Б.А. Вы, Людмила Борисовна, очень верно подметили природу этого явления, против которого активно выступают наши демократы, но которую исповедуют, и весьма успешно, сами: кто не с нами — тот против нас! Однако вернемся к Автору «Слова».

Л.Б. Об этой вашей интереснейшей концепции мы будем в дальнейшем говорить очень подробно. Сейчас лишь хочу обратить внимание наших читателей на то, что в этом плане представляет интерес вывод, к которому пришел наш известный публицист Вадим Кожинов. В 1992 году он опубликовал в нескольких номерах журнала «Наш современник» исследование под названием «История Руси и русского Слова», где, в частности, касаясь «Слова о полку Игореве», отмечает: «Из исследований стиля поэмы об Игоре со всей ясностью вытекает, что перед нами порождение вовсе не некой начальной стадии истории словесности, но, напротив, исключительно высокоразвитого, даже изощренного, своего рода уже и «избыточного» искусства слова» [N10, с.177].

Б.А. Да, и вот теперь представьте, что подобные творения русских гениев уничтожались физически! И, естественно, что в условиях такой обстановки Автору «Слова о полку Игореве» нужно было иметь немалое мужество, чтобы отстаивать свои взгляды. Поймите, я ничего не хочу сказать плохого о Христианстве как о религии, я преклоняюсь перед Христианством в идее (!), но о методах, которыми оно насаждалось, разумеется, ничего хорошего сказать не могу.

Л.Б. Духовное состояние общества времен Игоря Святославича в исторической науке о Древней Руси определяют как мировоззренческий дуализм, то есть сосуществование язычества или, как более правильно будет сказать, ведической культуры и христианства. В подтверждение тому приведу высказывание из письма краковского епископа Матвея к видному деятелю католической церкви Бернарду Клервоскому в ХII веке: «Народ же тот русский... Христа лишь по имени признает, а по сути в глубине души отрицает. Не желает упомянутый народ ни с греческой, ни с латинской церковью быть единообразным, но отличный от той и от другой, таинства ни одной из них не разделяет». [1]

Б.А. Вне сомнения, десятки лет атеистической пропаганды сделали свое черное дело. И ужас всего того, что мы имеем сегодня, заключается не столько в том, что народ лишили влияния Православной церкви, а, опять же, в методах, которыми для этого пользуются! Ведь вместе с осквернением Православия, пусть и доставшегося Руси ценой многих жертв, но с течением времени ставшего неотъемлемой частью русской духовности, народ денационализировали, лишив его собственных духовных корней. А это, пожалуй, пострашней всего того, что пришлось пережить русскому народу на протяжении обозримого тысячелетия.

Л.Б. А в политической сфере? Не кажется ли вам, что ситуация, описанная в «Слове», во многом напоминает нашу сегодняшнюю?

Б.А. Она напоминает прежде всего тем, что, к сожалению, после распада СССР мы сегодня стоим перед той же проблемой, что и восемьсот лет назад: как вернуть былую силу и единство, я уж не говорю — нации, но — государства!

Л.Б. Если продолжить историческую параллель: сегодня и восемь столетий назад, что, по-вашему, написал бы Автор «Слова» по поводу кровавых событий в Москве 3 и 4 октября 93 года? Ведь официальная пресса и особенно радио и телевидение стараются убедить народ в том, что расстрел Дома Советов России и убийство, по некоторым данным, не менее полутора тысяч ни в чем не повинных людей, в том числе детей и женщин, это вынужденная мера, предотвратившая гражданскую войну?

Б.А. А он уже и написал. События сентября-октября 93-го года — это тот же неудавшийся поход Игоря. И по сути, и по результатам.

Л.Б. Ну что ж, тогда — о сути... Многие историки советского периода склонны осуждать князя Игоря за предпринятый им поход, считая, что им руководило лишь тщеславие, в угоду которому он-де и войско свое погубил, сам в плен попал, да еще оттуда бесславно бежал. Так академик Борис Александрович Рыбаков в своей книге «Петр Бориславич», посвященной поиску автора «Слова о полку Игореве», называет Игоря «полугероем», у которого была «... цель — не защита деревень и городов, а далекие разъезды по степи во главе со славолюбивым князем ради своей чести, своей части трофейной добычи..». [с.66]

Б.А. Игорь стал жертвой предательства. Судите сами. Половцы были кочевым народом, их основным занятием было скотоводство и разбой. Половцы нападали и грабили русских купцов на пути «из варяг в греки» и на «залозном» пути, с целью грабежа нападали и на пограничные со Степью русские поселения. За все это половцы, разумеется, всегда могли ожидать карательных походов со стороны русских. Однако скажите, что могли делать половцы в конце апреля на своих северных территориях, когда еще всюду лежит снег, а дороги не готовы для проезда телег? Помните: «А Половци неготовами дорогами побЬгоша къ Дону Великому..». Почему половцы вдруг побежали к Дону Великому, несмотря на распутицу? Ответ напрашивается сам-собой: половцы были предупреждены о походе русских князей и соответственно подготовились. Их цель вытекает из контекста «Слова»: перебить дружинников, захватить в плен князей, потребовав за них большой выкуп, а затем напасть на русские села и города, оставшиеся без защитников. Как они могли достичь этой цели? Лишь только во много крат превосходящими силами. Ведь у Игоря было всего шесть полков. И это — против пятимиллионного народа! Вспомните, как описано нашествие половцев в «Слове»: «Половци идуть отъ Дона, и отъ моря, и отъ всЬхъ странъ Рускыя плъкы оступиша. ДЬти бЬсовы кликомъ поля прегородиша..». То есть половцы окружили Игоря и напали внезапно.

Л.Б. В своей книге академик Рыбаков неоднократно подчеркивает, что якобы готовился общерусский поход против половцев, а Игорь со своим братом Всеволодом сорвали эти планы... Цитирую: «В 1185 году чернигово-северские Ольговичи (Игорь и Ярослав) сорвали задуманный великими князьями большой поход на Дон, на Кончака..». [с.19].

Б.А. Во времена Игоря никаких «общерусских походов» не было и не могло быть, так как в предвидении «общерусского» похода половцы должны бы были не собираться, а разбегаться в разные стороны. Потому что «общерусского» похода не выдержала даже неизмеримо более могущественная, нежели половцы, Золотая орда. Я имею в виду Куликовскую битву, когда под знамена Дмитрия Донского действительно почти вся Русь собрала свои лучшие силы. И в обозримом тысячелетии это был единственный раз, когда состоялся общерусский поход. Так что теория об организации «общерусских» походов в Киевской Руси могла возникнуть лишь в умах некоторых ученых для того, чтобы опорочить намерения Игоря и цель его похода в идеологическом плане.

Л.Б. Многие историки считают, что именно в том и состояла ошибка Руси, что она чаще дружила с Половецкой Степью, нежели с христианской Византией. Сейчас России тоже подают разные советы, с кем ей дружить, а с кем нет...

Б.А. Византия всегда была враждебна Руси. Легендарная «Влесова книга» древних русов, писаная на деревянных дощечках чертами и резами, сообщает нам о «греках»: «Се есть враги русской земли и враги богам нашим». Дощечка номер 22.

Л.Б. То есть это просто претило свободолюбию наших предков! Кстати, о том, что превыше всего славяне ценили свободу и никому не позволяли ни поработить себя, ни подчинить, отмечали и сами византийцы! Они, например, искренне удивлялись тому, что, не управляясь одним человеком, люди живут в условиях демократии. Так, по свидетельству императора Маврикия (VI век), «тех, кто находится у них в плену, они не держат в рабстве бессрочно, подобно другим народам, но ограничивают их рабство известным сроком, после чего отпускают их, если они хотят, за некоторую мзду в их землю, или же позволяют им поселиться с ними, но уже как свободным людям и друзьям. Этим они снискивают их любовь» [3].

Б.А. Вообще, история Византии — от начала Восточной Римской империи до ее трагической гибели в 1453 году — это история воинов «скромных средь мечей», как сказал Пушкин устами своего персонажа Фарлафа, но всегда обладавших достаточной глубины денежным мешком, дававшим возможность Византии откупиться от самых доблестных своих врагов.

Л.Б. Не кажется ли вам, что нечто подобное происходит и сейчас? Если вспомнить Афганистан или судьбу наших русских солдат в «ближнем зарубежье», а теперь вот и расстрел Дома Советов...

Б.А. В ХХ веке эти «греки», начиная с 1917-го года, можно сказать, захватили власть над белой расой человечества. Возьмите любую из европейских стран или Соединенные Штаты Америки. Всюду управляет «денежный мешок», все поклоняются «золотому тельцу»... То же теперь насаждается и у нас, в России.

Л.Б. На протяжении последнего тысячелетия нашей истории периодически наступали «смутные» времена. Времена князя Игоря и наше время тоже называют «смутными». Есть ли здесь, на ваш взгляд, что-либо общее?

Б.А. Безусловно. Как это ни странно покажется, но все так называемые «смутные» времена в русской истории так или иначе связаны с вмешательством во внутренние дела как Древней Руси, так и России, чужеродного элемента, какими в свое время являлись византийские «греки» или так называемые «козары», а в наше время иудеи-сионисты, что, впрочем, одно и то же.

Л.Б. «Творцы катаклизмов» — так озаглавил свою статью в газете «Советская Россия» от 22 марта этого года митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Иоанн, имея в виду роль политического сионизма в организации всевозможных смут (войн, революций). Языком исторических документов автор статьи убедительно, с моей точки зрения, показал причины негативного отношения к еврейству русских царей: «Иудейские купеческие колонии, — говорит митрополит Иоанн, — появились на русских землях в эпоху расцвета Киевской Руси, поддерживавшей оживленные торговые связи с богатой Византией на востоке и христианскими государствами Западной Европы. Но уже в... (1113 году — Л.Б.) произошел первый конфликт, в результате которого они надолго (вплоть до начала ХIХ века — Л.Б.) потеряли право селиться в России. Летопись Нестора так описывает случившееся: «Киевляне же... жидов многих побили... за то, что они... христианам вред чинили»...

Б.А. «Слово о полку Игореве» навело меня на мысль о том, что Ярослав Мудрый — фальшивая фигура в русской истории...

Л.Б. Простите, пожалуйста, что прерываю вас, но лишь для того, чтобы сказать нашим читателям, что этой вашей концепции мы также посвятим одну из наших бесед.

Б.А. Исследования, проведенные мной, позволяют утверждать, что Ярослав Мудрый не мог быть сыном Владимира Святого, в связи с чем после смерти Владимира Светославича, прозванного Святым, сына великого русского полководца князя Святослава Игоревича (кстати, я считаю, что имя его не Святослав, как принято писать, а Светослав, от слова «свет»), и начались в Киевской Руси времена, которые можно назвать не столько «смутными», сколько «замутненными» стараниями историков угодить властьимущим. Известно, например, что «Повесть временных лет» (ПВЛ) претерпела несколько «редакций», смысл коих заключался в изъятии целых страниц текста, исправлении дат и т. д.

Л.Б. Об этом же очень хорошо сказал Лев Николаевич Гумилев в упомянутой мною книге: «События войн славяно-русов с Византией переданы в византийских хрониках и русских летописях с очень сильными искажениями. На месте правдивого изложения событий оказались легенды, которые сочинялись летописцами в угоду «начальству» в зависимости от политической ситуации. Особенно характерна «историческая мифология» для русского летописания — знаменитой «Повести временных лет» Нестора» [c.41].

Б.А. Вы очень хорошо подметили, Людмила Борисовна, «нелюбие», выражаясь языком «Слова о полку Игореве», наших ученых-исследователей ко всему русскому. Однако понятие русофобии значительно шире по охвату сфер ее применения и, разумеется, глубже, так как корни ее уходят даже не в столетия, а в тысячелетия. Вот «Слово о полку Игореве» и позволяет нам очиститься от этой многовековой лжи, так как это единственное произведение древнего гения, дошедшее до нас в неискаженном виде.

Л.Б. Юрий Константинович, о «Слове о полку Игореве» имеется огромная литература: это и переводы, и научные исследования, и комментарии к исследованиям... И тем не менее, сегодня мы с Вами имеем возможность и, прямо скажу, удовольствие беседовать с человеком, на судьбу которого встреча со «Словом» оказала настолько сильное влияние, что, будучи уже в зрелом возрасте, вдруг круто поменял профессию! Я имею в виду, Борис Александрович, что восемь лет назад шахматная федерация в вашем лице практически потеряла мастера спорта по шахматам, зато одним филологом стало больше. И вот в связи с этим мне хотелось бы найти ответ на вопрос: в чем же неиссякаемая сила притяжения этого произведения?

Ю.К. Я думаю, что «Слово о полку Игореве» относится к числу таких шедевров Древней Руси, к которым, как сказал поэт, «не зарастет народная тропа». Он относится к числу вечных памятников, как вечны произведения Пушкина, Лермонтова, Толстого, Достоевского. Так и «Слово». Мы, современники, черпаем как бы духовные силы из этого живительного источника в наш трудный век, в наше трудное время. Мы не забываем, что возрождение России, нашей духовности связано с глубоким пониманием литературы, искусства, и не только современной, но и древней, потому что там наша основа, с чего все начиналось. И, как говорил Блок, «Русь, ты и во сне необычайна. Твоей одежды не коснусь, дремлю, а за дремотой тайна, и в тайне ты почиешь, Русь». Так и «Слово» — это вечная тайна и вместе с тем — живительный родник для всех, кто к нему прикасается.

Л.Б. Я знаю, что в последние годы вы довольно часто бывали за границей с лекциями по древнерусской литературе. Скажите, чем вызван такой интерес к нашей древности и, в частности, к «Слову о полку Игореве»?

Ю.К. На западе интерес к России и к тому, что у нас происходит, огромнейший потому, что наша страна входит, извините меня, у меня такой взгляд, в свою седьмую цивилизацию. Мы, так сказать, на пороге великих свершений и поэтому очень важно познакомить зарубежных слушателей с достижениями нашей культуры, пусть и прошлой, но все равно той, на которой стоит дружба европейских народов.

Л.Б. Сейчас, когда на глазах рушится наше государство, наверное, не случайно находятся журналисты, которые с помощью заграничных радиостанций пытаются нам преподнести историю Древней Руси как историю сплошных междоусобиц и полной неспособности русского народа к объединению. Так в одной из передач радио «Свобода» за 1992 год в рубрике «Наша с вами история» журналист взялся утверждать, что во времена татаро-монгольского нашествия Москва тесно сотрудничала с Ордой, а князья вовсе не думали об объединении Руси, а лишь о том, как бы вырвать у Орды ярлык на княжение. Ну, а поскольку «Слово о полку Игореве» по авторскому замыслу и содержанию полностью опровергает подобные рассуждения, то было заявлено, что «Слово» не является памятником ХII века, а всего лишь подделка XVIII века, как якобы утверждал известный историк Александр Александрович Зимин. Что вы думаете по этому поводу?

Ю.К. Здесь налицо попытка реанимировать политическую точку зрения доктора исторических наук, профессора Московского историко-архивного института Александра Александровича Зимина, ныне покойного, на «Слово о полку Игореве» как подделку ХVIII века. Подчеркиваю, это была политическая точка зрения, которую Зимин пытался доказать текстологическими методами. Он считал, что «Слово» было написано в эпоху Екатерины второй якобы для оправдания ее империалистической политики в отношении Крыма и трех областей Украины (Одесской, Николаевской и Херсонской).

Л.Б. Интересно, перед кем надо было Екатерине второй оправдываться? Уж не перед США ли, где в те времена процветало официальное рабство, которое формально (!) было отменено лишь во второй половине аж ХIХ века? Или перед Францией и Англией, которые постоянно вели захватнические войны?..

Ю.К. ХVIII век вошел в историю как век передела мира и, естественно, никто из политиков того времени не собирался перед кем-либо оправдываться. Тем не менее, Зимин был одержим выдвинутой им идеей.

Л.Б. Известно, что подлинность «Слова» горячо отстаивал великий Пушкин! «Подлинность же сей песни, — писал он, — доказывается духом древности, под который невозможно подделаться. Кто из наших писателей в 18 веке мог иметь на то довольно таланта? Карамзин? Но Карамзин не поэт. Державин? Но Державин не знал и русского языка, не только языка «Песни о полку Игореве». Прочие не имели все вместе столько поэзии, сколько находится оной в плаче Ярославны, в описании битвы и бегства» [5]. Очень жаль, что Пушкину не суждено было сделать перевод «Слова»...

Б.А. Я беру на себя смелость утверждать, что, возможно, перевод «Слова», приписываемый Жуковскому, есть не что иное, как перевод Александра Сергеевича Пушкина...

Л.Б. Вот это интересно!.. И как же вы к этому пришли?

Б.А. Я изучил журналы «Русская старина» за все годы жизни Жуковского и нигде не нашел даже упоминания о его работе над «Словом». Нет никаких следов! Поэтому я считаю, что перевод, найденный среди его бумаг, это скорее всего перевод Пушкина.

Л.Б. Ну что ж, я думаю, это ваше предположение заинтересует литературоведов, знакомых с творчеством Жуковского, да и пушкиноведов тоже...

Ю.К. Вот о судьбе рукописи надо сказать, что первый список «Слова» был приобретен Мусиным-Пушкиным, графом, оберпрокурором Синода, меценатом в Спасо-Преображенском монастыре Ярославля, опубликован в 1800 году в Москве. Но случилось несчастье. Во время Отечественной войны с Наполеоном 1812 года рукопись эта погибла в московском пожаре. Дело было так. Сокровища графа были спрятаны в тайниках дома на Разгуляе, однако солдаты взломали это помещение, и рукописи пошли в огонь, а дорогая утварь и драгоценности были разграблены. Так, считают, погибло «Слово о полку Игореве». Но не погибло оно! Как не может погибнуть вся русская духовность и Россия.

Л.Б. Ну, а теперь, Борис Александрович, хотелось бы услышать, как же произошла ваша встреча со «Словом»?

Б.А. Было это на Вуоксе. Я помогал в строительстве дома... Два архитектора решили построить коммуну! Это была интересная идея. Подобрался соответствующий контингент людей, были интересные встречи, разговоры... В том числе там оказалось уникальное издание «Слова о полку Игореве», которое я начал читать на древнем языке, имея, так сказать, чисто спортивный интерес...

Л.Б. Это был перевод Мусина-Пушкина, а точнее, не перевод, а точная копия древнего текста: слово в слово, буква в букву...

Б.А. Да, то есть то, что мы считаем древним текстом «Слова о полку Игореве», текст первого издания.

Л.Б. И все же, как вы дерзнули заниматься переводом профессионально? Вы ведь знали, что существует несколько переводов маститых авторов, таких, как Жуковский, Майков, а в наши дни — академик Лихачев?..

Б.А. Знал, конечно, но дело в том, что эти переводы меня не удовлетворяли. Мне казалось, что переводчики пошли каким-то не тем путем. Правда, тогда это было у меня такое смутное, чисто интуитивное предчувствие, но именно оно и заставляло меня продолжать эту работу.

Л.Б. Как это можно «вспомнить»?..

Б.А. Я считаю, что в русской литературе аналоги этому были. Если посмотреть на развитие нашей литературной речи, то, на мой взгляд, она резко разделяется на два периода: допушкинский и послепушкинский. Как я себе это представляю, Пушкин, его гениальность в данном случае была в том, что он именно «вспомнил» тот уровень литературности древнего русского языка, который наиболее ярко представлен вот в «Слове о полку Игореве». Ну, это, может быть, такая странная точка зрения, но я глубоко уверен, что именно благодаря этому Пушкин сумел поставить русскую литературную речь на гораздо более высокий уровень, чем это было до него.

Л.Б. То есть вы хотите сказать, что силой собственного воображения, интуитивно вы смогли настолько сильно сопереживать написанному древним Автором, что как бы прониклись тем временем, атмосферой эпохи...

Ю.К. Борис Александрович хотел напрячь все свои внутренние силы, чтобы заставить предков ХII века работать на него. Ведь Борис Александрович русский, тот же русич, и он думает, так как он русич потомственный, то русичи ХII века могут заговорить, так сказать, в нем, в его естестве, и он, возродившись таким образом, может в ХХ веке, ну, так сказать, вещать умом ХII века.

Л.Б. Ну и как вы считаете, удалось это ему хоть в какой-то степени?

Ю.К. Вы знаете, я считаю, что в какой-то мере удалось. По крайней мере, Борис Александрович выдвигает ряд смелых концепций, которые требуют детального изучения. Поэтому окончательную оценку его вкладу дадут последующие поколения филологов и историков. Но должен сказать, что уже довольно беглое знакомство с его комментариями дает возможность судить о том, что сегодня мы имеем возможность выслушать первооткрывателя некоторых загадок «Слова о полку Игореве».

Л.Б. Итак, Борис Александрович, вы дерзнули поспорить с профессионалами... Вы, видимо, очень решительный и целеустремленный человек?

Б.А. Может быть, это, конечно, нескромно с моей стороны, но важна природа вот этого явления... В истории археологии был такой случай, когда никому не ведомый Шлиман задался целью доказать существование Трои. Исторически! В те времена он еще не был даже богачом, когда носился с этой своей «идеей фикс», как все считали. А он глубоко верил Гомеру, автору «Илиады» и «Одиссеи», что все, что там написано, так и было на самом деле. И половину своей жизни он потратил на то, чтобы заработать деньги для ведения археологических раскопок. В итоге он совершенно блестяще доказал всему миру свою правоту. И тогда все люди, которые ему не верили, были посрамлены и вынуждены были перед ним преклониться. Этот пример я привел не только и не столько в отношении себя... Знакомясь с разными переводами, я столкнулся с тем, что Автору «Слова» никто не верит. Авторы современных переводов в своих комментариях всегда выражаются следующим образом: этого не может быть! Автор так считал, но этого не может быть. Оценивая концепцию Автора с высоты нашего незнания.

Л.Б. В этом отношении особенно отличился ваш тезка — Борис Александрович Рыбаков...

Б.А. И не только академик Рыбаков. Я могу привести примеры, когда академик Дмитрий Сергеевич Лихачев весьма вольно обращается с древним текстом.

Ю.К. Вот я берусь прочитать крошечный отрывок и прокомментировать... Вот смотрите, пожалуйста, это знаменитый текст: разговор Гзака с Кончаком. Они говорят, что надо бы женить Владимира, сына Игоря, на Кончаковне, и тогда, мол, и Владимир останется жить в половецкой Орде, и сам Игорь, может быть, останется... Как этот текст переводит Лихачев и как — Борис Александрович:

... Говорит Кончак Гзе: « Если сокол к гнезду летит, то опутаем мы соколенка красною девицею». И сказал Гзак Кончаку: «Если опутаем его мы красною девицею, не будет у нас ни соколенка, ни красной девицы и станут нас птицы бить в поле Половецком».

То есть понимание почти прагматичное, почти точный перевод, который можно назвать хорошим, но он не учитывает ритма «Слова о полку Игореве».

Речет Кончак Кзаку: «Раз уж сокол к гнезду летит, а мы соколца опутаем красною девицею». И говорит Кза Кончаку: «Еще его опутаем красною девицею, ни нам будет соколича, ни нам и красной девицы, то начнут нас птицы бить здесь в поле Половецком».

Сказали Боян и Ходына, Святославовы песнотворцы, старого времени Ярославова: «О жена когана Олега! Тяжко ведь голове без плеч, горе и телу без головы»,- так и Русской земле без Игоря.

Пел Боян их оды Светославу песнь творца старых времен славлений Яро Вещего Олега власть хотящим: «Тяжко голове, когда нет ей плеч, зло и телу безголовому». Русской земле — без Игоря.

Б.А. По этому поводу я еще хочу сказать, что этот текст — полная копия древнерусского текста. Дело в том, что «ходы» в первоисточнике написаны вместе, и это подавляющее большинство исследователей поставило в тупик. И дальше начиналось: и «Ходына» и всякие спекуляции на этом...

Ю.К. Где «Коган Хотя» превращалось даже в «невесту», в женщину!.. А оказывается, все очень просто! И совсем не нужно этих объяснений.

Б.А. И вот то, что мне удалось здесь сделать, это удалось «вспомнить» тот наш русский замечательный язык, который и был в ХII веке.

Ю.К. Корневой язык!

Б.А. Корневой язык. Я ведь ничего, собственно, сверхъестественного не придумал, а лишь попытался добраться до корневого значения слова! И это привело вот к таким результатам.

Ю.К. Если позволите, я бы еще точно так же кратко прокомментировал одно место, которое считаю достижением Бориса Александровича... Вот тоже известная в «Слове» фраза: «Щекот славий успе, говор галич убуди». В этом тексте Борис Александрович усматривает, это его гипотеза, что здесь не дописана последняя буква в конце слова «успел». То есть «успе» значит «успел». Иначе говоря, «успела» или «приспела» пора соловьям петь все ночи напролет, а галок же говор (какое очарование!) в ночь, наоборот, убывает. И с наступлением ночи прекращается вовсе. Но не то мы видим у Лихачева. У него текст переведен так: «Щекот соловьиный уснул, говор галок пробудился», то есть...

Л.Б. Совершенно противоположный смысл! Ю.К. И это, когда у Автора «Слова» после описания первого похода «ночь меркнет», так? Волевым усилием Лихачев превращает наступление ночи у Автора в утренний рассвет, когда галки действительно пробуждаются! И таких примеров можно привести много.

Л.Б. Наверное, не нужно обладать даром предвидения, чтобы предсказать судьбу труда Бориса Александровича, так как это прекрасный материал для споров и дискуссий, которые со временем, я уверена, во многом потревожат устоявшиеся каноны в современной науке о «Слове». Ну, а пока в наших последующих беседах мы коснемся лишь тех концепций Бориса Александровича, которые представляют наибольший интерес в историческом плане.