|
|
Н.А. Журавлев
Инженерная антропология о войне и о свете в конце туннеля.
Хочу подчеркнуть: в основе всех выводов лежит научный анализ исходных данных.
Неожиданный переворот в представлении о коммунизме из этого анализа у меня получился.
СОДЕРЖАНИЕ
1. История дураков не учит
2. "Если бы директором был я"
3. Инженерное против гибридного
4. Треугольник власти против пирамиды власти
5. «Операция Z» – это обнуление
6. Наш и не наш коммунизм
7. Конец предыстории
В грязном падении человеку остается только одно –
не оглядываясь, падать. И одно только важно –
делать это надо с интересом и энергично.
Даниил Хармс
1. История дураков не учит…
Как правило, я никакие длинные видео не смотрю из-за того, что время на это много тратить приходится, но в прошлом 2021 году посмотрел какое-то выступление Андрея Девятова с докладом, и даже законспектировал основные тезисы доклада на листке, который вырвал из старого блокнота для записи телефонных номеров, который под рукой оказался. На рабочем месте, где мой комп стоит, разных листков у меня много в кучку сложено, и я периодически делаю попытки эту кучку уменьшить, просматривая старые записи и выбрасывая то, в чем не вижу надобности. В начале февраля мне под руку попался этот листок с записью тезисов доклада. Доклад назывался «О создании единой судьбы человечества», в нем Андрей назвал пять принципов создания судьбы и рассказал о программе этого дела из 64 пунктов.
Если бы там было только это, то я этот листок выкинул бы, поскольку к деятельности небополитиков, лидером которых является Андрей Девятов, отношусь скептически, но в листке мое внимание привлекла произнесенная Девятовым фраза: «Роковое событие случится в этом или, самое позднее, в следующем 2022 году», — из-за этой фразы листок я решил сохранить до конца года. Вспомнил про этот листок и про эту фразу я в примечательный день шести двоек — 22.02.2022 — день, когда нам объявили, что принято решение об оказании помощи признанным Россией республикам Донбасса, равносильное решению о начале войны, которую наш главнокомандующий назвал спецоперацией по денацификации и демилитаризации украинского государства. Сама же «Операция Z» началась 24 февраля. Заглянуть за горизонт здесь нумерология подсуетилась, и вот что у нее получилось:
1. Начало Первой мировой: 28.07.1914 --> 28+07+19+14=68
2. Начало Второй мировой: 01.09.1939 --> 01+09+19+39=68
3. Начало «Операции Z»: 24.02.2022 --> 24+02+20+22=68
Для еврейской Каббалы число «68» является знаком Большого Катаклизма или Армагеддона, если говорить на языке Библии; для небополитиков это Битва Конца; но в современных условиях это означает переход через точку Большой Сингулярности, после которой мир изменится настолько кардинально, что даже представить невозможно, как он после этого будет выглядеть.
При дальнейшем редуцировании по сумме получаем: 6+8=14 --> 1+4=5 – полученная пятерка означает движение в правильном направлении, но добиваться своего придется самостоятельно, не надеясь на чью-то помощь. Высшие силы дают подсказки. Интуитивно их можно уловить, но для этого надо уметь слушать внутренний голос.
Подсказка есть и в самом числе «68»: восьмерка в нем, если положить ее горизонтально, будет знаком бесконечности и, соответственно, свободы. Шестерка здесь является элементом числа зверя «666», которое может стать преградой на пути к свободе. Одна шестерка путь не загородит, в числе она лишь указывает на подстерегающую опасность; чтобы избежать ее, надо быть чистым душой и телом. Худо бывает, когда в погоне за благосостоянием носители числа «68» забывают о тех, кто находится рядом с ними или же начинают ценить материальные блага выше духовных. Такого высшие силы не прощают. В любой случае, для носителя числа «68» уготован особый путь: «Претерпевый же до конца, той спасен будет». (Мф.10:22)
Вот и не верь после этого в нумерологию и в предсказания оракулов…
Накануне знаменательного события, когда Путин объявил о признании непризнанных республик ДНР и ЛНР, то я приветствовал это решение, думая, что за этим последует операция по принуждению к миру, аналогичная той операции, которая была проведена против Грузии в 2008 году после того, как Грузия напала на отделившуюся от нее и никем не признанную Южную Осетию. Тогда президента Саакашвили к этому нападению подтолкнули американцы, которые контролировали всю его внешнюю и внутреннюю политику. По такому же сценарию перед началом войны развивались события и на Донбассе.
Так же, как тогда в Грузии американские советники контролировали всю деятельность президента Саакашвили, так они и на Украине контролировали президента Зеленского; так же, как тогда в Грузии, сотрудники ЦРУ направляли и контролировали деятельность службы безопасности Украины; с активным участием американских советников шло формирование национальной Армии Украины. Следствием этого американского влияния было нарастающее напряжение на Донбассе, сопровождающееся на протяжении всех восьми лет независимости от марионеточного правительства Украины обстрелами и терактами, которые Запад, ведомый Соединенными Штатами Америки, так любящий рассуждать о демократии и правах человека, предпочитал лицемерно не замечать. В начале 2022 года стало очевидно, что американцы подталкивают Зеленского к силовому решению проблемы: Киев фактически отказался от выполнения Минских соглашений, предусматривающих меры по мирному урегулированию конфликта; на Донбасс к линии разграничения стягивались самые боеспособные части украинской армии; усилились поставки вооружений из Америки и других стран НАТО в украинскую армию. Все эти военные приготовления сопровождались информационной компанией в западных и наших либеральных СМИ, в которой Россия заранее объявлялась агрессором, готовящимся напасть на Украину. Целью компании было запугать Россию, чтобы она не посмела вмешиваться, когда украинская армия начнет против мятежных республик делать блицкриг.
Россия в ответ на это нарастание напряженности демонстрировала свою готовность вмешаться, регулярно проводя военные учения в непосредственной близости от границ Украины. В этих условиях вполне логичным было бы нанести упреждающий удар, чтобы предотвратить в Донецке и Луганске повторения трагедии в Беслане, когда погибло много мирных граждан. Я думал, что именно такое решение наш главнокомандующий и примет, но то решение, которое он принял, стало для меня полной неожиданностью — ну никак я не ожидал, что Путин решится начать войну ради того, чтобы поменять политическое руководство на Украине.
После такого решения нашего президента я вспомнил о том, что сам написал о нем десять лет назад, в самой первой записи в блоге, который в 2012 году завел в Живом Журнале:
Брежнев — это застой;
Путин — это отстой.
Еще я вспомнил о том, что писал о нем через три года в статье посвященной анализу феномена гибридной войны, которую выложил на Вордкризисе, где в начале 2015 года только начал тусоваться:
Что бы там ни говорили унитазные критики о нашем президенте, я не сомневаюсь в том, что Владимир Путин — хороший человек. И незабвенной памяти Брежнев Леонид Ильич был хороший человек, и царь Николай II тоже был хороший человек — “везет” России на хороших людей, ей управляющих… Хороший царь подарил своей Российской Империи социалистическую революцию, хороший генеральный секретарь подарил своему Советскому Союзу застой, который закончился распадом, как казалось, еще такой могучей державы, с последующей капиталистической реставрацией на всем постсоветском пространстве. Чем-то для России закончится подаренный ей ее хорошим президентом отстой?
Сейчас можно было бы сказать, что отстой закончился войной, но это будет близорукое мнение — так легко отделаться у нас не получится. Чтобы понять, что нам грозит, глядеть надо вдаль. Прежде чем глядеть в ту даль, которая нам светит в будущем, повернем голову назад и посмотрим в ту даль, которая свое уже отсветила. В той дали мы тоже увидим войну, которую наш Совок заимел во времена застоя — это была война в Афганистане, куда СССР вторгся с той же целью, что сейчас РФ на Украину — чтобы сменить политическое руководство. История дураков ничему не учит.
Застой той войной не закончился, но это тоже для нашего Союза было роковое событие. То событие показало, что думающих людей в руководстве страны Советов уже не осталось. Каким может быть будущее у такой страны? — история нам это показала еще раз. Первый раз такой показ она нам устроила в 1917-м. Ну что ребята, будем дожидаться третьего показа? Пока мы видим, как это у истории водится, его военную прелюдию. В этой прелюдии она нам показывает все то же самое, что и раньше — что думающих людей в российском руководстве нема. Нет, те, кто в него входит, мозгами шевелить, конечно, не разучились, вот только результатов такого шевеления мы не видим. Тупые прямолинейные решения, которые они принимают, для своего принятия в таком мозговом шевелении вовсе не нуждаются. Как однажды выразился наш Владимир Владимирович: если видишь, что драки не избежать, то бей первым — для этого большого ума не надо — вот В.В. и ударил. Что ударил — это правильно; неправильно то, что плохо подумал, куда бить надо.
Лучше совсем не бить, чем бить куда не надо. А куда надо было ударить? Точнее, по кому ударить? — а по тому, кто с этой войны самую большую выгоду имеет, а этот выгодополучатель тот же самый, что и от войны СССР в Афгане. Это в России с тех давних пор многое принципиально поменялось, а в либеральном паханате, куда Россия так стремилась попасть и наконец-то попала, с тех давних пор принципиально ничего не изменилось, поэтому мы и можем проводить прямые аналогии между войной СССР в Афгане и войной России на Украине.
Уже после того, как Совок приказал долго жить, один из главных архитекторов внешней политики Соединенных Штатов Збигнев Бжезинский в своих интервью хвастливо и цинично откровенничал о том, как удалось развести лохов в советском руководстве:
Согласно официальной версии, ЦРУ начало поддержку моджахедов в 1980 году, то есть после вступления Советской Армии в Афганистан 24 декабря 1979 года. Но в действительности всё обстояло иначе: на самом деле первую директиву об оказании тайной помощи противникам просоветского режима в Кабуле президент Картер подписал 3 июля 1979 года. И в тот же день я написал ему докладную записку, в которой высказал предположение, что эта помощь повлечёт военное вмешательство Советов. Мы не принуждали русских вмешиваться, но мы сознательно увеличили вероятность того, чтобы они это сделали.
Та секретная операция была блестящей идеей. Она позволила заманить русских в афганский капкан, и вы хотите, чтобы я сожалел об этом? Когда Советы официально пересекли границу, я написал президенту Картеру: «Теперь у нас появилась возможность обеспечить СССР его собственную Вьетнамскую войну». Фактически, Москва на протяжении почти десяти лет была вынуждена нести невыносимое для неё бремя войны; этот конфликт повлёк за собой деморализацию и, в конце концов, привел к распаду Советской империи.
Вопрос: Не сожалеете ли Вы о том, что содействовали исламскому фундаментализму, вооружали и консультировали будущих террористов?
— Что более важно для мировой истории: Талибан или падение Советской империи? Несколько возбуждённых исламистов или освобождение центральной Европы и конец холодной войны?
Как видим, в той мировой "холодной" войне использовались и горячие методы. Новой мировой войне, которую империализм развязал ради достижения полного господства над миром, дали название, более точно отражающее ее характер — ее назвали гибридной. Россия в этой новой войне опять для ее инициаторов оказалась среди тех, кого надо победить, поскольку завет, который оставил Бжезинский потомкам, все еще не выполнен. Наставляя на путь истинный строителей "нового дивного мира", он говорил: «Новый мировой порядок будет строиться против России, за счет России и на обломках России». Для построения этого НМП наряду с новыми методами, такими как запуск пандемии ковида, используются и старые, на практике доказавшие свою эффективность, методы.
Вот и получается, что Бжезинского уже пять лет как нет на белом свете, но дело его живет, как будто он уже из ада продолжает писать свои докладные — хитрый жид, похоже, и там неплохо устроился, выторговав себе у нечистой силы какие-то поблажки в обмен на обещание помогать ей в ее земных делах. Следствием этой помощи и стало то, что русских заманили в украинский капкан, на этот раз вместо афганских моджахедов выпестовав украинских нацистов. Учитывая давние братские отношения между русским и украинским народами, капкан был сделан с использованием безотказно в умелых руках работающего принципа "разделяй и властвуй". Разделить пока удалось, а вот насчет "властвуй" из-за того, что конфликт все еще находится в острой фазе, ясности нет, причем, не только из-за неясности того, чем конфликт завершится, а больше из-за мирового кризиса, который сами устои капитализма шатает. На этот раз пострадать могут обе противоборствующие стороны: Россия и ополчившийся на нее коллективный Запад, поскольку капитализм лихорадит, что есть свидетельство его болезни с неясными перспективами выздоровления. Нападение России на Украину — это тоже одно из проявлений этой болезни, в данном случае — болезни нашего российского капитализма, который, по правде сказать, здоровым-то никогда и не был, а теперь уже никогда и не будет стараниями старших его "наших партнеров" — убогим родился, убогим и помрет.
Россия опять слабое звено в мировой капиталистической системе, как это уже один раз было в начале прошлого века — это история дает ей еще один шанс правильно сделать то, что тогда было сделано хоть и успешно, но неправильно. Тогда, в первой развязанной империализмом мировой войне, помимо самих империалистов, в первую очередь американских, победителями стали и российские коммунисты-большевики во главе с Лениным. Успеху большевиков способствовало то, что в разгар империалистической войны они выступали как пацифисты с пораженческих позиций, ратуя за победу врагов над Россией, и надеясь, что это поражение ослабит их главного политического противника, а успеху революции такое ослабление будет только на руку.
Расчет Ленина полностью оправдался, поэтому, когда стало ясно, что военное поражение России неминуемо, Ленин пацифистскую политику большевиков сменил на прямо противоположную, выдвинув лозунг: «Превратим войну империалистическую в войну гражданскую!» И этот расчет оправдался — стараниями большевиков Россия получила свою братоубийственную гражданскую войну, в которой большевики вышли победителями, вернув российскому государству, возрожденному под именем СССР, почти все, что это государство потеряло в мировой войне. Возвращение потерь завершил уже Сталин в следующую мировую войну.
У Ленина есть чему поучиться, но учиться — это не значит бездумно повторять все, что он делал — учиться у него надо использованию в своих целях складывающихся обстоятельств. Нынешние обстоятельства похожи на те, в которых действовали большевики — как и тогда, с участием России идет война, но на этот раз ставить на поражение России — это обрекать себя на политическую смерть. Российская армия объективно сильнее украинской, поэтому военную победу России она обеспечит, а вот дальше надо будет бороться уже за политическую победу, для чего Россия должна будет сделать то, что должна была сделать в этой войне с самого ее начала, если бы у наших правителей достало на то ума.
Несмотря на военные успехи, на политическом фронте гибридной войны Россия терпит поражение, но не от марионеточного правительства Украины, а от тех, кому эти марионетки служат, и кто является главным поджигателем в этом военном конфликте — поражение нам наносит пропагандистская политическая машина Запада — машина управляемая теми, кто для нашего президента все еще "наши партнеры", как мы это услышали в его обращении по случаю признания непризнанных республик Донбасса, где он назвал американцев "старшим партнером" Украины. Для Украины это такой же "партнер", как и для России — он партнер только до тех пор, пока ему самому это партнерство выгодно. Сейчас ему выгодно, чтобы Россия с Украиной воевали, вот младшие партнеры изо всех сил и стараются удовлетворить своего старшего партнера.
2. "Если бы директором был я"
Главная ошибка России, которую она сделала, начав войну, заключается в том, что свое нападение на Украину она объяснила защитой собственных жизненных интересов. Дружба с "нашими партнерами" не прошла даром — американцы свою агрессию против других стран, когда силовым методом меняют политическое руководство этих стран, сплошь и рядом прикрывают при помощи пропаганды, оправдывая агрессию защитой своих жизненных интересов. И все эти превентивные войны сходили Америке с рук. Но что можно Юпитеру, то у быка не прокатит — не следовало нам здесь бычиться, равняясь на "наших партнеров".
Отто Бисмарк однажды заметил, что "превентивная война подобна совершению самоубийства из-за страха смерти". Объявленные нам мотивы превентивной войны против Украины говорят о том, что Россия испугалась — испугалась укрепления позиций НАТО на Украине, что в отдаленной перспективе грозило ей повторением судьбы Югославии, Ирака, Афганистана, Ливии, Сирии. Опасения были оправданы, но пугаться не следовало, ибо страх плохой советчик. Бояться такой судьбы — это бояться последствий собственного правления — бояться, что деградация государства РФ и дальше будет продолжаться так же, как она шла до сих пор.
Если бы Россия не боялась, то в войну она должна была бы вступить не ради защиты своих собственных интересов, но ради защиты своего союзника, на которого напал агрессор. Таким союзником надо было сделать Украину — непризнанным республикам надо было посоветовать не независимость провозглашать, а должны бы они были объявить себя равноправной неотъемлемой частью Украины, а именно, ее автономной областью, обладающей особым статусом, как это предусмотрено Минскими соглашениями. Раз марионеточное правительство Украины, выполняя волю своих американских хозяев, фактически отказалось выполнять Минские соглашения, мятежным республикам это развязало бы руки по выполнению этих соглашений так, как они сами считали нужным. Нужным они могли посчитать включение в свой особый статус права выступать от имени всей Украины, ссылаясь на неоколониальный характер ее государственной власти.
Таким образом, на политической сцене появилось бы две Украины: большая Украина-1 на западе и маленькая Украина-2 на востоке, как две части одного государственно-федеративного образования. России такое появление Украины-2 дало бы козыри в руки для войны на политическом фронте гибридной войны, боевые действия на котором следует открывать всегда перед началом войны горячей — артподготовке должна предшествовать политподготовка — "наши партнеры" это правило гибридной войны усвоили давно и соблюдают неукоснительно — свою политподготовку к горячей фазе войны они начали сразу же после крымнаша, и с тех пор она только иногда затихала, но не прекращалась уже ни на один день.
В условиях активно ведущихся на политическом фронте боевых действий, Россия свое вступление в войну должна была бы представить в политподготовке уже не только как принуждение к миру, но и как принуждение Украины-1 к выполнению Минских соглашений, выполненное по просьбе Украины-2, представляющей Украину, независимую от воли США. Для такого представления упреждающий удар следовало нанести и по самим США, представив отношения между США и Украиной как отношения между сюзереном и его вассалом, возложив тем самым на США вину за невыполнение достигнутых в Минске соглашений. Европе в этих условиях следовало потыкать в нос ее поддержкой украинских нацистов, показав, как они, выполняя волю заокеанских хозяев, фактически уже ведут войну, причем войну против мирного населения Донбасса; а самих нацистов надо было показать как беспринципных торговцев собственной страной, продающих Украину мировой олигархии подобно тому, как бандеровцы продавали Украину гитлеровским фашистам. Вот после такой политподготовки уже можно было бы и артподготовку начинать.
В сложившихся условиях политические требования к Украине-1 следовало ограничить признанием особого статуса Украины-2, который она сама себе присвоила в рамках выполнения Минских соглашений. Военные действия следовало ограничить разгромом донбасской группировки противника и расширением территории Украины-2 до исходных границ Луганской и Донецкой областей. Перед угрозой дальнейшего расширения территории Украины-2 Киев можно было бы принудить к признанию этого нового сложившегося статус-кво. Неважно, на каких новых условиях был бы подписан с Киевом мир, но желание повоевать у Украины Зеленского было бы отбито гарантировано так же, как в 2008-м оно было отбито у Грузии Саакашвили.
Теперь, когда дело сделано — война уже началась, какой смысл строить планы на прошедшее? Смысл в этом планировании только один — показать, что на политических фронтах мировой гибридной войны от нынешнего состава правителей России ожидать побед нам не приходится. Тут даже при своих остаться не получится. Попробуем предсказать, что может получиться.
Сейчас уже ясно, что война пошла не так, как в Кремле планировали, поэтому планировать надо заново, прогоняя разные варианты. В зависимости от того, какую территорию Украины войска РФ планируют взять под свой контроль, просматриваются два варианта: или под контроль берется вся территория; или нацистам оставляются западные области без выхода к морю. На мой взгляд, второй вариант является более предпочтительным, поскольку он является менее кровопролитным — крови и без того в братоубийственной войне пролито уже слишком много. Конечно, велик соблазн всю Украину зачистить — не оставлять на ней нацистский гнойник, но сомневаюсь я, что РФ в ее нынешнем виде эта задача по силам. Военную победу она одержать может, но ясных планов по использованию доставшегося военного трофея у нее нет — в этом на данный момент основная проблема.
При выборе любого из вариантов работу по поиску политического выхода из кризиса надо начинать уже сейчас, и вести ее следует в рамках выполнения Минских соглашений — разрабатывая новую конституцию Украины как федеративного государства, в котором каким-то регионам может быть присвоен особый статус. В новых обстоятельствах такой статус может быть присвоен также и западным областям Украины. Понятно, что такая работа сейчас может вестись только онлайн; понятно также, что онлайн эта работа закончена быть не может, но тут важно само начало диалога, в котором украинцы сами будут решать, как они будут жить после прекращения боевых действий. Такое начало позволит максимально быстро перейти к нормализации обстановки и восстановлению порушенного. Что Россия за Украину будет решать, какой ей быть, такой мысли я даже не допускаю, но допускаю ее участие в этой работе со статусом наблюдателя с правом совещательного голоса. Оставить это право марионеточному правительству Зеленского — это тоже будет равносильно поражению России на политическом фронте.
Несмотря на совещательный статус, ответственность за то, что этот процесс будет доведен до конца с удовлетворительным результатом, лежит на России. Получение такого результата будет зависеть от того, каких людей она назначит во временную администрацию, которой будет поручено руководство страной до выборов нового главы государства и нового состава парламента. Поиск таких людей тоже надо начинать уже сейчас, ориентируясь при этом на деловые качества таких людей. Деловые люди сейчас — это в подавляющем своем большинстве люди бизнеса, поэтому среди успешных предпринимателей скорей всего и может быть найден наиболее подходящий кандидат на роль временного управляющего Украиной на какой-то небольшой срок, необходимый для нормализации обстановки. Тут слишком высока цена ошибки, чтобы можно было рисковать, назначая на эту роль человека, который до этого никак своих деловых качеств не проявил. И не следует здесь обращать внимание на отсутствие опыта работы в органах государственной власти, поскольку задачи, которые человеку предстоит решать, государственная власть никогда прежде не решала.
Беспокоит меня то, как Россия сможет решить эту проблему, поскольку она и свои-то кадровые проблемы толком решать не умеет. Может быть, здесь ей следует спросить совета у самих украинских предпринимателей и у российских родом с Украины: кто из них среди них самих пользуется авторитетом? — помогите, люди добрые, сформировать команду, которая начнет восстанавливать Украину, и простите нас за то, что мы у вас натворили. И прости нас Украина за пролитую кровь твоих сыновей и пролитые слезы твоих матерей. И ты, Россия, прости нас — прости за нашу слабость — за то, что не смогли помочь нашим братьям на Украине прекратить геноцид со стороны бандеровских нацистов без пролития крови.
Независимо от того, чем закончится этот военный конфликт, мир уже никогда не будет таким, каким он был до него. Нашему президенту Путину уже не удастся отмыться от той крови, которой он себя запятнал, развязав эту войну — в историю он теперь войдет как тот, кто устроил это братоубийственное кровопролитие. И у России не получится отмыться от этой крови, пока во главе ее стоит Путин. Несмотря на такой кровавый итог его деятельности, у меня нет к Владимиру Владимировичу претензий, поскольку не он истинный виновник этой войны. Истинного виновника я выше назвал — это Соединенные Штаты Америки, которые целенаправленно подталкивали Россию и Украину к выяснению отношений при помощи оружия. Если копать глубже, то виновников войны следует искать среди воротил надгосударственной мировой финансовой олигархии, затеявшей под именем Великой Перезагрузки переделку мирового порядка с целью укрепления своего господства, на пути к которому независимая Россия была досадной помехой.
Можно копнуть еще глубже и тогда у нас обвиняемым будет сам капитализм, который чувствует свою неминуемую кончину и пытается всеми силами ее отсрочить, устраивая миру кровопускание за кровопусканием — Югославия, Ирак, Ливия, Сирия, Афганистан, а теперь еще и Украина — это все кровавые этапы борьбы капитализма за выживание. К последнему этапу капиталистическая Россия оказалась причастной, оправдывая эту причастность своей борьбой за выживание. Если мы хотим, чтобы такое больше никогда не повторялось, то с капитализмом надо кончать, но без войны под именем революция прикончить его у нас не получится.
3. Инженерное против гибридного
Революция — это всегда гибридная война, в которой главным фронтом является фронт политической борьбы. Благодаря имеющейся в нашем распоряжении буржуазной демократии, революции сейчас могут быть "цветными" и "бархатными", когда общая победа может быть достигнута мирными средствами за счет одной победы на фронте политической борьбы. Для такой победы на этом фронте надо, как минимум, знать "матчасть" — надо знать, что наука говорит об этом политическом, и вести боевые действия исходя уже из этого знания. У науки о политике нет ничего лучше, чем «Понятие политического» Карла Шмитта — этого "последнего из могикан" в плеяде великих немецких философов, стараниями которых в значительной мере был сформирован облик современной философии.
Надо же было так совпасть, что я закончил разбираться с этим «Понятием политического» как раз перед тем, когда оно мне понадобилось в связи с тем, что Россия влезла, а точнее сказать, вляпалась в эту войну с Украиной. Несколько месяцев я на него потратил, пытаясь разобраться со смыслом, который Шмитт вложил в написанное; всю голову сломал, пытаясь понять, что там и для чего. Думаю, что ничего бы у меня не вышло, если бы за плечами не было пятнадцати лет постижения философской премудрости. Основная трудность, с которой сталкивается читатель этого сочинения, заключается в том, что Шмитт, описывая разные грани политического, не придал этим своим описаниям вид законченной теории, из-за чего напрямую использовать почерпнутое из книги знание у вас не получится — ему еще надо придать пригодный для использования вид — чтобы инженерная антропология, которой я занимаюсь, могла им воспользоваться. Именно этим я и был занят, когда разразилась война, из-за которой от этого занятия пришлось отвлечься для того, чтобы попробовать применить найденное для практических рекомендаций. Перед использованием я кратко опишу то, чем буду пользоваться. Приготовьтесь удивляться так, как я сам этому удивлялся.
Что такое политика вы хорошо знаете, но только до тех пор, пока вас не попросят дать этому понятию определение — я и сам, пока не познакомился с политическим по Шмитту, знал о политике не больше вашего, а политологию, вообще, считал разновидностью болтологии. Ну так вот, политическое по Шмитту — оно, в тоже время, религиозное; еще оно философское; еще оно идеологическое. А политология — это уже будет прикладная философия, призванная сказать нам, каким должно быть наше политическое, и куда оно должно нас направлять — это оно должно сказать, в чем наша национальная идея, и где искать свет в конце туннеля. Сама же политика в таком случае — это уже будет обеспечение движения человеческого социума в нужном направлении. Или, если говорить на языке Т.Гоббса, политика — это о том, куда и как мы должны направить коллективного человека, которого Гоббс назвал Левиафаном. В нашем богословии политика представлена как окормление паствы.
Приложим это прикладное знание к нашему бренному бытию и спросим с него за идею. В ответ услышим, что в рамках нашей европейской цивилизации сейчас бодаются между собой три идеи: одна религиозная — идея веры в бога; и две светские — либерализма и коммунизма. Бодаются эти идеи только на уровне рожденных от них идеологий, а самим им делить между собой нечего. И вот что самое удивительное — они все об одном и том же — все различия между ними только в форме, скрывающей их сущностную идентичность, которую для того чтобы увидеть, тоже надо облечь в какую-то конкретную словесную форму, общую для всех, на первый взгляд, таких разных и не совместимых между собой идеалов, в которые верят разные люди.
Итак, наша вера в бога; наша вера в идеалы либерализма и наша вера в идеалы коммунизма, если принять толкование политического от К.Шмитта — это все суть одно и то же — это вера в непостижимое для нашего разума, но представляющееся ему прекрасным, совершенство бытия мира. Чтобы понять, откуда в нас эта вера, надо вспомнить о двух великих Ничто феноменологии.
С одной стороны, для человека, пребывающего в рамках своих представлений об окружающем его мире, ничто все, что выходит за рамки этих представлений, из-за чего эти рамки являются редукционной границей, окружающей наш жизненный мир, в котором и сосредоточены все представления человека об окружающем его мире. С другой стороны, как бы ни было велико наше знание, оно ничто по сравнению с тем, чего мы не знаем. Вот это незнание, находящееся вне нашего знания, и представлено в нашем жизненном мире в виде каких-то мифов, придающих мифическую форму тому, что не имеет никакой формы, и рождающих веру, в которой непостижимое совершенство бытия представлено уже как то, к постижению чего человек должен стремиться, поскольку что-то из этого совершенства постичь он все-таки может, в зависимости от степени своего собственного совершенства.
Постичь совершенство — значит самому стать более совершенным — в этом вера в коммунизм едина с верой в бога, хотя само совершенство они понимают по-разному. Либерализм этот выбор: стремиться к совершенству или нет, оставляет самому человеку, поскольку для него главное сама свобода — стремись куда угодно и к чему угодно, только другим не мешай; но это всего лишь кажущаяся свобода от лукавого, поскольку политический выбор человеку идеология неолиберализма, проповедующая либерализм из-за названных его особенностей, все-таки навязывает. Неолиберальный дазайн бытия — это стремление к накоплению богатств материального мира, поэтому фактически либерализм противостоит как вере в бога, так и коммунизму. А вот верящим в бога и коммунистам делить между собой нечего.
Мифологичность веры в бога человек рационального века принимает без проблем, но без проблем признать и принять мифологичность либерализма и коммунизма у либералов и коммунистов не получится — для этого им придется голову включать и усиленно ей работать. Сам я именно так к этому выводу пришел, когда размышлял над понятием политического. Помогло мне еще и знание работы нашего философа Алексея Лосева «Диалектика мифа», а знакомство с «Идеологией и утопией» Карла Мангейма позволило сделать еще один интересный вывод.
Мы привыкли считать, что идеологии, утопии и мифы живут своей независимой жизнью, но это не совсем так. Какой-либо миф и какая-либо утопия обязательно входят в политическое любой идеологии и определяют ее облик; соответственно, сравнивая мифы и утопии идеологий, мы можем сравнивать между собой и сами идеологии, а конституируя новую идеологию, мы должны позаботиться о том, какой миф и какая утопия будет лежать в ее основе.
На этапе конституирования сейчас находится только идеология коммунизма в связи с тем, что первый ее вариант в виде идеологии марксизма-ленинизма показал свою практическую несостоятельность в противостоянии с идеологией неолиберализма, по которой живет весь либеральный паханат, в том числе, и наша Россия, для которой эта задача особенно актуальна из-за того бедственного положения, в котором она оказалась, приняв в качестве господствующей идеологию неолиберализма. Войной наша бедственность сейчас еще более усугубилась. Сами вляпались, самим и выбираться из того, во что вляпались. Выбраться, в данном случае, можно только поменяв идеологию, поскольку никаких надежд на то, что наш капитализм станет лучше того, что сейчас есть, у нас нет уже никаких — старшие "наши партнеры" ясно дали молодому конкуренту понять, что подняться ему не дадут.
При капитализме в политике все как в бизнесе. Помню, когда контора, где я работал, банкротилась после кризиса 2008-2010 гг., наш генеральный у власти, которая на словах горазда предпринимателей поддерживать, попробовал помощи попросить, чтобы поспособствовала кризис пережить. Так ему знакомый чиновник по-приятельски доверительно сообщил: «Не для того тебя топили, чтобы ты выплыл». Вот так и с Россией — не для того СССР валили, чтобы Россия заняла его место. Если бы государство РФ было промышленной корпорацией, то этой корпорации в условиях нынешнего кризиса уже впору было бы думать о банкротстве. Российской Федерации, благодаря богатству ее недр, экономическое банкротство не грозит, а вот все признаки ее политического банкротства уже налицо, поскольку нет никаких признаков того, что ей удастся выбраться из того неолиберального тупика, в котором она оказалась, пытаясь скопировать чужой путь развития вместо того, чтобы жить своим умом.
Политическое банкротство — это банкротство идеологии; в нашем случае — это банкротство идеологии неолиберализма, которую Россия по совету своих "наших партнеров" сделала у себя господствующей. Такой итог строительства капитализма в России является закономерным, если смотреть на него сквозь призму «Понятия политического» К.Шмитта, но особенно наглядно это показывает пример Украины. Девяносто лет назад, в далеком 1932 году Шмитт писал как будто про Украину 2022 года:
Политическое мышление и политический инстинкт теоретически и практически подтверждают себя в способности различать друга и врага. Повсюду в политической истории, внешнеполитической, равно как и внутриполитической, неспособность или нежелание совершать такое различение является симптомом политического конца.
… Если народ позволяет, чтобы кто-то чужой предписывал ему, кто есть его враг и против кого ему можно бороться, а против кого — нет, он больше уже не является политически свободным народом, и подчинен иной политической системе или же включен в нее. … Если некий народ страшится трудов и опасностей политической экзистенции, то найдется именно некий иной народ, который примет на себя эти труды, взяв на себя его "защиту против внешних врагов" и тем самым — политическое господство; тогда господин защитник определяет и врага, в силу извечной взаимосвязи защиты и повиновения.
… От того, что у народа нет больше силы или воли удержаться в сфере политического, политическое из мира не исчезает. Исчезает только этот слабый народ.
Не в такой степени как к Украине, но к России сказанное тоже относится. Лихие девяностые — так мы сейчас называем те годы, когда Россия, обретя непонятно от кого независимость, под руководством страдавшего от скудоумия бывшего партийного функционера Ельцина Б.Н., ставшего ее первым президентом, бездумно начала реставрацию капитализма под чутким руководством советников от бывших своих врагов в одночасье ставших "нашими партнерами". Официально реставрация называлась шоковой терапией из-за того, что сводилась она в основном к бездумному и варварскому уничтожению советского наследия во всех сферах жизни, а рождающееся капиталистическое прорастало как уродливое и античеловеческое; поэтому те годы и стали для нас лихими из-за разгула бандитизма, чему само государство способствовало, создав благоприятные условия для деятельности преступников всех мастей и рангов, которые в условиях шоковой терапии и становились самыми успешными капиталистическими предпринимателями. Из их числа и вышли впоследствии многие из наших олигархов.
Используя понятие политического К.Шмитта, мы теперь можем сказать, от чего стала тогда Россия независимой — она обрела независимость от коммунистического политического, но, "устрашившись трудов и опасностей политической экзистенции", впала в зависимость от другого политического, которое навязал ей ее победитель в холодной войне — она стала зависеть от политического либерального, что фактически является зависимостью от политического экономического. Но почва для перехода к такой зависимости была подготовлена еще коммунистическим руководством страны Советов, которое, в полном соответствии с догмой, рожденной историческим материализмом Маркса, главным условием построения коммунизма считало условие экономическое — построение его материально-технической базы. За что боролись, на то и напоролись. Поразительно, но Карл Шмитт этот итог предвидел уже в 1932 году:
Маркс в силу систематической и логической необходимости следовал за своим противником, буржуа, в область экономического. Таким образом, враг определил здесь территорию, на которой происходит борьба, а также оружие, то есть структуру аргументации. Если следовать за буржуа в область экономического, то необходимо будет следовать за ним и в область демократии и парламентаризма. … Но, с точки зрения иррационального, предательством было желание быть еще более экономическим и рациональным, чем буржуазия. … Марксизм хочет мыслить экономически, а потому остается в XIX веке, который по существу своему является веком экономическим.
Это что же получается: предательство Горбачева было следствием предательства Маркса? — этот идиот на практике полностью отказался от собственного политического и вознамерился в своем враге приобрести союзника, встав на платформу его политического, которое было экономическим. Но играть на территории врага по правилам, которые тот установил… — итог такой игры может быть только один — его мы и получили. Но Маркса, в отличие от Миши меченого, нельзя называть предателем — это была его ошибка, обусловленная недостатком знания, которое к тому времени накопила наука. Наши коммунисты, сделав из учения Маркса свое священное писание, идейно из XIX века так и не вышли, поэтому ошибки Маркса не видели и исправить ее не могли. Чтобы преодолеть трагические последствия той ошибки, с помощью Карла Шмитта начнем делать то, без чего, как он считает, "век воли не видать" — не страшась возможных опасностей, предадимся трудам политической экзистенции.
Описывая роль политического в жизни человеческого общества, Шмитт попутно описывает и две другие стороны нашего бытия: юридическое и экономическое. Вместе с политическим эти две стороны образуют треугольник власти, каждая из сторон которого стремится занять господствующее положение по отношению к двум другим сторонам. Анализ процессов внутри треугольника власти будем проводить с использованием понятий от нашей КОБы — Концепции Общественной Безопасности, которая в свое время так напугала нашу власть, что ее сразу же запретили, как только она высунулась на политической сцене со своим политическим.
Самое ценное в учении КОБы — это две ее идеи: идея концептуальной власти и идея предиктора. Концептуальная власть — это власть той стороны треугольника власти, которая довлеет над его другими сторонами, или, если говорить на языке феноменологии, определяет, каким будет дазайн общества, т.е. вектор его бытия. Предиктором в этих условиях будет верховный исполнитель власти, на практике осуществляющий данную ему свыше власть; то есть, это не власть какого-то конкретного лица, но власть того положения, которое занимают те или иные лица в соответствии с идеологией данного общественно-политического строя. Что все это означает на практике, будем посмотреть на примере тех трех идеологий, с которыми Россия имела дело.
При царе-батюшке наше политическое было православно-христианским. Поскольку царь был помазанник божий, он был и предиктором государства, благодаря которому религиозное политическое довлело над юридическим и экономическим, что давало формальные основания считать концептуальную власть политической. Недостаток такой системы власти был в том, что все упиралось в личность царя — все в государстве зависело от его управленческих способностей. России такая зависимость, в конечном итоге, вышла боком — довел ее царь до пролетарской социалистической революции, которая поменяла и концептуальную власть, и предиктора.
Сменившая монархию советская власть начиналась, как это и предусмотрено учением К.Маркса, как диктатура — формально, в соответствии с коммунистическим политическим, это была диктатура пролетариата; фактически же это была диктатура высшей партийной бюрократии. Далеко не сразу страна Советов к такой диктатуре пришла. Сначала у нас был переходный период, когда почти вся полнота власти, совсем как при царе-батюшке, была сосредоточена в руках одного человека — генерального секретаря партии коммунистов Иосифа Сталина. Лишь после его смерти постепенно сформировалась та административно-хозяйственная система, в которой предиктором была высшая партийная бюрократия. В этой системе в треугольнике власти юридическое довлело над двумя его другими сторонами. При таком понимании надо только не забывать, что юридическое здесь следует понимать в широком значении этого слова — как власть формального, или, попросту говоря, власть формы, определяемую законом, причем, совсем не обязательно, чтобы этот закон был писаным. Еще это можно назвать властью матрицы, поскольку любую форму государственного устройства можно считать матрицей, отвечающей за постоянное воспроизводство данной формы в процессе исторического развития.
При всех недостатках советской системы у нее было принципиально важное достоинство, заключающееся в том, что впервые в человеческой истории экономическое потеряло свою власть над душами людей. Главным достоинством и преимуществом советского качества жизни было то, что в нашем обществе социальный статус человека не зависел от той материальной собственности, которой он владел. Экономическое за потерю своего высокого статуса отомстило тем, что экономическое соревнование с капиталистическим Западом Советский Союз проиграл. Проигрыш в этом соревновании обернулся поражением в холодной войне, что привело к развалу нашего Союза. Возникшая на его обломках Россия в поисках лучшей доли сменила в государстве и концептуальную власть, и предиктора, приняв в качестве господствующей идеологию неолиберализма, навязанную ей ее победителями.
Главное отличие неолиберализма от двух других наших идеологий заключается в том, что это идеология закрытого типа — суть ее от народа, которого принуждают по ней жить, тщательно скрывается, а вместо нее людям подсовывают симулякр либерализма, для чего само человеческое общество было превращено в общество спектакля. Чтобы обман не раскрылся, в спектакле, который перед нами разыгрывается, стараются не упоминать доже само понятие "идеология", что мы видим на примере нашей конституции, написанной под диктовку "наших партнеров", где в статье с говорящим номером "13" записано, что у России вообще нет никакой государственной идеологии:
1. В РФ признается идеологическое многообразие.
2. Никакая идеология не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной.
На практике идеологическое разнообразие может означать только следующее: что в стране, как в одном флаконе, могут мирно сосуществовать феодализм, социализм и капитализм. Второй тезис логически вытекает из первого, а из всего вместе получается бред сивой кобылы, которую мы запрягли в свою повозку. Далеко ли можно на такой повозке уехать? — Уже приехали — сами видите, куда. Осталось только понять, что за этим "куда" скрывается. Политическое от К.Шмитта позволяет это сделать.
Можно сколько угодно говорить, что у государства Российская Федерация нет никакой идеологии, вот только дазайн идеологии, ориентирующий и направляющий как само государство, так и каждого его гражданина на достижение определенных целей — его, этот дазайн, от людских глаз не спрячешь — он с головой выдает господствующую в России идеологию. А то, что сочинители нашей конституции попытались спрятать от людей за ничего не значащими фразами — это не более, чем секрет Полишинеля, который является секретом только для тех простаков, которые не знают о существовании самого секрета — не знают, что без идеологии государств не бывает, потому что именно идеология определяет, что и как в данном государстве должно быть устроено.
Политическое неолиберализма — оно экономическое, поскольку второй основной принцип неолиберализма заключается в том, что господствующие отношения во всех сферах жизни являются рыночными, а на капиталистическом рынке известно кто господствует — тот, у кого денег больше всех. В соответствии с этим положением, предиктором при капитализме на стадии финансового империализма будут хозяева денег, а концептуальная власть будет властью Его Величества Капитала. Важной и прогрессивной особенностью как самой этой власти, так и власти этого предиктора является то, что вся эта власть является надгосударственной и глобальной.
Другой прогрессивной особенностью власти неолиберального предиктора является то, что власть эта не персонифицирована — она не зависит от конкретных личностей, образующих этого предиктора — как это и предусмотрено учением КОБы. Следствием этой особенности является новое юридическое, в котором организационная форма власти не является формализованной, поэтому для того, чтобы существовать, она не нуждается в том, чтобы быть записанной в каких-то там конституциях или сводах законов. Соответственно и экономическое политическое ни в каких священных скрижалях каких-либо учений не прописано — оно существует лишь в понятиях, по которым живет либеральный паханат, аналогично тому, как по своим понятиям живет и любой другой криминальный паханат.
Другими словами, мы имеем юридическое без его юридической формализации, что сбивает с толку конспирологию, которая пытается облечь врага в какие-то знакомые и привычные формы типа мирового правительства, мировой закулисы, глубинного государства, но ничего из этих и других подобных форм в реальности не существует, из-за чего конспирология и попадает впросак со своими поисками врагов народа.
Несмотря на то, что какие-то теории заговоров существовали во все времена, сам феномен конспирологии имеет место быть высокозначимым только в условиях господства идеологии неолиберализма из-за самих особенностей этой идеологии, имеющей двойственную природу подобно религии иудаизма, которая точно так же имеет как открытую, так и закрытую от посторонних глаз сторону. Лишь однажды эта темная сторона засветилась в виде «Протоколов сионских мудрецов», ставших конспирологической классикой. День, когда это произошло — день начала работы первого сионистского конгресса 29 августа 1897 года, можно считать днем рождения современной конспирологии.
К понятию политического Карла Шмитта конспирология имеет самое непосредственное отношение, поскольку политическое по Шмитту предполагает различение врага и друга, а конспирология видит свое предназначение в поиске врагов и пресечении их происков. Вопросом о том, как врага победить, конспирология не задается, но по умолчанию предполагается использование традиционных методов, предполагающих нейтрализацию или полное уничтожение врага, типа ветхозаветного предания заклятию или марксистской классовой ликвидации. Но врага можно побеждать и не вступая с ним в контактную конфронтацию, если правильно понимать политическое врага и политическое свое и своего друга — для этого надо перестать жить по понятиям политического врага и начать жить по понятиям своего собственного политического — именно так политическое христианское на много веков обеспечило свое господство в европейской цивилизации. Коммунистам у Иисуса Христа есть чему поучиться, чтобы вместо марксистского ветхого завета сочинить свой новый завет — без такого завета одолеть врага у них не получится.
Когда наш Союз валили, либеральная пропаганда нам все уши прожужжала о том, что жить по понятиям — это плохо — что жить надо по писаному закону. Обманули, гады! И вот живем мы теперь по понятиям от либерального паханата, в соответствии с которыми, кто самый богатый, тот и главный решала о том, каким миру надлежит быть; и кто какое место в этом мире занимать должен. России эти решалы определили быть страной-бензоколонкой; и все наши проблемы теперь только из-за того, что это место нас не устраивает.
Нет ничего плохого в том, чтобы жить по понятиям. Все дело в том, каковы эти понятия, а это уже зависит от того, какое политическое определяет дазайн в нашем обществе. Между писаным законом и понятиями, которые играют роль закона неписанного, не должно быть противоречий — закон писаный будет эффективно работать только тогда, когда он соответствует закону неписанному, которым являются наши понятия о правильной жизни. Именно такие понятия являются сущностью дазайна, направляющего и определяющего все общественное бытие.
Наш марксизм-ленинизм трактовку политического К.Шмитта в упор не видел, так же, как и феноменологию с ее дазайном, но, тем не менее, у него было свое представление о различении врага и друга, которое должно быть классовым, в соответствии с заветом В.И.Ленина, который он оставил продолжателям своего дела:
Люди всегда были и всегда будут глупенькими жертвами обмана и самообмана в политике, пока они не научатся за любыми нравственными, религиозными, политическими, социальными фразами, заявлениями, обещаниями разыскивать интересы тех или иных классов.
В этом Владимир Ильич был абсолютно прав — политический враг всегда является врагом классовым, а политический друг является классовым союзником. В конце прошлого века не потрудились мы заняться разысканиями классового интереса за красивыми фразами о демократии, свободе слова, правах человека, а в результате получили, что живем теперь под классово чуждым нам политическим.
От марксизма политическое Шмитта может сделать еще одно важное и полезное заимствование. За господством определенного политического всегда скрывается господство определенного класса; соответственно, смена господствующего политического предполагает и смену господствующего класса; причем, утверждение господства каждого политического нового вида сопровождается и рождением нового класса; причем, содержание политического при этом может быть старым, но форма, в которую это содержание облекают, должна быть новой, поскольку развитие происходит по законам диалектики, в соответствии с которыми, любое новое является прошедшим апгрейд старым, получившим за счет модернизации новые качества.
4. Треугольник власти против пирамиды власти
Карл Маркс нового господина увидел в пролетариате, но это было его волюнтаристское решение, вызванное объективными обстоятельствами. В тех условиях это решение, несмотря на его ошибочность, отлично сработало для достижения ближайшей тактической цели, которой была победа пролетарской революции — достигнута эта цель была в 1917 году в России. Такая тактическая победа обернулась в конце века стратегическим поражением, поскольку помешала коммунистам разглядеть истинного нового претендента на гегемонию, когда он вышел на историческую сцену.
Кандидата, претендующего на то, чтобы стать новым гегемоном, разглядел один из наиболее известных американских экономистов XX в. Джон Кеннет Гэлбрейт; широкой публике его он представил в книге «Экономические теории и цели общества». Новым господствующим классом должны были стать технократы; что они собой представляли, Гэлбрейт описал в главе «Природа коллективного разума»:
В развитых капиталистических странах элита технократов постепенно приходит на смену старой элите – элите богачей. Мыслительным центром, определяющим действия фирмы, становится не отдельная личность, а целая совокупность ученых, инженеров и техников, специалистов по реализации, рекламе и торговым операциям, экспертов в области отношений с общественностью, лоббистов, адвокатов и людей, хорошо знакомых с особенностями вашингтонского бюрократического аппарата и его деятельности, а также посредников, управляющих, администраторов. Это и есть техноструктура. Она, а не отдельная личность становится ведущей силой. Такие перемены имеют прогрессивный характер.
… Мы называем это "Новым Социализмом". Необходимость уже вызвала к жизни этот новый социализм в гораздо большем масштабе, чем подозревает большинство людей.
Этот новый социализм, как его описывает Гэлбрейт, является всего лишь еще одной несбыточной утопией, поскольку ничего другого родить, используя только знание экономики, не получится. Чтобы утопия могла сбыться, сделанные Гэлбрейтом выводы следует соединить со знанием от двух Карлов: с политэкономией Маркса и понятием политического Шмитта.
По Шмитту, нового гегемона мы должны вписать в треугольник власти — должны ответить на вопрос: какую из его сторон он представляет? При всем нашем желании, сделать это у нас не получится, поскольку треугольник, это фигура на плоскости, а технократы представляют четвертое измерение власти, при появлении которого треугольник власти превращается в пирамиду власти. Четвертое измерение — это техническое, которое добавляется к политическому, юридическому и экономическому. В результате такого превращения стороны треугольника превращаются в грани пирамиды, каждая из которых связана с тремя другими, а все вместе они рождают качественно новую организацию власти, в которой техническое начинает играть регулирующую функцию, обеспечивающую бесконфликтное эффективное взаимодействие между юридическим, экономическим и политическим.
Произошедшее является закономерным итогом процесса известного еще со времен Адама Смита — это процесс углубления разделения труда. Раньше с этим процессом мы были знакомы по сфере материального производства, теперь пришло время ему заявить о себе в сфере социальной организации общества, отвечать за которую должен особый класс трудящихся, которых Гэлбрейт назвал технократами. Их основной профессиональной специализацией должна стать инженерная антропология, но дело до этого пока еще не дошло, поскольку не выполнено условие от марксистской политэкономии, согласно которому перемены во власти, связанные со сменой гегемона, должны сопровождаться возникновением новых производственных отношений, чему предшествует развитие новых производительных сил.
Производительные силы возникли — эпоха, в которую мы живем, благодаря им стала информационной; технократы эти производительные силы обслуживают и ими пользуются; дело за малым — за новыми производственными отношениями — когда они станут частью нашей жизни, мало никому не покажется — всем будет много, и много не абы какого, а всякого разного хорошего. Какими должны быть эти отношения, я сказал еще в 2012 году в своем ФиКе — «Философском камне эволюции» — первой работе, которую вынес на суд публики, и с тех пор повторяю регулярно:
От общества, основанного на материальной собственности, мы должны перейти к обществу, основанному на собственности интеллектуальной, когда вся она будет общедоступной, а платить мы будем не за ее приобретение, подобно тому, как платим за материальное, а за ее использование — чем пользуемся, за то и платим. Платеж взимается как фиксированный налог; оплата которого сопровождается отчетом об использовании ИИ, чтобы можно было рассчитать, кому из создателей ИИ сколько причитается.
Благодаря таким отношениям социальные технократы обзаведутся такой властью, которая уже есть у технократов из сферы материального производства — они диктуют нам, чем нам лучше всего пользоваться, и мы охотно пользуемся получаемыми от них дарами научно-технического прогресса. Мы не видим самих этих властителей, и власть их не считаем властью в привычном нам понимании, когда под властью понимается принуждение к форме бытия, определяемой идеологией. Именно в такой самой прогрессивной форме осуществляют свою власть рептилоиды из фининтерна. Джон Гэлбрейт в своей книге дает свое описание этой форме власти:
Возможно, самая старая и определенно самая мудрая стратегия для осуществления власти — это отрицать сам факт обладания ею. ... Общественности все это преподносится как ее собственный выбор: если люди введены в заблуждение относительно власти, то это только потому, что они сами предпочитают такой самообман; если их поведение в экономической сфере иногда является неразумным, то это только потому, что они сами неразумны. И при этом как злой дух изгоняется из общественного мнения сам факт использования органами власти в собственных интересах такого поведения людей, нежелательного с социальной точки зрения. Из теорий формальной экономической мысли этот факт удалось изгнать почти полностью.
Когда в действительности имеет место такое проявление власти, то сразу становится видно, насколько удобна такая непоколебимая вера и сколь выгодно ее насаждение. … Если такая вера является источником власти, то атака должна быть направлена на нее. И нет оправдания постепенным средствам, если пригодны более решительные меры.
У Шмитта в 1932 году уже было о той вере, про которую в конце века говорил Джон Гэлбрейт:
Вера в то, что источник всякой власти — народ, обретает значение, подобное вере в то, что всякая начальственная власть исходит от Бога.
Вера, о которой говорится у Гэлбрейта — это вера в демократию и прочие либеральные идеалы, которые превратились в идеологические догмы, на которых капитализм держится подобно тому, как на догмах марксизма-ленинизма держался наш совковый социализм, победить который удалось именно благодаря атаке на нашу веру. К подобной атаке на фундаментальные идеологические догмы капитализма Дж.Гэлбрейт нас и призывает. Под решительными мерами мы, когда речь идет о смене общественного устройства, подразумеваем революцию типа той, что произошла в 1917 году, но у Гэлбрейта на этот счет свое мнение:
Либерализм не может оказаться неверным только из-за того, что он представляет собой ширму для выгодных верований. Требуется не авторитарное подавление методов создания обязательных точек зрения, а истинно либеральное сопротивление таким мнениям. Не надо подавлять неоклассическую экономическую теорию; но нужно показать ее тенденциозную функцию и стремиться найти ей замену. Не нужно запрещать рекламу; но нужно сопротивляться тому, что она пытается нам навязать. Не надо издавать законы против культивирования веры в науку и технику; но нужно рассматривать их привилегированное положение по отношению к искусству как умысел планирующей системы. Это не только либеральное средство спасения, но, вполне возможно, что и единственное.
… Как свидетельствует история, в Америке революции совершаются, как правило, в такой ее момент, когда они становятся относительно безопасными. Так будет обстоять дело и с этой революцией.
Здесь планирующая система — это система обеспечения идеологического господства. Обратите внимание на сам термин " планирующая система" — его использование является свидетельством того, что капитализм использует планирование, от использования которого наши недоумки отказались, проведя реставрацию капитализма. Данный термин Гэлбрейт использует, поскольку сам полностью не освободился от догм неолиберализма и по этой причине вместо него не применяет термин "идеология" там, где это было бы уместно. Его вера в действенность либеральных методов той же природы, но здесь эти методы вполне могут быть уместны, что не раз подтверждалось историей последних десятилетий, когда при грамотном использовании пропаганды свершались либеральные революции, которые позже стали называть бархатными или цветными. Такой либеральной капиталистической революцией и наш Союз был развален, но эту революцию правильнее было бы назвать контрреволюцией, поскольку привела она в России к реставрации капитализма.
Сейчас есть все предпосылки для "можем повторить", на этот раз социалистическую революцию, для чего надо получить парламентское большинство и принять закон об Открытой Системе Охраны Интеллектуальной Собственности (ОСОИС), который положит начало внедрению в практику общественной жизни социалистических производственных и социальных отношений, что наш Совок должен был сделать, но "не шмогла я", а "как дысал, как дысал!" :о)
Были тогда в СССР для этого все предпосылки. В стране было множество научно-исследовательских институтов, которые занимались производством интеллектуальной собственности — прикладными исследованиями по использованию достижений науки в производстве. Вот эти конторы и надо было при помощи ОСОИС отпустить в свободное предпринимательское плавание, чтобы они не сидели на шее у государства, выбивая в своих министерствах средства для своего существования, а сами зарабатывали их себе на жизнь, конкурируя на рынке ИС друг с другом на благо себе, своему народу и своей стране. Но для того, чтобы сделать это, не было самой главной предпосылки — не было в СССР элиты способной провести такие преобразования. Джон Гэлбрейт называет причину этого, рассматривая состояние дел в своей Америке:
Раскрепощение мнений является самой трудной из задач реформы, от решения которой зависит все остальное. Оно трудно потому, что власть, основанная на мнении, необыкновенно авторитарна. Когда такая власть достигает полного господства, она по своей природе исключает любую мысль, которая может ослабить ее узы. Она может быть также приятной, оказаться тем чревом, в котором человек пребывает в состоянии покоя, без мук, связанных с умственной деятельностью или с принятием решений.
Философия уже давно дала научное объяснение этой проблемы. Сначала это сделал Томас Кун в своей теории парадигм: "власть, основанная на мнении", — это власть над властью, когда сознание мыслит в рамках определенной парадигмы развития и выйти за ее пределы не может. Позже феноменология то же самое разъяснила при помощи теории жизненного мира: разные парадигмы образуют в нашем сознании логически связанную картину окружающего человека мира; логические связи которой образуют редукционную границу, не позволяющую в этот мир вписаться тому, что нарушает эту логическую связанность.
Но кто бы пользовал то, что говорит наука… и это притом, что культивируется вера в науку… А в результате, мы и сейчас стоим перед необходимостью решать проблемы, которые в совке решать не стали, избегая "мук, связанных с умственной деятельностью или с принятием решений". Как и тогда предпосылки для преобразований есть, хотя и другие, а вот элиты, способной их реализовать, по-прежнему, как не было, так и нет, но она должна появиться, если товарищ Карл Маркс правду сказал — по крайней мере, весь ход предшествующей истории его правоту подтверждает, и нет причин, чтобы история не подтвердила это еще раз, поскольку законы синергетики разума работают неумолимо, и надо лишь дождаться, когда аттракторы, которые в мозгах крутятся, приведут к нужной бифуркации. Разные войны и кризисы на этот процесс действуют как катализаторы. Российская и мировая политическая элита уже позаботилась о том, чтобы эти катализаторы активировать. Хорошие люди, стоящие во главе России, завсегда об этом заботились.
Везет России на правителей, толкающих ее к революции. Как использовать такое везение Владимир Ильич Ленин прописал в своем учении о революционной ситуации. Карл Шмитт внес в это учение свою лепту, сказав о тех, кто должен использовать революционную ситуацию правильным образом:
Мировой дух на определенной ступени его осознания вначале всегда ухватывается лишь немногими головами. Общее сознание эпохи не наступает у всех людей разом и не наступает среди всех членов ведущего народа или ведущей социальной группы. Всегда будет существовать передовой отряд мирового духа, находящийся на острие развития и осознания; авангард, который имеет право действовать, ибо он обладает правильным познанием и осознанием — не как избранник личного бога, но как момент в развитии, из имманентности которого он никоим образом не желает выйти, или, если использовать вульгарный образ, как повивальная бабка грядущего.
Пока никакого передового отряда грядущего в России не наблюдается, но все идет к тому, что и на этот раз революции нам не избежать, поэтому надо кому-то позаботиться о том, чтобы она была либеральной, тем более, что такой опыт у нас уже есть, ведь реставрация капитализма прошла относительно мирно, и даже попытка вернуть все взад в виде ГКЧП была как пук без кака. Бродил я тогда в августе 91-го по бурлящей Москве возле Белого дома, где Ельцин засел, и не оставляло меня ощущение театральности всего происходящего. А когда в 1993-м кровь при расстреле парламента все-таки пролилась, то это уже взявший власть неолиберализм показал нам свои зубы, которыми он в эту власть вцепился. А наша либеральная интеллигенция нам тогда показала, что вся она состоит в партии верных ленинцев, в программе которой есть только один пункт — подтвердить верность ленинского тезиса: «Интеллигенция – это говно», — до этого охотно возмущавшиеся жестокостями Советской власти, жестокость неолиберальной власти они приняли как норму. Также и в наши дни они были равнодушны к жестокости укронацистов, но теперь протестуют против жестокостей войны с этими зомби-бандеровцами, которым "наши партнеры" помогли воскреснуть из небытия. И нет у них даже намека на какое-то "общее сознание эпохи".
Основания для веры в то, что поворот от капитализма к строительству социализма будет мирным, дает тот факт, что война на Украине — это, по большому счету, не война между Россией и Украиной, поскольку правительство Украины не самостоятельно в своих действиях — это война между Россией и странами НАТО, в котором ведущая роль принадлежит империалистам США, которые, решая свои политические задачи, готовы воевать с Россией руками украинцев до последнего украинца. В этой войне патриотизм объединяет почти все политические силы России; исключение составляет лишь немногочисленная либеральная оппозиция, которая направляется прозападной пропагандой так же, как ей направляется и вся государственная политическая деятельность на Украине.
Единство патриотическое создает фундамент и для единства политического, которым может быть только коммунистическое в своем новом облике, поскольку уже всем, кто еще думать не разучился, должно быть ясно, что пока в России капитализм, победы в этой войне нам не видать, как своих ушей. Военной победы над Украиной Россия, конечно, добьется, но война на этом не закончится, поскольку Запад этой победы России не простит никогда, да и на Украине останется немало тех, кто уйдет в подполье и уже оттуда продолжит вести свою войну, ведь России, по большому счету, предложить простым украинцам особо и нечего — она им может предложить только то, что мы сами имеем — вместо власти олигархии прозападной, власть олигархии пророссийской. А оно им надо? — Белорусам это не надо, поэтому они и не торопятся соединяться с Россией; оно и нам не надо, поскольку такая власть из кризиса, частью которого является эта война, нас не выведет. Похоже, что это понимает и сама наша власть, т.к. до сих пор боится назвать вещи своими именами — боится назвать войну войной — гибридной мировой, локальным военным конфликтом которой является война на Украине.
Кризис, который привел к этой войне — это кризис мировой системы капитализма. Мировая система капитализма — это, в настоящее время, либеральный паханат, частью которого является Россия, которая пока боится перестать быть такой частью, поэтому и не называет войну войной. Признать свое участие в войне, значит назвать врага, с которым воюешь — именно этого требует понятие политического от К.Шмитта. Вот и пришел час расплаты за то, что наше политическое — оно не наше — оно того, кто начал с нами войну без ее объявления. Принять брошенный вызов, значит чуждому политическому противопоставить свое политическое, которым может быть только политическое коммунистическое — никакой другой альтернативы этому нет. Понятно, что нельзя начать войну, не определившись с тем, кто твой враг, но не так-то с этим все просто, если понимать, что различение врага и друга — это различение политическое, если доверять сказанному К.Шмиттом:
Военная борьба, рассматриваемая сама по себе, не есть "продолжение политики иными средствами", как чаще всего цитируют знаменитые слова Клаузевица, но, как война, она имеет свои собственные, стратегические, тактические и иные правила и точки зрения, которые, однако, в совокупности предполагают, что уже имеется политическое решение о том, кто есть враг.
… Понятия "друг" и "враг" следует брать в их конкретном, экзистенциальном смысле, не как метафоры или символы; к ним не должны подмешиваться, их не должны ослаблять экономические, моральные и иные представления, и менее всего следует брать их психологически, в частно-индивидуалистическом смысле, как выражение приватных чувств и тенденций. "Друг" и "враг" — противоположности не нормативные и не "чисто духовные".
Ни сама Украина, ни ее марионеточные правители, ни ее нацисты не являются врагами России в экзистенциальном смысле, поскольку они стоят за то же самое политическое, что и правители России — они такие же капиталисты, в том смысле, что являются сторонниками капитализма. Разборки с ними происходят на территории политического неолиберально-экономического и для России являются борьбой, как она сама об этом объявила, за устранение для нее военной угрозы со стороны стран НАТО, прежде всего США, исходящей с территории Украины. Такой, и всем другим подобным войнам, Карл Шмитт выносит свой безжалостный приговор:
Нет никакой рациональной цели, никакой сколь бы то ни было правильной нормы, никакой сколь бы то ни было образцовой программы, никакого сколь бы то ни было прекрасного социального идеала, никакой легитимности или легальности, которые бы могли оправдать, что люди за них убивают один другого. Если такое физическое уничтожение человеческой жизни совершается не из бытийственного утверждения собственной формы экзистенции в противоположность столь же бытийственному отрицанию этой формы, то именно его и нельзя оправдать. Также и этическими и юридическими нормами нельзя обосновать никакой войны.
Чтобы было понятно, что скрывается за "бытийственным утверждением собственной формы экзистенции", скажу, что таким утверждением для нас была отечественная война 1941-45 гг., когда мы сражались не просто за Родину, но за свою социалистическую Родину. Такую войну К.Шмитт оправдывает. Нашу гражданскую войну, которая отбушевала свое сто лет назад, он тоже оправдывает. Идущую сейчас мировую гибридную войну он тоже оправдывает — это же война за утверждение формы экзистенции, обеспечивающей господство мировой финансовой олигархии. Если войну на Украине рассматривать как локальный эпизод этой глобальной войны, то ее тоже следует оправдать, поскольку, при заявленных целях этой войны, она при любом своем исходе будет способствовать достижению целей глобальной войны, развязанной империалистами. Такое положение дел неизбежно побуждает задаться тем же вопросом, ответ на который 90 лет тому назад хотел знать и Карл Шмитт:
Напрашивается, однако, вопрос, каким людям достанется та чудовищная власть, которая сопряжена со всемирной хозяйственной и технической централизацией? Ответить на это можно оптимистическими или пессимистическими предположениями, которые, в конечном счете, сводятся к некоторому антропологическому исповеданию веры.
Вопрос Шмитт задал, каким должен быть ответ на него тоже указал, но ничего не сказал о том, какой должна быть сама наша вера, чтобы ответ на заданный вопрос был оптимистическим, лишь дал направление, в котором следует вести поиск:
Как очень точно заметил Э.Шпрангер: «Для политика наука о человеке всегда находится на переднем плане его интересов». … Х.Плеснер, который в книге «Власть и человеческая природа» впервые в современной философии рискнул создать политическую антропологию большого стиля, с полным на то правом говорит, что нет такой философии и такой антропологии, которая не была бы политически релевантна, равно как и нет, в свою очередь, философски нерелевантной политики. А главное, он обнаружил, что философия и антропология как знание, специфическим образом направленное на целое, не могут, в отличие от какого-нибудь специального профессионального знания в определенных "областях", сделаться нейтральными по отношению к "иррациональным" жизненным решениям.
Прикладная наука о человеке, дающая конкретные ответы на абстрактные философские вопросы — это инженерная антропология — это ее жизненные решения являются "иррациональными", поскольку при принятии решений учитывается вера в то, что не имеет объективных доказательств своего существования. Но любая конкретная религиозная система исповедания веры является подменой иррационального рациональным; именно поэтому для человека верящего в бога рациональные доводы атеистов, призванные доказать, что никакого бога не существует, — все эти доводы для верующего человека ничто, поскольку для него рациональной является сама вера в бога по той самой причине, на которую указал К.Шмитт — антропология и философия не могут быть нейтральными.
Отсутствие нейтральности предполагает наличие ответа на постоянно возникающий в ходе бытия вопрос о том, что есть добро и что есть зло, а значит, предполагающий различать врага и друга, что рождает политическое. Атеизм тоже способен родить политическое, но оно будет противоположно тому политическому, которое рождает вера в бога или вера в коммунизм. То, что Маркс сделал атеизм частью своего учения, было его ошибкой, вызванной объективными обстоятельствами. Христианская вера лежала в основе идеологии, на которой держался феодализм, поэтому вполне логичным было решение борцов с феодализмом сделать своими союзниками борцов с богом. Но дружба с нечистой силой никого до добра не доводила, что печальный конец страны Советов еще раз подтвердил. Придет время, сам капитализм подтвердит это еще раз. Судя по происходящим в мире событиям, ждать уже недолго осталось. Учитесь коммунисты на своих ошибках, если хотите капитализм победить.
Сами общественные науки — они вне политики — как это и положено любой чистой науке, но это не означает ее нейтрального статуса, поскольку, если ее, эту науку, спросить, какой должна быть политика, ответ будет однозначным. Здесь можно провести аналогию с естественными науками, которые сами не создают никаких материальных ценностей, но в наше время без знания этих наук ничто материальное руками человека уже не создается. А в деле созидания своего человеческого социума к такому положению человеку только предстоит прийти. Случится это в результате завершения марксистского переворота в общественных науках, аналогичного уже свершившемуся коперниканскому перевороту в науках естественных. Когда это свершится, исчезнет и все рожденное капитализмом зло, как это предвидел Джон Кеннет Гэлбрейт:
Только тогда, когда социализм будет рассматриваться как необходимая и во всех отношениях нормальная характеристика системы, эта ситуация изменится. Тогда общество будет требовать обеспечения высоких результатов работы и будет гордиться своими действиями.
Пока же нам гордиться нечем, а все потому, что бога люди забыли, говорит нам религия. А естественные науки говорят нам, что для бога нет места в этом мире. Если под богом понимать некую материальную сущность, то такое утверждение справедливо — здесь общественная наука с естественной не спорит. Но кроме мира материального, человек еще живет в мире идеального, рожденным его разумом, в котором бог устанавливает свои порядки. Если нечистый мешает ему это делать, то руками человека зло рождается и в реальном мире. Достоинством такой религиозной трактовки проблемы дихотомии добра и зла является ее лаконичность и сопутствующая ей простота понимания причин всего происходящего в мире и различения действующих в нем сил, включая сюда различение друзей и врагов, чего так не хватало нашему коммунизму в его марксистском понимании, из-за чего друзей мы записывали во враги, и в итоге дошли до того, что врагов стали привечать как друзей.
Как Ницше сказал "бог мертв", глядя на моральный упадок прусского феодального государства, так и мы могли бы сказать "коммунизм мертв", глядя на советский застой. Сейчас мы имеем все основания сказать "либерализм мертв", глядя на реалии нашей капиталистической действительности. Выход тут может быть только один — воскресить умерших, чего без помощи науки сделать никак не получится.
Самое сложное для науки — это оживление бога, которого она когда-то помогла делать мертвым. Помочь это сделать науке может сам бог, который не держит зла на тех, кто раскаялся в своем неверии. Основания для воскресения нам дает непознаваемость совершенства бытия, которую представляет бог. Невозможно сделать мертвым то, что есть непонятно что. Нечистая сила давно это поняла, поэтому и прячется от света, чтобы глаз людской ее случайно не увидел — тогда конец придет ее могуществу. Точно так же и воскресить бога, который есть непонятно что, не представляет для человека труда — что из своего идеального жизненного мира он изгнал, то туда он может вновь без проблем поселить. Но при таком повторном воскресении бог каждый раз предстает перед нами в каком-то новом облике, что следует из законов диалектики, по которым развивается человек и его мир. На этот раз он предстанет перед нами в облике коммунистического политического. Но чтобы принять этот вывод, надо определиться с обликом бога, который ему бы не противоречил.
Представьте, что вы микроб, живущий на теле или в теле человека; и вот этот микроб вознамерился познать то, что дает ему жизнь. Понятно, что задача эта для него непосильная, но ему вполне по силам понять, что он сам и то непостижимое, благодаря и за счет которого он существует, являются единой экосистемой, в которой каждому отведено определенное самим порядком вещей место, за которое каждый элемент этой экосистемы должен держаться. Вот так же и сам человек, только не тот человек, который есть отдельный индивид, а тот коллективный человек, которого Томас Гоббс назвал Левиафаном, существующим благодаря акту божественного творения. Помним мы библейскую классику, уверяющую нас, что человек создан по образу и подобию божьему, но что это за образ, человеку предстояло самому познать в процессе своего эволюционного совершенствования — это образ гоббсовского Левиафана, достигшего высшей из доступных ему степени общности — степени, когда начинает он представлять все человечество. Вот аналогом этого Левиафана и является микроб из нашего примера. Микроб этот — свободная сущность, но что он без самого человека…
Так же и наш коллективный человек — человечество, ставшее гоббсовским Левиафаном — ничто он без Бога вместе со всем своим земным шариком. Но чтобы принять такой образ бога человек должен ощущать себя не только земной, но и вселенской сущностью — должен он верить в то, что в Космосе существует не просто так, а какой-то смысл есть в этом его космическом существовании.
В латинском языке существование обозначено словом existentia — от этого слова получила свое название и философия существования — экзистенционализм. Когда под пером Карла Шмитта рождалось «Понятие политического», становление философии экзистенционализма проходило начальную стадию, поэтому Шмитт свою философию не отождествляет с экзистенционализмом, хотя она является его разновидностью, поскольку решает проблему существования человека, о чем он мимоходом делает замечание: «Все существенные представления духовной сферы человека экзистенциальны, а не нормативны», — отсюда и рождается релевантность философии и политики, которую можно понимать как установление "ненормативных" норм, т.е. таких, у которых нет четких критериев. И действительно, нормой может считаться держаться за какой-либо вид духовности, но четких и однозначных критериев в оценке духовного быть не может.
Но в чем Шмитт требует четкого различения, так это в различении друзей и врагов своего политического, а значит, и своего экзистенциального, но как это сделать, если, описывая политическое, он не называет его конкретный вид, за который надо держаться? Экзистенционализм нам тоже не скажет ничего конкретного о том, в чем должен быть смысл человеческого существования. В этом отношении древнекитайский аналог экзистенционализма — даосизм — является более продвинутым учением, поскольку его политическое — это поиски Дао — жизненного пути, на котором человек должен стремиться обрести просветленность.
Вопрос, на который у нас пока нет ответа, не является абстрактно-философским, поскольку в ходе начавшейся «Операции Z» решается и вопрос самого нашего существования, поэтому и рассматривать его мы будем в свете происходящих событий.
5. «Операция Z» – это обнуление
Внезапно латинская буква "Z" обрела всемирную популярность после энергичного вмешательства России в вялотекущий, начиная с 2014 года, внутриукраинский конфликт, который перешел в горячую фазу. На Украине началась война. Буква "Z", ставшая символом спецоперации, означает зеро, а зеро — это обнуление. Прежде чем что-то свое за зеро говорить, посмотрим, что нам за него Интернет скажет:
Буква "Z" как символ zero – это нуль, ничто. "Зредукувати до зера: зменшити до нуля". (Толковый словарь украинского языка)
Ноль – это символ вечности и бесконечности, первопричины и начала всего; это аналог божественной Пустоты в учении древних даосов, в которой все рождается и в которой все пропадает. Поэтому не просто так отсчет всего начинают с нуля. Обозначить начало жизни с бесконечным количеством возможностей – это и есть "начать с точки зеро". "Точкой зеро" принято называть кардинальное изменение судьбы, момент, когда происходит переосмысление прошлого, появляются новые жизненные ориентиры и обретаются новые ценности.
В жизни переход через точку зеро может означать возврат к истокам; это может быть отправной точкой, где все начинается заново; это точка начала и конца жизни.
В эзотерике и магии существуют специальные ритуалы "обнуления" судьбы, позволяющие избавиться от прошлых неудач и начать жить заново.
Профессионалы игровой индустрии имеют свое мнение относительно зеро. Что такое выпадение номера на рулетке приносит наибольшую прибыль и преимущество выигрыша всем игорным заведениям, скажет вам любой поклонник азартных игр. Когда выпадает зеро, банк забирает себе все ставки, кроме поставленных на зеро или на комбинации чисел, включающие зеро.
Какие ритуалы водили перед началом боевых действий те, кто принял решение об их начале, нам знать не дано; но что игры в капитализм закончились для нас проигрышем всего, что в совке было накоплено, видно невооруженным глазом. Последнюю ставку игрок решил сделать на зеро. Определенная логика в этом есть. Но без собственного обнуления обнулить главного своего противника у этого игрока не получится. В данном случае, главный противник — это само либеральное казино. Пока мы играем по его правилам, о выигрыше лучше не мечтать. Обнуление надо начинать с обнуления правил игры — надо кончать играть по тем правилам, которые нам навязали в 1991 году — противника надо вынудить играть по нашим правилам.
Итак, буква Z, изображения которой мы видим на боевых машинах армии России — это символ зеро; а зеро — это обнуление; а обнуление — это то, к чему наш главнокомандующий питает слабость, что и стало причиной появления сакральной буквы на бортах армейских машин. Цель операции — обнулить Украину — вполне соответствует сакральному символу.
Но идущая на Украине война — это не война России против Украины — это война антиРоссии против антиУкраины, в которой антиРоссия пытается закрепить свою победу над Россией в войне, которую ведет, начиная с 1991 года. Начиная с того же года и антиУкраина воюет с Украиной, но там ситуацию усугубило вмешательство в войну глобального игрока, который захотел использовать Украину как пешку в своей игре против России, которая, боясь обнуления, затеяла свою игру. Черную пешку принесли в жертву; но как это поможет глобальному игроку, вопрос пока остается открытым, а ответ на него находится на руках у России, которая пока еще плохо осознает, какие козыри в этой игре у нее имеются, ведь она в глобальной игре до последних дней тоже была пешкой, которой иметь на руках козыри по правилам игры не положено. "Быть или не быть — вот в чем вопрос", — сможет ли мятежная белая пешка стать ферзем на "Великой шахматной доске" З.Бжезинского — такой вид имеет сейчас для России знаменитая фраза датского принца Гамлета.
«Главное ввязаться в сражение, а там по ходу дела решим, как действовать», — такой тактики придерживался великий полководец Наполеон, до которого нашему главнокомандующему сами знаете как. Но пусть попробует, тем более, что уже ввязался. Попробуем и мы; а для начала проведем рекогносцировку поля битвы.
Ставку не зеро сделал не только наш Путин, но и глобальные игроки, план которых представил глава ВЭФ Клаус Шваб в своей книге «Great Reset», название которой у нас перевели как «Великая Перезагрузка», но любая перезагрузка предполагает и переход через точку зеро, другими словами, название книги можно еще перевести и как «Великое Обнуление», которое тоже можно проводить под знаком Z.
Пандемия ковида показала, что это Z — это тоже война — война античеловечества против человечества под маской заботы о его благе. Но медицинский фронт гибридной войны, он в ней хоть и важный, но не основной. Победа в этой мировой гибридной войне, по мнению стратегов из НАТО, будет коваться на фронте когнитивной войны. Для разработки стратегии и тактики ведения этой войны в 2017 г. в Канаде был создан специализированный инновационный центр НАТО Innovation for Defence Excellence and Security (IDEaS). В конце 2020 г. Центр подвел первые итоги своей работы, которые были изложены в книге Франсуа де Клюзеля. В июне 2021 г. IDEaS еще раз подвел итоги, выпустив отчет о проведенных исследованиях по теме когнитивных войн. Используя информацию из данных источников, кратко опишем концепцию когнитивной войны, принятую блоком НАТО на вооружение.
Когнитивная война — это общевойсковой подход, который объединяет боевые возможности кибернетической, информационной, психологической и социальной инженерии с целью одержать победу без физической борьбы. Это новый тип войны, связанный с использованием внешними субъектами общественного мнения в качестве оружия с целью оказания влияния и/или дестабилизации нации. Когнитивная война имеет универсальный охват — от отдельного человека до государств и многонациональных организаций. Она использует приемы дезинформации и пропаганды, направленные на психологическое истощение потребителей информации. Когнитивная война — это война идеологий, которая стремится подорвать доверие, лежащее в основе каждого общества. Теперь новая цель состоит в том, чтобы изменить идеологию противника, а это делает разум человека полем сражения, на котором должен быть нанесен главный удар.
В ходе когнитивной войны людей можно мотивировать действовать таким образом, что итогом их действий станет раскол в сплоченном до этого момента обществе, с последующим его разложением. Когнитивная война — это не только борьба с тем, что мы думаем, но это скорее борьба с тем, как мы думаем; задачей здесь является изменение образа мышления людей. Другими словами, когнитивная война — это не просто другое слово, или другое название информационной войны. Это война с тем процессором, который находится в самой нашей голове — с нашим мозгом.
Знание можно легко использовать в качестве оружия, поэтому человеческий разум в настоящее время и рассматривается как новая область войны. Для достижения своих целей когнитивная война использует врожденные уязвимости человеческого разума, но для этого необходимо знать принципы обработки информации нашим мозгом, что может быть обеспечено только расширением исследований в сфере нейробиологии мозга и дальнейшего изучения психологических особенностей поведения людей.
Давно прошли те времена, когда война велась за то, чтобы расширить свои территориальные владения. Современная концепция войны заключается в использовании не только того оружия, которое убивает, а еще и того оружия, которое обеспечивает влияние. Победа в долгосрочной перспективе будет зависеть исключительно от использования возможности повлиять на когнитивную область сознания людей и изменить ее.
С учетом появления этого нового фронта гибридной войны генерал-майор армии США Роберт Скейлс сформулировал новую боевую философию НАТО: «Достижение победы над врагом будет зависеть от захвата психокультурных, а не географических высот. Когнитивная война станет тем недостающим элементом, который позволит перейти от военной победы на поле боя к победе на фронте политической борьбы». Наверняка этого я, конечно, не знаю, но сдается мне, что в армии РФ нет генералов, которые думали бы так, как этот американский генерал, что является одной из причин того, что на фронтах политической войны Россия пока проигрывает своим противникам.
Наглядные последствия когнитивной войны, которую, начиная с 2014 года, вело НАТО на Украине все эти восемь лет, мы сейчас видим наглядно. Мы видим, что украинское общество расколото; в сознание людей внедрена идеология укронацизма, причем, в каком-то извращенном виде, когда, с одной стороны, люде приучают к такой бездумной гордости за свою страну, когда за этой гордостью они уже не видят обратную сторону, когда страна теряет свою экономическую и политическую независимость. В этих условиях главный лозунг укронацизма "В ЕС и НАТО" означает только признание неспособности жить самостоятельной жизнью: «Придите и владейте нами». А ответом им было: «Владеть вами мы можем и не пуская вас в свой дом». И вот за этот укронацизм, который, по сути, является разновидностью неоколониализма, украинские солдаты отдают свои жизни. И не только свои: американские инструкторы обучили их устраивать оборонительные позиции из собственных граждан, когда этих граждан используют в качестве живого щита, не выпуская из домов, в которых оборудованы боевые позиции. А при отступлении их обучили обстреливать снарядами и ракетами оставленные поселки и города независимо от наличия там войск противника, в соответствии с заповедью известного оперного персонажа: «Так не доставайся же ты никому!»
Военную победу над Украиной Россия рано или поздно одержит, но когнитивная война на этом не закончится — для победы в этой войне в сознание украинцев вместо идеологии укронацизма надо будет внедрить какую-то другую идеологию, а с этим и в самой России дела обстоят печально — неолиберализм свое отжил, а замены ему нет. Как это ни странно, но и в самой Америке, которая продолжает оставаться главным оплотом империализма, умные люди начинают понимать, что нет будущего у идеологии, на которой он держится. Джейми Пек как беспристрастный судия в своей работе «Разборки с неолиберализмом» (Explaining (with) Neoliberalism by Jamie Peck) вынес ему честный приговор — он еще при силе, но будущего у него нет:
Может показаться, что неолиберализм, господствующий в этом сумеречном мире, потрепанном чередой кризисных бурь, уже не такой сильный, как в былые годы. Но похоронной команде не стоит торопиться — да, он уже не тот, что раньше, но о его скором уходе с исторической сцены речь вести пока рано. Для тех, кто торопится списать его со счетов, отрезвляющим должен послужить тот факт, что ни одна из конкурирующих с ним альтернатив так и не смогла получить в каком-то локальном или в мейнстримном дискурсе поддержку, достаточную для того, чтобы мы могли говорить, что неолиберализм сдает свои позиции. Напротив, мы можем сказать, что в этом противостоянии неолиберализм одержал очередную дерзкую победу; к этому надо лишь добавить, что на этот раз победа является пирровой. И вот теперь он сидит в идеологическом вакууме, куда сам себя поместил, и где он сам себя теперь переваривает. В этой, как будто уже загробной жизни, упертые сторонники рыночных реформ как стояли, так и стоят на своих позициях в глобальных центрах силы. Их главный враг повержен, но недолго светились радостью победы их лица – они сейчас как тот нахохлившийся сыч, сидящий в глухой чаще на ветке, которого занимающаяся заря лишила его преимуществ ночного охотника. Неолибералы теперь стали более осмотрительными там, где раньше были безоглядно самоуверенными; и как следствие этого, уверенности больше не чувствуется в их риторике; лишился былого блеска и их снобизм яйцеголовых интеллектуалов, т.к. чувство надвигающейся смертельной опасности навсегда поселилось в их душах.
Альтернативой неолиберализму может быть только новый вариант коммунистической идеологии, но она еще не вызрела до нужной кондиции, но, несмотря на эту ее недозрелость, как оружие в когнитивной войне базовые положения этой идеологии уже можно использовать.
А теперь я загадаю вам загадку об истоках политического противостояния, принявшего в настоящее время форму когнитивной войны, которая идет на просторах всего земного шара:
Государственный секретарь США Генри Стимсон, имя которого носит принятая в 1932 году панинтервенционистская доктрина этой страны, заявил 9 июня 1941 года: «Земля сегодня не крупнее, чем в 1861 году, когда США уже были слишком малы, чтобы допустить раздельное существование северных и южных штатов». А спустя всего пару лет он заявляет, что уже вся «Земля сегодня слишком мала для двух противоположных систем». Но мы отвечаем ему, что Земля всегда будет оставаться больше, чем Соединенные Штаты Америки и что она и сегодня достаточно большая для многих больших пространств, в которых свободолюбивые люди умеют хранить и защищать свою историческую, хозяйственную и духовную субстанциональность и своеобразие.
Если не знать, кто и когда сказал эти слова, то можно было бы подумать, что принадлежат они кому-то из современных политических деятелей, но это в далеком 1943-м году сказал Карл Шмитт в статье «Последняя глобальная линия», когда на полях нашей Великой Отечественной Войны решалась судьба не только СССР, но и всего мира. Какой будет эта судьба, тогда далеко еще не было ясно, а он уже как будто рисует нам мир, каким он будет в начале следующего века. В этой картине среди глобальных игроков нет уже ни Германии, ни Советского Союза — есть только США и весь остальной мир, между которыми и пролегает последняя граница, которую последняя Империя пытается стереть в ходе идущей мировой гибридной войны, частью которой является война когнитивная.
Германию после ее поражения во второй мировой войне таки лишили "духовной субстанциональности и своеобразия" — она теперь лишь часть либерального паханата и его опора в Европе. Теперь пришли за Россией — в холодной войне ее победили и считают, что имеют право требовать, чтобы была она покорна воле победителей. Когда Нашараша стала частью "свободного" мира, то по своей политической наивности думала, что дадут ей в нем быть со своей собственной субстанциональностью, да еще и расцвести у нее само-собой получится, надо только завести для этого свободный рынок. И вот теперь, когда мы убедились, что само-собой только гнить получается, пришло время расплачиваться за наивность. Припертая к стенке, последнюю свою ставку она сделала на зеро, но тот, кто в игре на зеро ставку делает, сам должен быть готов обнулиться с тем, чтобы воскреснуть в обновленном виде к новой жизни, к которой нет другой дороги, кроме как через чистилище диалектики. На войну Россия решилась, а с собственным обнулением-обновлением тянет время, не зная, с какого бока к нему подступиться.
Тяни, не тяни, а другой альтернативы, кроме социализма, у нее нет — тут или пан, или пропал. Понятно уже, что с завершением военного конфликта на Украине гибридная война не закончится — в покое Россию не оставят. Для продолжения войны надо будет решать экономические проблемы, которых накопилось выше крыши. Чтобы решить их, надо развивать науку, систему образования, но там положение дел как в нашем гражданском авиапроме — только развалины мы видим, в которых какая-то жизнь теплится — что-то делать еще можем, но летать не на чем. Наш капитализм уже показал, что он здесь импотент, а другого его у нас не будет — "наши партнеры" не позволят игроку выиграть у хозяев игорного заведения. Спасение здесь только одно — переходить на ОСОИС — открытую систему охраны интеллектуальной собственности, которая даст экономике новый импульс для развития. Это не я вам говорю — это наука говорит, что у нее ни для России, ни для кого-либо другого нет никакого другого предложения на будущее.
Чтобы перейти на такой путь строительства социализма, уже не надо по Марксу ничего делить и кого-то экспроприировать, разве что, какую-то вражескую собственность, поэтому политических противников у такого перехода быть не должно. Отказаться от предложения нашим правителям может помешать, разве что, только личная корысть, о которой К.Шмит упомянул в диалоге «Разговор о власти и о доступе к властителю»:
Человек, у которого есть власть, будет волком по отношению к человеку, у которого власти нет. У кого нет власти, тот чувствует себя как ягненок, пока сам не окажется в состоянии обладать властью и принять на себя роль волка. На латинском это будет: homo homini lupus; по-русски — человек человеку волк.
Тридцать лет волки, прикрываясь заботой о свободе рынка, грызли Россию, но теперь в ситуации, когда им самим грозит быть загрызенными крокодилами-рептилоидами, они должны вспомнить предостережение от Джона Кеннеди: «Если вы делаете невозможным мирные преобразования, вы делаете неизбежными насильственные», — элементарное чувство самосохранения должно помочь нашим правителям сделать правильный выбор, вспомнив то, на чем наш социализм держался: человек человеку друг, товарищ и брат — это были не пустые слова — чувство единения было реально присуще советскому человеку, но недостаток, на который указал Шмитт, был присущ и Советской власти — были у нас свои "коммунистические" волки — они Совок и загрызли. Изжить недостаток, чтобы гармония была не только между людьми, но и между сторонами власти, можно лишь тогда, когда треугольник власти станет пирамидой власти, о чем выше было сказано — для этого, прежде всего, и нужна ОСОИС. Еще она нужна для того, чтобы вывести свое политическое на тропу когнитивной войны. Еще она нужна для того, чтобы в сфере создания и потребления интеллектуальной собственности реализовать модель открытого рынка с совершенной конкуренцией, которая и будет главным оружием социализма в его борьбе с капитализмом на экономическом фронте. Но нас здесь интересует политический фронт, успех на котором напрямую зависит от той ИС, которой вы воюете.
«Война, — как говорит Клаузевиц в сочинении «О войне», — является только инструментом политики и ничем иным, кроме как продолжением политического действия другими средствами», — без победы на политическом фронте общей победы достичь невозможно, следует из высказывания Клаузевица, поэтому надо определиться с тем, чем на этом фронте воевать будем — с коммунизмом нам надо определиться, представления о котором тоже являются интеллектуальной собственностью, проходящей сейчас процесс своего второго рождения. Надеюсь, появятся у меня конкуренты, чтобы вместе мы завершили этот процесс, пока же изложу свое его новое вИдение, которое заменило мне его марксистское видЕние, которое привидением все еще продолжает бродить по миру, особенно у нас здесь, в России.
6. Наш и не наш коммунизм
Когда идет война, то обязательно что-то должно взрываться; когнитивная война здесь не является исключением, в чем я, неожиданно для самого себя, убедился на собственном опыте. Один из друзей Карла Шмитта назвал его «Понятие политического» бесшумной миной; вот эта мина и взорвалась у меня под ногами после того, как я на нее наступил. От взрыва критические повреждения, несовместимые с жизнью, получила марксистская концепция коммунизма, которой я на протяжении всей предшествующей жизни придерживался, а это ни много, ни мало, более полувека, если учитывать только сознательную часть жизни.
Как оказалось, главный принцип коммунизма по Марксу — от каждого по способностям, каждому по потребностям — принципом коммунизма вовсе не является, если смотреть на него с позиций политического по Шмитту, поскольку он является принципом распределения, подразумевающим удовлетворение материальных потребностей, т.е. является принципом экономического, ставшего и у Маркса политическим, точно так же, как экономическое является политическим у идейных противников Маркса. Именно это Шмитт имел в виду, когда говорил о том, что марксизм борьбу со своим противником ведет на его территории и по его правилам, тем самым заранее обрекая себя на поражение.
Когда речь идет о политическом, то там и речи не может быть ни о каком распределении, поскольку политическое у Шмитта, оно же еще и духовное, которое должно быть самой сутью человеческой жизни, поэтому не распределять его надо, подобно чему-то материальному, а усваивать в процессе самой жизни. В процессе этого усвоения человек эволюционно растет, обретая мудрость и знания, накопленные предшествующими поколениями, и добавляя к ним что-то свое — это теория эпистемной эволюции вносит свой вклад в понятие политического. Эволюционный рост человека сопровождается расширением редукционных границ жизненного мира его разума, в котором в виде целостной системы собрано знание человека об окружающем его мире — это вклад феноменологической теории жизненного мира в понятие политического. Расширение жизненного мира — это ступенчатый синергетический процесс; этапами большого пути здесь являются моменты, в которые человек становится гоббсовским Левиафаном, который все время растет — все время растет размер той человеческой общности, неотъемлемым элементом которой человек себя ощущает, которая ему родная и он ей родной: сначала это семья, потом род, народ, нация и, как финал процесса — человечество. Это уже будет вклад теории сингулярности в понятие политического; и такое политическое является коммунистическим.
Было бы странно, если бы К.Шмитт не предпринял свою попытку выделить то политическое, за которым будущее. Его выбор пал на политическое религиозно-христианское, его он представил в работе «Римский католицизм и политическая форма»:
У этого мира — своя иерархия ценностей и своя гуманность. В нем живет политическая идея католицизма и его способность к трижды великой форме: эстетической форме художественного, юридической форме права и, наконец, всемирно-исторической форме власти в блеске ее славы.
Католическая церковь пережила и переживет всех и вся. Sub specie [с точки зрения (лат.)] своей продолжительности, ей нет нужды принимать здесь решение, так как она и здесь останется complexio всего выжившего — она наследница.
По-видимому, глядя на реалии современной ему жизни, Шмитт осознавал, что его выбор является не очень удачным, поскольку в других работах он его не отстаивал. У любых наследников и наследниц есть свои наследники, поэтому Шмитту надо было подумать о том, кто будет в политическом наследником церкви. Среди молодых претендентов на наследство уже тогда присутствовал несовершеннолетний коммунизм. По причине его идейно-духовной незрелости, наследника церкви Шмитт в нем не видел, но, тем не менее, связывал свои ожидания с той территорией, где проходило становление этого дерзкого и самоуверенного недоросля:
С XIX в. в Европе есть две великие массы, чуждые западноевропейской традиции и выступающие против нее, два великих потока, бьющихся в ее плотины: пролетариат больших городов, ориентированный на классовую борьбу, и русские, отворачивающиеся от Европы, демонстрируя свою Russentum [русскость]. С точки зрения традиционного европейского образования, и те и другие — варвары, и когда у них достает силы самосознания, они также и сами себя с гордостью именуют варварами. То, что оба этих течения встретились на русской почве, в русской республике Советов, глубоко правильно в идейно-историческом смысле. Эта связь — не случайность мировой истории, сколь бы непонятным ни оставался весь этот процесс с точки зрения всех предшествующих конструкций и собственной теории марксизма.
Я знаю, что в русской ненависти против западно-европейского образования может быть заключено более христианства, нежели в либерализме и немецком марксизме, что великие католики считали либерализм худшим врагом, чем открытый социалистический атеизм, и что, наконец может быть, именно в бесформенности могла бы быть заключена сила для новой формы, придающей невиданный ранее образ также и технико-экономическому веку.
… Мы, в Центральной Европе, живем sous l’œil des Russes [под взглядом русских, на глазах у русских (фр.)]. Вот уже столетие, благодаря своей психологической проницательности, они видят насквозь наши великие лозунги и наши институты; их витальность достаточно велика, чтобы овладеть как оружием нашими познаниями и нашей техникой; их мужество принять рационализм и то, что ему противоположно, их мощь правоверия в добре и зле не знает преград. Они реализовали ту связь социализма и славянства, о которой уже в 1848 г. Доносо Кортес пророчествовал как о решающем событии следующего века. Таково наше положение.
Теперь, спустя девяносто лет, и наше положение тоже таково — в прошлом пытаемся нащупать опору, чтобы выбраться из того бедственного положения, в которое попали, связав свое существование с чуждым нам политическим. Помогай нам, Карл Шмитт. По Шмитту, политическое должно быть религиозным, т.е. на вере должно основываться. Как это ни странно, но в этом со Шмиттом был солидарен Фридрих фон Хайек, являющийся одним из главных идеологов неолиберализма.
Однажды Хайек назвал принципиально важный недостаток либерализма, без устранения которого он не сможет успешно сыграть ту роль, которая отведена ему в идеологии неолиберализма: «Я убежден, что до тех пор, пока разрыв между истинными либеральными и религиозными убеждениями не будет преодолен, нет никакой надежды на возрождение либеральных сил». Может отчет себе в этом Хайек и не отдавал, но сущность политического он понимал абсолютно правильно, так же, как и К.Шмитт — оно является религиозным. Но религиозность предполагает духовность, а духовность возникает только там, где люди образуют какую-то органическую общность, в которой каждый ощущает себя неотъемлемой частью целого, когда один за всех, а все за одного, что с либерализмом в понимании Хайека несовместимо, поскольку отличительной чертой этого либерализма является проповедь индивидуализма. Следовательно, у такого либерализма нет никаких шансов стать сущностью какого-либо политического — ни политическому религиозному, ни политическому коммунистическому он не конкурент. Справедливости ради, стоит отметить, что в идеологии неолиберализма от либерализма и не требуется быть политическим, поскольку политическим там является экономическое; либерализм же является лишь декорацией-симулякром, прикрывающей сущность этой идеологии.
Уже в наше время российские анонимные авторы четырехтомника «Проект Россия» за политическое тоже предлагали взять религиозно-христианское, только не римско-католическое, как у Шмитта, а православное. Проект громко выстрелил, но пуля ушла в "молоко". Думаю, что сейчас эти анонимные авторы, как и К.Шмитт, тоже пришли к выводу о бесперспективности сделанного выбора, поскольку развития проект не получил. У Шмитта есть указание о цели, которую необходимо достичь для того, чтобы проект стал успешным:
Церковью становится всякий мирообъемлющий империализм, когда достигает своей цели: приносит миру мир. Однако страх и враждебность формам усматривает в этом победу дьявола.
Здесь термин "империализм" использован в непривычном для нас смысле. Для нас империалисты — это капиталисты, а у Шмитта это любые строители империй, например, советские марксисты-ленинцы. Церковь он тоже понимает здесь широко: как любую систему духовного окормления паствы или, если говорить на языке рационального века, как систему духовного образования человека. Итак, чтобы принести миру мир, империя должна быть последней — должна охватывать всю землю; сделаться таковой она сможет только в том случае, если ее политическое станет господствующим в душах живущих на Земле людей, что должна какая-то новая церковь обеспечить. Путь к этому указывают известные слова Ренана, на которые ссылается К.Шмитт: «Toute victoire de Rome est une victoire de la raison». Перевод: «Всякая победа Рима есть победа разума», — вот что нужно Москве, чтобы была она третий Рим, а не войны воевать. Но незаметно пока, чтобы наша Москва с головой дружила, а то посмотрела бы на обратную сторону: кто с головой не дружит, тому век воли не видать. Хорошо, что я в Твери живу. :о)
Слова Шмитта о "страхе и враждебности формам" свидетельствуют о том, что формы должны быть какими-то доселе невиданными. За них он тоже пару слов сказал:
Ни люди, ни вещи не нуждаются в "правительстве", если механизм экономического и технического предоставлен его собственным имманентным закономерностям.
То же самое на языке марксизма: нужны новые производственные отношения. Но у Маркса это обеспечивает господство пролетариата, а у Шмитта это отказ от любого явного господства; как говорится, почувствуйте разницу. Разница здесь еще и в том, что Шмитт упомянул техническое. Только упомянул, а что-то более определенное в 1932 году за него и сказать было нельзя; зато сейчас мы можем это сделать: проект переустройства бытия надо начинать с внедрения ОСОИС, чтобы не довлело юридическое, т.е. "правительство", ни над техническим, ни над политическим; чего можно добиться только в том случае, если интеллектуальная собственность станет свободной, т.е. общедоступной, ведь все на ней держится: и техническое, и юридическое, и политическое; а уже от этого зависит наше экономическое. Вот такой должна быть новая форма матрицы человеческого общества. Пугать никого из людей она уже не будет — пусть теперь ее нечистая сила боится.
С нечистью теперь коммунистическое политическое должно сразиться — больше некому — все старые бойцы держатся за свое старое политическое оружие, с которым в Битве Конца ловить нечего. Лишь коммунисты пытаются новое оружие для битвы себе выковать. Пока каждый свое лепит, но должны рано или поздно выбрать из представленных образцов лучшее. И пока мои товарищи-конкуренты свои образцы доделывают, я представлю то, что у меня с помощью Карла Шмитта сделать получилось.
Во-первых, коммунизм, как и любое другое политическое — это не то, чего можно когда-нибудь и где-нибудь достичь — это динамическая сущность, постигаемая лишь в движении — в движении к совершенству, которому нет предела, которому в политическом религиозном чаще всего придается форма какого-либо бога, но не обязательно. Ближе всего к такому коммунистическому политическое древних даосов, где оно имело форму поиска особого Пути к просветленности, который называют Дао. Чем коммунистическое отличается от этого и от любого другого политического? — тем, что здесь имеется в виду движение не отдельного индивида, а человека коллективного — гоббсовского Левиафана, который до сих пор был как беспризорник, которому не находилось места ни в каком политическом. Наконец-то нашлось и ему место — бойся нечистая сила.
Такое коммунистическое является результатом диалектического синтеза, поэтому, по большому счету, у него нет конкурентов, что создает предпосылки для союза с коммунистическим Китаем, в котором будут реализованы те конфуцианские принципы Единой Судьбы человечества, о которых говорил Андрей Девятов:
1. Духовное выше материального;
2. Общественное выше частного;
3. Справедливость выше закона;
4. Служение выше владения;
5. Власть выше собственности.
Также при техническом, сделанном на основе ОСОИС, будет реализован даосский принцип недеянья, которым должны руководствоваться совершенномудрые правители. По мнению древних даосов, это тогда, когда, на взгляд непосвященного, все в Империи происходит само-собой — когда социальный организм функционирует подобно организму биологическому, процессами жизнедеятельности которого никто не управляет. Короче говоря: «Русский с китайцем братья навек!» — бойся нечистая сила.
Вторая особенность политического коммунистического заключается в том, что динамика здесь является динамикой процесса социальной эволюции, которая, в свою очередь, отражает динамику эпистемной эволюции человека, в ходе которой он обретает способность создавать сообщества людей все более высокой степени общности: начиная с семьи и заканчивая человечеством.
Интересный вывод следует из такой трактовки коммунизма. Оказывается коммунистическое политическое присутствует в человеческом обществе с незапамятных времен — оно есть в каждой нормальной семье, где каждый из супругов делает все что может на благо своей семьи, не считаясь с тем, что могут, или не могут в силу каких-либо объективных причин делать другие члены семьи. Это и делает элементарный социальный организм в виде семьи единым целым, где каждый элемент системы ставит интересы этого целого выше своих собственных личных интересов, но ниже интересов других социальных образований с более высокой степенью общности. Коммунизм начинается с семьи. Союз разных народов тоже может быть единой семьей.
Историческое значение Великого Советского Социального Эксперимента, несмотря на его печальное завершение, заключается в том, что была доказана возможность господства коммунистического политического в социальной общности масштаба большой многонациональной страны — была доказана возможность коммунизма, если его понимать в соответствии с понятием политического Карла Шмитта. Таки оправдала Россия ожидания, которые он с ней связывал — соединились на русской почве идея богочеловечества, которую русская философия так мощно начинала разрабатывать в начале прошлого века, и идея коммунизма, которую Россия сначала бездумно приняла, отвергнув свои собственные идеи, но в итоге смогла довести до ума, вернувшись к отвергнутому. Однако, диалектика еще раз показала, что развитие происходит по ее законам. И нет теперь никаких принципиальных препятствий к тому, чтобы коммунистическое политическое господствовало на всей Земле — к этому все дело идет, потому что уже родился в Советском Союзе носитель политического коммунистического — родился homo soveticus как подвид homo sapiens — совок родился, попросту говоря. Назад эволюция уже не повернет, несмотря на все старания Империи зла принудить ее к этому.
А вот социализму родиться в стране Советов была не судьба, хоть и называла наша страна себя социалистической. Не была в нашей стране интеллектуальная собственность полностью свободной, т.к. сильно зависело ее распространение от советского юридического — от чиновников командно-административной системы. Но, как говорится, еще не вечер — совок никуда не делся, и ошибку свою исправит; технари, которые в этом кровно заинтересованы, ему помогут. При установлении новых социалистических производственных отношений социализму не составит труда одолеть капитализм и в сфере экономического, но сначала, безусловно, надо одержать победу в когнитивной войне за политическое по Шмитту.
Когда-нибудь коммунизм победит окончательно, за него ведь и Бог, и наука тоже, которая наконец-то познала, насколько смогла, Его сущность, которая оказалась коммунистическим политическим — с нас этого в данный исторический момент достаточно. Пока я один-одинешенек со своим пониманием коммунизма — оно же только-только как в моем разуме нарисовалось. Пишу я эти строки 30 марта 2022 г., часы показывают 23-05. Отсчет времени можно начинать, но сколько придется ждать, я даже предположить не могу, хотя не исключаю возможность того, что хоть одним глазком мне в этот новый социализм заглянуть все же удастся — время-то для человечества бежит все быстрее и быстрее. И еще я верю в синергетику разума — верю, что нужные аттракторы в головах у людей крутятся, поэтому будет и у них бифуркация подобная той, что со мной произошла — новое коммунистическое поселится и у них в разуме, поэтому сбудется древнее пророчество Исайи: «Не поднимет народ на народ меча, и не будут более учиться воевать», — и станет мир коммунистическим — миром, где будет царить мир, а место классовой борьбы займет классовое сотрудничество. Ну а пока силы есть, и голова что-то новое рожать еще не разучилась, буду, насколько могу, этому способствовать — работы предстоит сделать немерено. И теперь я точно знаю, что есть рядом Тот, на чью помощь можно уповать:
— С нами Бог! Миру – мир! Враг будет разбит, победа будет за нами!
Два смысла одного слова сольются в один: Человечество — это Мир!
Да здравствует коммунизм!
И слава богу, что все так закончится.
7. Конец предыстории
Закончится предыстория человечества, и начнется его история.
Карл Маркс «Коммунистический манифест»
Когда начинал писать, и в мыслях у меня не было писать манифест. Но получилось что получилось. Даже название менять не стал, которое взял, вспоминая особенности национального из известного фильма. В конце-концов, верить в бога и в коммунизм — это тоже особенность нашего советского национального. Видно, Богу было угодно, чтобы все у меня так сложилось. И Карлу Шмитту тоже. По Шмитту, любое политическое живет в репрезентации, а манифестация — это один из ее видов. Дао древних даосов — это тоже один из ее видов. Пока на манифестации, где Бог и коммунизм рядом, я один, но скоро нас будет много. Бог тоже будет с нами. Карл Шмитт тоже в этом не сомневался, а Карл Маркс в это не верил. И Ленин в это не верил. А Шмитт не верил в коммунизм, потому что верил Карлу Марксу. Людям свойственно ошибаться, особенно тогда, когда они делают первые шаги, вступая на новый путь. Даже гении от этого не застрахованы. Только Бог все делает правильно. Все будет хорошо, если мы с Ним будем. Социализма у нас пока нет, а коммунизм уже есть — он живет в наших сердцах — там же, где и Бог. Вы можете разделить свое сердце? — отделить Бога от коммунизма у вас тоже не получится. Загляните себе в душу, чтобы увидеть это единение — как увидите, это и будет началом Истории.
Все только начинается.
Тверь, 31.08.2022 г.
ДОПОЛНИТЕЛЬНО
Первая книга по инженерной антропологии: Н.Револин «Три шага по жизни».
Скачать можно здесь: http://worldcrisis.ru/crisis/3816213
Н.А. Журавлев, — Ну, за мир! // «Академия Тринитаризма», М.,
 |