Напечатать документ Послать нам письмо Сохранить документ Форумы сайта Вернуться к предыдущей
АКАДЕМИЯ ТРИНИТАРИЗМА На главную страницу
Дискуссии - Наука

С.К. Абачиев
Закон исключения третьего: современная версия

Oб авторе

Я… исхожу из общеметодологической установки «здорового консерватизма». А именно: нет никакой надобности в том, чтобы предлагать по поводу этого основного закона формальной логики некую «альтернативную логику». С другой стороны, и сам закон исключения третьего должен быть представлен в современной версии.

1. Предварительные замечания

Эта статья является ответной на статью [1]. Я при этом исхожу из общеметодологической установки «здорового консерватизма». А именно: нет никакой надобности в том, чтобы предлагать по поводу этого основного закона формальной логики некую «альтернативную логику». Таковых в современной формальной логике (т. е., в символической, которая смыкается с математической) и без того более чем достаточно. С другой стороны, и сам закон исключения третьего должен быть представлен в современной версии. Аристотелю здесь наша благодарность далёких потомков только за то, что он заложил основы формальной логики. Но апеллировать к нему как к первоисточнику в наше время так же неуместно, как и в вопросах экономической теории или теоретической физики, хотя он и там был одним из великих античных основоположников. На натурфилософском спекулятивном методологическом уровне античной «протонауки».

И прежде всего, закон исключения третьего должен быть представлен не сам по себе, но только в триаде основных законов формальной логики. Как я его здесь и представлю на основе своего учебника [2]. Который в настоящее время готовится ко 2-му изданию уже в московском издательстве «Юрайт».

Среди специалистов по логике достаточно популярно понимание каждого тождественно-истинного высказывания (тавтологии) как закона логики. Так, в учебнике, адресовавшемся в середине 90-х гг. ХХ в. учащимся средних школ, отмечалось: «Множество тавтологий бесконечно. / Построение таблиц истинности является той простой процедурой, с помощью которой можно отличать тавтологии от всех иных формул, не являющихся тавтологиями. Понятие закона логики совпадает с понятием тавтологии. Значит, используя таблицы истинности, можно определить понятие закона логики и отличить логические законы от тех формул, которые законами не являются. Определение закона логики является той конечной целью, которую с самого начала преследовало введение таблиц истинности.» [3, с. 96.] С таких позиций основные законы формальной логики, которым посвящена данная статья, – это лишь «некоторые наиболее интересные законы из бесконечного числа законов логики высказываний.»

В профессиональной среде логиков популярно и противоположное мнение: основные законы формальной логики занимают совершенно особое положение. Это так уже потому, что остальные законы и правила логики представляются их частными формами.

Я придерживаюсь этой позиции. Только её я считаю правильной и заслуживающей широкой пропаганды в современных учебниках логики. Она соответствует версии формальной логики как специфически опытной науки. Эта версия восходит к Ф. Бэкону, в то время как противоположная находится в русле преувеличения возможностей формальной логики, неучёта того, что наука логики не имеет концептуальной опоры внутри себя. Что касается тождественно-истинных высказываний (тавтологий в этом смысле полисемичного термина «тавтология»), то их «основательность» сомнительна. Они способны через случайные игры промежуточных импликаций скомбинировать сплошные «единицы» (тождественно-истинное итоговое высказывание) даже из сплошных «нулей» (из ложных промежуточных выводов). Тождественно-истинных формул действительно можно найти (а главное – придумать!) бесконечное многообразие. Но те законы логики, которым посвящена данная статья, на этом фоне представляются отнюдь не некоторыми наиболее интересными и известными, отнюдь не «равными среди равных».


2. Закон тождества

В общем, закон тождества говорит о стабильности, неизменности объекта рассуждений, из чего следует логическая необходимость стабильности самих рассуждений, неизменности их понятийного аппарата. Вместе с тем, закон тождества говорит также о том, что эта стабильность является относительной как в объекте рассуждений, так и в самих рассуждениях.

Всё это наилучшим образом может быть понято в рамках многоуровнево-системной модели как объектов человеческого познания, так и текстов, которыми они отражаются.

С одной стороны, в материальном мире объективной реальности имеет место грандиозная иерархия уровней структурной организации. В нём всё взаимосвязано. В нём всё, в конечном счёте, выстроено из элементарных частиц материи, всё связано с эволюцией материи от этой космологически первородной формы структурной организации до высших химических, биологических и социальных форм. С другой стороны, комплексы явлений на каждом структурном уровне относительно автономны, т. е. в широких пределах не зависят от явлений на других структурных уровнях, от принципов иерархической соподчинённости самих этих уровней. Научно-мировоззренческая модель объективного мира как многоуровнево-иерархичной системы синтетически объединяет в себе две идеи, которые ранее казались несовместимыми. С одной стороны, идею эволюции с качественными скачкАми, с радикальными перестройками структуры. С другой стороны, идею стабильности, неизменности.

Современное обобщённое понимание объективного мира как многоуровневой системы в большом и в малом позволяет оценить закон тождества во всей его основополагающей простоте.

Прежде всего, закон тождества предостерегает от мысленных «перескакиваний» с одного предмета на другой и, соответственно, от подмены одних понятий другими. Пока мы анализируем предмет в зоне его относительной автономности, стабильности, следует чётко придерживаться соответствующего круга понятий. Когда же мы переходим к анализу объекта на другом уровне, в новой зоне его стабильности, необходимо обновлять используемые понятия. Это – особая, нелёгкая и творческая задача. Две стабильные области остаются связанными между собой, поэтому требуется не только вводить новые понятия, но и сохранять часть старых понятий.

Ярким примером может служить педагогическая наука. С одной стороны, нет ничего более интенсивно эволюционирующего и качественно изменчивого, чем её предмет – человеческая личность. С другой стороны, эта личность в своём уникальном духовно-космическом ядре неизменна. Человек может в течение жизни пройти через несколько туров образования и самообразования, воспитания и самовоспитания, может в зрелые годы качественно сменить всю систему своих ценностных ориентиров – от атеизма обратиться к христианству, из поборника буржуазного либерализма превратиться в убеждённого монархиста и т. д. Но его сокровенное и уникальное «Я» остаётся неизменным с детства до старости, чтО каждому из нас известно на личном опыте так, как ничто другое. По этому поводу можно до бесконечности спекулятивно обыгрывать то, что человеческая личность тождественна и не тождественна себе. Но педагогическая наука на констатации этого противоречия не останавливается и, тем более, не придаёт ему объяснительной силы. Она чётко делит эволюцию личности на несколько основных этапов, каждому из которых ставит в соответствие свои концепции – педагогику дошкольного возраста, младшего, среднего и старшего школьного, педагогику высшей школы и аспирантур. При переходе от одного своего раздела к другому она вводит новые понятия, творчески комбинируя их со старыми понятиями.

Закон тождества предостерегает также от использования понятий за пределами областей их применимости. Если такое в нашем мышлении происходит, то чаще всего – по причине неадекватного, непомерно широкого понимания относительной автономности исследуемых явлений: там, где надо переставлять акцент на её относительный характер, по-прежнему делается акцент на самОй автономности.

Так, современное естествознание чётко говорит о том, что сложный и многоуровневый мир химических явлений определяется взаимодействиями внешних, валентных электронных оболочек атомов и молекул. Поэтому само понятие «химия чего-то» справедливо только в тех пределах иерархии структурных уровней материального мира, где объективно существуют эти электронные оболочки и где их взаимодействия объективно определяют сущности изучаемых явлений. Так, уместно говорить о химии атомов, молекул, макромолекул, об органической химии живой клетки, организма, биоценоза. Но неуместно говорить о химии полностью ионизованной плазмы, атомных ядер, протонов и нейтронов, кварков и нейтрино, фотонов и гравитонов: там объективно нет никакой «химии». Неуместно говорить о химии подавляющего большинства объектов, изучаемых общественными науками: не может быть никакой «химии» культуры, экономики, политики, логики, структуры и функционирования языков и т. п. Применительно к обществу даже понятие «биология» имеет весьма узкую применимость, в частности, в проблемах экологии общества, здравоохранения и т. п. И уж совсем нет никакой «биологии» на структурных уровнях ниже клеточного – на молекулярных, атомных, ядерных, субъядерных.

Закон тождества имеет самое непосредственное отношение к методологически корректному оперированию сложными релятивными понятиями. В зависимости от внешних связей, один и тот же предмет объективно может пониматься существенно по-разному, в том числе – и противоположным образом. Проявлять здесь современную методологическую культуру – значит понимать, что он и должен исходно пониматься существенно по-разному, в том числе и противоположным образом. Здесь в этой связи следует обратить внимание на то, что такая релятивность смысла понятий непосредственно определяется, опять-таки, широкой автономностью свойств исследуемых предметов в тех или иных внешних связях. Именно закон тождества в таких ситуациях призывает чётко зафиксировать вполне определённый исходный смысл используемого понятия и в дальнейшем систематически его придерживаться.

Вспомним понятие «температура» в пределах школьной физики. Так, на уровне макроскопического объёма воды в несколько литров оно имеет смысл, но на уровне отдельной молекулы воды оно смысла не имеет. На микроскопическом уровне отдельной молекулы воды понятие «импульс» связывается с движением точечной частицы, взаимодействующей с себе подобными подобно упругому мячику. На макроскопическом же уровне это понятие связывается с течением жидкой и вязкой массы вещества с подвижными границами. Или возьмём к примеру содержание понятия «общественная природа человеческого сознания». Одно дело, когда человеческий индивид живёт и действует в том или ином человеческом коллективе. При этом очевидно постоянное и многостороннее воздействие общества на человеческое сознание. Сравним это с многолетней жизнью Робинзона Крузо на необитаемом острове. Общественная природа его сознания при этом в полной мере оставалась в силе. Собственно, только она и позволила ему выжить. Но содержание этого понятия на уровне жизнедеятельности человеческого индивида изменилось существенно. Теперь в нём на первый план вышло то, что герой Даниеля Дефо в своё время был разносторонне подготовлен обществом к тому, чтобы выжить в экстремальных условиях полной изоляции от общества.

Уделим теперь внимание общности закона тождества по отношению к более специальным законам и правилам формальной логики.

Начнём с операции определения понятий. Напомним, что по своей сути поиск чёткого определения нового понятия является индуктивным аналитико-синтетическим ходом человеческого мышления. Закон тождества играет при этом важнейшую регулирующую роль. Именно он позволяет человеческому уму в конце концов отбросить всё несущественное в опытных знаниях о предмете и выйти на понимание стабильных, весьма автономных, устойчивых свойств предмета, которые выражают его сущность и понимание которых позволяет человеку не смешивать этот предмет с другими предметами. Равно как и с другими весьма автономными комплексами свойств этого же предмета. Частной формой закона тождества является и то, что в определении понятия объёмы определяемого и определяющего совпадают.

Обратимся теперь к операции деления понятий. Основания правильного деления непосредственно подсказываются законом тождества. Будучи прямо связанным с принципом относительной автономности больших и малых частей мироздания, этот закон позволяет человеку в конце концов правильно оперировать объёмами понятий, не смешивая разные основания их деления.

Говоря об основных элементах простых категорических суждений, подчеркну, что в одном и том же суждении иногда бывает возможно совершенно по-разному определить предикат. В частности, в суждении «Каждый гражданин России имеет особое право на образование» в роли предиката может выступить понятие «особое право на образование», но может выступить в этой роли также понятие «иметь особые права» (в смысле «особые права человека»). Опять же, именно закон тождества указывает в таких случаях на своеобразие и весьма широкую автономность соответствующих систем свойств в предмете суждений. Важнейший вопрос о распределённости терминов суждений является вопросом к опытным знаниям человека о предмете своих суждений. В этих опытных знаниях первостепенно важно уметь видеть своеобразие и относительную автономность свойств изучаемого предмета. И в этом, опять же, заявляет о себе закон тождества. Важнейшую роль играет этот закон в правильном оперировании сложными суждениями. Особенно – импликативными, ибо сама тождественность суждений может быть выражена через импликацию или через эквивалентность как форму импликации:

АА или АА

Если мы обратимся к непосредственным умозаключениям, то и там обнаружим, что соответствующие правила суть частные формы проявления закона тождества. Возьмём для примера обращение частноутвердительного суждения с распределённым предикатом: «Некоторые юристы – нотариусы». Во-первых, закон тождества требует, чтобы наше мышление в данном случае держалось в рамках только юридического аспекта человеческой деятельности, хотя юристы и нотариусы могут выступать и в массе других социальных ролей. Во-вторых, закон тождества подсказывает нам, что нотариальная деятельность – своеобразная и весьма автономная, но всё же неотъемлемая часть юридической деятельности. Понимание однородности понятий «юридическая деятельность» и «нотариальная деятельность» позволяет уверенно обратить суждение по правилу сохранения распределённости терминов: «Все нотариусы – юристы». Правило сохранения распределённости терминов при обращении суждений оказывается одной из частных форм закона тождества.

Закон тождества ярко проявляет себя также в невозможности обращения частно-отрицательных суждений. Это особенно очевидно при использовании круговых схем Эйлера. Штриховка внешней части круга S в схеме пересекающихся кругов S и Р воочию показывает, что часть субъекта, о которой идёт речь, находится за пределами той области свойств, которую фиксирует предикат. Обращение такого суждения равносильно подмене предмета исходного суждения. Если же исходное суждение общеотрицательное, то два круга изолированы друг от друга, и при изменении штриховки вследствие его обращения подмены предмета не происходит. Что касается умозаключений по логическому квадрату, то здесь закон тождества определяет саму их возможность, требуя, чтобы в эту логическую схему вводились только сравнимые суждения. То есть, суждения по поводу одного и того же предмета, рассматриваемого в одном и том же качестве, в одном и том же отношении с другими предметами.

Наконец, обратимся к простым категорическим силлогизмам (ПКС). Закон тождества также стоимт на страже у ворот, ведущих в область этих логико-дедуктивных умозаключений. При этом он требует, чтобы в ПКС в роли посылок выступали только сравнимые суждения, связанные общностью предмета. Частными формами его проявления представляются правила терминов и посылок. Иногда это очевидно и не требует особых разъяснений. Так, ошибка «два средних термина» прямо вытекает из того, что одна из посылок подменяет предмет другой. В случае двух отрицательных посылок элементарно отсутствует стабильный предмет силлогистического умозаключения. Вообще, зона пересечения трёх кругов Эйлера (в случае утвердительности посылок) или их чёткая фиксация (в случае, если одна из посылок отрицательная) непосредственно отражают ту зону стабильной самотождественности предмета, относительно которой возможно надёжное силлогистическое умозаключение.

ОСОБО ПОДЧЕРКНУ, что действие закона тождества в человеческом мышлении выверяется непосредственно опытными знаниями человека о предмете своих рассуждений, а не псевдодиалектическими теоретизированиями по поводу относительного характера самотождественности этого предмета. Современная многоуровнево-иерархичная модель объективного мира, объединяющая принципы взаимосвязи явлений и их автономности, эволюции и стабильности, позволяет получить высокоадекватные представления именно о тех свойствах познаваемых предметов, которые определяют взаимодействие конкретности и абстрактности человеческого познания. Благодаря этому открывается перспектива существенным образом снизить извечную дискуссионность закона тождества в науке логики. Но и сама эта достаточно зрелая модель мироздания есть, прежде всего, обобщение всей совокупности опытных знаний об объективном мире, накопленных мировой наукой, особенно – в XX столетии.


3. Закон противоречия

Этот и последующий параграфы, в сущности, посвящены одному и тому же основному закону логики, но в двух формах. В первой форме он призывает подумать об используемых понятиях, во второй он говорит о том, как правильно рассуждать. В первой форме он стимулирует размышления, во второй он нормирует рассуждения. В связи с рассмотрением этого закона особенно важна мнемоническая схема логического квадрата.

Стимулирующий закон противоречия говорит о том, что суждения и сложные высказывания, противоречащие друг другу, не могут быть одновременно истинными.

То, что закон противоречия стимулирующий, а не нормативный, очевидно уже сейчас. Он ничего не говорит о том, какие из двух высказываний следует выбирать. Он лишь предупреждает: Осторожно! В рассуждениях обнаружено противоречие. Рассуждения следует приостановить и заняться выяснением его причины.

Эта ситуация может разрешиться двояко. Возможно, что в дальнейшем придётся одно из высказываний признать безоговорочно ложным и сделать однозначный выбор в пользу второго. Но возможно, что два высказывания друг другу и не противоречат. В таком случае противоречие мнимое. Оно может благополучно «рассосаться» после привлечения к анализу новых понятий, нового фактического материала. Но всё это пока только возможно. Закон противоречия как раз и призывает приостановить рассуждения ради того, чтобы установить, какая из двух возможностей имеет место.

Особо отмечу, что как только приостанавливается процесс логически последовательных рассуждений, дискурсивное мышление уступает место мышлению нестрогому, эвристически-поисковому. В силу этого закон противоречия не является законом только формальной логики. Он играет одну из ключевых ролей в эволюционной теории познания, где исследуется внутренняя противоречивость научных теорий, а также их противоречия с экспериментальными данными. Такие противоречия особенно ярко играют свою стимулирующую роль.

Но логико-гносеологические законы рациональной мыследеятельности одни и те же как в науке, так и за её пределами, включая сферу бытовой мыследеятельности. Разница только в формах познавательной деятельности общественного человека, а не в её логико-гносеологических инвариантах. Поэтому на простейших образцах обыденной мыследеятельности можно понять логико-гносеологическую сущность качественных подвижек в научном познании, стимулируемых противоречиями. И в первую очередь, можно понять их конструктивную роль. Стимулируя размышления об используемом понятийном аппарате, закон противоречия выступает именно в конструктивной роли. Противоречия деструктивны, разрушительны для высказываний и концепций только тогда, когда в них запускаются действительно несовместимые, исключающие друг друга компоненты. Но это далеко не сразу же очевидно в значительной части ситуаций, в которых обнаруживаются логические противоречия.

Закон противоречия особенно ярко высвечивает такую особенность человеческих формально-логических теоретизирований, которой до сих пор не уделяется должного внимания в учебниках по формальной логике. В них традиционно подчёркиваются преимущества логико-дедуктивного мышления по сравнению с индуктивным мышлением и с мышлением по аналогии. Между тем, реально формально-логические теоретизирования весьма и весьма склонны легко и незаметно превращаться в буйную стихию, которая чем дальше, тем больше увлекает человека, зачастую делая его неспособным понимать элементарные и очевидные вещи. И наоборот, эта же стихия может плодить и нагромождать противоречия и парадоксы там, где для них нет поводов. Чаще всего за эти слабости формальных теоретизирований ответственно неразличение людьми многозначных отношений противоположности и дихотомически двузначных отношений противоречия. В подобных случаях закон противоречия не только предостерегает, но и стимулирует: весьма вероятно, что логическое противоречие возникло по той причине, что в цепочку логической дедукции некорректно запущено сложное понятие; следует особо проанализировать его содержание и объём – и тогда противоречие может благополучно «рассосаться».

В методологии науки этот вопрос был основательно разработан лишь в ХХ в. на опытном материале истории становления квантовой механики с её принципом дополнительности. В период 1923–1926 гг. физики столкнулись с парадоксальной совместимостью в одной квантовой теории атома водорода корпускулярного и волнового подходов, которые в классической физике XIX в. были продуктивны, но в совершенно разных её областях. Произошло нечто глубоко аналогичное совместимости относительно частных противоречащих суждений по линии I – О в логическом квадрате. Эта совместимость двух теоретических подходов стимулировала дальнейшее уточнение используемых понятий. В итоге М. Борн в 1926 г. дал вероятностную интерпретацию главного понятия волновой функции в уравнении Шрёдингера. Атомные электроны остались дискретными частицами, как в модели В. Гейзенберга, а их волновые свойства были связаны с их поведением не в физическом пространстве, но в колоссально сложном многообразии возможных состояний. Противоречие было устранено, а понятие «корпускулярно-волновой дуализм (двойственность) микрочастиц материи» осталось в физике лишь как память о героическом периоде 1923–1926 гг.

Действие закона противоречия в рациональном человеческом мышлении однотипно как в науке, так и за её пределами, включая обыденную мыследеятельность. Нечто совершенно аналогичное обнаруживается и в ненаучных сферах.

Для первого примера сопоставим такую пару суждений: «С. был на месте преступления.» – «С. не был на месте преступления.» Уровень общности (абстрактности) двух этих суждений подобен уровню общности (абстрактности) используемых понятий. Этот уровень весьма высок и пока не даёт никаких оснований для выбора одного из них в духе дихотомической двузначности «либо – либо».

Прежде всего, какое именно преступление имеется в виду? Допустим, что имеется в виду дневное ограбление квартиры в отсутствие её хозяина. Тут же возникает новый вопрос: кто именно этот С.? Допустим, что это – квалифицированный вор-домушник. Возникает новый вопрос: какой именно день и какие именно часы и минуты имеются в виду? Допустим, что 7 часов утра в день ограбления. Но в это время дома ещё был хозяин квартиры, и С. как квалифицированный вор-домушник в это время там появиться не мог. Он был там с 12.00 до 12.15 дня, предварительно трижды позвонив в пустую квартиру по телефону-автомату и убедившись в том, что в ней никого нет. Таким образом, в течение дня ограбления С. и был на месте преступления, и не был там. Если же взять период времени от 12.00 до 12.15 дня ограбления, то только тогда требуется дихотомически двузначный выбор в пользу первого суждения. За этими временнЫми рамками в духе дихотомической двузначности следует выбрать второе суждение.

Если же под С. иметь в виду хозяина квартиры, то он также и был, и не был на месте преступления. Конкретнее: был до времени ухода на работу, не был до возвращения с работы и опять был, вернувшись с работы в ограбленную квартиру.

Как видим, после уточнения понятий и обстоятельств, стимулированного законом противоречия, от самогО противоречия не осталось и следа. Подобные ситуации всегда связаны с переходом в логическом квадрате с верхней горизонтали А – Е («все») на нижнюю горизонталь I – О («некоторые»). Используемые понятия при этом могут оставаться весьма общими и абстрактными, но их общность и абстрактность становится существенно меньшей по сравнению с теми предельно общими и абстрактными понятиями, рассуждения в которых привели к противоречию.

Сопоставим теперь пару суждений на такую бытовую тему: «Регулярный полив огорода решает успех получения урожая.» – «Регулярный полив огорода ничего не решает в получении урожая.» Здесь очевидным образом и по-разному можно уточнять обстоятельства использования двух противоречащих суждений. Так, если весна и лето засушливые, то справедливо первое суждение. Если имеются в виду осень или зима, то справедливо второе суждение. Оно справедливо и в случае дождливых весны и лета. Справедливо оно и в том случае, если огород давно заброшен и зарос бурьяном. Но в таком случае со вторым суждением первое уже не совмещается в ключе дихотомической двузначности закона исключения третьего, о котором далее будет особый разговор.

В общем, здесь всё в духе знаменитого призыва Р. Декарта чётко определять смыслы используемых понятий во имя освобождения человечества от половины его заблуждений. Давно это сказано, но до сих пор о тщательной работе с используемыми понятиями полезно было бы позаботиться и многим профессиональным философам, и многим профессиональным учёным за пределами своих узких специализаций. О современном уровне массовой культуры мышления и аргументации в этом плане не приходится и говорить: эта культура, в основном, на том же уровне, что и в эпоху Декарта.

Современная наука тотально эволюционна. В её свете все объекты познания представляются многоуровнево-иерархичными системами. Комплексы свойств и явлений на каждом уровне структурной иерархии в чём-то существенном глубоко родственны, объединяются одними и теми же законами. Но в чём-то они весьма автономны, т. е. в широких пределах не зависят от явлений других уровней. Так, именно благодаря этой автономности Д. И. Менделеев построил свою периодическую систему элементов в 1869 г., когда химия ничего не знала о внутреннем строении атомов. И когда мы пытаемся рационально осмысливать объекты такого рода, могут возникать свои специфические противоречия. Творческое отношение к ним предполагает, в первую очередь, ориентацию на понимание исследуемого объекта именно как многоуровнево-иерархичной системы свойств и качеств.

Сопоставим между собой два таких суждения: «Биологические системы долговечны.» – «Биологические системы недолговечны». Эти два суждения оперируют весьма общим (весьма абстрактным) понятием «биологическая система». У современной биологии есть ряд определений, которые осуществляют первичное раскрытие его содержания. (Полностью оно раскрывается лишь всей биологической отраслью науки.) Эти определения фиксируют такие существенные свойства: нуклеино-кислотная и белковая химическая первооснова; постоянный обмен веществ с внешней средой; удалённость от термодинамического равновесия; способность к самовоспроизведению; способность перерабатывать информацию из внешнего окружения и целенаправленное поведение и др. Эти свойства присущи всем биосистемам, на всех структурных уровнях живой материи – от уровня микроорганизмов до уровня биоценозов и земной биосферы в целом. Однако свойство долговечности биосистем на разных уровнях разное. По этому параметру конкретные биосистемы могут быть полярными противоположностями: век некоторых бабочек исчисляется несколькими часами, зато биоценозы существуют миллионы лет, а земная биосфера – миллиарды лет. Поэтому в паре противоречивых суждений по поводу долговечности биосистем первым делом следует уточнить: какой структурный уровень живого имеется в виду? На уровнях биологических особой биосистемы недолговечны, но на уровне биоценозов они долговечны. И, опять же, противоречие оказывается сугубо стимулирующим и после соответствующего уточнения понятий устраняется.

Если предмет логического анализа включён в многообразие внешних связей, то понятия, отражающие его сущность, становятся ещё и релятивными. Их смысл может варьироваться в широких пределах вплоть до противоположного. Неучёт этого приводит к культивированию примитивных концепций, вопиюще неадекватных реальной сущности исследуемых предметов. Классическим образцом могут служить концепции марксистских и православных философов относительно материализма и идеализма. Этот образец методологически чрезвычайно поучителен, поэтому ему здесь стОит уделить особое внимание.

Понятия «идеализм» и «материализм» широко используется на гегелевско-марксистском направлении разработки эволюционной теории познания. Так, Гегель называл свою философскую систему абсолютным идеализмом. Это была сугубо религиозно-философская система, в которой под Субъектом истории человечества понимался Единый Бог – Творец Вселенной и её Вседержитель. Родоначальники марксизма были убеждёнными атеистами. Конструктивно критикуя гегелевскую попытку религиозной философии дать научную теорию познания, Ф. Энгельс исходно отмежевал последнюю от религии, отрицая существования Бога-Творца. В дальнейшем В. И. Ленин сформулировал этот общемировоззренческий постулат следующим образом: в мире нет ничего, кроме движущейся материи. Но ещё раньше Энгельс чётко связал с такой позицией понятие «материализм»: материализм тождественен атеизму, а идеализм всегда связан с той или иной религией, особенно – с монотеистическими религиями, которые говорят о Едином Боге как о Субъекте. Для материалиста субъектом может быть только общественный человек как венец космической эволюции материи или подобные ему жители других планет.

Субъект – это всегда активное, деятельное начало, ставящее свои цели и стремящееся к их достижению. Таков Бог как Субъект в монотеистических религиях. Таков общественный человек как в реальности, так и в антропологии марксизма, в его теории познания. Тот, кто исходит из ведущей и определяющей роли субъективных факторов, является идеалистом. Тот, кто исходит из ведущей и определяющей роли объективных факторов, является материалистом. В дальнейшем Ленин показал, что идеализм может быть вообще не связан с религией: любое преувеличение субъективных факторов в обществе чревато идеализмом в теории и волюнтаризмом на практике, в результате чего тот или иной общественный субъект не достигает поставленных целей.

В этой связи возникает вопрос: может ли материалист быть идеалистом? В марксистской идеологии вплоть до 1991 г. такая постановка вопроса считалась едва ли не кощунственной! Вопрос ставился и решался дихотомически двузначным образом: либо – либо. Но на деле здесь имеет место многозначное отношение противоположностей. СтОит только элементарно уточнить смысл используемых понятий, как от этой дихотомической двузначности не останется и следа. «Кощунственный» вопрос в духе закона противоречия всё это стимулирует. Он призывает приостановить рассуждения на эту тему и подумать об используемых понятиях 1.

______________________________

1 Надо отметить, что вся эта тематика в нерелигиозной отечественной философии в постсоветскую эпоху перестала интересовать бОльшую часть исследователей. Это напрасно: проблема идеализма и волюнтаризма субъективно-целевой человеческой деятельности по-прежнему остаётся одной из кардинальнейших общеметодологических проблем. Теперь эта проблемы эпизодически «всплывает» в рассуждениях отечественных православных богословов и философов. Увы, звучит она всё в том же предельно абстрактном и дихотомически двузначном ключе. Разница только в «идеологических знаках»: если раньше марксистские философы шельмовали идеализм как таковой, то теперь православные интеллектуалы шельмуют и даже демонизируют материализм как таковой.

______________________________

Начнём с элементарной конкретизации понятия «субъект», которая тут же уточнит понятия «идеализм» и «материализм». Если имеется в виду Бог как Субъект, то мы имеем дело с общемировоззренческим идеализмом. Если исходно считается, что «в мире нет ничего, кроме движущейся материи», то мы имеем дело с общемировоззренческим материализмом.

Но, даже исповедуя последний, человек вполне может быть одновременно идеалистом в более частных и конкретных общемировоззренческих вопросах. Так, под субъектом можно понимать и некую внеземную цивилизацию, которая в своём развитии опередила человечество на сотню миллионов лет. (Современная эволюционная научная картина мира вполне допускает такое.) И если учёный или философ разделяет гипотезу о том, что такая цивилизация незаметно для людей управляет делами человечества, то он в этом более частном и конкретном круге вопросов исходит из общемировоззренческого идеализма, хотя в общем убеждён в том, что «в мире нет ничего, кроме движущейся материи». Таким образом, материалист даже в своём мировоззрении отчасти может быть и идеалистом. Чтобы сделать это «кощунственное» заявление, достаточно лишь элементарно уйти от абстрактных теоретизирований. Для этого вполне достаточно лишь уточнить смыслы понятий, зафиксировать их объёмы в духе требований закона тождества и впредь не поддаваться соблазнам абстрактных рассуждений на эту сложную и многоплановую тему.

Между тем, кроме общемировоззренческого идеализма и материализма, бывают обществоведческий и общеметодологический. Они вообще не имеют никакого отношения к мировоззренческим и ценностным конфликтам науки и религии.

Так, К. Э. Циолковский был убеждённым материалистом в общемировоззренческих вопросах, но сугубым идеалистом в вопросах общественной жизни. Он искренне считал, что его спекулятивная «космическая философия» (в которой его теория реактивного движения играла подчинённую роль) должна стать «живой душой» государственной политики царской России, экономически развитых стран Запада. Своей графоманской активностью в достижении этой иллюзорной цели он оттолкнул от себя отца русской авиации Н. Е. Жуковского, который адекватно ориентировался в том, чтО требовалось от теории летательных аппаратов объективными потребностями общества начала ХХ в. Примером методологических идеалистов могут служить полчища самодеятельных «учёных», которые веками предлагали и предлагают свои доморощенные «научные теории», не имея понятий о методологии науки, о законах её объективного развития, о том, на что она реально способна, а на что не способна. От методологического идеализма не застрахованы и учёные, включая гениальных. Достаточно привести в пример последние десятилетия творчества А. Эйнштейна, пытавшегося в одиночку построить Единую теорию поля в стороне от объективного многоэтапного и беспрецедентно трудного процесса синтеза квантовой и релятивистской физики, который не завершён по сей день.

Таким образом, вопреки «канонам» в высшей степени нетворческой, идеологически догматизированной и схоластизированной советской государственной идеологии, понятия «идеализм» и «материализм» являются сугубо релятивными. Противоречия, которые возникают при оперировании этими понятиями, сугубо стимулирующие, сугубо конструктивные.

Будучи одним из основных законов формальной логики, закон противоречия также сводит другие её правила к частным случаям своих проявлений. Так, определение понятия невозможно, если в нём определяемое и определяющее исключают друг друга. В логике такие случаи именуются по-латински как contradicum in definitum – противоречие в определении. Например: «Треугольник суть плоская фигура, границы которой очерчиваются замкнутой линией без углов».

Дихотомическое деление объёмов понятий – частная форма закона противоречия. Как и в других его формах, здесь также богатые опытные знания о предметах удостоверяют законность таких делений. Так, пока химики не узнали из опыта о многообразии кислот, у них не было надёжных оснований для того, чтобы поделить их на кислородсодержащие и бескислородные. А до того, как А. Лавуазье открыл кислород, им вообще не пришла бы в голову идея такого деления понятия «кислота».

Тщательного опытного анализа требует вопрос о том, составляют ли два видовых понятия дихотомическую пару внутри объёма родового понятия или же они занимают крайние места в широком спектре видовых понятий. В частности, что такое трусость и героизм – взаимоисключающие свойства или же крайние проявления одного качества человеческой смелости? Жизненный опыт склоняет нас ко второй версии, ибо именно из него мы знаем, например, что героический воин вполне может панически бояться крыс, гадюк, пауков, бормашины и многого другого.

Обратившись к суждениям, мы и там обнаружим, что соответствующие правила являются частными случаями закона противоречия. Если предикат утверждает нечто несовместимое с природой субъекта, то суждение принимает такой вид, глупость которого подчас становится броской и очевидной. Так, уже жизненного опыта десятилетнего человека хватает, чтобы посмеяться над утверждением, что козлы откладывают яйца. Но в большинстве случаев здесь всё не так очевидно. В частности, науке потребовались столетия опытного познания природы, чтобы в известном суждении определить в качестве предиката невозможность субъекта «вечный двигатель».

Далее, термины суждений могут быть либо распределёнными, либо нераспределёнными. В утвердительных суждениях чаще всего предикат не распределён. Круговые схемы наглядно показывают, что при этом весь заштрихованный круг S или его заштрихованная часть двумя способами вписываются в круг P и вырезают часть его площади. Но если суждение отрицательное, то круг P двумя способами «выталкивает» за свои пределы либо весь заштрихованный круг S, либо его заштрихованную часть. Либо утверждать – либо отрицать! Так в правилах распределённости предиката суждений проявляет себя более общий закон противоречия. Сравнительно редкий случай распределённости предиката в частноутвердительных суждениях лишь подтверждает это, поскольку такие суждения по смыслу равнозначны общеутвердительным с типичной распределённостью предиката.

Если обратиться к сложным суждениям, составленным из двух простых, то и там обнаружится нечто подобное. В соответствующих таблицах истинности или ложности сложного суждения в зависимости от истинности или ложности простых отчётливо читается присутствие закона противоречия. Сложнее обстоит дело с импликативными суждениями, где акцент переносится с истинности элементов пары суждений на истинность импликации в целом, с сопряжения логических структур с опытом на сами логические структуры. Но мы не будем здесь касаться этого вопроса, который и в современной логике остаётся дискуссионным.

Проявления закона противоречия в непосредственных умозаключениях упоминались несколько выше, в связи с логическим квадратом. Что касается обращения суждений, то оно теснейшим образом связано с правилами сохранения распределённости терминов. Как отмечалось выше, в этих правилах закон противоречия читается весьма четко и даже наглядно, если призвать на помощь круговые схемы.

Поскольку правила сохранения распределённости терминов играют ведущую роль и в силлогизмах, в них также специфическим образом проявляет себя закон противоречия – один из основных законов логики. Проявляет он себя также в правилах терминов и посылок. Так, именно закон противоречия требует, чтобы в силлогизмах был один и только один средний термин. Этот же закон требует отрицательности вывода, если отрицательна одна из посылок.


4. Закон исключения третьего

Результаты предыдущего параграфа позволяют определить суть закона исключения третьего совсем кратко. Это – частная, результирующая форма закона противоречия. Закон исключения третьего эффективен именно тогда, когда уточнение понятий и обстоятельств, стимулированное законом противоречия, увенчивается не устранением противоречия, но выявлением в предмете анализа объективной дихотомической двузначности свойств. В предыдущем параграфе это показывалось на ряде примеров.

И, конечно, закон исключения третьего сразу же может быть приведён в действие, если такая дихотомическая двузначность свойств сразу же очевидна. Например, в этом плане ничего не стимулируют и сразу же (независимо от обстоятельств места и времени) требуют выбора в духе закона исключения третьего такие пары суждений:

Все грудные младенцы знают высшую математику. – Ни один грудной младенец не знает высшей математики.

Родной стихией кошек являются морские воды. – Ни одна кошка не живёт в морях.

Все самолёты могут плавать под водой. – Ни один самолёт не плавает под водой. И т. д., и т. п.


Вместе с тем, обстоятельства места и времени типа «здесь и теперь» обычно требуют именно дихотомически двузначного подхода и выбора в духе закона исключения третьего.

Так, суждения «Аму-Дарья впадает в Аральское море» и «Аму-Дарья не впадает в Аральское море» совместимы на отрезке времени от 1900 до 2000 гг. Как известно, в результате реализации безумного технократского проекта «хлопковой независимости» бывшего Советского Союза в 1968–1970 гг. воды этой реки перестали доходить до Аральского моря, которое теперь и вовсе перемещается в область географических преданий. Но на отрезке времени до этого периода в любой ситуации «здесь и теперь» истинным было только первое суждение, а после него – только второе.

Например, хрестоматийное суждение «Волга впадает в Каспийское море» истинно. Противоположное ему ложно. Сказать, что Волга впадает в Сиамский залив, – значит только по-новому сформулировать всё то же ложное суждение о том, что Волга не впадает в Каспийское море. Что тут нового по сравнению с законом противоречия? На подобных элементарных примерах и впрямь не видно особой надобности в дополнительном логическом законе, да ещё основном.

Но стОит несколько усложнить предмет анализа – и существенная разница между двумя законами станет очевидной.

Так, понятие «свет» является общим и потому сложным. Со времён И. Ньютона достоверно известно, что оно отражает спектральное семицветье. Поэтому на таком уровне общности вполне совместимы умозаключения, которые отправляются от противоположных посылок: «Свет является красным» и «Свет не является красным». Но если мы оперируем менее общим понятием «красный свет», то в наших рассуждениях такое совмещение уже не проходит. Свет может быть либо красным, либо не-красным. Третьего здесь не дано, будь свет хоть белым, хоть голубым или зелёным, хоть вообще отсутствующим.

Подчеркнём ещё раз, что, в отличие от закона противоречия, закон исключения третьего говорит только о тех противоречиях, которые неустранимы и в которых у человека не остаётся иного выбора, кроме как в пользу одного из суждений-антагонистов.

Если закон противоречия находится в пограничной зоне между традиционной формальной логикой и эволюционной гносеологией как логикой наиболее общего типа, то закон исключения третьего целиком принадлежит формальной логике. Первый закон стимулирует дальнейшее познание предмета, которое вполне может увенчаться благополучным «рассасыванием» исходного противоречия. Но может оно увенчаться и открытием объективной дихотомической двузначности свойств изучаемого предмета. Тогда-то и вступает в свои права закон исключения третьего как закон формальной логики, эффективно работающей только со сложившимися понятиями на фундаменте опытных знаний.

Отмеченное позволяет считать закон исключения третьего именно частной формой закона противоречия – результатом доведения исходного противоречия до обнаружения в самОм предмете анализа объективной дихотомической двузначности свойств.

Конкретная географическая тема рек и их бассейнов даёт замечательную возможность с очевидностью показать решающую роль опытных знаний в деле эффективного мышления в соответствии с законами противоречия и исключения третьего.

Сопоставим пару таких суждений: «Реки Владимирской области принадлежат бассейну Каспийского моря» и «Реки Владимирской области не принадлежат бассейну Каспийского моря». В данном случае выбор должен быть сделан в пользу первого суждения в дихотомическом духе «либо – либо» закона исключения третьего. Но этот выбор определяется отнюдь не логикой, но опытно данной географией Владимирской области, которая отражается соответствующими географическими картами. Эти карты показывают, что Владимирская область расположена между Волгой и Окой, которая впадает в Волгу в Нижнем Новгороде. Поэтому все реки, речки и ручьи Владимирской области несут свои воды, в конечном счёте, только в Каспийское море.

Точно так же только географическая карта Смоленской области позволяет разобраться с противоречивой парой суждений-аналогов: «Реки Смоленской области принадлежат бассейну Каспийского моря» и «Реки Смоленской области не принадлежат бассейну Каспийского моря». В данном случае дихотомической выбор не проходит, и закон исключения третьего не работает. Суждения оказываются типа «и – и», т. е. совместимыми на горизонтали I – О в логическом квадрате: «Некоторые реки Смоленской области принадлежат бассейну Каспийского моря.» – «Некоторые реки не принадлежат бассейну Каспийского моря.» Так, в Смоленской области начинаются реки Москва и Вазуза из бассейна Каспийского моря. Но в ней же истоки рек Днепр и Десна из бассейна Чёрного моря.

Эти примеры-сопоставления с очевидностью показывают, что в логическом вопросе взаимоотношений между законами противоречия и исключения третьего решающее слово принадлежит не столько самОй науке логики, сколько опытным знаниям из конкретных областей человеческого познания и практики. Нет опоры на такие знания – и основные логические законы не могут быть приведены в действие, ибо наука логики не имеет концептуальной опоры внутри себя.

В силу органической родственности закона исключения третьего с законом противоречия его объясняющие способности по отношению к другим правилам формальной логики того же характера.


5. Что такое диалектическая логика?

На гегелевско-марксистском направлении разработки философии науки и методологии познания традиционно считалось, что диалектическая логика – это эволюционная теория познания. Она резко противопоставлялась формальной логике как нечто неизмеримо её превосходящее. В философской системе Гегеля это качественное превосходство объяснялось тем, что диалектическая логика – это Логика мышления СамогО Бога. В марксистской философии науки это качественное превосходство объяснялось по-другому: формальная логика останавливается перед противоречиями в полной беспомощности, а диалектическая логика с противоречий начинается, вскрывая за ними новые сущности объективного мира. Но в обеих версиях диалектическая логика резко противопоставлялась формальной. В обеих версиях не ставился и не исследовался вопрос об органической преемственности формальной логики и логики диалектической, а тем более – вопрос о «диалектичности» самОй формальной логики 2.

______________________________

2 Классики гегелевско-марксистского направления философии науки совершенно не интересовались нетрадиционной формальной логикой, которая известна с Г. Лейбница, а со второй половины XIX в. стала интенсивно разрабатываться. Вместе с тем, они были солидарны с «нетрадиционалистами» в своей неудовлетворённости традиционной формальной логикой. Но они своими версиями диалектической логики предлагали нечто альтернативное логике Аристотеля, в то время как «нетрадиционалисты» понимали свои логические учения как глубокие реформирования традиционной формальной логики. В этой связи надо также иметь в виду страшную политизированность и идеологизированность марксизма, особенно, в ХХ в. и, особенно, в нашей стране. Этот пагубный для науки фактор вплоть до 1991 г. не позволял на гегелевско-марксистском направлении конструктивно раскритиковать ничем не обоснованный радикализм Гегеля, Маркса, Энгельса и Ленина по отношению к аристотелевской логике. Этот радикализм до сих пор отталкивает от гегелевско-марксистской традиции часть отечественных логиков. Они ценностно отторгают само понятие «диалектическая логика» и считают единственно научным современным обобщением науки логики логику нетрадиционную – символическую и математическую.

______________________________

В настоящее время у нас в стране нет необходимости постоянно оглядываться на мнения марксистских классиков по этому вопросу. Важно лишь не шарахнуться в другую крайность ценностного отрицания какой-либо научной продуктивности гегелевско-марксистского направления в логике!

Прежде всего, диалектическая логика как качественное обобщение логики формальной не должна ей резко противопоставляться. В науке не бывает революций. В ней имеют место образцово-показательные реформы старых учений, с которыми новые учения сохраняют тесные и многообразные преемственные связи. Наука логики в этом плане не должна занимать никакого особого положения.

Развитие тем данной книги к настоящему моменту позволяет читателям с нашей помощью понять подлинные взаимоотношения логики диалектической с логикой формальной.

На гегелевско-марксистском направлении диалектическую логику традиционно и справедливо именуют логикой противоречий. На нём впервые было заявлено, что противоречия – это источник развития знаний, мощный стимул их качественных обобщений. И это действительно так. Но на деле всё это в существенной мере не выходит за пределы традиционной формальной логики. Наоборот, проблемы логических противоречий веками разрабатывались именно в ней, начиная с самогО Аристотеля, впервые сформулировавшего закон противоречия. Таким образом, то, чтО на гегелевско-марксистском направлении традиционно считалось «альтернативной» логикой противоречий, на деле является неотъемлемой частью традиционной формальной логики.

Адепты марксистско-ленинской диалектической логики в своём подавляющем большинстве настаивали на том, что их «альтернативная логика», в отличие от формальной, культивирует диалектическую гибкость ума. Вместе с тем, они хронически не умели отличать многозначные отношения противоположности от дихотомически двузначных отношений противоречия. В вопросах марксистского обществоведения и марксистской теории познания они сплошь и рядом «нормировали» свои рассуждения законом исключения третьего там, где надо было приостановить всякие рассуждения и с помощью стимулирующего закона противоречия разбираться с используемыми понятиями. Их хвалёная «диалектическая гибкость ума» была не более чем декларацией, а на деле – средством «списывания на диалектику» своей логической неряшливости. Параграфы данной темы показали, что подлинная диалектическая гибкость мышления заключается в систематическом различении отношений противоположности и отношений противоречия. Но ведь этому веками учила именно традиционная формальная логика. Отсюда ясно, что проблематика диалектической гибкости ума ей, по меньшей мере, не чужда. Поэтому то, чтО именуется диалектической логикой, органически входит в предмет традиционной формальной логики.

Далее, диалектическая гибкость ума, несомненно, ярчайшим образом проявляется в умении корректно оперировать сложными и, особенно, релятивными понятиями. Но, в общем, и здесь не требуется ничего сверх того, чтобы чётко фиксировать их вполне определённые смыслы понятий и их и объекты, а далее – придерживаться их в духе требований закона тождества. Если же объект рассуждения начинает осмысливаться в других связях и отношениях, то надо всего лишь по-новому переформулировать релятивное понятие и опять придерживаться его содержания в духе требований всё того же закона тождества. Но закон тождества – это исконный закон традиционной формальной логики. Он впервые был сформулирован Аристотелем, а вовсе не Гегелем и не марксистскими классиками. Таким образом, и в этом ключевом моменте то, чтО именуется диалектической логикой, на деле является неотъемлемой частью традиционной формальной логики.

Всё отмеченное в рациональном человеческом познании может успешно культивироваться только тогда, когда оно оперирует сложившимися, чётко определёнными понятиями. Относительно действия закона тождества и закона исключения третьего это безоговорочно так. Что касается закона противоречия, то он может стимулировать выработку новых понятий. Этот мыслительный процесс аналитико-синтетический, индуктивный и неформализуемый. В таких случаях закон противоречия работает не в области формальной логики, а в области эволюционной теории познания. Но противоречия могут возникать и при рассуждениях в зрелых понятиях. Тогда они стимулируют не выработку новых понятий, но только выбор новых понятий из многообразия имеющихся. (Такие ситуации особенно характерны для оперирования релятивными понятиями.) При этом и закон противоречия выступает в роли закона формальной логики.

Таким образом, вопреки стереотипам гегелевско-марксистского направления, диалектическая логика как логика противоречий является неотъемлемой частью традиционной формальной логики. Добавим, что сами эти ложные стереотипы давным-давно могли быть конструктивно раскритикованы, если бы не злостная идеологизация марксизма, особенно – в советскую эпоху отечественной истории.

На современном уровне разработки проблем эволюционной гносеологии очевидно и то, что она как веками искомая наука логики наиболее общего типа не может совпадать с диалектической логикой. Предметом эволюционной гносеологии являются полные трёхфазные циклы рационального познания новых объектов. Формальная логика – это лишь один из разделов эволюционной гносеологии. Она изучает рациональную человеческую мыследеятельность в высшей фазе этих циклов, когда мышление опирается на полный комплекс сформировавшихся понятий о новом объекте. Но когда такие понятия в низших фазах познавательного цикла формируются «с нуля», в познании господствует мышление, не столько диалектически гибкое, сколько «смутное», не столько дискурсивное, сколько эвристическое. Основополагающий закон развития познавательных циклов в три фазы с основными законами формальной логики не связан3. Между тем, именно последние определяют суть диалектической логики как логики противоречий.

______________________________

3 Действие этого основного закона эволюционной гносеологии подробно освещено в наших книгах, в том числе – на уровне опытно данной очевидности. См.: [4, с. 341–398].

______________________________

Здесь проиллюстрирую это тоже на элементарном и потому особо показательном примере. Испытуемому предлагается дать определение понятия «часы». Как правило, первым ответом является такой: прибор для количественного измерения времени. Но это определение номинальное. Оно фиксирует следствие работы часов, в то время как определение понятия должно фиксировать причину их работы в таком качестве, их сущность. И от этого созерцательного уровня понимания испытуемый с гносеологической необходимостью должен перейти на уровень эмпирико-аналитического исследования. Ему необходимо узнать об опытно данном многообразии типов часов. Это часы водяные, солнечные, маятниковые, крутильно-маятниковые, кварцевые, атомные. И только тогда он сможет обобщающим образом абстрагировать некую инвариантную сущность часов – то, что в основе их работы лежит тот или иной строго периодический процесс. И только в результате теоретического синтеза этих опытных знаний испытуемый сможет дать их общее определение: часы суть естественный или искусственно организованный строго периодический процесс, который человек приспособил для точных количественных измерений времени. Вот – элементарный трёхфазный цикл познания. Познания с очевидностью неформализуемого, эвристического. Но, тем не менее, со своим строгим законом развития в три фазы – от созерцательной чрез эмпирико-аналитическую к теоретико-синтетической.

Наконец, говоря о диалектической логике и о диалектической гибкости мышления, рассмотрим этот вопрос с позиций понимания логики как специфически, но полноценно опытной науки.

В каждой теме учебного пособия [2], в каждом его параграфе мы демонстрируем, что логические формы мышления «оживляются», приводятся в движение только опытными знаниями о предметах теоретических умопостроений. Так же и диалектическая гибкость мышления всецело определяется этим фактором. Если человек не знает разносторонне по существу и с фактической стороны конкретный предмет своих рассуждений, то его рассуждения носят спекулятивный характер, но никак не теоретически конкретный и, тем более, не диалектически гибкий.

В науке её деятели хорошо понимают, что продуктивный теоретик – это человек более с эмпирическим складом ума, нежели с рассудительным. Во всяком случае, в науке продуктивные теоретики не просто хорошо осведомлены в многообразии опытных знаний и экспериментальных открытий, но и умеют видеть в этом многообразии ключевые факты. Да и в каких-то обыденных проблемных ситуациях мы обычно предпочитаем разделить их с человеком, не столько рассудительным, сколько опытным. Всё это необходимо подчёркивать и широко пропагандировать в учебной литературе по логике, потому что спекулятивные «безудержные теоретизирования» остаются весьма соблазнительными даже для части профессиональных философов. В частности, человек, эрудированный по поводу предмета его рассуждений, а также по широкому кругу смежных вопросов, имеет лучшие шансы мыслить результативно и диалектически гибко.


٭٭٭

Эта статья должна дополнительно послужить изживанию зловредной общеметодологической болезни подмен формализованно-рассудочным мышлением по закону исключения третьего мышления творческого, стимулируемого законом противоречия. Необходимого при анализе даже мало-мальски сложных предметов. А иначе здесь культивируется мышление «чёрно-белое даже без оттенков серого». Подобные дихотомии в избытке были представлены в советской философии: философ может быть либо материалистом, либо идеалистом, и ничего другого не дано; идеология может быть либо передовой пролетарской, либо реакционной буржуазной, и ничего другого не дано; субъектом познания в науке может быть либо человеческая личность, либо человечество, и ничего другого не дано. «Счастливым исключением» при этом представлялись «неантагонистические противоречия» социалистического «царства света», которые только стимулируют его «постепенное перерастание в коммунизм». А в капиталистическом «царстве тьмы» противоречия антагонистические. Как и на мировой арене противоречие между миром капитализма и миром социализма. Вопреки эмпирическому реализму в этих вопросах И. В. Сталина, этой «научно-коммунистической» схоластикой в конце концов и угробили отечественный марксизм и сам Советский Союз. Весьма склонны к такому «чёрно-белому» мышлению современные богословствующие пастыри и чада РПЦ. Прежде всего, по отношению к Священному Преданию Церкви. (См. по этому поводу мои статьи на АТ [5], [6], [7].) В ключе такого отношения к сакральным текстам дело по сей день доходит до апологий буквалистского фундаментализма в истолковании Сотворения мира по началу Ветхозаветной Книге Бытия. Но это уже – особая тема.


ИНФОРМАЦИОННЫЕ ИСТОЧНИКИ

1. С. Н. Магнитов. Закон включения третьего // «Академия Тринитаризма», М., Эл. № 77-6567, публ. 24983, 02.12.2018.

2. С. К. Абачиев. Формальная логика с элементами теории познания. (Теория. Практикум. Словарь-справочник.) – Р.-н.-Д.: Феникс, 2012. – 635 с.

3. Ивин А. А. Логика. (Пособие для учащихся). – М., 1996.

4. С. К. Абачиев. Эволюционная теория познания без философии. (Основные понятия и законы. Гносеологическая теория труда и техники.) + на CD-диске: Иллюстрации с комментариями. Статьи-приложения: Экспериментальное учебное пособие. – Москва: Красанд, 2016. – 725 с., + на CD-диске: 399 с. илл. 129.

5. С. К. Абачиев, Священное Предание: неприкосновенная святыня или предмет творческого отношения? // «Академия Тринитаризма», М., Эл. № 77-6567, публ.22397, 08.08.2016.

6. С. К. Абачиев, Рене Декарт: «Определяйте значения слов – и вы избавите свет от половины его заблуждений» // «Академия Тринитаризма», М., Эл. № 77-6567, публ. 23671, 27.08.2017.

7. С. К. Абачиев, «Царебожие» – богословская псевдопроблема // «Академия Тринитаризма», М., Эл. № 77-6567, публ. 24675, 01.08.2018



С.К. Абачиев, Закон исключения третьего: современная версия // «Академия Тринитаризма», М., Эл № 77-6567, публ.24990, 07.12.2018

[Обсуждение на форуме «Публицистика»]

В начало документа

© Академия Тринитаризма
info@trinitas.ru