархической организации разноуровневых единиц уступает место представлению о межуровневой интерференции, отражающей ядерно-периферийные отношения и динамическое состояние системы. В центре внимания исследователей оказываются периферийные и межуровневые явления… Синонимия пронизывает все основные единицы языка: морфемы, слова, предложения; она присуща и фразеологизмам, которые в функциональном отношении во многом сближаются со словом, что обусловливает возможность их синонимической соотнесённости, основанной на близости их значений… Вопрос о том, что представляют собой эти отношения, не получил единого научного истолкования. Очевидна необходимость решать данный вопрос в теоретическом и практическом аспектах (я всё-таки словосочетание «необходимость решать» заменил бы на более твёрдое «необходимость решить» (Е.Ж.)… Гетерогенность частных подсистем языковой системы порождает их перекрещивание и наложение, в результате чего возникают области взаимодействия качественно различных элементов языка. В этих областях происходит частичное снятие различий между единицами языка и возникновение между ними интегративных отношений… Впервые подробно описано явление семантической сближённости фразеологизмов и слов, вступающих в синонимические отношения…» [7].

Итак, определено и известно, что синонимия – это «тождество или близость значений разных по звучанию языковых единиц одного языкового уровня (слов, словосочетаний, морфем, синтаксических конструкций)». Синонимы – слова одной части речи, тождественные или близкие по смыслу [8].

Вокруг каждого слова русского и других славянских языков образуется «облако» полных и неполных синонимов («однокорневых синонимов», «словообразовательных синонимов») из близких ИЕ языков, вступающих в синонимические отношения. Число таких слов-синонимов и корней-синонимов может достигать очень больших значений, которые намного (в десятки и сотни раз) превосходят число примеров тождественности и исторических связей слов и языков из этимологических словарей, что является принципиально новым, неиспользуемым ранее, окном методологических возможностей в изучении и сравнении языков между собой. Словом-синонимом («однокорневым синонимом»), может с полным правом считаться, на мой взгляд, слово, которое в разных языках значит одно и то же, но которое может иметь разный внешний вид – может быть написано латиницей или кириллицей, может иметь написание с различием в одну-две-три буквы, что принципиально никак не влияет ни на внешний вид слова ни на его понимание и идентификацию в группе подобных слов других языков (злато-золото-złoto-gold, молоко-млеко-млечный-milk, город-град-Gratz-Graz-Gradec, бить-бич, древо-дерево-бревно, мама-mother, река-river, вода-water-вада-woda-voda-vody-ватерлиния-Watson-Watman, перловица-перловка-pearl-перлы-перло-перла-перломутровый-pearl-perle-pirula, цвет-свет-свят, гудит-дудит, trace-трэк-Тракия-трактат-трактование, времена-бремя-обременение-раменье-Roman-Армения-Румыния-романс, круг-крюк-crux-cruz-кружок-кружева-кружить-округ-окружность, писать-писарь-перо-опера-операция-оперативный и т. д.). Более того, процесс подобной идентификации слов в виде цепочек слов, имеющих общий семантический смысл, демонстрирующих лексическое и синонимическое родство слов и языков, существенным образом упрощается при рассмотрении их в большой группе слов (однокорневых синонимов) близких языков. Возникает и обратная связанная и новая (сверхактуальная, архиактуальная), технически и практически решаемая задача: оценить общее родство языков при выделении и статистическом анализе таких групп слов и построении соответствующих графиков и моделей [2-3]. Сколько таких тожественных по смыслу слов – «полных синонимов, корней-синонимов, имеющих неточный написательный вид», и в каких славянских языках существует наибольшее число таких сходств и различий, в лингвистике остаётся достаточно неизученным или малоизученным вопросом. Это достаточно актуальная и практическая, по сути, проблема и задача – поиск цепочек и групп слов, демонстрирующих процесс эволюции близких слов в близких языках и их деривационные возможности как результат функционирования эволюционных и синонимических систем в процессе появления дериватов слов – «однокорневых синонимов», «словообразовательных синонимов». Списки Сводеша вроде бы используют тот же алгоритм сопоставления слов, но они используют формальный и гораздо менее комплексный подход в изучении слов близких языков, исключая из сопоставительных таблиц и не рассматривая синонимы и однокоренные слова, их общее и относительное число, их «удельный вес», морфемно-семантическую структуру слов, эволюцию аффиксов в процессе словообразования и т. д.

Используя лишь списки Сводеша, достаточно трудно проследить саму эволюцию слов и языков, возможности синонимии как системы и процесса [3]. Полагаю, что в подобных цепочках слов для комплексного анализа синонимических отношений слов и языков могут и должны участвовать все слова русского языка (а не отдельная выборка) в процессе их анализа и сравнения с другими языками. Только при анализе всего массива слов русского языка можно будет говорить о генетической связи или отсутствии таковой русского с греческим, латынью (ладино), другими славянскими и санскритом в процессе приведения этих данных к знаменателю 100%.

Наличие проблемы недостаточности данных со стороны исторического языкознания и разработки самой концепции эволюции словообразовательного процесса подтверждается рядом самих лингвистов: «…Диахронное (эволюционное) словообразование только становится на ноги, на что указывал один из его основоположников Г. А. Николаев: «...словообразование – наука молодая, а историческое словообразование как научная дисциплина вообще находится ещё в процессе становления» (Николаев, 1991). Это же отмечено и З. А. Монастыренко: «Несмотря на заметные успехи теории словообразования, многие аспекты словообразовательных исследований остаются до сих пор мало разработанными. К ним относятся сопоставительно-типологические исследования словообразовательных единиц, а также диахронический аспект в изучении словообразовательных явлений» (Монастыренко, 1990). Отсутствие (! – Е. Ж.) обобщающего труда по историческому словообразованию, а также деривационного раздела в академических и учебных пособиях по истории русского языка подтверждает остроту этой проблемы, обозначенной около десяти лет назад: «Не существует ни одного полного или даже претендующего на полноту описания словообразовательной системы какого-либо синхронного среза языка» (Улуханов, 1994)…» [4]. То есть, я так понимаю, исходя из смысла и логики написанного [4], лингвистика каким-то образом решает фундаментальные вопросы связи и родства языков без решённого частного вопроса временных (эволюционных) связей внутри русского языка и этимологических (деривационных) связей слов русского языка, что является, по меньшей мере, научным нонсенсом не только по одному моему мнению, а мнению многих пишущих и дискутирующих на эту тему [9].

 

Примерный план (алгоритм) сопоставительных исследований слов и языков уже представлен, он лежит в основном русле идей данной публикации, но находится в начале разработки общей теории и дальнейшего применения его на практике, для сравнения ИЕ языков между собой: «…В лингвистике нет полного описания причин активности/неактивности слова, встречаются лишь отдельные замечания в связи с этой темой в ряде работ (тем не менее – именно причины активности/неактивности слова является главной причиной словообразовательного процесса, функционирования и развития языков. То есть приоритеты в изучении русского языка и языков лингвистами не расставлены – Е. Ж.). Среди них обычно указывают на лексико-грамматические характеристики слова и социолингвистическую (социокультурную) значимость данной единицы. К собственно языковым факторам относятся широта сочетаемости, непроизводность слова, поскольку непроизводные слова (корни-этимоны, примарные слова – Е. Ж.) способны иметь больше лексико-семантических вариантов (ЛСВ), чем производные. На словообразовательный потенциал влияет также формальная структура непроизводного слова: чем меньше слогов, тем более оно активно (Примечание: «слог» не является морфемой и самостоятельной семантической единицей, участвующей в синонимических отношениях, автор имел в виду «морфему» слова и композитных слов – Е. Ж.). Это оказывает немалое воздействие на объём словообразовательной парадигмы (СП), т. к. каждый ЛСВ может стать производящей базой… Выявлено, что наибольшим словообразовательным потенциалом обладает глагол (Земская, Газизова, Казак). В частности, на основе анализа 300 объёмных словообразовательных гнёзд русского языка (44 тысячи производных) исследовательницей М. Ю. Казак было установлено, что по словообразовательной активности части речи по убывающей выстраиваются следующим образом: глагол, существительное, прилагательное, наречие… Деривационный потенциал может выявляться в следующих словообразовательных категориях: в словообразовательной парадигме (СП), словообразовательной цепочке (СЦ), в словообразовательном гнезде (СГ) (я бы добавил – в том числе, в сравнении с другими близкими ИЕ языками – Е. Ж.)… Словообразовательная цепочка иллюстрирует деривационные потенции одного ЛСВ слова: лёд – ледокол – ледокольный.… Описание деривационного потенциала вершины гнезда предполагает анализ данного СГ в трех различных аспектах: формальном, семантическом и когнитивном. В ходе такого анализа с помощью выстроенной языковой картины мира, представленной семантикой производных данного гнезда, выявляются общие и индивидуальные факторы (языковые и социокультурные), влияющие на функционирование гнезда в языке. Развитие деривационного потенциала можно проследить в динамике, восстанавливая СП, СЦ, СГ по словарям, отражающим лексический состав разных эпох. Деривационный рост вырисовывается при сравнении (в количественном и качественном соотношении) производных, входящих в СП, СЦ, СГ, на разных этапах развития языка...» [10]. Здесь имеется ошибка в методологии, поскольку начинать сравнительные исследования языка и языков, словообразовательного процесса, надо было бы не со «словообразовательных гнёзд», анализа вершины этого гнезда, а с «нулевого периода» – с корней-этимонов (корнесобственных, примарных, непроизводных слов ИЕ языков), которые в разных языках и частях речи могут быть устойчиво представлены (прослежены) только 2-3-мя буквами и, на их основе, образуются отдельные части речи и основные массивы слов. Более того, можно выделить отдельные корни-этимоны, которые вследствие уже когнитивных, собственных внутренних причин имеют тенденцию к образованию тех или иных частей речи, что позволяет, в том числе, развернуть наблюдения в сторону ретроспективы и двигаться к древнему условному центру процесса, набору архетипов, его потенциалу, что также не было отмечено в статье автором [10].

Это проблема может быть решена в ближайшие годы и десятилетия машинными методами и способами обработки морфемно-семантической структуры слов и языков, методами распознавания письменных текстов с построением актуальных «лингвистических спектров» и без всякого излишнего теоретизирования и «научных» дискуссий по этому поводу. Именно через решение проблемы комплексного сопоставления слов можно показать все эволюционные стадии словообразовательного процесса – формирования слов русского языка, общее и относительное число ключевых морфем и корней-этимонов, механизмы консервации или скорость количественных (или спонтанных) морфемно-семантических изменений в тех или иных группах слов, частях речи или семантических полях в сравнении с другими славянскими или более древними языками. Ранее было показано, что это достаточно равномерный и плавный процесс, связанный с постепенными изменениями морфемно-семантической структуры и числа однокоренных слов и слов-синонимов в 11 славянских языках за последние, как минимум, 2 тыс. лет. [3].

Полные синонимы по корню-этимону-синониму (слова-синонимы по корню-морфеме-синониму) полагаю однокоренными словами с синонимическими отношениями («однокорневыми синонимами» [1]). Это ключевое направление исследований синонимических отношений слов через синонимические отношения слов в группах однокоренных слов в славянских и других ИЕ языках является малоизвестным и практически неизученным, о чём мной была подготовлена соответствующая публикация [3]. Более того, предложенное направление исследований на основании новых алгоритмов подбора и анализа слов сближает деривационные и синонимические явления и процессы (поскольку и те и те содержат главный лексический и семантический компонент). Реально определить «удельный вес» деривационных и синонимических явлений и процессов, происходящих в русле словообразовательного и языкообразовательного процесса, возможно, на мой взгляд, только с применением математических и статистический методов и объёмных моделей или целой серии таких трёхмерных моделей, в том числе для разных близких языков.

 

Попытаемся показать математически, как взаимодействуют группы (множества) однокоренных слов из разных языков, имеющие синонимические (и по умолчанию – лексические, семантические, деривационные и прочие) отношения. Значимость и важность рассматриваемых явлений, субъявлений и субпроцессов внутри глобального процесса «языкообразования» необходимо показать и доказать практически, путём выделения численных составляющих этих явлений (критериев, индикаторов, количественных, качественных составляющих), а также с использованием математических моделей и теорий, в частности, теории множеств и теории вероятностей. С точки зрения теории множеств и теории вероятностей все нерешённые или спорные проблемы в лингвистике, несогласованность и неопределённость терминологии, могут быть успешно и быстро решены уже на совсем ином уровне, в рамках основных определений названных теорий и соответствующих моделей и расчётов.

В специальной лингвистической литературе утверждается, что если понятие (определение) синонимии общеизвестно, то точные критерии синонимичности до сих пор являются предметом споров. «…В лингвистике разработан ряд правил, позволяющих оценивать место и «удельный вес» совпадающих компонентов смысла, но до построения строгого формального определения синонимии ещё далеко (насколько далеко? – Е. Ж.). Однако теоретические затруднения не мешают в конкретных случаях оценивать те или иные слова как синонимы. Любой носитель языка понимает, когда разными словами сказано одно и то же или почти одно и то же. Представление о синонимии в широком смысле, или смысловом тождестве, необходимо человеку, например, при пересказе, а также при переводе с одного языка на другой. Поэтому синонимия – одно из самых фундаментальных понятий лингвистики… Синонимичными могут быть и единицы разных уровней языка, например, слово «слишком» и приставка «пере-» (пересолить, перестараться). Однако чаще всего, говоря о синонимии, подразумевают ряды слов-синонимов. Так называемые полные, или точные синонимы встречаются в языке редко, в основном среди терминов (ср., например, пару «орфография – правописание»)...» [11]. К полным синонимам добавлю: университет, универсум – одноверие, единоверие.

Другая большая цитата из специальной лингвистической литературы, которой приходится так или иначе руководствоваться как критерием оценки (неким эталоном) современного уровня теоретического осмысления и производства научных работ, имеющихся в области изучения синонимии слов русского языка: «…Оппозиция тождество/различие как философская категория существует со времён античности. В связи с этим сущность синонимии, синонимических отношений между словами с давних пор является предметом внимания лингвистов, поскольку решение проблем синонимии важно, как для семасиологии, так и для лексикографии, литературоведения и методики преподавания языка (насколько важно для этих направлений? – чтобы решить эту проблему в ближайшие 10, 20 или 100 лет? – Е. Ж.). Несмотря на то, что проблемам синонимии посвящено большое количество работ, до сих пор не существует единого мнения (! – Е. Ж.) в отношении определения синонимов, методов их изучения, принципов выделения и классификации, границ синонимического ряда. Большинство учёных сходится во мнении, что синонимия представляет собой частную микросистему языка, характеризующуюся своими собственными отношениями и входящую в качестве составной части в лексическую систему языка в целом. При определении синонимии учёные выдвигают различные критерии: одни исследователи опираются на общность значения слова, другие соотносят смысловое и предметно-логическое начало в слове, третьи исходят из общности структурной модели употребления и одинаковой сочетаемости слов… Интерес к явлению синонимии в научной среде проявляется неравномерно: то в большей, то в меньшей степени. По мнению В. Н. Мигирина, «…проблема синонимов до сих пор не решена потому, что гносеологический аспект проблемы (установление различий, черт тождеств и связей значений) подменяют спором о том (! – Е. Ж.), какое содержание следует приписать уже существующим терминам…» …Таким образом, несмотря на достаточно большое количество работ, посвящённых проблемам синонимии, явление, в силу своей сложности и многогранности, остаётся не изученным до конца и представляет интерес для исследователей. Наряду с лексической синонимией в науке выделяется явление словообразовательной синонимии, которое не изучено в ещё большей степени. Это объясняется тем, что словообразовательные синонимы, по мнению М. А. Морозовой, достаточно долго «…не изучались ни в системе языковой синонимии, ни как одно из специфических явлений деривации…». Одним из продуктов словообразовательной синонимии является образование однокорневых синонимов. Именно это явление предопределило возникновение термина «словообразовательные синонимы», который первоначально был применён по отношению к однокорневым производным с синонимичными суффиксами типа актуализировать/актуализовать, кокетничать/кокетствовать. Понимаемое в таком аспекте явление словообразовательной синонимии анализировалось с лексикологических позиций, что в свою очередь обусловило возникновение полемики в кругу лингвистов, которая сводилась к решению вопроса: чем считать однокорневые синонимы – самостоятельными словами или вариантами слов (Гойдо, 1962; Захаревич, 1962). По мере разработки данной проблемы появилась необходимость в разведении терминов «однокорневые синонимы» и «словообразовательные синонимы» (Азарх, 1987, Роженцова, 1996, Хожикулова, 1995, Морозова, 1997, Аминова, 1988). Исследования в этом направлении позволяют заключить, что однокорневые синонимы есть отражение на лексическом уровне синонимических отношений значений словообразовательных типов… Исследование влияния друг на друга парадигматических отношений на уровне лексики и словообразования является одной из главных задач, решение которой позволит (когда и в каких языках? – Е. Ж.) получить представления о важнейших факторах, ведущих к изменению, динамике этих систем. Для такого рода сопоставлений необходимо выявление синонимических отношений на лексическом и словообразовательном уровне. Если первые в значительной мере исследованы, то вторые только обозначены как исследовательская проблема. Они не описаны исчерпывающим образом ни на одном участке словообразовательной системы…» [1].

Полагаю, что с привлечением математики, статистики, средств программирования и нейронных сетей [12-13] возможно будет добиться в лингвистике гораздо более впечатляющих и ярких результатов (results, salto, return, arise, rise, sunrise, reset, reveille, rose, rotor) и ясности в масштабах сходства и различия ИЕ языков, чем ей удалось это сделать до сих пор в данном направлении. Поскольку у ошибок в понимании есть такое свойство (а недопонимание проблемы языкового сходства, это, в общем, ошибочное её понимание, ошибочность) – они «подвешивают» сознание и человек перестаёт мыслить конструктивно. Также, для решения этой проблемы противопоказано скатываться в обсуждение частных вопросов, подменять решение общих вопросов частными, указывать на некие «лингвистические неточности», вместо того, чтобы видеть целое и самое важное, – происхождение, историческое место и время появления проторусского и протославянского языка [4, 9]. Методологически неверно и, как минимум, «ненаучно» искусственно ограничивать начало появления современного русского 10-м веком, как это безапелляционно и бездоказательно сделано в современной лингвистике русского языка.

 

Логически и методологически вытекает, что установить родство языков возможно по косвенному признаку – через группы однокоренных слов и синонимические отношения между ними, которые определяют «семантические и ассоциативные поля» слов внутри языков. Здесь появляется новый механизм (алгоритм) определения родства ИЕ языков: «корень-этимон» (и их общее число) <=> «распространённый в словах корень слова» <=> «группа однокоренных слов» <=> «основная группа слов с высокими удельными весами корней-этимонов» <=> «ассоциативно-семантическое поле» <=> «синонимические отношения» <=> «языковая картина мира». Если убрать среднюю часть уравнения, то получим 100%-ю связь «корней-этимонов» с «синонимическими отношениями» слов и «языковой картиной мира». Это также имеет отношение к формуле: символ (знак) <=> буква <=> корень слова (морфема) <=> слово (слова, части речи) <=> фраза (проза). Таким образом, без знаков, букв и корней слов, особенно в когнитивном понимании их древними людьми (что можно сделать только путём их расшифровки, раскодировки, сопоставления по древним памятникам письменности), невозможно изучать сам язык и, тем более, проводить аналогии с другими языками и их системами письма и изучать язык и его функциональные составляющие только в виде достаточно современных слов, фраз, речи, литературных произведений – гораздо более поздних, вторичных языковых явлений. Как это не покажется странным, но лингвистика считает данную тему излишне спекулятивной (или слишком сложной для её восприятия и популяризации) и не проводит связей языков через знаки, буквы и корни слов на ранних этапах их появления и трансформации. А тем не менее, именно знаки, буквы и морфемы являются наиболее удобным однородным дискретным материалом для их анализа в рамках определений теории множеств и теории вероятностей. Более того, есть все основания полагать, что в русском и любом другом ИЕ языке в том или ином виде сохранилось не менее 30-50% наиболее архаичного субстрата первичного протоязыка.

Таким образом, между названными элементами языка и языковой картиной мира возникают двусторонние и многосторонние взаимодействия и взаимоотношения в виде некоего семантического и синонимического функционального баланса между элементами и полями и наличием соответствующих «удельных весов» корней слов, ключевых морфем, которые можно описать с применением математических и статистических методов – теории множеств и теории вероятностей. Слова, буквенная, морфемно-семантическая структура и состав слов, лингвистические процессы, конструкции и определения полностью укладываются в теорию множеств и теорию вероятностей (пока не доказано обратное). Вместо значков «<=>» должны появиться математические функциональные модели количественной и качественной взаимосвязи элементов названных множеств, отношений перечисленных множеств между собой, с соответствующими статистическими вероятностями проявления этих связей и закономерностей. Таким образом, синонимические, семантические и лексические отношения слов и морфем слов являются отношениями между элементами названных множеств (которые могут быть описаны математической формулой с элементами прогнозирования), поскольку корень, морфема и слово являются дискретными (численными) элементами и переносчиками смысла между и внутри семантических полей, множеств и групп. И отношения между близкими языками могут быть рассмотрены уже внутри этого универсального математического множества (слов) условного ИЕ протоязыка, как соответствующие множества, подмножества и надмножества, их математические и статистические взаимоотношения, рассматриваемые мной ранее [2-3].

Как показано выше, в связи с отсутствием универсальной теории синонимии данная работа направлена на уточнение некоторых теоретических положений о роли и месте слов-синонимов, приставок-синонимов и корней-синонимов в системе «синонимии слов», «синонимических отношений слов», словообразовании и языкообразовании. Отдельного рассмотрения требует проблема описания групп однокоренных слов (однокорневых синонимов), которые по своему численному составу могут принадлежать к разным частям речи, но формально иметь один «точный (полный) корень-этимон-синоним». Как правило, это обычные ряды и группы однокоренных слов, возникшие на базе одного корня-этимона, такого как «вид», «год», «день», «дух-душа»: вид (существительное), видеть (глагол), видный (прилагательное), видимый (причастие); год (существительное), загадать (глагол), годный (прилагательное), гадательный (причастие); день (существительное), дневать (глагол), ежедневный (прилагательное), дневальный (существительное); дух-душа-вдох-вдохновенье-воздух (существительное), дыхнуть-отдыхать-душевничать-дышать-вдыхать-вздыхать (глагол), духовный-душевный-вдохновлённый (прилагательное), отдохнувший-надышавшийся (причастие). Такие слова как «воздух» имеют, по всей видимости, корень «дух-душ» и приставку «воз», которая происходит из слова «аз-азы». Таким образом «воздух» – это композитное слово, которое имело изначально два корня и написательную форму «аздах-аздуш», которая имела (несла) свой когнитивный смысл понятный древним и нераскодированный в современном русском.

 

Для решения сходства и различия языков косвенными методами (с использованием моделей) необходимо будет применять крупные математические выборки (математические множества) слов, однородных по полным (точным) и неполным (неточным) корням-синонимам. Общее число полных и неполных синонимов (однокорневых синонимов и синонимов по корню-синониму) на 1 слово русского языка может достигать 200 и более шт. слов в 10 славянских языках [2-3].

В этой связи предлагается провести отдельное исследование, в процессе которого однокоренные слова, корни слов, сформировавшиеся и функционирующие в разных частях речи, могут быть легко посчитаны и показан их «удельный вес» в русском и других славянских языках (а также в разных по древности текстах). Что дополнит понимание функциональной части процесса появления и существования синонимов в разных частях речи, имея в виду, что в классическом определении синонимы – это слова одной и той же части речи, имеющие полностью или частично совпадающие значения [14]. Здесь к этому классическому определению следует добавить, что «слова одной и той же части речи» следует понимать, как: «условно слова одной и той же части речи», поскольку свойствами синонимов могут обладать (в соответствии с определением синонимии) собственно корни, морфемы, имеющие самостоятельное семантическое значение, которые сами по себе остаются «классическими синонимами», притом что они могут составлять слова разных частей речи.

«…Части речи, составляющие основу грамматического строя языка, расчленяют и обобщают отражённый в сознании людей действительный мир – предметы, действия, отношения, свойства, качества. Посредством частей речи человек дифференцирует вещи, их признаки, действия, т. е. выявляя различия в окружающей действительности, осуществляет категоризацию её… Описание частей речи в различных языках, разыскание тех пучков грамматических свойств, грамматических оппозиций, которыми характеризуются части речи в языках различных типов, продолжает оставаться в центре внимания лингвистической науки. Это связано с тем, что понятие частей речи как объективной грамматической классификации слов исключительно ценно для создания экономных и адекватных описаний языков… Несмотря на более чем двухтысячелетнюю традицию лингвистического описания, ключ к решению очевидной на первый взгляд проблемы частей речи пока не найден (!? – Е. Ж.)… «Лингвист, занимающийся контрастивной грамматикой, заинтересован прежде всего в определении 1) самого числа частей речи в сравниваемых языках, 2) состава категорий, характеризующих отдельные части речи, и 3) деривационных связей, существующих между отдельными частями речи в данном языке» (цитата там же по Ярцева, 1981) …» [15].

На Рис. 1-2 представлены в графическом виде результаты анализа полных и неполных корней-синонимов в разных частях речи 2-х славянских языков – русского и македонского, характеризующие отдельные части речи, и анализ состава и структуры деривационных связей, существующих между как отдельными частями речи, так и в соответствующих группах однокоренных слов в данных двух языках. Здесь проводится и предлагается на рассмотрение первичный анализ совмещения этих явлений в одной трёхмерной математической модели. Модель на Рис. 1 условно называется «Однокоренные слова (однокорневые синонимы) с синонимическими отношениями в разных частях речи на примере 2-х славянских языков в количественном и качественном выражении на примере 798 слов». Модель на Рис. 2 называется: «Модельный и графический анализ морфемно-семантической структуры слов, находящихся в синонимических отношениях, как пример словообразования слов разных частей речи в русском и македонском языках и математический пример деривационных связей двух языков, показанный в количественном и качественном отношении на примере 798 слов».

 

Рис. 1. Трёхмерная модель количественного и качественного распределения однокорневых синонимов в отдельных частях речи русского и македонского языка («лингвистические спектры» на примере 399 слов, образованных на основе 19-ти корней слов русского языка, рассматриваемых ранее [3]); где окср1 и оксм1 – однокорневые синонимы русского и македонского языка; оксм2 и окср1 – неточные (неполные) – однокорневые синонимы русского и македонского языка; оксм3 – слова-синонимы одного семантического поля с использованием корней неизвестных в русском языке

 

Однокорневые (полные по корню-синониму) синонимы русского и македонского языка (окср1 и оксм1) – Рус.: провидец; молвить; молчать; поговорка; рука; руки; Мкд.: провиц; мелење; молчи; заговор; рака; раце; использованных при построении моделей (всего 798 слов).

Примеры неточных (неполных по корню-синониму) однокорневых синонимов русского и македонского языка. Рус. (окср1): Вид; виды; вежды; сведения; свидетель; разведчик; просмотр; взгляд; глаз; взор; соглашение; видный; зоркий; невзрачный; голос; душа; возглас; домыслы; помыслы; усадьба; посад; разглядеть; выглядеть; и т. д.; Мкд. (оксм2): Изглед; гледачот; извик; гласник; око; гледање; преглед; разузнавач; жалба; дишење; дух; непривлечна; договор; намера; населба; заседа; слетување; да се види; да се ​​знае; да разузнавач; ќе изгледа; размисли; да помогне; и т.д.

На основании данных Рис. 1. видно, что сравнение и поиск универсальных корней-этимонов славянских и других языков не менее, а может быть и более предпочтителен в словах-глаголах, – однокорневых синонимах близких языков.

 

Рис. 2. Трёхмерная модель количественного и качественного распределения однокорневых синонимов и соответствующих приставок, суффиксов и окончаний слов на примере отдельных частях речи как пример деривационных отношений слов русского македонского языка, находящихся в синонимических отношениях («лингвистические спектры» на основе 399 слов русского языка, рассматриваемых ранее [3], общее и относительное число общеславянских приставок, суффиксов и окончаний);

 

Таким образом, на Рис. 1-2 показаны модели деривационных связей и синонимических отношений большой группы слов двух славянских языков в количественном и качественном отношении (на примере 798 слов русского и македонского языка, 19-ти корней слов русского языка и более 19-ти корней слов македонского). Установлено, что дериваты слов в македонском языке появились, со времени расхождения проторусского и протомакедонского языка (условно более 2 тыс. лет назад), в основном на базе неточных корней-синонимов или корней-синонимов, неизвестных в русском языке (более 50% слов в процессе словообразования). В то же время, около 20% однокорневых слов-синонимов из разных частей речи и более 50% корней слов, приставок, суффиксов и окончаний слов македонского языка известны в настоящее время в русском и понятны без перевода. При этом приставки слов в данной группе в македонском и русском являются идентичными или схожими в процессе словообразования, а окончания и суффиксы достаточно различаются (выглядят архаично по отношению к современному русскому), но всё равно все суффиксы и окончания проанализированных слов македонского языка можно отнести к достаточно явным, понятным без дополнительного перевода общеславянским суффиксам и окончаниям (буквам, морфемам). На данном примере хорошо видно (Рис.1-2), что все трансформации языка и языков в процессе словообразования и деривации в своей основе имеют множественные изменения на базе морфемно-семантической структуры отдельных слов и их семантических и синонимических отношений и взаимодействий [3].

Таким образом, продемонстрировано, что русский и македонский языки имеют до 50% и более общего языкового субстрата, который следует признать единым архаичным языковым субстратом протославянского языка. Из этого так же следует, что македонский язык не происходит от «искусственного» церковно-славянского языка.

Эти диаграммы-модели даны только для примера, как трёхмерная расшифровка взаимодействий нескольких количественных показателей: процесса синонимии, словообразования, появления слов-синонимов, морфем-синонимов для русского и македонского языка (суть процесса деривации слов и языков на примере простых лингвистических спектров). Эти данные могут быть проанализированы более подробно на примере отдельных показателей, например, по различиям состава (числа) и буквенной формы отдельных приставок, других аффиксов как часть процесса образования полных или неполных однокорневых синонимов (находящихся в синонимических отношениях) с использованием тех или иных корней-этимонов (с собственным семантическим значением) в процессе сравнения этих явлений в русском, македонском или других славянских или ИЕ языках. Желание найти и установить то или иное «лингвистическое явление», его роль и вес в том или ином «макропроцессе» или установить количественные и качественные показатели участия той или иной «морфемы с собственным семантическим значением» в процессе словообразования, сводится к тому, что предполагается (наблюдается элемент предсказания, гипотезы, предикции), что такое явление или морфема существуют. Нельзя в лингвистике или языке найти явление или морфему (корень-этимон), если не предположить об их существовании в языке и языках, то есть не предсказать их наличие в предсказательном поле. То есть, чтобы найти морфему (корень-этимон) «Ра» в русском языке, надо, для начала, согласиться (предположить), что она там есть, и уже искать её по множественным косвенным признакам. Нам же уже много лет безапелляционно заявляют, что её там нет и быть не может только потому, что её нет в «этимологических словарях». Да, кстати, есть правда, некая то ли морфема, то ли приставка «re-ra-ro», причём практически во всех европейских языках. Да, она участвует в словообразовании сотен слов, которые описывают всё на свете, но откуда эта морфема взялась в европейских языках и какова её истинная семантическая нагрузка и когнитивное значение, лингвистика пока не знает и знать не хочет. Занавес. Это как в физике, чтобы предсказать явление, частицу или событие, надо бы для начала согласиться с тем, что они существуют в природе? Идти от обратного? Что, это ненаучно?

Также, с применением данных алгоритмов графического анализа частей речи разных языков возможно строить графические модели частоты встречаемости всех форм глагола, других частей речи, сформировавшихся на основе одного корня-этимона с применением определённого числа аффиксов, что также является абсолютно новым направлением по визуализации и изучению словообразовательных и межъязыковых процессов.

Таким образом, продемонстрирован новый (простой) алгоритм подсчёта частей речи, сформировавшихся на основе корней-синонимов, морфем-синонимов (всего набора аффиксов, общих для славянских языков), синонимических отношений слов и морфем слов, который может быть использован в сопоставительных исследованиях текстов и языков.

Изучать, таким образом, деривационные процессы, их природу, методологически и методически гораздо более правильно путём сравнения слов-синонимов не только внутри одного языка, но и между близкими языками, ища (issue) общие процессы, явления и моменты для их дальнейшего масштабирования и расширения круга (объёма) взаимосвязанных процессов и анализируемых языков.

Полагаю, что при дальнейшем анализе этих словообразовательных явлений, выборок, множеств и процессов требуется перейти к более совершенным по виду и объёму моделям и математическим расчётам с привлечением уже профессиональных коллективов и групп исследователей. Поскольку это только начальная часть работы, на конечных этапах которой потребуется выяснить спектр наиболее древних корней и других ключевых морфем слов ИЕ языков (морфемно-семантических спектров древних, универсальных слов, в том числе при ретроспективных переходах и обратно от «буквенной формулы» к «морфеме», «корню-этимону» или «иероглифу» с собственным семантическим смыслом в разных языках).

 

В качестве дополнительного рассмотрения уже смысловых (когнитивных) явлений в процессе словообразования и появления слов разных частей речи отметим два вида явлений. Первое явление относится к появлению (деривации, реализации деривационного потенциала) в языке двух и более слов (однокорневых синонимов) в качестве переходов от существительного к глаголу, где могут быть рассмотрены некоторые обычные переходы, характерные для большинства слов русского языка, в том числе и рассмотренных при построении Рис. 1-2: вид-вежды-видеть, молва-молвить, говор-говорить, толк-толковать, свет-светить, дар-дарить, лад-ладить, ласка-ласкать, игра-играть, бытие-быть, дело-делать, гнездо-гнездиться, корень-укоренить, пила-пилить и др. В качестве второго (отличного от первого) когнитивного явления может быть рассмотрено существование в языке слов-существительных особого типа, у которых практически отсутствуют (генетически не заложены) «глагольные формы» (или слова-глаголы – однокорневые синонимы к словам-существительным), в числе которых можно назвать слова-существительные: аз-азы, азалия, азимут, язык, азбука, Азия, буква, книга, муж, дед, мать, мама, баба, человек, солнце, луна, небо, ветер, огонь, дождь, облако, яркость, град, снег, молния, река, море, берег, камень, дерево, лес, корабль, корова, собака, коза, овца, семья, жизнь, сила, жила, живот, страх, ярость, ужас, ухо, желудок, пища, хлеб, мёд, миф, каша, колено, шея, горло, голова, палец, нога, рука, жизнь, ботинок, носок, дом, время, кон, круг, забор, земля, уж, змея, птица, сокол, коршун, фазан, яблоко, абрикос, капуста, морковь, редис, репа, месяц, календарь и т. д., а также местоимения, географические названия (суть слова из данного списка, повторяющие названия предметов окружающего мира) и числа 1, 9, 10, 12, 18, 80, 81, 99, 100, 108, 1000 и прочее. Более того, данные слова-архетипы объясняют себя сами и практически не нуждаются в их расширенном толковании, подкреплении дополнительными смыслами-маркерами – глаголами, прилагательными и т. д. или их представлении в форме других частей речи – глаголов, прилагательных и т. д.

На «вершине словообразовательного гнезда» эти слова-архетипы также не находятся, что является косвенным признаком того, что это слова особого рода и функционального происхождения, и назначения, которые могут быть названы «слова-этимоны», которые возможно отнести к самым архаичных словам. Это наиболее интересная группа слов для их более подробного изучения и сравнения в разных языках. Списки Сводеша строятся по иному принципу, безотносительно, если у слов «глагольные формы» или нет. По этому принципу из списка Сводеша должны быть исключены слова-глаголы (глагольные формы существительных), а на их месте могут рассматриваться только «корнесобственные глаголы», которые не имеют форм-существительных; у прилагательных, также, должны быть найдены и показаны корни-этимоны, которые могут быть более древними, чем слова из самого списка, что является методологически и методически более корректным, о чём писалось ранее [3]. Например, корни-этимоны в словах: красный (общее семантическое значение со словами: рубин, рябина, red, ocher, охра, ruddy, руда, rufous, рыжий, розовый, rose, raspberry, красная роза, заря, кровь, ряженый, наряд, рядиться), ратный, ротный, рот, род, рай, рано, ремонт, раменье, время, бремя, рост-росток-восток, кров, образ, образец, изразец, разница, розница, рознь, рожна, ревность, ровный, равный, радушный, радуга, радость, ряженка, рожать, решать, решение, предрешать, наряженный, наряд, рядить, ристалище, ристать, нерест, нерестилище, вращение, приращение, ряска, рябой, рябина, резеда, редис, ряд, редина, середина, родина, раменье, рамена, Динара, раз, раж, жир, ширь, жар, работа-забота, разница, red, rod, root, rotation, rate, race, trace, run, Roman-Жермен-Армен-Герман, reason, reflect, романс, ray, radius, ratio, relif, return, religion, regina, region, area, range, real (реальный, монета, единица веса), realm, record, relief, relievo, result, resolution, razor, radix, redux, rather, retreat, refuge, raster, ракурс, рапира, репер, Коперник, копир, соперник, rest, рубин, resource, remedy, митра, метрополия, пирамида, pyros, fire, roll, rotor (и прочее) могут иметь один общий корень «ра-ре-ро» (синоним солнца), обозначающий начало Бога (АзРа, глазРа, окоРа, охра, багровый, краска, ракурс, колер, астра, остёр, resist, react, sunset-reset, sunrise, roll и прочее), отражающий совокупность семантических смыслов и свойств солнца как центрального объекта бытия, его царствование в солнцецентричном-колоцентричном мироощущении древних людей, проживавших на территории средиземноморья 2-5 тыс. лет назад. Это слово-существительное (корень-этимон) с широкими синонимическими отношениями, означающее основу календаря, ротацию подсолнечного мира (цикл-Циклоп, рот, rotation, astra, астрономия, глаз-аз-раз, Dias, РаДиус, радиан, радиальный, ratio, рациональность, сера-терра-Медитерра-ширь), годовое движение солнца по кругу-крюку-кресту, по горизонтали и вертикали с 4-мя симметричными во времени и по отношению к горизонту сезонными точками заката и восхода, обозначающими цикл, время, временность, бренность, богоносность, богоизбранность, азы-начало, рельеф, основу бытия, самой жизни, большое число «подсолнечных явлений», соответствующую окраску и признаки явлений, людей и праздников («Красная горка», «в гору с горы», закат, заход, рассвет солнца, расцвет человека), свет, лучи, зенит, соревновательность, движение, рождение, расцвет, смерть, состояние, события, даты, имеющее основу в астрологии и астрономии и прочее.

О развёрнутом обсуждении данного направления поиска и изучения особой когнитивной природы такого рода слов (целых лингвистических явлений) появления и наличия в языке и языках таких специальных (характерных) слов-этимонов, корней-этимонов с повышенной, собственной архетипической нагрузкой я также пока ничего не нашёл в специальной лингвистической литературе. У лингвистов все слова имеют «одинаковый удельный вес» их когнитивного наполнения и общего смысла.

Можно сделать предположение, что данные слова второго типа принципиально отличаются от слов первого типа – традиционных слов с повышенным деривационным потенциалом. Они могут рассматриваться также и в качестве неких ключевых слов-существительных (или корней композитных слов), при произнесении которых «внутренний диалог» человека останавливается, вследствие его вхождения в некий смысловой и архетипический резонанс с предметом, объектом, явлением или самой словарной протоосновой языка, имеющей как когнитивное, так и предметное начало. Данные слова при их произнесении входят в некий «режим соответствия» жёстким наборам словарных, речевых форм и формул, наработанным в данной языковой культуре столетиями и тысячелетиями, которые могут быть отражены в виде записей дискретным, повторяющимся способом (что соответствует требованиям анализа данных в рамках теории множеств и теории вероятностей). Достаточно ясно, что в наибольший режим соответствия входят слова и корни слов, которые человек бессознательно слышал, воспринимал и записывал, начиная с самого детства, когда он целенаправленно настраивал своё сознание только на данный ряд и вид слов. У слов повышенным деривационным потенциалом, представленных также словами-глаголами, другими частями речи основная архетипическая составляющая является более «размытой», «вторичной», поэтому она усваивается в более позднем возрасте или не усваивается вообще. У слов-глаголов, форм глаголов, глаголов, например, в технических описаниях, инструкциях, методиках может быть более ясно проявлена связь уже с самим «процессом», в который вовлечён (некий абстрактный) предмет или явление, что также выделяет данную группу слов и её когнитивные (описательные, смысловые) возможности и характеристики как, возможно, вторичные, а не первичные. И в том и другом случае в основе слов лежат некие универсальные архетипы, слова-архетипы, корни-этимоны, слова, имеющие собственную природу, замкнутую на себя смысловую оболочку и собственное когнитивное содержание, некое сакральное начало, которые не могут быть сведены к другим свойствам-понятиям, но могут вступать в синонимические отношения с другими словами. Эта проблема может быть проанализирована, частично или полностью решена с получением количественных данных частотного использования слов, корней слов, числа корней слов из однокорневых синонимов разных частей речи при их использовании в текстах разной давности, сложности и назначения в том числе в разных близких языках. Это и будет хоть какое-то начальное решение проблемы когнитивного содержания, сложности и смыслового наполнения речи, фраз, слов, корней слов и языков в количественном и качественном отражении в процессе их сравнения. Данные разработки и исследования являются, на мой взгляд, пионерными.

Следовательно, появляется дополнительная, невостребованная ранее методологическая возможность для измерения и для взвешивания когнитивных смыслов и «удельных весов» этих смыслов в словах, однокорневых синонимах, через нахождение и количественное выделение отдельных групп слов и морфем при их наличии (в виде списка, показанного числами, моделей) в рамках того или иного контекстного использования, в виде ключевых фраз в древних или близких языках и прочее. Поскольку, вполне возможно, что часть приставок и окончаний имеют прямое происхождение от этих слов-архетипов. По наибольшей важности слов, их специального природно-бытового и когнитивного наполнения тезис, выдвинутый рядом авторов о словообразовательном потенциале слов, можно частично пересмотреть или расширить, имея в виду, что реализация процесса словообразования связана не только и не сколько со словами, занимающими «вершину словообразовательного гнезда», но и имеющими принципиально иные когнитивные признаки в речи и языке. В этой связи так важно получить данные об этих базовых характеристиках языка в виде численных соотношений существительных, глаголов, других частей речи на разных этапах формирования русского языка в сравнении с другими славянскими и ИЕ языками. Это и будет, на мой взгляд, эталонная морфолого-семантическая статистика русского языка. Само явление разной когнитивной роли и словообразовательного потенциала слов может быть расшифровано и раскодировано только с применением логики математических множеств.

 

В качестве примера существования некоторых глаголов, у которых нет сопоставимого, большого числа (множества) однокоренных слов-существительных (однокорневых синонимов) можно назвать гораздо меньшее число слов: дуть, дать, иметь, плавить, зреть, запереть, рдеть, краснеть, разнимать, раздирать и др. Именно эти слова с большим предпочтением могут участвовать в списках Сводеша как «самостоятельные корнесобственные глаголы» с собственным когнитивным наполнением. Поиск и выделение этой группы глаголов с собственным когнитивным смыслом в языке и языках также является новым (мне пока неизвестным из специальной литературы) направлением лингвистических исследований.

Более точные и окончательные (математически выверенные) характеристики для наличия определённого числа данных переходов от одной части речи к другой (точнее – наличие одномоментной (средней) частоты встречаемости одного и того же корня-этимона в двух и более частях речи) и определение направления и длины (численных значений) векторов таких переходов, а так же определение общего числа случаев таких переходов (дериваций) может быть получено только в результате тотального подсчёта корней-этимонов в словах и определения «удельный весов» данных групп однокоренных слов (однокорневых синонимов), присутствующих в той или иной части речи с приведением этих языковых явлений к знаменателю в 100%. В конечном итоге, в соответствии с предложенным алгоритмом исследований, требуется построить соответствующие математические модели структуры и состава частей речи русского языка в сравнении с другими, более древними вариантами русского языка или другими славянскими языками и опубликовать на эту тему соответствующие монографии. Поскольку проблема выделения и наличия некой структуры, количественного и качественного состава и общей численной представленности морфем (включая корни-этимоны) в частях речи и композитных словах русского языка находится только в начальной стадии изучения [4].

В продолжении исследования синонимии слов предлагается использовать алгоритм построения моделей абсолютно нового типа уже на примере 15-ти ИЕ языков. Когда простой ряд семантически связанных слов русского языка может быть последовательно рассмотрен уже не как ряд, а как целый массив, группа (множество, трёхмерная матрица) слов, находящихся одновременно в ассоциативно-семантических и синонимических отношениях. Данные слова представляют собой абсолютно естественную и методически корректную выборку, имеющую дополнительное (третье) измерение. В качестве примера используются слова: дерево; лист; ветка; ствол дерева; сук; почка дерева; кора; плод; корень; (рус.), которые имеют полные (или неполные) синонимы (однокорневые синонимы) в других близких славянских языках: дрэва; ліст; галінка; ствол; драўняныя сучкі дрэў; почка дерева; кара; плод; корань; (блрус.) дърво; лист; клон; багажника; дървесни клони; пъпка на дървото; кора; плодове; корен; (блг.); дрво; лист; гранка; багажникот; дрва гранки; пупка на дрвото; кората; овошје; root; (македон.); drewno; arkusz; oddział; pień; zdrewniałe gałązki drzew; pączek drzewa; kora; owoce; root; (пол.); дрво; лист; грана; трунк; дрвени гранчице дрвећа; пупољак дрвета; лава; воће; роот; (срб.); strom; list; odbor; dreviny vetvičky stromov (vetva); púčik stromu; kôry; ovocie; koreň; (словац.); les; list; podružnica; trunk; lesnate veje dreves; drevo drevesa; lubje; sadje; root; (словенск.); дерево; лист; гілка; ствол; деревні сучки дерев; брунька дерева; кора; плід; корінь; (укр.); stablo; list; grana; debla; drvenaste grančice drveća (grana); pupoljak stabla; kora; voće; korijena; (хрв.); dřevo; list; pobočka; kufr; dřeviny větvičky stromů; pupen stromu; kůra; ovoce; root; (чеш.). И имеют полные (или неполные) синонимы (но также однокорневые синонимы для выделяемой группы слов и языков) в других близких европейских языках: tree; sheet; branch; trunk; bough; (tree branches;) bud; bark; fetus; root; (англ.); madera; hoja; rama; tronco; ramas leñosas de árboles; el capullo del árbol; ladrar fruta; raíz (исп.); albero; foglio; succursale; tronco; ramoscelli di alberi legnosi; la gemma dell'albero; corteccia; frutta; radice; (ит.); lignum; sheet, genere; truncus; nemorosa arborum virgultorumque, lignum germinare; valentes latrare videntes vana fruit; radix; (лат.) [26].

С применением лингвистических терминов это множество (выборка, группа, ряд, кластер, массив) слов правильно называется «однокорневыми синонимами» или «словообразовательными синонимами» [1], что, тем не менее, позволяет рассматривать их в качестве однородного математического множества с однородными элементами этого множества. Но здесь, в первую очередь, нас интересует не как корректно называется это явление, а что оно описывает и для объяснения каких других процессов и явлений его можно использовать и применить. Поскольку в лингвистике имеется, на мой взгляд, ещё одно старое заблуждение, когда с помощью сложной специальной лексической и терминологической конструкции, с многочисленными ссылками на первоисточники, в процессе исследования языковых явлений лингвисты по профессии пытаются на виртуальном уровне, путём его простого «сложного наименования», подменить саму суть описываемого языкового явления, только придав ему это «точное лингвистическое определение». То есть пытаются «названием» объяснить «суть» явления, поставить знак равенства между названием и явлением. Это всё равно, если бы пытались проводить тождество между именем корабля и самим кораблём, – все понимают, что это только «название» и оно имеет характер «гипотезы» (как корабль назовёшь, так он и поплывёт). Душа, структурные характеристики, устройство, назначение и история корабля под названием «Русский язык» до сих пор не описана, не проведено многоуровневое и разностороннее сравнение с другими близкими языками. Внутреннее и внешнее устройство корабля не описывается одним названием или несколькими «непротиворечивыми» или «уточняющими» определениями. На этой почве возникает «специальная» терминология, которая также имеет характер оценочного суждения или гипотезы. Я предлагаю уйти от всего этого и построить математические модели всех этих процессов, которые не нуждаются в собственных дополнительных интерпретациях (нуждаются только в пояснениях к картинкам), и они наглядно объясняют себя сами формой графиков и картинок, цветами и соотношениями частей и числом (количеством и качеством) связей внутри этих картинок. Математические модели, наконец, показывают математическую вероятность того или иного лингвистического явления. Пока корабль не нарисуешь графически, не раскрасишь его, не прорисуешь все его основные части, общий план в нескольких измерениях, не придашь ему соответствующий масштаб, не покажешь видимые отличия от других кораблей и лодок, не укажешь мощность двигателя, число «вооружений», скорость, запас хода, время изготовления, место и длительность постройки, не укажешь, какие корабли строились до и после него, очень трудно составить его содержательный и точный «словесный портрет», каким бы сложным он не был. С применением масштаба, цветов, графиков, расчётов и моделей появляются наконец некие «весы», независимый арбитраж для «взвешивания научных истин», третье независимое суждение, опора, дополнительное независимое измерение в науке-лингвистике. Более того, модельное, графическое представление о языке и его свойствах должно быть подтверждено законами математики и может включать в себя очень большое число единиц и параметров, трёхмерных графических интерпретаций, чего в принципе невозможно добиться, просто рассуждая на заданную тему.

 

Таким образом, вернёмся к разбираемому примеру и продемонстрируем, что в гораздо более реальных ассоциативно-семантических и синонимических отношениях будут находиться следующие группы слов («однокорневых синонимов», неточных синонимов для их дальнейшего исследования и продвижения (масштабирования) полученных закономерностей, построения графических и статистических моделей) близких ИЕ языков при использовании дополнительного «измерения»: 1) дерево; дрэва; дърво; tree; madera; albero; lignum; дрво; drewno; дрво; strom; les; дерево; stablo; dřevo; 2) лист; ліст; sheet; hoja; foglio; arkusz; list; 3) ветка; галінка; клон; branch; rama; succursale; genere; гранка; oddział; грана; odbor; podružnica; гілка; grana; pobočka; 4). ствол; багажника; trunk; tronco; багажникот; pień; трунк; batožinový priestor; debla; kufr; 5) сук; драўняныя сучкі дрэў; bud; vetva; grana; дрва гранки; drvenaste grančice drveća 6) почка дерева; пъпка на дървото; el capullo del árbol; la gemma dell'albero; lignum germinare; пупка на дрвото; pączek drzewa; пупољак дрвета; púčik stromu; drevo drevesa; брунька дерева; pupoljak stabla; pupen stromu; 7) кора; кара; bark; corteccia; кората; лава; kôry; lubje; kora; kůra; 8) плод; плодове; fetus; ladrar fruta; frutta; fruit; овошје; owoce; воће; ovocie; sadje; плід; voće; ovoce; 9) корень; корань; корен; root; raíz radice; radix; root; роот; koreň; корінь; korijena. Видно, что для носителя того или иного языка или группы языков, ряд показанных слов «явно что-то для него значит», он их «понимает». Другой ряд слов он «отказывается понимать», поскольку сам не является естественным носителем этих языков.

Таким образом, находим, что имеют место ИЕ слова и целые цепочки слов с новым типом понимания как самих слов, их синонимических отношений, так и группового смысла слов, который демонстрирует уже «степень сходства самих языков»: древо-древесина-бревно-древний-стабильный-стебель, лист-list-foglio-фолиант, почка-пупка-пуп-пуч-бук-bug-букашка-буква-book, bud-bottom-button-будра-будоражить-будущее-будить-буда, bark-кора-corteccia-корень-барка-баркас-корабль-коравелла, овощ-овал-ovo-bacae-бок-кабак-бочка-бок-побочный-бокал-бакалея-обол-ball, род-rod-root-radix-редис-родись-рядись-redux-породись-paradise-продукция-редакция. Данные комплексные ряды и цепочки слов имеют многочисленные и, по всей видимости, древние, общие устойчивые межъязыковые ассоциативно-семантические, морфемно-семантические и синонимические отношения, языковые связи, которые могут быть показаны только с применением данного алгоритма сопоставления наиболее распространённых слов, морфем и корней слов – к тому же имеющих наибольший «удельный вес» в языке и языках. Слова: ветка, ствол, сук, плод, фрукт, гранка (ранг, ранжировать?), lignum, trunk (ранг-rank?), branch, genere в данном списке имеют разное (неопределённое) происхождение и условно могут рассматриваться как «молодые» или наоборот «очень старые» слова, корневые основы, слова из совсем других языков, проникших диффузно, из-за их низких «удельных весов» в процессе показанного перекрёстного использования и взаимозаменяемости в рассматриваемых языках. Есть некая схожесть (семантическая близость в данной группе слов) и высокая частота встречаемости слов: гранка-trunk-rank, pupoljak-pupen-пуп-пучность-почка (возм. схождения с: Populus, popular, people). Возможно, что при продолжении исследований этих слов, с использованием данного алгоритма, найдутся до сих пор невскрытые массивы слов-синонимов из других близких или далёких языков, которые, через неполные корни-синонимы, их высокую численность, продемонстрируют более устойчивую связь с данными словами и покажут больший «удельный вес» синонимических отношений слов и сравниваемых языков. Этот алгоритм проведения исследований методически сходен с «пеленгацией пятна вероятностей» в процессе обнаружения полных или неполных слов-синонимов на базе ассоциативно-семантических, морфемно-семантических и синонимических отношений и тождеств слов.

Таким образом, наибольшее лингвистическое и практическое значение имеют только показанные ассоциативно-семантические ряды слов, обладающие синонимическими отношениями слов с другими близкими ИЕ языками, и тем самым достигается дополнительное (третье, объёмное) измерение в математическом описании словообразовательного и языкообразовательного процесса через синонимические отношения и однокорневые синонимы. Показанное выше мультивариантное использование корня в однокоренных словах является критерием истинности выделения этого самого корня-синонима и его общего семантического значения и синонимических отношений в близких языках. Таким образом, только на примере многократного дублирования, подтверждённого статистически, в процессе выделения группы однокоренных слов из разных языков, можно установить истинность использования одного корня-этимона в разных языках – близких и далёких. Эта работа не проводится в современной лингвистике вследствие того, что все выводы этимологических словарей о родстве или неродстве слов и языков в настоящее время носят неполный и лишь предварительный характер и не содержат в себе результаты математического анализа данных морфемно-семантической структуры и состава слов из этих словарей.

Таким образом, при проведении исследований ассоциаций слов, семантических и синонимических отношений групп слов с применением данного алгоритма, сравнительные и сравниваемые данные естественным образом существенно увеличиваются в объёме, получают дополнительное, абсолютно новое измерение, которое позволяет рассматривать проблему в комплексе, применять математические методы расчётов, измерений и получать новые сопоставительные данные, неизвестные ранее.

 

Первые опыты в сравнительной лингвистике ИЕ языков и санскрита принадлежат сэру Уильяму Джонсу [16]. Кроме латыни и греческого, Уильям Джонс видел сходство санскрита с готским языком, а также с кельтскими языками, о чём писал в изданной в 1786 году книге «Санскритский язык» (The Sanscrit language). Ряд современных исследований и представлений в компаративистике славянских и других ИЕ языков не особенно сдвинулся в развитии с 18-19 веков, или они даже не соответствует представлениям 18-19-го века. Это очень большое и ключевое, по сути, поле лингвистических исследований русского языка – найти взаимоотношения между близкими языками и представить их виде адекватной математической и статистической модели.

Примерно о том же положении вещей в сравнительном языкознании пишет С. Бурлак: «…Реконструкция праязыка любого уровня, например, праславянского или праиндоевропейского, всегда наталкивается на ряд трудностей, связанных с тем, что некоторые вещи все языки-потомки утратили безвозвратно. Но немногим лучше ситуация, когда языковая семья делится пополам: в одной половине что-то есть, а в другой половине этого чего-то нет, и непонятно: то ли один язык что-то сохранил, а другой это потерял, то ли в одном чего-то не было, а другой это развил. Именно такого рода трудности возникают при определении места индоевропейской прародины…» [17]. Ничего более популярного, интересного, «грандиозного» и востребованного о своих достижениях в сравнительно-историческом языкознании профессиональная лингвистика в данной статье сказать пока не может. Более того: а как же сравнительный языковой материал этимологических словарей? Словари универсальных корней слов индоевропейских языков? Куда делись многочисленные работы по сравнительной лингвистике? Примеров масса, так почему их нет в более популярном изложении? Не требуется же досконально восстанавливать неизвестно куда «навсегда пропавший» языковой материал «ИЕ праязыков», необходимо лишь указать наиболее древние части того или иного современного русского, их общее и относительное число и количество в сравнении с другими славянскими языками (например). Указать наиболее интересные, перспективные и важные направления исследований, которые не должны ограничиваться переводами берестяных грамот. Даже с этим, казалось бы, методически обоснованным вопросом сопоставления морфем и морфемно-семантических связей и единства языков (единства через общие приставки, корни, окончания), в современной лингвистке наблюдаются непреодолимые трудности, поскольку отсутствует большой этимологический и семантический словарь морфем русского языка, кроме практически одного словаря-исключения, содержащего около 5000 слов русского языка [21].

Тем не менее, в лингвистике было доказано и показано рядом независимых (европейских и наших) лингвистов, что славянские языки, как и романские и греческий, имеют некий древний индоевропейский субстрат, связь с древним ядром – санскритом. В теории, должны существовать многочисленные древние языковые заимствования и обмены словами и корнями слов начиная с самого раннего периода. Есть повод полагать, что могут быть найдены элементы взаимной семантической и лексической диффузии славянских, романских и греческого, определено примерное время и процентное число таких слов, корней слов, других морфем. Указано их общее и относительное число – «удельный вес». Теоретически, даже какие-то «самые древние» слова и корни и морфемы могли бы «диффузно» проникнуть из протоиндоевропейского и сохраниться в древнерусском, русском. Например, полагаю, что слова: слива, олива, лить-ливень, Ливан, Ливны, лев, Левиты, левый, лево, слева, клёво, Клио, Клеопатра, Оливер, оливье, live-liver – это вполне могут быть однокоренные слова («однокорневые синонимы»), – примеры деривационных цепочек слов разных языков, которые сформировались за последние 3-5 тыс. лет. Речь идёт о годовом движении солнца и его кульминации, гармонизации, ремонтизации, романизации, шалманизации, сальманизации (хорда, рекорд, конкорд, корд, гора) в созвездии Близнецов, Хориона (ремень-рамена-пояс Ориона) и его дальнейшем блистательном движении (налево) к созвездию Льва. Сравните: лево; слева; налево (рус.); ляв; ляв; отляво (блг.); лево; лево; налево (мкд.); lewo; lewo; po lewej (польск.); levo; levo; na levo (словенск.); lijevo; lijevo; lijevo (хрв.); vlevo; vlevo; doleva (чеш.); a sinistra; a sinistra; a sinistra (ит.); left; left; left (англ.). Видно, что во всех славянских языках наиболее точно сохранилось данное слово-этимон (лев-лево), что косвенно свидетельствует о том, что это слово происходит из протославянского языка и оно сохранилось практически без изменений во всех славянских языках, во всей Европе (и русскоговорящей Азии) на всём протяжении его существования как минимум 3-5 тыс. лет.

Да, это наиболее спорное, спекулятивное и, одновременно, интересное и до сих пор не разработанное должным образом направление в историческом сравнительном языкознании. Поскольку, по другому косвенному признаку, – числу слов в славянских языках (и соответствующих словарях) с «греко-латино-славянскими» при-ставками (pre-fixes) в русском и других славянских, которое достигает более 6000-10000 шт., что примерно в 10 раз превосходит число слов с этими же приставками в романских, греческом и латыни вместе взятых, появляется реальный повод считать славянские языки первоисточником появления ряда приставок уже в самом греческом, латыни и др. Этот факт недвусмысленном образом сообщает, что эволюция и словообразование славянских, романских языков, латинского и греческого шла в едином географическом и языковом пространстве и названные приставки проникли из протославянских языков в греческий и латинский, а не наоборот. Тем более, данные выводы о сходстве и различии русского, славянских, романских, латыни, греческого можно проследить даже на многочисленных примерах использования общих приставок в словообразовательном процессе. Приставки – это маркер, и за маркерными исследованиями должны последовать более глубокий математический и статистический анализ морфемно-семантического состава и структуры названных языков, корней слов, стоящих после приставки и перед суффиксом, окончанием, корней композитных слов, с использованием синонимических отношений слов по предложенному алгоритму.

Никто из лингвистов-русистов особо не обращает внимание на то, что только в русском языке приставки «про» и «при» могут использоваться самостоятельно как предлоги и союзы, и в латыни есть аналогичное употребление близкой приставки-предлога-союза «per-pre». Приставка «пере-», например, участвует в словообразовании десятков слов, композитных слов, с очень глубоким и нетривиальным смыслом, вызывающим сложные языковые и когнитивные ассоциации и имеющая сопоставимую с греческим и латынью древность использования в языке и на письме: перестараться, переделать, переосмыслить, передумать, перестраховаться, переводить, переслать, переварить, переход, перевод, перенимать-переымать, принимать-пронимать-преымать-подымать и прочее. Pretiravaj; remake; ponovno premisliti; premislite; za pozavarovanje; prevesti; naprej; prebaviti; prehod; prevod; perimaatʹ; sprejeti; pokrivati; podymať; – те же слова в словенском языке в редакции автоматического переводчика [26], для примера. Приставка «пере-» скорее всего является полной (а не укороченной) написательной формой «латинской» приставки «per-» и встречается «пере-» только в восточнославянских языках. И сами корни слов, участвующие в словообразовании с приставкой «пере-», также участвуют, с разными другими приставками, в гораздо большем ассоциативно-семантическом образовании слов и примеров, чем в романских языках (перевидеть-первидеть-превидеть-провидеть-свидеться-увидеть-ненавидеть). Более того, добавлю, что приставка «pere-per» скорее всего сама по себе сложносоставная (композитная). И тот же самый семантический смысл, тождественный композитной приставке «pere-per», заложен в словах перец-перчить-перчит-перечить-fire-pyros-пирамида-фарос-пирс-перо-опера-писало-peak-speak-пика-репер-ripe-рапира-спираль-аспирация-аспирант-транспирация-экспирация-респирация-sphera-писарь-перечень-перст-first-периметр-Коперник-соперник-копир и прочее. Корень «pi-pe-пи-пе» в данной композитной приставке «pere-per» в древности обозначался в средиземноморской области на письме палочкой-диаметром-писалом-стилусом-piccolo (в сочетании с кругом-диском), который потом превратился в греческую букву «пи» и «число пи – 3,14», с применением которого математически рассчитывают длину окружности через диаметр. Судя по явлению массовой «диффузии» названных и иных «греко-латинских» приставок, может также наблюдаться параллельный процесс «диффузии» не менее такого же, сопоставимого количества слов с общими корнями и семантическими значениями (до 10% и более однокоренных слов – однокорневых синонимов). Тем не менее, специализированных лингвистических работ, показывающих сходство или различие современного русского или древнерусского с латынью и греческим, нет в принципе. В специальной лингвистической литературе нет даже упоминаний тотального доминирования названных приставок в славянских языках по сравнению с греческим, романскими и латынью, что вызывает недоумение и в связи с чем возникает больше вопросов, чем ответов [18].

 

Исходя из написанного автором одной из фундаментальных работ по основам словообразования древнерусского языка (Ефимова, 2006) [18], следует, что греки сочинили русский литературный язык. При этом они использовали суффиксы, приставки и корни, которые неизвестно откуда взялись. Почему бы автору данной крупной (наверное, самой крупной) обобщающей монографии методически не выделить наиболее распространённые на тот момент древние славянские корни, суффиксы и приставки и не назвать хотя бы их примерное число (и «удельные веса»), примерную дату их появления в сравнении с другими южнославянскими языками, которые как раз географически были ближе к греческому языку? Все морфемы (лексемы) – которые разбираются в данной монографии – они явно догреческие, как и догреческими были все корни слов, которые греки «взяли в оборот» из «народной речи», как пишет сама автор. Причём эти корни слов и другие языковые основы, исходя из активности переводчиков и географической близости проживающего там населения, были известны и русским, и грекам. По моему мнению, методологически в данной работе надо было сказать и показать, чем догреческий субстрат русского языка в количественном и качественном отношении отличался от послегреческого «вмешательства». В данной работе так же не обсуждается вопрос происхождения древнего языкового субстрата русского языка и «народной речи», которым греки лишь воспользовались для перевода богослужебных текстов. Кажется несколько натянутой сама концепция сравнения древнерусского только с греческим, который, для чистоты эксперимента, можно было бы хотя бы частично сравнить с латынью, с языком «ладино», другими южнославянскими языками и уж тогда делать принципиальные выводы об исключительной связи русского с греческим по структуре, морфологии слов и семантике словообразования. В монографии также не сказано, что в обрядовой части церковного богослужения существенная часть слов – изначально латинского происхождения. Слова «церковь» (греч. – eklesia), крест (греч. – stavros), алтарь (греч. – bomos), орарь, пост, язычник (paganus лат.) – они латинского, а не греческого происхождения. В этой работе нет даже намёка, предположения-гипотезы, что сочинители и переводчики русского языка – Кирилл и Мефодий, по косвенным признакам, в совершенстве владели как греческим, так и древнерусским и, скорее всего, были полностью или частично двуязычными или многоязычными. Причём настолько плотно, что складывается впечатление, что двуязычие было свойственно не только «греческим сочинителям» русского языка, но и самим русским, которые в 911 году написали на «церковно-славянском литературном» Договор с Византией, который изобилует «латинско-греческими приставками» про-, пре-, при-, об-аб, с-. В работе полностью пропущена методология сравнения русских и греческих корней слов, – практически ни одного корня, стоящего перед суффиксом и после приставки, специально в монографии как целое научное направление не разобрано и не упомянуто, как не разобрана общая этимология и связь с другими славянскими и европейскими языками. Нет данных о числе сопоставимых приставок и суффиксов, предположительно существовавших в то время в славянских, русском и греческом. И прочее, и прочее. Хотя воздадим должное уважение автору, поскольку её монография практически единственная и наиболее крупная по морфемике слов древнерусского языка.

Специализированный Фонд Хованского, куда я обратился с вопросом об ИЕ происхождении русского и его исторической и функциональной связи с латинским и греческим в большей степени, нежели с санскритом, отвечает, что таких исследований в лингвистике нет в принципе или они имеют ненадлежащую глубину и охват вследствие того, что «…Видимо, дело в том, что до 19 века, пока не было филологов, т. е. уровень развития языкознания был не достаточно высоким, до этого не доходили руки, хотя по общей фонетике писал еще в Ф. З. Бодуэн де Куртенэ... В 19 веке стало понятно, что и романские языки, и славянские – по сути ИЕ, тогда же стало понятно, что грамматика санскрита совершеннее классической, да и, условно говоря, тексты древнее... тогда и стали ориентироваться в целом на индоевропеистику, а от классики отстранились... Вообще, этот поиск сходства русского с санскритом не очень правильный, если это не рассматривается в ИЕ, в целом...» [19].

Таким образом, из данного объяснения можно сделать предварительный вывод, что в сопоставительной лингвистике нет ярких результатов, которые можно было бы показать, как наследие и продолжение открытий 18-19 веков связей санскрита, европейских языков, включая русский. То есть ответа на частные и общие вопросы функционального и генетического (статистического, морфологического, лексического) сходства русского с латынью и греческим через остатки условно «самого древнего языкового субстрата» – языка-санскрита, его самых древних частей или прямых заимствований – в лингвистике в виде монографии или серии монографий не существует в природе. Проблема поиска и распространения знаний о русском языке усугубляется тем, что данные вопросы и выводы, как правило, знакомы лишь узким специалистам. В этой связи остаётся нерешённой историческая и лингвистическая связь русского с санскритом, связи русского с латынью и греческим или количественная связь греческого, латыни с санскритом. В этой неопределённой ситуации отсылать исследователей-любителей русского языка к изучению санскрита, неких ещё более древних языковых субстратов в виде других специфических языков, вместо того, что бы непосредственно изучать сходства языков, которые столетиями и, возможно, тысячелетиями контактировали в языковом и культурном пространстве на евразийском континенте (славянских, греческого и латыни), контактировали посредством переписки, политики, законов, договоров, торговых связей, мореплавания, литературных, религиозных, философских трудов, достаточно общих календарных и культурных представлений, общего географического пространства – это чистой воды лукавство [9]. Это не соответствует даже онемеченным представлениям о происхождении русского языка, где в Словаре русского языка Академии 1789 года наиболее близкими языковыми, географическими и культурными основаниями русского в Европе названы словенский язык и кельтские языки, под которыми в современной терминологии понимались, скорее всего, германские языки [20].

 

К современным лингвистическим подходам, методикам и транслируемым данным имеется значительное количество претензий в связи с незаконченностью, несовершенством получаемых промежуточных и конечных результатов, в частности, к неточностям в лексической и семантической интерпретации корней слов и простом выделении корней и групп однокоренных слов в словарях [3, 9, 21-22]. Поскольку в настоящее время не определена статистически достоверная средняя буквенная длина корня слова. По моим собственным наблюдениям, 90% слов русского языка имеют буквенную длину корня не более 1-3 букв, реже – 4 буквы, что может быть практически и фактически доказано только с применением математических определений, в частности данными по нормальному распределению (распределение Гаусса, распределение вероятностей) средней буквенной длины корней слов.

Например, имеется группа слов, находящихся в синонимических отношениях, принадлежащих одному семантическому полю, но до сих пор не признанных однокоренными словами [21-22]. Так, в словах morning и mourning скорее всего имеется один и тот же очень распространённый ИЕ корень (который легко может быть установлен по высокой частоте встречаемости этого корня-этимона в словах разных ИЕ языков): «мр-» (две-три буквы), встречаемый также и в словах в том числе и русского языка: мурена, мура, мортэ, сальто-мортале, смерть, смертный, смертоносный, смрад, смерд, мороз, мёрзнуть, маразм, мразь, морось, аморе, амрита, помер, умер, умри, вымер, обмер, замер, замри, мри, мрак, мрачный, пример, размер, примерка, марс, морс, морковь, марш, маршрут, март, мортира, муравей, мурашки, трава-мурава, Мурка, мор, морилка, морить, уморить, умора, сморил, сморщился, заморить, вмереть-вмёрзнуть, мрамор и прочее. С моей точки зрения и развиваемой здесь теории, считать такие, например, слова как: morning, mourning, мурена, мура, мёрзнуть, март, смерд и др. примарными (не имеющими однокоренных слов в этимологических словарях) и не имеющими полных (однокорневых) синонимов по корню «мр-» является принципиальной ошибкой. Поскольку на большом количестве статистического материала мы ранее установили, что любое слово должно иметь до 20 однокоренных слов, находящихся в синонимических отношениях в одном из языков и до 200 и более слов, находящихся в неполных и неточных синонимических отношениях близких ИЕ языков. Разберём более подробно пример со словами, вступившими в синонимические отношения по корю «мр-мор-мир-мер». В русском полагаем однокоренными: мороз; замороженный; мёрзлый; вмёрз; умер (рус.); мароз; замарожаны; мёрзлый; вмёрз; памёр (брус.); замръзване; замразен; е замръзнала; е починал (блг.) helada; congelado; congelado; está congelado; ha muerto (исп.); gelo; congelati; è congelato; è morto (ит.); pruína (fringes); gelida; algor; algidus; mortuus est (лат.) мраз; замрзнати; замрзнати; е замрзнат; почина (македон.); mróz; zamrożone; zamrożone; jest zamrożone; umarł (пол.); geada; congelado; congelado; está congelado; morreu (порт.); мраз; замрзнути; замрзнути; је замрзнуто; је умро (серб.); mráz; mrazené; morzly; je zmrazený; zomrel (словац.); zmrzali; zamrznjeni; zamrznjeni; zamrznjen; je umrl (словенск.); мороз; заморожений; мерзлий; вмёрз; помер (укр.); le gel; congelé; congelé; est gelé; est mort (фр.); smrzavanje; smrznuta; morzly; je zamrznuta; umro je (хрв.); mráz; zmrazené; zmrazené; je zmrazen; zemřel (чеш.) [26]. Таким образом, из 75 слов ИЕ языков, вступивших в семантические и синонимические отношения только одно (1) латинское слово pruína (frigus) в этимологических словарях названо единственным источником происхождения слова «мороз» в ИЕ языках из латинского языка (протолатинского) [21]. Во-первых, во всех славянских языках в словах мороз-замёрзнуть идёт жёсткая форма последовательности и числа букв – «zmrz». И если бы слова «мёрзуть-мороз» в славянских языках (особенно южнославянских) действительно бы происходили от «pruína-frigus», то, по крайне мере, половина этих слов полных и неполных синонимов имела бы форму «poroz-feorz». К тому же, здесь в принципе наблюдается низкая вероятность такого события от 1/75 до 1/5000 (средняя вероятность данного лингвистического события – 1/2500, по соотношению числа слов-синонимов и слов, находящихся в синонимических отношениях). Более того, именно на примере славянских языков видно, что корень «-мр-» в словах «мороз» и «помер» имеют один корень с вероятностью более 90% (2 слова «почил» к 15 словам «умер-mort» в славянских и романских языках и латыни и 40 словам «мороз» в славянских языках; всего соотношение слов «почил» и «умер-mort-mrz-замёрз» 2/65).

Перечисленная линейка слов как раз полностью отвечает критериям статистики, теории множеств и теории вероятностей и не отвечает построениям в этимологических словарях. Здесь мы упираемся в когнитивный лингвистический тупик, разрешить который могут только сами профессиональные лингвисты. Таким образом, если включить теорию вероятностей и теорию множеств в принципы разработки этимологических словарей, то они должны быть частично или полностью переписаны. Это и будет истинная картина присутствия (места) славянских языков и русского языка в системе ИЕ языков.

 

Отельного рассмотрения требуют исследования статистической вероятности и достоверности определения средней буквенной длины корня слов, в том числе слов, которые по своему множественному использованию в разных ИЕ языках демонстрируют свою древность и максимальную архаичность (являются вершиной словообразовательного гнезда во многих ИЕ языках). Например, в слове «колесо» универсальный корень не «колес-» (показанная в словарях буквенная длина корня – 5 букв), а, с использованием другой методики выделения, – всего 3 буквы, и корень выглядит как «кол-сол-», что легко проверяется в словах колесница-коляска-двуколка-колымага-Колывань-Колумбия-Колумб-голубь-солярный-solar-хало-halo-коло-helios-скалярный-Колоссус-цикл-Галлия-галлина-Холландия-Галиция-Солобудо-Солобуто-Колман-шалман-золото-gold-соль-salt-пересолить-results-рекультивация-солидарность-сольдо-сальто-кулич-колядки-колено-голень-календарь-календула-solo-консоль-консул-посол-Гонсалес-культура-скульптура-клон-поклон-уклон-салют и др., а также путём исследования всего гигантского массива ИЕ слов с корнем «кол-сол-гол-хол» [3]. Таким образом, группа слов ИЕ языков, находящихся в синонимических отношениях, принадлежащих одному семантическому полю, обозначающему круговое-крюковое, кольцевое движение солнца, само солнце, являющимися практически идентичными с семантической и лексической точки зрения также, по малообъяснимым причинам, до сих пор не признаны этимологическими словарями как однокоренные слова (однокорневые синонимы) с корнем «кол-сол-halo-solo». В дохристианский период у древних людей, видимо, не возникало таких больших затруднений в определении семантического и синонимического тождества перечисленных выше слов со словом «солнце». Более того, само семантическое тождество и появилось с результата того, что в речи имелся в виду этот один-единственный корень-этимон для всего массива слов-дериватов, определяющий основные культурные традиции, календарь и систему верований, поклонение солнцу и его годовому движению в течение нескольких тысячелетий, в том числе на заре формирования самих ИЕ языков.

Например, на мой взгляд, случайным совпадением может быть с уверенностью признано лексическое и семантическое тождество слова или корня слова, которое возникает, условно, только один раз на тысячу слов или корней-этимонов (1/1000). По собственным расчётам и представлениям латынь, романские, германские языки, греческий и русской (условный общеславянский язык) имеют не менее 10% общих корней-этимонов, приставок и других морфем, что примерно в 100 раз превосходит вероятность «случайного сходства» для этих слов, корней и морфем. Схожие показатели демонстрируют списки Сводеша, но морфемно-семантический способ сопоставления синонимически тождественных морфем и слов должен дать более точные и исчерпывающие результаты, которые также позволят с уровня тождественности морфем перейти на уровень тождественности слов (которые в настоящее время не считаются тождественными и не рассматриваются в этимологических словарях как родственные и даже близкостоящие, хотя порой такие слова из разных языков пишутся одинаково и содержат один смысл, как и в словах-синонимах: lux-луч-лучина-Lucia, plaza-площадь-плац, Graz-Град-городить-огород-изгородь, палаты-palace-place, плата-plate-плато-плоский-платок, скулить-скалить-skull, плот-float, flame-пламя, дым-dim, пакля-факел, день-дей-day, дед-dad-dead, дело-дела-deal, торг-trade, толковать-talk, полк-folk, шить-sheet, буква-букашка-бук-bug-book-букварь-азбука-bacae, будно-будни-будь-будоражить-будить-будра-буда-будущее-bud-bottom-button-атом-фотон-Атон-Афина, FluRha-flora-флёр-floor-plural-fluorescence, упрекать-preach, конец-кон-conus-консоль-Гонсалес-консолидация-кондовый, мёд-мыт-Мытищи-меды-mad-meet-myth-медицина-Медодей-Гонимед-Пиламид-Диамид-Архимед-Митко-Мидас, father-padre-pastor-пастырь-пастораль-пастух-пасти-упаси-спаси-pass-path, ряд-редина-середина-среда-редкий-рядок-гряда-грядка-graduate-degree-градус-град, цена-чин, цитата-читать, ибис-чибис, year-jahr-Ярило-Кирилл-Эрос-ярость-эрозия-Ярославль-Ярослав-яры-яркость-ересь-ярмо-ярмарка-верхи-архи-архимандрит-архивариус-ярко-Боярка-барка-баркас-эра-архив-arch-ark-arc-archivum-archaios(древний, допотопный, до ковчега)-Herostratus (Erostratus)-Ярополк-Армен-Герман-Жермен и др. (сотни и тысячи схождений).

Более того, лингвистическая компаративистика практически не разбирает композитные слова, фамилии и географические названия на отдельные морфемы (корни слов, их семантику), не проводит семантические и этимологические исследования этих морфем. Например, понятно, что все фамилии, оканчивающиеся на «-son» и «-berg» могут иметь и имеют прямой перевод как «сын такой-то», «гора такая-то» (Вексельберг, Цукерберг, Гарсон, Романсон и прочее – сотни фамилий, географических названий, созданных по принципу композитных слов). Понятно, что они были созданы не только по названному принципу, но и определённой целью. Так почему же окончание в фамилиях и словах на «-man» не переводится однозначно как «человек-human», как в слове-фамилии: Беньямин, Герман, Армен, Жермен, Симон, Роман, Фриман, Клемент, которые не понимаются и не рассматриваются, и не изучаются как композитные слова-фамилии? Это уже получается использование в словах примарного словокорня «-man» не как суффикса – это корень-морфема: man-men-min (human), в аналогичных по структуре словах – элемент, пигмент, диамант, цикламен, ремонт, обмен, обман, монета, размен, измена, обмен, мена, отмена, имена, семена, смена, вменяемость, шалман, дурман, гормон, гармонь, камень, кремень, камин, раменье, рамена, времена, бремя, обременение, именье, именины, Коломенское, Минск, Меняйло, Роман и прочее. Таким образом, лингвисты упускают из вида принципиально важную вещь – корень man-men-min так же очень распространён и русском языке. Этот же корень имеется и в композитных словах, который никто из лингвистов не ищет. Использование слова «-man» в виде суффикса всегда вторично по отношению к его использованию в виде корня [18]. Это определённый пробел в современной методологии изучения русского языка, требующий исправлений.

Далее, например, такие специфические слова, как: star, stern (звезда – англ., нем.), являются тождественными по смыслу русским словам и находятся в одном ассоциативном поле: штырь (нем. stier – неподвижный, скорее относится к состоянию-свойству, нежели к предмету; сравни также: thorn – шип, колючка, тёрн (англ.)), штыри, стерня, терние, стержень, имея ввиду, что древние полагали, что «звёзды», это вбитые в небо «штыри». Это также соответствует определению, картинкам и скульптурным изображениям «звёзды с колючими лучами-шипами», «лучистые звёзды», «звёзды-лучи над головой». Задача теперь определить и установить их «семантические отношения» через наличие полных или неполных корней-синонимов в данных словах. Стерня, терние, стержень и штырь также не показаны в лингвистике как слова-синонимы, имеющие общую этимологическую основу. Хотя, при включении в данный ряд слов слов-синонимов из других славянских языков картина сближения русских и украинских слов со словами star, stern и их семантическими значениями становится намного более ясная, также, как и заимствования: stem; pin в других славянских. Стерня; стержень; штырь; терние (рус.): мокрае ржышча; стрыжань; загваздка; церне (блрус.); плява; прът; щифт; тръни (блг.); Pytanie; pręt; pin; ciernie (польск.); Стем; штапић; пин; трње (срб.); strnisko; tyč; pin; tŕnia (словац.); Stem; palica; pin; trnje (словенск.); стерня; стрижень; штир; терен (укр.); čekinje; štap; pin; trnje (хрв.); Stem; tyč; pin; trní (Чеш.); Tallo; varilla pin; espinas (исп.); stoppie; asta; perno; spine (ит.); parite stipulam; virga, pin; spinae (лат.) [26]. В целом можно сделать вывод (предварительный), что в рассмотренном ряде слов-синонимов имеется один корень «тръни-трн-trn-cier-церн» и приставка с-. Указанная семантическая и синонимичная связь данной группы слов возможна с высокой долей вероятности, поскольку у слов star, stern имеются (насколько мне известно) только названные слова-синонимы из славянских языков и, соответственно, слова star, stern примарными, корнесобственными, безсинонимными словами в собственном их качестве быть не могут (с высокой долей вероятности). Понятно, что у данных слов имеется одно ассоциативное поле в виде «колючих лучей», «терновых колючек», «терновый венец из колючих звёзд». Более того имеется синонимическое тождество корня-этимона «str-strn-trn». Сюда же хорошо подходит по смыслу и видимому корню слово «настырный», но которые известны в основном только в восточнославянских языках включая русский. О первичном слове-этимоне данного набора слов «str-strn-trn» сказать пока что-то сложно, хотя даже на одном этом примере уже можно составить численную картину родства слов и общего рисунка синонимий рассматриваемых слов славянских и германских языков, полученную в рамках возможностей автоматического переводчика «Гугл».

 

Данное заключение может казаться случайным и сомнительным. Но это только на первый взгляд. Кроме общераспространённых «славяно-романских» слов типа: мама, сестра, сын, дочь, брат, река, вода, дед, кот, кон, буда, писать, перо (opera), президиум-председатель-вприсядку, общих числительных наблюдаются гораздо более тонкие и очевидные схождения типа: дом-domestica-domesticus-domna-domino возможно dominanta-Dominicana; свита-свиток-цветок-vita-phyto-завиток-править-правитель-витийствовать-витий-витиеватый-свет-свят-цвет и прочее (сотни синонимических и семантических схождений показанных также выше и ниже по тексту). Число таких тождественных слов-синонимов может достигать десятков и сотен для каждого наиболее крупного семантического поля.

Особенно большое число таких схождений могут наблюдаться в зоне традиционного влияния или проживания славян в дохристианскую и последующую эпоху в частности в зоне распространения языка «ладино». В качестве примеров можно предложить слова Венеция-Венесуэла-Колывань-Коломенское-Колорадо (место проживания ванов, языковых носителей слова-этимона «коло-соло», «Иван-Evan»). Vanguard-avanguard-Прованс-провинция – город-град ванов. Географические названия: Милан, Аскона, Астурия, Гасконь, Колорадо, Невада, Триполи, Троя, Константинополь-Царьград, Брест, Боруссия, Росток, Буда, Град-Graz-грач-грациозный-грандиозный и др., имеющие в своём составе корни и другие морфемы славянских и протославянских языков. Также могут иметь прямое отношение к славянским языкам и зоне проживания и прямого влияния славян все географические названия женского рода единственного числа оканчивающиеся на «-а»: – Венеция, Америка, Калифорния, Колыма, Канада, Австрия, Галиция, Галлия, Скандинавия, Австралия, Литва, Латвия, Таскана, Тракия, Румыния, Верона, Доминикана, Сардиния, Сицилия, Корсика, Хортица, Болгария, Боруссия, Московия, Тартария, Австрия, Вена, Скандинавия, Румыния, Галиция, Азия, Индия, Монголия, Венесуела, Мальта, Никосия, Андорра, Истрия, Сардиния, Сицилия, Корсика, Александрия и др.; имена: Афина, Гера (Яра), Гея, Рея, Гестия, Диана, Веста, Мария, Анна, Динара, Анастасия, Артемида и прочее. Данное направление компаративистских исследований географических названий и мифологических названий героинь средиземноморского региона, центральной Европы, оканчивающихся на «-а» в лингвистике не известно и не разработано. Конечно, немецкая лингвистическая школа никогда и не увидит общеславянское окончание слов на «-а», как устойчивую тенденцию в словах-существительных, именах и географических названиях других территорий и языков. Таким образом, буквенное и звуковое окончание слов женского рода на «-а» в славянских, латыни, романских и греческом является маркерным лингвистическим объектом при проведении нового цикла научных исследований по сравнительному языкознанию нереализованного и непоказанного в лингвистике до настоящего времени.

Сходную методологию частотного анализа слов, морфем слов, морфемно-семантического анализа языков, сопоставления языков по названным критериям и индикаторам имеют ряд теоретических и практических исследований с применением специального программного обеспечения, которые также отмечают недостаток теоретического обеспечения данного рода исследований: «…В борьбе с растущей сложностью и увеличивающимися затратами на технологии обработки текстов прослеживается тенденция возврата к классическим методам частотно-морфологического анализа. Поисково-текстовые методы и алгоритмы акцентируют внимание на попытке использования небольшого, минимального арсенала теоретико-лингвистических изысков и делают акцент на формальных методах статистической обработки упрощённых словоформ. Авторами статьи разработан специальный комбинированный метод классификации с целью решения вышеназванной проблемы. Он включает в себя этап извлечения из текста числового набора показателей, что позволяет применить для классификации методики data mining, тем самым расширяя спектр возможных методик, применяемых для классификации. Ключевой особенностью комбинированного метода классификации является наличие коллекции алгоритмов, позволяющей выбрать из неё наиболее эффективные для классификации анализируемого набора текстов. Коллекция алгоритмов не статична: появляющиеся новые алгоритмы классификации могут быть включены в комбинированную методику классификации текстов, что делает ее еще более универсальной… Уменьшение ресурсоёмкости процесса возможно путём использования частотно-морфологического анализа, позволяющего получить минимальный набор теоретико-лингвистических показателей и статистически упрощённых словоформ, извлекаемых из текстов... Полученный в результате морфологического анализа теоретико-лингвистический набор показателей можно условно разделить на морфологические словоформы и их характеристики, а также синтаксические показатели… доля частей речи (глаголы, существительные, прилагательные, наречия, частицы, союзы и т.д.)…» [12].

Для решения смежных и похожих задач «…Было предложено использовать нейронные сети, обучающиеся без учителя и предназначенные для обработки больших массивов многомерной информации, – самоорганизующиеся карты Кохонена (Self-organizing map – SOM). За последние годы это направление является одним из наиболее развивающихся. С помощью SOM-сетей решаются многие проблемы классификации, обработки естественного языка, изображений, тестирования и обучения. Несмотря на широкое использование, SOM-сетям не хватает теоретической обоснованности: в основном они опираются на эмпирические результаты. В итоге был получен вывод о том, что в случае удачного нахождения универсального набора характеристик можно обрабатывать любое число авторов и текстов (большие массивы информации). Достаточно постоянно модифицировать карту, добавляя новые произведения, и оценивать, как они взаимодействуют с ранее присутствующими… К проблемам, затрудняющим исследования в области атрибуции текстов, относится и составление выборки эталонных текстов…» [13].

  

Выводы

Лингвистические исследования, которые удалось посмотреть как материал для подготовки данной публикации [1, 4-8, 10-25], лишь указывают на отдельные проблемы и белые пятна в процессе изучения ИЕ языков и имеют, в общем и целом, форму благих пожеланий в их дальнейшем изучении и проведении исследовании, но в основном только теми методами, которые до сих пор не дали каких-либо конкретных и принципиально значимых результатов. Также необходимо иметь в виду, что модельное (описательное) представление о реальности относится к категории личностных оценочных суждений и отличается от самой реальности. В лингвистической методологии в области описания происхождения и этимологии слов (методология выделения морфем – корней, приставок, суффиксов и др., которые являются элементами математических множеств) сложилась практика создания этимологических словарей, которая не согласуется с основным математическими теориями и понятиями – теорией множеств и теорией вероятностей. Исходя из предпосылки, что если лингвистика не стремится к тому, чтобы сравнивать части (массивы однородных данных) близких языков между собой, то это автоматически значит, что она не понимает, что это за части (суть одного функционального целого) и почему и чем одна часть языка и языков отличается от другой. Более того, лингвистика не стремится к публичности и открытости и не старается в сколько-нибудь доходчивой и понятной большинству форме донести до широкой публики и наконец продемонстрировать значимость и грандиозность своих лингвистических открытий, достижений и постулатов, поскольку именно от них зависит масштаб, лингвистический ландшафт и общая картина мира русского языка [9].

Плохо прописана и не рекламируется (не популяризируется) практическая значимость проводимых исследований русского языка. Лингвистика также не может планировать и не нацелена на предсказание даже предварительных результатов собственных исследований, чтобы повысить эффективность этих самых исследований. Складывается общее впечатление, что лингвисты по профессии не могут простым обывательским языком сформулировать сверхзадачу своей деятельности, показать основные направления настоящих и будущих исследований и те успехи, которых они добились за долгие годы в процессе изучения русского языка. Ведь издание этимологических и морфемных словарей не является самоцелью этих исследований? Или все аспекты существования и истории русского языка можно уложить в такие словари? Наверное, требуется проведение более впечатляющих (для обывателя) исследований, которые бы закрепили, наконец, за русским языком совершенно ясное место в мире индоевропейских языков?

Ввиду отсутствия в настоящее время такой эффективной методологии также не могут быть открыты и показаны базовые основы, история и время происхождения русского языка. Без знаков, букв и корней слов, особенно в понимании их древними людьми, невозможно изучать сам язык и, тем более, проводить аналогии с другими языками и их системами письма, и изучать язык и его функциональные составляющие только в виде слов, фраз, речи, литературных произведений. Как это не покажется странным, но лингвистика считает данную тему излишне спекулятивной (или слишком сложной для её восприятия и популяризации) и не проводит связей языков через знаки, буквы и корни слов на ранних этапах их появления и трансформации. Например, неизвестно, как «лингвистическое наследие» берестяных грамот согласуется с более ранними и более известными памятниками письменности русского языка. Тем не менее, именно знаки, буквы и морфемы являются наиболее удобным однородным дискретным материалом для их анализа в рамках определений теории множеств и теории вероятностей. Прошу обратить на это пристальное внимание профессиональных лингвистов и математиков.

Из целого ряда наиболее интересных и малоизученных проблем истории и свойств русского языка не выделены наиболее интересные и перспективные области для их более детального изучения, в частности области, разработанные ещё 165 лет назад Я. Колларом в монографии «Староиталия славянская» [5]. Более того, современная лингвистика ни тогда, ни сейчас ничего не может сказать об этом, целом направлении и методической базе подобных исследований, которую разработал и использовал Я. Коллар, а также об основной сути и назначении самого этого исследования и полученных им результатов (на минутку: работа содержит 884 стр.). Если он неправ, ни в общем ни в частном, то корректно было бы указать на принципиальные ошибки его исследования и самой постановки вопроса генетической связи славянских языков с романскими и итальянским в частности, а не просто ссылаться на то, что выводы Я. Коллара не согласуются с достижениями немецкой лингвистической школы того времени [6]. Я. Коллар в фундаментальном труде всей своей жизни проанализировал тысячи и десятки тысяч слов, частей слов, морфем слов западно-, центрально-, южноевропейских и славянских языков и указал на их общую морфологическую и семантическую схожесть и тождество. Этот основной вывод, как генеральная концепция и общая цель написания книги, так и не прозвучал в юбилейном сборнике к 200-летию автора [6]. Или можно было бы попросить лингвиста-индоевропеиста дать более квалифицированную оценку этому труду, показать, с точки зрения уже современной лингвистики, какие морфемы являются генетически общими, а какие нет, и каково их общее и относительное число. Загвоздка состоит в том, что даже современные этимологические словари и лингвистические школы и направления не занимаются схожестью и различием морфемно-семантического тождества или нетождества языков, включая тождественные аффиксы в разных ИЕ языках. (По крайней мере, я о таких исследованиях не слышал, за исключением нескольких словарей корней слов индоевропейских языков, данных по алфавиту. Дело в том, что доказательства наличия такого корня или «протокорня», «универсального корня» в таком словаре должны сопровождаться данными о числе слов разных ИЕ языков, в которых данный корень, по мнению авторов, имеется, то есть должна быть показана вся группа слов одного корня, а это около 2000 слов из разных ИЕ языков на 1 корень слова, показанный в таком словаре). Частично этой проблемой сходства морфем и семантики ИЕ языков занимаются теоретики эсперанто и междуславянского языка. Таким образом, само отсутствие упоминания основной сути и цели работы Я. Коллара вызывает большое недоумение и сомнения в искренности современных академических исследователей исторического места и значения славянских языков [9]. Эту проблему можно было бы рассмотреть в совершенно корректном научном, а не спекулятивном ключе, – с точки зрения известной в лингвистике методологии появления, горизонтальной, случайной диффузии слов [24], с составлением этого самого списка «диффузных слов» из разных географически близких языков и приведения их общего и относительного числа к знаменателю 100%.

Нигде в рассмотренной литературе (кроме источника [9]) не сказано, что древний вариант проторусского языка с точки зрения лингвистических исследований и построений представляет наибольший интерес (если это не так, то не объяснено, почему эта проблема и задача изучения проторусского и протославянского языка «не представляет научный интерес», вследствие чего она не обсуждается в специальной литературе, как она не обсуждается, например, в монографии В. С. Ефимовой [18]). Не перечислены фундаментальные, уникальные особенности русского языка в исторической ретроспективе, кроме констатации того, что это просто некий «условный восточнославянский» язык. По умолчанию, я так понял, проблему изучения русского языка следует понимать так, что информация у лингвистов есть, её много, но пока она доступна только узкой группе специалистов и недоступна широкой публике. Вольно или невольно профессиональными лингвистами их разрозненные «попытки изучить» русский язык логически подменены на финальные «результаты изучения» русского языка и представлены как достижения в области изучения русского языка. Это устанавливается по косвенным признакам, в частности, по тому, что до сих пор в специальной лингвистической литературе не определены и не установлены приоритеты в изучении и истории русского языка, нет общей связанной картины происхождения русского языка и его основных частей, количественных и качественных связей с другими языками. Нет списка наиболее ярких, фундаментальных лингвистических достижений в области изучения русского языка, своеобразной «Книги», покоящейся на структуре и составе русского языка из древних письменных источников с цитированием ключевых фраз (прозы) и ключевых словарных (стандартных) конструкций из тех или иных частей речи с подстрочными переводами на современный русский. Это была бы очень популярная книга-инструмент, когда каждый без специальной лингвистической подготовки сможет сравнить сходство и различие русского и древнерусского, самостоятельно заглянуть в ещё недавнюю историю русского языка, понять основные этапы эволюции и место русского среди других ИЕ языков. Подобная литература есть, но она не скоординирована и не ориентирована на популяризацию и философское осмысление исторического контекста русского языка, его связь с одним или несколькими древними языковыми субстратами. Даже достаточно популярные тексты и лекции не отвечают на вопросы по истории русского языка. Нет прослеженной связи древних письменных источников, источников средних веков и современных вариантов использования примерно одних и тех же слов-синонимов, но уже в современном русском языке и в современном контекстном их использовании, где была бы показана связь и общие моменты трансформации и движения русского языка от древних его вариантов – к более современным (а это десятки монографий с ключевыми фразами и ключевыми словами-синонимами и фразами-синонимами, частотами их использования, подстрочными переводами). Нет проекции русского языка в его более древнюю историю и соответствующих разработанных и представленных широкой публике гипотез по этому поводу.

Учебник русского языка такой книгой-библией не является, поскольку там не изложены истоки, внутренние и внешние причины возникновения основных морфем и наиболее распространённых, древних или заимствованных морфем, или слов из других, генетически близких языков. Неизвестно, даже приблизительно, число наиболее древних и ключевых морфем русского языка. Нет «списка 10 наиболее значимых» (или «списка 100»), – самых важных «открытий десятилетия», «открытий 20-летия», «100-летия» в области изучения русского языка, которые могли бы составить его «научную основу» и прочее. И если разработана общая (универсальная) рабочая, жизнеспособная методология изучения и анализа славянских и других ИЕ языков, то почему нет работ комплексного, обобщающего плана, объясняющих все основные моменты появления, структурные, функциональные части языков и их сходства и различия, скорость расхождения слов и языков, основные количественные и качественные «параметры» (критерии и индикаторы, «удельные веса») данных явлений? Нет популярных примеров и монографий сквозной эволюции слов русского языка и эволюции их написательной, буквенной формы, эволюции наиболее распространённых фраз русского языка на основании письменных источников (суть фактологической основы для этимологических словарей, словаря В. Даля, например, и др.). Структурированные и достаточно качественные работы Г. П. Цыганенко и В. С. Ефимовой [18, 21] (которые во многом являются продуктом своего времени и соответствующего уровня лингвистических гипотез) полагаю только начальными (пионерными) работами в нужном направлении сравнительного морфемно-семантического изучения состава и структуры ИЕ языков. Но в них опять же ничего не говорится о связи и эволюции отдельных морфем ИЕ языков. Число таких монографий и обобщений с применением сквозных алгоритмов (объёмных измерений) в процессе изучения русского языка, в русле его появления и существования в общей череде ИЕ языков, крайне невелико и в целом неизвестно широкой публике.

 

В этой связи, часть проблем изучения русского языка, в частности, деривация слов как самостоятельное явление в русском и других ИЕ языках, может быть установлена и описана с применением математических моделей и на примере только всего объёма слов, деривационных цепочек, участвующих в эволюционных изменениях слов и языков, включая все близкородственные языки. Предложенное мной ключевое направление исследований синонимических отношений слов через синонимические отношения слов в процессе их сопоставления в группах однокоренных слов в славянских и других ИЕ языках является практически неизученным и неизвестным. Число слов-синонимов и корней-синонимов из славянских и других ИЕ языков может достигать очень больших значений, которые намного (в десятки и сотни раз) превосходят число примеров тождественности и исторических связей слов и языков из этимологических словарей, что является принципиально новым, неиспользуемым ранее, массивом сопоставительных данных, новым окном методологических возможностей в изучении и сравнении языков между собой.

Представлены дополнения к теоретическому обоснованию принципиальной и ключевой роли синонимии в процессе формирования (эволюции) славянских и других ИЕ языков. Установлено, что этимологические словари, использующие построения исторических и семантических связей слов, корней и языков, без верификации этих данных данными о синонимии слов и морфем тех же самых языков с использованием математических методов, являются неполными и требуют уточнения, корректировки или пересмотра. Эволюция близкородственных языков или движение более древних вариантов к более современным (эволюция) у одного языка может быть показана (продемонстрирована) через количественные и качественные (численные) показатели изменений соответствующей структуры синонимии слов, лексического и семантического тождества определённого числа морфем, слов, представленных в языке и языках за тот или иной период времени.

Обнаружена принципиальная и устойчивая связь славянских, романских, германский языков и греческого языка через высокую концентрацию отдельных морфем, встречающихся во всех перечисленных языках. Число общих морфем может достигать 10-15% и более от общего числа морфем языков. Также, в связи с быстрым развитием технических средств распознавания, анализа, хранения и копирования любых текстов, большую актуальность приобретают методы машинного подсчёта слов, морфем и букв, взятых из письменных источников и их сопоставления между собой с построением соответствующих статистических моделей и лингвистических спектров с приведением их к знаменателю 100%.

Предложена принципиальная новая методология, связанная с «пеленгацией пятна вероятностей» тождества морфем и корней ИЕ языков с выделением первичных и вторичных семантических значений слов и корней слов в процессе эволюции языков и реализации феномена синонимии. «Пеленгация пятна вероятностей» тождества частей и морфем языков возможна только при тотальном подсчёте числа корней слов, других ключевых морфем и определения их соответствия тем или иным семантическим значениям и этимонам в близких языках с приведением этих данных к знаменателю 100%.

 

Таким образом, окончательное решение проблемы поиска ключевых корней русского языка, связь с другими языками может быть найдено только по косвенным признакам, основными из которых выступают математические и стохастические модели для поиска «полей и пятен вероятностей» принадлежности (тождественности) корней слов, корней-этимонов, других ключевых морфем, с определённым семантическим смыслом, и их привязкой к тому или иному этимону.

На основании имеющихся в лингвистике методик морфемно-семантического анализа структуры слов [21-22] собственно здесь и предлагается, с использованием математических моделей и количественных характеристик синонимических отношений слов ИЕ языков, продолжить основную работу по расшифровке и раскодировке слов русского языка и самого русского языка на базе поиска ключевых морфем и корней-этимонов. Проблема, однако, кроется в том, что корень-этимон в большинстве случаев не совпадает по написанию с корнями слов, представленных в морфологических и этимологических словарях, что требует проведения дополнительных исследований по изучению истинной буквенной длины корней в ИЕ языках. Для этого представлен алгоритм нового типа для проведения подобного рода исследований и алгоритм проверки получаемых данных с помощью математических и статистических моделей и расчётов. Предложен, для выделения и анализа, особый тип слов-существительных, которые не образуют глаголов-дериватов от своей смысловой составляющей и не являются вершинами словообразовательных гнёзд, но, тем не менее, представляют собой список базовых слов для описания языковой картины мира русского и других близких языков. Представлен для рассмотрения новый алгоритм для анализа структуры, состава, различия когнитивных смыслов слов славянских языков, основанный на морфемно-семантическом сравнительном (сопоставительном) принципе анализа структуры слов, морфем слов из разных частей речи с построением соответствующих моделей Рис.1-2.

В свете сказанного, с использованием предложенных алгоритмов подсчёта числа корней-этимонов и других ключевых морфем, которые могут быть выполнены заинтересованными исследователями в будущем, на основе машинного анализа древних текстов, я полагаю, возможно будет корректно перейти на уровень анализа основных частотных изменений слов и синонимий слов в процессе формирования как частей речи, так и языков в целом (русского и других славянских в первую очередь). Снижение числа публикаций по данному направлению [12, 13] может быть компенсировано новыми подходами, задачами и алгоритмами в процессе изучения древних текстов и архитектуры русского языка. Таким образом, осмысление проблемы происхождения слов, частей речи, синонимий предлагается решать поступательно и последовательно, уходя от излишнего теоретизирования и привлекая к решению данной проблемы инструмент нового типа – математические расчёты и модели, учитывающие также статистическую достоверность описываемых моделей и явлений.

И на основе этих модельных количественных и качественных показателей и характеристик и предлагается в дальнейшем создавать теоретические конструкции нового типа и уровня, которые могут частично или уже более существенно уточнить старые лингвистические теоретические конструкции или полностью их пересмотреть. Общая задача представленных, мало разработанных ранее направлений исследований направлена на решение перечисленных практических вопросов с применением математических методов и определений и посвящена созданию и распаковке новых файлов, смыслов и задач в науке-лингвистике. Это и будет базовая работа лингвистических исследований на ближайшую перспективу – создание эталонной морфемно-семантической и статистической модели и «лингвистических спектров» наиболее древних текстов и словарей русского языка.

 

Список использованной литературы

 1. Акимова А.И. Лексическая и словообразовательная синонимия: На материале суффиксальных отсубстантивных глаголов. Дисс. Канд. Филолог. наук, Бийск, 2002. Научная библиотека диссертаций и авторефератов disserCat [Электронный ресурс] / URL: http://www.dissercat.com/content/leksicheskaya-i-slovoobrazovatelnaya-sinonimiya-na-materiale-suffiksalnykh-otsubstantivnykh-#ixzz55BuHdu3w

 2. Жуков Е.А. Об использовании математической теории множеств в лингвистике/ Сб. Новая наука: современное состояние и пути развития; по итогам Междунар. научно-практ. конф., 09 октября 2015 г., г.Стерлитамак. Ч.2 – Стерлитамак: РИЦАМИ, 2015 С.148 – 160. [Электронный ресурс] / URL: http: // ami.im / sbornik / MNPK – 39 – 2.pdf; https://elibrary.ru/item.asp?id=24297482

3. Жуков Е.А. СЛОВООБРАЗОВАНИЕ, СРАВНИТЕЛЬНАЯ СЕМАНТИКА И СИНОНИМИЯ СЛАВЯНСКИХ ЯЗЫКОВ В КОЛИЧЕСТВЕННОМ И КАЧЕСТВЕННОМ ВЫРАЖЕНИИ/ Сб. НОВАЯ НАУКА: ОТ ИДЕИ К РЕЗУЛЬТАТУ. Междунар. научное периодическое издание по итогам Междунар. Научн.-практ. конф. (22 декабря 2016 г., Сургут), Ч.2, Стерлитамак: АМИ, 2016. С. 193-221. [Электронный ресурс] https://elibrary.ru/item.asp?id=27536220

 4. Свечкарева Я.В. Деривационный потенциал номинаций времён года в динамическом аспекте: на материале русского языка XI – XX вв. авторефер. Дисс. Канд. Филол. Наук, Томск, 2007. Научная библиотека диссертаций и авторефератов disserCat http://www.dissercat.com/content/derivatsionnyi-potentsial-nominatsii-vremen-goda-v-dinamicheskom-aspekte-na-materiale-russko#ixzz55wZEMThF].

5. KOLLÁR, Ján: Staroitalia slavjanská: aneb objevy a důkazy zivlů slavských v ..., Том 1. Wien 1853. 884 р. [Электронный ресурс] / URL: https://books.google.hr/books?id=Lp9BAAAAcAAJ&printsec=frontcover&hl=ru&source=gbs_ge_summary_r&cad=0#v=onepage&q&f=false

6. Ян Коллар – поэт, патриот, гуманист / Научный сборник к 200-летию со дня рождения. М.: Институт славяноведения и балканистики РАН, 1993. 147 с. [Электронный ресурс] / URL: http://inslav.ru/publication/yan-kollar-poet-patriot-gumanist-k-200-letiyu-so-dnya-rozhdeniya-m-1993

7. Коркина Ю.Е. Синонимические отношения фразеологических единиц и слов в современном русском языке. Автореферат дисс. на соискание учёной степени кандидата филологических наук. Великий Новгород – 2005 Диссертации по гуманитарным наукам – http://cheloveknauka.com/sinonimicheskie-otnosheniya-frazeologicheskih-edinits-i-slov-v-sovremennom-russkom-yazyke#ixzz54A3LGD5N

8. Энциклопедия «Русский язык» [Электронный ресурс] / URL: http://www.fio.ru/pravila/leksika/sinonimiya-sinonimy/.

 9. Шах и мат русской филологии, или Кому спасать язык от поругания// Новая литература, март 2016, [Электронный ресурс] / URL: http://newlit.ru/~zapiski_o_yazyke/5648-2.html

 10. Свечкарева (Шестерова) Я.В. О деривационном потенциале слова как языковой категории // Вестник Томского государственного университета. Бюллетень оперативной научной информации. 2006. № 111. Декабрь. – Томск, 2006. – С. 78–82. [Электронный ресурс] / URL: http://sun.tsu.ru/mminfo/000063105/300(III)/image/300_3_015-016.pdf]

 11. Синонимия, статья в электронном журнале «Кругосвет». http://www.krugosvet.ru/enc/gumanitarnye_nauki/lingvistika/SINONIMIYA.html

 12. Осочкин А.А., Фомин В.В., Флегонтов А.В. Метод частотно-морфологической классификации текстов// Программные продукты и системы. № 3 за 2017 год. [Электронный ресурс] / URL: http://www.swsys.ru/index.php?page=article&id=4319

13. Батура Т.В. Формальные методы установления авторства текстов и их реализация в программных продуктах // Программные продукты и системы, № 4, 2013. [Электронный ресурс] / URL: http://www.swsys.ru/index.php?page=article&id=3703&lang=&lang=&like=1

 14. Синонимические отношения слов, научно-популярная статья в электронном журнале «Linguistics Wiki» [Электронный ресурс] / URL: http://ru.lingvo.wikia.com/wiki/Синонимические_отношения_слов].

15. Салимова Д.А. Части речи в разноструктурных языках: системно-функциональный подход на материале татарского и русского языков. Автореф. Дисс. доктора филологических наук. 2001. Научная библиотека диссертаций и авторефератов disserCat [Электронный ресурс] / URL: http://www.dissercat.com/content/chasti-rechi-v-raznostrukturnykh-yazykakh-sistemno-funktsionalnyi-podkhod-na-materiale-tatar#ixzz54cXc6bGO

16. Старостин Георгий. Просветительская лекция. «Кто больший индоевропеец, сказать нельзя» [Электронный ресурс] / URL: https://www.youtube.com/watch?v=PI7GCnmuXcY).

17. Бурлак С. FAQ: Лингвистическая компаративистика. 8 фактов о сравнительно-историческом языкознании и изменениях в различных языках, 2014, [Электронный ресурс] / URL: https://postnauka.ru/faq/32145

18. Ефимова В.С. Старославянская словообразовательная морфемика. М.: Институт славяноведения РАН, 2006. 365 с. [Электронный ресурс] / URL: http://inslav.ru/publication/efimova-v-s-staroslavyanskaya-slovoobrazovatelnaya-morfemika-m-2006

 19. Фонд Хованского на ФБ. [Электронный ресурс] / URL: https://www.facebook.com/khovansky.fond?hc_ref=ARS-6v55Kw-hJ29fdYQIvL278pC-FKvO694_hxAUiU8gxkI8NEqC2LBrDZuhgfF99IE

 20. Словарь Академии российской. В Санкт-Петербурге, при Императорской Академии наук, 1789.

 21. Цыганенко Г.П. Этимологический словарь русского языка. К.: Рад. Шк. 1989, 511 с.

22. Тихонов А. Н. Новый словообразовательный словарь русского языка для всех, кто хочет быть грамотным. – Москва: АСТ, 2014. – 639с.

 23. Власова Л.В. Семантическая диффузия, семантическая неопределённость: определение понятий, 2014, [Электронный ресурс] / URL: КиберЛенинка: https://cyberleninka.ru/article/n/semanticheskaya-diffuziya-semanticheskaya-neopredelennost-opredelenie-ponyatiy

 24. Синонимические ряды в деривационном аспекте, статья в электронном журнале StudFiles [Электронный ресурс] / URL: https://studfiles.net/preview/3962920/page:72/

 25. Google – переводчик. [Электронный ресурс] / URL: https: // translate.google.ru /

 

журнал «Новая Литература»


Е.А. Жуков, Роль синонимии в формировании языков и частей речи // «Академия Тринитаризма», М., Эл № 77-6567, публ.24731, 28.08.2018

[Обсуждение на форуме «Публицистика»]

В начало документа

© Академия Тринитаризма
info@trinitas.ru