Напечатать документ Послать нам письмо Сохранить документ Форумы сайта Вернуться к предыдущей
АКАДЕМИЯ ТРИНИТАРИЗМА На главную страницу
Золин П.М.
Незнание как апологетика веры


Oб авторе
«И что худого от незнания, когда у нас, исправно самое важное? И это признано не только у нас, которые смеемся над внешнею мудростию и почитаем ее буйством (1 Кор. III, 19), но даже у самих внешних философов. Посему многие (из них) не очень заботились об этом знании, а другие и совсем пренебрегли им и до конца остались неудачными и, посвятив всю свою жизнь нравственной части философии, сделались весьма знаменитыми и славными. Так Анахарсис, Кратис и Диоген нисколько не заботились об этом искусстве; а некоторые говорят тоже и о Сократе, и это может засвидетельствовать нам тот, кто более всех отличался в этом искусстве и точнее других знал дела его. Введя Сократа в судилище для оправдания, в защитительной речи пред судьями, (Платон) представил его говорящим так:
«Афиняне, вы услышите от меня всю правду, клянусь Зевсом, а не речи разцвеченныя и разукрашенныя, подобно речам судей, отменными выражениями и словами; нет, вы услышите речь, изложенную просто и прямо, словами, какия случатся; ибо я уверен в справедливости того, что говорю, и никто из вас пусть не ожидает чего-нибудь другого; и с моим возрастом несообразно было бы явиться пред вами подобно юноше, сочиняющему речи» (Платон «Апология Сократа»).
СЛОВО ТРЕТИЕ.
К ВЕРУЮЩЕМУ ОТЦУ.
К ВРАЖДУЮЩИМ ПРОТИВ ТЕХ,
которые привлекают к монашеской жизни.
Творения
Святаго Отца Нашего
Иоанна Златоуста,
архиепископа Константинопольскаго,
в русском переводе.


Здесь напрашивается общеизвестное. Я знаю только, что ничего не знаю.
Суть в привычном духе апологетики «абсолютной веры» – знания земные ничто перед божественными. Но у кого есть право вещать от имени Самого Бога, если тот – вольно или невольно (если существует) — допускает земной науке осмысление и освоение Всей Вселенной ?!
Иоанн Златоуст (по-гречески Хрисостом) жил в IV веке нашей эры и известен как автор первого текста Божественной Литургии. И тоже отразил – наряду с множеством богословов — принципиальное различие религиозной веры и научной – последняя (крайняя и т.п.) ничего не принимает на веру, если этого нельзя проверять, проверять и проверять. Всем и каждому.
За Анахарсиса Иоанну Златоусту спасибо. Иоанн признавал у образованных верующих достаточно высокий уровень знаний, где имелись устойчивые представления об Анахарсисе, Кратисе, Диогене, Сократе, Платоне, которые чтились в Северном Причерноморье и за три века до Златоуста (Хрисостома Второго). Первым был Дион Христостом, побывавший у низовий Днепра и Южного Буга около 100 года нашей эры.
И здесь мы обратимся к знанию. К самому Счастью Знания.
В период своего расцвета территория Ольвии (в переводе с древнегреческого – счастливая; хотя есть версии о связях ононима с онинимами типа «полба» — пшеница, оливы и т.п.) составляла около 50-55 га (20-25 га затоплены водами лимана), а его некрополя — около 500 га, а по берегам Бугского, Днепровского, Березанского лиманов располагались полторы сотни сельских поселений, составлявших сельскую округу города. Этому бы позавидовали средневековые Новгород и Руса, в которой – кстати – хранилась одна икона из Ольвии.
Увеличить >>>
Рис. 1. Современная округа низовий Буга (южнее города Николаева). Тендровская песчаная коса длиной около 150 км признается «Ахилловым бегом» (Ристалищем Ахилла) – местом тренировок голубоглазого и русого скифского царя.
Избранное первопоселенцами место у Гипаниса (Буга; правда, так до нашей эры иногда именовали и Кубань) очень подходило для будущего города, так как оно имело естественные оборонительные линии, что было важно на первых порах жизни поселенцев. Высокое плато имело подтреугольную в плане форму, с двух сторон оно было окружено глубокими балками, здесь располагался Верхний город, склоны которого окружали амфитеатром Нижний город (перепад высот составляет свыше 30 м), защищенный с третьей стороны лиманом. В Нижнем городе существовали выходы пресных вод, которые использовались жителями и оформлялись каптажами и колодцами. В Верхнем городе вода хранилась в специальных водоемах и цистернах.
В округе существовали плодородные земли, столь необходимые для развития полиса, автохтонное население отсутствовало. Наличие таких крупных водных артерий, как древние Гипанис и Борисфен (совр. рр. Южный Буг и Днепр), способствовало развитию торговли и обеспечивало население рыбой. В истории Ольвии выделяется три основных периода — 1 — эллинский (от основания города во второй четверти 6 в. до н.э.- до середины 1 в. до н.э.- времени гетского нашествия); 2 — греко-римский (от момента восстановления Ольвии в конце 1 в. до н.э. — до второго готского нашествия в 269-270 гг.); 3 — позднеантичний (от времени возобновления жизни на месте Ольвии в последней четверти 3 в. — до ее полного прекращения в третьей четверти 4 в.).
Увеличить >>>
Рис. 2. Карта основных городов Северного Причерноморья 7 – 4 вв. до н.э.

Во время первого, наиболее продолжительного периода, государство-полис Ольвия достигло максимального за всю историю своего существования расцвета экономики и культуры, развитие которых проходило на базе сохранения и развития традиций греческой метрополии. Второй период характеризуется уменьшением экономического потенциала государства, сокращением территории города, проникновением римских влияний вплоть до введения римского гарнизона и подчинения администрации римской провинции Нижняя Мезия, усилением контактов с другими этносами Великой Скифии и соответственно ростом влияния неантичных элементов. Третий период является временем окончательного упадка Ольвии. Каждый из этих периодов делится в свою очередь на ряд этапов, выделенных по переломным моментам и событиям в истории государства.
В первой половине 6 в. до н.э. Ольвия представляла собой небольшое поселение, располагавшееся в основном в южной и центральной частях Верхнего города. Первые жилища ольвиополитов были довольно простыми по своему устройству. Это землянки и полуземлянки, выкопанные в материке, иногда с невысокими глинобитными, выложенными из сырцового кирпича или камня наземными стенами. Пол был обмазан глиной и плотно утоптан, шатровые или одно — двускатные крыши покрывались камышом или соломой. Внутри помещений вырезались в материковом грунте столики, лежанки, очаги, углубления для установки сосудов, небольшие ниши в стенках. Обычно несколько землянок относились к одному владению, часть их была жилой, часть — хозяйственной. В это же время возникает и наиболее древний в Ольвии культовый участок — теменос, где поклонялись Аполлону Врачу. Сам Аполлон признавался покровителем гипербореев, живших севернее терема Борея (обосновавшегося на горах Рипах, ныне отчасти Валдайских).
Со временем, во второй половине и особенно в последней трети 6 в. до н.э., земляночная застройка распространяется почти на всю территорию Верхнего города, в центре которого появляется еще один теменос — с культом Аполлона Дельфиния (монеты в форме дельфина ольвийцы одно время и чеканили), и возникает агора — площадь, имевшая торгово-административные и общественные функции. Это словено-русский Торг, который был славен и в Великом Новгороде. У торга проходили знаменитые веча. Прародителем скифов-сколотов, по эпосу самих скифов, считался Таргитай. Есть разные трактовки этого имени – чаще от Тархунта, древнего бога типа Перуна. Но немало шансов у Таргитая быть и одним из первых торговцев-купцов (великих гостей).
На теменосе Аполлона Врача более 25 веков назад возводится небольшой храм, богато украшенный вырезанными из известняка и терракотовыми полихромными архитектурными деталями, а на теменосе Аполлона Дельфиния появляется священная роща. На обоих участках строятся алтари. Появление этих двух теменосов, а главное — агоры, и начало выпуска собственной, сугубо местной бронзовой монеты в форме дельфинов позволяет говорить о возникновении государства в конце третьей четверти 6 в. до н.э.С самого начала на территории будущего города были намечены первые магистрали — дома колонистов располагались в Верхнем городе вдоль дороги, которая в будущем стала Главной улицей и вела с севера на юг через все плато Верхнего города. Намечались и некоторые поперечные улицы.
Вокруг Ольвии во второй половине 6 в. до н.э. формируется ее хора – сельская округа. Возникает множество небольших сельских поселений, население которых занималось земледелием, животноводством, охотой и рыболовством, в небольшой степени ремеслом. Культура и быт этих людей практически не отличались от культуры и быта ольвиополитов, это были те же переселенцы из греческих городов, что и жители Ольвии. Они же обосновались и в скифском городе Гелоне, который был много севернее (выше Полтавы; округа Бельска).
С начала 5 в. до н.э. в городском строительстве происходят существенные изменения — в это время по всей площади города начинают возводиться жилые дома обычного для греческого общества типа. Это наземные дома с внутренними дворами, сырцовыми на каменных цоколях стенами, с крытыми саманом и черепицей крышами. Формируется основная планировка города, жилые кварталы ограничиваются улицами и переулками. Возможно, в первой половине 5 в. до н.э. строится и первая оборонительная стена города, которую мог видеть Геродот во время своей поездки на берега далекого Понта. Такие изменения произошли в значительной степени благодаря тому, что к 5 в. до н.э. Ольвия укрепила свою экономику, ее сельское хозяйство и ремесло были настолько развитыми, что даже существенное сокращение сельскохозяйственной территории — хоры — в первой трети 5 в. до н.э. не смогло отразиться на росте и процветании города.
Увеличить >>>
Фото 1. Ольвия – остатки строений

Во второй половине 6 — первой половине 4 вв. до н.э. Ольвия выпускает свою литую бронзовую монету вначале в виде монет-стрелок, затем дельфинов и больших круглых ассов с изображениями Афины, Медузы Горгоны, Деметры.


Фото 2. Монеты Причерноморья в виде скифских стрел 7 – 6 вв. до н.э. (отражены в рассказе Геродота о подсчете населения Скифии времен царя Арианта)



Фото 3. Монеты Ольвии в форме дельфинов и рыб. 6 век до н.э.
Фото 4. Ассы Ольвии 6 – 5 веков ж он.э.

На рубеже 5-4 вв. до н.э. монетное дело полностью переходит в ведение государства и упорядочению денежного обращения теперь уделяется значительное внимание. Так, декрет начала второй половины 4 в. до н.э. по предложению Каноба, сына Фрасидаманта предписывал производить все торговые расчеты в ольвийской медной и серебряной монете на камне в экклесиастерии. За нарушение постановления продавца и покупателя ожидала конфискация товара и денег. Этим же декретом устанавливался курс городской монеты — 10 с половиной ольвийских статеров за один золотой статер г. Кизика (IPE,I2, 24). Монетное дело процветало во многих городов Северного Причерноморья, включая и античные города российского Приазовья – Танаис, Фанагорию, Горгиппию (Анапу).

Фото 5. Монеты (российской) Фанагории 5 – 4 вв. до н.э.

Конец VII — VI в.в. до н.э. Первым эквивалентом денег в Северном Причерноморье становятся наконечники стрел с тупыми и закругленными концами, другими конфигурациями, исключающими их использование как оружие. Они выпускались в Скифском государстве, а также в греческих поселениях на острове Березань и в Ольвии. В VI в. до н.э. в Ольвии появлются литые монеты в виде «дельфинов» и «рыб». В конце этого же века начинает выпуск серебряных монет Пантикапей.
V в. до н.э. Ольвия осуществляет выпуск бронзовых литых монет — «ассов» круглой формы с изображениями Афины, Горгоны, а позже и Деметры, а также их фракций. В Керкинитиде первыми монетами также становятся литые монеты «стрелки» и «рыбы». Никоний выпускает серию литых монет с именем покровителя города — скифского царя Скила. Им также выпускаются литые подражания монетам города Истрия. Продолжает чеканить монету Пантикапей, начинает чеканку храм Аполлона.
Конец V — IV в.в. до н.э. Почти все основные греческие города Северного Причерноморья переходят к чеканке собственных монет из серебра и меди: Синдская Гавань, Нимфей, Феодосия, Херсонес, Тира, Фанагория, Ольвия и Пантикапей чеканят также и золотые монеты. Выпускаются скифские подражания серебряным драхмам македонского царя Филиппа II. В денежное обращение Северного Причерноморья начинают включаются монеты Западного и Южного Понта, других греческих городов-государств.
III в. до н.э. Продолжают выпуск монет города-полисы Ольвия, Тира, Херсонес, Пантикапей. Прекращается чеканка в Феодосии и Керкинитиде. Феодосия была подчинена и включена в состав Боспорского государства, а Керкинитида — в состав Херсонесского полиса. Кельтские племена, населявшие Приднестровье и придунайские области, чеканят собственные статеры из золота и серебра. II в. до н.э. Денежное обращение в Северном Причерноморье остается без серьезных изменений. Продолжаются выпуски монетных дворов Пантикапея, Ольвии, Тиры и Херсонеса. Ольвия попадает под влияние Скифского царства и чеканит монеты с именами скифских царей Скилура и Акроссы.
I в. до н.э. Понтийский царь Митридат VI Евпатор включает в состав своей державы все основные города-полисы Северного Причерноморья. Это вызвало приток монет понтийских городов Синопы, Амиса, Амастрии и других в Северное Причерноморье и их частичный перечекан на местных монетных дворах. В середине I в. до н.э. Ольвия и Тира подвергаются гетскому нашествию и на определенное время перестают чеканить монету.
Римско — сарматский период — V в.в. н.э.
I в. н.э. Денежное обращение активно функционирует на всей причерноморской территории современной Украины. Боспорское царство попадает под влияние Римской империи и с начала I в. н.э. чеканит золотую и медную монету с портретами римских императоров и боспорских царей. Город Тира становится римским провинциальным городом и также чеканит монеты с изображениями римских императоров. В денежном обращении Северного Причерноморья активно участвуют монеты Римской империи и ее провинций. После гетского разгрома возрождается чеканка медных монет в Ольвии, которая также чеканит золотую и серебряную монеты с именами сарматских царей Фарзоя и Иненсимея.
II в. н.э. Продолжается городская чеканка в Ольвии и Херсонесе, а Боспорское государство и Тира продолжают чеканку, находясь под протекторатом Рима. В денежном обращении активно участвуют римские денарии.
III в. н.э. В первой четверти этого столетия под влияние Римской империи попадают Ольвия и Херсонес и начинают чеканить монеты с портретами римских императоров. Однако с середины столетия перестают чеканить монеты, возможно, в связи с их захватом варварскими племенами. Скифо-сарматские и готские племена чеканят подражания римских денариям в серебре и меди. В денежном обращении также участвуют фракийские подражания римским медным монетам.
IV — V в.в. В первой половине IV в. прекращается чеканка монет в Боспорском государстве. Монетные дворы Ольвии, Тиры и Пантикапея находятся в упадке. Общий кризис античной системы усугубился для Северного Причерноморья опустошительным набегом гуннов в 80-х г.г. IV столетия. Продолжает чеканку только Херсонес, попавший под влияние Восточной Римской империи, и выпускавший монеты с портретами римских императоров Феодосия II, Льва I, Зенона и других.
Арабо — византийский период VI — X в.в. тоже связан с чеканкой монет в округе, в том числе и в VI — VII в.в. Правда, из северо-причерноморских городов чеканку монет осуществляет только Херсонес (Севастополь). Монеты чеканятся от имени императоров Юстиниана I, Юстина II, Маврикия, Ираклия. В денежном обращении активно участвуют монеты Византийской империи. На всей остальной территории современной Украины денежное обращение практически замирает. Возможно, это связано с какими-то военными действиями или межплеменной борьбой.
VIII — IX в.в. На юге современной Украины по-прежнему господствуют византийские монеты и литые монеты Херсонеса (славянское название — Корсунь), выпущенные от имени императоров Михаила III, Василия I, Льва IV и Александра. В конце VIII в. на территорию Украины начинают поступать сасанидские драхмы и куфические дирхемы различных восточных государств — Омейядов, Аббасидов, Саманидов и другие.
X в. На всей территории Киевской Руси господствуют восточные монеты и подражания им, а также «резаны» — обрезки куфических дирхемов. На юге в основном обращаются византийские монеты и литые монеты Херсонеса с инициалами императоров Константина Багрянородного, Романа II, Иоанна Цимисхия и другие. В связи с проникновением христианства и развитием торговли в Киевской Руси в конце X в. великий князь Владимир начал чеканить первые древнерусские монеты из серебра и золота — «сребреники» и «златники». На Кубани возникает Тмутараканское княжество, подчинявшееся Киевской Руси. Со второй половины X в. это княжество начинает выпускать медные и серебряные подражания византийским миллиарисиям.
Киевско — европейский период X — XIII в.в. тоже отмечен своим монетным делом.
X — XI в.в. В Киевской Руси продолжают выпускаться златники и сребреники князей Владимира Великого, Святополка, Ярослава Мудрого и других. Быстрое прекращение чеканки древнерусских сребреников возможно связано с тем, что они, в основном, имели низкую пробу серебра и плохо принимались рынком, на котором привыкли к высокопробным куфическим дирхемам. Возможно, также, что это произошло из-за обильного проникновения на древнерусский рынок высокопробных серебряных монет европейских государств — денариев -, а также византийских золотых, серебряных и медных монет. Кроме того, в обращении все еще оставалось значительное количество восточных дирхемов. С середины XI в. в Киевской Руси начинает выпускаться литая серебряная монета — гривна -, которая становится основной денежной единицей Руси, а также ее рубленные части — рубли. В первой половине XI в. прекращает свои выпуски Херсонес. Его последние монеты вышли с инициалами византийского императора Романа IV.ю. XII — начало XIII в.в. Основной денежной единицей Киевской Руси остаются серебряные слитки — гривни. Кроме Киева их выпускают Чернигов, Новгород, а также Литва. В обращении присутствуют европейские денарии, византийские серебряные и медные монеты, а также монеты мусульманских государств Востока. Из-за постоянных войн с половцами и междуусобицы князей денежное обращение начинает постепенно затухать и подменяться товарообменом. После нашествия монголо-татар в 1240 г. денежное обращение на территории Киевской Руси замирает, но к концу средневековья окончательно возрождается (подробности, включая изображения монет, с сайта http://www.museum.com.ua/fondu/history.htm).
Краткий очерк о монетном деле севернее Черного моря принципиально важен, так как чаще всего даже у многих вроде бы образованных людей нет элементарных представлений о его развитии со времен античной Лидии (которую и признают родоначальницей монетного дела). Лидию 7 – 6 вв. до н.э. наполняли киммерийцы и скифы, которые могли начать монетное дело и там – на землях, ранее относившихся к индоевропейской Хеттии.
Если в начале существования Ольвии ее население было довольно однородно по своему экономическому положению и культурно-этническим проявлениям, то со временем общество все больше расслаивается, растет число рабов и зависимых лиц, социальные противоречия обостряются. Особенно ярко это проявилось в трудное время, когда в 331 г. до н.э. под стены Ольвии подошел полководец Александра Македонского Зопирион. Положение города, военная организация которого основывалась на системе народного ополчения, было чрезвычайно тяжелым. Большинство сельских поселений было уничтожено, и горожанам, кроме военного захвата, стал угрожать голод. Власти полиса были вынуждены пойти на крайнюю меру — они освободили рабов, предоставили права иностранцам, проживавшим в Ольвии, аннулировали долги ольвиополитов. Это способствовало увеличению рядов защитников города и повысило их заинтересованность в победе. Об этих событиях со слов своих предшественников рассказал античный писатель 4-5 вв.н.э. Макробий. Он считал, что Зопирион не взял Ольвию, да и в городе отсутствует слой, который можно было бы связать с его разрушением в это время. Об осаде могут свидетельствовать только следы пожара, прослеженные на оборонительной стене 4 в. до н.э. в районе Западных городских ворот и в районе северной оборонительной стены в Нижнем городе.
Специалисты справедливо подчеркивают, что в Ольвии были свои философы, ученые, поэты, музыканты. Некоторые из них называются в письменных источниках — философ Бион Борисфенит (правда, все же этот философо с берегов Борисфена – Днепра), философ — стоик Сфер, философ и историк Посидоний. В городе был театр, который упоминается в нескольких надписях. Ольвиополиты достаточно активно занимались спортом, они устраивали состязания в беге, метании копья и диска, стрельбе из лука, рукопашном бое. В соревнованиях участвовали также люди, занимавшие важные посты в государстве — архонты, стратеги. В городе был гимнасий, подобные чему существовали и в других античных городах Северного Причерноморья.
В быту ольвиополитов использовалось множество предметов искусства. Даже их повседневная посуда, а особенно применявшаяся на парадном столе, представляла собой художественное произведение. Это чернолаковые, чернофигурные и краснофигурные сосуды изысканных форм и пропорций, с художественно исполненными росписями с мифологическими, историческими, бытовыми, орнаментальными сюжетами. В домах обязательно были небольшие терракотовые, реже — мраморные статуэтки, изображавшие богинь (чаще всего Деметру, Кору, Кибелу), богов, силенов, сатиров, эротов, животных, простых людей — мальчиков и девочек, женщин в изящных одеждах, маски актеров и др. Много образцов мелкой пластики привозилось из Греции, в частности, здесь найдено много танагрских статуэток, славившихся в античном мире своим изяществом и совершенством исполнения. Иногда привозились формы для изготовления терракот на месте.
Значительное число терракотовых статуэток изготовлялось в мастерских Ольвии по собственным образцам. Примером таких местных терракот являются крупные полуфигуры Коры-Персефоны и ее матери Деметры, выполненные в греческом стиле, украшенные росписью. Часть мраморной скульптуры была привезена из Греции и выполнена на высоком художественном уровне. Так, найден постамент от статуи с подписью Праксителя, многие из обнаруженных фрагментов скульптур несут на себе влияние школ Фидия, Праксителя, Скопаса, Лисиппа. В традициях школы Скопаса изготовлена голова бога врачевания Асклепия (Эскулапа), Праксителя — голова Гигиейи. Довольно много скульптур относятся к так называемой александрийской школе — голова Эрота, фигура Артемиды Ольвийской, Аполлона, скульптура сидящей молодой женщины, возможно, музы и многие другие. Существовала и местная школа художественного творчества. В скульптуре она ярче всего выразилась в рельефах с изображением Кибелы. Образ богини повторяет обычный ее облик — со львенком на коленях, тимпаном и чашей в руках, она сидит в кресле с высокой спинкой. Однако манера исполнения отличается от греческих изображений. Вероятно, в Ольвии был изготовлен и мраморный рельеф с изображениями (возможно, портретными) коллегии ситонов, посвятившим его Благосклонно Внемлющему Герою. На ольвийском некрополе найдены различные надгробные памятники, которые чаще всего представляли собой стелы, сделанные по греческому образцу из местного известняка — с небольшим фронтоном и полем для изображения. Встречаются и так называемые антропоморфные надгробия — примитивное изображение верхней части человеческой фигуры.
Расцвет полиса длился примерно до середины — последней четверти 3 в. до н.э., когда Ольвия вступает в полосу затяжного и тяжелого социально-экономического и военно-политического кризиса. Усиливается процесс нарастания имущественного неравенства и расслоения внутри общины ольвиополитов. Происходит обнищание средних слоев населения и скопление значительных богатств в руках отдельных граждан. В полисе происходят социальные волнения.
Яркую картину упадка Ольвии, имущественного неравенства жителей, голода, обостренной военно-политической ситуации рисуют лапидарные памятники Ольвии этого времени — декреты в честь Анфестерия и Протогена, своей благотворительной деятельностью в той или иной мере способствовавших преодолению кризиса. В первом документе речь идет о войнах и голоде, об алтарях, пришедших в негодность, упоминается ольвийский военный флот, распри и раздоры в полисе. Аналогичная картина отражена в гораздо лучше сохранившемся почетном декрете в честь ольвийского богача и общественного деятеля Протогена. Он давал в долг государству огромные суммы денег для заготовки хлеба в неурожайные годы, на восстановление старых и строительство новых укреплений (IPE, I2, 32). Кроме того, Протоген помогал полису деньгами, когда саии явились за очередными дарами, и на снаряжение нескольких посольств, в частности к царю Сайтафарну; а когда случился еще один голод — при жреце Плейстархе — продал еще 2500 медимнов хлеба по более дешевой, чем другие торговцы цене, к тому же в кредит и без процентов. Существенную помощь Протоген оказывал городскому строительству, он предложил деньги (2000 золотых) для строительства оборонительных стен, ремонта башен, житницы. Декрет в честь Протогена рисует крайнее ухудшение внешнеполитического положения государства.
В это время осложняется политическая обстановка во всем античном мире. В округе Ольвии происходит перемещение населения в связи с угрозой нападения враждебных племен, вождям которых — в частности Сайтафарну — она платит дань. Особенно острая ситуация возникла, когда появилась угроза нападения воинственных племен галатов и скиров в конце 3 в. до н.э. Пользуясь тяжелым положением государства, пытаются добиться освобождения ольвийские рабы. В то же время соседние племена скифов, фисаматов и савдаратов, опасаясь жестокости галатов, стремятся укрыться за стенами Ольвии. Ремесла и особенно сельское хозяйство Ольвии приходят в упадок. Около середины 3 в. до н.э. жизнь на сельских поселениях большой хоры замирает (до середины 2 в. до н.э. продолжают существовать только немногочисленные поселения на левом берегу Бугского лимана) — экономика государства лишается одной из важнейших своих основ — товарного производства сельскохозяйственной продукции. Судя по декрету Протогена, государство не только не в состоянии вывозить хлеб на продажу, но даже не всегда может обеспечить собственные потребности в зерне. Все это в свою очередь приводит к сокращению торгового оборота. Нам неизвестно, состоялось ли нашествие галатов, хотя, скорее всего, именно о нем косвенно может свидетельствовать прекращение существования большой хоры в середине 3 в. до н.э.
Тяжелый кризис продолжается и позднее, во 2 — первой половине 1 в. до н.э., о чем красноречиво свидетельствует декрет в честь Никерата (IPE, 12,34), изданный до 180 г. до н.э. В декрете речь идет о нападениях варваров, от которых, будучи одним из верховных военачальников, спас граждан полиса Никерат. Одним из его подвигов было отражение нападения на святилище в Гилее, откуда он отослал людей в город, а сам остался и был убит в результате вероломной засады неприятелей. В середине 2 в. до н.э. Ольвия, вероятно, попала под протекторат позднескифского государства в Крыму. Свидетельством этого может являться чеканка в Ольвии серии монет с именем скифского царя Скилура в сочетании с названием города Ольвии. Одновременно чеканились и собственно ольвийские монеты. После поражения скифского царства в Крыму при царе Палаке в его войне с Херсонесом, скифы теряют протекторат над Ольвией и она попадает в зависимость от Понтийского царя Митридата VI Евпатора, под властью которого в это время уже находились Боспор и Херсонес.
Гарнизон Митридата VI размещается в Ольвии в конце 2 в. до н.э., он переселил сюда часть жителей южнопонтийского города Армены (близ Синопы). Это нашло свое отражение, в частности, в широком распространении монет центров южного Понта и Пафлагонии, городов Амиса, Амастрии, Синопы. Однако одновременно существовала и ольвийская полисная чеканка монет, очевидно, Ольвия сохраняла свою государственность. В это же время разбираются постройки Восточного теменоса, камень идет на укрепление оборонительных стен города. Давление варваров на город на некоторое время ослабело, что дало возможность несколько стабилизировать экономику полиса. После гибели Митридата, в 60-е годы 1 в. до н.э. Ольвия вышла из подчинения Понтийской державе. Но обстановка продолжает оставаться напряженной. Ольвия не раз подвергается нападениям воинственных племен, причем «город уже несколько раз был взят врагами», о чем и сообщал ритор из Вифинии Дион Хрисостом. Город постепенно пустеет, на месте жилых кварталов возникают пустыри.
В середине 1 в. до н.э. ослабленная длительным кризисом Ольвия была разгромлена войсками гето-даков во главе с Буребистой. Оставшиеся в живых жители покидают город, и жизнь здесь прекращается на несколько десятилетий. Город никогда уже не достигает уровня прежнего расцвета. Ольвиополиты, вероятно, были вынуждены укрыться в других античных центрах или в среде дружественных варваров. Такой средой для них, возможно, стало эллинизированное население нижнеднепровских городищ. Пребывание ольвиополитов среди населения этих городищ способствовало их дальнейшей эллинизации. Жизнь на месте Ольвии возрождается не ранее конца I в. до н.э., по прошествии нескольких десятилетий после гетского разгрома. При рассмотрении причин, приведших к возобновлению жизни здесь, не следует абсолютизировать мнение Диона Хрисостома, сообщавшего, что, как ему кажется, город был восстановлен по желанию окружающих скифов, нуждающихся в торговле с эллинами, но не умевших устроить торговое место по эллинскому образцу (Or., XXXVI). Это заявление Диона свидетельствует только о том, что варвары не препятствовали восстановлению города вследствие собственной заинтересованности, однако полностью причин его возрождения не объясняет.
Основой экономики Ольвийского государства всегда являлось сельское хозяйство, а не торговля, что требовало необходимых условий именно для этого. В географическом отношении округа и ранее вполне соответствовало требуемым условиям. Таким образом, основную роль в восстановлении города сыграло изменение военно-политической обстановки в Северо-Западном Причерноморье. С одной стороны, политическое образование Буребисты распалось практически сразу после его смерти, предположительно в 44 г. до н.э., а в 29 г. до н.э. начались планомерные мероприятия римлян по усмирению гетов, в связи с чем они не представляли более опасности для своих восточных соседей. С другой стороны, вскоре началось продвижение на запад сарматских племен, с набегами которых римляне были вынуждены бороться еще около 15 г. до н.э. На рубеже эр разрушению подвергается часть нижнеднепровских городищ, на других — возводятся каменные оборонительные стены. В то же время, задев нижнеднепровские городища, сарматы прошли севернее Ольвии, так как их больше привлекали богатые провинции Подунавья, чем разрушенная ОльвияТаким образом, в конце I в. до н.э. в Нижнем Побужье складываются благоприятные условия для восстановления сельского хозяйства, что и привело к возрождению Ольвийского государства.
Мимо этого периода в отечественной истории не прошел Сергей Михайлович Соловьев « История России с древнейших времен» (Том 1. Глава 2.): «Верную картину быта греческих колонистов можно видеть в рассказе Диона Хрисостома, который в Ольвии искал убежища от преследований Домициана.... на ступенях Юпитерова храма, толпа стояла с напряженным вниманием; Дион восхищался античным видом своих слушателей, которые все, подобно грекам Гомера...» (http://www.booksite.ru/fulltext/sol/ovy/soloviev_s_m/hist_g_r/1_2_2.htm (11КБ) 12.01.1999). Есть и иные версии причин хождений Диона по Северному Причерноморью. Его видят и разведчиком императора Траяна.
Сонни Адольф Израилевич еще в Х1Х веке защитил докторскую диссертацию о Хрисостоме. Сонни был филологом, профессором университета св. Владимира. Родился в 1861 г.; высшее образование получил в русской филологической семинарии в Лейпциге. За диссертации «De Massiliensium rebus» (1887) и «Ad Dionem Chrysostomum analecta» (К., 1896) С. был удостоен степеней магистра и доктора греческой словесности. Последняя работа, написанная на основании долголетнего изучения рукописей Диона Хрисостома и древних толкований к нему, отчасти впервые опубликованных, представляет введение к изданию Диона, порученному С. известной фирмой Тейбнера в Лейпциге. С. много работает над древнелатинскими пословицами; результаты своих занятий публикует в «Archiv fur lateinische Lexicographie» (особ. в 1895 г.) и в «Филологическом Обозрении» (т. XVI, 1899). В этих же журналах помещены многочисленные статьи С. по латинской лексикографии и объяснению Катулла. Другие статьи в «Rheinisches Museum», «Neue Jahrbucher fur klass. Philologie» «Berliner philologische Wochenschrift», «Philologus», в «Киевских Университетских Известиях» (в 1887 г. «Александризм и его влияние на русских поэтов»), в «Журнале Министерства Народного Просвещения» и других.
Эти подробности важны, так как Иоанн Златоуст все же слишком затмевает в российской истории не менее значимого Диона Златоуста.
Дион подчеркивал патриотизм жителей Ольвии и их безусловное уважение ко всему греческому как индоевропейскому (Or., XXXVI). В восстановленном после гетто-госткого разгрома городе, очевидно, гражданская община Ольвии формировалась заново, не только из коренных ольвиополитов, но и из части эллинизированного населения нижнеднепровских городищ и более северных территорий. Это первоначально ираноязычное население (скифы; хотя меланхлена Каллистрата иногда относят и к праславянам-сарматам), перенявшее античную культуру, и, очевидно, в течение нескольких столетий нивелируемое этнически, и дало большое количество иранских имен среди должностных лиц, что фиксируется в надписях Ольвии этого времени.
Вероятно, именно это дало основание Диону Хрисостому, посетившему Ольвию в 1 в., сообщить, что в восстановленные города, в том числе и в Ольвию, нахлынула масса варваров. Согласно его сообщению, это отразилось на некоторых деталях быта ольвиополитов. Так, описывая их военный костюм, Дион находит в нем сходство со скифской одеждой. Кроме того, он отмечает и недостаточно чистый греческий язык жителей Ольвии. Однако в ольвийской эпиграфике практически нет отклонений от норм греческого языка. Заимствование же «варварского» костюма было вызвано его лучшей приспособленностью к местным климатическим особенностям. В тоже время Дион Хрисостом считает, что ольвиополиты — эллины по характеру, в их облике много ионийского, все они на древний манер длинноволосы и бородаты, почитают греческих богов Ахилла и Зевса, любят и знают наизусть Гомера, а некоторые — и Платона. Этот сюжет зачастую не попадает в учебники и популярную литературу.
Сами жители Ольвии как с греческими, так и с иранскими или смешанными именами ощущали себя эллинами, относясь безразлично к пестрой смеси имен. Они говорили по-гречески, отправляли должности архонтов, стратегов, агораномов и даже жрецов, поклонялись греческим богам Зевсу, Аполлону, Ахиллу, Гермесу и др. Основой экономики Ольвии и ее округи остается сельское хозяйство — земледелие и животноводство. Развиваются виноградарство и виноделие, обеспечивавшие, в основном внутренний рынок. По-прежнему существуют промыслы и ремесло. К середине 1 в.н.э. возобновляется чеканка медных монет, которые сохраняют характер монет автономного города. Медные деньги служили для нужд внутригородского рынка, для торговли с соседними племенами использовались римские денарии. Круг торговых связей римской Ольвии был достаточно широк. Преобладала торговля с малоазийскими и южнопонтийскими центрами — Пергамом, Синопой, Византием. Существовали связи с италийским регионом, однако ввоз товаров оттуда фиксируется в основном до рубежа 1-2 вв., затем его сменяет импорт товаров из западных провинций Римской империи. Кроме того, торговля велась с Аттикой, Восточным Средиземноморьем, Александрией Египетской, а также с античными центрами Северного Причерноморья — Тирой, Херсонесом Таврическим, городами Боспора. Судя по данным эпиграфики, Ольвия продолжала оставаться самостоятельным государством с обычной полисной структурой. Однако во второй половине 1 в., возможно, существовала какая-то зависимость Ольвии от сарматских племен, живших к северо-западу от границ Ольвийского государства.
Изучение сарматских памятников нижнебугского региона показывает, что с середины 1 в. они располагаются вокруг Ольвийского государства. Вероятно, их сдерживала система городищ, существовавших в это время по Днепро-Бугскому лиману и державших под контролем границы государства. Насильственного захвата и прямого подчинения Ольвии сарматским царям Фарзою и Инисмею не произошло. Однако, существует ряд фактов, позволяющих говорить об определенном политическом протекторате сарматов над Ольвией — это использование монетного двора города (чеканка золотых монет Фарзоя и серебряных Инисмея), наличие здесь некоторого количества предметов с сарматскими знаками, погребение двух знатных сармат на хоре Ольвии. Взаимоотношения с Римом в это время не вполне ясны. Вряд ли Ольвия принимала прямое участие в римско- боспорской войне 45-49 гг. Однако она, вероятно, поддерживала Рим, победой которого было обусловлено введение в Ольвии особой ольвийской эры. Выступление на стороне Рима могло обеспечить ей ряд льгот.
Возможно, Фарзой был царем сарматского племени аорсов — союзников Рима в римско-боспорской войне, переселенных ближе к дунайской границе для ее укрепления, то можно предположить, что на них была возложена функция охраны и защиты Ольвии. Ольвия за это чеканила их монеты на своем монетном дворе. На короткое время римские войска появляются в Ольвии в 60-е годы в связи с походом легата римской провинции Мезии Тиберия Плавтия Сильвана в Крым и освобождением Херсонеса от осады скифами. В это время был даже заключен военный союз Ольвии с Тиберием Плавтием Сильваном и царями Аорсии. Однако, уже в 70-80-е гг. Римская империя ведет беспрерывные войны с сарматами и даками, в связи с чем ослабляется ее влияние в Северном Причерноморье.
Возможно, отражением этого процесса является сообщение Диона Хрисостома о достаточно враждебном отношении ольвиополитов к римлянам. Помощь Рима отсутствует, а Ольвия подвергается постоянным набегам кочевых племен. Ольвиополиты неоднократно отправляли посольства к скифам и сарматам для того, чтобы предотвратить набеги на город с помощью даров или дани. О таких фактах упоминается в ольвийских надписях. После победы Траяна (98-117 гг.) над даками и создания новой римской провинции Дакии влияние Рима на Северное Причерноморье вновь усиливается. Между 106 и 111 годами на помощь Ольвии был послан отряд пехотинцев, вооруженных длинными щитами. Вероятно, отряд находился в Ольвии недолго, так как уже в середине 2 в.н.э. город и его округа подвергаются нападению тавро-скифов. Следы разрушения прослеживаются на всех приольвийских укреплениях. Ольвиополиты обратились за помощью к римлянам и получили ее. Войска, присланные Антонином Пием (138-161), потеснили тавро-скифов, вынудили их заключить выгодный для Ольвии мир и дать заложников.
Победа была отмечена благодарственными жертвоприношениями. В Ольвии размещается римский гарнизон, первоначально состоявший из солдат трех мезийских легионов — I Италийского, V Македонского и XI Клавдиева. Стабилизация военно-политической обстановки вокруг Ольвии способствовала развитию экономики. Практически по всей территории города развернулось строительство, в южной части Верхнего города возводятся оборонительные стены цитадели с казармой римских легионеров, преторием, арсеналом. Восстанавливаются городища сельскохозяйственной округи. Развиваются торговые отношения. Почти все надписи, характеризующие торговые связи Ольвии в первые века нашей эры, относятся ко 2 — первой половине 3 вв.
Наиболее полный перечень торговых партнеров города содержит декрет в честь Феокла (Фекла), сына Сатира, которого увенчали посмертно золотыми венками несколько городов — Никомедия, Никея, Гераклея, Византий, Амастрия, Тий, Пруса, Одесс, Томи, Истрия, Каллатис, Милет, Кизик, Апамея, Херсонес, Боспор, Тира, Синопа. Фиксируются также связи с Аттикой, Малой Азией, Александрией, Средиземноморьем, западными провинциями Римской империи. Собственная монетная чеканка Ольвии была возобновлена только в 60-е годы 2 в.н.э., и это были ограниченные выпуски невысокого номинала с именами архонтов. Существенную роль в денежном обращении играли римские и провинциальные монеты, среди них преобладали денарии.
В конце 197 — первой половине 198 гг. Ольвия была включена в состав римской провинции Нижняя Мезия. С этого момента на ольвийских монетах изображаются портреты императоров и членов их семей. В качестве провинциального города Ольвия теперь подчинялась наместнику провинции. Упоминание в одной из надписей отсрочки платежей позволяет отнести ее к тому же разряду, что и большинство городов империи, положение которых характеризовалось выплатой поземельного налога в пользу римской казны, обязанностью принимать римские войска и подчиняться контролю правителя провинции. При этом сохранялась местная автономия.
Законодательная власть по-прежнему принадлежала Народному собранию и Совету. Народное собрание ведало всеми отраслями государственного управления, от выборов должностных лиц и дипломатических контактов до забот об общественных работах, заготовке хлеба. Совет проводил предварительное обсуждение предложений, предназначенных для рассмотрения и утверждения Народным собранием. В это время появляются синедры — вероятно, это члены временных комиссий, создаваемых из членов Совета для разработки конкретного вопроса. Органы исполнительной власти были представлены рядом коллегий. Главной по-прежнему была коллегия архонтов, сфера деятельности которой расширяется.
Коллегия стратегов состояла из шести человек (к такому числу посадников приходил и позднесредневековый Новгород), что превышает количество стратегов в других местах, например, в городах Малой Азии их было обычно три-пять. Вероятно, это было вызвано той важной ролью, которую коллегия играла в жизни Ольвии — она организовывала оборону города, одного из дальних форпостов Римской империи. Известны в это время агораномы, ведавшие рынком, собиравшие пошлины и т.д. Появляется почетное звание «отец города», предоставляемое гражданам за особые многолетние заслуги перед отечеством. Наблюдается безусловная аристократизация власти — усиливается роль Совета, исполнительная власть сосредотачивается в руках нескольких родов. Развитию этого явления способствовало введение со 2 в. в городах, прежде всего западных провинций, тарифа на должность. Заплатить за должность можно было как деньгами, так и общественными работами.
В Ольвии в это время фиксируется строительство на собственные средства, услуги городу в трудные времена, а также оплата посольств и прием, например, сарматских царей. Включение Ольвии в состав римской провинции и пребывание здесь римского гарнизона способствовало проникновению сюда элементов провинциально-римской культуры, что проявилось в отдельных приемах строительной и фортификационной техники, специфических формах керамических и стеклянных сосудов, украшений. В духовной культуре — это те же изменения, которые были свойственны другим провинциальным городам: некоторое возрастание роли культов Кибелы, Сераписа и Исиды, харит, появление культов фракийского всадника, солнечного бога Митры, римских императоров. Однако, несмотря на определенное провинциально-римское влияние, материальная и духовная культура Ольвии сохраняет в целом греческие традиции.
Судя по сообщению Диона Хрисостома, центром культурно-политической жизни города был храм Зевса, возведенный посередине площади на высоком стилобате с несколькими ступенями. Здесь происходили народные собрания, выступления ораторов и поэтов. Существовали также храмы Аполлона Простата и Ахилла, культовый комплекс, обнесенный портиком и посвященный Серапису и Исиде, Асклепию и Гигиейе, а также Посейдону. Из общественных сооружений следует отметить гимнасий, баню, портики, экседру и др. Город украшали статуи, упоминаемые в надписях.
Интересные аспекты жизни Ольвии изучаются во многих исследованиях. Вот одно из самых аргументированных.
О римском гарнизоне Ольвии в середине III в.
В.М. Зубарь, В.В. Крапивина
Институт археологии НАН Украины
В ходе раскопок 1998 года в юго-восточной части Верхнего города Ольвии в слое, образовавшемся в результате разрушения города во второй половине III в., был найден фрагмент правой нижней части небольшой мраморной плитки с изображением фракийского всадника и двумя строками фрагментированной латинской надписи1.
Плитка плоская, со скошенными боками, крупнозернистого мрамора, серо-белого цвета, покрыта местами коричневатым известковым налетом. Лицевая сторона полированная, обратная и боковые — пиленые. Размеры фрагмента: высота 11,5 — 14,4 см, ширина 6,0 — 9,2 см, толщина 2,2 — 2, 8 см. Изображение было выполнено в низком рельефе, высотой 0,2 — 0,5 см и окаймлено гладкой неширокой прямоугольной рамкой, шириной 0,2 — 0,5 см слева и 2,6 — 2,8 см снизу. Сохранился достаточно грубо вырезанный корпус кабана, бегущего вправо, передняя нога с копытом и часть крупа лошади с коленом правой ноги всадника, скачущего в том же направлении (Рис. 1, 2).
Этот памятник, безусловно, принадлежит кругу рельефов с изображением фракийского всадника, которые исследователями по сюжетам разделены на несколько групп. Такие мраморные плитки, первоначально укреплявшиеся на стенах святилищ [Cм. например,: Гочева, 1990, с.134 — 142], связанных с религиозными представлениями фракийского населения Подунавья, в своей массе датируются II — III вв. [Kazarow, 1938; Goceva, Oppermann, 1979, s. 9-25, 30-40, 48-63, 65-71, 73-113; Goceva, Oppermann, 1984, s. 4-133].
К сожалению, фрагментированный характер вновь найденного ольвийского рельефа не позволяет уверенно отнести его к тому или иному известному типу аналогичных памятников. Сейчас можно лишь констатировать, что он принадлежал группе рельефов, где фракийский всадник изображен в момент охоты на кабана, который бежит под крупом лошади в ту же сторону, куда скачет и всадник. Относительно близкие по иконографии и стилю изображения датируются III в. [Goceva, Oppermann, 1979, № 104, т. XLVI; Goceva, Oppermann, 1984, № 649, pl. LXIX].
Перед нанесением надписи плитка была размечена горизонтальными линиями, следы которых имеются в начале первой строки. Однако надпись выполнена несколько выше линии разметки, видимо, непрофессиональным резчиком. Об этом свидетельствует также разное расстояние между буквами и небрежный шрифт, который по своему характеру достаточно близок «вульгарному» стилю поздних латинских эпиграфических памятников [Ср.: Sandys, 1969, р. 51 — 52]. Высота букв 0, 5 — 0, 9 см. Из особенностей шрифта следует отметить, что цифра I, буквы I, L и V имеют апексы, а буква D в конце первой строки значительно меньше следующей за ней E. Буквы V и М вырезаны очень небрежно и даны в лигатуре (Рис. 3).
Начало сохранившейся части первой строки может трактоваться двояко: как буква L и разделитель или E и T в лигатуре. При восстановлении надписи, видимо, следует отдать предпочтение последнему варианту. В пользу этого говорит незанятое текстом поле перед L, трудно объяснимое при восстановлении здесь [MI]l(es), а также отсутствие апексов, которые украшают букву L в слове Сilicum. Кроме того, поперечная средняя гаста по своему написанию аналогична гасте буквы E в конце этой строки. Таким образом, в начале сохранившейся части первой строки должны быть восстановлены E и T в лигатуре, а не L от [MI]L(es).


Рис. 1 – 2. Римская надпись из античной Ольвии
Под фрагментом рельефа сохранилась правая часть двустрочной латинской надписи: L СОН I CILIСVM DЕ VOTO POSVIT
После ET читается название I Киликийской когорты вспомогательных войск римской армии — COH I CILICVM. В конце первой строки уверенно читаются еще две буквы D и E. Они сохранились от слова, которое, по всей вероятности, можно рассматривать в качестве дополнения к наименованию этого воинского подразделения. Известно, что в посвятительной надписи из Том зафиксирован почетный титул I Киликийской когорты Philippianae [ISM, 1987, р. 363 — 364; № 452(2)]. Исходя из этого, окончание первой и, вероятно, начало второй строк публикуемой надписи можно дополнить как почетный титул De[ciana], который эта когорта могла получить только в период правления римского императора Траяна Деция Августа (249 — 251 гг.) [Kienast, 1990, s. 202 — 203].
В настоящее время известно четырнадцать эпиграфических памятников, в которых этот почетный титул сочетался с названиями римских воинских подразделений [CIL, III, 4300; VI, 32558 — 32560; XIII, 6658; XVI, 154; AE, 1944, 45; 1976, 277. Cp.: Fitz, 1983, p.179 — 182; Vinogradov, Zubar,1995/1996, s. 129 — 143; Виноградов, Зубарь., Антонова, 1998, т. XVI, с. 71 — 80]. Судя по имеющимся данным, все они получили этот титул в промежуток времени между приходом к власти Деция в июне 249 и концом 250 гг. [Kienast, 1990, s. 202 — 203].
Ни один из известных сейчас эпиграфических памятников с почетным наименованием Deciana не может быть отнесен к 251 г., последнему году правления этого императора [Fitz, 1983, p.182]. Исходя из этого, и новая надпись из Ольвии с упоминанием Cohors I Cilicum De[ciana] скорее всего датируется тем же временем. Этому не противоречит археологический контекст находки, грубоватый характер исполнения памятника и шрифт надписи.


Рис. 3. Прорись надписи на плитке
Итак, на основании всего изложенного, фрагментированная надпись из раскопок Ольвии 1998 г. может быть восстановлена следующим образом:
--- ET COH(ortis) I CILICVM DE/
[CIANAE] ------[EX] VOTO POSVIT
Перевод: --- и когорты I Киликийской Дециевой --- по обету поставил.
Публикуемая плитка с надписью позволяет уточнить ряд аспектов истории Ольвии в середине III в., прежде всего касающихся количественного и качественного состава римского гарнизона, времени вывода его из Ольвии, проникновения и распространения здесь фракийских культов.
Упоминаемая в надписи I Киликийская когорта вспомогательных войск римской армии впервые фиксируется в Ольвии. Это подразделение было сформировано в период правления династии Юлиев-Клавдиев на территории Киликии. По мнению В. Вагнера, префект этой когорты М. Магий Антик упомянут в надписи первой половины I в., обнаруженной на территории современного города Сан-Эстебан де Гормаз, где располагался римский Уксам, который входил в состав провинции Тарраконская Испания, образованной в 27 г. до н. э. [Dessau, 1916, № 8968; Wagner, 1938, s. 120; Holder, 1980, p. 230, 244, E 23]. Впервые на территории Мезии I Киликийская когорта фиксируется военным дипломом в 78 г. [CIL, XVI, 22]. Причем, не исключено, что тогда она дислоцировалась в Найсусе (совр. Югославия) [Benes, 1976, № 56; Benea, 1983, p. 26; Strobel, 1984, s. 127, note 96]. В это время, судя по упоминанию в дипломе солдата-уроженца киликийского города Agi(us) — Парасауса, когорта формировалась из уроженцев восточных областей империи [Тудор, 1960, c. 241]. На территории Верхней Мезии это подразделение оставалось и после раздела единой провинции Мезия на две (86 г.), о чем свидетельствуют военные дипломы с упоминанием военнослужащих этого подразделения, датирующиеся 93, 96 и 100 гг.[CIL, XVI, №№ 39, 46; Benea,1983, p. 149; Aricescu,1977, p. 57 — 58; Roxan, p. 36 — 37, № 6].
В период I Дакийской войны Траяна (с которым был тесно связан Дион Златоуст: П.З.), в связи с вторжением даков в Нижнюю Мезию, в 101 г. она была передислоцирована на территорию этой провинции, где, вероятно, силами ее солдат в 103 — 105 гг. был возведен укрепленный лагерь в Сацидаве на берегу Дуная [Scorpan,1981, p. 102]. После окончания Дакийских войн солдаты I Киликийской когорты участвовали в Восточном походе Траяна, принимали участие в подавлении иудейского восстания [CIG, 3498; AE, 1926, 150; Saxer, 1967, s. 60; Strobel, 1983, s. 127], а после этих событий были возвращены на территорию Нижней Мезии, где найдены военные дипломы солдат этого подразделения, датирующиеся 112, 134, 145, 157 гг. [CIL, XVI, 78; Aricescu, 1977, p. 58; Roxan,1977, p. 72 — 73, № 50; Roxan, 1985, p. 146, № 85; Torbatov, 1994, p. 160 — 162]. Во второй половине II в. военнослужащие этого подразделения по эпиграфическим памятникам также известны в Нижней Мезии [CIL, III, 144437, 2; ISM, 1987, vol. II, p. 309 — 310, № 345(18)]. Первой половиной III в. датируется надгробие Аврелия Валента и Элия Юлия — солдат I Киликийской когорты из Херсонеса, где они несли гарнизонную службу вместе с военнослужащими XI Клавдиева легиона (Рис. 4) [Соломоник, 1983, c. 64 — 65, № 39], которому эта когорта была подчинена в оперативном отношении [Benes, 1976, p. 24; Ср.: Sarnowski, 1988, s. 144]. К 244 — 249 гг. относится посвящение Корнелия Валентина, солдата I Киликийской когорты из Том, из которого следует, что подразделение в это время носило почетный титул Philippiana [ISM, 1987, vol. II, p. 363 — 364; № 452(2)]. Исходя из известных сейчас эпиграфических памятников, можно уверенно говорить, что в состав I Киликийской когорты (Cohors milliaria equitata) входили пехотинцы и всадники. Как всякое такое подразделение вспомогательных войск римской армии, она состояла из 720 пехотинцев и 280 кавалеристов [Holder, 1988, p. 21 — 26].
Пока еще окончательно не решен вопрос о том, где располагался штаб и основной лагерь этой когорты на территории Нижней Мезии. Д. Тудор полагал, что он находился недалеко от Том [Holder, 1988, p. 21 — 26]. Я. Бенеш считал возможным говорить о дислокации этого подразделения в Тропеум Траяна (совр. Адамклисси), когда когорта находилась в оперативном подчинении командования XI Клавдиева легиона [Benes,1976, p. 24]. К. Скорпан на основании находок целой серии эпиграфических памятников локализовал лагерь когорты в Сацидаве, на Дунае [Scorpan,1981, p. 101 — 102]. Последнее мнение представляется наиболее аргументированным. Однако военнослужащие этого подразделения на протяжении II — первой половины III вв. дислоцировались и в других пунктах Нижней Мезии, что было обусловлено изменениями военно-политической обстановки в течение этого достаточно продолжительного отрезка времени [Scorpan,1981, p.102]. Этим, вероятно, объясняются находки эпиграфических памятников, в которых упоминается I Киликийская когорта, в разных местах на территории провинции2. Например, в период правления императоров Филиппа Араба и Деция вексилляция этой когорты находилась в Томах [Benes, 1976, р. 25], где обнаружено надгробие кавалериста этого подразделения Клавдия Матрона [Aricescu, 1977, р. 58 — 59, fig. 12; ISM, 1987, vol. II, p. 309 — 310, № 345 [18]].
Сейчас трудно с уверенностью определить, какое количество солдат из каждого подразделения римской армии выделялось для несения гарнизонной службы в тот или иной пункт Северного Причерноморья, в том числе и в Ольвию. Но хронологически близкие надгробная эпитафия двух солдат I Киликийской когорты и надгробие Г. Юлия Валента, солдата I Сугамбрской когорты из Херсонеса, поставленное центурией, а также ряд других косвенных данных позволяют заключить, что в римские вексилляции включались не отдельные солдаты, а целые тактические единицы римских воинских подразделений, например, центурии и турмы [Зубар, Сон, 1997, c. 122 — 123]. Если это так, то римские вексилляции состояли из одной или нескольких тактических единиц подразделений Мезийской армии, видимо, во главе с унтер-офицером, и насчитывали, как минимум, около сотни солдат. Вероятно, количественный состав римской вексилляции Ольвии в середине III в., когда в него входили солдаты I Киликийской когорты, был приблизительно таким же. В противном случае дислокация в столь удаленном от основного района концентрации римских вооруженных сил месте римского отряда теряла смысл и он не мог выполнять стоявшие перед ним оперативные задачи.
Видимо, восстановление в первой строке перед названием когорты ET позволяет предполагать, что в ее несохранившейся части могло стоять наименование еще одного подразделения римской армии, а в начале строки имя римского военного должностного лица и далее наименование вексилляции. В связи с этим следует вспомнить, что в Ольвии уже давно был найден алтарь с посвящением Меркурию, поставленный римским солдатом в 248 г.(Рис. 5) [IOSPE, I2, № 167]. Т. Н. Книпович считала, что в посвящении упомянуты два солдата с фракийскими односоставными именами Bithus и Pyrrus [Книпович, 1968, c. 197, cр.: Крыкин, 1993, c. 37]. Однако вряд ли это так. Вероятно, памятник был поставлен не двумя солдатами, а одним. В правильности такого заключения убеждает фотография этого алтаря с надписью, в соответствии с которой для союза et между Bithus и Pyrrus нет места. В этой латинской надписи имя солдата, поставившего алтарь, имеет двусоставную римскую структуру, в которую входят два, по мнению исследователей, типично фракийских имени — Битус и Пиррус [Крыкин, 1993, c. 37, 85]. Следовательно, перед нами римский солдат фракийского происхождения, который, судя по его имени, не являлся римским гражданином, а, следовательно, и не мог быть легионером. Он должен был служить в одном из римских вспомогательных подразделений, которые выделяли солдат для несения службы в Ольвии.

Увеличить >>>
Увеличить >>>

Рис. 5. Алтарь из Ольвии с посвящением Меркурию (Гермесу)
В просопографии Ольвии первых веков н. э. известны и другие фракийские имена в латинской транскрипции. Причем лица, упомянутые в латинских надписях, были либо солдатами римского гарнизона Ольвии, либо членами семей солдат. Поэтому, несмотря на общее небольшое число имен в латинской транскрипции, все же можно сделать некоторые выводы о римских военнослужащих, которые несли здесь гарнизонную службу.
В первую очередь обращает на себя внимание наличие среди этих имен трех, безусловно фракийского происхождения. Фракийцем был Валерий Мукатралис, а следовательно и его сын, который, правда, получил cognomen Secundinus [Книпович, 1968, c. 197, cр.: Крыкин, 1993, c. 121]. Это позволяет предполагать, что ряд двусоставных типично римских имен мог принадлежать выходцам из фракийской этнической среды. Известно, что солдаты вспомогательных войск, поступая на римскую службу, получали новые имена с римской структурой, которыми их прежние имена заменялись либо частично, либо полностью [Ramsay, 1941, p. 6, 9]. Поэтому не исключено, что фракийцами по происхождению могли быть Элий Сатурнин, на что, возможно, указывает аналогичное имя его жены Элии Сатурнины, и Аврелия Квирина (или Квирния), а также легионер Галерий Монтан и его мать Галерия Монтана. Вероятно, и Ольвия Брисаис, жена или сожительница Валерия Мукатралиса, также была фракийского происхождения [IOSPE, I2, № 236; Крыкин,1993, c. 37].
К сожалению, в публикуемой надписи имя дедиканта не сохранилось. Однако фрагмент рельефа фракийского круга, ниже которого был вырезан текст посвящения, свидетельствует о том, что солдат I Киликийской когорты был адептом одного из фракийских божеств, которому по обету, возможно, за победу в одном из военных столкновений с варварами [cм.: Штаерман, 1987, c. 301], он посвятил мраморную плитку [cр.: IDR, 1977, vol. II, p. 138, № 308; ISM, 1980, vol. V, p. 202, № 164; p. 203 — 204, № 167; p. 238, № 219; p. 255, № 239; p. 264, № 248; p. 303,№ 296; IDR, 1988, vol. III/4, p. 99 — 100, № 131; p. 227 — 228, № 285]. Крайне фрагментарный характер памятника не позволяет сказать что-то определенное о том, какому именно божеству было адресовано посвящение солдата, так как в виде всадника на территории Мезии и Фракии в первые века н. э. почитался не только Герой, но и Асклепий, Дионис, Зевс, Плутон, Аполлон, Митра, Серапис, Сильван, Артемида и даже Артемида-Бендида [Щеглов, 1969, c. 174; Oppermann, 1974, s. 353 — 362; Попов, 1981, c. 16 — 18, 20, 78, 83, 95 — 96, 103; Крыкин, 1990, c. 75 — 76; Крыкин,1993, c. 137 — 143; Русяева, 1993, c. 152 и др.]. Вполне возможно, что и сами дедиканты не имели единого и устоявшегося представления о роли и функциях своего конного бога [Штаерман, 1961, c. 248; Штаерман,1987, c. 30, 132, 234, 301; cр.: Тачева-Хитова, 1982, c. 144, № 39; c. 156 — 157, № 55 а; c. 168, № 74; c. 268 — 270, № 17; c. 276 — 277, № 22], но его связь с борьбой разных начал (земного и небесного, жизни и смерти, римлян и варваров), особенно характерной для аналогичных памятников середины III в. [Штаерман, 1987, c. 301], и фракийское происхождение, несомненны [Oppermann, 1984, s. 244 — 249].
В ходе многолетних раскопок в Ольвии ранее были обнаружены фрагменты мраморных вотивных рельефов, которые исследователи уверенно относят к памятникам фракийского круга, четыре из них — с изображением фракийского всадника, четыре — Митры-Тавроктона, еще на двух представлены бородатые боги, Деметра и Кора [Ростовцев, 1911, c. 17 — 19; Блаватский, 1951, c. 256 — 258; Щеглов, 1967, c. 255 — 259; Русяева,1993, c. 152-153; Крапивина, 1994, c. 168 — 171]. На одном из рельефов с изображением фракийского всадника из Ольвии на основании аналогий было удачно интерпретировано как посвящение Поробону, который являлся кельтским божеством [IOSPE, I2, № 171; Соломоник, 1973, c. 55 — 56; Русяєва, 1982, c. 11; Крыкин, 1992, c. 140 — 147]. Сейчас уже ни у кого не вызывает сомнений, что такие вотивные рельефы находились в местах стоянок римских войск [Domaszewski, 1895, s. 1 — 124; Ростовцев, 1911, c. 1 — 42; Русяева, 1993, c. 152]3. Они отражают верования и религиозные представления выходцев с территории Мезии и Фракии [Тачева-Хитова, 1982, c. 447 — 450, 458 — 459; Найденова, 1986, c. 56 — 59; Крыкин, 1988, c. 79; Goceva, 1990, s. 88 — 98; Clauss, 1992, s. 218 — 233, 235], уроженцы которых составляли значительный процент римских военнослужащих, особенно подразделений вспомогательных войск Мезийской армии [Holder, 1988, p. 109 — 139; Mann, 1983, p. 38, 66]. Из состава именно этой римской армии выделялись солдаты для несения службы в античных городах Северного Причерноморья, в том числе и Ольвии [Ростовцев, 1915, c. 8; Зубарь, 1998, c. 98 — 106].
Не исключено, что на территории Верхнего города солдатами римского гарнизона было построено святилище, где вплоть до середины III в., о чем свидетельствует алтарь 248 г. и публикуемая надпись 249 — 250 гг., отправлялись культы наиболее почитаемых в солдатской среде божеств, в том числе и фракийского происхождения. Наличие святилища фракийских божеств в Ольвии или ее окрестностях предполагал еще М. И. Ростовцев [Ростовцев, 1911, c.17 — 18; Колосовская, 1985б с. 223-225]. Там же могли располагаться и плитки с изображением Митры, почитавшимся наряду с другими фракийскими и римскими божествами, которые рассматривались в качестве покровителей римской армии [Русяева, 1993, с. 155; Krapivina, 1997, р. 82; ср.: Garbsch, 1985, S. 355 — 462]. Косвенно об этом свидетельствует ольвийская надпись времени императора Севера Александра, в которой речь идет о строительстве Аврелием Юлианом в городе храма, посвященного Серапису, Исиде, Асклепию, Гигиее и Посейдону [IOSPE, I2, № 184], где, вероятно, почитались все перечисленные божества. Сказанное хорошо согласуется с тем, что на территории дислокации римского гарнизона в Балаклаве в специальном помещении, открытом в 1996 г., имелись посвящения разным римским божествам: Юпитеру Долихену, Геркулесу и Вулкану [подр. см.: Зубар, Сарновський, Савеля, 1997, с. 67 -88; Sarnowski, Zubar, Savelja, 1998, S. 321 — 341].
А. С. Русяева, анализируя вотивные рельефы фракийского круга из Ольвии, пришла к выводу о том, что ограниченное количество таких памятников позволяет говорить о малочисленности римского гарнизона города [Русяева, 1993, с. 158 — 159]. Это заключение хорошо согласуется с общим незначительным количеством латинских эпиграфических памятников из Ольвии в сравнении, например, с Херсонесом и его округой. Кроме того, в Херсонесе известно достаточно много латинских надгробий с упоминанием легионеров, в то время как в Ольвии их обнаружено только четыре, при этом два из них пока не опубликованы. Учитывая вышеизложенное, а также то, что фракийское население Подунавья более активно проникало в состав вспомогательных войск, куда набирались в основном неримские граждане [Holder, 1980, р. 109 — 139; Mann, 1983, р. 38, 66], можно с известной долей вероятности предположить, что и качественный состав вексилляций Херсонеса и Ольвии был различным. Для последней было, вероятно, характерно количественное преобладание солдат вспомогательных войск.
В связи с этим следует обратить внимание на интерпретацию текста одной греческой эпитафии, предложенную Ю. Г. Виноградовым. Исходя из ее содержания, можно говорить о том, что после окончания Дакийских войн Траяна, между 106 и 111 гг., для защиты Ольвии римской администрацией был отправлен военный отряд пехотинцев, вооруженных длинными щитами. Судя по греческому имени и патронимику погребенного, это подразделение было сформировано не из легионеров, а из солдат вспомогательных иррегулярных войск [Виноградов, 1990, с 29 — 31], а в правление императора Адриана для защиты Ольвии от посягательств варваров были задействованы кавалеристы из состава боспорских войск [Зубар, 1993, с. 148 — 151; Зубарь, 1998, с. 99 — 106]. Если предположение относительно качественного состава римского гарнизона Ольвии во второй половине II — III вв. правомерно, то, вероятно, можно говорить об определенной преемственности в военной политике провинциальной администрации по отношению к гражданской общине ольвиополитов.
Тем не менее, согласно латинской строительной надписи конца 60-х — начала 70-х гг. II в., в Ольвии находилась вексилляция, состоявшая из солдат V Македонского, I Италийского и XI Клавдиева легионов [Зубарь, Сон, 1995,с. 181 — 187]. Если это соотнести с результатами археологических исследований, которые свидетельствуют о начале интенсивного строительства на территории Верхнего города именно в это время [Крапивина, 1993, с. 10 — 20; Крапивина, Буйских, 1997, с. 125 — 126], то можно заключить, что именно с помощью легионеров были предприняты меры по укреплению оборонительных сооружений и возведению новых построек. Но вскоре основная масса легионеров из города была выведена и римские военнослужащие в конце II — середине III вв. здесь были представлены солдатами вспомогательных войск, набранными главным образом из среды фракийского населения Подунавья. В пользу этого свидетельствуют не только фракийские имена, но и некоторые принадлежности римского вооружения, обнаруженные при раскопках Ольвии [Сон, Назаров, 1993, с. 120 — 123]. Такие вексилляции, формировавшиеся на основе вспомогательных подразделений и выполнявшие различные оперативные задачи, хорошо известны в римской военной практике первых веков н. э. [CIL, VI, 421; XII, 1358; подр. см.: Saxer, 1967, S. 59 — 61, 119 — 120]. Возможно, именно этим объясняется отсутствие в Ольвии легионных клейм.
Однако наряду с солдатами вспомогательных войск, которые составляли, вероятно, подавляющее большинство военнослужащих ольвийской вексилляции, здесь, безусловно, служило и какое-то количество легионеров, о чем свидетельствует надгробие, поставленное в конце II в. Галерием Монтаном своей матери и Прокуле, вероятно, жене или сожительнице [IOSPE, I2, № 236]. В данном случае особый интерес представляет то, что Галерий Монтан был не простым солдатом XI Клавдиева легиона, а принадлежал к его арматуре, т. е. по своему должностному положению он был принципалом и руководил тактической подготовкой солдат. Такие принципалы были своеобразными инструкторами солдат-новобранцев [Dobson, 1967, S. XV]. Поэтому можно предположить, что Галерий Монтан, находясь в составе римской вексилляции Ольвии, которая, как предполагается, в основном состояла из солдат вспомогательных войск — по происхождению фракийцев, также должен был отвечать за подготовку ее солдат [Зубарь, 1998, с. 99 — 106]. Возможно, сам он также был фракийцем.
Публикуемая надпись из раскопок Ольвии 1998 г., как указывалось выше, датируется достаточно точно 249 — 250 гг. Она хронологически близка другим памятникам этого времени из Северного Причерноморья, в которых упоминаются военнослужащие римской армии. Поэтому ее, безусловно, следует рассматривать в тесной связи с уже упоминавшимся ольвийским алтарем 248 г. с посвящением Меркурию [IOSPE, I2, № 167] и строительной надписью 250 г. из Херсонеса, в которой говорится о восстановлении схолы принципалов, видимо, на территории римской цитадели города Марком Ратином Сатурнином, центурионом I Италийского легиона [Vinogradov, Zubar, 1995/1996, S. 129 — 143; Виноградов, Зубарь, Антонова, 1998, с. 71 — 80; ср.: Антонова, 1997, с. 19 — 24; 1997 а, с. 10 — 14]. Все эти памятники, безусловно, свидетельствуют об активизации римской политики в отношении античных государств Северного Причерноморья в период правления императоров Филиппа Араба (244 — 249 гг.) и Траяна Деция (249 — 251 гг.).
В середине III в. в римской внутренней и внешней политике Подунавье играло достаточно важную роль. В частности, Филипп Араб, а впоследствии Деций осуществили ряд военных акций против варваров, угрожавших Мезии и Фракии [Подр. см.: Zosim I, 20, 1; Dexipp, 18; Iord. Get., 90 — 93; Ременников, 1954, с. 36 — 39; Буданова, 1990, с. 84 — 85]. Причем, как известно, последний вместе с сыном погиб в 251 г. во время повторного похода против готов в Добрудже около Абрита, утонув в болоте [Zosim I, 23; Zonar. XII, 20; Vict. Caes. 29, 4.]. Не удивительно, что именно в период правления этих двух императоров в Ольвии и Херсонесе эпиграфическими памятниками четко фиксируется присутствие римских войск, что, вне всякого сомнения, следует рассматривать в тесной связи с римской политикой в Подунавье и борьбой империи с активизировавшимися в это время варварами. Дислокация здесь, пусть даже количественно небольших римских гарнизонов, которые взяли на себя защиту греческого населения, превращала эти центры в естественных союзников на подступах к границам империи и позволяла противостоять агрессивным устремлениям варваров, что, вероятно, было важной составляющей целенаправленной римской политики по отношению к античным государствам Северного Причерноморья в это время [см.: Зубарь, 1998, с. 131].
После гибели Дециев новым императором становится Требониан Галл (251 — 253 гг.), виновный, по мнению большинства древних авторов, в их гибели. Он заключил позорный для империи мир с готами и, вероятно, вскоре было принято решение об окончательном выводе римских гарнизонов из античных центров Северного Причерноморья, и в частности Ольвии. Империя в это время остро нуждалась в вооруженных силах и резервах на собственных границах. Об этом свидетельствует, с одной стороны, реформа римской армии, начатая еще Филиппом Арабом и продолженная Валерианом (253 — 259 гг.) и Галлиеном (259 — 268 гг.) [Grosse, 1920, S. 1 — 23; Regibus, 1939, р. 105 — 129; Jones, 1964, р. 21 — 36; Alfoldy, 1967, S. 342 — 374], а, с другой, — крайнее напряжение военных усилий империи в борьбе с варварами на Дунае в правление последнего из названных императоров [Regibus, 1939, р. 63 — 82]. Аналогичными соображениями, видимо, руководствовался позднее и император Аврелиан (270 — 275 гг.), который принял решение об окончательной эвакуации римской провинции Дакия [Scorpan, 1980, р. 134; Catanicia, 1981, р. 53 — 55]. Все это позволяет утверждать, что именно вследствие бурных событий на дунайской границе империи не позднее третьей четверти III в. римские войска окончательно были выведены из античных городов Северного Причерноморья и в их истории начинается новый, позднеантичный этап развития [Зубарь, 1994, с. 132; Vinogradov, Zubar, 19951996, S. 139 — 140; Зубарь, 1998, с. 142 сл.; ср.: Крижицький, Крапівіна, Лейпунська, 1994, с. 22]. Причем, археологический контекст находки в Ольвии алтаря 248 г. и публикуемой надписи, как и целый ряд других данных [Зубарь, 1998, с. 130 — 131], хорошо согласуются со сказанным.
В связи с этим, видимо, уместно вспомнить, что в Тропеум Траяна (Адамклисси), где несколько раньше дислоцировались солдаты I Киликийской когорты, было обнаружено посвящение Юпитеру Ольвиополитанскому, поставленное Марком Невием Теотимианом за здравие и благополучие августов Диоклетиана и Максимиана, а также цезарей Константина Хлора и Галерия (286 — 305) [Карышковский, 1968, с. 169 — 170; Kienast, 1990, S. 262 — 283]. Эту эпиклезу Юпитера П. О. Карышковский несомненно справедливо связал именно с Ольвией Понтийской, где в первые века н. э. был известен культ Зевса Ольвия [Карышковский, 1968, с. 179; см.: IOSPE, I2, № 42, 143; Русяева, 1993, с. 62 — 63]. Это, в качестве одной из гипотез, позволяет рассматривать упомянутого дедиканта в качестве уроженца или потомка кого-то из жителей Ольвии, которые покинули город вместе с римскими войсками в третьей четверти III в. и обосновались в одном из населенных пунктов на территории Нижней Мезии [Крапивина, 1993, с. 155]4.
Итак, новая латинская надпись из Ольвии в предложенной интерпретации пока является самым поздним эпиграфическим памятником, свидетельствующим о пребывании на территории Нижней Мезии и в античных центрах Северного Причерноморья военнослужащих I Киликийской когорты, а также первым эпиграфическим памятником, в котором засвидетельствовано ее пребывание в Ольвии и получение этим подразделением почетного титула Deciana. Наряду с уже известными надписями, это посвящение позволяет утверждать, что вплоть до середины III в. римская военная администрация отводила Ольвии определенную роль в политике сдерживания варваров на дунайской границе империи. Естественно, ввиду крайне ограниченного количества источников эта проблема пока может быть лишь поставлена. Однако каждый полевой сезон приносит много интересного и, кто знает, может быть мы стоим на пороге новых удивительных открытий в области ольвийской эпиграфики, которые, наконец, позволят реконструировать заключительный этап истории этого античного центра во всем его многообразии и неповторимости.

Литература
  1. Антонова И. А. 1997. Раскопки цитадели Херсонеса // Археологические исследования в Крыму 1994 г. Симферополь.
  2. Антонова И. А. 1997а. Административное здание херсонесской вексилляции и фемы Херсона (по материалам раскопок 1989 — 1993 гг.) // Хсб. Вып. VIII.
  3. Блаватский В. Д. 1951. Харакс // МИА. № 19.
  4. Буданова В. П. 1990. Готы в эпоху Великого переселения народов. М.
  5. Виноградов Ю. Г. 1990. Ольвия и Траян // Восточная Европа в древности и средневековье. Тез. док.. М.
  6. Виноградов Ю. Г., Зубарь В. М., Антонова И. А. 1998. Schola Principalium в Херсонесе // НЭ. Т. XVI.
  7. Гочева З. 1990. Святилища на тракийский конник в районе на Провадия // Acta Associationis Internationalis Terra Antiqua Balcanica. IV.
  8. Даньшин Д. И. 1990. Танаиты и танаисцы во II — III вв. // КСИА. Вып. 197.
  9. Зубар В. М. 1993. Ольвія і Рим в першій чверті II ст. // Археологія. № 4.
  10. Зубарь В. М. 1994. Херсонес Таврический и Римская империя. Очерки военно-политической истории. К.
  11. Зубарь В. М. 1998. Северный Понт и Римская империя (середина I в. до н. э. — первая половина VI в.). К.
  12. Зубар В. М., Сарновський Т., Савеля О. Я. 1997. Нові латинські написи з римського храму в околицях Херсонеса Таврійського // Археологія. № 4.
  13. Зубарь В. М., Сон Н. А. 1995. К интерпретации одной латинской надписи из Ольвии (IOSPE, I2, № 322) // ВДИ. № 3.
  14. Зубар В. М., Сон Н. О. 1997. З приводу інтерпретації нового латинського напису з Херсонеса // Археологія. № 1.
  15. Карышковский П. О. 1968. Из истории поздней Ольвии // ВДИ. № 1.
  16. Клейман И. Б. 1965. К вопросу о пребывании в Тире I Киликийской когорты // КСОАМ за 1963 г. Одесса.
  17. Книпович Т. Н. 1968. К вопросу о римлянах в составе населения Ольвии I — III вв. н. э. // Античная история и культура Средиземноморья и Причерноморья. Л.
  18. Колосовская Ю.К. 1985. Римский провинциальный город, его идеология и культура // Культура древнего Рима. М. Т.II.
  19. Крапивина В. В. 1993. Ольвия. Материальная культура I — IV вв. К.
  20. Крапивина В. В. 1994. Рельеф с Митрой Тавроктоном из Ольвии // Древнее Причерноморье. Краткие сообщения Одесского Археологического Общества. Одесса.
  21. Крапивина В. В., Буйских А. В. 1997. Предварительные итоги исследования юго-восточной части Верхнего города Ольвии (1982 — 1996) // Никоний и античный мир Северного Причерноморья. Одесса.
  22. Крижицький С. Д., Крапівіна В. В., Лейпунська Н. О. 1994. Головні етапи історичного розвитку Ольвії // Археологія. № 2.
  23. Крыкин С. М. 1988. Фракийский субстрат в античных колониях Северного Причерноморья // Thracia. 8.
  24. Крыкин С. М. 1990. Вотивный барельеф фракийского всадника из Полтавского краеведческого музея // ВДИ. №1.
  25. Крыкин С. М. 1992. Deus Sanctus Porobonus // ВДИ. № 3.
  26. Крыкин С. М. 1993. Фракийцы в античном Северном Причерноморье. М.
  27. Ланцов С. Б. 1988. Позднеантичное святилище на Сакской пересыпи // Тезисы докладов конференции «Проблемы античной культуры». Симферополь. Ч.ІІІ.
  28. Найденова В. П. 1986. Культ Митры в Нижней Мезии и Фракии // Проблемы античной культуры. М.
  29. Попов Д. 1981. Тракийская богиня Бендида. София.
  30. Ременников А. М. 1954. Борьба племен Северного Причерноморья с Римом в III в. М.
  31. Ростовцев М. И. 1911. Святилище фракийских богов и надписи бенефициариев в Ай-Тодоре // ИАК. Вып. 40.
  32. Ростовцев М.И. 1915. Военная оккупация Ольвии римлянами// ИАК. 58.
  33. Русяєва А. С. 1982. Негрецькі елементи в релігії Ольвії римського часу // Археологія. Вип. 37.
  34. Русяева А. С. 1993. Религия и культы античной Ольвии. К.
  35. Соломоник Э. И. 1973. Из истории религиозной жизни в северопонтийских городах позднеантичного времени // ВДИ. № 1.
  36. Соломоник Э. И. 1983. Латинские надписи Херсонеса Таврического. М.
  37. Сон Н. О., Назаров В. В. 1993. Знахідки римської зброї в Тірі та Ольвії // Археологія. № 1.
  38. Тачева-Хитова М. 1982. История на източните культове в Долна Мезия и Тракия V в. пр. н. е. — VI в. н. е.. София.
  39. Тудор Д. 1960. Киликийская когорта в Малой Скифии и Тавриде (Новые данные в изучении связей западного и северного побережья Черного моря в I — III вв. н. э.) // МИА Юго-Запада СССР и РНР.. Кишинев.
  40. Штаерман Е. М. 1961. Мораль и религия угнетенных классов Римской империи. М.
  41. Штаерман Е. М. 1987. Социальные основы религии Древнего Рима. М.
  42. Щеглов А. Н. 1967. Два вотивных рельефа из Ольвии // ЗОАО. Т. II.
  43. Щеглов А. Н. 1969. Фракийские посвятительные рельефы из Херсонеса Таврического // МИА. № 150.
  44. Alfoldi G. 1967. Studien zur Geschichte der Weltkrise des 3. Jahrhunderts. Darmstadt.
  45. Aricescu A. 1977. Armata in Dobrogea Romana. Bucuresti.
  46. Benea D. 1983. Din istoria militara a Moesiei Superior si a Daciei. Cluj-Napoca.
  47. Benes J. 1976. Auxilia Romana in Moesia antique in Dacia. Praha.
  48. Catanicia I. B. 1981. Evolution of System of Defens Works in Roman Dacia. Oxford.
  49. Clauss M. 1992. Cultores Mithrae. Stuttgart.
  50. Dessau H. 1916. Inscriptiones Latinа e selectae. Berolini. Vol. 3. Part 2.
  51. Dobson B. 1967. Einfuhrung // Domaszewski A. Die Rangordnung des romischen Heeres. Кoln, Graz. S. XV.
  52. Domaszewski A. 1895. Die Religion des rоmischen Heeres // Westdeutsche Zeitschrift fur Geschichte und Kunst. Jahr. 21.
  53. Fitz J. 1983. Honorific Titles of Roman Military Units in the 3rd Century. Budapest.
  54. Garbsch von J. 1985. Das Mithraeum von Pons Aeni // Bayerische Vorgeschichtsblatter. 50.
  55. Goceva Zl. 1990. Weihungen fur den Thrakischen Reiter von Mitgliedern der romischen Legionen // Studia in honorem Borisi Gerov. Sofia.
  56. Goceva Zl., Oppermann M. 1979. Monumenta Orae Ponti Euxini Bulgariae // CCET. I.
  57. Goceva Zl., Oppermann M. 1984. Monumenta inter Danubium et Haemun reperta // CCET. II,2.
  58. Grosse M. 1920. Romische Militargeschichte von Gallienus bis zum Beginn der byzantinischen Themenverfassung. Berlin.
  59. Holder P. A. 1980. Studies in the Auxilia of the Roman Army from Augustus to Trajan. Oxford.
  60. Holder P. 1988. Cohortes Equitatae from Augustus to Hadrian // Military Illustrated. №13.
  61. Jones A. H. M. 1964. The Late Roman Empire 284 — 602. A Social, Economic and Administrative Survey. Oxford. Vol. I.
  62. Kazarow G. I. 1938. Denkmaler des thrakischen Reitergottes in Bulgarien. Budapest.
  63. Kienast D. 1990. Romische Kaisertabelle. Grundzuge einer romischen Kaiserchronоlоgie. Darmstadt.
  64. Krapivina V.V. 1997. About the Cult of Tauroctonous Mithra in Olbia // The Thracian World at the Crossroads of Civilization. I. Bucurest.
  65. Mann J. 1983. Legionary Recruitment and Veteran Settelment during the Principat. London.
  66. Oppermann M. 1974. Zum Kult des thrakischen Reiters in Bulgarien // Thracia. 3.
  67. Oppermann M. 1984. Iconographische Untersuchungen zur Weihplastik der thrakischen Gebiete in Rцmischer Zeit // Dritter Internationale thrakischer Kongress. Bd. 2.
  68. Ramsay A. 1941. The Social Basis of Roman Power in Asia Minor. Aberdeen.
  69. Regibus L. 1939. La monarchia militare di Gallieno. Milano.
  70. Roxan M. 1978. Roman Military Diplomas 1954 — 1977. London.
  71. Roxan M. 1985. Roman Military Diplomas 1978 to 1984. London.
  72. Sandys J. E. 1969. Latin Epigraphy. An Introduction to the Study of Latin Inscriptions. Groningen.
  73. Sarnowski T. 1988. Wojsko rzymskie w Mezji Dolnej i na Polnocnym wybrzezu morza Czarnego. Warszawa.
  74. Sarnowski T., Zubar V. M., Savelja O. Ja. 1998. Zum religiosen Leben der Niedermoesischen Vexillationen auf der Sudkrim. Inschriftenfunde aus dem neuentdeckten Dolichenum von Balaklawa // Historia. Bd. XLVII/3.
  75. Saxer R. 1967. Untersuchungen zu den Vexillationen der romischen Kaiserheeres von Augustus bis Diokletian // Epigraphische Studien. 1.
  76. Scorpan C. 1980. Limes Scythiae. Topographical and Stratigraphical Research on the Late Roman Fortifications on the Lower Danube. Oxford.
  77. Scorpan C. 1981. Cohors I Cilicum in Sacidava and Scythia Minor // JRS. Vol. 71.
  78. Strobel K. 1984. Untersuchungen zu den Dakerkriegen Trajans. Studien zur Geschichte des mittleren und unteren Donauraumes in der Hohen Kaiserzeit. Bonn.
  79. Torbatov S. 1994. A newfound Roman military Diploma from Nigrinianis (Lower Moesia) // LIMES a cura di Giancarlo Susini. Studi di storia. 5.
  80. Vinogradov Ju. G., Zubar V. M. 1995/1996. Die Schola Principalium in Chersonesos // Il mar Nero. II.
  81. Wagner W. 1938. Die Dislokation der romischen Auxiliarformationen in der Provinzen Noricum, Pannonien, Moesien und Dakien von Augustus bis Gallienus. Berlin.
Заметно, что со второй четверти 3 в. расцвет Ольвии постепенно начинает угасать. В значительной степени это было связано с общей ситуацией в античном мире — Римскую империю потрясают социальные обострения, массовые вторжения варварских племен. Вследствие вторжения готов и союзных им племен в различное время были захвачены и сожжены Тира, Ольвия, города Боспорского царства. Ольвия пострадала даже дважды — во время первых «скифских» или «готских» походов в 232 — 238 гг. и во время их последнего массового похода 269 — 270 гг.Первая катастрофа была кратковременной. Вероятно, с помощью римского гарнизона Ольвия была быстро освобождена и восстановлена. Вторая катастрофа оказалась более серьезной. Ольвия была полностью разрушена и оставлена на какое-то время жителями. Скорее всего, римский гарнизон покинул город еще до этих событий. Одновременно погибают и последние городища ольвийской периферии. Жизнь на территории Ольвии на некоторое время замирает. Не ясна судьба уцелевших жителей города и его округи. Возможно, часть из них еще до разгрома отступила с римским гарнизоном в провинцию Нижняя Мезия. Туда же могли отправиться позднее оставшиеся в живых ольвиополиты. Они также могли перебраться в другие античные центры Северного Причерноморья, пережившие нашествие готов.
Последнее восстановление Ольвии происходит не ранее конца 80-х гг. 3 в. Римские монеты появляются здесь во время правления Диоклетиана (284-305 гг.) Территория города сократилась в целом незначительно относительно предшествующего периода: это по-прежнему южная часть Верхнего и Нижнего города, однако, на центральной возвышенности слой конца 3 — первой половины 4 вв. не зафиксирован. Вероятно, на последнем этапе своего существования Ольвия не имела оборонительных сооружений. Скорее всего они были разрушены в 269-270 гг. и больше не восстанавливались. Возможно, это касалось только юго-восточной части оборонительной стены, располагавшейся вдоль склона к лиману. В результате раскопок установлено, что крупные каменные плиты и блоки из нее были использованы в конце 3 в. при сооружении наружной стены жилого дома. Характер строительных остатков, раскрытых на территории бывшей цитадели, свидетельствует о сохранении элементов прямоугольной планировки. Застройка склона по-прежнему проводилась террасами, однако, границы террас и планировочной сетки 2-3 и конца 3-4 вв. в целом не совпадают, хотя при позднейшем строительстве иногда используются верхние части стен сооружений предшествующего этапа.
В целом сохраняются античные традиции в планировке и строительной технике зданий этого времени, хотя качество их ухудшается, вероятно, вследствие экономических причин. Дома были каменными, в основном одноэтажными, имели не менее 4-6 помещений, часто значительной площади, с последовательно-иерархическим принципом планировки. Помещения прямоугольные, с глинобитными полами, стены обмазывались глинистым раствором, штукатурились, в интерьере могли использоваться небольшие колонны с капителями импостного типа. Крыши были в основном черепичными. Следует отметить сочетание жилых и производственно-хозяйственных помещений. Дворы имели каменные и щебенчатые вымостки, изредка — с прямоугольными в плане алтарями, основания которых были выложены из известняковых камней. Понятно, что в богатом лесом Приильменье в строительстве активно использовалось дерево.
В юго-восточной части Верхнего города Ольвии наряду с жилой застройкой выявлены остатки керамического и металлообрабатывающего производства (немало мастерских затем выявлено и в средневековых русских городах). В центральной и северной части Нижнего города продолжает существовать производственно-хозяйственное предместье, застроенное хаотично стоящими одно-двухкамерными сооружениями. Амфоры и небольшое количество бытовой керамики конца 3 — 4 вв., выявленные в затопленной части Ольвии, могут свидетельствовать о наличии в это время в припортовой части складских помещений.
На основной территории бывшей хоры Ольвии в конце 3 — первой четверти 5 вв. существуют поселения черняховской культуры (полиэтничной, с включением и славян). Их количество более чем вдвое превышает число приольвийских городищ 3 в. Таким образом, хора собственно Ольвии могла составлять не более 5-10 км в радиусе. Ландшафтные условия расположения Ольвии и городищ ее прежней хоры с одной стороны, и черняховских поселений с другой — были в целом близки, но имели и различия
Собственная монетная чеканка в Ольвии уже отсутствовала. Однако немногочисленные находки монет римских императоров здесь известны от времени Диоклетиана (284 — 305 гг.) до времени Валента (364 — 378 гг.), которого войска Скифии разгромили под Адрианополем. Все это свидетельствует о значительном сокращении торговли и натурализации хозяйства Ольвии. Она оказывается в стороне от основных торговых путей. Тем не менее, в это время фиксируются торговые связи с Боспором, Малой Азией, западными провинциями Римской империи, Северной Африкой.
Происходит и некоторая торговая переориентация Ольвии, более важными становятся торговые связи с окружающим ее населением черняховской культуры. Вероятно, возрастает значение посреднической торговли. В связи с тем, что и на памятниках черняховской культуры в Северном Причерноморье монетные находки редки, можно предположить, что торговля в основном была меновой. Население черняховской культуры могло получать из античных центров вино и оливковое масло в амфорах, а также столовую керамику, стеклянную посуду, бусы. Отсутствие в Ольвии в это время развитых рыбозасолочных и винодельческих комплексов при наличии всех необходимых для этого условий, может свидетельствовать об отсутствии достаточного рынка сбыта для продуктов рыбозасолки и виноделия в окружающей Ольвию варварской среде. Связи же с античными центрами ослабели. Вероятно, из товаров собственного производства на ближайшие поселения черняховцев Ольвия могла поставлять продукцию своих металлообрабатывающих и гончарных мастерских. В обмен она могла получать, прежде всего, крупный рогатый скот, поскольку он был обычной статьей сбыта для носителей черняховской культуры.
Не исключено, что с черняховских поселений привозилось в Ольвию какое-то количество ячменя пленчатого и проса обыкновенного. Поступление же пшеницы исключают, так как окружавшее город черняховское население возделывало в основном пшеницу двузернянку, дающую малый выход муки, в то время как ольвиополиты продолжали выращивать голозерные сорта пшеницы. Да и для черняховского населения степи Ольвия не была единственным и основным торговым контрагентом, в противном случае жизнь здесь не прекратилась бы на полстолетия раньше, чем на окружающих черняховских поселениях. Постепенно жизнь города угасает, окончательно прекратившись в третьей четверти 4 в. П
Причины этого связавают с экономическим положением Ольвии. Лишившись обширной сельской округи, Ольвия предпринимает попытки перестройки экономики на основе преимущественного развития ремесла. Однако успехом они не увенчались. Возможно, ремесленникам (прежде всего кузнецам и гончарам) было выгоднее селиться среди непосредственных потребителей товара, т.е. на черняховских поселениях, где фиксируется наличие какого-то количества греческого населения. Так завершилась почти тысячелетняя история античной Ольвии, где бывал и Дион Златоуст..
Внуком того Златоуста был Кассий Дион Коккеян (assius Dio Cocceianus; ок. 155 – ок. 235), римский историк. Как и дед, ученый и софист Дион Хрисостом, Кассий Дион был грекоязычным уроженцем Вифинского царства в Малой Азии. Родился он в Никее (совр. Изник на северо-западе Турции). Наиболее известное произведение Диона – Римская история в 80 книгах. Вифиния тысячи лет привлекала выходцев из Скифии, а затем славян. И информацию от них вифинийцы получали немалую, да и не только информацию.
Карьера и опыт Диона – внука Диона — явились хорошей подготовкой для написания истории. В правление Коммода он стал членом римского сената, при императоре Пертинаксе – претором (194), дважды был консулом. Дион приобрел также большой административный опыт в провинциях Римской империи, будучи наместником в Африке, Далмации и Паннонии, что, разумеется, весьма пригодилось ему в работе. Дион сообщает, что он изучил практически все письменные источники, относящиеся к периоду, охваченному его Историей, и произвел тщательный отбор материала, стараясь излагать его, насколько позволяли факты, как можно изящнее. Его труд охватывает период от основания Рима (традиционная дата 753 до н.э.) до 229 н.э. От Истории Диона сохранилось около трети. Кроме того, мы имеем извлечения и эпитомы утраченных книг, составленные другими авторами. Следуя традиционной римской историографии, Дион группировал события Истории по годам, однако нередко он прослеживает события сразу на протяжении нескольких лет. По стилю Дион напоминает Фукидида. Кроме Истории, плода 22-летнего труда, Дион написал утраченные ныне жизнеописание Арриана, своего коллеги-историка, и сочинение о снах и знамениях в царствование Септимия Севера.
Источник: http://www.krugosvet.ru
После гето-готского разгрома население вернулось в Ольвию по просьбе скифов заинтересованных в зарождении города как торгово-посреднического центра. Начинает возрождаться хора Ольвии. Судя по сообщению Диона Хрисостома в городе поселилось большое количество негреческого населения, которое оказало значительное влияние на культуру Ольвии. Облик города сильно меняется, а его площадь сокращается. Линию стен I века н.э. указывает искусственно вырытый ров, на месте которого позднее образовалась вторая поперечная балка. Следы стены зафиксированы на Верхнем плато, раскопанном в 1908 году. Некоторое представление о стене дают её остатки открытые в Нижнем городе. Сохранилось несколько рядов фундамента с облицовкой камня. Ширина стены (всего лишь 1,7 метра) не соответствует масштабам V-IV веков до н.э. В плотную к стене были пристроены жилища ольвиополитов. Это были однокомнатные полуподвальные постройки с очагами и смежными стенами из камня. Они были вытянуты в один ряд между оборонительной стеной и узкой улицей с южной стороны. К сооружениям I века н.э. относят и алтарь из дерева, возведённый на месте разрушенного мраморного. Об этом свидетельствуют тёмные круглые пятна – следы от установки деревянных опор, окружавших алтарь из известняка. Этот алтарь повторял форму раннего, немного превышая его размеры. Находясь за городской стеной к концу I века н.э. алтарь перестал функционировать.
В конце I века н.э. в городе был возведён храм Зевса. К середине I века н.э. в районе Теменоса были построены производственные сооружения: две гончарные печи, винодельня и большое зернохранилище. На рубеже I-II веков н.э. были созданы винодельни в западной части Агора. Производственный район ограждал от севера вырытый ров – первая линия обороны послегетской Ольвии. Создание экономического района говорит о возрождении Ольвии в I веке н.э. О развитии гончарного ремесла свидетельствуют несколько районов с гончарными мастерскими. Один из таких районов вырос в Верхнем городе в отдалении от стен на заброшенной окраине эллинистической поры. Ещё один район с гончарными печами был создан в Нижнем городе, около линии его обороны. В гончарном районе около Северной балки открыты пять печей для обжига сосудов. От одной из них, в наилучшей сохранности, дошло топочное отделение со столбами в центре и часть обжигательной камеры, диаметром 1,2 метра. Из двух печей одна, округлой формы и небольших размеров, служила для изготовления сосудов, другая, прямоугольная 2х3 метра, для изготовления черепиц. Сохранились следы столбов почти квадратной формы. Найдены болванки для формовки округлых калиптеров и куски брака черепицы.
Гончарный район (Гончарский конец-район известен и в средневековом Новгороде) в Нижнем городе начал функционировать в I веке н.э. и просуществовал до конца III века н.э. Большое зернохранилище 2х3 метра с каменными горловинами закрывались плитами. Зернохранилище Верхнего города прекращает функционировать на рубеже I-II веков н.э. Однако оно находилось на территории Теменоса. Зернохранилище состояло из ям, врезанных своим основанием в материк. Значение ям выяснилось после выяснения закономерностей в их расположении. В засыпях их стали находить крышки. Одна из ям чудом дошла до нас в полной сохранности. Она была закрыта каменной крышкой, лежавшей на каменной обкладке округлой горловины. Её стенки оказались изветвлёнными ходами грызунов. Ясно, что она была наполнена зерном.
От виноделия на территории Теменоса сохранились лишь днища трёх резервуаров и гиря рычажного пресса. От винодельни на западной стороне Агоры мы имеем остатки двух площадок и три резервуара. Сохранились остатки винодельни в северо-западной части Верхнего города. Несмотря на экономический подъём в I веке н.э. внешнеполитическая обстановка создавала неустойчивое положение в городе. В конце I века н.э. Ольвия оказалась вновь, хотя и на короткий срок, в зависимости от царей Форзая. Ко II веку н.э. Ольвия достигает экономического подъёма. Окраинный район в Нижнем городе благоустраивается. Вдоль его улиц сооружаются водосточные канавы. Ведётся строительство общественных зданий: учебных заведений, бань, портика. Увеличиваются размеры домов. В одном из них обнаружено помещение с мозаичным полом из разноцветной гальки. Другой дом имел восемь помещений, одно из которых служило лавкой. В Верхнем городе открыт большой дом.
Особенное внимание во втором веке уделялось сооружению оборонительных стен и реконструкции старых. Когда притеснённые варварами ольвиополиты обратились за помощью к римлянам, в южной части города возводится укреплённая цитадель. Её северная стена была толщиной 3 метра. Она возводилась из плит длинной 1,5 метра. Башни, остатки которых мы имеем, находились у главного входа, к которому вела улица, сохранившая направление главной магистрали до гетского периода. Башни к востоку от ворот отличались от башен главного входа. Северную стену цитадели, остатки которой дошли до нас, на всём её протяжении сопровождал ров. Внутри цитадели открыты остатки двух зданий, связанных с пребыванием римского гарнизона. Около северной стены сохранился повал большого здания. В одном из его помещений находилась цистерна. Открыт подвальный этаж из семи больших помещений. На территории цитадели вокруг главного входа открыты развалины монументальных плит от храма Аполлона Простата. Определение их как принадлежащих храму сделал Фармаковский, на основании скопления здесь культовых надписей, посвящённых Аполлону.
Во втором веке разросся гончарный район в Нижнем городе. Открыты печи округлой формы диаметром 2 метра для изготовления сосудов и мелких изделий, и большие прямоугольные печи с двумя подпорочными столбами, аналогичные печи для обжига черепицы, открытой за городской стеной. Во II веке н.э. продолжают функционировать винодельни в Верхнем городе. Вместо старого зернохранилища сооружается новое, включающее более ста ям. районе северной оборонительной стены города на территории Нижнего плато ещё на рубеже I-II века н.э. устраиваются пекарни. Её здание полуовального характера площадью 290 м2 примыкало к Восточной улице и имело семь помещений. Выделяется центральное помещение с большой овальной печью. В северной половине здания найдены два пифоса. Один из них служил для хранения муки, второй – для воды. В западной части располагались жилые комнаты. Ряд хозяйственных построек был возведён за пределами города.
Упадок III века проявился во многом. Все производственные сооружения прекращают своё существование в первой половине III века н.э. Замирает жизнь и на большинстве поселений ольвийской хоры. Прекращается чеканка монет Ольвии. В III веке н.э. не возводят новых построек. От построек IV века н.э. сохранились лишь остатки кузнечной мастерской. Ольвиополиты не смогли противостоять всё нарастающему натиску кочевых плёмен. В IV веке н.э. жители покинули город.
Ольвийский некрополь по своей площади примерно равнялся территории города. Большое количество курганов, сосредоточенное главным образом у внешних границ, дало основание для именования ольвийского некрополя «урочищем ста могил». Некрополь пересекал ряд просёлочных дорог, которые шли от северных и западных городских ворот. Другие дороги делили территорию некрополя на ряд участков. Историческая топография ещё до конца не выяснена, но можно говорить, что погребения VI-V веков до н.э. были сосредоточены к западу от северо-западного края городища, занимая в это время и северную окраину города эпохи эллинизма. В V веке до н.э. территория значительно расширяется к западу от Заячьей балки, а с конца IV века до н.э. — к северу от неё. Со II века до н.э. до первых веков н.э. хоронили в основном на западном склоне Заячьей балки, а также в заброшенной части города догетской эпохи.
Основным обряд погребения Ольвии было трупоположение, как и во многих античных городах Приазовья (этот обряд известен на территории России со времен палеолита – Костенки, Сунгирь; его продолжают и нынешние веры). Захоронение производилось в могилах трёх типов: грунтовых, подбойных и склепах. Грунтовые могилы представляли собой прямоугольный колодец длиной 1-3 метра, шириной 0,35-1,55 метра, впущенный в материк на глубину 0,70-2,70 метра. В подбойных могилах захоронение производилось в прямоугольной нише, вырытой в первой из стенок колодца, которая затем закладывалась камнем, сырцом или амфорами. Глубина могил 1,15-3,20 метра, длина 1,20-3,10 метра, ширина 1 метр, высота подбоя 0,30-1 метр. Земельные склепы отличались большими размерами и тем, что к ним с поверхности вели пологие или ступенчатые проходы-дромосы. Напротив входа вырезалась прямоугольная камера с округлым сводом, которая также по совершении захоронении закрывалась каменными плитами. Глубина склепов 2-7 метров, длина 3,50-3,80 метра, ширина 1,50-2,50 метра. В некоторых склепах имелись лежанки.
В эллинистическое время были построены маленные склепы. Два наиболее сохранившихся находятся первый под Зевсовым курганом, а второй – склеп Еврисивия и Ареты (II век н.э.). Встречаются также захоронения младенцев в амфорах. Ориентация могил различна. В основном запад – восток. Положение покойников — вытянутое на спине. Скорченные редки. Погребения совершались в деревянных гробах и их дно обычно покрывалось травой или смолой.
Наряду с трупоположением в Ольвии, особенно в ранний период, существовало трупосожжение (чем увлекались ранние индоевропейцы, что отразила Илиада Гомера, а затем и раннесредневековые слаяне и соседние народы). Отдельные случаи кремаций зафиксированы и в черте города. Представляют интерес остатки двух кострищ в круге из амфор. При раскопках некрополя найдено огромное количество разнообразных предметов: вазы, оружие, украшения, амулеты, монеты, амфоры и др. Встречаются кости от положенных в могилу кусков мяса. Найдено чрезвычайно мало надгробий, однако Фармаковский полагал, что они были расхищены ещё в древности. По типам захоронений и обрядам некрополь Ольвии в основном сходен с некрополями греческих городов. Население Ольвии в VI-I веках до н.э.
Проблема состава населения Ольвии остаётся до сих пор не достаточно разработанной. Здесь должны быть использованы все виды источников письменных и археологических. Среди собственно письменных источников, т.е. текстов авторов, только один содержит прямое указание относительно населения Ольвии – Борисфенитская речь Диона Хрисостома. Именно Дион и отметил преобладание скифского населения в городе, чем вредит прогреческим версиям его заселения.
Значительно более обширный материал содержится в источниках эпиграфических. В отдельных случаях надписи содержат вполне конкретные данные о населении Ольвии. Существует несколько надписей, где имени соответствует место рождения. Это в основном надписи об иностранцах. Сколько-нибудь показательные сведенья есть только о правящей верхушке общества, но данные о простых ольвиополитах тоже встречаются, хоть и редки. Значительная часть горожан – греческая. В первые века нашей эры среди них встречаются римские. Есть и не вполне ясные еврейские или персидские имена.
Громадное преобладание греческих имён в ольвийских надписях IV-I веков до н.э. вызывает предположение, что в Ольвии данного период жили одни или почти одни греки. Но это не так. Несомненно, что имена встречающиеся в надписях не отражают состава населения. В последнее время была сделана попытка выяснить состав населения Ольвии по археологическим данным. Для Ольвии интересующего нас периода присутствие негреческих элементов в составе населения устанавливается двумя способами: путём исследования погребений городского некрополя и путём изучения производства.
Особенно показательные результаты даёт ольвийский некрополь. Факт присутствия в нём могил с негреческими обрядами погребения не может вызывать сомнения. Это относится прежде всего к группе скорченных погребений. Кроме погребений хоккером могут быть указанны и другие, принадлежность которых к скифам также вероятна, а иногда и бесспорна. Среди них характерны погребения так называемых скифов-войнов с типичным для скифского периода инвентарём – мечём, стрелами, колчаном. С другими группами погребений, которые упоминаются как негреческие – сложнее. Ни наличие растительных подстилок, ни присутствие деревянных перекрытий, ни вещи в скифском стиле не могут сами по себе служить признаком, говорящий о негреческом происхождении погребённого. Не может считаться бесспорным признаком такого рода и тип погребения.
О присутствии негреческих элементов в составе населения Ольвии говорят некоторые особенности ольвийского производства. Наиболее характерным в этом плане является металлургическое производство. Изготовление бронзовых художественных изделий в формах, а не чеканки, является, бесспорно, местным приёмом, существовавшим в Северном Причерноморье и в скифское и ещё в доскифское время. Вероятно греческие мастера повлияли на облик изделей скифов. Негреческое производство сказывается и в другом: например в исполнении некоторых греческих орнаментов мастером не понятых. Что касается скифских орнаментов изготовленных в Ольвии предметов, то это факт интересен как показатель связи между Ольвией и скифами, но он едва ли может рассматриваться как доказательство присутствия в Ольвии пользовавшегося такого рода вещами скифского населения. Подобного рода вещи изготовлялись, очевидно, для сбыта их в Скифии, что подтверждается случаями находок этих вещей на территории Скифии. Известное их количество могло употребляться и в Ольвии, но не обязательно живущими там скифами.
Население Ольвии уже в первые века существования города, безусловно не являлось чисто греческим: за это говорят присутствия в некрополе погребения с негреческими ритуалами и ремесленные производства. Что касается роли, которую играл неместный элемент в политическом управлении государства, то она вероятнее всего была незначительной, т.к. надписи никак не отражают принадлежности негреческого населения к правящей верхушки. Наличие в первых веках нашей эры в надписях негреческих имён заставляет вспомнить сообщение Диона Хрисостома о «толпах варваров», нахлынувших в восстановленный после гетского нашествия город. Это в корне меняет соотношение между греческим и негреческим населением города. Не греки начинают занимать государственные посты вместе с потомками греков, и причём в не меньших количествах. (Используемая в описании Ольвии литература: 1. Книпович Т.Н., статья в «Материалы и исследования по археологии СССР» № 50, 1970 2. Леви Е.И., «Ольвия: город эпохи эллинизма» 3. «Археология СССР: древние государства Северного Причерноморья» 4. Славин Л.М., «Древний город Ольвия» 5. «Теменос и Агора»)
Увеличить >>>
Надо отметить, что в урбанистическом смысле почти прямым наследником Ольвии является Николаев — город, в котором был открыт первый в России археологический музей — в 1806 г. Коллекция музея стала основной ныне существующего Николаевского областного краеведческого музея. Археологические материалы составляют более половины фондов музея. На территории области в с. Парутино Очаковского р-на и существует Национальный заповедник «Ольвия».
Ежегодно, независимо от финансирования, в Ольвии в последние годы работает экспедиция Института археологии НАН Украины под руководством ст.н.с., к.и.н. Крапивиной Валентины Владимировны. Кроме нее на раскопки городища и некрополя Ольвии Открытые листы получали член-корреспондент НАНУ Крыжицкий Сергей Дмитриевич, ст.н.с., к.и.н. Буйских Алла Валериевна. В исследованиях участвуют молодежные группы из Москвы, Санкт-Петербурга, Луганска, Николаева, Запорожья, Киева и других городов (бывали здесь и студенческие отряды из Новгорода). Раскопки наиболее раннего на северном побережье Черного моря античного поселения — Березанского продолжает экспедиция под руководством м.н.с. Института археологии НАН Украины Владимира Владимировича Назарова.
В зоне затопления Александровским водохранилищем округи Южно-Украинской атомной станцией работала экспедиция Института археологии НАН Украины под руководством н.с. Фоменко Виктора Николаевича. Здесь прослеживаются археологические памятники со времен палеолита — Анетовка 2 и Анетовка 13 у с. Анетовка Доманевского р-на. Ведутся раскопки поселений периода бронзы Щуцкое 1, Виноградный Сад Доманевского р-на, Бугское Арбузинского р-на. Всего в области насчитывается 2953 памятника археологии,14 из них – государственного значения. Археологами в 2001 году исследовалось 14 памятников, грабителями разрушалось 19.
Увеличить >>>
Фото 6. Южный Буг в зоне строительства Александровского водохранилища – немало археологических следов уйдет под воду.
Непросто и с философами в Ольвии. Например, Иоанн Златоуст не вспомнил наряду с Анахарсисом Зороастра – тоже представителя ранних северных мыслителей. Через греческое посредство образ З.- Зороастра стал достоянием европейской культуры. В эпоху эллинизма он породил множество вторичных синкретических мифов, которые сохраняли иногда архаичные иранские черты. Тот же Дион Хрисостом передал легенду о том, что З. в поисках истины удалился на уединённую гору, куда обрушилось с небес великое пламя, но З. вышел из него невредимым и наделённым искомой мудростью (вариант мифа о сошествии божественной истины в огненной форме). Зороастру приписывали множество пророчеств, изречений и книг, в средние века его считали магом и астрологом. Ф. Ницше вложил в уста З. мрачную проповедь индивидуалистически толкуемой свободы духа («Так говорил Заратустра»). Лит.: Абаев В. И., Скифский быт и реформа Зороастра, «Archiv Orienialni», 1956, v. 24, № 1; его же, Миф и история в Гатах Зороастра, в сб.: Историко-филологические исследования, М., 1974 (лит.); Hartman S., Der grosse Zarathustra, «Orientalia Suecana», 1965-66, v. 14-15; Whitley С. F., The date and teaching of Zarathustra, «Numen», 1957, v. 4, fasc. 3; Mole M., La lйgende de Zoroastre selon les textes Pehlevis. P., 1967; Shapur Shahbazi A., The «traditional date of Zoroaster» explained, «Bulletin of the School of Oriental Studies»,
Одной из характерных черт интеллектуальной жизни первых веков Римской империи был всеобщий интерес к философии. Время это не выдвинуло создателей новых философских систем типа греческих: виднейшие тогдашние мыслители — Сенека, Эпиктет, Плутарх — были эклектиками. Но увлечение философией благодаря деятельности бродячих киников, к которым относили и Биона Борисфенита, стало массовым. Причем внимание общества все больше смещалось от метафизики и других философских дисциплин к тому, что волновало и волнует всех, — к этике. Именно о ней больше всего размышлял и писал Луций Анней Сенека, богатый и влиятельный человек, советник Нерона. Позднее, испытав опалу, оттесняемый вместе со всей старой римской знатью от управления государством, он стал искать утешение в философии и писании трагедий. Но и удалившись от дел, живя уединенно, Сенека не избежал трагического финала: по приказу императора он покончил с собой, разделив участь всех жертв деспотизма династии Юлиев-Клавдиев.
Как и других образованных римлян, испытавших превратности судьбы, его больше всего влекла к себе философия стоиков в соединении с элементами иных философских учений. В своих трактатах-диалогах, в письмах к молодому другу Луцилию он энергично и эмоционально проповедует необходимость для человека освободиться от всех тревог, научиться спокойно и достойно переносить самые неожиданные удары судьбы. Тот, кто избавится от разрушительных страстей и вооружится стоической мудростью, обретет то желанное «спокойствие духа», которое и является целью жизни и высшим благом. Исповедуя в трактатах и письмах презрение к сиюминутному и преходящему, к материальному достатку и удобствам, философ, однако, не всегда мог согласовать свои принципы с собственным укладом жизни: многие в Риме знали, как он различными способами, не избегая и ростовщичества, увеличил унаследованное им от отца, ритора и историка Сенеки Старшего, богатство. На этот разлад между тем, чему он учил, и тем, как протекала его собственная жизнь, Сенека сам не раз с иронией указывал в письмах к Луцилию.
Философия стоиков, уводившая человека от превратности жизни внешней к духовным глубинам жизни внутренней, давала утешение не только Сенеке, но и многим представителям сенаторской знати, настроенным оппозиционно по отношению к принцепсам из династии Юлиев-Клавдиев. Идеалам и ценностям старого римского нобилитета уже не находилось места в тогдашней общественной жизни государства. Не удивительно, что столько философов-стоиков пали жертвами преследований и репрессий. Судьбу Сенеки повторил поэт Марк Анней Лукан, приверженный стоическому мировоззрению: некогда близкий друг Нерона, он затем впал в немилость и вынужден был покончить с собой. Через год, в 66 г. н. э., был казнен за участие в оппозиции сенаторстоик Публий Клодий Фразеа Пет, В ссылку были отправлены выдающиеся философы Луций Анней Корнут, учитель Лукана, и Музоний Руф, учитель уже известного нам оратора и философа Диона Хрисостома из Прусы. Но и в правление Флавиев к философам власти относились весьма враждебно, и их дважды изгоняли из Рима: в 74 г. при Веспасиане и в 95 г. при Домициане.
Отношение к стоикам изменилось лишь с восшествием на престол «наилучшего принцепса» Траяна. В свою очередь, изменилось и отношение самих философов к монархии. Если в I в. н. э. люди, приверженные учению стоиков, находились обычно в оппозиции к императорам, то в начале II в. именно Дион Хрисостом в трех речах о царской власти рисует идеал справедливого монарха и всячески подчеркивает различия между ним и самозванным тираном. Справедливый правитель подобен солнцу: заботится о своем народе, постоянно трудится для его блага, неподкупен, презирает золото и драгоценные камни, а украшает свой дворец воинскими трофеями, занимаемое им положение воспринимает как гражданское служение. В речах Диона Хрисостома дается развернутое морально-философское обоснование императорской власти Траяна.
Мир и союз между императорами и философами при Траяне продолжались в течение всего II века и нашли символическое выражение в фигуре императора-философа Марка Аврелия. До этого Адриан постоянно окружал себя софистами, Антонин Пий назначал пенсии философам во всех провинциях, Марк Аврелий же сам занимался философией. Он оставил нечто вроде дневника самовоспитания под названием «К самому себе», наполненного размышлениями об этике, о собственных несовершенствах, о неизбежном разладе между идеалом и жизнью. Свою императорскую власть Марк Аврелий понимает — в соответствии с учением стоиков — как возможность и обязанность служения обществу. Сам, будучи стоиком, император, однако, щедро раздавал пенсии представителям и других философских школ: академикам-платоникам, перипатетикам, эпикурейцам, заботился о поддержании традиций этих древних школ в Афинах.
О том, как широко распространился в тогдашнем обществе интерес к философии, говорит тот факт, что наиболее выдающийся философ-стоик на рубеже I—II вв. н. э., Эпиктет, был рабом. Подобно своему учителю Музонию Руфу (у которого учился и Дион) он только проповедовал, а сам ничего не писал — его поучения записывали его ученики и последователи; одним из них, издавшим наставления Эпиктета, был историк Арриан, хорошо знавший округу Причерноморья Как и другие стоики, Эпиктет больше всего интересовался этическими вопросами. Он также учил, что существует промысел божий, что внутренне свободен и счастлив лишь тот мудрец, у которого есть только «небо, земля и жалкий плащ», но который «ни в чем не нуждается». Учение Эпиктета давало утешение всем угнетенным, ибо снимало различия между рабами и свободными: по мнению философа, свобода и несвобода — категории моральные. Подлинным господином и царем, подлинно свободным является лишь мудрец, освободившийся от страстей и низких потребностей.
Близкие к стоическим идеалы отречения от материальных благ, жизни в согласии с природой провозглашали тогда также киники, обращавшиеся, как и прежде, к городским низам на понятном им языке. Фигура нищего бродячего проповедника-киника по-прежнему очень характерна для улиц Рима и провинциальных городов, но теперь к поучениям киников все чаще прислушиваются и люди образованные, такие, как именно Дион Хрисостом. В самые жестокие времена Калигулы, Нерона, Домициана немало было уличных философов-киников, которые своей жизнью подтверждали то, чему учили. Достаточно назвать грека Деметрия из Суния, проповедовавшего сначала в Коринфе, а затем в Риме и державшего себя весьма непочтительно и смело перед императорами.
Деятельностью стоиков и киников картина развития философии в I—II вв. н. э. не исчерпывается. Среди авторов, писавших на моральные темы, больше всех известен, хотя и не как философ, а как создатель знаменитых параллельных жизнеописаний великих греков и римлян, Плутарх из Херонеи. Близкий к платоновской Академии, он в своих многочисленных моралистических трактатах, философских диалогах и посланиях, написанных прекрасным, полным живости и обаяния языком, выступает, скорее, как эклектик. Он не чужд и стоических воззрений, но ригоризм и крайности всех философских школ ему претят, и он часто спорит со стоиками и эпикурейцами, поверяя их учения своим природным здравым смыслом, жизнелюбием и терпимостью. Этические интересы Плутарха охватывают и сферу семейную, и сферу политическую. К императорской власти он, как и уже не раз упоминавшийся Дион Хрисостом из Прусы, относится позитивно, но и требовательно, называя правителей «слугами бога, помогающими ему в заботах о благополучии людей, дабы те блага, которые бог предназначил для людей, они отчасти раздавали, отчасти же берегли».
Эклектизм Плутарха как философа-моралиста был характерен для академиков-платоников еще со времен Антиоха из Аскалона, учителя Цицерона, и все попытки некоторых философов II в. н.э. очистить наследие Платона от наслоений перипатетических и стоических учений не дали больших результатов. Во второй половине II в. грек Нумений назвал Платона Моисеем, говорившим по-аттически, и в этих словах нашел символическое выражение философский синкретизм тех лет, соединивший учение Платона с пифагорейством, со своеобразной философией Филона Александрийского, попытавшегося свести воедино греческое философское наследие и иудаизм, а также с элементами религиозных представлений евреев и персов.
В заключении вернемся к Анахарсису – выдающемуся скифскому философу, которого в античности полагалось всем образованным знать, а ныне почти все образованные россияне его не знают.
Видный российский антиковед М.Л. Гаспаров одним из первых в новой литературе конца ХХ века обратил внимание на Анахарсиса даже в книжке для школьников. (Гаспаров М.Л. Занимательная Греция: Рассказы о древнегреческой культуре. Москва, 1995.) «Занимательная Греция» — своеобразная энциклопедия древнегреческой культуры, которая была тем зерном, из которого выросла вся новоевропейская и русская культура. В шести частях книги (с IX по II вв. до н. э.) рассматриваются и политика, и быт, и военное искусство, и философия, и театр, и поэзия — все в неразрывной связи друг с другом и с эпохой, да не забывается и округа Скифии. (http://www.sno.7hits.net/lib/school/gaspar/index.htm
Процитируем текст, связанный с Анахарсисом, полностью.
СЕМЬ МУДРЕЦОВ
На стенах дельфийского храма было написано семь коротких изречений — уроков жизненной мудрости. Они гласили: «Познай себя самого»; «Ничего сверх меры»; «Мера — важнее всего»; «Всему свое время»; «Главное в жизни — конец»; «В многолюдстве нет добра»; «Ручайся только за себя». Греки говорили, что оставили их семь мудрецов — семь политиков и законодателей того времени, о котором мы рассказываем. Это были: Фалес Милетский, Биант Приенский, Питтак Митиленский, Клеобул Линдский, Периандр Коринфский, Хилон Спартанский, Солон Афинский. Впрочем, иногда в числе семерых называли и других мудрецов, иногда приписывали им и другие изречения. Стихотворение неизвестного поэта говорит об этом так:
Семь мудрецов называю: их родину, имя, реченье.
«Мера важнее всего!» — Клеобул говаривал Линдский;
В Спарте — «Познай себя самого!» — проповедовал Хилон;
«Сдерживай гнев», — увещал Периандр, уроженец Коринфа;
«Лишку ни в чем», — поговорка была митиленца Питтака;
«Жизни конец наблюдай», — повторялось Солоном Афинским;
«Худших везде большинство», — говорилось Биантом Приенским;
«Ни за кого не ручайся», — Фалеса Милетского слово.
Говорили, что однажды рыбаки на острове Кос вытащили из моря великолепный золотой треножник. Оракул велел отдать его самому мудрому человеку в Греции. Его отнесли Фалесу. Фалес сказал: «Я не самый мудрый» — и отослал треножник Бианту в Приену. Биант переслал его Питтаку, Питтак — Клеобулу, Клеобул — Периандру, Периандр — Хилону, Хилон — Солону, Солон — обратно Фалесу. Тогда Фалес отослал его в Дельфы с надписью: «Аполлону посвящает этот треножник Фалес, дважды признанный мудрейшим среди эллинов» (но Аполлон – бог-покровитель гипербореев, отчасти связанных и с Зороастром: П.З.).
Над Фалесом смеялись: «Он не может справиться с простыми земными заботами и оттого притворяется, что занят сложными небесными!» Чтобы доказать, что это не так, Фалес рассчитал по приметам, когда будет большой урожай на оливки, скупил заранее все маслодавильни в округе, и, когда урожай настал и маслодавильни понадобились всем, он нажил на этом много денег. «Видите, — сказал он, — разбогатеть философу легко, но неинтересно». Биант с другими горожанами уходил из взятой неприятелем Приены. Каждый тащил с собою все, что мог, один Биант шел налегке. «Где твое добро?» — спросили его. «Все мое — во мне», — отвечал Биант.Питтак справедливо правил Мити ленами десять лет, потом сложил власть. Народ наградил его большим земельным наделом. Питтак принял только половину и сказал: «Половина больше целого». Клеобул и его дочь Клеобулина первыми в Греции стали сочинять загадки. Вот одна из них, ее разгадает всякий:
Есть на свете отец, двенадцать сынов ему служат; Каждый из них родил дочерей два раза по тридцать; Черные сестры и белые сестры, друг с другом несхожи; Все умирают одна за другой, и все же бессмертны.
Хилон говорил: «Лучше решать спор двух врагов, чем двух друзей: здесь сделаешь одного из врагов другом, там — одного из друзей врагом». Кто-то похвалился: «У меня нет врагов». — «Значит, нет и друзей», — сказал Хилон. Солона спросили, почему он не установил для афинян закона против отцеубийства. «Чтобы он не был нужен», — ответил Солон. Кроме того, семерым мудрецам, вместе и порознь, приписывали и другие уроки жизненной мудрости. Вот некоторые их советы:
Не делай того, за что бранишь других.
О мертвых говори или хорошо, или ничего.
Чем ты сильнее, тем будь добрее.
Пусть язык не опережает мысли.
Не спеши решать, спеши выполнять решенное.
У друзей все общее.
Кто выходит из дома, спроси: зачем?
Кто возвращается, спроси: с чем?
Не чванься в счастье, не унижайся в несчастье.
Суди о словах по делам, а не о делах по словам.
Вы скажете, что это и так'все знают? Да, но все ли так и поступают?
Впрочем, ведь и сами мудрецы, когда их спросили, что на свете труднее всего и что легче всего, ответили: «Труднее всего — познать самого себя, а легче всего — давать советы другим». (уже здесь стоило бы вспомнить скифских философов Токсакиса и уступавшего ему в возрасте Анахарсиса, но Гаспаров на это внимание не обратил: П.З.).
МУДРЕЦЫ ОТВЕЧАЮТ НА ВОПРОСЫ
У писателя Плутарха есть сочинение под заглавием «Пир семи мудрецов». Там описывается, как однажды Периандр, управлявший Коринфом, созвал у себя всех мудрецов и других ученых мужей, как они угощались и вели между собою умные речи. Среди гостей были двое, с которыми мы скоро познакомимся поближе: скиф Анахарсис и фригиец Эзоп — дикарь-мудрец и раб-мудрец. Грекам приятно было оттенять высокую мудрость своих знатных законодателей простым здравым смыслом пришельца из варваров и выходца из народа. Повод для беседы был такой. Эфиопский царь и египетский царь спорили за одну пограничную область; и вот, чтобы не воевать, они решили состязаться, задавая друг другу загадки. Египтянин задал девять вопросов: что всего старше, что всего прекрасней, что всего больше, что всего разумней, что всего неотъемлемей, что всего полезнее, что всего вреднее, что всего сильнее и что всего легче? Эфиоп ответил: «Старше всего время; прекраснее всего свет; больше всего мироздание; разумнее всего истина; неотъемлемей всего смерть; полезнее всего бог; вреднее всего демон; сильнее всего удача; легче всего сладость». Периандр спросил гостей: «Удачные это ответы или нет?» Мудрецы порассуждали и решили -- не очень удачные. Нельзя сказать, что время всего старше: ведь время есть и прошедшее, и настоящее, и будущее, причем будущее, несомненно, моложе настоящего. Нельзя сказать, что удача всего сильнее: ведь то, что крепко и сильно, не бывает так изменчиво. Нельзя далее сказать, что смерть всего неотъемлемей: в тех, кто жив, смерти нет. «А как же ответить лучше?»
И Фалес Милетский ответил так: «Старше всего — бог, ибо он вечен. Прекраснее всего — мир, ибо в нем все согласованно и стройно. Больше всего — пространство, ибо в нем мир, а в мире все остальное. Разумнее всего — время, ибо оно всему учит. Неотъемлемей всего — надежда, ибо она есть и у тех, у кого больше ничего нет. Полезнее всего — добродетель: с нею все на свете хорошо. Вреднее всего — порок: с ним все на свете плохо. Сильнее всего — неизбежность: она всем властвует. Легче всего — мера: без меры даже наслаждение бывает в тягость». Ответы понравились; тогда Периандр попросил каждого ответить на три вопроса: каким должен быть дом, каким должен быть город и каким должен быть правитель? На вопрос, какой дом — лучший, Солон ответил: «Тот, где добро приобретается без несправедливости, сохраняется без недоверчивости и тратится без раскаянья». Питтак ответил: «Где нет ни потребности в излишнем, ни нехватки в необходимом». Хилон ответил: «Где хозяин — как мудрый царь». Биант ответил: «Где хозяин ведет себя по Доброй воле точно так же, как вне дома — по воле закона». Клеобул ответил: «Где хозяина больше любят, чем боятся». А Фалес ответил: «Где хозяину не о чем заботиться».
Что сказал скиф Анахарсис, вы узнаете на следующей странице. И Периандр, послушав, сказал: «Видно, недаром говорят: кто-то Ликургу посоветовал устроить в Спарте народовластие, а Ликург ответил: «Сперва сумей устроить народовластие в собственном доме!»На вопрос, какой город — лучший», Солон ответил: «Тот, где обидчика требует к ответу не только обиженный, но и необиженный». Фалес ответил: «Где нет ни слишком бедных, ни слишком богатых».
Анахарсис ответил: «Где лучшее воздается добродетели, худшее — пороку, а все остальное — поровну». Питтак ответил: «Где дурным людям нельзя править, а хорошим нельзя не править». Биант ответил: «Где закона боятся больше, чем правителя». Клеобул ответил: «Где порицания боятся больше, чем закона». А Хилон ответил: «Где больше слушают законы, чем ораторов». И Периандр, послушав, сказал: «Видимо, значит это, что народовластие тем лучше, чем больше похоже оно на единовластие!» Наконец, на вопрос, какой правитель — лучший, Фалес ответил: «Тот, который сможет дожить до старости и умереть своей смертью». Хилон ответил: «Тот, который думает не о смертном, а о бессмертном». Питтак ответил: «Тот, кто приучит подданных бояться не его, а за него».
Анахарсис ответил: «Кто всех более разумен». Клеобул ответил: «Кто всех менее легковерен». Биант ответил: «Кто дает пример покорности законам». А Солон ответил: «Кто сам отречется от своего единовластия». И Периандр, послушав, сказал: «Видимо, значит это, что и единовластие тем лучше, чем больше похожа на народовластие?» «Мера — важнее всего!» — ответили ему мудрецы.
АНАХАРСИС, МУДРЕЦ-ДИКАРЬ
Анахарсис, восьмой при семи мудрецах, был скиф. Скифы жили в причерноморских степях: одни кочевали, другие сеяли хлеб и продавали в греческие города. Анахарсис был сын скифского царя (и отсюда тяготел хотя бы к землям царских скифов у Дона, а не к Ольвии), он часто бывал в греческих городах на Черном море. Ему нравилось, как живут греки; он построил себе в их городе дом, подолгу там жил, носил греческое платье и молился греческим богам. Скифы, узнав про это, возроптали, и однажды, когда Анахарсис устроил праздник греческим богам не дома, а в степи, они убили его стрелой из лука. Этот Анахарсис, говорят, ездил в Грецию, был учеником Солона и своею мудростью вызывал всеобщее удивление. Он явился к дому Солона и велел рабу сказать хозяину, что скиф Анахарсис хочет видеть Солона и стать ему другом. Солон ответил: «Друзей обычно заводят у себя на родине». Анахарсис сказал: «Ты как раз у себя на родине — так почему бы тебе не завести друга». Со лону это понравилось, и они стали друзьями. Грекам казалось смешно, что скиф занимается греческой мудростью. Какой-то афинянин попрекал его варварской родиной; Анахарсис ответил: «Мне позор моя родина, а ты позор твоей родине». Смеялись, что он нечисто говорит по-гречески; он ответил: «А греки нечисто говорят по-скифски». Смеялись, что он, варвар, вздумал учить мудрости греков; он сказал: «Привозным скифским хлебом вы довольны; чем же хуже скифская мудрость?» Смеялись: «У вас нет даже домов, одни кибитки; как же можешь ты судить о порядке в доме, а тем более — в государстве?» Анахарсис отвечал: «Разве дом — это стены? Дом — это люди; а где они живут лучше, можно и поспорить».
Скифы живут лучше, говорил Анахарсис, потому что у них все общее, ничего нет лишнего, каждый довольствуется малым, никто никому не завидует. «А у вас, греков, — продолжал он, — даже боги начали с того, что поделили весь мир: одному небо, другому море, третьему подземное царство. Но землю даже они не стали делить: ее поделили вы сами и вечно из-за нее ссоритесь». Его спрашивали: «Правду ли говорят, что вы, скифы, умеете ходить по морозу голыми?» Анахарсис отвечал: «Ты ведь ходишь по морозу с открытым лицом? Ну вот, а у меня все тело — как лицо». В греческой жизни он больше всего удивлялся мореходству и вину. Узнав, что корабельные доски делаются толщиной в четыре пальца, он сказал: «Корабельщики плывут на четыре пальца от смерти». На вопрос, кого на свете больше, живых или мертвых, он переспросил: «А кем считать плывущих?» На вопрос, какие корабли безопаснее — длинные военные или широкие торговые, он ответил: «Вытащенные на сушу». О вине он говорил: «Первые три чаши на пиру — это чаша наслаждения, чаша опьянения и чаша омерзения». А на вопрос, как не стать пьяницей, он сказал: «Почаще смотреть на пьяниц». Его спросили, что ему показалось в Греции самым удивительным. «Многое, — ответил он. — То, что греки осуждают драки, а сами рукоплещут борцам на состязаниях; осуждают обман, а сами устраивают рынки нарочно, чтобы обманывать друг друга; и что в народных собраниях у них вносят предложения люди умные, а обсуждают и утверждают люди глупые». И когда Солон гордился своими законами, Анахарсис говорил: «А по-моему, всякий закон похож на паутину: слабый в нем запутается, а сильный его прорвет; или на канат поперек дороги: маленький под него пролезет, а большой его перешагнет». Так, чтобы не зазнаваться в своей мудрости, семеро мудрецов оглядывались на скифа Анахарсиса.
Оказывались пращуры-земляки нынешних жителей Украины и России, соседних стран достойными не только того, чтобы на них оглядывались. Ведь тот же Анахарсис признавался изобретателем якоря и гончарного круга. И гончары Ольвии, как и многих античных городов Приазовья и Северного Причерноморья, вполне могли славить его. Не боги горшки обжигают – обжигают горшки мастера. Возможно, помнили Анахарсиса еще и в средневековом Новгороде. Да вот нынешние российские города о нем пока мало помнят. Но память об античных достижениях пращуров в России все же просыпается.
«И что худого от незнания…» ?! Думайте сами.

Золин П.М. Незнание как апологетика веры // «Академия Тринитаризма», М., Эл № 77-6567, публ.11132, 09.04.2004

[Обсуждение на форуме «Религия»]

В начало документа

© Академия Тринитаризма
info@trinitas.ru