Имя Мераба Мамардашвили (1930–1990) — видного философа советской школы, выпускника МГУ, доктора философских наук (1968), профессора (1972), специалиста по философии сознания, языка, истории философии, широко известно в отечественной интеллектуальной среде. Его оригинальные труды находятся в свободном доступе, многие переиздаются, лекции и беседы размещены на сетевых ресурсах, активно действует фонд, занимающийся распространением его творческого наследия. Каждый может познакомиться с замечательными документальными фильмами, посвященными автору, образ мыслителя увековечен Эрнстом Неизвестным в Тбилиси (2001).

Философские идеи Мераба Мамардашвили, как и его политические взгляды не раз оказывались в фокусе внимания современников. Признавая их значимость, мы рассмотрели одну из его работ в несколько непривычном ключе, а именно в аспекте социального мифотворчества, шире — в культурологическом контексте. Непосредственно перед разрушением Советского Союза профессор прочитал курс лекций, изданных в последующем отдельной книгой «Беседы о мышлении». В них он, спустя столетие после публикации «Прощай, немытая Россия», идет значительно дальше автора стихотворения, кем бы он ни был в действительности. Либеральный взгляд из XIX века акцентирует внимание на контрасте - определяя Россию как страну рабов - страну господ. Мамардашвили редуцирует суждение до «рабской страны», экспрессивно утверждая далее, что «мы живем в испражнениях тысячелетнего российского рабства» [Мамардашвили М., с. 72, 294].

Остановимся на этой, достаточно распространенной и укорененной в сознании определенной части нашего общества, мифологеме. Выбор нашего интереса не случаен, так как вторичный миф продолжает играть существенную роль в ментальной жизни наших современников. Благодаря своим характерным свойствам он обладает большим манипуляционным потенциалом, что, в свою очередь, имеет важное дидактическое и воспитательное значение. Сформированный мифом положительный образ закономерно становится идеалом, способствующим духовному развитию личности, негативный пример наоборот - деформирует и подавляет ее. Одним из таких регрессивных и одновременно провоцирующих идеальных конструкций и является мифологема о рабском характере русского народа, его культуры, типе государственного устройства. Оставив в стороне аспект пропаганды и дезинформации, осознанно проводимых в разрушительных целях, отметим эту мифологему в качестве заметной тенденции, присущей определенным интеллектуальным кругам нашего отечества. В этом случае искреннее чувство, рожденное несовершенством окружающей действительности, сочетаясь с некритичным восприятием идеализированного иного, в качестве которого выступает западная культура и ее представители, вызывает своеобразный комплекс неполноценности, подверженность которому демонстрируют незаурядные умы, неподдельно переживающие за судьбы своей родины. Хрестоматийными примерами имперского прошлого служат А. Н. Радищев и П. Я. Чаадаев.

Хлесткие строки последнего «В России всё носит печать рабства — нравы, стремления, образование...» получили широкую известность [Чаадаев П. Я., с. 243]. Одновременно с этим, представление о превосходстве западной цивилизации приобретает широкую популярность среди интеллигенции. Миф, воздействуя на чувства и переживания человека, остается глух к любой рациональной критике. Не принимается во внимание, ни генез коллективного запада, сформированного в колыбели рабовладельческой империи, ни особенности его культурно-исторического развития в средние века, когда массы простонародья были разоружены и всецело подчинены своему сеньору, а знать закрепощена духовно. На Руси это было невозможно по объективным причинам — постоянная угроза, исходившая от народов степи, требовала поддержания высокой мобилизационной готовности и вооружения широких слоев населения для отражения внешнего нападения. Существенную роль в закрепощении личности играло конфессиональное различие православия и католицизма. Не ангажированное сопоставление восточной и западной христианской традиции в вопросах социального контроля и свободы совести свидетельствуют не в пользу последней. Вполне обоснованно мнение современного католического теолога Г. Кюнга о том, что подчинение индивида церкви как институту стало характерной чертой латинского христианства. Выделяя в этом основополагающую роль Блаженного Августина, благодаря богословскому «оправданию насильственного обращения в веру, инквизиции и священной войны против отступников любого рода», автор подчеркнул: - «Именно это оправдание станет характерной чертой западной средневековой парадигмы, и именно к нему никогда не прибегали греческие отцы церкви» [Ганс Кюнг, с. 135]. Отмеченный Кюнгом аспект во многом имел определяющее значение в отношении внутреннего закрепощения личности в западном обществе. Протестантизм лишь логически завершил его, передав внешний контроль и управление государственным институтам, а внутренний - общественности и неформальным акторам. Глух миф о рабской России и к фактическому возрождению рабства в самых отвратительных формах в период становления капиталистической системы и его трансформации в современном обществе на основании финансово-правового принуждения и научно обоснованных технологиях социальной инженерии.

Возвращаясь к «Беседам о мышлении» приходится признать факт осознанного укрепления его автором, имевшим несомненно высокий уровень рефлексии, деструктивного мифа, сыгравшего свою роль в последующих событиях нашего недавнего прошлого. Одновременно с этим, внимательное прочтение текста не оставляет сомнений, что острие критики Мамардашвили было направлено отнюдь не только на пороки окружающей его социальной действительности. Например, его суждение о языке, которым он замечательно владел: «В нормальном языке, в данном случае я возьму слово из французского, вообще не существует слова «гласность». Это в нашем уродливом языке есть слово «гласность», и далее «французский язык очень пластичен и развит для выражения малейших оттенков наших переживаний и тем более чувств, в отличие от деревянности русского языка...» [Мамардашвили М., с. 230, 286]. Не выдерживает конкуренцию с Прустом, буквально пропитавшим запахом общественного сортира «Беседы о мышлении», и Ф. М. Достоевский. Мамардашвили пишет: - «Достоевский-мыслитель... чаще всего глуповатый русский националист», который «в свое время сказал дурацкую фразу «Красота спасет мир» [Мамардашвили М., с. 22, 309]. Отзываясь с иронией о русской душе, он переходит на государственность, утверждая, что Россия - существующее, но «не родившееся государство», «не страна, а сплошная литература» [Мамардашвили М., с. 42, 207]. Эти и подобные им высказывания делаются походя, «налегке», завершаясь характерным выводом: «в основах русской государственности в целом лежит отказ от внутреннего культурного развития (культурного в широком смысле)» [Мамардашвили М., с. 249].

Принимая во внимание интеллектуальный статус собеседника и одно из его собственных определений философии в качестве умения отдавать себе отчет в очевидности, знакомство с текстом вынуждает дать однозначную оценку приведенным высказываниям. Эта нелицеприятная оценка со всей очевидностью представляет собой хамство, при этом совершенно безразличны причины и мотивы, побудившие к нему автора. Важнее другое — чувство ответственности за свою культуру, ясное осознание того, что аристократизм духа — это не только широта взглядов, но и непременная твердость убеждений, готовность и способность их отстаивать. Необходимо создать такие условия формирования интеллектуальной среды, в которой примеры, подобные приведенным, стали бы невозможны в силу внутренней цензуры, идущей не в ущерб конструктивной и ответственной критике, но благотворно влияющей на формирование нравственно здоровых поколений, способных гордиться и творчески продолжать традицию собственного языка, истории, культуры.

Ганс Кюнг Великие христианские мыслители. Пер. С нем. О. Ю. Бойцовой. Спб.: Алетейя. 2000. 442с., с. 135

Мамардашвили М. Беседы о мышлении. Спб.: Азбука, Азбука-аттикус. 2019. 480 с.

Чаадаев П. Я. Отрывки и разные мысли (1828-1850-е годы). Избранное // Чаадаев П. Я. Апология сумасшедшего: избр. соч. Письма. Воспоминания современников. Спб.: Лениздат. Команда А. 2014. С. 25-252 с.