РЕЗЮМЕ. В центре статьи находится проблема «сложности» применительно к наукам об обществе, политике, международных отношениях и мировой политике. Рассматриваются сущностные и методологические причины, вызвавшие обращение к понятию «сложности» как в политологических исследованиях, так и философско-гносеологическом аспекты этой проблемы.

Вместе с тем, статья является и естественной реакцией на публикацию в электронном журнале «Biocosmology – neo-Aristotelism» ряда статей (последняя из них – статья В.Б. Кудрина и К.С Хруцкого, см. ссылки в тексте), в которых подняты фундаментальные вопросы Аристотелевой логики (точнее, её искажения), имеющие общенаучное методологическое значение.

Сделан краткий перечень некоторых идей (Человек сознательный, органическая сложность мира, отход от двузначной логики «свой-чужой» в политике, «экономика для ХХI века»), и др., которые могли бы стать предметом дальнейших исследований и публикаций.

КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: политическая наука, понятие «сложности», его использование в анализе мировой политики, Аристотелизм, трехзначная логика, «ката сюмбетикос - привходящее», экономика и хрематистика, Человек сознательный, будущее мировой политики

Содержание

Введение

1. Актуальность аутентичного прочтения «Политики» Аристотеля для современной политической философии

2. Необходимость пересмотра основных понятий в науках об обществе

3. Универсальное значение темы сложности для эпистемологии

4. Формирование «культуры сложного» – непременное условие выработки адекватной политической стратегии

5. «Человек сознательный», в свете нео-Аристотелизма

Заключение

РЕФЕРАТ

Аристотель, следуя представлениям своего времени и собственному целостному, всеохватывающему и динамичному видению мира, видел окружающую его реальность, как живое целое, а его ζῷον πολιτικόν [зоон политикон], которого через сотни лет (по ошибке, или намеренно) нарекли «политическим животным», был для него «живым существом полиса» (человеком, живущим в тогдашнем социуме-полисе). Именно в полисе человек становится человеком (но не «животным») среди других, живущим в обществе, управляемом рациональными законами и обычаями.

Принимая во внимание отмеченное искажение (другим схожим примером служит последний элемент Аристотелевской триады – κατα συμβεβηκος [ката сюмбебикос] («привходящее»), о чём писали В.Б. Кудрин и К.С. Хруцкий в статье [2017]), можно отметить, что не только в политологии, но и в философской и общенаучной логике в целом, произошёл существенный «сбой», самым существенным образом сказавшийся на дальнейшем развитии научных представлений в самых разных сферах. Одним из проявлений этого логико-понятийного «сбоя» стало, на мой взгляд, всё более активное вторжение в наши дни в самые различные научные дисциплины понятия «сложности». Не остались в стороне и политическая наука, и науки о международной политике: «усложнение мира» вокруг нас на уровне обыденного сознания не требует доказательств (в силу его очевидности), поэтому не удивительно, что ссылки на «сложность» предмета политических исследований также стали сегодня «общим местом». Разнятся лишь оценки природы и степени «значимости» этого, якобы, нового феномена: от констатации его, как некоей «непознанной пока до конца» и посему подспудно «тревожной» данности, которую предстоит исследовать и прояснить, до призывов к осознанию неких качественных перемен, которые вносит эта растущая «сложность» в соответствующие оценки практической политики. Не может оставаться в стороне от этих новых процессов и политическая философия.

В первом приближении, «сложность» в изучении мировой политики можно кратко определить как совмещение в пространстве и времени объективного многообразия (устойчивого нарастания количества факторов и разнородных по природе субъектов действий в системе международных отношений, а также прямых и обратных взаимосвязей между ними) и его субъективных оценок (всё более ощутимые исследователями трудности в анализе текущих и перспективных состояний мировой системы, следствия чего проявляются в возрастающей вариативности их текущих и прогностических оценок) и в итоге – неуверенность Человечества в собственном будущем.

Вместе с тем, создается впечатление, что в науках о политике и международных отношениях имеет место развитие аргументации, подтверждающей нарастание преимущественно упомянутой «объективной сложности» рассматриваемых предметов анализа, оставляя вне зоны внимания «субъективную сложность», которая изучается преимущественно эпистемологией.

Следует отметить, что уже не первое десятилетие в мире формируется и иное, открытое в будущее (и будущему) представление о Человеке и его природе, ориентированное не столько на прошлое и настоящее, сколько на грядущее мироустройство (способствует тому открытия многих наук: от физики (начиная с квантовой теории до квантовой, вероятностной логики, позволивших преодолеть механицизм прошлого), до нейронауки (работы Дирка Мейера и Ханса Гиисинга 2017 года о многомерности человеческого сознания и его связи с Космосом). Благодаря этим и многим другим открытиям, речь идет о становлении нового типа человека – «Человека сознательного» (Homo conscious) и формируемого им «Человеческого общества», как назвали его авторы концепта, разрабатываемого последние двадцать лет группой петербургских авторов. Кратко, суть их развернутых в систему междисциплинарных воззрений, в том, что касается мировой политики в следующем: наступающая эпоха (эра) станет эпохой осмысленного мирного утверждения «Человеком Сознательным» единства Человечества, изначально появившегося, как «глобальное явление». Сама «глобализация» перестанет быть расплывчатым, предваряющим нечто неизвестное, почти стихийным явлением (и одновременно «условием», «средством» и «целью», как они видятся сегодня группе «ведущих держав»), а превратится в трансформируемый и контролируемый сознанием процесс формирования практически объединенного Человечества, ориентированного на общее будущее людей. Сохранение и гармонизация жизни на планете, наличие общей для всех «причины из будущего» станет главной отличительной особенностью мышления «Человека сознательного». Разумеется, это мышление может быть и будет только сложным, и сама «сложность» будет существовать для него, как самостоятельный предмет и атрибут сознания. Одним словом, в ходе предстоящего процесса самоорганизаций, основанного на новых человеческих принципах рациональности, сформируется мировое Человеческое общество.

Не «соблюдение правил игры» и не «изменение правил игры», а решительный отказ от восприятия единого Человечества, как «площадки для игр» – вот как будут переформулированы задачи для «Человека сознательного»! Главное его отличие – это принципиальная нацеленность на «сохранение и развитие (отнюдь не только экономическое) единого Человечества» (вновь отмечу: отличного от нынешней «глобализации» и «изменения чьих-либо «зон влияния»). Его опора – это не действия, которые исходят «из опыта прошлого» (на чём преимущественно построены все сегодняшние теоретические и практические модели будущего мировой политики), а имманентное следование за «причиной из будущего» (не здесь ли находится тот глубокий потенциал для взгляда на политику, который залегает в Аристотелевском κατα συμβεβηκος [ката сюмбебикос] («привходящее»)?

Науки о политике и международных отношениях во многом не вышли до сих пор из «железного обруча» прагматизма и редукционизма, заданного прошлым опытом и текущими обстоятельствами. Надо признать, в том, что касается исходных посылок – здесь так и не произошла пока не только своя «квантовая», но даже «коперниковская революция»! Задача их обновления, приведение в соответствие со временем, а главное – нацеленности на перспективу, объективно назрела, и развитие концепта «Человек сознательный» способно, как представляется, дать тому серьёзный импульс. По мере освоения очерченных задач будет востребовано и новое понятие «сложности в социуме и политике» (но уже не как очередной управленческой и технической, но как новой сущностной – в Аристотелевском смысле – задачи), которое послужило стимулом для написания данной статьи.

формате PDF (1020Кб)