|
|
Матвеева И.
Политический смысл принятия Христианства на Руси
Вопрос принятия христианства на Руси сложен и во многом не определен.
Для того, чтобы наиболее объективно представить себе сущность этого явления (очень часто трактуемого как поворотный момент в отечественной истории), необходимо прежде всего рассмотреть две основные проблемы:
1) в какой фазе развития находилось язычество на момент принятия христианства и насколько оно удовлетворяло духовным запросам населения Киевской Руси;
2) каковы были причины, толкнувшие Владимира «на путь реформ».
концу 10 в. язычество на Руси представляло собой достаточно сложный механизм, в котором причудливым образом сплетались духовные и мировоззренческие понятия, практические наблюдения и хозяйственный опыт. «В истории язычества мы наблюдаем не смену устаревшего возникшим новым, а наслаивание нового на сохраняющееся (может быть, несколько транформируемое) старое»... (Рыбаков Б.А. Язычество Древней Руси. М.: Наука, 1987).
Действительно, в обрядах и культах русичей достаточно ярко проступают фетишистские и тотематические, и анимистические элементы. Более того, многие из них вошли в народное сознание достаточно прочно, что сохранились по сей день (например, ношение в кармане амулетов, клыков животных или камешков причудливых форм).
Почитание водоемов, камней, деревьев, определенных животных естественным образом переходило в почитание духов вод (русалок), лесов (леших) и т.п. С течением времени персонификация божеств приобретает более конкретный характер. К 9 в. это уже вполне определенная политическая система. Важным здесь является тот факт, что все божества управляли только природными стихиями! Духовно-нравственная (равно как и социальная) стороны жизни не получили почти никакого отражения в религиозных воззрениях Киевской Руси. Понятно, что подобная ситуация говорит о том, что уровень развития славяно-русского язычества к 10 в. был еще не достаточно высок (во всяком случае не достиг того апогея, за которым следовал бы упадок).
Восточно-славянские племена находились на том уровне развития, когда основной целью их устремлений была забота об урожае или успехе военных действий.
зычество предхристианской Руси — это не язычество предхристианского Рима. Философия александрийских неоплатоников была чужда Руси, «в особенности его центральная идея — идея искупления и спасения» (Носова Г.А. Язычество в православии. М., 1975. С.45).
Гораздо ближе и понятнее были русичам вполне конкретные вещи: Солнышко, дающее свет и тепло (следовательно, сытость и благополучие), Мать-сыра-земля (из которой все вышли и в которую затем уйдут), ветры, облака и т.д.
Понятие о загробной жизни носило также, если можно так выразиться, практический характер. Умерший член рода использовался в качестве посредника между людьми и небом (т.е. опять же теплом и влагой). Осуществлялась эта связь совершенно гениальным способом: тело покойного сжигали. Таким образом, определенная его часть вместе с дымом поднималась поближе к богам, другая в виде пепла оставалась на земле. Моления и приношения, совершаемые на месте погребения, предавались «небесной части», которая в свою очередь сообщала все просьбы богам.
Не удивительно, что при такой системе предки занимали в древнерусском язычестве совершенно особое место. Помимо пользы они могли приносить и вред. Деление их на положительное и отрицательное связано, видимо, с древней дуальной организацией первобытного общества. Традиционное соперничество фракций внутри рода и родов внутри племени переносилось в загробный мир. «Свои» покойники всячески помогали родичам, «чужие» вредили. Общий прародитель именовался Родом или Чуром (Гуром). Он охранял весь род и его территорию. «Отсюда суеверный страх, овладевавший русским человеком на перекрестках: здесь, на нейтральной почве, родич чувствовал себя на чужбине,..., вне сферы помощи своих охранительных гуров» (Ключевский В.О. Соч. М., 1956. Т.1. С.120).
еобходимо отметить, что именно культ предков явился одним из самых сильных и, практически не изменившись, влился в христианскую культовую систему.
В этой связи возникает чрезвычайно важный вопрос, на котором следует остановиться особо. Как уже отмечалось выше, значение Рода в древнерусском язычестве было очень высоко. Постепенно представление об общем прародителе изменялось. Очевидно, что в какой-то момент Род стал восприниматься как «творец всего сущего, эквивалент, если можно так выразиться, христианскому богу» (Курбатов Г.Л., Фролов Э.Д., Фроянов И.Я. Христианство: Античность. Византия. Древняя Русь. Л., 1988. С.196).
Естественным образом возникает соблазн заявить, что на Руси «идея монотеизма в его патриархальной мужской форме возникла до христианства, совершенно независимо от него и, по всей вероятности, задолго до него» (Рыбаков Б.А. Язычество Древней Руси. М., 1987. С.248). В доказательство обычно приводится текст Прокопия Кесарийского, относящегося к 6 в.: «Они (анты и славины) считают, что только один бог, творец молний, является владыкой над всеми, и ему приносят в жертву быков и совершают другие священные обряды. Судьбы они не знают... Они почитают реки и нимф и всякие другие божества, приносят жертвы всем или при помощи всех этих жертв производят и гадания» (Прокопий из Кесарии. Война с готами. М., 1950. С.297).
Оставляя в стороне вопрос о том, к какому богу относится это высказывание — Роду или уже Перуну, — стоит поподробнее остановиться на самом тексте. Сообщение Прокопия Кесарийского достаточно ярко рисует взгляды восточных славян на природу. Они почитают нимф (т.е. русалок), всякие другие божества и одновременно главное, величественное божество. Вряд ли здесь можно говорить о монотеизме. Принцип множественности налицо. Наличие центральной фигуры в этом комплексе совершенно не означает ее единственности. И если проводить какие-либо параллели, то славянский «творец молний» напоминает скорее греческого Зевса, чем христианского бога-отца.
аким образом, ни сообщение Прокопия Кесарийского, ни археологические находки (а именно — Збручский идол, представляющий собой четырехгранный столб с расположенным в 3 яруса на каждой стороне изображениями и увенчанный общей шапкой) не могут являться серьезными доказательствами архаичного монотеизма у восточных славян.
В пользу того, что язычество на Руси находилось к 10 в. в стадии прогрессивного развития говорит и тот факт, что здесь еще не успела сформироваться специальная жреческая каста. К этой точке зрения склоняется большинство историков, каким либо образом обращавшихся к этой теме (в качестве исключения можно назвать академика Б.А. Рыбакова). Конечно глупо было бы отрицать существование на Руси таких категорий людей, как волхвы, кудесники, чародеи и т.д. Их общественная роль до конца не выяснена (из-за отсутствия достаточных сведений в источниках). Но, так сказать, «неупоминание» летописцами деятельности волхвов говорит скорее всего о небольшом их значении в обществе Древней Руси. Гораздо более подробно освещается этот вопрос применительно к более позднему периоду (12-13 вв.), когда волхвы рассматриваются христианскими летописцами в контексте борьбы бога — дьявола.
На основе этих данных, однако, можно приблизительно представить функции волхвов до принятия христианства. Это прежде всего гадания и врачевания, причем предсказаниями занимались в основном мужчины, а знахарством — женщины (ведьмы, потворы, чаровницы). Ведущую же роль в обрядовых культах и богослужениях играл князь. Например, в ПВЛ открыто говорится о Владимире, которому вскоре суждено будет стать «крестителем», что он «творяще требу кумиром с людьми своими» (ПВЛ, ч.1. С.58).
Таким образом, придя к выводу, что на Руси к 10 в. языческая жреческая каста еще не сформировалась — или находилась в зачаточном состоянии — естественно возникает вопрос о причинах подобной ситуации.
ерковные историки связывают этот факт с общей примитивностью «темного, озлобленного язычества» (Журнал Московской патриархии. 1985, N5, С.47) восточного славянства. Однако, по всей видимости, более объективны те исследователи, которые пытаются решить эту проблему, исходя из анализа общественного развития Киевской Руси в 10 в. «У славян жреческие касты еще не успели сложиться, поскольку институты самоуправления, опирающиеся на территориальную общину, не исчерпали себя» (Кузьмин А.Г. Падение Перуна: становление христианства на Руси. М.: Молодая гвардия., 1988. С.185).
Здесь проступает основное звено и одновременно основной камень преткновения в исследованиях и непосредственно язычества, и причин принятия христианства, и всего дальнейшего развития русского православия. Это вопрос общественного устройства древнерусского государства.
Однако важность проблемы столь велика, что требует особого рассмотрения, что и будет сделано чуть ниже.
Возвращаясь же к вопросу развития древнерусского язычества, следует остановиться еще на одном моменте. Каков был характер богослужений в Киевской Руси? С одной стороны, славяно-русское язычество было вроде бы «религией преимущественно домашней со слабыми только начатками общественного богослужения, без храмов и жрецов. Храмом ее была изба, жрецом — глава семьи» (Руководство к русской церковной истории под ред. П. Знаменского. Казань, 1888. С.12). С другой, — археологами обнаружено много святилищ, принадлежавших как отдельным родам, так и целым племенам или даже союзам племен (в качестве примеров можно привести Новгородское святилище, расположенное на месте слияния Волхова и озера Ильмень, посвященное Волосу и Киевское, посвященное Перуну). Размеры и, так сказать, «обстановка» этих культовых мест говорят о том, что богослужение носило массовый характер, а руководил непосредственно ходом обрядов, как уже отмечалось выше, сам князь.
раздники по времени совпадали с основными вехами полевых работ и поворотными моментами солнечных фаз. Вообще, следует отметить, что по существовавшему у славян календарю не было абсолютно никакого разделения между «расписанием сельскохозяйственных работ и порядком проведения празднеств, богослужений и гаданий». Это и понятно, т.к. «язычество — это прежде всего форма освоения природы... В них (верованиях и обрядах) заложены знания, накопленные веками» (Кузьмин А.Г. Падение Перуна. М., 1988. С.183).
Именно эта природность русского язычества, то, что оно только еще начало приобретать социальную окраску, глубина проникновения в хозяйственную и семейно-бытовую сферы жизни, гармоничное соответствие психологии русского человека обеспечили его удивительную прочность.
Ни о каком упадке язычества на Руси в 10 в. и речи быть не может. Очевидно, что принятие христианства было продиктовано какими-то чрезвычайно важными причинами, но искать их надо не внутри язычества, а вовне.
ак уже отмечалось выше, невозможно разобраться в проблеме принятия христианства на Руси без рассмотрения древнерусского общества 10 в.
Генезис феодализма, формирование русского государства и русской народности — все эти вопросы до конца не определены и являются предметами бесконечных дискуссий среди историков и социологов.
Данная работа базируется на исследованиях ряда ученых-русистов исторического факультета ЛГУ, а именно: И.Я. Фроянова, А.Ю. Дворниченко, Ю.В. Кривошеева. Ими создана собственная концепция развития русского государства.
Наиболее распространенной в советской историографии была точка зрения, согласно которой для Руси характерен ранний феодализм. Такие видные ученые как Греков, Черепшин, Рыбаков и др. на основе серьезных научных исследований пришли к выводу, что к 10 в. на Руси уже сложились феодальные отношения (Рыбаков Б.А. Языческое мировоззрение русского средневековья // Вопросы истории. 1974. N1. С.4). В этом же ключе рассматривались и идеологические проблемы. Новоявленное классовое общество нуждалось в новой религии «угнетения». Язычество же более не устраивало «феодальную верхушку». «Возникновение классового общества и государства на Руси подготовило почву для принятия христианства как тонко продуманной классовой идеологии. Христианство вторглось в традиционное устойчивое язычество славян не как гонимая религия рабов..., а как государственное православие»... (См. Фроянов И.Я. Киевская Русь: Очерки отечественной историографии. Л., 1990).
онятно, что такой подход рождал несколько предвзятое отношение к православию на Руси и его культурно-политическому влиянию. Признавая прогрессивность внедрения христианской религии, в целом постоянно подчеркивается ее угнетающий характер.
Но, видимо, не до конца правы многие дореволюционные историки и ученые-богословы, утверждающие, что христианство перевернуло жизнь Руси, подняв ее до истинных культурных и духовных вершин, ведь язычество здесь было «особенно убого..., жалки его боги, грубы культы и нравы» (Аничков Е.В. Язычество и Древняя Русь. СПб, 1914. С.36).
Вероятно, истина находится где-то посередине. Согласно концепции И.Я. Фроянова в 10 в. на Руси сложилось государство, внутри которого шел распад родо-племенных отношений, но система классов еще не сложилась (См. Фроянов И.Я. Киевская Русь: Очерки социально-экономической истории. Л., 1974).
В своих исследованиях И.Я. Фроянов использовал работы А.И. Неусыхина. Не смотря на то, что А.И. Неусыхин занимался историей западноевропейского средневековья, некоторые его выводы носят универсальный характер. В частности, по мнению ученого, возникновению феодализма у народов Западной Европы предшествовал определенный переходный период, который мог продолжаться довольно длительное время. В этот период «общественная структура уже не имела признаков первобытнообщинного строя, т.е. коллективного ведения хозяйства и распределения продуктов, но еще не была характерна и для феодального строя. Эта система, заключавшая в себе уже элементы социального неравенства, еще не была «классово-феодальной» — даже в том смысле, в каком был самый ранний феодализм» (Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. Л., 1980. 2 Неусыхин А.И. Дофеодальный период как переходная стадия развития от родоплеменного строя к раннефеодальному. 1968. Вып.31. С.45).
менно на такой стадии социально-политического развития и находилась Киевская Русь к моменту принятия христианства. Общинной, вечевой структуре ее как раз более всего подходило язычество. «Бесклассовое общество, как показывает практика, христианства не принимает»... (Кузьмин А.Г. Падение Перуна. М.: Молодая гвардия, 1988. С.176).
Сторонники, грубо говоря, «классовой» теории в качестве доказательств выдвигают следующие факты. Во-первых, крещение княгини Ольги. Господствующая феодальная верхушка нуждалась в новой идеологической поддержке, и Ольга, «мудрейшая из жен», первая поняла, где надо искать. Во-вторых, наличие в Киеве христианского храма еще до принятия христианства, т.е. распространение новой религии в определенных слоях полян (купцы и бояре). Однако эти факты не слишком весомы. Если проводить параллели с варварскими народами Западной Европы, то прежде всего принять христианство должны были «Тюремный двор князя и его дружина» (Аничков Е.В. Язычество и Древняя Русь. СПб., 1914. С. 31).
Но ни до, ни после Ольги восточнославянские князья не крестились. Более того, родной сын Ольги, воспитанный матерью — христианкой, Святослав Игоревич начисто отказался креститься, считая христианство безумием. А его боязнь того, что «дружина смеятися начнут», говорит о не слишком большой популярности христианского вероучения в среде княжеской дружины. Таким образом, крещение Ольги носило скорее всего личный характер.
По поводу существования в Киеве православной общины можно сказать, что ее составляли в основном купцы, воины-наемники и иностранцы. Несложно понять, что именно эти группы населения более всего были заинтересованы в принятии (речь идет только о личном аспекте!) христианского вероисповедания. Подобную идею разделяли и религиозные историки: «славяне были издавна знакомы с Грецией, куда они ездили для грабежа, для торговли и для службы в войске императора» (Руководство к русской церковной истории. Под ред. П. Знаменского. Казань., 1988. С.3).
Таким образом, первыми византийскую веру принимали не «феодалы», а те, кто более всего соприкасался с нею в жизни. Т.е. купцы и воины-наемники. Торговцам было легче и спокойнее — а самое главное выгоднее — вести коммерцию в христианской стране, будучи христианами. Русы и варяги, служившие в наемном войске, так же часто принимали православие. Как видно, в обоих случаях язычники переходили к христианству из чисто практических соображений. Вероятно, были люди, ставшим православными в силу духовных исканий, но вряд ли их было много. Основная же масса восточно-славянского населения была к христианству индифферентна.
Однако, в таком случае, принятие христианства Владимиром и последующее за этим крещение Руси становилось безосновательным. Если исходить из того, что язычество к 10 в. себя не исчерпало и, что особенно важно, соответствовало бесклассовому, общинно-вечевому характеру древнеродового общества, то, видимо, должны существовать какие-то другие чрезвычайно веские причины, вызвавшие столь «крутой поворот».
так, каковы же были, собственно, причины крещения Руси в 988 г.?
Для выяснения этого вопроса обратимся к политической сфере жизни Древней Руси.
Следуя хронике ПВЛ, приблизительно к 80-м годам 10 в. на территории Восточной Европы складывается огромный суперсоюз племен под гегемонией Киева. И «отвлечение от факта многоэтичности складывающегося государства недопустимо» (Кузьмин А.Г. Падение Перуна. М., 1988. С.12).
Вторая половина 9 и практически весь 10 в. буквально кипят межплеменными конфликтами. Все более усиливающиеся поляне стремились подчинить соседние племена. Последние же всячески старались сохранить свою независимость. Надо отметить, что этому способствовала и сама племенная структура, которая в какой-то мере напоминала устройство греческих городов-государств: во главе племени стоял центральный город (Киев, Новгород, Полоцк и т.д.) и соответственно городское вече; рангом ниже, если можно так выразиться, — вече более мелких городков; еще ниже — вечевая организация территориальных союзно-христианских общин (См.: Фроянов И.Я., Дворниченко А.Ю. Города — государства Древней Руси. Л., 1988).
Причем эта структура оказалась настолько устойчивой, что к 13 в. древнеродовое государство окончательно распалось на ряд городов-государств (этот период в отечественной историографии обычно именуют «периодом феодальной раздробленности»). Для 9-10 вв., как отмечено выше, характерен процесс насильственного объединения.
рче всего это явление прослеживается на примере хроники ПВЛ: 883 г. — Олегом подчинены древляне, 884 г. — северяне, 885 г. — радимичи, далее — 907 г. — в составе Руси уже находятся кривичи, славяне, чудь, меря, вятичи, дулебы, тиверцы; с 914 г. начинается «эпопея Игоря с древлянами, которые были полностью покорены лишь к 946 г.; 980 г. — Владимир осуществляет поход на Полоцк, подчиняет полочан, насильно берет себе в жены дочь полоцкого князя Рогнеду, а в 981 г. он вновь покорят вятичей, через 3 года — радимичей (которые, видимо, успели выйти из союза). Таким образом, даже при поверхностном обзоре истинных данных, бросается в глаза шаткость подобного «союза».
Племена покорялись полянами (фактически это означает — облагались данью), обретали независимость, некоторое время сохраняли суверенитет и вновь покорялись. Стремление к выходу из суперсоюза под гегемонией Киева было постоянным. (Киевская знать и поляне в целом использовали эту новую политическую организацию как средство для получения даней, как источник рабов и военных отрядов, необходимых Киеву для устройства завоевательных походов, обогащавших полянскую общину. Эксплуататорская сущность этой организации вполне очевидна» (Курбатов Г.Л., Фролов Э.Д., Фроянов И.Я. Христианство: Античность. Византия. Древняя Русь. Л., 1988. С. 205-206).
Однако к концу 10 в. процесс распада усилился настолько, что жестокие карательные меры, как, например, расправа «добропорядочной христианки» Ольги над древлянами, уже не приносили желаемых результатов.
Дело в том, что отдельные племена, являющиеся соответственно частями суперсоюза, не были статичны. Внутри них происходили важные социальные сдвиги, характеризующие начавшиеся процессы разложения родовых коллективов (основным показателем служит здесь появление холопства — рабства соплеменников) (См.: Курбатов Г.Л., Фролов Э.Д., Фроянов И.Я. Христианство: Античность. Византия. Древняя Русь. Л., 1988. С. 206-207).
Таким образом, князь Владимир Святославич оказался в сложнейшем положении. Киевская верхушка всеми силами стремилась сохранить свою гегемонию. Действуя по-прежнему мечом, Владимир, видимо, решился объединить государство еще и идеологически.
менно в этом контексте следует, скорее всего, рассматривать, так называемую, языческую реформу 980 г. До этих пор развитие язычества шло мирным эволюционным путем. Некоторая разница, между язычеством северо-западных районов, где более всех остальных божеств почитался Волос, и территорий Поднепровья, где главенствующую роль играл Перун, не вносила серьезных противоречий. Классическим примером являются здесь договоры с Византией, где дружина Олега, включавшая и полян, и славян новгородских, и варягов, закрепила клятву и Перуном, и Волосом.
Но в 980 г. положение изменилось. Владимир собирает в Киеве своеобразный пантеон божеств. «И постави кумиры на хълме въне двор тюремьнаго: Перуна деревяна..., и Хърса, и Дажьбога, и Стрибога, и Семаръгла, и Макошь. И жеряху им, натричуше и богы и провожаху сыны своя и дъщери и жеряху бесом и осквърняху землю требами своими». (Шахматов А.А. Повесть временных лет. Пг., 1916. С.95).
Таким образом, реформа была направлена на создание в Киеве своеобразного религиозного центра Древней Руси. Причем ориентация шла на самые широкие слои населения, т.к. находилось святилище практически в центре киевской крепости, месте доступном для всех, а в богослужении участвовали даже дети. О самом процессе отбора божеств в источниках сведения отсутствуют. На сегодняшний момент существуют две наиболее распространенные точки зрения по данному вопросу. Либо Владимир просто создал пантеон самых почитаемых на Руси богов, либо собрал в Киеве верховных божеств основных подчиненных племен, во главе которых поставил Перуна (т.е. создал, так сказать, религиозный аналог древнерусского государства, возглавляемого полянами). «Из политических расчетов свой собственный дружинно-рюриковский Перун должен был быть обставлен богами подчиненных Игоревичами племен и нагорцев»... (Аничков Е.В. Язычество и Древняя Русь. СПб., 1914. С. 341).
Фигура Перуна вообще достаточно интересна. Как уже упоминалось ранее, боги древнерусского язычества были тесным образом связаны с природными стихиями. Единственный бог, который приобрел определенную социальную направленность был Перун. Первоначально повелитель небесного огня (грома и молний), Перун постепенно становится дружинным богом, своеобразным «русским Марсом». Однако опять же скорее покровителем воинов, а не «нарождающейся феодальной знати». Интересной является точка зрения А.Г. Кузьмина, который пытается по-новому осмыслить теорию. Принимая идею варяжского происхождения княжеского рода Рюриковичей, он делает следующий вывод относительно Перуна. «Он остается... божеством социальной верхушки, в которой заметно влияние пришлых варягов. Облик Перуна, воспроизведенный в пантеоне, довольно ясно указывает на источник: именно так выглядели некоторые боги балтийских славян. Здесь, на Эльбе, еще в 8 в. четверг назывался «днем Перуна» — «Перундан»... и далее — «а потому приходится думать, что культ Перуна на Руси не имел того общего значения, которое признается за Дажьбогом и некоторыми другими божествами. На Перуна опиралась дружина. Основная же масса населения смотрела на него как на грозного, но все-таки не слишком симпатичного бога» (Кузьмин А.Г. Падение Перуна. М., 1988. С.12-13). Так или иначе, но Перун действительно воспринимался как грозный бог, покровительствующий воинам-дружинникам и вообще полянам.
Примечателен тот факт, что в пантеон не вошел столь популярный Волос (очень мирный повелитель подземных вод, покровитель скота, дающий богатство и сытость).
Понятно, что такое игнорирование несет четкую политическую нагрузку. Во-первых, невключение Волоса в общий пантеон было серьезным ударом по Новгороду, давнему сопернику Киева. Во-вторых, фигура Волоса нарушила бы четкую иерархичность внутри пантеона: получилось бы сразу два верховных божества, т.е. опять соперничество. Практически «идеологический удар» по Новгороду выразился в публичном низвержении идола Волоса и водружении Перуна на его место.
В целом попытка Владимира наложить твердую религиозную иерархию на такое шаткое объединение, каким являлась Русь 10 века, изначально была обречена на неудачу. Процесс распада родоплеменных отношений был исторически закономерен и неотвратим. К тому же сама реформа не только не снимала противоречий в отношениях между Киевом и подчиненными племенами, но еще более усугубляла их, ибо к политической она добавляла еще, в какой-то мере, и религиозную диктатуру. После 980 г. столкновения с «примиренными» племенами продолжались. Видя безрезультатность реформы, Владимир, по всей видимости, начал поиск новой идеологической основы.
Таким образом, обращение к православию имело своей первопричиной сложную политическую ситуацию на Руси в 10 в. Новая религия должна была спаять разваливающееся государство, придать ему некоторую стабильность. Православие, как это уже отмечалось, было известно на Руси давно, что было обусловлено довольно тесными русско-византийскими связями, политическими, экономическими, а к моменту крещения еще и родственными (Владимир женился на сестре византийского императора).
ольшую роль сыграло и то обстоятельство, что к 988 г. Киевская Русь оказалась перед серьезной внешнеполитической угрозой: набеги печенегов становились все чаще и разрушительней. Понятно, что в таких условиях дружеские отношения с Византийской империей были чрезвычайно желанны. С другой стороны, сила и значимость российского государства возросли настолько, что принятие православия уже не грозило поставить Россию в положение вассала. Вассальная зависимость распространилась только на сферу деятельности церкви.
Однако, не смотря на массу позитивных моментов, которые сулило крещение, русский князь долго колебался, выбирая наиболее «подходящую» религию для своего беспокойного государства.
Об этом довольно ясно говорится в ПВЛ. Трудно сказать, было ли «испытание веры» в действительности или это лишь прием летописца. Но альтернативы византийскому православию безусловно существовали (например, римско-католическая церковь, еще долго, вплоть до 17 в. не оставлявшая своих притязаний на духовное владычество в России). Но Владимиру, который был по образу жизни, если можно так выразиться, классическим язычником, более импонировал определенный демократизм православия, чем строгость и сухость католицизма. И все же... На Руси, с ее крепким вечевым строем, князь не мог принять столь важное решение единолично. Согласно ПВЛ, Владимир советуется с боярами и старейшинами. Но и они не торопятся «проникнуться благодатью», а предлагают князю послать в Византию 10 наиболее славных и умных мужей. А далее следует очень важное замечание: «и понравилась речь их князю и всем людям». (См.: Курбатов, Фролов, Фроянов. Христианство. Л., 1988.). Т.е. можно предположить, что обсуждение возможности крещения происходило при большом скоплении людей (иначе — на вече).
Посланцы, выполнив поручение, вернулись в Киев и поведали о своих приключениях. Причем все их замечания и отзывы носят чисто языческий характер. Русов восхитило великолепие храмов, пышность и красота обрядов. Что же касается христианской философии, слова Христова, идейной основы, то об этом не было сказано ни слова. Это и понятно, т.к. посланники были язычниками, а в языческих культах основное место всегда занимала именно обрядовая сторона.
Но даже после столь лестных отзывов своих послов Владимир продолжал тянуть с крещением. Однако, согласно летописи, в 988 г. он все-таки решился.
оворя о крещении, следует отметить, что советовался Владимир с боярами, старейшинами и людьми киево-полянской общины. Мнение старейшин других племен если и принималось к сведению, особого значения не имело. В пользу этого предположения говорит весь процесс дальнейшего распространения христианства на Руси.
Нам не известна дата крещения киевлян. Более того — такое, казалось бы, значимое событие с точки зрения глобального исторического развития практически не запечатлелась в сознании его очевидцев. Этот факт говорит о том, что крещение ничего не изменило в жизни Киева. 1 Принятие новой веры видимо было массовым и добровольным. Полянская верхушка осознавала необходимость этого шага, способствовала спаянию шаткого государства и, следовательно, сохранению их привилегированного положения в союзе племен. Что же касается простого люда, то и он имел свои выгоды от киево-полянской гегемонии. Кроме того, как говорится в ПВЛ, «если был новый закон плох не приняли бы его князь и бояре». Хотя нельзя отрицать тот факт, что многие, наблюдая ниспровержение Перуна и «казнь» над ним, роптали и плакали.
В трудах многих отечественных историков (Татищева, Соловьева и др.) содержится мысль о насильственном крещении народа. Основана она на свидетельствах ранних богословских произведений (например, «Слово о Законе и Благодати» митрополита Иллариона). Но необходимо учитывать тенденциозность подобных источников, имевших целью изобразить яростную борьбу добра и зла и по возможности более выделить фигуру Владимира — Крестителя.
К проблеме добровольности стоит подходить дифференцированно. Русь — это конгломерат различных племен, и процесс крещения проходил не везде одинаково. Вообще же «князь и тяготевшая к нему дружинная знать не располагали средствами для массовых насилий в обществе, где управляли. Они подчинялись вечу, в расположении которого была мощная военная организация — народное ополчение, превосходившее по силе княжескую дружину. Вероятно, при крещении в Киеве имели место и отдельные факты принуждения, но вылиться в систему они не могли. Именно отсутствие массовых насилий и связанных с ними социальных потрясений объясняет забывчивость русских книжников относительно места крещения»... (Курбатов, Фролов, Фроянов. Христианство. Л., 1988. С. 243).
Иное дело — покоренные полянами племена. Не имевшее никакой реальной основы, принятие христианства воспринималось здесь как новый акт насилия со стороны Киева. Сохранение же местных языческих верований становилось делом сохранения духовной независимости.
В источниках сохранились упоминания о жестоком сопротивлении многих городов крещению (Муром, Ростов, Ярославль). Хрестоматийным является пример Новгорода. Туда, как и во время проведения языческой реформы, был отправлен Добрыня, сопровождал его епископ Иоаким. Новгородцы собрали вече и решили не пускать киевских миссионеров в город, «не дати идолы опровергнути». Таким образом, крещение Новгорода вылилось в массовое вооруженное столкновение. Примечателен тот факт, что до 989 г. в Новгороде существовала православная Преображенская церковь, горожане-язычники относились к этому совершенно спокойно. Т.е. выступление против крещения можно рассматривать как акт борьбы за независимость. «Борьба в Новгороде 989 г. — это борьба не только религиозная, но и политическая, и, быть может, не столько религиозная, сколько политическая» (Курбатов, Фролов, Фроянов. Христианство. Л., 1988. С. 251). Вряд ли справедливо утверждение, что «язычество пережило здесь какую-то большую деформацию из религии доклассовой в религию раннеклассового феодализирующегося общества»... (Шапов Я.Н. Княжеские уставы и церковь в Древней Руси 11-14 вв. М., 1972. С. 46). Т.к. именно Новгород дольше всех русских городов сохранял вечевые, демократические традиции.
одводя итог вышесказанному, вполне можно заявить, что на Руси в 10 в. (и позже) существовал целый комплекс причин, делавший процесс христианизации длительным и сложным.
Во-первых, акт принятия христианства носил в большей степени политический характер, православие вносилось в общество, где ни идеологической, ни социальной основы для него практически не существовало. Что же касается внутриполитической сферы, то спаять восточнославянский племенной союз новая вера уже не могла, историческим ходом развития было обусловлено начало на Руси периода городов-государств (См.: Фроянов И.Я. Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. Л., 1980. С. 216-243). А этой форме политической организации вполне соответствовало язычество, которое в рассматриваемый период еще не исчерпало себя.
Во-вторых, сознание русского народа оставалось глубоко языческим. Не составляла исключения и княжеско-дружинная верхушка.
Все эти факторы и явились причиной того, что язычество практически не исчезло на Руси. Первоначально оно существовало параллельно с христианством, затем стало заметно синтезироваться с ним и в конце концов языческая обрядовая сторона была почти полностью впитана православием (См.: Носова Г.А. Язычество в православии. М., 1975. С.4).
«В типе русского человека всегда сталкивается два элемента — первобытное, природное язычество, стихийность бесконечной русской земли и православный, из Византии полученный, аскетизм»... (Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. М.: Наука, 1990. С. 8).
То, что принятие христианства в 10 в. было политическим актом, продиктованным нуждами государства, обусловило и весьма определенное положение православной церкви в системе древнерусского общества. Помимо того, что византийская церковь вообще была менее агрессивной, нежели католическая, и не оспаривала светской власти, на Руси она попала в еще большую зависимость от государства. Указами Владимира церковь обеспечивалась материально (десятина — судебная практика, наблюдения за правильностью мер и весов) и наделялась определенными юридическими правами (что так же являлось важнейшей статьей доходов). Но в языческой стране, где христианская церковь была лишена широкой социальной базы, оставалась угроза, что «подаренные» князьями привилегии могут быть с таким же успехом аннулированы. Понятно, что в таких условиях грекам-священникам было выгоднее сохранять добрые отношения с княжеско-дружинной верхушкой. Конечно, неверно было бы утверждать, что духовенство оставалось пассивным. Оно боролось с язычеством, но относилось к нему все-таки достаточно терпимо (Кузьмин А.Г. Падение Перуна. М.: Молодая гвардия, 1988. С. 232). Если же активность пастырей по отношению к князю и его дружине увеличивалась (чаще всего это происходило в периоды великого поста, когда русичи упрямо не желали отказываться от мясоедения), то результаты могли быть довольно печальными. Классическим примером здесь служит Андрей Боголюбский (!), который просто выгнал своего епископа Леона, дабы тот не досаждал ему своими проповедями.
озникающие на Руси монастыри также зависели от княжеской милости. Т.к. основная масса монастырей на Руси домонгольского периода была равнодушна к земле и зависела от своих устроителей и вкладчиков (См.: Будониц И.У. Монастыри на Руси и борьба с ними крестьян в 14-16 вв. М., 1966, С. 46-76). Князья предоставляли им сбор доходов с волостей, дарили села, а иногда и просто кормили монахов. Образовался даже особый вид монастырей — ктиторские или просто домашние. Основной их задачей было замаливание грехов хозяев. В таких монастырях «обмирщвление» шло довольно интенсивно. В («Молении Даниила Заточника» прямо говорится: «Иде же брацы и пирове, ту черньцы и черницы... святительский на себе имея сан, а обычаем похабен» (См.: Художественная проза Киевской Руси 11-13 вв., М. 1957). Согласно Киево-Печерскому Патерику, почитанием в монашеской среде пользовались пиры и богатство, а воровство не являлось чем-то исключительным» (Там же.). Придание церковной власти светского характера (в частности право судопроизводства) заставляло представителей духовенства — даже наиболее ревностных — идти на уступки: участвовать в вечевых собраниях, присутствовать на княжеских пирах, которые носили ритуально-языческий характер.
Нарождающееся же русское духовенство (в отличие от греков) выходило непосредственно из языческой, народной среды. Такие священники тоже несли и пропагандировали христианство, но переосмысляя его, учитывая, так сказать, земные потребности масс. Соединить язычество с православием было не слишком сложно. На первый взгляд неизбежно должны столкнуться «принцип единства с принципом множественности» (Аничков Е.В. Язычество и Древняя Русь. СПб., 1914. С. 110.). Но необходимо учесть, что византийское православие, пришедшее на Русь, «уже было насквозь синкретичным. Оно сложилось на базе ранних языческих религий народов Средиземноморья и Средней Азии»... (Носова А.Г. Язычество в православии. М., 1975. С. 14). Принцип единобожия практически был утрачен. «Впитав традиции дохристианских многобожных религий, христианство по существу превратило в святых старых языческих богов». (Там же. С. 90).
Поэтому, вероятно, ни русским народом, ни русским духовенством, в период 10-13 вв., христианские каноны не воспринимались как нечто незыблемое. Происходит «какой-то перенос древних поверий в новые формы, т.е. известного рода тематическое творчество». (Аничков Е.В. Язычество и Древняя Русь. СПб., 1914. С. 302). 1
Таким образом, можно сделать вывод, что после принятия Русью православия, внедрение новой религии посредством церковного института было затруднено.
«В социальной системе Руси 11-12 вв. церковь являлась не столько ведущим учреждением, сколько ведомым... Втянутая в повседневную сутолоку общественной жизни, выполняющая многочисленные гражданские функции, церковь не имела достаточно времени и сил, чтобы сосредоточить свою деятельность на распространении христианства и его утверждении над язычеством. Именно в этом заключается одна из причин устойчивости языческой религии в домонгольской Руси». (Курбатов, Фролов, Фроянов. Христианство: Античность. Византия. Древняя Русь. Л., 1988. С. 288).
Принятие христианства — в первую очередь политический акт.
Матвеева И. Политический смысл принятия Христианства на Руси // «Академия Тринитаризма», М.,Эл № 77-6567, публ.10788, 31.10.2003
[Обсуждение на форуме «ИКИТ»]
Политический смысл принятия Христианства на Руси
1.
концу 10 в. язычество на Руси представляло собой достаточно сложный механизм, в котором причудливым образом сплетались духовные и мировоззренческие понятия, практические наблюдения и хозяйственный опыт. «В истории язычества мы наблюдаем не смену устаревшего возникшим новым, а наслаивание нового на сохраняющееся (может быть, несколько транформируемое) старое»... (Рыбаков Б.А. Язычество Древней Руси. М.: Наука, 1987).зычество предхристианской Руси — это не язычество предхристианского Рима. Философия александрийских неоплатоников была чужда Руси, «в особенности его центральная идея — идея искупления и спасения» (Носова Г.А. Язычество в православии. М., 1975. С.45).еобходимо отметить, что именно культ предков явился одним из самых сильных и, практически не изменившись, влился в христианскую культовую систему.аким образом, ни сообщение Прокопия Кесарийского, ни археологические находки (а именно — Збручский идол, представляющий собой четырехгранный столб с расположенным в 3 яруса на каждой стороне изображениями и увенчанный общей шапкой) не могут являться серьезными доказательствами архаичного монотеизма у восточных славян.ерковные историки связывают этот факт с общей примитивностью «темного, озлобленного язычества» (Журнал Московской патриархии. 1985, N5, С.47) восточного славянства. Однако, по всей видимости, более объективны те исследователи, которые пытаются решить эту проблему, исходя из анализа общественного развития Киевской Руси в 10 в. «У славян жреческие касты еще не успели сложиться, поскольку институты самоуправления, опирающиеся на территориальную общину, не исчерпали себя» (Кузьмин А.Г. Падение Перуна: становление христианства на Руси. М.: Молодая гвардия., 1988. С.185).раздники по времени совпадали с основными вехами полевых работ и поворотными моментами солнечных фаз. Вообще, следует отметить, что по существовавшему у славян календарю не было абсолютно никакого разделения между «расписанием сельскохозяйственных работ и порядком проведения празднеств, богослужений и гаданий». Это и понятно, т.к. «язычество — это прежде всего форма освоения природы... В них (верованиях и обрядах) заложены знания, накопленные веками» (Кузьмин А.Г. Падение Перуна. М., 1988. С.183).2.
ак уже отмечалось выше, невозможно разобраться в проблеме принятия христианства на Руси без рассмотрения древнерусского общества 10 в.онятно, что такой подход рождал несколько предвзятое отношение к православию на Руси и его культурно-политическому влиянию. Признавая прогрессивность внедрения христианской религии, в целом постоянно подчеркивается ее угнетающий характер.менно на такой стадии социально-политического развития и находилась Киевская Русь к моменту принятия христианства. Общинной, вечевой структуре ее как раз более всего подходило язычество. «Бесклассовое общество, как показывает практика, христианства не принимает»... (Кузьмин А.Г. Падение Перуна. М.: Молодая гвардия, 1988. С.176).3.
так, каковы же были, собственно, причины крещения Руси в 988 г.?рче всего это явление прослеживается на примере хроники ПВЛ: 883 г. — Олегом подчинены древляне, 884 г. — северяне, 885 г. — радимичи, далее — 907 г. — в составе Руси уже находятся кривичи, славяне, чудь, меря, вятичи, дулебы, тиверцы; с 914 г. начинается «эпопея Игоря с древлянами, которые были полностью покорены лишь к 946 г.; 980 г. — Владимир осуществляет поход на Полоцк, подчиняет полочан, насильно берет себе в жены дочь полоцкого князя Рогнеду, а в 981 г. он вновь покорят вятичей, через 3 года — радимичей (которые, видимо, успели выйти из союза). Таким образом, даже при поверхностном обзоре истинных данных, бросается в глаза шаткость подобного «союза».менно в этом контексте следует, скорее всего, рассматривать, так называемую, языческую реформу 980 г. До этих пор развитие язычества шло мирным эволюционным путем. Некоторая разница, между язычеством северо-западных районов, где более всех остальных божеств почитался Волос, и территорий Поднепровья, где главенствующую роль играл Перун, не вносила серьезных противоречий. Классическим примером являются здесь договоры с Византией, где дружина Олега, включавшая и полян, и славян новгородских, и варягов, закрепила клятву и Перуном, и Волосом.ольшую роль сыграло и то обстоятельство, что к 988 г. Киевская Русь оказалась перед серьезной внешнеполитической угрозой: набеги печенегов становились все чаще и разрушительней. Понятно, что в таких условиях дружеские отношения с Византийской империей были чрезвычайно желанны. С другой стороны, сила и значимость российского государства возросли настолько, что принятие православия уже не грозило поставить Россию в положение вассала. Вассальная зависимость распространилась только на сферу деятельности церкви.оворя о крещении, следует отметить, что советовался Владимир с боярами, старейшинами и людьми киево-полянской общины. Мнение старейшин других племен если и принималось к сведению, особого значения не имело. В пользу этого предположения говорит весь процесс дальнейшего распространения христианства на Руси.одводя итог вышесказанному, вполне можно заявить, что на Руси в 10 в. (и позже) существовал целый комплекс причин, делавший процесс христианизации длительным и сложным.озникающие на Руси монастыри также зависели от княжеской милости. Т.к. основная масса монастырей на Руси домонгольского периода была равнодушна к земле и зависела от своих устроителей и вкладчиков (См.: Будониц И.У. Монастыри на Руси и борьба с ними крестьян в 14-16 вв. М., 1966, С. 46-76). Князья предоставляли им сбор доходов с волостей, дарили села, а иногда и просто кормили монахов. Образовался даже особый вид монастырей — ктиторские или просто домашние. Основной их задачей было замаливание грехов хозяев. В таких монастырях «обмирщвление» шло довольно интенсивно. В («Молении Даниила Заточника» прямо говорится: «Иде же брацы и пирове, ту черньцы и черницы... святительский на себе имея сан, а обычаем похабен» (См.: Художественная проза Киевской Руси 11-13 вв., М. 1957). Согласно Киево-Печерскому Патерику, почитанием в монашеской среде пользовались пиры и богатство, а воровство не являлось чем-то исключительным» (Там же.). Придание церковной власти светского характера (в частности право судопроизводства) заставляло представителей духовенства — даже наиболее ревностных — идти на уступки: участвовать в вечевых собраниях, присутствовать на княжеских пирах, которые носили ритуально-языческий характер.ВЫВОД
Матвеева И. Политический смысл принятия Христианства на Руси // «Академия Тринитаризма», М.,
 |