Напечатать документ Послать нам письмо Сохранить документ Форумы сайта Вернуться к предыдущей
АКАДЕМИЯ ТРИНИТАРИЗМА На главную страницу
Институт Ноосферного Естествознания - Электронные публикации

Моисеев В.И.
Российская Декларация Синтеза
Oб авторе

В приведенном ниже тексте я впервые попытался выразить социально-политические выводы философии всеединства на современном этапе развития русского общества и культуры. Получился некоторый философско-политический документ, который, тем не менее, сохраняет и достаточно научный характер изложения. Такой документ замысливался мной как некоторое возможное программное положение всех положительно-синтетических сил современной России. Этот текст является одним из приложений моей книги «Логика Добра»


1. Синтез в истории


В мировой истории можно выделить три основных периода – родовой, национальный и всемирный. На каждом этапе истории существует некоторая максимальная общность людей, выражающая в себе предел достигнутого в это время социального синтеза. На первом этапе максимальное социальное единство выражает себя в семье и роде, на втором – в национальном государстве, на третьем – человечестве в целом. В истории существует некоторая мера синтеза, которая постепенно возрастает с ходом истории. Эта мера не обязательно представляет из себя нравственный синтез, но в первую очередь синтез социальный, обеспечивающий лишь тот количественный максимум единства, на который способны люди в этот исторический период. Каким же качеством будет наполнено это единство – это относительно независимая проблема. Нация может сплотиться как для решения нравственных, так и для достижения преступных целей. Сегодня история находится в переходе от множества социальных единств национальных государств к планетарному единству всего человечества в целом. Это некоторое время исторического выбора, когда на многие годы вперед определяется тот или иной сценарий третьего – всемирного — этапа человеческой истории. Тем большая ответственность ложится на всех влиятельных людей нашего времени. Тем яснее должны отдавать себе отчет в происходящем все люди доброй воли. Только их сплочение может стать условием формирования более свободного и светлого образа новой истории.


2. Формула современного синтеза


Если современность – это переход от национальных государств к планетарной общности людей, то здесь существует и достаточно общая формула такого перехода. Каждое национальное государство представляет из себя некоторую историческую целостность со всей полнотой условий своего существования. Как в живом организме есть основные системы жизнеобеспечения и развития, так в составе любого национального государства всегда присутствует набор основных систем общественного бытия – религия, искусство, наука, политика, и т.д. С переходом на новый уровень социального единства все социальные системы могут быть разделены на три вида:

1) сугубо национальные, исчезающие в наднациональном периоде истории. Таковы, например, национальное государство как некоторый высший субъект международных отношений.

2) общечеловеческие социальные системы, существующие на протяжении всей мировой истории. Это, например, религия, искусство, наука. Такие системы лишь реорганизуют способ своего существования, переходя с национального уровня на общечеловеческий.

3) сугубо наднациональные системы, которые лишь впервые могут появиться на третьем этапе истории. Таковы межнациональные политические, экономические или научные социальные институты, например, Организация Объединенных Наций (ООН).

С точки зрения этих трех видов социальных систем современный период истории может быть представлен как следующая формула синтеза:

- происходит исчезновение сугубо национальных социальных систем (синтез как исчезновение анализа – синтез1)

- осуществляется реорганизация общечеловеческих систем (синтез синтезов – синтез2)

- впервые возникают сугубо наднациональные системы (синтез как новое качество — синтез3)

Все протекающие в современной истории события – симптомы этих трех основных процессов или их сочетаний, осложненные факторами реальной истории. Например, в холодной войне на самом деле победила не капиталистическая экономика, но одна синтетическая экономика (западная) одержала победу над другой синтетической экономикой (советской). Как западная, так и советская экономика в первой половине 20-го века (времена НЭПа в СССР и великая депрессия на Западе) вынуждены были для обеспечения своей жизнеспособности перейти к более синтетическим экономическим моделям, так или иначе сочетающим в себе элементы чистого капитализма и социализма. Это проявления синтеза3. В то же время западные страны, победившие экономически в холодной войне, в большей степени могли оставаться приверженными идеологии анализа, чем побежденные страны социалистического лагеря. С другой стороны, такую же повышенную приверженность старому в России мог составить «комплекс побежденных». Возможно, в некоторых кругах Америки и России эта тенденция внутренней приверженности прошлому могла быть особенно сильной, формируя опасность проведения более тесного и жесткого, «однополярного», образа синтеза. Здесь мы, наоборот, имеем пример проблемы как недостаточного проявления синтеза3.

Процесс реорганизации общечеловеческих социальных систем (синтез2) может быть схематично изображен в следующей форме (см. рис.22).





Если, например, А1, А2 – наука в первом и втором национальном государстве, В1, В2 – полиция первого и второго государства, С1, С2 – преступность первого и второго государства, то с переходом на наднациональный уровень истории, каждая из национальных форм может реорганизоваться таким образом, чтобы стать частью соответствующей мировой формы: национальные науки начинают входить в состав мировой науки (А), национальные полиции – в состав Интерпола (В), национальные преступные группировки – в состав мировой преступности (С), формируя международную мафию и современный терроризм. Нечто подобное, по-видимому, существовало во времена перехода родовых отношений в национально-государственные, но, конечно, на своем уровне синтеза.

В осуществлении указанной формулы синтеза могут возникать разного рода конфликты.

1) Конфликты неравновесия, когда формирование одних наднациональных систем, например, международной преступности, может опережать развитие компенсирующих их других наднациональных систем, например, сил мировой полиции. В связи с этим может происходить нарастание напряженности в мире.

2) Еще одним глобальным источником такой напряженности является приведение в неизбежное взаимодействие ранее относительно замкнутых и самодостаточных национальных систем, например, европейского и арабского мира (конфликты взаимодействия). Но и такого рода конфликты – симптомы растущего наднационального синтеза, пускай и в форме конфликта, но заставляющего двигаться к наднациональному взаимодействию ранее отдаленные друг от друга части планеты. Современные конфликты взаимодействия отличаются от национальных войн тем же, чем конфликты родов на родовом этапе истории отличались от кланово-родовых конфликтов в период образования национальных государств. В первых конфликтах каждая из сторон преследовала цель победить другой род и самой остаться родом. В национально-государственном строительстве настоящая победа одного рода над другим могла быть достигнута лишь в том случае, если сам принцип рода был побеждаем в этой борьбе, и победоносный род служил надродовой национальной идее. Так и в современных конфликтах национальных государств глубинным мотивом все более начинает выступать победа вообще над национальным принципом истории, и только нации с такой идеологией в конечном итоге способны получить поддержку самой истории.

3) Инволютивные конфликты – выражающие реакцию национального этапа истории, его инерцию и сопротивление новому образу истории. Это столкновение старых и новых исторических сил, например, сторонников холодной войны и ее противников.

4) Сценарные конфликты, т.е. конфликты разных сценариев будущего, например, борьба антиглобалистов, не приемлющих, возможно, не вообще синтеза, но того слишком агрессивного образа синтеза, который связан, по их мнению, с деятельностью международных корпораций.

Новый период истории выражает себя в замыслах и целях отдельных личностей, ощущающих в себе новый синтез и желающих его так или иначе реализовать. В каждом из нас протекает борьба нового и старого, переход к новому синтезу, и его конфликты — как в микрокосме — воспроизводят себя в духовно-душевной структуре каждого современного человека.

Рождается новый – общепланетарный – образ гражданина. Феномен гражданского общества содержит в себе, по-видимому, как универсальную, так и эпохальную составляющие. Первая составляющая выражает момент построения социального синтеза в большей мере на началах ненасилия и нравственности, выражая не столько количественную меру, сколько качество синтеза. Во втором смысле идея гражданского общества должна будет по-новому проявить себя на этапе наднациональной истории, сравнительно с национальным образом гражданского общества и гражданина. Здесь борятся, по-видимому, две тенденции: 1) тенденции растворения человека в еще большем, чем национальное государство, целом. 2) тенденция воспроизведения в отдельной личности общепланетарного уровня истории. От преобладания той или иной тенденции будет во многом зависеть качество наднационального периода истории.


3. Две Евразии


Россия находится посередине между Европой и Азией, представляя собой наибольшую евразийскую национально-государственную целостность. Такое срединное географическое положение России приводит и к срединному типу человека и культуры, что неоднократно отмечалось многими мыслителями. Медиальность российской культуры может быть прослежена даже во внешних ее формах, например, в архитектуре. Если на Западе преобладает угол, на Востоке – плавная дуга, то в России более архетипичен, по-видимому, контур макова, сочетающий в себе дугу и острие угла (см. рис. 23).




Угол несет в себе прерывность, скачкообразный переход от одного качества-стороны к другому качеству-стороне. В таком типе отношения качеств выражено ослабление их целого, господство элементов над их объемлющим единством. Наоборот, в плавной закругленной дуге господствует непрерывность, растворенность бесконечно малых частей-сторон в объемлющем их целом. Евразийский маков, с этой точки зрения, сочетает в себе прерывность и непрерывность, представляя из себя как бы непрерывность 2-го порядка, переходящую от непрерывности к прерывности, и обратно.

Подобный же ряд мы можем наблюдать в пропорциях отношения вертикальных и горизонтальных размеров (см. рис. 24).



Господство вертикали над горизонталью на Западе, господство горизонтали над вертикалью на Востоке, и более равновесное их отношение у евразийских народов – еще один пример некоторого гео-культурного градиента. Вертикаль (h) в этом случае выражает в большей степени внутренне-индивидуальное, личностное, начало, столь ценимое западными народами. Горизонталь (d), наоборот, в большей мере служит выражению некоторого внешнего единства, более ярко выражаемого в социальных устройствах восточных народов. Евразия должна искать определенное равновесие лично-вертикального и обще-горизонтального в формах своей цивилизации.

Можно предполагать наличие некоторых двух обширных сфер гео-культурного пространства – европейской и азиатской, и расположение России на их границе. Сфера евразийской цивилизации должна была бы лежать между этими крайними сферами (см. рис. 25).



Не раз отмечалось, что верхние слои российского общества по преимуществу тяготели к западной культуре, в то время как российские народные низы обычно выражали более восточное мирочувствие. Уже с этой точки зрения Россия должна была представлять собой некоторое своеобычное состояние народоустройства, в котором различие «верха» и «низа» одновременно оказывалось различием «запада» и «востока». В других – собственно западных или восточных – странах такого усиленного разделения между «верхом» и «низом» не наблюдалось. Оба эти деления компенсировались преобладающим единством одного типа культуры (см. рис. 26).


Вслед за В.С.Соловьевым можно предполагать, что предшествующая история, история родового и национально-государственного этапов, была по преимуществу историей аналитической – в том смысле, что в этой истории были в основном развиты культуры Востока и Запада, во многом противостоящие друг другу, и ослаблено было выражение медиальной – евразийской – культуры (на рисунке это показано в форме пунктирного представления евразийских целостностей). В частности, это должно было приводить к повышенному разделению «верха» и «низа» в составе российской государственности, что, по-видимому, и составляло основной русский раскол эпохи аналитической истории.

Переход к новой – общепланетарной – стадии человеческой истории может быть теперь представлен как переход к некоторой мета-культуре, объемлющей в рамках своей целостности культуры Европы, Азии и Евразии (см. рис. 27).




Поскольку евразийские культуры выражают в себе не только момент медиальности, но и момент объединения в своих формах форм западных и восточных культур, можно предполагать, что формирование мета-культуры будет также способствовать более полному проявлению евразийского типа культуры. С другой стороны, возможно и обратное влияние, когда евразийские культуры, в силу своей синтетичности, могли бы способствовать формированию разного рода синтетических тенденций мета-культуры. Мета-культура должна иметь, иными словами, повышенное сродство с евразийским типом культуры в новом – синтетическом – периоде истории.

Сегодня можно говорить о нескольких активных центрах формирования мета-культуры, о своего рода нескольких социокультурных Евразиях. Представляется, что это в первую очередь Америка и Европа. Американская цивилизация в большей степени формирует внешние – экономические, правовые, социально-политические – условия рождающейся мета-культуры. Одновременно Америка пока тяготеет к более монистическому образу мета-культуры, в которой несколько подавлены все прочие элементы многообразия, кроме центрального элемента. Европа несет в себе дух более «многополярной» мета-культуры, в составе которой достигается равноправное положение всех элементов и центров культурного целого. Что же касается географической Евразии, и особенно России как ее доминирующей части, то до сих пор наблюдается ее отставание от лидеров социокультурной Евразии. Во многом это объяснимо затруднением исторической эволюции географической Евразии в эпоху предшествовавшей аналитической истории. Задача России и евразийских народов, как представляется, состоит в преодолении этого отставания и полноправном участии в мировом синтетическом процессе. Это тем более важно, что мета-культура, как было отмечено выше, должна иметь повышенное сродство с культурой географической Евразии.


4. Феноменология русской души


Давайте теперь посмотрим на различные проявления русского национального характера и попытаемся выяснить его принципы. Начнем здесь с рассмотрения некоторых типичных проявлений русской души.

В России много странностей, и перечислять их можно бесконечно. Без претензии на какую-то систематичность, выхватим из этого многообразия первое, что попадется.

1. Как представляется, в русском характере есть страсть достичь именно того, что кажется невозможным, и, более того, утвердить это как некоторый новый закон. Такое побуждение можно было бы выразить в формуле «Да будет невозможное необходимым!», который можно было бы назвать «русским категорическим императивом» эпохи аналитической истории. Будет необходимым не то, что возможно, а именно невозможно, немыслимо. Когда русский человек осознает нечто как невозможное и недостижимое, у него возникает некоторый зуд — несмотря ни на что, взять и достичь его, и, более того, не просто достичь, но еще и перевернуть мир так, чтобы иначе и быть не могло. У отмеченного «императива» есть две стороны – светлая и темная. Светлая сторона выражается в желании сделать законом то недостижимое, что есть некоторый высший Небесный Свет, построить Царство Божие на земле. Темная сторона, наоборот, устремляется к реализации на земле невозможной меры зла и мрака. Причем, чем невозможнее зло, тем более заворожена будет русская душа, и что-то родное зашевелится на ее дне в ответ на зло безмерное. Отсюда необъяснимое поклонение перед страшными тиранами. Они, хотя и творят зло, но одновременно творят его в таких невозможных формах, которые завораживают русскую душу и пленяют ее страстью невозможного. Доводя формулу «императива» до логической чистоты, мы могли бы дать такое его выражение: «Да будет А не-А!» — да обернется А своей противоположностью не-А.

2. Русский не любит простого действия, будь оно хорошее или плохое. Сама простота действия – это уже его большой недостаток, покрывающий все достоинства. Действие должно быть сложным, многоуровневым. Здесь, по крайней мере, должны присутствовать два уровня – внешний, более поверхностный, и внутренний, более глубокий. На внешнем уровне действие может быть и положительным и отрицательным, может быть и добром и злом. Еще лучше, когда оно одновременно и явно сталкивает в себе добро и зло, теряя свою однозначность. Но в глубине всегда в этом действии должен сиять некоторый высший положительный смысл, смысл более или менее дальнего добра.

3. Хорошо известен русский алкоголизм и своего рода сакральность водки в русской системе ценностей. Даже само слово «водка» очень напоминает «воду» — начало жизни и бытия. Приглядевшись к русскому алкоголизму, мы увидим в нем страстное желание слияния с другим. Насколько русский где-то в глубине души ощущает высокую тягу слияния с себе подобным, настолько же на поверхности ненавидит и тяготится им. Такое впечатление, что русские индивидуальные души в своем физическом воплощении представляют из себя некоторые центральные положительные заряды, густо смазанные снаружи толстой корой отрицательного заряда. В обычной жизни эти отрицательные корки создают преобладающее отталкивание всех ото всех, и лишь высвобождение из них центральных положительных ядер способно, наоборот, притянуть всех ко всем. Водка для русского и есть этот магический очиститель от отрицательной коры, высвобождающий на время иллюзию всеобщего братания (см. рис. 28).


Так алкоголь оказывается болезненной имитацией того состояния братства, о котором взыскует русская душа.

4. В русской жизни повсюду битвы, в том числе в сельском хозяйстве время от времени возникает пресловутая «битва за урожай». Хлеб нужно не просто убрать. Его нужно отвоевать у стихийных сил природы в битве. Вообще следует заметить, что русский человек по-настоящему воодушевляется только в состоянии некоторого конфликта и борьбы. В этом состоянии происходит до некоторой степени то же, что и в состоянии алкогольного опьянения – кора разделения слабеет и обнажается начало самоотречения и служения. Отсюда и эта парадоксальная формула: «Не поругаешься, не полюбишь». Конфликт есть не только и не столько внешнее отрицание, сколько глубинное притяжение и сближение душ. Агрессия продавцов к покупателям, вахтеров к посетителям, чиновников к гражданам, меня к другому порою скрывает в себе первый шаг на пути сближения: обругав, человек оказывает некоторое доверие другому и открывает путь к сближению, неожиданно меняя гнев на милость. Правда, для этого нужно суметь вынести первый напор агрессии и не сбежать с поля боя. Заметим также, как успешно развивается сейчас архетипически русское министерство – Министерство Чрезвычайных Ситуаций (МЧС). Отчасти дело в талантливом министре, но не все можно объяснить только этим. Это министерство по-настоящему родное нам. Вся русская жизнь – во многом универсум чрезвычайных ситуаций.

5. Существование для русского несет в себе нечто изначально порочное. Подлинно хорошее может быть только несуществующим. Погружение в существование – путь к снижению и искажению. Этакий русский платонизм, определяющий хорошее-по-небытию и плохое-по-бытию. «Хорошо там, где нас нет». Когда мы приходим и видим, что нечто есть рядом с нами, мы не можем поверить, что это хорошее. «Нет пророка в своем отечестве» — из той же области. Каждую воплощенную русскую душу окружает этакое поле само-плохого, растущее с приближением к душе, и, следовательно, достигающее максимума в самом центре, т.е. в Я. Бесконечность плохого во мне, ненависть к самому себе как максимально своему-существующему – основа нацинального комплекса неполноценности. Отсюда постоянное желание перестать быть собой, отдалить себя от себя, что впрочем неразрешимо. Поругать себя, поругать страну, похвалить иностранцев и заморские страны, уехать из своей страны в другую и превратиться в иностранца, наконец умереть – это все выражения указанного поля. Смерть как процесс удаления в максимальное небытие резко повышает статус человека. Даже подлецы оказываются героями, умерев. Они ушли в небытие и, значит, — в хорошее.

6. Замечательны русские сказки. Об этом не раз говорилось. Главный герой в них – Иванушка-дурачок, или младший сын. Человек, занимающий низшее положение в земной официальной иерархии бытия. И вот именно он оказывается на вершине некоторой волшебной, нездешней жизни. Следовательно, есть два порядка в русском космосе – земной и небесный, и эти порядки перевернуты относительно друг друга: высшее в одном есть низшее в другом, и наоборот. Как Иванушка-дурачок достигает своих целей ? Он обычно не трудится в поте лица, но получает некое волшебное средство, которое сразу и одним махом дает ему желаемое. «Да будет невозможное необходимым!» — все та же формула присутствует и здесь. Следовательно, Иванушка-дурачок – маг и чародей, он не столько меняет материю ее же средствами, сколько произносит заклинание, волшебное слово, отпирающее нездешние силы. Для владения таким словом нужна непривязанность к земному бытию, которая и достигается низшим положением героя в этом внешнем бытии. Отсюда и вообще высочайшая влиятельность литературы и слова, символа, в русской культуре. Русские – заклинатели по природе, и они ищут нужных заклинаний, т.е. слов, обладающих онтологической силой, способных перевернуть мир, превратить бытие земное в небесное.

7. Как не вспомнить здесь о русском мате ? Это язык черных заклинаний, обладающий онтологической силой уничтожения противника и противного бытия. Он сродни средствам насылания порчи и сглаза. Он «многоэтажен», вырастая в сложные многомерные словесные формулы-удары, призванные ошеломить и уничтожить противника. Мат вырастает в целый самостоятельный язык внутри русского языка – язык черных магов и «инфрафизиков» русского космоса. Он приобрел второе рождение после сталинского террора, когда вершины русской интеллигенции сошли в инфернальные слои архипелага Гулага и заговорили на языке черных магов. Вновь невозможное сделалось необходимым, и вновь русская душа заворожилась этим зрелищем.

8. Русские увлекаются. Национальной чертой является искреннее уверение собеседника в совершении некоторого дела в момент общения при столь же искреннем невыполнении обещания впоследствии. Что замечательно, здесь нет лжи. И первое, и второе совершается вполне искренне. Человек не врет, когда обещает. Он и сам верит в этот момент в свое обещание. Но человек и не изменяет своему обещанию, когда, казалось бы, его не выполняет по прошествии времени. Просто теперь он существует настолько в ином бытии, что в нем невозможно само единство мира обещания и мира выполнения. Мир обещания ведь принадлежал некоторому хорошему, а, значит, нереализуемому бытию, ведь для русской души возможно лишь хорошее-по-небытию. Что же касается мира выполнения обещания, то он, как правило, принадлежит уже скучной и бесплодной, но реальной жизни, в которой нет места хорошему. Потому каждый русский и когда обещает, и когда принимает такие обещания, где-то понимает, что это момент в некоторой мере самодостаточный, значение которого состоит лишь в совместном восхищении по поводу того образа мира, в котором было бы так хорошо, что и ты, и я сделали бы то, что обещаем.

9. Русские любят абсурд. Отчасти это тяга к непростым действиям, которые во многом должны себе противоречить на внешнем плане. Но это еще ивыражение таинства противоречия. Когда утверждается некое непротиворечивое А, русская душа ощущает в этом явную неполноту, стремясь тут же скомпенсировать А его отрицанием не-А. «Да будет А не-А». Если человек любит, то он должен и ненавидеть. Если ненавидит, то должен и любить. А и не-А вместе – только в этом возможно некоторое успокоение русской души. Отсюда же и органическое сродство русских душ к гегелевской диалектике и марксизму. Ведь противоречие также не должно быть только таковым. Оно призвано быть символом некоторой высшей полноты, которая лишь символически просвечивает в формах этого материального и неистинного мира.

10. Хорошо известна русская бюрократия. Она чудовищна, она всепроникающа, она держит во внутреннем плену русские души и постоянно облагает их данью служения себе. В ней много метафизических черт. Здесь и абсурд бессмысленных действий, и магия слова, способного устанавливать законы бытия. Начертание подписи приводит как к благоговейному трепету подчиненных, так и к осознанию своей демиургической роли начальником. Рука не просто подписывает, она приближается к подписи в сложном танце, и сердце просителя замирает. «Подпишет или нет ?» — бюрократическая вариация гамлетовского «быть или не быть ?». Бюрократическая бумажка обладает онтологической силой, она открывает двери новых миров и вызывает к бытию миро-творящую волю. Она есть заклинание и магическая формула, двигающая материальные стихии. Потому и язык бюрократии должен быть до некоторой степени эзотерическим, не вполне понятным непосвященному. Ряды инструкций, правил и уложений размножаются до бесконечности, приобретая самодостаточность независимой вселенной и организуясь в некоторую заклинательную матрицу мира, над которой можно медитировать на собраниях и в комиссиях.

11. Подобный список можно было бы продолжать и дальше. Напомним некоторые более известные, чем приведенные ранее, симптомы. Это, например, религиозный русский атеизм и нигилизм, который не просто отрицает Бога, но создает новую религию такого отрицания. Либо начинает отрицать Бога именно потому, что простить ему такого мира не может. Это вечное мессианство русского народа, ищущего своей всемирной задачи в общечеловеческой истории. Это, наконец, вечная новизна русской истории, которая каждый раз начинается заново, после очередной революции и переворота, и верит, что вот на этот раз все получится совершенно иначе…

12. И вот мы живем в эпоху русского капитализма, и он также представляет из себя нечто не совсем простое. Разные люди приходят в бизнес. Один крайний тип – это бывший уголовник, пришедший из русского инферно. Он ощущает приток своих сил в деньгах. Он реализует в формах капитала свое демоническое бытие. Убивая конкурентов, запугивая подельников, презирая слабых, он служит черную мессу и завораживает окружающих черной необходимостью невозможного. Второй крайний тип – бывший интеллигент, который ощущает в деньгах неведомую для себя ранее силу воплощенного рассудка. Он берет расчетом и калькуляцией, балансом спроса и предложения, сочетанием стратегии и тактики. Это по-настоящему новый русский тип, который впервые учится соединять хорошее с бытием и ставить под вопрос небытие. Через него русская душа начинает столь запоздалую школу воплощения идеала в материальных формах. Но и средний класс в России должен будет послужить роли не просто соединения русского «верха» и «низа», но и стоящих за ними Запада и Востока.

Что же стоит за всеми этими и подобными им проявлениями русской души ? Можно ли объять их в некотором принципе или формуле ? Можно ли постичь эту формулу русской души ?


5. Формула русской души


Предложим некоторую гипотезу о природе русской души и попытаемся вывести из нее все отмеченные выше примеры. Если это удастся сделать, то можно будет говорить уже о некотором, пусть и первоначальном, обосновании такой гипотезы.

Но прежде чем такую гипотезу сформулировать, понадобятся здесь некоторые абстрактные понятия.

В общем случае душа человеческая имеет дело с различными началами – идеями, чувствами, побуждениями, материальными предметами и т.д. И по отношению к ним она способна совершать знаменательный акт. Душа в состоянии абсолютизировать то или иное начало, как бы сделать его абсолютным и бесконечным, вершиной в мировой иерархии. Тогда все прочее станет подчиненным такому абсолютизированному началу.

И наоборот, ранее бесконечное душа может попытаться уменьшить, снизить его место в иерархии ценностей, сделав его конечным и относительным.

Введем здесь некоторые обозначения. Пусть Х – некоторое начало. Обозначим через ХҐ такое состояние Х, когда Х является бесконечным, когда оно как бы возведено в бесконечную степень и предстало как некоторая тотальность, застилающая собой все бытие. Наоборот, через ХF (от лат. «финитный» — «конечный») обозначим Х как конечное и условное состояние бытия, подчиненное более высокому состоянию в некоторой абсолютной системе ценностей. Коль скоро Х может становиться и конечным, и бесконечным, то ясно уже отсюда, что Х не вполне бесконечно. Оно бесконечно только в состоянии ХҐ, в то время как могут быть возможны и конечные его состояния ХF. По настоящему бесконечным является только такое начало, которое всегда и во всех условиях дается как бесконечное, т.е. как ХҐ. Такое начало – подлинно бесконечное – обозначим символом Ґ. Для него одно и то же быть собой и быть бесконечным, так что можно было бы записать: Ґ = Ґ Ґ.

Теперь, используя введенные обозначения, сформулируем через них гипотезу о своего рода формуле русской души.


Формула русской души. Русская душа характеризуется повышенной способностью определять всякое начало Х как бесконечное начало ХҐ, в то же время предпосылая такому началу в качестве своего рода фона подлинную бесконечность Ґ.


Это означает, что берется не просто состояние ХҐ, но берется оно на фоне подлинной бесконечности. Выражение «на фоне» в данном случае означает, что:

1. Начало ХҐ оценивается с точки зрения подлинной бесконечности Ґ, как бы просматривается с ее точки зрения.

2. Подлинная бесконечность Ґ дана неявно, бессознательно, – подобно тому как человек обычно замечает не сам фон, а то, что находится на этом фоне.

Такую данность ХҐ на фоне Ґ можно символически записывать в виде


— «ХҐ на фоне Ґ »


Вот это и есть наиболее сжатая запись природы русской души, своего рода ее формула. Но это, конечно, еще следует обосновать.

Для проведения обоснования вернемся к приведенным выше примерам и посмотрим, не сможем ли мы объяснить их с точки зрения выдвинутой гипотезы о природе русской души.

1. «Да будет невозможное необходимым!». Такого рода тягу русской души сделать законом нечто невозможное можно было бы объяснить так. Когда душа абсолютизирует некоторое начало Х, т.е. берет его как бесконечное ХҐ, то ведь одновременно, как было предположено, она неявно соотносит Х с подлинной бесконечностью Ґ. Допустим, что Х не есть подлинная бесконечность, т.е. это некоторое меньшее начало, что можно обозначить отношением Х < Ґ. Тогда существует и некоторое не-Х, которое дополняет Х до бесконечности. На рисунке такие отношения выглядели бы так, словно бесконечность Ґ представляет из себя какую-то большую область, а Х и не-Х разделяют эту область на две части (рис. 29).


Когда душа делает Х бесконечным, то она как бы «растягивает» Х на величину всей бесконечности, так что не-Х «сплющивается» при таком растягивании до исчезающей границы «растянутого» Х (см. рис. 30).



Но поскольку в душе дано не просто обесконеченное Х, а бесконечное Х на фоне подлинной бесконечности, в которой Х на самом деле не является бесконечным, а лишь некоторой частью, то душа как бы все время ощущает некоторую неправоту в бесконечном Х и бессознательно стремится дополнить Х до подлинной бесконечности. В то же время душа может быть еще не готова к восприятию подлинной бесконечности, у нее еще как бы недостаточно для этого сил. Тогда душа может сымитировать переход к бесконечности переходом к тому началу, которое дополняет Х до бесконечности – это не-Х. Душа внезапно повлечется к не-Х и перейдет к не-Х, на этот раз сделав не-Х бесконечным. Так душа совершит переход:


®

- от бесконечного Х на фоне подлинной бесконечности Ґ она перейдет к бесконечному не-Х на фоне бесконечности Ґ.

Теперь следует учесть, что обесконечивание любого начала Х приводит к представлению этого начала как абсолютного и необходимого. Что же касается всего того, что лежит вне Х, то такие начала в этот момент, наоборот, делаются невозможными. Таким образом, в состоянии Х является необходимым, не-Х – невозможным. Наоборот, в состоянии не-Х становится необходимым, а Х – невозможным. Так в указанном переходе мы получаем внезапный скачок от невозможного не-Х к необходимому не-Х. В таких скачках душа имитирует полноту, не будучи в состоянии достичь ее по-настоящему.

2. Сложность действия. Антиномическую сложность действия, требуемую русской душой, так же можно рассмотреть в форме приведенной выше структуры, дополнительно потребовав, чтобы Х было некоторым действием Д, и его отрицание не-Д выступало бы, например, как действие противоположного значения и направления. Например, если Д – совершение добра другому человеку, то не-Д – совершение зла по отношению к этому же человеку. Тогда, например, душа внешне может требовать совершения действия Д, а внутри, в подпольных глубинах, будет желать совершения не-Д, и все это будет просматриваться на фоне некоторого высшего действия к человеку, немыслимо совмещающему в себе добро и зло – Д и не-Д. Такую душевную структуру, где не-Д дано не только в переходе от Д, но и находится в некотором промежуточном фоне, за границами которого находится еще более глубокий фон бесконечности, можно было бы символически выразить в виде такой трехэтажной структуры:


Здесь происходит усложнение того фона, на котором дано бесконечное Х. Это не только фон подлинной бесконечности Ґ, но еще и промежуточный фон не-Х.

3. Русский алкоголизм. Разные индивидуальные души абсолютизируют разные начала, например, в одной душе достигается состояние , т.е. абсолютизация некоторого начала Х, в другой – состояние (абсолютизация У), и т.д. Если Х и У не равны, то между душами, абсолютизирующими эти начала, будет наблюдаться повышенная несовместимость. Трезвое состояние русской души до сих пор, по-видимому, было связано с такого рода абсолютизациями разных относительных начал, что порождало повышенное отталкивание русских душ. Энергия обесконечивания конечного и составляет здесь указанную выше корку отрицательного заряда, покрывающего поверхность русской души. Действие алкоголя в этом случае создавало некоторый болезненный вариант имитации состояния — состояния восхождения к подлинной бесконечности, которое объединяет в себе различные относительные начала и как бы высвобождает положительное объединительное ядро подлинной бесконечности. Гипертрофированная тяга к алкоголю указывает здесь на два симптома: 1) на существующую в русской душе повышенную тягу к подлинной бесконечности, только в рамках которой можно по-настоящему примирить все относительные начала, коими она прельщается, 2) на инфантильное желание сделать это одним махом, без подлинного труда роста души.

4. Ту же структуру имитирующего освобождения ядра подлинной бесконечности являют собою и разного рода «битвы» русской души. Опьянение боем – еще один имитатор бесконечного, подобный алкогольному опьянению. Отсюда тяга русской души к битвам как вновь замаскированная и болезненно представленная тяга к подлинной бесконечности. Русская душа испытывает осложненное наслаждение от встречи с бесконечным и бессознательно стремится к этой встрече на каждом отрезке бытия. Пока для души такая встреча будет чрезвычайной ситуацией, она будет тяготеть все моменты бытия превратить в чрезвычайные ситуации.

5. Хорошее-по-небытию и плохое-по-бытию. Незрелая русская душа эпохи аналитической истории не знает подлинной бесконечности как реальности, хотя и постоянно взыскует о ней. Отсюда разного рода «символические заместители бесконечного», например алкоголизм или «битвы», которые до некоторой степени имитируют отношение русской души к безусловному и бесконечному. Именно тот этап развития русской души, который для нее самой связывает реальность с конечностью, рождает указанные зависимости бытия и плохого, небытия и хорошего. Душа чувствует, что подлинное начало лежит не в сфере конечного, но она же одновременно осознает свой плен в конечном бытии. Она не может пока подняться выше тех Х, У,…, которые меньше бесконечности (X < Ґ), и только их понимает как реальность. Так для реальности утверждается формула «реальность < Ґ », что влечет неравенство «реальность не есть Ґ », т.е. «бытие не есть хорошее». Удаленность бесконечности от конечной реальности порождает иллюзию удаления хорошего от реального, что порождает патологическое распределение само-плохого и основу национального комплекса неполноценности.

6. Русские сказки. Как отмечалось выше, волшебное сознание русских сказок предполагает перевернутый порядок бытия в мире конечном и бесконечном, что предполагает не просто несоизмеримость конечного и бесконечного, но и их инверсию. Бытие высшее – это и бытие «наизнанку» относительно здешнего бытия. Такое «вывернутое наизнанку» бытие растет как бы не от нуля к бесконечности, а от бесконечности к нулю. Таким является не-Х по отношению к Х. Если мы посмотрим на рисунок, где даны Х и не-Х, то увидим, что рост Х приведет к уменьшению не-Х, и наоборот. Граница между Х и не-Х может быть рассмотрена и как граница Х, и как граница не-Х. В первом случае граница проявится своей посюсторонней частью, во втором случае – потусторонней. Так и всякое начало в мире для русской души может быть рассмотрено как граница либо Х, либо дополняющего его не-Х. Так возникнут два противоположных порядка, связанных с логикой полагания (Х) и дополнения (не-Х). Тяга русской души к восполнению тезиса (Х) антитезисом (не-Х) проявится здесь в желании восполнения прямого порядка обратным.

Как объяснить упомянутую выше магию слова в русской культуре? Магический акт восстановления бытия может быть изображен, пожалуй, в следующей форме:

®

Это есть переход от абсолютизации некоторого условного Х к абсолютизации самогу абсолютного и бесконечного. На меру Х в таком переходе сохраняется преемственность, на меру не-Х происходит скачок. Поскольку не-Х здесь также бесконечно, то доля скачка вполне поглощает в себе долю непрерывности. Акт преображения во многом осуществляет себя в форме императива «Да будет невозможное необходимым!». Такое действие бессмысленно совершать кропотливым трудом, т.к. здесь нет непрерывности. Его нужно совершить скачком в форме некоторого чуда. Если и возможно некоторое управление таким чудесным действием, то лишь управление символическое и магическое. Слова-заклинания в русской культуре – это и есть такого рода слова-логосы, способные открывать двери между мирами. Слова в такой роли принадлежат особым тонким ключам бытия, которые способны направлять магические превращения, влияя скорее на тонкую структуру того фонового бесконечного , которое всегда сопровождает собою всякое бытие. Творческая природа слова, отрываясь от онтологической основы, способна стать основанием самостоятельного словесного космоса. Отсюда такая развитость литературной культуры в России.

7. Русский мат – из той же магии слова, но направленной скорее на магию уничтожения, а не преображения. Мат – это магический управитель такого действия:

®

т.е. обнуления всякого бытия, где 0 – это некоторый ноль бытия, лежащий внизу мировой иерархии начал. 0Ґ — это абсолютизированный ноль, вообще говоря нечто немыслимое – ноль, представленный как бесконечность; ничто, растянутое на всё. В таком абсолютизированном небытии рождается тот самый религиозный атеизм и нигилизм, о котором так ярко писал, например, Н.А.Бердяев. Энергия абсолютизации, представляющая всякое Х как ХҐ, — это вообще энергия глубоко религиозная (Бердяев называет ее «энергией тотальности»), постоянно сопровождающая русскую душу во всех ее проявлениях. Потому даже отрицание бесконечности, т.е. метафизический ноль, дается в русской душе не просто как 0, но как 0Ґ — ноль обожествленный. Мат стремится магическим заклинанием уничтожить положительное бытие, демонизировать и очернить его, погрузив в инфернальные уровни бытия. В более «просветленном мате» русской интеллигенции, преодолевшей сталинские лагеря, ощущается энергия уничтожения не вообще бытия, но лишь того условного бытия, которое замыкает в себе русскую душу. Здесь мат поднимается до уровня шиваистской тантры, которая поднимает душу через разрушение и боль.

8. Искреннее увлечение русских вполне понятно через энергию абсолютизации всякого начала, когда в таком состоянии начало выступает как целая вселенная и поглощает собою душу целиком. Если обещание дается в одной вселенной ХҐ, а затем совершается «трансрациональный» переход в другую вселенную УҐ — вселенную «выполнения обещания», то из этой последней первая вселенная ощущается чем-то настолько нереальным и несоизмеримым, что принимать ее во внимание можно лишь в модусе воспоминаний далекого детства или прошлой жизни.

9. Русский абсурд выражает собою тягу русской души к бесконечному, которая пока призвана выражать себя на почве конечного. Бесконечное есть сумма Х и не-Х:

Ґ = Х + не-Х,

но рядоположить Х и не-Х душа еще не в состоянии. Она может либо внезапно шарахаться из одной крайности в другую, либо строить многоэтажные состояния, в которых на разных уровнях совмещают себя Х и не-Х. Все это – временныў е и пространственные модусы русского абсурда, т.е. диалектики русской души, ее танцы с Абсолютным.

10. Бюрократия была представлена выше смесью абсурда и магии слова. Интересно, что она одновременно склонна к созданию множества прерывов постепенности рациональных действий. Возможно, в такого рода стремлении выражается искаженная природа незрелой русской души, тяготеющей абсолютизировать относительные начала, а потом совершать через-невозможные скачки от одного из них к другому.

11. О русском атеизме и нигилизме уже было сказано – они могут быть выражены более точно в состоянии — абсолютизированном нуле, данном на фоне бесконечности. Даже у русского атеиста в глубинах бессознательного можно найти тоску по Богу, с точки зрения которой его атеизм есть также некоторый способ со-общения с Ним.

12. И, наконец, о русском капитализме. Об инфернальных его типах здесь многое можно повторить из того, что было ранее сказано о русском мате и о русском атеизме. Что же касается нового типа русского бизнесмена (из бывшей интеллигенции), то можно предполагать, что с его приходом русская душа начинает взрослеть. Ей впервые удается: 1) не так сильно абсолютизировать относительные начала, как это было ранее. Это означает, что начало Х, ранее абсолютизировавшееся как ХҐ, впервые начинает браться как некое конечное начало ХF. Здесь мы видим процесс трезвения и обмирщения, который кратко можно было бы выразить, по-видимому, так:

® ХF

Происходит переход от абсолютизированного ХҐ на фоне бесконечности к «обмирщенному» ХF, потерявшему как свою тотализацию, так и связь с подлинной бесконечностью. В такой мере, как можно предполагать, столь «нетотального» этапа не существовало ранее в русской истории. Представляется в то же время, что это очень важный опыт для русской души. Она должна несколько «охладиться» и научиться совмещать себя с относительными началами как таковыми. Такая «энергия локализации» ранее тотальных начал выражается сегодня в повсеместно распространенном скептицизме в российском обществе. Важно только, чтобы эта школа трезвения смогла породить в будущем чувство подлинной бесконечности, через которое русская душа смогла бы наконец возвыситься над относительными началами и породить их как состояния — конечные состояния на фоне бесконечности. И только для одного из начал по-прежнему была бы уместна абсолютизация – это само абсолютное . Следовательно, стадия современного капиталистического развития России, выраженная символически состоянием ХF, будет иметь смысл как лишь промежуточный этап перехода к более зрелому состоянию русской души:

® ХF ®

В этом смысле гипотеза о формуле русской души должна быть уточнена.

Формула должна быть рассмотрена скорее как принцип, выражающий природу русской души на аналитическом этапе истории.

Более зрелый период ее развития выразится в переходе на точку зрения самой бесконечности и образовании взгляда «сверху вниз» на относительные начала, когда они окажутся рядоположенно погруженными в состав подлинной бесконечности.

В состоянии структура русской души, по-видимому, приблизится к таковой же структуре западной души, но следует помнить, что содержательный состав относительных начал Х у русской души будет евразийским, а не европейским, в связи с чем и природа бесконечности будет выступать здесь как синтез европейских и азиатских начал культуры.

Итак, можно предполагать, что предположенная выше формула русской души в основном справляется с объяснением заявленной вначале феноменологии русской культуры и получает тем самым некоторое подкрепление.


6. Структура и история русской души


Представленная выше гипотеза о формуле русской души и первые попытки обоснования этой гипотезы позволяют говорить о существовании некоторой структуры, в рамках которой душа привлекается к тем или иным началам, переходит от одних таких начал к другим, предполагает наличие максимального элемента подлинной бесконечности, и т.д. В целом такая структура представляет из себя некоторую иерархию различных возможных идеалов русской души с максимальным элементом подлинной бесконечности наверху и минимальным элементом чистого небытия внизу (см. рис. 31).



Жизнь русской души, как впрочем и всякой национальной души в истории, — это «хождение по мукам» своей структуры, когда происходит (что особенно характерно для русской души) абсолютизация того или иного относительного начала Х, возведение его в бесконечную степень ХҐ. В то же время всякое начало в иерархии дано на фоне своего максимума, и потому ни одно относительное начало не может вполне удовлетворить душу, и рано или поздно побуждает ее абсолютизировать другое относительное начало УҐ, и т.д. Так раскачивался в истории «русский маятник»

® ,

качающийся «из огня да в полымя», бросающий русскую душу из одной крайности в другую. История русской души – история таких колебаний (см. рис. 32).



Но лишь одно может по-настоящему остановить такой маятник, лишь в одном месте способен он обрести состояние равновесия – в максимуме иерархии, в состоянии подлинной бесконечности. В то же время и все предшествующие колебания не будут тем самым обессмысленны, поскольку любое конечное и относительное начало выражает собою лишь некоторую сторону бесконечного-всеединого. Так скачки от начала к началу являют себя как «перекатывания» бесконечности с одной своей стороны на другую. Русская душа эпохи аналитической истории способна была раскачиваться лишь в сфере немаксимальных элементов своей структуры, тотализуя каждый из них и вечно взыскуя о подлинной бесконечности. Современная эпоха капитализма и нигилизма впервые позволяет русской душе начинать преодолевать тотальность любых относительных начал. Следующий шаг, который могла бы сделать (но сделает ли?) русская душа – впервые приблизиться к состоянию подлинной бесконечности, подлинного максимума своей внутренней структуры, спокойно обозревая с этой высоты границы своих прошлых искусов и идолов.

Русская история есть великий обход структуры русской души, ведомый вечным тяготением к своему максимуму. Здесь можно наметить, как представляется, следующие основные периоды.

1. Во времена до Великой Смуты 17 века структура русской души, сменяя природную религию язычества на религию христианства и государства, хранит в себе еще некоторую первичную цельность, тотализуя малые элементы иерархии. Борьба с татарами лишь укрепляет эту цельность.

2. В период Великой Смуты начала 17 века русская душа впервые познает Великий Раскол Света и Тьмы, Добра и Зла. Обнажается в русской истории враг внутренний и неведомый, враг небытия, укорененный в каждой русской душе как ее дно. Впервые с такой силой проявляет себя ноль русской души, ее инфернальная изнанка. Познав ноль, душа впервые получает столь ясное определение и его противоположности – начала света, своего максимума бытия.

2. С петровских реформ поражает русскую душу Великий Раскол начал Востока и Запада, образующий множество производных расколов, в том числе раскол западных верхов и восточных низов. Раскол есть главное состояние русской души эпохи аналитической истории. В лице своих представителей русская душа проявляет несколько относительных начал своей структуры, и каждое из них абсолютизирует. Так порождается раскол этих начал – не просто различие, но пропасть разверзается между ними.

3. В досоветской и послепетровской России как продолжают умножаться расколы русской души, так и намечаются их первые синтезы.

4. В советский период делается первая попытка синтезировать начала русской души и преодолеть ее расколы. Однако попытка эта еще слишком слаба. Слишком многие начала русской души пытаются просто уничтожить, объединив в синтезе лишь оставшиеся элементы. В синтезе – притягательная сила русского коммунизма, в узости этого синтеза – его слабость и вина.

5. В пост-советской России рушится коммунистический синтез — и с новой силой обнажаются полярные начала русской души. Отчасти они хранят аналитическую энергию расколов, но отчасти проникает в структуру русской души «холод капиталистического рассудка», впервые позволяющий умножать начала души без их тотализации. Помогает этому дух современного русского скептицизма и эклектики.

Так история России предстает перед нами как историческая динамика расколов и их преодолений (см. рис. 33).





7. Образы подлинной бесконечности


Итак, ведется в своей истории русская душа образом подлинной бесконечности, составляющей максимум ее душевной структуры. Вся история России – поиск подлинной бесконечности, надежды и разочарования в ее обретении. Что же представляет из себя такая бесконечность, такой «архетип» и «прасимвол» русской души ?

Несомненно, что вполне рационально и однозначно ответить на этот вопрос невозможно. Вся русская история – история поиска такого ответа. Причем ответа не только по смыслу, но в образе самой жизни. В то же время многое уже проявлено в истории такого поиска, и определенные первоначальные выводы уже можно сделать. Не претендуя на полноту, отметим здесь лишь следующие важные черты максимума русской души (будем обозначать его ниже как Максимум).

1. Все относительные начала, владевшие ранее русской душой и впоследствии преодоленные ею, представляют из себя те или иные стороны Максимума.

2. Максимум является синтезом всех своих сторон, в котором каждое из начал находит высшее примирение с другими началами.

3. Следовательно, подлинное состояние сознания русской души может быть только синтетическим сознанием, направленным на выявление и последующее соединение разных позиций и точек зрения.

4. Синтетическое сознание уделяет положительное внимание всякому началу, пытаясь увидеть его как ту или иную сторону Максимума. Это выражается в презумпции симпатии и сочувствия ко всякому началу в мире, попытке открыть и увидеть во всем свой положительный смысл и свое оправдание.

5. Одновременно синтетическое сознание всегда открыто, т.е. оно никогда не считает любое начало или достигнутый им синтез окончательным. Всякое начало может быть восполнено, всякий синтез может быть возведен к еще более глубокому синтезу. Отсюда симпатия к иному как возможному источнику расширения достигнутого синтеза.

6. Данный в реальности синтез как правило искажен и неполон. В том числе он проявляет себя в отрицании синтеза и разного рода несовместимостях. Каждая реальность обладает своим ритмом и мерой, на которую она способна выразить Максимум. Синтетическое сознание должно быть также практичным сознанием, понимая, каковы ритмы и меры конкретного синтеза в той или иной реальности. Недооценка прикладных аспектов синтеза, желание необоснованно и огульно воплотить слишком большую меру синтеза приведет к обратному результату – резкому снижению параметров конкретного синтеза.

7. Особенно трудны социальные синтезы, т.е. синтезы сознаний и душ отдельных личностей. Это объясняется, по-видимому, повышенным разделением между собою индивидуальных сознаний и особенно в структуре коллективной русской души эпохи аналитической истории. Легче совершаются синтезы в рамках одного сознания (в науке, искусстве), чем между разными сознаниями (в этике, религии, политике). Следовательно, в российских социальных синтезах более выражены факторы искажения и в большей мере требуется социальная педагогика.

8. Российское общество постепенно взрослеет, медленно приближаясь к более просторному социальному синтезу, чем это было когда-либо в российской истории. Гражданское общество есть состояние народоустройства с достаточно высоким уровнем социального синтеза, имеющим этическую направленность. Построение структур гражданского общества представляет из себя прикладную деятельность по воплощению особенно трудного социально-нравственного синтеза.

9. Протекающий в современном мире планетарный синтетический процесс может совершаться явно или неявно. В первом случае он осознается некоторым субъектом синтеза – сообществом синтетически мыслящих людей, сознательно ставящих перед собою задачу воплощения синтеза в истории. В современной России существует множество пока по преимуществу разрозненных синтетически мыслящих и живущих личностей и сообществ, которые могли бы объединиться во всероссийское синтетическое движение, составив основу российской части планетарного синтетического макросубъекта.


8. Будущее и вечное русской души


Что же ожидает русскую душу и Россию в будущем ? Можно ли строить здесь какие-либо прогнозы, опираясь на представленную выше гипотезу о формуле и структуре русской души ?

Представляется, что сейчас русская душа проходит важный период самоопределения, когда:

1. Впервые возникает возможность адекватного, нетотального восприятия прошлых искусов русской души – тех различных относительных начал, которыми она ранее «переболела». Это – анархизм, материализм, коммунизм, нигилизм, восток, запад, религия, наука, монархия и т.д. Сейчас еще длится период «болезни» капитализмом и демократией, но он уже не протекает с такой силой абсолютизации, как это было раньше для других относительных начал.

2. Идет взросление и «остывание» русской души, когда она постепенно перестает терять голову от разных крайностей, донимавших ее ранее.

3. Существует опасность слишком большого «охлаждения» русского духа, при котором он вообще потеряет способность увлекаться и вдохновляться чем-либо. По крайней мере, именно сейчас (конец 90-х – начало 2000-х) такое «остывание», по-видимому, максимально для всей предшествующей русской истории.

4. В то же время сохраняется вероятность нового «потепления» русской души в ближайшем будущем, когда ее историческая энергия вновь потребует себе идеала и источника вдохновения.

5. Как представляется, предшествующая аналитическая история подходит к концу, и подлинным источником вдохновения для новой мировой культуры все более будет оказываться идея Великого Синтеза. Все национальные души, в том числе и русская душа, будут привлекаться состоянием синтеза, который в их структурах будет соответствовать максимальному элементу иерархии. Такие максимумы в каждой национальной иерархии должны будут оказаться разными сторонами максимума в иерархии рождающейся сегодня Мировой Души.

6. Подлинное предназначение русской души (как, впрочем, и всякой иной национальной души) – обрести свое место в составе Мировой Души и Мировой Культуры. Таким местом для русской души должен быть, по-видимому, ее евразийский – центральный и медиальный – статус, выражающийся в нахождении формулы равновесия между Европейской и Азиатской душой.

7. Следовательно, по-настоящему придать смысл будущему развитию России и русской культуры может лишь идея Равновесного Синтеза всех положительных начал различных национальных культур мира. Только сквозь Всемирное, сквозь примирение в себе всех мучивших ее ранее образов Абсолютного, осознает наконец русская душа столь долго ведущий ее национальный гений.

В заключении хотелось бы напомнить, что в истории русской культуры существовала замечательная школа мысли, основоположником которой был русский философ Владимир Сергеевич Соловьев (1853-1900). Идеи всеединства, провозглашенные здесь как подлинный идеал русской души, были основательно развиты и представлены вполне универсально. У нас, следовательно, есть уже история мысли, которая в конце аналитического времени почувствовала и предвосхитила грядущую эпоху мирового синтеза. На нас — гражданах своей страны и своего мира – лежит великая ответственность продолжить и развить на путях доброй воли начатое тогда и все более крепнущее сегодня синтетическое общее дело.


Моисеев В.И., Российская Декларация Синтеза // «Академия Тринитаризма», М., Эл № 77-6567, публ.13191, 07.04.2006

[Обсуждение на форуме «Наука»]

В начало документа

© Академия Тринитаризма
info@trinitas.ru