Академия Тринитаризма -- Институт Колокола -- Литература -- Пыляев М И -- Исторические колокола

АКАДЕМИЯ ТРИНИТАРИЗМА

Пыляев М.И.
Исторические колокола

	Колокол это голос церкви, зовущий издалека и посылающий равномерный привет дворцу и лачуге.
	Паоло Мантегацца

I
Начало употребления колоколов. — Значение слова: колокол. — Клепала и била. — Легенда о Пронском биле. — Сказание о древних новгородских колоколах. — Чугунные, стеклянные, глиняные и деревянные колокола. — Подразделение колоколов. — История Набатного или Всполошного колокола. — Вечевые колокола. — Колокола Красного звона. — Пленные и ссыльные колокола. — Царские золотые и лыковые колокола. — Отливка колоколов. — Замечательные по звуку колокола. — Криптографические надписи на колоколах. — Искусство звонить. — Крещение колоколов. — Надписи на колоколах. — Царь-колокол и его история. — Иван Великий. — Большой Успенский колокол. — Случай при поднятии этого колокола. — Колокола: Реут, Вседневный, Медведь, Лебедь, Широкий, Слободской, Ростовский, Немчин, Глухой и Корсунские зазвонные.

ачало употребления колоколов приписывается египтянам; по словам историков, колокола будто бы употреблялись при священнодействиях в праздники Осириса. Грекам также были известны колокола: у афинян при храмах Прозерпины существовали колокола с тою же целию, как у нас, — ими народ призывался к богослужению. Тибул Страбон и Полибий, жившие за двести лет до Рождества Христова, говорят о колоколах, а позднее Иосиф Флавий подробно описывает их в своих еврейских антиквариях. В Китае и Японии древность некоторых колоколов нисколько не уступает древности Рима, Греции и даже Иудеи и Египта.

Слово «колокол», по догадкам некоторых ученых, имеет корень с греческого «калкун», означающее клепало или било. Первые колокола при церквах на Западе введены в употребление в конце VI века. Литье первых колоколов приписывают Павлину, епископу Нольскому, что в Кампаньи; думают, что от этого и произошло латинское их название campanа и nola.

При христианских храмах колокола, надо полагать, вошли в употребление на Западе не раньше конца VI или начала VII века; существует предание, что когда в 650 году войска Клотария осадили Орлеан, то орлеанский епископ Луп велел звонить в соборный колокол при церкви св. Стефана; осаждавшие, испугавшись этого звона, приняли его за голос ангела и поспешно сняли осаду города. На Востоке колокола употреблялись весьма редко; при взятии Константинополя турками колокола были уничтожены и сохранились только в немногих местах Сирии и Палестины. Турки запрещали колокола под тем предлогом, что будто бы звук их возмущает покой душ, витающих в воздухе.

Колокола как у древних, так и у христианских народов употреблялись в разных случаях: звон их призывал народ в храмы, извещал о времени, возвещал о начале действий военных и выступлении в поход. В некоторых местах звонили в колокола, когда вели на казнь преступников, случался пожар в городе, или смерть царя, епископа и даже частного лица. В небольших городах и монастырях, как уже мы заметили, колокола заменялись клепалами, билами или просто досками, как например, в Греции, где их называли симандрами; это были просто деревянные и железные полосы, в которые били палками или колотушками. Подобные доски находились в XII и XIV веках в новгородских и псковских церквах — они и теперь еще употребляются на Алтае и в Сибири в старообрядческих скитах.

В слободе Плотной, составляющей одно из предместий нынешнего города Пронска, на колокольне тамошней приходской церкви хранится такое древнее било, по преданию заменявшее некогда в старину «вечевой колокол». По рассказам старожилов, это било неизвестно для чего неоднократно переносили из Пронска, верст за пять, в село Ельшину, но било опять уходило на старое место в Пронск. Предание говорит, что оно принадлежало женскому монастырю, ныне уничтоженному, бывшему на самом месте, где теперь сооружена приходская церковь, сохранившая еще доселе чудное било. У этой церкви похоронены многие княжны и княгини Пронские. Било это положено «кладью» в церковь с тем, чтобы оно принадлежало вечно одной и той же церкви. И по народному поверью, никакою силою невозможно присвоить била с того места, которому оно завещано.

О колоколах новгородских упоминается с XI века, как это видно из повествования о приходе в Новгород литовского князя Всеслава Брячиславича, снявшего с Софийской колокольни колокола в 1066 году, и из жития преподобного Антония Римлянина, приплывшего в 1106 году во время утрени к Новгороду и слышавшего в нем великий звон ¹

. Но колокола эти, вероятно, были другого устройства и едва ли сохранились до нас, хотя и признается преданием в Антониевом монастыре один небольшой колокол за колокол преподобного Антония Римлянина (умер в 1147 году).

О новгородской Филипповской церкви ²

, по случаю слития первого колокола в 70 пудов в 1558 году, сказано «и не бысть колокола большаго и никакова и от создания церквей каменных св. апостола Филиппа и великаго чудотворца Николы 175 лет, а было железное клепало». Также в церковной описи Зверина монастыря за 1682 год показана в числе клепал «доска железная». Впрочем, до XVI века еще упоминается о колоколах вечевых и корсунских ³

, а с XIV и XV века о нынешних колоколах церковных. Первый из этих колоколов, как известно по летописям, слит в 1342 году к Софийскому собору московским мастером Борисом, по приказанию архиепископа Василия, а в XV веке при архиепископе Евфимии были литы колокола не только церковные, но и часовые.

Что касается XVI и XVII веков, то от этого времени осталось немало колоколов и даже с надписями русскими и иностранными, указывающими на русских и западных колокольных мастеров.

Колокола обыкновенно отливаются из так называемой колокольной меди, состоящей из сплава 78 процентов чистой меди и 22 процентов олова. Но бывали примеры, что колокола делались из чугуна, стекла, глины, дерева и даже серебра. Так, в Китае, в Пекине, существует один колокол чугунный, отлитый в 1403 году. В Упсале, в Швеции, есть колокол из стекла превосходного звука. В Брауншвейге, при церкви св. Власия, хранится как редкость один деревянный, тоже очень старый, лет около трехсот, называвшийся некогда колоколом св. Великого пятка; он употреблялся во время католицизма и в него звонили на страстной неделе. В Соловецком монастыре находятся глиняные колокола, неизвестно когда и кем слепленные.

Колокола у нас существуют многих видов и названий. Так известны: набатные, вечевые, красные, царские, пленные, ссыльные, благовестные, полиелейные, золоченые и даже лыковые; существуют еще небольшие колокола под названием кандия или звонец. Им дается знать звонарю на колокольню о времени благовеста или звона.

Первый из набатных колоколов висел в Москве, в Кремле, подле Спасских ворот, в настенном шатре или полубашенке⁴

; он назывался также царским, сторожевым и всполошным; в него звонили во время нашествия врагов, мятежа и пожара; такой звон назывался всполохом и набатом⁵

. На этой полубашенке висел прежде, как полагали, вечевой колокол, привезенный в Москву из Великого Новгорода после покорения его Иоанном III. Существует предположение, что новгородский вечевой колокол был перелит в московский набатный или всполошный в 1673 году. По указу царя Феодора Алексеевича он сослан был в 1681 году в Корельский Николаевский монастырь (где погребены дети новгородской посадницы Марфы Борецкой) за то, что звоном своим в полночь испугал царя. На нем вылита следующая надпись: «Лета 7182 июля в 25 день, вылит сей набатный колокол Кремля города Спасских ворот, весу в нем 150 пудов». К этой надписи прибавлена другая, вырезная: «7189 года, марта в 1-й день по именному великаго государя царя и великаго князя Феодора Алексеевича всея великия и малыя России самодержцу указу дан сей колокол к морю, в Николаевский-Корельский монастырь за государское многолетное здравие и по его государским родителях в вечное поминовение неотъемлемо при игумене Арсение»⁶

По свидетельству старожилов, у другого набатного колокола, который висел на башне Спасских ворот после первого колокола и который теперь хранится в Оружейной палате, по приказу Екатерины II был отнят язык за то, что он во время московского бунта в 1771 году сзывал народ; в таком виде он висел до 1803 года, когда был снят с башни и поставлен под каменным шатром у Спасских ворот вместе с большими пушками. По сломке шатра он был сперва помешен в арсенал, а потом в Оружейную палату; на нем находится следующая надпись: «1714 года июля в 30 день вылит сей набатный колокол из старого набатнаго же колокола, который разбило, Кремля города ко Спасским воротам, весу в нем 108 пуд. Лил сей колокол мастер Иван Маторин».

Кроме набатных, были еще колокола вестовые; они существовали в старину в Сибири и во многих пограничных городах южной и западной России. Ими давали знать о приближении неприятеля к городу. Вечевые колокола у нас были в Новгороде и Пскове, и, как надо полагать, последние не отличались большим весом. Еще в начале XVI столетия во всей Новгородской области не было колокола более 250 пудов весом. Так, по крайней мере, говорит летописец, упоминая о колоколе Благовестнике, слитом в 1530 году ко святой Софии повелением архиепископа Макария: «Слит бысть колокол вельми велик, яко такова величеством не бывало в великом Новеграде и во всей Новгородской области, яко страшной трубе гласящи»⁷

Красными колоколами называли такие, которые имели звон красный, т. е. хороший, усладительный, веселый; красные колокола то же, что красивые, благозвучные. В Москве, в Юшковом переулке, существует церковь святителя Николая «у красных колоколов»; этот храм более чем два века славился своим «красным звоном». Есть в Москве еще другой храм, за Неглинною, на Никитской улице, известный под именем Вознесенье, где хорошая колокольница.

Но лучшие по тону колокола в России — это в Ростовском соборе. Колокольня этого храма замечательна своим устройством и музыкальными звонами колоколов. Звоны там названы по именам учредителей: Ионин, по имени митрополита Ионы Сысоевича, который с 1652 года по 1691 год в течение 39-ти лет правили митрополиею Ростовскою; Георгиевский, особенно хороший, как говорят знатоки, принадлежал архиепископу Георгию Дашкову, правившему Ростовом уже по уничтожении митрополии с 1718 года по 1731 год; Иоакимовский, по имени архиепископа Иоакима, 1731 -1741 год. Колокола висят в линию и различаются весом: первый в 2000 пудов, второй в 1000, третий в 500 и т. д. до 20 пудов и менее. Всех колоколов тринадцать. Звонари становятся так, что могут видеть друг друга и соглашаться в такте. Это одно из условий гармонии. Митрополит Платон приезжал слушать эти звоны и хотел учредить у себя такие же в Вифании. Но ему сказали: «Дайте такую же колокольню и такие же колокола». Исторические ростовские колокола: Сысой, Полиелейный, Лебедь⁸

, Голодарь⁹

, Баран, Красный, Козел и Ясак.

«Пленные» колокола имеются на колокольнях многих наших церквей; особенно богата ими Петербургская губерния, отчасти Москва и затем Сибирь. Из замечательных шведских старинных колоколов один находится в Петербурге за Невской заставой на Фарфоровом заводе, весом в 30 пудов, с латинской надписью: «Soli Deo gloria. Gloria in excelsis Deo. Me fundebat anno 1686 Holmiae Misael. Bader».

По рассказам одних, этот колокол найден был в земле, при постройке каменной церкви, на месте которой в старину стояла шведская кирка. По другим преданиям, он был взят в плен от шведов императором Петром Великим. Между колоколами Москвы «пленных» имеется тоже несколько. Замечателен там один полиелей¹⁰

с буквами Е. Г. и сбивчивою надписью: «Espoir en tout... de ce cloche es Chenaem st. tasen fraci». Этот древний колокол висит на колокольне церкви св. Николая, в Юшковом переулке.

В Красноярске, на соборной колокольне, имеется один колокол, исписанный какими-то восточными письменами. По преданию, он взят из буддийского храма, по другим рассказам, его нашли лет пятьдесят тому назад при разрытии одного кургана в Минусинском селе.

Во время войны царя Алексея Михайловича с Польшею в Сибирь было послано много пленных поляков и литовцев, а с ними отправлены и колокола. Некоторые из «пленных» колоколов» привезены были даже в Енисейск. Но война с Польшею кончилась и вследствие Андрусовских договоров, по царскому указу, пленники, одушевленные и неодушевленные, потянулись обратно в свои прежние места. Впрочем, нет сомнения, что как многие из литовцев и поляков добровольно остались в Сибири и после поступили то в городовые, то в линейные казаки, так и колокола, по крайней мере, некоторые, не возвратились на родину¹¹

«Ссыльных» колоколов, кроме известного Углицкого, что висит в г. Тобольске, существует тоже несколько; по большей части они присланы в отдаленнейшие монастыри благочестивыми, но гневными царями.

Помимо Углицкого колокола, в Сибири известны еше «царские» колокола, жертвованные царственными особами. Так, в Сибирь к разным церквам прислано немало колоколов Борисом Годуновым¹²

. Потом жертвовали к сибирским церквам и в монастыри цари Алексей Михайлович, Феодор Алексеевич и Петр с Иоанном. Из этих колоколов три в 160, в 130 и 40 пудов, литые: первый в 1682 году, а два последние в 1678 году, и присланные в 1680-1684 годах, по сие время в целости существуют в Тобольске, на колокольне Софийского собора. Был на этой колокольне и четвертый царский колокол в 110 пудов, пожертвованный к собору царем Алексеем Михайловичем в 1651 году, но он растопился во время пожара, бывшего в 1688 году.

Кроме того, царских колоколов сохраняется: один в Туруханском монастыре, в 50 пудов, присланный Алексеем Михайловичем в 1660 году, и затем есть еще четыре колокола в Кондинском монастыре, присланные туда в 1679 году царем Феодором.

«Золоченые» колокола имеются, кажется, только в городе Таре, в Сибири, при церкви Казанской Божией Матери. Их там шесть; все они небольшие, от 1 до 45 пудов. Вызолочены они тарским мещанином Семеном Можаитиновым по следующему случаю. Любимый брат этого мещанина, быв по торговым делам в степи, попался в плен к киргизам. Брат, узнав об этом, дал обет, что если пленник благополучно возвратится из плена, то он позолотит колокола. Брат вернулся, и горячность братской любви заставила выполнить данный обет. По другим рассказам, колокола позолотил Можаитинов из любви к церковному благолепию.

Лыковые, как и карнаухие, колокола тоже принадлежат к опальным и ссыльным. Лыковые колокола это ранее разбитые и затем связанные лыком. Один из них имеется, как мне передавал С. В. Максимов, в одном из монастырей Костромской или Вятской губерний; он прислан сюда из Москвы царем Иоанном Грозным.

Лучшие колокольные заводы находятся в Москве, но есть также в Костроме, Валдае, Воронеже, Петербурге, на Урале в Тагиле и в Сибири в Енисейске. Московские заводы на Балкане славятся около трех столетий; самые древние из них Самгина и Богданова. Последний замечателен тем, что большая часть больших московских колоколов отлиты на нем. Древний Царь-колокол отлит там же мастером Маториным, от которого завод перешел к Слизову, от него к Калинину, а от последнего в 1813 году к М. Г. Богданову, который отливал и поднимал сам на Ивановскую колокольню нынешний московский большой колокол в четыре тысячи пудов. Московские заводы настолько хорошо делают колокола, что заказы получаются из самых отдаленнейших мест Сибири и за границы. Медь для колоколов употребяется лучшего качества, иногда старый колокольный лом. Для расплавки 100 пудов меди сжигается до трех саженей дров; для тысячи пудов не более десяти саженей дров; для 10 тысяч пудов — до 30 саженей. Когда медь совершенно расплавится, к ней прибавляют, минут за пять или за десять до отливки, известное количество олова, полагая его 22 фунта на каждые 100 фунтов меди, тщательно размешивая медь. При отливке некоторые из присутствующих, благоговейно крестясь, бросают в растопленную массу серебро, принося этим посильную лепту; другие же полагают, что от этого звон будет чище.

Отливка колокола сопровождается на Руси особенною церемониею. Хозяин завода до начала литья приносит в мастерскую икону, зажигает перед нею свечи, и все присутствующие молятся. Хозяин сам читает вслух особую, соответственную случаю молитву, а мастера и рабочие ее повторяют. После этого все двери затворяют и хозяин дает знак начинать дело. Несколько рабочих проворно и ловко берут наперевес рычаг и, раскачав его, пробивают в плавильной печи отверстие пода, откуда тотчас же огненным ключом вырывается расплавленная медь. В это время нужны все искусство и ловкость рабочих для того, чтобы медь лилась ровно, исподволь, по мере ее вливания в форму, и не переполняла бы желоба; в противном случае, она тотчас же выступает из него и половина ее выльется на землю, а если ее не достанет хоть на половину ушей колокола — вся работа пропадает и колокол надо вновь переливать.

При литье колоколов, обыкновенно, литейщики распускали какой-нибудь самый нелепый слух. На эти колокольные рассказы, известные под именем «литье колоколов», не раз полиция обращала внимание и брала с заводчиков подписки и делала им строгие внушения. Но с литьем колокола этот освященный веками обычай снова восставал в самой нелепой форме. Так из таких, разблаговещанных рассказов в Москве обратил всеобщее внимание один, о котором упоминает А. П. Милюков в своих воспоминаниях:

«Однажды на Покровке венчали свадьбу, и когда священник повел жениха и невесту вокруг налоя, брачные венцы сорвались у них с головы, вылетели из окон церковного купола и опустились под наружные кресты, утвержденные на главах церкви и колокольни. Слух этот настолько был силен в Москве, что к церкви съезжались экипажи в таком количестве, что проходу не было. Нежные сердца к этому добавляли, что жених и невеста были родные брат и сестра и что они этого не знали и что только чудо не допустило до греховного брака».

Другой такой же дикий и нелепый слух, пущенный литейщиками, повествовал следующее. Рассказывали, что генерал-губернатор, накануне большого праздника, кажется, Николина дня, давал бал, на который приглашено было полгорода. Дом горел огнями. Всю ночь продолжались танцы, и вот, во время полного разгара удовольствий, при громе бальной музыки, раздался с Ивановской колокольни первый удар благовеста к заутрене. При этом торжественном звуке люстры и канделябры в губернаторском зале в одну секунду погасли, струны на инструментах лопнули, стекла из двойных рам, звеня, попадали на улицу, и в страшной темноте волны морозного воздуха хлынули на обнаженные шеи и плечи танцующих дам. Раздался крик ужаса. Испуганные гости бросились толпою к дверям, но они с громом захлопнулись и никакие усилия не могли отворить их до тех пор, пока не кончился в Кремле благовест. К этому поэтическому рассказу добавляли, что в большой зале найдено несколько замерзших и задавленных и в том числе сам хозяин праздника.

По отливке колокол оставляется в земле иногда несколько дней, до тех пор пока совершенно остынет. После того как колокол остынет, его отрывают осторожно, снимают с него, или лучше разбивают, кожух и переносят в точильню. Там его обтачивают точилами, — и вся работа колокольно-литейного дела кончена. Когда колокол совсем готов, призывается священник для «чина освящения кампана». В молитве, читаемой при освящении колоколов, церковь молит о ниспослании особенной благодати, вливающей в кампан силу, «яко услышавше вернии рабы глас звука его — в благочестии и вере укрепятся и мужественно всем дьявольским наветам сопротиво станут... да утолятся же и утишатся и престанут нападающий бури ветряныя, грады же и вихри и громы страшные и молнии, злорастворения и вредныя воздухи гласом его» и проч.

Главное достоинство колокола состоит в том, чтоб он был звонок и имел густой и сильный гул; последнее зависит от относительной толщины краев и всего тела. Если, например, края слишком тонки, то колокол выйдет звонок, но при лишней тонине звук его будет дробиться; напротив, при лишней толщине звук будет силен, но непродолжителен. В звуке колокола нужно различать три главных отдельных тона: первый звон есть главный, самый слышный тон, происходящий тотчас же после удара; если звон густ, ровен, держится долго и не заглушается другими побочными тонами, то колокол отлит превосходно. Такой звон зависит от математически правильной и соразмерной толщины всех частей колокола и происходит от дрожания частиц металла, главнейше, в средней его трети. Второй — гул, который хотя происходит тотчас же за ударом, но явственно слышится спустя несколько времени. Гул распространяется не так далеко, как звон, но держится долее его в воздухе, и чем он сильнее, тем колокол считается лучшим; гул происходит от дрожания частиц металла в краях колокола или, вернее, в нижней его трети; оттого-то чем толще края его, тем гул сильнее, хотя от излишней толщины их он разносится не так далеко. Третий тон есть тот, когда колокол не звонит, не гудит, а звенит. Это звененье происходит от дрожания частиц металла в верхней трети колокола; звук этот довольно неприятен; он тем слышнее, чем толще дно и верхняя треть колокола и чем массивнее его уши.

В небольших колоколах звук сливается со звоном и потому едва слышен и то вблизи, но в больших он довольно силен и пронзителен; так, например, в московском большом колоколе в тихую погоду он слышен версты за две и не заглушается звоном всех окружных колоколов. Для устранения или, по крайней мере, для уменьшения его, верхнюю треть колокола и дно его стараются делать как можно тоньше, обыкновенно вдвое или втрое тоньше краев. Если размеры колокола правильны и пропорция меди и олова математически точна, тогда звук колокола, происходящий от сочетания трех главных тонов, достигает необыкновенной чистоты и певучести. Такие колокола весьма редки. Из них по красоте звука известны только два знаменитые колокола — это воскресный Симоновский в Москве и большой Саввино-Сторожевский в Звенигороде. В Симоновском колоколе одна тысяча пудов, лил его «мастер Харитонка Иванов, сын Попов, с товарищем Петром Харитоновым, сыном Дурасовым, в лето от создания мира 7186, а от Рождества Бога Слова 1677, месяца сентября 30-го дня при державе Благочестиваго Великаго Государя Царя и Великаго Князя Феодора Алексеевича». «Слияся же сей колокол, — как гласит на нем надпись, — во хвалу и во славу Бога всемогуща во едином существе в трех лицах суща, и в честь родившия воплощенно Слово; сей колокол состроен на Симонов, в обитель Успения Божия Матери, да гласом созывает во храм его верных, хвалу Ему о благах всяческих даяти, и о нуждах молитвы теплы проливати».

Знаменитый колокол Саввино-Сторожевского монастыря весит 2425 пудов и 30 фунтов, отлит мастером Григорьевым в 1667 году, сентября 15-го дня. Кроме превосходного звука, он замечателен и по двум надписям, из которых верхняя состоит из шести строк, окружающих колокол и отлитых старинным русским письмом, ясно сохранившимся и до сих пор. В ней упомянуты все особы царского семейства с полным их титулом и вселенские патриархи: Александрийский, Антиохийский и Московский.

Другая же, нижняя надпись, окружающая колокол тремя строками, состоит из криптографического или тайного письма, употреблявшегося у нас в XVII столетии иногда в дипломатических переписках, а иногда для записывания более или менее важных предметов, которые хотели скрыть от современников и сохранить для потомства. В письме этом с первого взгляда буквы кажутся славянскими, но между тем каждая из них до того изменена какою-нибудь чертою, точками или другими знаками, что делается совершенно непонятною; в этих чисто русских иероглифах значение имеют особенные титла.

Криптографическая надпись с этого колокола в первый раз была списана историком Миллером и напечатана библиотекарем Академии наук Бакмейстером, но оставалась неразобранною до 1822 года. Разобрали надпись археологи Скуридин и А. И. Ермолаев.

Есть предположение, что эту надпись утвердил сам царь; литейщик не посмел бы составить такую надпись из неизвестных знаков, которые тогда могли бы истолковать «за чародейство». Колокол слит на средства самого царя, и государь из набожности не желал, чтобы это было известно современникам при его жизни.

Искусство звонить в колокола зависит от большого навыка; звонят в них на два манера: раскачивают или язык, или самый колокол; последний способ употребителен только на Западе, но некогда он существовал и у нас, как существует еще в некоторых польских костелах, например, в Киеве. Звон с раскачиванием самого колокола гораздо гармоничнее и приятнее. От сильного и частого звона звонари нередко глохнут, но, чтобы сберечь слух, многие из них кладут в уши круглые ягоды, например, рябины, калины и клюквы; другие затыкают уши просто ватой. В женских обителях женщины звонарихи звонят с открытым ртом. Нигде нет такого большого звона, как в России; впрочем, и в Англии известны хорошие звонари. У нас хороший звон зависит от искусного перебора шести, семи, а иногда девяти и даже тринадцати колоколов, с соблюдением довольно ровного такта, зависящего от более или менее частых ударов в большой колокол. В этой колокольной музыке нет ни духовных гимнов, ни молитв; а между прочим, было время, когда у нас в некоторых церквах звонили по нотам, выражая, например, «Господи помилуй», «Святый Боже» и проч.; об этом говорят изустные предания стариков-старожилов. Отец Аристарх Израилев, протоиерей в Рождественском монастыре в г. Ростове, описал замечательнейшие и оригинальнейшие звоны ростовские, носящие имена: Сысоевского, Акимовского, Егорьевского и двух будничных. Он определил их научным образом и положил на ноты. Подробные сведения об акустических работах о. Израилева напечатаны в трудах отделения физических наук Императорского Общества Любителей Естествознания, т. I, отд. 2.

Царь Феодор Алексеевич любил звонить в колокола. Великий Суворов, живя в своей деревне, тоже забирался на колокольню и перезванивал на удивление духовных лиц и прихожан своего села Кончанского. Современная Англия по искусству звонить не имеет соперников во всем свете. Там издавна существуют так называемые общества любителей колоколов; древнейшее и замечательнейшее из этих обществ — Кумберландское в Норвиче, где звонарное искусство доведено до величайшего совершенства. Кроме Норвичского общества, в Англии не менее замечателен клуб звонарей в Лондоне, который также задает задачи колокольной музыки, выдает за них иногда огромные премии. Затем и другие города, как, например, Вестмерланд, Кембридж, Оксфорд, Бирмингам и другие имеют также звонарей-артистов, нередко дающих колокольные концерты, состоящие не в том, чтобы выполнить какую-нибудь ораторию, а просто чтобы прозвонить на пяти, шести или более колоколах всевозможные сочетания ударов, которые только можно получить при известном числе колоколов. Так, например, в 1796 году члены клуба звонарей в Вестмерланде собрались на колокольню св. Марии, в Кондоле, звонили три часа и двадцать минут и сделали в это время на семи колоколах все возможные сочетания числа семи, т. е. 5040 ударов, нисколько притом не отставая от хронометра. В Бирминга-ме подобный концерт продолжался восемь часов и 15 минут и в это время сделано с такою же хронометрическою точностию 14224 удара ¹³

Колокола на Западе издревле пользовались большим уважением. У католиков существовал даже обряд крещения колоколов, причем, были восприемник и восприемница, и колоколу, как новорожденному, давалось имя.

Церковные колокола по указу французского короля Генриха IV запрещено было покупать, но дозволялось приобретать их в виде мены. Размер колоколов также подвергался цензуре. Так, например, монастырям строго запрещалось иметь такие колокола, которые бы заглушали приходские. Иностранные колокола часто украшались надписями, в которых по большей части колокол говорит о себе. Слог надписей всегда краток и важен. Так, например, на Шернборнском колоколе в Англии, подаренном городу кардиналом Вольсеем, надпись гласит следующее: «Дар Вольсеев. Я измеряю время для всех и призываю людей к веселью, печали и в храм». Надпись на Шафгаузенском большом колоколе: «Vivos voco, mortuos plango, fulfura frango», т. е. «Живых призываю, об умерших плачу, молнию сокрушаю». Эта надпись так понравилась Шиллеру, что он взял ее в эпиграф своей «Песни о колоколе». На большом Парижском колоколе при церкви Notre Dame de Paris выбита надпись следующего содержания: «Славлю истиннаго Бога, сзываю народ, собираю клир церковный, оплакиваю усопших, прогоняю заразу, украшаю празднества»; внизу выбита другая: «1683 года Флорентин де Гей... градоначальник Парижский вылил меня». Самым большим колоколом в Западной Европе считается соборный в Руане, весом в 900 пудов. За ним следует Венский, в церкви св. Стефана, отлитый в 1711 году императором Иосифом из пушек, взятых у турок в 1683 году при осаде Вены; вес его 885 пудов, в языке 33 пуда, раскачивают его 12 человек. В первый раз он зазвонил в 1712 году при торжественном въезде императора Карла VI в Вену. После него, Берлинский, отлитый в 1497 году, названный при крещении Maria Gloriosa (Славная Мария); вес в нем 690 пудов, на колоколе надпись: «Славною хвалою воспеваю святых и укрощаю молнию и злых демонов, созывая звуком народ во храм для священного песнопения. Герард Иван Кампейский отлил меня в лето от воплощения господня в 1497 году». Но замечательный из всех по звуку это Эрфуртский. Затем идут колокола Страсбургский и Бреславский; в первом весу 20400 фунтов, во втором 500 пудов. По величине славятся колокола китайские и японские, весьма древние. В Миако, возле главного храма Будды, висит огромный медный колокол, который весит 5000 пудов; в Пекине колокола в три и четыре тысячи пудов не редкость. Но самый большой колокол в свете это наш московский Царь-колокол.

В половине XVI века на месте колокольни Ивана Великого стояла церковь Иоанна Лествичника и при ней висел небольшой Царь-колокол¹⁴

, весом в тысячу пудов, слитый во времена опричнины Иоанном Грозным. При царе Алексее Михайловиче, в 1654 году, на место его был слит другой уже гораздо больший колокол, весом в 8000 пудов. Предание говорит, что так как никто не брался поднять его, то он оставался без употребления до 1668 года, когда уже решился поднять его механик самоучка — царский привратник. Колокол этот висел подле Ивановской колокольни, но в пожаре 1704 года, июня 19-го, от жару или пролившейся на него воды, он треснул. В 1731 году его сняли, а в 1734 году, по повелению Анны Иоанновны, приказано было к нему прибавить еще тысячу пудов весу, причем предполагали приделать к Ивану Великому особую небольшую колокольню для этой громады. Графу Миниху, сыну фельдмаршала, императрица поручила снестись с славным тогда золотых дел мастером и членом Парижской Академии наук Жерменю. Миних пишет в своих записках: «Сей художник удивился, когда я объявил ему о весе колокола, и сначала думал, что я шутил, но, уверившись в истине предложения, составил план, где до того увеличил трудность работ и стоимость их, что императрица отказалась от его планов». Артиллерии колокольных дел мастер Иван Федоров Маторин взялся за работу и не подумал испугаться, когда колокол определено было вылить в 12000 пудов. Устроили в Кремле литейную яму, между Чудовым монастырем и Иваном Великим, и Маторин принялся за дело. Ему отпустили 14124 пуда и 29 фунтов меди, считая с старым колоколом и тысячу пудов олова. Работа оказалась сначала неудачна. По перевесу, после того, металла принято 14814 пудов 21 фунт; олова отпустили еще 498 пудов 6 фунтов, что все вместе составило 15312 пудов 24 фунта. Медь, прибавленная к старому колоколу, привезена из сибирских заводов; в ней оказалось серебро и золото, оттого колокол и отличается беловатым цветом; по испытаниям, деланным в 1832 году, в нем нашли: на один пуд меди 1 35/96 золотника золота и 31 3/96 золотника серебра. По другим исследованиям, содержание золота и серебра в колоколе втрое больше против показанного количества.

В остатке после вторичной, уже счастливой отливки, оказалось металла 2985 пудов 8 фунтов; следовательно, вылитый колокол весил 12327 пудов 19 фунтов¹⁵

. Его подняли над ямою и повесили на особых подмычках. Страшный пожар в 1737 году, в Троицин день, начавшийся от забытой копеечной свечки, зажженной пред образом женкою Марьею Михайловою, в доме отставного прапорщика Александра Милославского, опустошил Москву и Кремль. Колокол упал с обгоревших брусьев в ту яму, где лили его, и при падении ли вышиблен был из него край от удара или от того, что желая потушить огонь в яме, лили в нее воду, он треснул, и из него вывалился большой кусок; таким образом, к употреблению он уже не годился.

Императрица Елисавета Петровна хотела опять перелить его. Смета, ей представленная в 107492 руб. 47 3/4 коп. (прежнее отлитие, кроме металла, стало 62008 руб. 9 коп.), показалась ей слишком большою, и исполин остался в своей яме. Много было потом относительно его проектов: в 1770 году архитектор Форстенберг брался припаять к нему отшибленный край; в 1797 году поручили механику Гирту составить план вынутия колокола из ямы; в 1819 году генерал Бетанкур поручил архитектору Монферану осмотреть и описать его; потом велено было осмотреть его инженерному генералу Фабру. Император Николай I, узнав о новоизобретенном способе починки колоколов, предполагал вынуть колокол, починить его, построить для него особую колокольню и повесить его на ней. Но громадные размеры колокола заставили отложить такое намерение. Между тем он безобразил Кремлевскую площадь обширною ямою. Царь-колокол лежал в глубокой яме напротив Чудова монастыря, над ямою был настлан деревянный помост с подъемной дверью, от которой ключи хранились у звонарей Ивановской колокольни. Любопытные спускались смотреть колокол в подземелье по крутой деревянной лестнице, вслед за проводником, который шел вперед с зажженным фонарем. В 1836 году велено было вынуть колокол и поставить на гранитном пьедестале подле колокольни Ивана Великого. Монферан приступил к этой работе и после одного неудачного опыта, 23-го июля, в 43 минуты, двадцатью воротами, колокол был поднят из ямы, а 26-го передвинут на пьедестал, где он и теперь находится. Наверху его утвердили позолоченное яблоко с крестом, а внизу, на мраморной доске, надпись золотом: «Колокол сей вылит в 1733 году, повелением государыни императрицы Анны Иоан-новны, пребывал в земле сто и три года и волею и благочестивейшаго государя императора Николая I поставлен лета 1836, августа в 4-й день».

Надпись на пьедестале сочинена архитектором Монфераном, и в ней сделаны две существенные ошибки. Первое — колокол вылит не в 1733 — указ сенату о литье его последовал 26-го июля 1730 года. В январе 1734 года сенатская контора доносила, что болван и кожух колокола окончены и испрашивали позволения обжигать и приступать к литью; следовательно, он вылит в 1734 году, но первая его отливка была неудачна, и его отлили вторично уже в 1735 году. Затем: колокол пробыл в земле не сто три года. Пожар московский происходил в 1737 году, когда Царь-колокол упал, а вынули его в 1836 году, следовательно, он пробыл в земле 99 лет.

На Царь-колоколе находятся две надписи; до настоящего времени в первой из них явственно сохранилось только несколько слов, а в другой — ни одного; верный печатный список с этих надписей помещен в «Горном Журнале», 1833, т. I. Вот эти надписи. Первая: «Блаженныя и вечно-достойныя памяти великаго князя Алексея Михайловича, всея Великия и Белыя России Самодержца повелением, в первособорной церкви Пресвятыя Богородицы честнаго и славнаго Ея Успения, слит был великий колокол, осм тысяч пуд меди в себе содержащий, в лето от создания мира 7162, с Рождества же по плоти Бога Слова 1654; из меди сего благовестить начали в лето мироздания 7176, Христова же Рождества 1668 и благовестил до лета мироздания 7208, Рождества же Господня 1704 года, в которое месяца июня 19-го дня, от великаго в Кремле бывшаго пожара, поврежден; до 7239 лета от начала мира и Христа, в мир Рождества, прибыв безгласен». Вторая надпись: «Благочестивейшия и Самодержавнейшия Великия Государыни Императрицы Анны Иоанновны, Самодержицы всея России повелением во славу Бога в Троице славимаго Ея Успения, отлит колокол из меди прежняго осмь тысяч колокола пожаром поврежденнаго с прибавлением материи двух тысяч пуд, от создания мира в 7242, от Рождества же во плоти Бога Слова 1734, благополучнаго ея величества царствование в четвертое лето».

Колокол украшен наверху изображениями московских чудотворцев, а посредине — особ императорской фамилии; из них императрица Анна Иоанновна изображена во весь рост; но ясно вышли только голова и корона. Вышина колокола с пьедесталом 34 фута; вышина самого колокола 20 футов 7 дюймов; ширина в отверстии 22 фута 8 дюймов. Форма колокола очень красивая; отшибленный край лежит подле пьедестала ¹⁶

Самый большой колокол в Москве на колокольне Ивана Великого, называемый Успенский или Праздничный, ударом в который дается начало торжественному звону всех московских церквей в Великую ночь перед Пасхой. Весом колокол четыре тысячи пудов — он перелит в 1819 году из старого, упавшего в 1812 году, при взрыве Кремля французами. До переливки он весил 3355 пудов 4 фунта. Старый был отлит в 1760 году мастером Слизовым по приказу императрицы и, как говорит предание, был много лучше нового. На колоколе изображены: Спаситель, Богородица, Иоанн Предтеча, Успение Богоматери, и Петр и Алексей митрополиты московские; а под святыми изображение императора Александра I и всей августейшей фамилии. На старом же колоколе были изображены те же святые — с портретами Петра I, Екатерины I, Елисаветы, Петра III, Екатерины II и Павла I.

При подъеме этого колокола случилась следующая история, наделавшая в то время много шуму в Москве. Еще до подъема митрополиту Серафиму донесли, что построенная мастером Богдановым каланча для подъема на колокольню Ивана Великого большого отлитого им колокола крайне непрочна, да и брусья на колокольне ненадежны. Слухи эти настолько были распространены в народе, что митрополит просил военного генерал-губернатора назначить архитектора для освидетельствования каланчи и колокольни. Назначенные губернатором, графом А. П. Тормасовым, чиновники подтвердили эти слухи, найдя постройку каланчи и брусьев ненадежною. Но Богданов стоял на своем и ручался за прочность. Такая уверенность Богданова расположила митрополита в его пользу, и преосвященный дал ему позволение поднять колокол. В назначенный для подъема день митрополит Серафим приехал в Успенский собор. Площадь была покрыта несметным количеством зрителей. Вдруг митрополиту докладывают, что Богданов сидит на крыльце и горько плачет. Весть эта Серафима крайне встревожила; ему показалось, что Богданов отчаивается в успехе; он приказывает позвать подрядчика и узнает от него, что плакал потому, что ему мешают. Преосвященный, успокоив Богданова, идет и освящает колокол по церковному чиноположению и затем благословляет поднимать его. Колокол пошел очень ходко и ровно вверх и уже был на половине высоты, как вдруг раздаются со всех концов крики: «Иван Великий шатается, каланча падает!» К этим крикам присоединяются еще крики женщин и детей, кинувшихся бежать, — паника и теснота сделались ужасные! Обер-полицеймейстер, А. С. Шульгин, не потерял присутствия духа и бросился в толпу, уверяя, что это выдумки мошенников. Народ, видя, что каланча не упала и Иван Великий стоит, понемногу пришел в порядок. Богданов во время этой суматохи не растерялся и, как и прежде, стойко управлял действиями воротов, посредством колокольчика и палочки с навязанными на ней платком и все время умел удержать работников на своих местах и своею расторопностию отвратил большую беду. Но так как полиции на площади оказалось немного и боялись, чтобы карманные мошенники опять не произвели беспорядка, то преосвященный и распорядился приостановить поднятие колокола и объявить народу, что он будет поднят завтра. После этого толпы народа стали расходиться, и когда народу на площади осталось немного, то Богданов скомандовал рабочим продолжать поднятие, и через несколько минут колокол был поднят на колокольню благополучно. В день поднятия колокола Михаил Гаврилов Богданов был приглашен к столу митрополита. За обедом Серафим спросил Богданова: «Ну! если б я не согласился позволить тебе поднять колокол и послал бы бумагу спросить об этом в Петербург, чтобы ты сделал?» «Я уже решился, — отвечал Богда-нов, — я бы ночью привез колокол и поднял его потихоньку своими работниками».

Рассказывают, что за несколько минут до поднятия колокола известный тогда иностранец архитектор, из сожаления к Богданову, упрашивал его бросить это дело, доказывая ему невозможность поднять такую тяжесть, но Богданов ему отвечал: «Приходи завтра звонить в колокол».

В так называемой Филаретовой пристройке находятся еще три замечательных исторических колокола; всех же колоколов на этой колокольне 29. Самый большой из трех колоколов это Реут или Полиелейный, как он назван по указу 1689 года патриарха Иоакима. На нем следующая надпись: «Божиею милостию повелением великаго государя, царя и великаго князя Михаила Феодоровича, всея России Самодержца, и по благословению по плотскому рождению отца его государева, а по духовному чину отца и Богомольца, Великаго Господина и Святейшего Патриарха Филарета Никитича, Московскаго и всея России, слит сей колокол в соборной церкви Успения Пречистыя Богородицы и великих чудотворцев Петра, Ионы, лета 7130 (1622), делал колокол пушечный мастер Андрей Чехов».

В этом колоколе, как полагают, до 2000 пудов. Реут замечателен тем, что при взрыве Кремля в 1812 году у него только отбило уши, которые впоследствии очень искусно вделали; колокол от этого не изменился в тоне.

Вседневный назван так тем же патриархом Иоакимом в 1689 году, слит он первоначально в 1652 году мастером Емельяном Даниловым и имел весу 998 пудов 30 фунтов; но так как он оказался впоследствии треснувшим, то императрица Екатерина II приказала в 1782 году перелить его мастеру Якову Завьялову. Теперь он, как свидетельствует на нем надпись, весит 1017 пудов 14 фунтов.

Воскресный или Семисотенный отлит в 1704 году Иваном Маториным; вес его 798 пудов.

Из замечательных других колоколов в нижнем ярусе висят: перелитый в 1775 году из древнего новгородского (1501 год) Медведь; вес его 450 пудов. Другой колокол носит название Лебедь, весом в 475 пудов, отлит в Москве в 1532 году, он перелит в 1775 году с сохранением прежнего веса и формы. Кроме надписи, на нем видны иностранные слова. «Nikiwasobraker, 537 г»..

Затем из исторических колоколов есть еще один, под названием Новгородский. Надпись на нем следующая: «Лета 7064 (1556) месяца сентембрия 8-го дня на честное Рождество Пресвятыя Богородицы, в царство Ивана Васильевича, при пастве митрополита Макария всея России, повелением преосвященнаго Пимена архиепископа Новгорода и Пскова, а мастера Михайлова слит бысть сей колокол в богоспасаемый великий Новгород ко святой соборной церкви Софии Премудрости Божия». На этом колоколе наверху находится и другая надпись, из которой видно, что он перелит в 1730 году и весу в нем 420 пудов.

Полагали одно время, что этот колокол и есть знаменитый Вечевой новгородский, но это неверно; последний, как мы выше уже говорили, поступил на переливку для Набатного московского колокола.

Широкий слит в 1679 году, весу в нем 300 пудов. Затем в этом же ярусе помещаются колокола: Слободский в 309 пудов, перелитый в 1614 году из старого слободского; далее Ростовский; из надписи на нем видно, что он лит в 1687 году в Белогостинный монастырь находившимся в Ростовской епархии мастером Филиппом Андреевым.

В среднем ярусе из старинных колоколов висит Новый или Успенский, вылитый в 1651 году; после него Безыменный с иностранною надписью. Затем идут Даниловский 1678 года, по преданию, вылитый в г. Переславле-Залесском; Глухой 1621 года; потом Корсунский, называется этим именем потому, что перелит из старого корсунского, по повелению Иоанна Грозного, в 1559 году, мастером Нестером Ивановым Псковитиновым. Есть еще колокол, называемый Безымянным, и Марьинский с следующею надписью: «Лета 7176 (1663) марта в 23-й день, вылит сей колокол к церкви Преподобной Марии Египетской по душах блаженныя памяти боярина Бориса Ивановича Морозова, да по жене его боярыне». Там же висят еще пять других колоколов — переборные; на одном из них надпись свидетельствующая, что колокол приложен 1697 года стольником Ляпуновым в Коломенскую его отчину село Троицкое.

В верхнем ярусе находится еще десять колоколов. Из них историческое значение имеют только четыре; два так называемых Корсунских зазвонных; цвет они имеют беловатый и звук самый резкий; полагают, что в них много серебра. Колокола эти вывезены в Москву, как думают, одним из митрополитов греческих в то время, когда Москва заступила место Киева и была убежищем гонимых турками греков. В 1775 году колокола эти перелиты вновь. Третий колокол — Арсеньева с следующею надписью: «Лета 7193 (1685) марта в 13-й день сей колокол по стольнике Федоске Осиповиче Арсеньеве в Соловской уезд, в Новгородский стан в вотчину стольника Дмитрия Федосеевича Арсеньева, село Покровское к церкви Покрова Богородицы с прочими угодниками, при священнике Киприане Кириллове сыне, дал сей колокол стольник Дмитрий Федосеевич Арсеньев». Четвертый колокол боярина Феодора Ивановича Шереметева, отлитый в 1620 году.

Не лишним считаем прибавить, что на колокольне Ивана Великого всех ступеней считается 409.

II

Колокола Троице-Сергиевой Лавры: Большой, Годунов, Карноухий, Лебедь и Переспор. — Колокола Киевской Лавры: Успенский и Балык. — Исторические колокола Новодевичьего монастыря. Переливка колоколов на пушки. — Тобольский Большой колокол Демидова. — Колокол амстердамского литья. — Углицкий ссыльный колокол и его история. — Замечательные колокола Софийского собора. — Старые Новгородские колокола и Осадный вечевой колокол города Пскова. — Муромский колокол князя Воротынского. — Кази-Керменский колокол в г. Полтаве. — Шведские колокола в Финляндии. — Замечательные колокола в Петербурге.

дной из первых по колоссальности колоколов считается колокольня Свято-Троицкой Сергиевой Лавры под Москвой. На этой колокольне всех колоколов с часовыми 34. Главный из них, весом 4000 пудов; он перелит был в 1746 году по именному указу Елисаветы Петровны на средства монастыря из старого разбитого лаврского колокола, весом в 3319 пудов. Второй колокол, Годунов, сделанный вкладом бывшего царя Бориса Феодоровича Годунова, весом в 1850 пудов. Третий, Карноухий, весом в 1275 пудов, литый в 1684 году монастырскою казною. Четвертый, Лебедь, весом в 625 пудов, вкладом конюшего боярина Бориса Феодоровича Годунова. Пятый, Переспор. Весом в 315 пудов 28 фунтов, лит в 1780 году.

В Киевской Лавре нет ни очень больших, ни очень старых колоколов. Самый большой колокол здесь Успенский весом 1000 пудов, а самый старый Балык, вылитый в 1719 году; всех же колоколов десять.

По величине замечательны колокола также на колокольне храма Спасителя в Москве; всех их с небольшими 14 штук; отлиты они на заводе московского купца Н. Д. Финляндского; вес в них 4008 пудов 39 фунтов, стоимость 88184 рубля. Из них самый большой колокол Торжественный, весом в 1654 пуда 24 фунта.

В Москве, в Новодевичьем монастыре, есть несколько колоколов, имеющих историческое значение. Старейший из них колокол Малый Зазвонный, отлитый в 1551 году при царе Иване Васильевиче и архиепископе Макарии. На втором, отлитом в 1628 году, мая 3-го, находится следующая надпись: «Дал сии колокол в дом Пречистой Богородицы Смоленской в Новодевич монастырь князь Алексей Иванович Воротынской по кнегине Марие князя Ивана Михаиловича Воротынскаго, по кнегине Марие Петровне, по Своей матери и по своих родителех». Третий отлит, как гласит надпись: «Лета 7138 (1630), апреля в 13-й день при великом государе царе и великом князе Михаиле Федоровиче всея Руси самодержце в его государские державы в 17 лето и при благоверном царевиче и великом князе Алексее Михаиловиче всея Руси и при великом господине святейшем патриархе Филарете Никитиче московском и всея Руси, поставила сей колокол мати государя царя и великаго князя Михаила Феодоровича всея Руси инока великая государыня старица Марфа Ивановна, в дом Пречистые Богородицы, Новодевичь монастырь по своей душе; игуменье с сестрами, которые в том монастыре будут за тот наш вклад душу мою в сенадики написати, по вся дни поминати».

Четвертый, иностранного дела, с надписью: «Me fecit, Daventriae, a 1673. Henryck. Thor. Horst. Amor vincit om-nia», т. е. «Меня сделал в Девентере, 1673 года Генрих Тор Горст. Любовь все побеждает». На наружной стороне этого колокола двуглавый орел, на груди которого изображен в клейме конь без всадника, похожий на единорога.

На пятом следующая надпись: «Божиим изволением сии колокол поставили стрельцы Темирева приказу Засецкаго 500 человек великому чюдотворцу Николе, что на горках за Москвою рекою».

На шестом колоколе надпись: «Слит сей колокол на Москве в дом Пречистые Богородице Одигитрие, чюдотвор-ные иконы Смоленския, Божиею милостию повелением благовернаго государя царя и великаго князя Алексея Михайловича в Новодевич монастырь что за посадом, лета 7159 (1651) году сентября в 1 день, а деньги здавали вкладчики по обещанию. Мастер Баранов. Весу в сем колоколе 200 пуд».

Интересен седьмой колокол: «Лета 7192 (1684) месяца августа 3 дня сей колокол вылит в похвалу и славу и честь Богу в Троице славимому и Пресвятей Богородицы и всем святым в дом ея Пресвятыя Богородицы явления иконы Смоленския Одигитрия, нарицаемый Новодевичей монастырь, повелением благочестивейших, великих государей наших царей и великих князей Иоанна и Петра Алексеевичей всея великия и малыя и белыя России самодержцев общими же с ними великими государи изволением и согласием сестры их государския великия государыни, благоверныя царевны и великия княжны Софии Алексеевны всея великия и малыя и белыя России, понеже она, государыня, того святаго дому на давних лет строительница, а ныне наипаче имеет прилежное попечение к устроению, как от всех видимо. Весу в нем 540 пудов. Лил сей колокол мастер Феодор Маторин».

Восьмой колокол с точно таким же титулом и надписью, почти слово в слово, только лил последний колокол мастер Михаил Лодыгин и вылит он был 1-го декабря 1688 года.

Судьба многих исторических колоколов в Москве решилась во время войн Петра Великого со шведами. До этого государя в древней столице считалось сорок сороков церквей, а другие насчитывали их более двух тысяч, из которых, по крайней мере, половина была приходских, и при каждой были колокола. В 1700 году, после неудачи русских под Нарвою, Петру Великому кто-то из приближенных к нему иностранцев указал на непомерное множество колоколов как в Москве, так и в других городах. Петр приказал лить разные крепостные и полевые орудия из тех колоколов, которые признаны будут лишними. И в тот же год, зимою, из них было отлито сто больших пушек, 143 полевые пушки, 42 мортиры и 13 гаубиц.

Число колоколов в Москве в настоящее время далеко превышает количество трех тысяч; а сколько их всех в России трудно исчислить. Даже отдаленная Сибирь может похвастаться их изрядным количеством. Самый большой колокол там в Тобольском соборе, весит он 1011 пудов и 22 фунта и лит, как значится по надписи на нем, в 1738 году на Тагильском заводе, тщанием митрополита тобольского Антония и иждивением дворянина Акинфа Никитича Демидова; звук его прекрасный и вид красивый. Кроме Тагильска, в Сибири лили колокола еще в Тюмени и Енисейске, но большей частью грубой отделки, небольшие и неособенно благозвучные. Сибирские колокола преимущественно привозные, и некоторые из них привезены из-за границы. Так, в Тобольске, на Богородицкой церкви, имеется один выписной из Голландии; надпись на нем гласит: «me fecit Jan Albertde Grave Amstelodamu Anno Domini 1719» («Лит я в Амстердаме Иваном де-Граве в лето от Рождества Христова 1719-е»).

Из привезенных в Сибирь колоколов, в историческом отношении замечателен Углицкий Карноухий, в который били в Угличе в набат по случаю умерщвления царевича Димитрия. Борис Годунов сослал изобличителей одушевленных в Пелым, а неодушевленного, с отсечением уха, в Тобольск в 1595 году. Этот неумирающий ссыльный висел сперва на Спасской колокольне, потом был перемещен на соборную, и наконец в 1837 году, по распоряжению архиепископа Антония, снят оттуда и повешен подле архиерейского дома, при Крестовой церкви, под небольшим деревянным навесом. Целию последнего перемещения было то, чтоб показать, если потребуется, эту историческую достопримечательность посетившему в 1837 году Тобольск наследнику престола. В настоящее время углицкий колокол сзывает к богослужению; но до этого времени, когда он висел на соборной колокольне, в него отбивали часы и при пожарных случаях били в набат. Весу в нем 19 пудов 20 фунтов, он карноухий, т. е. с отсеченным ухом; это сделано было, как выше нами сказано, по приказанию Бориса Годунова. Звук у него резкий и громкий; надпись на нем по краям вырезана, а не вылита; она гласит: «Сей колокол, в который били в набат при убиении благоверного царевича Димитрия в 1593 году, прислан из города Углича в Сибирь с ссылку в град Тобольск к церкви Всемилостиваго Спаса, что на Торгу, а потом на Софийской колокольне был часобитной». Склад надписи и форма букв новейшего времени.

В «Ярославских Губернских Ведомостях» в сороковых годах было напечатано, что существует слух, будто этот колокол не настоящий углицкий, что углицкий по какому-то случаю разбился и его перелили, но ухо отсекли у вновь отлитого потому, что так было у его первообраза. Но из этого слуха никакого точного вывода нельзя сделать. В бытность мою в 1882 году в городе Тобольске мне привелось лично видеть этот колокол; поверхность его очевидно очень старая и от древности самая медь серого цвета, надпись же несомненно новейшая. При самом тщательном осмотре не найдется ни малейшего даже намека на то, что этот колокол не настоящий углицкий, а только перелитый из него, да и многовековая уверенность жителей не допускает ни малейшего сомнения в его подлинности. Притом и летописи и предания тобольские говорят, что это действительно тот самый колокол, которым в 1591 году, в роковой день 15-го мая, в час послеобеденного сна, соборный сторож Максим Кузнецов и вдовый священник Федот, прозванием Огурец, встревожили мирный Углич; и что передаваемый «Ярославскими Ведомостями» слух о разбитии и переливке его не заслуживает никакого вероятия и не может нисколько поколебать подлинности этого колокола.

В декабре 1849 года в Угличе возникла мысль о возвращении сюда ссыльного колокола; местные жители в числе сорока человек обратились к министру внутренних дел графу Перовскому с просьбою об исходатайствовании им высочайшего разрешения для возвращения из Тобольска на их счет колокола. По докладу министром означенной просьбы императору повелено: «удостоверясь предварительно в справедливости существования колокола в г. Тобольске и по отношении с обер-прокурором просьбу сию удовлетворить». Министр вошел в сношение с обер-прокурором, и по предложению последнего Синод обратился с вопросом о колоколе к тобольскому архиепископу Георгию. Из ответного на этот вопрос сношения преосвященного Георгия оказалось, что в Тобольске при Крестовой Свято-Духовской церкви тамошнего архиерейского дома действительно находится карноухий колокол, слывший ссыльным и что в сочиненной в Тобольске книге, под названием «Краткое показание о сибирских воеводах», есть известие о присылке в 1593 году в Тобольск в ссылку карноухого колокола, в который били в Угличе в набат при убиении благоверного Димитрия царевича. Затем Синод сделал предписание Ярославской духовной консистории «собрать само-вернейшия сведения — не известно ли епархиальному начальству, или же духовенству г. Углича, чего-либо положительнаго о том колоколе, о возвращении котораго из Тобольска просят углицкие граждане». Вследствие этого и консистория, с утверждения тогдашнего архиепископа Ярославского и Ростовского Евгения, указом от 25-го июля 1850 года, сделала сообразное тому предписание углицкому духовному правлению. В этом предписании велено было обратить внимание и на архив правления; но так как хранящиеся в нем бумаги восходят не далее 1740 года, то, разумеется, он и не мог послужить никаким документом по вопросу о колоколе. Не оказалось также по розысканию углицкого духовенства ничего относящегося к этому вопросу и при здешних церквах. Но за всем тем некоторые лица из означенного духовенства выставили на вид местное предание, свидетельствующее о ссылке углицкого набатного колокола в Тобольск, и известие об этом же обстоятельстве, находящееся в «Древней Российской Вифлиофике» Новикова, в «Истории Государства Российскаго» Карамзина, и в «Памятниках Московской древности» Снегирева. Преосвященный Евгений, донося об этом Синоду, прибавил, что епархиальному начальству «ничего положительного об означенном колоколе неизвестно».

Синод, рассмотрев приведенные углицким духовенством сведения о колоколе, нашел их, точно так же, как и сообщенные архиереем Георгием, неудовлетворительными, и в определении своем, подписанном 11-го мая 1851 года, объявил, «что сими сведениями не подтверждается мысль, что сей колокол есть тот самый, которым возвещено было в Угличе убиение царевича Димитрия, и что, вероятно, мысль сия уже поколеблена в понятиях самих углицких жителей известием, напечатанным в »Ярославских Губернских Ведомостях» за 1850 года № 5. Этим и окончилось дело о возвращении колокола. В 1888 году в Угличе опять возникло в среде граждан дело о колоколе, и в Петербург приезжал выборный от городской думы хлопотать о возврате его из Тобольска. Но дело, кажется, кончилось также ничем.

В Новгороде, на колокольне Софийского собора, имеется несколько исторических больших колоколов. Самый большой из них вылит в 1660 году, в царствование Алексея Михайловича. Лил его софийский домовой мастер Ермолай Васильев.

Вседневный лит тоже в Новгороде, на деньги новгородского архиерейского дома, в царствование Феодора Алексеевича, в 1677 году; весом 300 пудов; лили мастера: Василий и Яков Леонтоевы дети.

Интересны там еще два небольшие колокола, отлитые в 1566 году, при царе и великом князе Иоанне Васильевиче, при церкви Вознесения Христова (которая уже не существует), находившейся в Прусской улице, усердием прихожан. Там находится еще небольшой колокол, литый в Тихвинский Введенский девичий монастырь, в 1637 году, женой одного гостя Ивана Юдина Ксениею Феодоровою, для поминовения сына ее Григория и родителей.

В Новгороде древних колоколов немало с надписями, как русскими, так и иностранными. Так, в Клопском монастыре есть два колокола XVI века, один в 15, другой в 9 пудов; оба с одинаковою надписью: «Лето 7039 лит колокол сей обители Живоначальныя Троицы и чюдотворца Николы и к Покрову Святыя Богородицы и святителю Михаилу, при благоверном и великом князе Василии Ивановиче всея Руси при архиепископе Великаго Новаграда и Пскова владыке Макарьи и при иругене Иеве».

В Хутынском монастыре Вседневный колокол с надписью вверху и внизу: «Божиею милостию царя и государя вся Руси Владимирскаго и Московскаго и Новогородскаго, Псковскаго, Смоленскаго и Тверскаго, Югорскаго и Пермскаго, Вятскаго и Болгарскаго и иных, при державе царства благоверных и христолюбивых и великих князей Василия Ивановича» и пр. При некоторой сбивчивости, с какою читается надпись на колоколе, видно, впрочем, что он устроен в последний год княжения Василия III.

В Знаменском соборе колокол с надписью, из которой видно, что он слит в Новгороде к этому храму в 1554 году повелением и по завету преосвященного Пимена и всех православных христиан Великого Новагорода, «чтобы избавил нас Бог и Пречистая Богородица православных крестьян (sic) от смертоносныя язвы и от напрасной смерти»; лил мастер Иван.

В Успенской церкви упраздненного Колмова монастыря есть два колокола, литые при Иоане IV.

В Духове женском монастыре три колокола XVI века. Из них интересна надпись на одном, «который поставил в 1589 году в Новегороде, в монастырь Сшествие Святого Духа и Живоначальныя Троицы, конюшей боярин Борис Федорович Годунов».

По надписям заслуживают внимания в Хутынском монастыре три колокола конца XVII века.

В Спасо-Нередицкой церкви есть колокол с надписью, что он отлит при царе Федоре в монастырь к Спасу Нередицы — «да в тот колокол Феодосей приказал по себе и по своих родителех. Лил мастер Тимофей новгородец».

К описанным колоколам XVI века можно отнести небольшую металлическую кандию, находящуюся в ризнице Софийского собора. Она вроде небольшой чаши, вокруг поддона ее надпись: «Лета 779 (1541 г.) поставил сию кандию в дом святому Николы на Боровно старец Андрей». При кандии небольшой железный язычок для ударения, которое совершалось в старину, например, во время чтения евангелия в первый день Пасхи. В письменном уставе XVII века Софийского собора¹⁷

на св. Пасху сказано: «и на всяком возгласе протодиаконове евангелия ударяют в кутейник по единощи в кандею и в вестовой колоколен». В древностях Российского государства, отд. I, № 76 «кандия» отнесена к числу трапезных чаш, в которую ударяли настоятели за братскою трапезою при перемене кушанья. В г. Ростове, Ярославской губернии, имеется одна такая «кандия», носящая имя Ясак.

Почти во всех новгородских церквах имеются колокола XVII века с древними русскими, но есть колокола с польскими, латинскими и немецкими надписями. Так, в Борисоглебской церкви хранится колокол, на котором надпись: «Gloria in Exselsis Deo Anno 1636». В Воскресенской церкви на Мячине два колокола с одинаковою вылитою надписью на латинском языке по верхней части: «М. Kordt Kleiman me fecit». Другая одинаковая русская надпись на них вырезана внизу кругом: «лета 7155 (1647) года; марта 1 дня при благоверном г. ц. и в. князе Алек. Мих. в. в и ли Р самод. дали сии три колокола Великого Новагорода церкви Всемилостиваго Спаса Нерукотворенному образу у Новинских ворот... Бога молить, а по смерти за их души их поминать доколе сей св. церкви Бог благоволит по вере христиан стояти, а прием подписан в 177 (1669) году мая 1 дня».

В Клопском монастыре, колокол в 50 пудов немецкого листья. На нем вверху кругом вылита готическая надпись: «Kleiman aus Lubeck hat mie gegosen, aus dem feur ain ich geflossen anno 1647», т. е. «Клейман из Любека лил меня; из огня разом я вылился 1647 года». Другая надпись вырезана пониже первой и после ея спустя семь лет: «лета 1762 (1653) года ноября 29 день при царе государе и в. князе Алек. Мих. дал сей колокол весом в 50 пудов в Клопский монастырь Живоначальныя Троицы и чудотворцу Михаилу государь дворянин Иван Лукин Лонежской». В Новгородской Георгиевской церкви небольшой колокол с надписью «Soli Deo, Assilius Koster me fecitl Arnstelodami 1671». В Никитской церкви два колокола с латинсими надписями; на одном: «1643 Gloria in Exselsis Deo», а на другом: «Anno Domiani 1673 Al». В Приписной Феодоровской церкви на Торговой стороне колокол с латинскими надписями вверху около ушей: готическими немецкими четыре слова и год 1680. В Деревяницком монастыре есть колокол пятипудовой древней нерусской работы; на нем вылит сидящий на троне апостол Петр с ключем и с надписью над главою: S Р Т; повыше апостола вылита латинская надпись, к сожалению, почти сгладившаяся.

Город Псков имеет также множество старинных колоколов, но большая их часть без надписей; они сходны между собой, как и храмы этого древнего города.

На колокольне Псковского кафедрального собора двадцать два колокола, из которых самый большой, имеющий в диаметре 3 1/2 аршина, весом 600 пудов.

Одним из старинных колоколов считали в Пскове колокол в церкви св. первоверховных апостолов Петра и Павла (на бою), основанной в 1373 году. Колокол этот упал с колокольни в 1804 году и уничтожил даже придел в церкви во имя Знамения Пресвятой Богородицы.

В церкви св. Василия Великаго (на горке), основанной в 1413 году, находился некогда «осадный колокол». Этот колокол во время приближения неприятеля давал знать об этом псковичам своим звоном.

Во Пскове существовал, как и в Новгороде, свой «вечевой колокол», но в воскресенье утром 13-го января 1510 года в последний раз ударили в этот колокол. Вместе с покорностью псковичей московскому царю, колокол был спущен с колокольни Св. Троицы и свезен на Снегорское подворье, в подвал церкви Иоанна Богослова, при общих слезах псковичей о своей старине и утраченной ими воле. 26 января 1510 года вместе с тремястами семейств псковичей «вечевой колокол» был отвезен в Москву князем Михаилом Даниловичем Щенятевым. При отъезде же самого великого князя из Пскова он взял с собою и другой любимый псковичами колокол, называвшийся «Корсунским», в замен которого уже в 1518 году прислал им к соборной Троицкой церкви большой колокол.

В Муромском уезде, Владимирской губернии, есть с. Мошка, в древности вотчина князей Воротынских. На колокольне этой церкви есть колокол с надписью, что он пожертвован в 1546 году князем Алексеем Ивановичем Воротынским. Колокол этот давно разбит; но народ бережет его, как святыню, и каждый из стариков этого села во время Пасхи хоть один раз побывает на колокольне, чтоб ударить в разбитый колокол. Народное предание почему-то почитает этот колокол за святость.

Не менее замечательный колокол находится в Полтаве в ограде соборной церкви. На нем следующая надпись:

«Во року тысяча шестьсот девять десять пятом, »По славном Кази-Кермене от христиан взятом, «За царство Росских царей Петра, Иоанна, «За гетманство Мазепы, Богом дарованна, «Сооружен есть звон сей к Божией славе, «До храму Успения во граде Полтаве, «Из штук Кази-Керменских ароматных здобычных, «3 придатками материй до звона приличных, «Коштом его милости войск Полтавских вожа «Павла Семеновича Украины вожа».

Внизу: «делал Афанасий Петрович», под ушами вокруг колокола «Року 1695 ноемвриа дня 10», направо от надписи семиконечный крест в сиянии, потом герб Герциков, в щите сердце (Herz) с четвероконечным равносторонним крестом (так называемым греческим), а сверху из страусовых перьев выходящая рука с копьем, острием влево, и наконец изображение Божьей Матери в рост с предвечным младенцем на десной руке; возле, у главы Царицы небесной — херувимы, а внизу, у самых ног два ангела.

В брошюре Бучневича о Кази-Керменском колоколе неверно сказано, что упомянутое изображение представляет де Успение (sic!) Богоматери, причем г. Бучневич опустил главное: по сторонам герба Герцика стоят вертикально буквы; слева: И. П. В. И. П., справа: Ц. В. 3. П. С., т. е. Их Пресветлых Царских Величеств Войск Запорожских etc... Этот редкий памятник седой старины назначен к уничтожению по воле настоятеля Успенского Полтавского собора — и в нынешнем году в августе месяце он привезен в Москву на завод г. Финляндского, для отливки из него нового колокола. Управление Московского исторического музея поспешило сделать эстампаж с надписей на колоколе, а с остальных изображений — копии из гипса.

Неужели в самом деле нет никаких средств спасти от погибели этот замечательный колокол?

5 июня 1890 года, в Харькове на колокольном заводе П. П. Рыжова состоялась отливка царского колокола из серебра — колокол предназначен для Успенского кафедрального собора. В первом ярусе колокольни устраивается из железа раковина, в которой и будет висеть колокол; благовест его будет раздаваться ежедневно в час крушения императорского поезда близ станции Борок. Этот колокол имеет 17 пуд. 35 фунт. чистого серебра и незначительное количество меди и олова, необходимых для сплава. Сооружение этого памятника-колокола состоялось по мысли архиепископа Амвросия на пожертвования, поступившие от духовенства и других сословий Харьковской епархии. Царский колокол имеет аршин с четвертью высоты, на лицевой стороне его находятся вензелевые изображения имен их императорских величеств, а под ними расположены пять медальонов с надписями славянской вязью: Николай, Ксения, Георгий, Ольга и Михаил. На оборотной стороне надпись, кто соорудил колокол, а вокруг вала отмечено само событие, в ознаменование которого отлит колокол.

В православных наших церквах на Севере, и особенно в Финляндии, большая часть колоколов иностранного литья. Так в Кексгольмском соборе колокол вылит в Стокгольме и имеет следующую надпись: «Anno 1649 Gloria in excelsis Deo. Duxett Gottes Holf. m Kurken Pudensen me fecit Sto-cholmen. Qvis contra nos, si Deus pro nobis». В Сердобольске, в Петропавловской церкви, точно такой же шведский колокол с надписью: «Soli Deo Gloria, anno 1680. Gloriain excelsis; me funderat Holmiae (Стокгольм)».

В 72-х верстах от Петербурга в с. Рожествине в бывшей вотчине царевича Алексея Петровича, имеются два исторических колокола; первый из них — дар царя Федора Иоанновича, в 1588 г. — взят он из новгородского Антониева монастыря в 1713 году; второй — иностранный с следующей надписью: «Laudo Deum, populum solo. En ego cam-

рапа nungam denuncio vana. Congrego devum (?) Anno dom 1619 iuni losephi Henrici Ledio fusa in Limingo».

Самый большой колокол в Петербурге на колокольне Исаакиевского собора, вес его 1,860 пудов 23 фунта, кроме языка, который особо весит 49 пудов 29 фунтов; всех же колоколов одиннадцать; общий вес их 4,349 пуд. 14 фунт., стоимость 62,029 руб. 89 1/4 коп. Все они отлиты в С.-Петербурге Валдайским колокольным мастером Иваном Макаровым Стуколкиным.

На Петропавловском соборе всех колоколов четырнадцать; самый большой из них 209 пудов. Но замечательными здесь являются часовые колокола, которых 38, разной величины; на каждом из этих колоколов имеется литая надпись на голландском языке, вес в них 16,506 1/2 фунтов, вес в молотках 1,843 фунта. В Казанском соборе замечательны первые четыре колокола, бывшие на колокольне церкви Рождества Богородицы. Первый большой, «праздничный», вылит в 1796 году мастером Антипом Дмитриевым, весу в нем 264 пуда 13 фунтов; второй колокол «полиелейный»; лил его в 1762 году алдерман Константин Слизов в Петербурге, весу в нем 129 пудов 25 фунтов; третий «повседневный» вылит февраля 9-го 1762 года тем же мастером, весу в нем 61 пуд 18 ф.; он разбит и не употребляется. Четвертый колокол вылит в Петербуге «1734 года, ноября 30-го, ли его комиссар Семен Леонтьев», разбит и тоже без употребления. На Смольном соборе большой праздничный колокол, весом в 607 пудов, лил валдайский мастер Смирнов в Петербурге; третий «полиелейный» лил мастер Константин Слизов в Москве в 1757 г., вес его 240 пудов 5 фунтов. В Симеоновской церкви большой колокол, весом в 267 пудов 17 фунтов, лит в г. Валдае в 1821 году. На Спасосенновской колокольне всех колоколов пятнадцать: главный из них, весом в 542 пудов 18 фунт., вылит в Москве в 1780 г. января 20-го на заводе Ясона Струговщика; язык при нем железный в 17 пуда 5 фунт; надпись следующая: «Ассесора Савы Яковлева к церкви Успения Пресвятой Богородицы, что на Сенной». Существует предание, что при жизни Саввы Яковлева, очень тщеславного человека, вышедшего из крестьян Тверской губернии, звонили в этот колокол только тогда, когда он это дозволял, и будто бы язык к чему-то прикреплялся особою цепью, которую Яковлев запирал замком, а ключ держал у себя и выдавал его, когда хотел. Другой колокол «Богородичный» в 274 пуда 26 фунтов отлит в 1780 году. Более других древен колокол «повседневный» в 78 пудов 32 фунта, отлитый в 1762 году ко дню возвращения Екатерины II из Москвы, после коронации. В заключение следует еще сказать о двух колоколах, которые в Невской лавре. Первый, самый большой, висит на северной башне в числе других колоколов, вес в нем 800 пудов; он вылит в 1658 году иждивением известного патриарха Никона и перевезен сюда из Иверского монастыря в 1724 г. Другой колокол на южной башне «полиелейный», весом в 200 пудов. Всех колоколов в Петербурге насчитывается более 1,500 штук, из числа которых едва ли треть будет прошедшего столетия.

В нынешнем году за границей изобретен инструмент, цель которого заменить колокола — название ему «кодонофон». Новый инструмент имеет вид шкафа. В нем помещается несколько десятков труб, по которым ударяет особенный молот. Говорят, что по силе звука кодонофон не уступает самым мощным настоящим колоколам.

Примечания

О колоколах в Киеве упоминается в 1171 году. См.: «Полное Собрание Русских Летописей», т. П, с. 100. (Здесь и далее прим, автора).
«Церковная Летопись» в Синодике XVIII века.
См.: «История Государства Российского» Карамзина, т. VI, с. 120-123.
Государи российские после коронования своего входили сюда показаться народу, собиравшемуся на Красной площади.
См. «Русская Старина», сост. А. Мартыновым. Москва, 1848.
«Словарь Географич. Российского Государства». Соч. Щекатова.
«Полное Собрание Русских Летописей», Ш, с. 246.
По словам отца Израилева, Лебедем этот колокол назван потому, что эта птица, при помощи трубчатого устройства дыхательного горла своего, производит громкий звук, подавший повод к сказке о «лебединой песне».
Назван так потому, что в него благовестят в Великий пост.
Колоколом полиелейным называется такой, в который благовестят в большие праздники. Слово «полиелей» греческое и означает «многомилостивое».
См. «Историческое обозрение Сибири» Словцова, кн. I, с. 198.
См. Грамоты, помещенные в Сибирской Истории Миллера.
См. «Московскпие ведоиости», 1859, с. 580.
Впоследствии этот колокол был перелит с добавлением еще меди и повешен на пристройке к Ивану Великому — назван он был праздничным; в него ударяли три раза с большою расстановкою по смерти царя или кого-нибудь из его семьи, а также по смерти патриарха.
Для отливки этого колокол употпреблено было одного кирпича 12140000! Из этого числа на одну печь пошло 330000, на основание и подлиц 300000 и на утрамбовку снутри болвана и снаружи кожуха 25000!..
Известный знаток колоколов, протоиерей Израилев, как мы слышали, считает возможным перелить Царь-колокол, дать ему гармонический тон и поднять на колокольню. На это, как он предполагает, надо будет затратить не менее 50000 рублей. За последнее время было в газетах напечатано несколько проектов починки Царя-колокола.
«Археологическое описание церковных древностей в Новгороде» архиепископа Макария.

Пыляев М.И. Исторические колокола // «Академия Тринитаризма», М., Эл № 77-6567, публ.10335, 14.04.2003

[Обсуждение на форуме «Наука»]