Истина - не пленница традиционной науки...
Судьба уберегла меня от соблазнительного
увядания в рутине профессионализма.
Р.Г.Баранцев
2 октября 2001 г. профессору Рэму Георгиевичу Баранцеву исполнилось 70
лет. Кроме удовольствия поздравить замечательного ученого и человека, для
меня это повод подумать об уроках его жизни и творчества (свои размышления
юбиляр обещает представить в ближайшие пять лет).
Рэм Георгиевич успешно работал в области гидроаэромеханики и
асимптотических методов, написал несколько книг и сотни статей, прочел
тысячи лекций и сделал десятки докладов на крупнейших научных форумах,
получил Государственную премию СССР и воспитал десятки кандидатов и
докторов наук. Думается, детальный анализ этой «профессиональной рутины»
еще впереди, меня же больше всего интересуют его работы в области
асимптотической математики. Я очень ценю конкретные результаты Р.Г.
(неканоническое (асимптотическое) разделение переменных, метод порядковых
уравнений, соединение асимптотик в области переходного слоя, метод
асимптотических интегральных итераций), но наиболее важным мне
представляется оригинальный подход в области определения асимптотики как
области науки.
В наш весьма прагматичный век ученый редко обращается к философии
науки или ее методологии, а ведь именно здесь заложены возможности
дальнейшего роста и развития, часто в весьма неожиданном направлении.
Возьмем те же асимптотические методы. Попытка выяснить, кто первым начал
применять подобные подходы, заведомо обречена на неудачу. Ими пользовались
и древние греки, и Эйлер, и Лаплас. Однако при этом не было представления об
идейном единстве используемых приближенных приемов, они изобретались
каждый раз заново и считались просто удобными рецептами. Более того, долгое
время существовал примат точных решений, а приближенные алгоритмы
рассматривались как некоторые временные «строительные леса», надобность в
которых отпадет с развитием методов интегрирования.
Осознание асимптотических методов как отдельной области математики, с ее
особыми подходами и методами, началось, по-видимому, с А. Пуанкаре. И дело
даже не в том, что он ввел современное определение асимптотического ряда (им
владели Т. Стильтьес и Ж. Буссинеск) и предложил ряд широко используемых и
поныне эффективных асимптотических процедур (здесь можно вспомнить
бессчетное количество имен). В своих замечательных научно-философских
трактатах Пуанкаре настойчиво проводил мысль о естественности
асимптотического подхода для исследования Природы, для того, что сейчас мы
называем «математическим моделированием». Но Пуанкаре не оформил
асимптотическую математику как новую науку. По-видимому, тогда для этого
не было оснований, ибо «всему есть свое время».
Этот шаг сделал М. Крускал, предложивший в 1962 году термин
«Асимптотология». Как отмечал Пуанкаре, хорошо подобранный термин может
сам по себе стать творцом, и мне кажется, что термин Крускала - именно такая
удачная находка (интересно, что Крускалу принадлежит и один из самых
революционных научных терминов XX века - «солитон»). Однако не менее
важно наполнить удачный термин смыслом. Сам Крускал эксплицировал
асимптотологию как нечто, лежащее между наукой и искусством, что, конечно,
трудно назвать хорошим определением (так же можно определить физику,
биологию,... да и почти любую науку!).
Р.Г. Баранцев предложил в высшей степени плодотворное определение
асимптотических методов через системную триаду «точность-локальность-
простота». Дадим слово автору определения: «Ограниченная точность
асимптотических методов с позиций классической математики уверенно
расценивалась как их несовершенство, их неизлечимый дефект.
В асимптотической математике, в отличие от классической, уровень
точности органически связан с изучаемым объектом, и в заданной области
точность асимптотического решения всегда ограничена. В случае разложения
функции f(x) по асимптотической последовательности {jn(х)} при х®0
величина характеризует точность, х - локальность, N - простоту. Каждая пара этих параметров находится в соотношении
дополнительности, а третий задает меру совмещения. В классической
математике х фиксировано, N®Ґ и говорится о сходимости; в асимптотической математике фиксировано N, х®0 и говорится об эффективности приближения,
выражающейся в оптимальном сочетании простоты и точности. Абсолютная
точность перестает быть фетишем. Перенос асимптотического акцента из
решения в постановку задачи снимает многие прежние парадоксы».
Вопрос, насколько научное творчество связано с личностью ученого, вряд ли
может быть решен однозначно. Тем более приятно, если выдающиеся научные
результаты получены человеком достойным (что бывает не так уж часто).
Р.Г. Баранцев - настоящий русский интеллигент, классический тип земского
врача или учителя, скромного («Праведники не высовываются. Их видит лишь
тот, кто сострадает» - Р.Г.), несуетного, нестяжателя, привыкшего думать
широко и о многом и за многое чувствовать себя лично в ответе. В то же время
Р.Г. присущи черты, выгодно отличающие его от значительной части
интеллигентных людей с их неорганизованностью, несобранностью, неумением
постоять за себя (как говаривал один одессит, «Интеллигентность и поцеватость
- не обязательно синонимы»). Р.Г. умеет доводить до конца самую неприятную,
но нужную работу. Достаточно вспомнить борьбу с произволом администрации
и партийной бюрократии Ленинградского университета в годы застоя, когда
Р.Г., вопреки всему, в том числе советам доброжелателей и, казалось бы,
здравому смыслу, отстоял свое достоинство и победил. При этом он проявил
себя не «мальчиком для битья», а хладнокровным и расчетливым стратегом и
тактиком. В этой борьбе не было ничего от истерической жертвенности, не было
надрыва, зато присутствовал, как это ни покажется странным, интерес
исследователя, попавшего в непривычную область «драматической
социологии». В дальнейшем сам Р.Г. лапидарно сформулировал уроки этой борьбы: «Если учиться на жизни и для жизни, то именно критическая ситуация
наиболее содержательна и плодотворна для изучения реальных весьма
динамических процессов». Конечно, цена, которую заплатил Р.Г. за этот совсем
не обязательный опыт, очень высока.
И еще один очень показательный пример. Известный русский биолог
А.А.Любищев (1890-1972) оставил огромное рукописное наследие. Одним из
своих душеприказчиков он попросил быть Р.Г., и это был мудрый выбор!
Публикация трудов Любищева требует не только колоссальной редакторской и
просто технической работы, но и сталкивается со многими политическими
трудностями. Любищев был активным антидарвинистом и весьма скептически
относился к догмам советского строя, впрочем, как и ко всем догмам вообще! В
этом он удивительно созвучен натуре Баранцева, но это же означает, что далеко
не все одобряют взгляды еретика. А книги Любищева выходят, и основная
заслуга в этом, бесспорно, принадлежит Р.Г.
Сейчас Баранцев, не прекращая работы над наследием Любищева,
публикует неизвестные труды С.В.Мейена (1935-1987), его собираются привлечь
к работе над архивом Ю. А.Шрейдера (1927-1998).... Эта деятельность как нельзя
лучше характеризует человеческую сущность Баранцева. Его горение - не
пресловутый интеллигентский «соломенный жар», но ровное и негасимое пламя.
При этом Р.Г. далек от фанатизма и имеет большой вкус к «радости
человеческого общения». Я уже много лет состою в эпистолярном общении с
Р.Г. (он ведет систематическую и неформальную переписку с огромным
количеством респондентов!) и не раз поражался чуткости и способности со-
чувствовать этого очень занятого человека. Кстати, Р.Г. никогда и никуда не
спешит.
Попробую в заключении выделить основную черту характера Р.Г., стержень его личности или, если говорить в асимптотико-синергетических терминах,
параметр порядка. Я думаю, это - нонконформизм. Р.Г. - человек, органически
неспособный ходить строем. Критически настроенный по отношению к
советской власти, он не встал в стройные ряды диссидентов. Многого
добившись в газовой динамике, не марширует проторенными путями, а
переходит в синергетику и философию науки (не оставляя, впрочем, и
конкретную научную деятельность). Активно проповедываемая Р.Г. тринитарная методология с идеей разрешимости конфликтов через выход в другое измерение
- основа его жизненной философии. И в этом главный для нас урок Баранцева,
за который мы ему глубоко признательны.