Академия Тринитаризма -- Дискуссии -- Наука -- Еремеев В Е -- Феномен «осевого времени» или От мифа

АКАДЕМИЯ ТРИНИТАРИЗМА

Еремеев В.Е.
Феномен «осевого времени», или От мифа — к китайскому «логосу»

Среди историков философии, науки и религии принято выделять середину 1-го тысячелетия до н.э. как эпоху кардинального переворота в мировоззрении человечества. В это время на смену мифологическому восприятию мира приходит рациональное сознание, что приводит к появлению философии и дедуктивных форм науки. Это также время рождения мировых религий, которые оказывают свое влияние до наших дней. Кратко данные духовные преобразования часто выражают в формуле «От мифа — к логосу».

В философии истории Карла Ясперса (1883-1969) данный период определяется как «осевое время» — время поворотной исторической эпохи (конкретно он указывает период между 800 и 200 гг. до н.э.), когда почти одновременно в нескольких культурах древнего мира от Китая до Греции зародились основополагающие для всего человечества философские и религиозные течения и идеи, определившие на многие века ход духовного развития общества. Так, в Китае в середине указанного периода возникают конфуцианство и даосизм, в Иране — зороастризм и зерванизм, в Индии — санкхья, буддизм и джайнизм. В это же время появляются новые религиозные веяния в Палестине, начинает развиваться философия в Греции.

Ясперс считает, что вопрос об удивительном параллелизме событий «осевого времени» в отмеченных регионах мира нельзя объяснить изменением социальных условий, поскольку последние являются частью рассматриваемого феномена. Явно напрашивающееся предположение о контактах между культурами Ясперсом также отвергается, т.к. он не видит никаких исторических свидетельств этому. Поэтому ему остается только говорить о «тайне одновременности».

Но времена меняются, и отвергнутое Ясперсом предположение о культурных влияниях сегодня можно рассматривать в качестве основного объяснения синхронного духовного переворота «осевой эпохи».

Предлагаемая здесь гипотеза очень странная. На первый взгляд, почти безумная. Она идет поперек всему тому, о чем принято говорить. Суть ее в том, что все перечисленные выше учения возникли под влиянием некоего учения, неизвестного ранее исторической науке. Это влияние было невольным, можно сказать, случайным, но по своим цивилизационным масштабам оно оказалось действительно «осевым». Что касается указанного неизвестного учения, то о нем можно сказать, что оно существовало в Китае задолго до Конфуция (6-5 вв. до н.э.) и легло в основу «Книги перемен» («И цзин»), а точнее стоящей за ней универсальной (по древним меркам) символической системы, называемой сян шу чжи сюэ — букв. «учение о символах и числах» или, в одно слово, «арифмосемиотика». Это было аристократическое учение, развивавшееся западночжоускими жрецами-чиновниками для нужд своего правителя. Видимо, оно не имело названия, поскольку ничему не противопоставлялось. Поэтому только условно его можно назвать протоарифмосемиотикой или просто арифмосемиотикой.

Эту гипотезу следует разделить на две части. Первая касается содержания рассматриваемого духовного движения и возникших в его ходе учений. Вторая связана с анализом возможного взаимодействия рассматриваемых культур во времени. Обе части неотделимы от символической системы «Книги перемен».

Что китаисты знают о содержании и истории последней? Говоря кратко, это книга, использующаяся для гадания и состоящая из небольших текстов, соотносимых с особыми символами гуа — гексаграммами, которые представляют собой комбинации в шести позициях прерывистой (символизирует силу инь) и сплошной (символизирует силу ян) черт. Количество гексаграмм равно 64, и каждую из них можно представить в виде комбинации двух триграмм, а их количество равно 8.

В китаистике есть тенденция не доверять традиционным мнениям. Поэтому китайские записи о том, что живший в начале 3 тысячелетия до н.э. император Фуси изобрел триграммы, ставшие затем символами «Книги перемен», признаются вымыслом. Действительно, археология этого не подтверждает. Скорее всего, триграммы были созданы на рубеже иньской и чжоуской династий, т.е. где-то около 12-11 вв. до н.э. К этому времени можно отнести и создание гексаграмм. Однако, по моему мнению, эти символы наполняются определенным содержанием только в чжоуский период, точнее в западночжоуский — с конца 12 (или 11) до начала 8 в. до н.э.

«Книга перемен» — это не только гексаграммы. Гексаграммы имеют названия и, как уже говорилось, сопровождающие их тексты. Известный исследователь «Книги перемен» Ю.К. Щуцкий выделил в этих текстах несколько слоев, полагая, что наиболее поздние из них были написаны в 8-7 вв. до н.э. Он отталкивался от языковых характеристик данных текстов и упоминаний гексаграмм в летописи «Цзо чжуань», из которых самое раннее относится к 672 г. до н.э.

В «Цзо чжуани» приводятся только названия, из чего следует заключить, что в 7 в. до н.э. «Книга перемен» уже существовала как система гексаграмм и их названий. Правда, сообщения «Цзо чжуани» можно поставить под сомнение. От подобной зыбкости в историческом исследовании не уйти. Однако целостная картина, построенная на множестве сомнительных фактов, в некоторой степени придает им большую вероятность.

Надо сказать, что летопись «Цзо чжуань» не описывает события, проходившие до 722 г. до н.э. Поэтому 7 в. до н.э. не безусловный потолок датировки гексаграмм и их названий. Некоторые соображения, о которых будет сказано ниже, позволяют все-таки говорить о западночжоуском периоде как о времени их возникновения.

Реконструкция арифмосемиотики показала, что названия гексаграмм выбраны не случайно. Собственно, любой благожелательно настроенный исследователь «Книги перемен» это всегда подозревал. Иначе эта книга просто бы потеряла всякую ценность. Важно отметить, что автором настоящей статьи не только была выяснена неслучайность этих названий, но и был выявлен и реконструирован механизм их смыслообразования. Иначе говоря, был получен алгоритм связи структуры каждой гексаграммы и ее значения, отраженного (до определенной степени) в ее названии. Данный механизм смыслообразования строится на аппарате арифмосемиотики, т.е. на различных сочетаниях триграмм, стихий, календарных чисел и, главное, на тех смыслах, которые они в себе несут. Опорой для реконструкции арифмосемиотического аппарата были сведения, которые фиксируются по времени достаточно поздно. Это эпоха «Борющихся царств», династии Хань и Сун — от 5 в. до н.э. до 11-12 вв. н.э. Но это только фиксация. Более ранние тексты могли потеряться. Также не следует забывать об устной традиции. Так или иначе, реконструированный арифмосемиотический аппарат содержит в себе механизм смыслообразования названий гексаграмм, а это значит, что он необходимо должен был существовать ранее 672 г. до н.э. Следует добавить, что 771 г. до н.э. — это начало царствования династии Восточное Чжоу, при которой в Китае не было достаточных духовных и организационных средств, требовавшихся для создания такой сложной системы, как арифмосемиотика. Поэтому можно предположить, что она возникает раньше — в западночжоуский период.

Как известно, основоположником чжоуской династии считается Вэнь-ван. Ему, кстати, приписывают создание гексаграмм. Он был идейным вдохновителем свержения предыдущей династии, что реально было осуществлено уже после смерти Вэнь-вана его сыном У-ваном. А другой его сын, Чжоу-гун, много сделал в отношении развития идеологии нового государства. Так полагается в китайской историографической традиции. Если не брать во внимание Чжоу-гуна и приписывание гексаграмм Вэнь-вану, то в остальном, видимо, имеется много достоверного. Главное, о чем говорят все современные китаеведы, в начале западночжоуской династии возникло новое мировоззрение, включающее в себя ряд категорий, которые не были известны предыдущей династии, — Небо-тянь, небесное повеление-мин, благодать-дэ и др. Без этих категорий система триграмм и гексаграмм лишается того смысла, который составляет ее суть. Поэтому приходится ограничить глубину времени появления арифмосемиотики началом западночжоуской династии (традиционная дата 1122 до н.э. также историками подвергается сомнению, и многие склоны считать, что чжоусцы пришли к власти на 50-70 лет позже).

Итак, реконструкция показывает, что в период с конца 12 (11) до начала 8 в. до н.э. в Китае существовало некое учение, которое условно называется здесь арифмосемиотикой (или протоарифмосемиотикой) и которое лежит в основе «Книги перемен». Это было достаточно развитое учение, использующее формальный аппарат триграмм, гексаграмм и проч. В нем содержались категории, не известные в Китае до Западного Чжоу и указывающие, что упор в этом учении делался на этику, которая выходила из социальной сферы в область небожителей. Собственно, переворот в мировоззрении в начале Чжоу и произошел прежде всего в области этики. Чжоусцы отказались от кровавых человеческих жертвоприношений, которыми так злоупотребляли шан-иньцы, и разработали практику символического ритуала, который делал центром внимания душевную жизнь отдельного человека в его связи с существованием коллектива и природы. Триграммы, как показано в моей книге «Символы и числа «Книги перемен»», представляют собой символы такого ритуала. Точнее, это символы неких коммуникативных архетипов, суть которых заключается в том, что любую коммуникацию можно рассмотреть в системе комбинаций состояний двух взаимодействующих факторов и самого взаимодействия — состояний троичной структуры, которая и воплощается в триграммах. Этими факторами могут быть Небо и Земля как некие космические реалии, первопредки-ди и люди, правитель-ван и его подчиненные, любые два человека, находящиеся в такой ситуации, где должен быть определен старший из них. Все это рассматривалось в древнем Китае в контексте ритуала, а ритуал был неотделим от арифмосемиотики.

Важно подчеркнуть, что западночжоуский ритуал возник совершенно самостоятельно, исходя из запросов развивающегося западночжоуского общества, и арифмосемиотика может рассматриваться как часть этого ритуала, результат его кодификации и символизации. Поэтому арифмосемиотику можно признать исключительно китайским изобретением, сделанным в первой половине 1 тысячелетия до н.э. (или даже немного раньше) и не имеющим аналогов во всем древнем мире как на уровне строгости символической системы, которой она располагает, так и в идейном содержании. И хотя со временем ее отдельные аспекты проникли на запад от Китая, соответствующая степень продуманности этих аспектов там не была достигнута никогда. В самом же Китае в начале Восточного Чжоу данная символическая система по определенным причинам начала деградировать.

Итак, в моей гипотезе предполагается влияние древнекитайской идеологии на некоторые западные культуры. Но обычно говорят о влиянии западных культур на древний Китай. Известна гипотеза о влиянии индоиранцев на шан-иньский Китай. В ее пользу говорят археологические находки — прежде всего схожие с индоиранскими колесницы — и захоронения европеоидов на территории, где располагалось древнекитайское государство. Китаист Л.С. Васильев развивает еще гипотезу влияния зороастрийского учения на позднее чжоуское мировоззрение. По первому случаю нечего возразить. Однако очевидно, что влияние индоиранцев в эпоху Шан-Инь проходило совершенно в другом срезе и не могло породить арифмосемиотику. Что касается второго случая, то, по моему мнению, гипотезу Л.С. Васильева надо развернуть на сто восемьдесят градусов. Иначе говоря, следует утверждать, что зороастризм возник под влиянием западночжоуского учения.

Перенос этого учения на запад от Китая мог происходить где-то в конце западночжоуского периода — около 8 в. до н.э. Предпосылками к этому было то, что ираноязычные кочевые народы в то время граничили с западными областями Китая, часто попадая в зону их административного управления. Особо благоприятным можно назвать год падения Западного Чжоу, когда ираноязычные цюань-жуны захватили западную чжоускую столицу и были вынуждены несколько лет править западными территориями Китая. Для этого им было необходимо овладеть до определенной степени той стороной западночжоуского ритуала, который был направлен на административные нужды. Известно, что на сторону цюань-жунов перешла часть чиновников-жрецов, которые могли им в этом поспособствовать.

Интересно, что захват чжоуской столицы произошел, как сообщают китайские источники, по вине женщины. Правитель Ю-ван безумно влюбился в одну из своих наложниц и своему сыну от нее захотел оставить в наследство трон, предназначенный законному наследнику, которым был сын от его жены. Дядя жены Ю-вана, пытаясь воспрепятствовать этому, подговорил жунов напасть на столицу, а также склонил на свою сторону некоторых китайских князей. В результате столица пала, правитель погибает, а законный наследник переезжает в восточную столицу, но правление его приобретает только номинальный характер. В дальнейшем чжоуские правители многие века фактически не имели влияния на своих князей. Страна, по сути, превращается во множество разрозненных государств. Хиреет чжоуский ритуал, возрождаются культы человеческих жертвоприношений, в Китае воцаряются хаос и междоусобицы.

Таким образом, вероятно, события 771 г. до н.э. имеют двойственное лицо. С ними связаны как огромная потеря для Китая, так и великое обретение для Запада. В Китае после этих событий сакральные знания постепенно приходят в забвение, а к западу от Поднебесной во многом аналогичные по форме и сути знания производят колоссальные духовные преобразования.

Надо сказать, что целиком китайской арифмосемиотикой цюань-жуны не овладели. Но то, что они смогли приобрести, через некоторое время становится частью их жреческого знания. Это знание постепенно перемещается на Запад, и через некоторое время — в 7-6 вв. до н.э. — жрец-еретик Заратуштра на его основе производит реформу. Возникает зороастризм. Приблизительно в это же время у иранцев появляется зерванизм и активизируется деятельность так называемых «магов» — одного из иранских племен, выполнявших жреческие функции. История всех этих иранских движений темна. Но то, что известно в области отдельных религиозно-космологических положений иранцев, достаточно схоже с реконструированной древнекитайской арифмосемиотикой.

Собственно говоря, гипотеза Л.С. Васильева и описается на то, что между зороастризмом и китайским учением о пяти стихиях он отметил ряд схожих черт. По его мнению, китайцы настолько были неразвиты, что могли только заимствовать идею пяти стихий со стороны. По моей реконструкции, китайское учение о пяти стихиях (у син) является упрощением учения о триграммах, без которого было бы невозможно наименование гексаграмм. А названия гексаграмм, следует напомнить, известны с первой половины 7 в. до н.э. Это означает, что по времени китайская система знаний возникает раньше зороастризма. Правда, некоторые ученые отбрасывают годы жизни Заратуштры аж в 16-11 вв. до н.э. (например, М. Бойс). Но большинство исследователей склонны говорить о 7-6 вв. до н.э. Важно и другое. По сравнению с высокоразвитой системой арифмосемиотики учение Заратуштры выглядит достаточно убого. Помимо сходств на уровне теории стихий мною были найдены и другие параллели между этими учениями. Но все они показывают, что зороастризм вобрал в себя только некоторые стороны китайской арифмосемиотики, причем, с существенными потерями.

Обращает на себя внимание и форма появления обоих учений. Если у китайцев мы видим в арифмосемиотике последовательное развитие некоторых ритуальных принципов по определенной логике, предполагающей вывод более сложных знаковых форм из более простых, то в зороастризме учение преподносится как божественное откровение. Иначе говоря, логически оно не обосновывается, его следует принимать таким, как оно есть, и не рассуждать.

Можно полагать, что основное содержание зороастризма концентрируется вокруг двух концепций. Первая — это концепция о дуализме космических сил Добра и Зла. Китайскими прототипами этих сил можно признать универсальные полярности ян и инь, которые, правда, в отличие от зороастризма выступают как взаимодополняющие, а не враждующие начала. Вторая концепция связана с системой Амэша-Спэнта — «Бессмертных Святых», под которыми понимаются Ахура-Мазда («Господь Мудрости») и его шесть атрибутов или эманаций. Эти шесть коррелируют с шестью стихиями, которые Л.С. Васильев соотносил с китайскими пятью и одной дополнительной стихией, вышедшей со временем из употребления. Данная корреляция и позволила мне производить компаративный анализ зороастрийского и китайского учений. В частности, было показано, что за шестью Амэша-Спэнта стоит китайское учение о шести этических качествах, которое первоначально разрабатывалось как основа структуры гексаграмм, а потом, также с сокращениями, стало конфуцианской доктриной у чан — «пяти устоев». В идеале этими этическими качествами обладали, по традиционным китайским верованиям, так называемые «совершенномудрые люди» (шэн жэнь), бывшие древними правителями Китая и чтимые как первопредки. В зороастризме этими качествами стал обладать только один «правитель», также наделяемый совершенной мудростью, — Ахура-Мазда («Господь Мудрости»). Совпадение курьезное, если считать, что в образе этого Ахуры зороастрийцы впервые утвердили принцип единого бога, являющегося творцом мира. Китайцы же считали своих мудрецов обычными людьми, просто достигшими высокого развития, а мир определяли как саморазвивающийся. Но дело, разумеется, не в этих совпадениях по наименованию, а в тех структурах, по которым описываются различные операции с этическими категориями и стихиями у китайцев и с Амэша-Спэнта и также стихиями у зороастрийцев. Они говорят о том, что последнее учение могло возникнуть только из более мощного и развитого, такого, каким и обладали древние китайцы.

Вообще, компаративный анализ чреват ошибками, если искать только внешние сходства. Практически у всех древних народов можно найти, например, какую-либо триадичную структуру, что совсем не должно означать, что им была известна христианская троица. При сопоставлении китайской арифмосемиотики с другими учениями мы имеем дело с высокоорганизованными многоэлементными структурами и их семантикой. Случайное совпадение для таких объектов оказывается маловероятным.

И все же совпадения есть. Помимо зороастризма, совпадения с китайской арифмосемиотикой встречаются и в других учениях. Зороастризм, как известно, повлиял на развитие религии иудеев, реформированной последними после вавилонского пленения, из которого они были освобождены иранцами (вторая половина 6 в. до н.э.). Об этом влиянии много писали, поэтому можно здесь о нем не говорить подробно. Можно только добавить, что древнееврейская каббала также обнаруживает свою связь с китайской арифмосемиотикой. Эта связь была опосредована иранцами, и поэтому в каббале присутствует уже двойное искажение первичных идей арифмосемиотики. Но кое-что достаточно весомое сохраняется, на уровне, например, структуры «Древа сефирот», что позволяет признать данную связь.

В начале 20 в. выходец с Кавказа Георгий Иванович Гюрджиев (Гурджиев) выступал с лекциями в Москве и Петербурге. На них он излагал идеи некоего неизвестного древнего учения, в основе которого лежала схема эннеаграммы. По его мнению, эта схема позволяла символически фиксировать определенного рода знания о мире и человеке. Об этом подробно затем писал его ученик П.Д. Успенский. Как я показал в книге «Чертеж антропокосмоса», эннеаграмма входит в каббалу, европейскую алхимию и астрологию. Но наиболее ярко она проявляется в китайской системе знания. На ее основе стоится традиционная медицина, астрология, теория музыки и практически все разделы арифмосемиотики. Уже это дает основания полагать, что эннеаграмма возникла в Китае. Но главное, что она выводится из триграммного аппарата и без него становится малопонятной. Неизвестно, где Г.И. Гюрджиев познакомился с эннеаграммой. Он предъявлял ее в несколько иной форме, нежели она встречается в китайской науке. По всей видимости, Гюрджиев имел дело уже с вторичным знанием об этой схеме. Эннеаграмма — это то, что удерживало транслировавшиеся из Китая идеи от деградации и расползания. Но в отрыве от триграмм она не могла выполнять эту сохраняющую функцию в должной степени. Поэтому со временем знания-трансляты становились все менее и менее похожи на свой первоисточник.

Востоковед Б.И. Кузнецов высказал идею, что тибетская религия бон своим истоком имеет иранский зороастризм. Если это так, то следует признать, что в данном случае трансформация произошла очень сильная. Исследования показывают, что существенных идей перешло из зороастризма в бон крайне мало, а от китайского прототипа и вовсе ничего в последнем не найти. Но интересно, как в своей гипотезе Б.И. Кузнецов толкует тибетскую легенду о Шамбале — некой мистической стране мудрецов, руководящих духовным развитием человечества. Он считает, что так называлась в древности та область Ирана, из которой был родом основатель бона Шенраб.

О влиянии зороастризма на греков разными исследователями было сказано достаточно много. В том, что в настоящее время известно историкам о ранней греческой философии, схожести наблюдаются на уровне отдельных идей, но никак не в виде целостных мировоззренческих систем. Однако и это не следует сбрасывать со счетов.

Исследования М. Уэста, например, показали, что космогоническая концепция Анаксимандра включает в себя ряд элементов, взятых из космогонических построений иранцев. Этот же ученый отмечает схожесть некоторых фрагментов Гераклита с авестийскими религиозными текстами. Обращает на себя внимание, что оба греческих философа рассматривают мироздание как результат борьбы и обособления противоположностей, что может быть отголоском иранского дуализма. Тема взаимодействия противоположных начал имеет особое значение у пифагорейцев и их последователя Эмпедокла.

О Пифагоре бытует легенда, что он в поисках знаний путешествовал в Египет и Вавилон. Покинул Пифагор свой родной остров Самос около 537 г. до н.э. после захвата там власти Поликратом. А годом раньше, в 538 г. до н.э., персами было покорено Вавилонское царство. Египет был захвачен персами в 525 г. до н.э. Поэтому у Пифагора было достаточно много шансов познакомиться с персидской религией. Среди того, что он затем проповедовал в Италии, была концепция музыкальной гармонии мира, удивительным образом схожая с китайскими идеями и не имеющая аналогов в системе знаний египтян и вавилонян. Опирается эта концепция на сложноорганизованные представления об устройстве музыкального звукоряда, и поэтому о простом совпадении здесь говорить не приходится. Достаточно подробно это было показано автором настоящей статьи при анализе музыкально-математическая модели мира пифагорейцев, излагаемой в платоновском «Тимее» (см. Еремеев В.Е. Теория психосемиозиса и древняя антропокосмология.).

Что касается Индии, то никто из исследователей ранее не указывал, что зороастрийские идеи, точнее те иранские идеи, которыми питался Зороастр, нашли себе место и на ее территории. Иранцы познакомили индийцев с письменностью (арамейское письмо) в конце 6 в. до н.э., когда захватили северные индийские территории. А вот религия и философия, как считается, в Индии развивались самостоятельно. Действительно, ведическая традиция имеет многовековую историю. Но с 6 в. до н.э., с так называемого «шраманского» периода, в Индии появляются учения, которые глубоко противоположны ведическому знанию. Это потом часть этих учений как-то примерилось с Ведами, а сначала они выступали в явной конфронтации. Наиболее ярким из них является санкхья. Данное учение повлияло на создание буддизма и особого рода йоги, отличающейся от ведической. Как было показано в моей книге «Теория психосемиозиса и древняя антропокосмология», в этих учениях сходств с арифмосемиотикой предостаточно. Но, разумеется, нет ни триграммной символики, ни даже эннеаграммы. Только латентным образом и до некоторой степени отражается их структура.

Особо следует отметить историю развития астрологии. Ее принято связывать с зороастризмом, хотя само это учение не терпело астрологических предсказаний. Также много говорят о древневавилонской астрологии, ведической и иногда древнеегипетской. Но это все формы астрологии, которые известный историк науки Ван-дер-Варден определил в качестве астрологии «предзнаменований». Она базируется на анализе небесных примет и не имеет небесной системы координат. Другая форма астрологии — «зодиакальная» — появляется в Вавилоне только в 6 в., а через некоторое время (столетие или два) возникает «гороскопная» астрология, которая и остается в ходу до наших дней.

Китайцы не пользовались зодиаком. Может быть, уже в эпоху Шан-Инь и определенно в западночжуское время у них существует другая система небесных координат — 28 «лунных стоянок» (сю). В этой системе координат китайские астрономы и астрологи описывали взаимоотношения планет, за которыми стоит все тот же триграммный аппарат, который используется во всех разделах арифмосемиотики. В вавилонской астрологии после 6 в. до н.э. можно увидеть остатки знаний о подобных взаимоотношениях планет, но эти знания никак не обосновываются. Греки позже стали доказывать их неправильным представлением о пространственном расположении планет по отношению к Земле. Китайцы не строили пространственных моделей планетарного расположения, для них представлял интерес только их циклическое движение. Таким образом, циклические взаимоотношения, выстроенные китайцами, превратились на Западе в пространственные, а от 28 сю был совершен переход к 12 знакам зодиака, что означает также переход от экваториальной системы координат к эклиптической. Кстати, европейская астрономия после Тихо Браге (1546-1601) стала пользоваться первой как более удобной.

Все вышесказанное может показаться странным, учитывая, что уже с 4 тысячелетия до н.э. в Египте и Месопотамии существовали древние цивилизации, которые обладали обширными знаниями. Это с точки зрения академической науки. Теософский взгляд на историю в данном случае можно исключить из рассмотрения как не имеющий не только никакого научного подтверждения, но вообще находящийся вдалеке от какого-либо здравого смысла. Лемурия, Гиперборея и Атлантида в теософской интерпретации — не более чем современный миф. Египет и Месопотамия — историческая реальность. Правда, стало почти модой говорить о высочайшей мудрости жрецов этих цивилизаций. Совершенно очевидно, что тут мы имеем дело с сильным преувеличением. Отдавая должное их знаниям, следует признать, что их мудрость была далеко не всеохватна, а в знаниях имелись серьезные пробелы, подобно тому, например, как майя, обладая высокоразвитым календарем, не знали колеса.

Действительно, другие культуры много позаимствовали у египтян, шумеров и ассирийцев. Но это были иного рода знания, которые могли способствовать возникновению феномена «осевого времени», но никак не являлись его основой. Исследования показывают, что в культуре Египта и Месопотамии не было того, что появилось сначала в Китае на рубеже 2-1 тысячелетия до н.э., а затем к западу от него в середине 1 тысячелетия до н.э.

Это были действительно новые идеи, которые пробудили духовную энергию определенного толка. Эти идеи вставали в конфронтацию с традиционным мировоззрением и вызывали духовное брожение. Они переосмысливались и дополнялись. В результате появились известные нам религиозно-философские учения. Но корень их был утерян. Восстановить его оказалось возможным, только обратившись к символической системе, стоящей за «Книгой перемен».

Последняя является не только инструментом для гадания. Это гораздо большее. Сами китайцы утратили основные ее смыслы. Конфуцианство и даосизм возникают на осколках арифмосемиотики. Деятельность Конфуция, собственно говоря, и была направлена на восстановление западночжоуского учения. То что он мог, то и возродил. Но, главное, благодаря Конфуцию, в стране возникла некоторая прослойка интеллектуалов, которая осознала необходимость заниматься определенными вопросами, связанными с арифмосемиотикой. Правда, как всегда это бывает, в новом движении появились особо усердные адепты, которые в своем максимализме были готовы довести любое дело до абсурда. Как реакция на такое понимание учения Конфуция и возникает даосизм — другая крайность, в которой в качестве компенсации правильного понимания определенных идей было утеряно то, что насобирали конфуцианцы в других областях.

Учение, стоящее за «Книгой перемен», арифмосемиотика — это прежде всего учение о самосовершенствовании человека. В нем имеются правила гармонизации человека с миром и методики восхождения духа по пневмокосмологической лестнице до пределов, которыми обладали, как говорится в легендах, совершенномудрые правители древности. Ясно, что без приукрашенности в древности не обходились. Эти правители — просто собирательные образы того, к чему следовало стремиться человеку, вставшему на путь саморазвития. Другое дело, что при всем этом учение о данном пути вовсе не является мифом или легендой. Это высокоорганизованная система знаний о человеке и мире, о предназначении человека, об условиях нормального развития общества и многое другое. Главное же — особая этика. Этика, которая ставится условием для правильного развития — для обретения «человечности» (жэнь), категории, ставившейся во главу угла также у Конфуция.

Арифмосемиотическая «человечность» — это особое самостояние человеческого духа, осознающего себя частью общества и природы. Эта центральная идея арифмосемиотики также перекочевала на запад от Китая, выражаясь там, конечно, несколько в ином ключе, но даже при этом оказывая колоссальное влияние на менталитет иранцев и соприкасавшихся с ними народов.

Собственно говоря, главной характеристикой «осевого времени» К. Ясперс видит самоосознание, появление философской рефлексии, и в этом с ним трудно не согласиться. Но само по себе желание самоосознания без конструктивной теории ничего не значит. Влияние китайцев привнесло не только идею самоосознания, но и эту теорию, что и позволило свершиться феномену «осевого времени».

Еремеев Владимир Евстигнеевич, к.филос.н,
доцент каф. Истории науки РГГУ
WWW: eremeev.by.ru
E-mail: vlerem@mail.ru

Литература

Ван-дер-Варден Б. Пробуждающаяся наука II. Рождение астрономии. М., 1991.

Васильев Л.С. Древний Китай. Тома 1, 2. М., 1995, 2000.

Бойс М. Зороастрийцы. Верования и обычаи. М., 1988.

Еремеев В.Е. Арифмосемиотика «Книги перемен». М.: Компания Спутник +, 2001.

Еремеев В.Е. Символы и числа «Книги перемен». М.: АСМ, 2002.

Еремеев В.Е. Теория психосемиозиса и древняя антропокосмология. М.: АСМ, 1996.

Еремеев В.Е. Чертеж антропокосмоса. М.: АСМ, 1993.

Кузнецов Б.И. Бон и маздаизм. СПб.: Евразия, 2001.

Успенский П.Д. В поисках чудесного. М.: Гранд, 1999.

Щуцкий Ю.К. Китайская классическая «Книга перемен». М.: Восточная литература, 1993.

Ясперс К. Смысл и назначение истории. М.: Республика, 1994.
West M.L. Early Greek Philosophy and the Orient. Oxford, 1971.

Еремеев В.Е. Феномен «осевого времени», или От мифа — к китайскому «логосу» // «Академия Тринитаризма», М., Эл № 77-6567, публ.10192, 20.01.2003

[Обсуждение на форуме «Наука»]