Институт Праславянской Цивилизации - Публикации

Шамбаров В.Е.



течение нескольких веков пространства Восточной Европы оказались для истории натуральной «терра инкогнита». Лишь с I в. н.э., когда Причерноморье вошло в систему внутренних связей Рима, снова начинают появляться описания этих краев, из которых мы можем узнать, какие же народы здесь жили. Но к сожалению, до Геродота таким описаниям далеко. Римляне были более практичным народом, чем древние эллины, и основное их внимание было приковано к странам, входящим в сферу «интересов» империи — парфянской, германской границам. А Черное море оказалось глухой окраиной их державы, и они подробно излагали только сведения о его берегах, поскольку это могло быть важно для судоходства и торговли. Да и здесь мы не встретим рассказов о происхождении народов и их обычаях — лишь этнонимы. А племена, живущие в глубине территории, с которыми римляне не сталкивались и которые, до поры до времени, не представляли для них ни выгоды, ни угрозы, их вообще не интересовали. Данные о них, если и встречаются, весьма отрывочны и носят самый общий характер.

Ярким примером традиционного «римоцентризма» и нелюбознательности ко всему чужому может послужить Овидий, сосланный Августом в Томы (Констанца) и проживший там десять лет. В его элегиях и письмах оттуда преобладают ностальгические воспоминания о прошлой римской жизни и бесконечные жалобы на ее утрату. И ни единой новой и живой детали об окружающей его стране! Все отрывочные упоминания о ней, как уже подмечено исследователями, содержат лишь заведомо известные в Риме и повторяемые из более ранних работ факты о суровости здешних зим и «дикости» местных «варваров». Овидий даже гордился тем, что в течение долгих лет сумел остаться «настоящим римлянином» и не выучил ни одного «варварского» слова! Отчего, мол, и подвергался насмешкам коренных жителей.

Но и в тех случаях, когда более менее подробные описания дальних краев все же возникали, разобраться в них бывает не так просто, поскольку они обладают еще одним серьезным недостатком. Сами авторы, составлявшие их, в такие отдаленные от центра и глухие провинции забирались редко. Если все же приезжали, то как Арриан, по службе, поэтому и излагали только ту информацию, которая казалась важной для государственных и военных целей. А римско-греческие авторы фундаментальных исторических и географических работ данной эпохи чаще пользовались чужими сведениями и вдобавок компиллировали информацию из более ранних источников. Причем обобщали все известные им источники, начиная с Гомера и Геродота. И лишь отдельные писатели, подобно Страбону, позволяли себе перерабатывать эти сведения критически. Впрочем, он и в других отношеиях выделяется в лучшую сторону — хотя бы тем, что получал достоверную информацию от своих родственников, неоднократно бывавших в Причерноморье, и наконец, он единственный, кто честно признается, что о народах, живущих севернее роксоланов, ничего толком не знает.

ольшинство же авторов механически суммировали все источники, то ли не считая себя вправе опровергать более древние авторитеты, то ли показывая таким образом свою «ученость», опирающуюся на максимальное количество классиков. И если мы попытаемся составить карту Восточной Европы, например, только по работам Помпония Мелы или Плиния Младшего, то картина получится просто фантастической. Потому что в расположение реальных народов своего времени они правдами и неправдами постарались втиснуть и все те, о которых вычитали у Геродота, т.е. жившие на 600 лет раньше. В общем, даже зная время жизни тех или иных авторов и время написания ими своих работ, отследить по ним в динамике изменения этнической картины «Сарматии» практически невозможно — упоминание разных народов и их локализация могли соответствовать и более раннему периоду.

Собиралась «до кучи» и вся прочая доступная информация самого разнокалиберного свойства. Поэтому из таких трудов мы можем узнать, например, о странах «гиппоподов» с лошадиными ногами, «пануатиев, у которых длинные висячие уши, прикрывающие собой все тело, служат одеянием для наготы», о стране «Абаримон, в которой живут лесные люди с вывернутыми назад ступнями, отличающиеся чрезвычайной быстротой», о стране «с весьма богатой почвой, но необитаемой, потому что грифы, свирепые и упрямые животные, очень любят и очень ревностно стерегут извлеченное из земли золото», а «аримаспы, отличающиеся одним глазом посредине лба, постоянно воюют из-за рудников с грифами». Сообщаются и другие подобные сведения — что «савроматы, живущие на тринадцать дней выше Борисфена, постоянно принимают пищу через два дня на третий», а в «Албании родятся люди, с детства седые и видящие ночью лучше, чем днем». Но все же путем сопоставления и анализа различных работ можно выделить слой более менее достоверной информации и представить некое обобщенное, пусть даже приблизительное описание Восточной Европы в I — II вв. нашей эры.

Сначала пройдемся вдоль Черноморских берегов, данные о которых куда более полные, чем о «глубинке». В низовьях Дуная проживали бастарны. Далее на север — геты и народ истриан. На Днестре — тирагеты. Вслед за ними различные авторы называют исиаков, асиаков, аксиаков. Вероятно, это один и тот же народ. Они же жили по Южному Бугу, кроме низовий, занятых каллипидами. Между Южным Бугом и Днепром упоминаются кробигги, в лесах низовий Днепра — энкадии.

то же это за народы? Попробуем разобраться, кто есть кто. Бастарнов некоторые авторы причисляли к кельтам, а Страбон называет кельто-скифами. Очевидно, это были племена, осевшие здесь со времен галльского нашествия и смешавшиеся с местным населением, в том числе и с частью скифов, отступивших в Добруджу. Геты — древнее население Фракии. «Истриане» переводится как «дунайцы». То есть, они были каким-то местным народом, расселившимся от Дуная в северном направлении. Вполне возможно, речь идет об иллирийском племени истров, давших древнее название этой реке, или о какой-то его части, вытесненной севернее кельтами или фракийцами. «Тирагеты» — это «геты, живущие на Тире», т.е. на Днестре. Но Страбон и Плиний отделяют их от собственно гетов (фракийцев). Не исключено, что речь идет все о тех же «агатирсах» Геродота — в их нравах он тоже находил много общего с фракийцами, и этноним остался схожим. Конечно, они утеряли былое могущество времен Великой Скифии, но какая-то их часть, вероятно, осталась в родных местах.

тноним «аксиаков», по утверждениям латинских авторов, тоже происходил от одноименной реки. Может быть, это созвучная «аксиаку» река Эксампей, фигурирующая у Геродота, она же современная р. Синюха, приток Южного Буга? Тогда «аксиаков» можно отнести к потомкам ализонов и «скифов-пахарей» — ариев, как раз по Эксампею проходила граница расселения данных племен. Во всяком случае, такой признак, как племенные этнонимы по названиям рек явно относит и истриан, и тирагетов, и аксиаков к оседлым народам, давно освоивших эти края — подобный принцип наименования наблюдался и в праславянской части Скифии, а впоследствии и у славянских племен. В латинских описаниях говорится, что у истриан и аксиаков были свои пристани где-то вблизи нынешней Одессы. Значит, они в какой-то мере участвовали в черноморской торговле и знали мореходство — возможно, занимаясь и рыбной ловлей. Каллипиды в низовьях Южного Буга также встречаются у Геродота — так он называл население, произошедшее от смешения греков со скифами и селившееся вблизи эллинской Ольвии. Но о «кробиггах» и «энкадиях» не известно ничего. Кем они были — тоже какими-то смешанными племенами, осколками Скифии, сарматами иди фракийцами? Но упоминаются те и другие лишь единожды. Может быть, это были какие-то мелкие племенные единицы, либо входившие в более крупный народ с другим этнонимом, либо впоследствии ассимилированные.

В степях Северной Таврии жили скифы-сарды и сираки, где-то здесь же упоминаются навары, хотя четкая их локализация затруднительна — то ли они жили на левобережье Нижнего Днепра, то ли у моря. Возможно, навары — это какая-то часть невров, мигрировавшая на юг под защиту Скифского царства. Сираки упоминаются еще у Геродота — только не в Причерноморье, а где-то далеко на востоке, в Казахстане или в Средней Азии. Следовательно, они продвинулись сюда с какой-то из волн сарматских переселений. А сарды — одно из племенных названий скифов. Их царство занимало также степную часть Крыма, где упоминаются и другие племенные этнонимы — таффрии, сатавки, сатархи. Все они входили в состав Скифии, которая стала довольно развитым государством. Латинские авторы упоминают многочисленные города этого царства: Тафры на Перекопе, Навар, Каркена, Оргокины, Харакены, Ассираны, Стактары, Акисалиты, Калиороды, Хаб. Самым богатым и цветущим из этих городов была столица — Неаполь-Скифский вблизи Симферополя. К сожалению, до сих пор археологи смогли раскопать и изучить лишь небольшую его часть. Хотя даже то, что уже открылось, поражает воображение уровнем здешней цивилизации. Раскопки обнаружили остатки мощных крепостных стен, дворцов, храмов, густо застроенных жилых кварталов, бань, мастерских и базаров. Выяснилось, что город был развитым центром ремесленного производства и торговли, что в Скифии процветало земледелие и садоводство. Судя по найденным предметам, здесь существовали прочные торговые связи с Афинами, Родосом, Египтом, Пергамом, Синопом. Кстати, мы даже не знаем его настоящего названия этого города, ведь «Неаполь» — греческое слово, означающее просто «новый город».

роме этого царства в Крыму располагались владения Херсонеса и Боспора, а на южном берегу продолжали жить тавры, также названные еще Геродотом. Но в римских описаниях они уже сильно отличаются от тех дикарей и разбойников, каковыми представил их «отец истории». Упоминается их укрепленный город Плакея, многочисленные порты и гавани. Видимо, тавры зависели от Скифии, хотя и сохраняли свое внутреннее самоуправление.

В Приазовье жили оседлые меотские племена, хотя состав их, по-видимому, сильно изменился. Так, римские авторы подчеркивают, что здешние оседлые жители не менее воинственны, чем кочевники. Видимо, местное население стало смешанным, вобрав в себя меотские, скифские, праславянские и сарматские корни остатков различных народов, спасшихся в приазовских болотах от всех войн и нашествий. О смешанном характере здешних жителей говорит и Страбон, упоминая какое-то племя, жившее в дельте Дона (который имел тогда дельту с большими островами). У других авторов в этих краях упоминаются некие бораны, на северо-западном побережье — свардены, на восточном — тарпеты. В последующих хрониках в Приазовье локализуются герулы, которых тоже называют «скифским», т.е. местным племенем. Вероятно, их этноним произошел тоже от реки — Герра, ныне Молочная вблизи Мелитополя. Судя по этому признаку, и по тому, что в последующих войнах они выставляли пехоту, можно сделать вывод, что они были оседлыми жителями. Впрочем, в III — IV вв., когда они стали широко известны, этноним «герулы» мог применяться и обобщенно к союзу племен Приазовья. Не исключено также, что свардены и герулы имели общие корни с упоминавшимися в прошлой главе свардонами и гиррами, попавшими в ходе переселений далеко на запад. Народы Приазовья зависели частично от скифских, частично от сарматских и боспорских царей, а занимались рыболовством и земледелием. Квинт Курциний Руф писал, что «места, обращенные к Танаису, достаточно высоко культивированы».

емледелье процветало также на Тамани и в низовьях Кубани, где жили древние синды, которых обошли стороной разрушительные волны завоевателей. И археологические раскопки, и письменные источники показывают высокий уровень развития здешней культуры, постепенно смешивающейся с греческой. У синдов существовали развитые города, какая-то своя религия — неоднократно упоминаются их богатые храмы, посвященные женскому божеству или божествам, которых греки называли Афродитой Апатурой и Артемидой Агротерой. Южнее, на северокавказском и кавказском побережье обитали ахеи, гениохи, зиги и керкеты. Из них четкой идентификации поддаются лишь зиги с керкетами — это предки черкесов. Но и соседи, судя по всему, от них отличались немногим. Согласно римским авторам, все они были прекрасными мореходами и отчаянно промышляли пиратством, «для чего имеют небольшие, узкие и легкие ладьи, вмещающие около 25 человек» и называющиеся «камары». Причем этому пиратству исподтишка оказывали покровительство цари Боспора, снабжая их всем необходимым и скупая награбленное. Впрочем, отмечалось, что разбой северокавказских моряков шел не из кровожадности, а чисто ради заработка, и они охотно отпускают пленных за выкуп.

На Кавказе проживало множество народов, из которых далеко не все можно идентифицировать, так как многие из них обозначаются явными прозвищами — например, «макропогоны» — «длиннобородые» или «фтейрофаги» — «вшееды». Самыми сильными считались сваны. Где-то на рубеже нашей эры, как сообщает Страбон, их царство могло выставить двухсоттысячную армию. Но затем оно, видимо, пришло в упадок, и во II в. Арриан называет сванов уже данниками римлян. Их вассалами стали и другие народы Кавказа и Закавказья: колхи, лазы, апсилы, абаски, сапиги — их царей назначал или утверждал римский император.

Что же касается глубинных районов Восточной Европы, то сведений о их населении гораздо меньше. На север от Дуная жили геты-фракийцы и даки, а рядом с ними — каспиане, о которых уже говорилось в главе 16. За «пустыней гетов» — выше по Днестру жили упоминавшиеся ранее тирагеты — видимо, праславянский народ. А дальше на север и восток — «языги-сарматы, так называемые царские, и урги». Урги — это, скорее всего, уроги, угорское племя, ставшее союзниками языгов. Ну а языги в этот период были одним из самых могущественных народов Причерноморья. Их царство контролировало обширную территорию от Днепра до Паннонии, включая в себя долины Южного Буга, Днестра, и через карпатские перевалы захватывая долину Тисы. По-видимому, их данниками были и жители Поднепровья. Выше по течению этой реки римские авторы упоминают «борусков» или «племя, носящее то же название, что река Борисфен». Ясно, что «боруски» — это все те же борусичи, они же «борисфениты», они же поляне или предки полян. То есть, и они частично остались в родных краях после гибели Скифии, хотя их хозяйство претерпело значительный упадок по сравнению с прошлыми временами.

ами «царские языги», занявшие в новом государстве положение «царских скифов», были кочевниками. Согласно римским источникам, они не строили постоянных домов и жили в передвижных войлочных кибитках. Эти же кибитки в случае опасности сдвигались в круг и становились крепостью для племени или рода. Хотя возможно, у них и существовали какие-то постоянные населенные пункты для зимовок скота. У языгов было отличное вооружение «сарматского типа» — главной их силой была тяжелая конница, защищенная доспехами, то есть где-то должны были существовать и кузницы, и ремесленные мастерские. В погребениях обнаруживают богатые и красивые наборы разнообразных женских украшений: ожерелий, застежек, браслетов, ушных колец, произведения искусства в «зверином стиле» — но уже заметно отличавшемся от скифского. У сарматских народов он стал более условным, переходя от живописной передачи натуры в орнамент. Эти изображения становятся полихромными, богато инкрустируются драгоценными и полудрагоценными камнями.

Однако от скифского отличался не только стиль искусства, но и стиль государства языгов. Скифы объединили вокруг себя окрестные народы и инкорпорировали их в состав своего царства, которое стало если и не совсем равноправным, то во всяком случае взаимовыгодным союзом нескольких племен, отнюдь не считавших себя ущемленными и даже называвших сами себя «скифами». Языги же своих соседей просто подавили оружием и облагали данью — их подданные «языгами» не стали. К таким выводам приводит и археология. Например, даже академик Рыбаков, ярый сторонник разделения скифов и праславян, признал, что в XI — III вв. до н.э. существовала единая «лужицко-скифская» культура от Балтики до Причерноморья, причем на востоке культура славян плавно сливалась со скифской — они как бы переходят одна в другую. В сарматский период славянам принадлежала «пшеворско-зарубинецкая» культура. В ней ни о каком слиянии с культурой степных соседей нет и речи. А крупные поселения-городища с развитым ремеслом, земледелием, скотоводством, сохранялись и возникали лишь на западе, на территории Польши.

Поднепровье и на юго-западе Украины, в самых плодородных областях, некогда бывших житницей Скифии, прежнее высокоразвитое земледелие при языгах не возродилось. Тут существовали лишь мелкие селения, как бы прячущиеся в лесах, с небольшими участками обрабатываемой земли, да и скота, по-видимому, содержалось мало — словом, было сведено к минимуму все, что может быть отнято и что нужно бросать, если вдруг придется спасаться бегством и укрываться в лесных чащах. А образовавшийся из-за этого дефицит продуктов питания компенсировался охотой и рыболовством. Арриан во II в. писал о бывших краях «пахарей» и «земледельцев», что здешние жители «прежде питались хлебом и занимались земледелием, но после поражения, нанесенного им фракийцами, изменили образ жизни и поклялись великой клятвой никогда впредь не строить домов, не бороздить землю плугом, не основывать городов, не приобретать драгоценного имущества, а скота держать не более, чем сколько можно переводить из одной страны в другую». В этой весьма образной картине неточны лишь отдельные детали — никакой клятвы праславяне, разумеется, не давали, а просто приспособились к новым условиям существования. И произошло это не после нашествия фракийцев (в I в.), а гораздо раньше, в III — II вв. до н.э., после нашествия из Фракии галлов, а вслед за тем — нескольких волн сарматских племен.

И хотя Страбон пишет, что в его время кочевники брали дань тоже умеренную, а войной шли лишь на тех соседей, которые прекращали ее платить, но ведь и прочного мира, каковой обеспечивала Великая Скифия, в Восточной Европе больше не было. Кроме языгов, рядом жили и другие сарматские племена, враждовавшие между собой, были угорские народы, так что система сбора дани одних наверняка дополнялась набегами других. Характерно и то, что в кладах, обнаруженных в глубине восточноевропейской территории, почти не попадаются римские и греческие монеты I в. до н.э. — I в. н.э. (в отличие от монет скифского периода). Следовательно, в черноморской торговле здешние жители больше не участвовали. Впрочем, и посевные участки у них уже не соответствовали нуждам товарного производства. А поскольку известно, что языги торговлю с греками все же вели, то какая-то продукция оседлого населения попадала к ним, видимо, бесплатно, в виде дани или добычи.

На восток от языгов, от Днепра до Дона, лежало другое сарматское царство — роксоланов, пришедших в Причерноморье в конце II в. до н.э. — в третьей волне переселенцев или вместе с языгами. Известно, что до середины I в. они неоднократно выступали союзниками, но затем по какой-то причине рассорились и начали крупно враждовать. Страбон сообщает, что их воины носили шлемы и панцири из воловьей кожи, щиты, сплетенные из ивовых прутьев, а вооружены были копьями, луками и длинными мечами. Как свидетельствуют другие источники и археологические данные, на кожаные доспехи часто нашивались металлические пластины. А в более поздний период кожаные доспехи все в большей степени вытесняются стальными. В захоронениях находят остроконечные шлемы, кольчуги, пластинчатые и чешуйчатые панцири. Летом они кочевали по степям, а на зиму уходили куда-то в низовья Дона. То есть, в данном случае мы имеем подтверждение, что зимовья у них имелись постоянные, где наверняка оставалось население и летом, заготавливая сено для скота, и располагались эти зимовья там же, где много столетий спустя — городки половцев, а потом и казаков. Характерны сведения римских авторов, что плавания вверх по Дону для чужеземцев сарматы не допускают, а торг ведут только в городе Танаисе, на Азовском побережье. Судя по всему, в отличие от языгов, у роксоланов сложились неплохие отношения с соседями и подданными — с крымской Скифией и приазовскими племенами. Как уже упоминалось, народы эти процветали и чувствовали себя достаточно уверенно.

Значительный интерес представляет собой и город Танаис в устье Дона. Судя по данным раскопок он был довольно большим, процветающим культурным и торговым центром. И, как доказали современные ученые, не греческим. В надписях и обращениях к его жителям они всегда разделяются на две категории — как «эллины и танаиты». Причем правители были из «танаитов», а для руководства делами греческой общины они назначали особых чиновников, «эллинархов». Возможно, Танаис являлся столицей каких-то приазовских народов или входил в царство роксоланов. Но поскольку в греческих и римских источниках он считается полноправным «городом», т.е. полисом, значит, с точки зрения античных авторов он был городом и юридически. Имел внутреннее самоуправление, муниципальную собственность и некую территорию, относившуюся к «городским» владениям.

а Северском Донце в это время жили «саргатии» — это сарагуры, еще одно угорское племя, предки болгар. А за Доном и до Кавказских гор латинские авторы помещали племена исседонов, иксаматов, аорсов и сираков. Об иксаматах сообщается, что женщины у них сражаются наравне с мужчинами, но предпочитают действовать не рубящим и колющим оружием, а лихо захлестывают противника арканами. Равноправие женщин упоминается и у исседонов, так что иксаматы могли быть родственны им. И женские воинские погребения с конями, оружием, а то и следами жертвоприношений рабов-мужчин тут иногда действительно встречаются. Но у других сарматских племен — в частности и языгов с роксоланами, господствовал патриархат. Причем у них, как и у скифских народов сын после смерти отца наследовал наследовал не только его имущество, но и его жен — кроме собственной матери. В середине I тысячелетия до н.э. исседоны, сираки и аорсы локализовывались за Уралом и в Средней Азии, следовательно, пришли сюда вслед за роксоланами. Сообщалось, что некоторые из этих племен кочуют, другие занимаются земледелием — видимо, соблазнившись примером богатых поселений синдов на Кубани.

Но затем ситуация в этих местах изменилась. Где-то в I в. н.э. сюда из закаспийских степей двинулись новые сильные пришельцы — аланы, создавшие здесь еще одно сарматское царство. Народ это был энергичный и воинственный. А побежденные племена аланы обычно инкорпорировали, включая их в состав своей этнической общности. Очевидно, это произошло и в предгорьях Северного Кавказа, степях Кубани и Ставрополья. По мере времени, когда создавались различные историко-географические работы, этнонимы аорсов, исседонов, сираков, иксаматов в них исчезают. А вместо них остается лишь один — аланы. Аммиан Марцеллин писал: «Своими повторяющимися победами они постепенно сломили народы, которые встречали, и подобно персам, инкорпорировали их под своим национальным именем». Он характеризует их, как людей мужественных, суровых и крайне воинственных: «То наслаждение, которое добродушные и миролюбивые люди получают от ученого досуга, они обретают в опасностях и войне. Высшим счастьем в их глазах является смерть на поле боя; умереть от старости или несчастного случая для них позорно и является признаком трусости, обвинение в котором крайне оскорбительно». Упоминает он и некоторые их обычаи, похожие на скифские — скальпирование врагов, ритуал поклонения мечу, как символу божества войны.

прочем, хотя Аммиана Марцеллина принято считать одним из самых добросовестных римских историков, в отношении аланов далеко не всем его характеристикам можно доверять. Судя по всему, под «аланами» он обобщенно подразумевал все скифо-сарматские народы. Например, он говорит, что их земли простираются на восток вплоть до Индии (которую в его время захватили среднеазиатские саки) и рисует их типичными кочевниками: «Они не имеют домов и не пользуются плугом, но они питаются мясом и обильно имеющимся молоком, живут в повозках, которые они покрывают закругленными тентами из коры, и едут по бескрайним пустошам». Но как раз аланы в этом отношении существенно отличались от других родственных племен, и, видимо, во многом переняли культуру Парфии. О сильном царстве Алания, восточные границы которого доходили до Урала, а может быть, захватывали и часть территории современного Казахстана, упоминают даже китайские хроники, причем называя их оседлым народом.

Это подтверждают и археологические раскопки. Аланские погребения находят и на Нижней Волге, и в Башкирии, и на Тереке. В предгорьях Кавказа обнаружены мощные аланские крепости. Более сильным и совершенным по сравнению с языгами и роксоланами было их вооружение, богаче погребения, более развито ремесло и ювелирное искусство. Правда, это не мешало аланам оставаться в первую очередь воинами. Едва их царство набрало силу за счет присоединения ближних соседей, как это тут же почувствовали на себе соседи дальние. Набеги начались на всех без разбора. Вторгались они и в Закавказье, и в Парфию, а вскоре и римляне испытали удары аланской панцирной конницы, когда те добрались до их провинций в Каппадокии.

на восток от аланов, на берегах Каспия, персидские и армянские хроники во II веке называют еще два народа — хазар и барсилов. Хазары были древним оседлым населением Прикаспийской низменности и долины Терека, занимались виноградарством, земледелием рыболовством. А барсилы являлись кочевниками, угорским народом, ставший впоследствии, как и упоминавшиеся уроги с сарагурами, одними из предков болгар. Жили они, судя по всему, недружно, причем больше доставалось хазарам от барсилов.

Где-то в лесах на север от сарматских степей латинские авторы помещают еще целый ряд племен. Там называются какие-то гамаксобии, периербиты, гиппомолги, карбоны, бельки, идракибы, остурны и т.д. Но идентифицировать из них, пожалуй, можно только галиндов, балтское племя, распространившееся на восток из района Немана или Западной Двины. А насчет остальных остается только развести руками, особенно учитывая признание Страбона о том, что никаких достоверных сведений о северных народах у римлян нет. И, следовательно, недостоверность должна была резко возрастать пропорционально расстояниям.

© В.Е. Шамбаров. 2004

---

Шамбаров В.Е. Беседы о Руси древнейшей. Беседа 19. «Кто есть кто в начале нашей эры?» // «Академия Тринитаризма», М., Эл № 77-6567, публ.11305, 24.06.2004

[Обсуждение на форуме «Праславянская Цивилизация»]