В легендарном киношедевре братьев Васильевых «Чапаев» есть эпизод, где один крестьянин, тот самый, что жалуется на грабежи то со стороны белых, то со стороны красных, задает комдиву свой знаменитый вопрос-дилемму: за кого он – за большевиков или за коммунистов? Для нас, сегодняшних, вопрос кажется курьезным, а для людей того времени он был и злободневным, и политически острым. Для мужицкого уха слово «большевик» было созвучно и синонимично знакомому с детства слову «большак». Так издревле на Руси именовали людей, которые были главными управленцами большой социальной группы (артель, община, земство и т.д.). На роль вожаков и атаманов выдвигались натуры цельные, крепкие духом, обладавшие ярко выраженной харизмой. Причем обоего пола. К примеру, в многодетной крестьянской семье, состоявшей, как правило, из нескольких поколений, большухой становилась не самая старшая по возрасту женщина, а та, которая от природы обладала лидерскими качествами и хозяйской сметкой. Ею могла стать хозяйская дочь, невестка сына или даже смышленая и бойкая внучка.

Поскольку верховным большаком в России всегда был царь-батюшка, то после его свержения шапку Мономаха стали примерять лидеры самых разных политических течений – от монархистов до анархистов. Понять, кто из них самый сильный, мудрый, справедливый было сложно не только жителю деревни, но и политически подкованному горожанину. Надо полагать, что ответ Чапая, по задумке режиссеров, должен быть таким, чтобы не только экранный мужичок, но и многомиллионная крестьянская масса, приходившая смотреть кино, могла понять, кто на корабле под названием СССР кормчий, вождь, большак Так по воле случая, а может быть исторической закономерности, наш великий и могучий в жуткой гражданской бойне встал на сторону большевиков. А насколько весома была эта поддержка, об этом говорят слова тогдашнего главкома Красной армии Льва Троцкого: «Если бы белогвардейцы догадались выбросить лозунг «Кулацкого царя», - мы не удержались бы и двух недель». Полученный свыше ярлык на княжение в виде строчной буквы «б» российская компартия бережно хранила в своей аббревиатуре вплоть до смерти Сталина. Все-таки прав Конфуций, говоря о том, что миром правят не слова и законы, а знаки и символы. На одном из таких символов – двуглавом орле чуточку задержим наше внимание.

Если бы у правителя-философа идеального платоновского государства вдруг возникло желание обзавестись достойным гербом, то он, как истинный любомудр, должен был перед своей творческой интеллигенцией поставить совершенно неразрешимую задачу вроде той, что была озвучена в русской сказке: «Пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что». Действительно, эмблема должна была «весомо, грубо, зримо» демонстрировать подданным как соборная мудрость народа укрощает на просторах страны непримиримые стихии и силы: лед и пламень, пространство и время, порядок и хаос, жизнь и смерть. Реальных прототипов на тот момент было три: шестиконечная звезда Давида, составленная из двух проникающих друг в друга треугольников (единство сил земных и небесных), одно из пяти платоновых тел, вписанное в сферу (единство реального и идеального) и китайский символ Тайцзы или Дао (дословно «путь»). Он понимался как предельная реальность, великое единое, выражая две истины. Во-первых, он симметричен – у него есть правая и левая сторона, мужская и женская. Во-вторых, два рыбьих глаза (белый в черном, а черный в белом) напоминали о том, что нет зла без частицы добра, и что всякое добро заключает в себе некоторую долю зла.

Однако понять всю философскую глубину этих геометрических фигур мог только хорошо образованный и культурный гражданин страны мудрецов. Простолюдину требовался иной эйдос – живой, узнаваемый, харизматичный. И такой символ есть. Это двуглавый орел – древнейший знак сакральной власти. Он ничем не хуже китайского аналога. Тоже глазастый и симметричный андрогин, но, вдобавок, он ещё двуязычен и крылат, т.е. мобилен. Его двуглавость олицетворяет единство не двух, а трех сил, трех ветвей власти, две из которых зримые и явные, а третья, связующая их сила, незримая и тайная. Точно не известно где и когда появился на свет этот триалектический символ. Будем считать, что, совершив длительный полет по странам и континентам, он, наконец, вернулся в родные пенаты.

Двуглавость повелителя царства пернатых, его инаковость нередко людям недалеким давала повод для сарказма. Так, одно из воспоминаний современников повествует, что однажды император Николай Второй на смотре войск, желая проверить «политподготовку личного состава», задал рядовому бойцу вопрос: «А скажи-ка мне, солдатик, что есть двуглавый орел?» И тот по-военному кратко ответил: «Урод, Ваше Величество!». Да, зримый дефект превращал царственную птицу в изгоя мира животных, но он же ее очеловечивал, приближая к миру людей. Но не в диогеновской трактовке – двуногое без перьев есть человек, а в смысле двуполушарности головного мозга. Мутация преображала орла в птицу вещую и мудрую. На это ее качество обратил внимание философ, правовед и общественный деятель Евгений Трубецкой в работе «Иное царство» и его искатели в русской народной сказке». Замысел этого тончайшего анализа загадочной русской души возник у него под впечатлением от сборника сказок Афанасьева в самый разгар гражданской войны (Новочеркасск, осень 1919 год). Город был центром белого движения на юге России, и князь пытался на общеизвестном фольклорном материале показать генералитету сильные и слабые стороны русского народа, дабы тот мог это знание использовать в борьбе с большевиками. Но прочитать уже написанную лекцию ему не удалось, поскольку город несколько раз переходил из рук в руки, то красных, то белых. Попав вместе с отступающей армией в Новороссийск, князь в начале 1920 года заболел тифом и, накануне эвакуации, скончался. Но текст той его лекции сохранился, и позже она была напечатана в Москве уже как философское завещание.

Как мыслитель глубоко религиозный, Трубецкой хорошо знал, что за силы побуждают сказочных героев отправляться на поиски «иного царства». В поучениях Серафима Саровского об этом сказано так: «Многие монахи и девы не имеют никакого понятия о различиях в волях, действующих в человеке, и не ведают, что в нас действуют три воли: первая – Божия, всесовершенная и всеспасительная; вторая – собственная своя, человеческая, то есть если не пагубная, то и не спасительная; третья – бесовская – вполне пагубная. И вот эта-то третья – вражеская воля – и научает человека или не делать никаких добродетелей, или делать их из тщеславия, или для одного добра, а не ради Христа». Свободная игра в душе человека этих трех волевых векторов и ранжирует народных любимцев на людей низшего, высшего и среднего духовного уровня. У каждой категории были и есть свои собственные идеалы, и сказка объективно выражала каждый из них.

Поскольку русскую душу всегда влекут и манят крайности, то автор опускает в своем исследовании срединный идеал, идеал «потребительского рая» с его молочными реками и кисельными берегами, а все внимание уделяет анализу «воровского идеала» – вековечной мечте «легкого хлеба», добытого без труда и усилий, и идеала высшего, запредельного, который «смотрит в небо». Именно небесные идеалы, по мнению философа, и определяют подлинную физиономию любого народа. А о тех, кто зациклен на низших идеалах, пословица говорит «и не далось свинье на небо поглядеть». Когда читаешь главу «Подъем в «иное царство», невольно возникает ощущение дежавю. Кажется, что читаешь знакомую «Историю государства Российского», написанную языком сказки, а автор, подобно Нострадамусу, пристально всматривается сквозь магический кристалл в «преданья старины глубокой», но видит и описывает картины будущего России. И чем глубже его взор проникает в прошлое, тем дальше отодвигается горизонт грядущего. Русский народ в сказочной истории представлен то в образе мужика, то Иванушки-дурака, то богатыря; у государства облик вещего животного, чаще всего крылатого – орла, сокола, моголь-птицы; город и деревня представлены тварями земными и небесными и т.д. История революции и гражданской войны начинается с такой присказки: «Жили-были мышь с воробьем ровно тридцать лет так дружно: кто что найдет – все пополам. Раз воробей нашел маковое зернышко. Что тут делить? – подумал он. Раз куснуть – нет ничего. Взял да съел один зернышко. Спознала про то мышь и не захотела больше жить с воробьем. «Давай, – говорит ему, – драться не на живот, а на смерть». Пошли драться Звери и Птицы; победили Птицы, но в бою был ранен птичий царь – орел… Пытался было, сердечный, подняться ввысь, да силы не хватило; только и мог, что взлетел на сосну и уселся на верхушке. Хотел убить орла человек с ружьем, но тот к нему взмолился голосом человеческим и был взят на прокормление».

Дальше сказитель повествует о периоде мирной жизни, когда мужик кормит и выхаживает раненную птицу. Кормил ее три года, скормил всю скотину, занимал у других, на что жаловалась его многочисленная семья. Несколько раз пробывал орел подняться над землей и был не в силах. Наконец, по окончанию срока кормления поднялся, опустился и молвил мужику: «Пора нам с тобой рассчитаться, садись на меня». Тут уже у кормильца настала пора треволнений и тяжких испытаний. Быстро понесли мужика орлиные крылья к заветной цели. Высоко летят. Вот уж за спиной отчий край, впереди сине море, сверху купол неба. Крепко держится мужик, лишь изредка берет куски припасенного мяса и кормит ими птицу. Встрепенулся над морем орел, свалился мужик. Только орел не дал ему упасть в воду, на лету поймал. Три раза мужик падал, на третий раз совсем было потонул, но орел его вытащил из воды, посадил на себя и спрашивает: «Хорошо тебе тонуть было? Таково-то и мне было сидеть на дереве, как ты в меня из ружья целился. Теперь за зло мы рассчитались; давай добром считаться».

Трудно предсказать, как на самом деле орел одарит своего напарника за доброту и терпение, поскольку в этом месте у сказки развилка с веером альтернативных сюжетных линий, каждая из которых имеет шанс стать основной. Но один факт царской щедрости стоит отметить. Когда до конца путешествия оставалось совсем чуть-чуть, у мужика иссяк запас мяса и, чтоб не упасть с небес, ему пришлось потчевать птицу кусочками своей плоти, начав с наименее ценной в данной ситуации части – икроножных мышц. До печени, как в случае с Прометеем, дело, к счастью, не дошло. Полет закончился раньше. После приземления, видя, что дружок хромает, отрыгнула птица икры, приложила на прежние места, дунула, плюнула и все срослось. Стал наш герой, как прежде, целым и здоровым. Этот факт автор комментирует так: «Цена подъема в небеса – не человеческое мясо, а человеческая жертва. Пока жертва не принесена, птица всякий раз грозится опуститься, не долетев до цели, на землю, под землю, а иногда в леса или непроходимые болота». Почему этот эпизод так взволновал мыслителя? Дело в том, что он, как и его старший наставник и друг Владимир Соловьев, был восприемником идей «московского Сократа» - Николая Федорова. В его «Философии Общего Дела» есть тезис о неизбежности наступления в истории человечества эпохи патрофикации (воскрешения предков). Тогда все принесенные якобы в жертву поколения сольются с поколениями живущими и образуют единое живое целое – полноводную реку жизни, текущую из прошлого в будущее, от земли в небо. Но это уже будет новое небо и новая земля. Этот эпизод напомнил князю и федоровское определение добра как процесса сохранения жизни живущим, восполнение ее теряющим и возвращение потерявшим, а также его ортодоксальное толкование первопричины древнейшего переселения народов по лику всей земли как стремление отыскать страну умерших отцов. Этот порыв глубоко отложился в коллективном бессознательном, но в сказках и мифах он постоянно дает о себе знать.

Во второй половине ХХ века правоту воззрений Трубецкого на процесс развития общества подтвердила уже другая революция – научно-техническая. Было установлено, что развитие сложных и сверхсложных систем (технических, экономических, биологических и пр.) происходит по так называемым S-образным кривым. У этих S-образных кривых четко выделяются три характерных этапа: медленное нарастание, стремительный лавинообразный рост и стабилизация (иногда спад). Система как-бы совершает восхождение на вершину своего идеала: вначале преодолевается протяженный участок подножия горы, затем начинается опасный подъем по крутому склону и завершает дело триумфальное шествие по заснеженной вершине. Для описания и анализа этих кривых наиболее часто используют функции Гомперца, Перла-Рида, логистическую и др. Хотя использование функций это определенная идеализация реальных процессов, но они дают возможность получить зримую картинку качественного развития систем во времени. Их анализ именно в этом плане дает наиболее интересные результаты.

По мнению многих специалистов, научно-технический прогресс определяется тремя основными факторами:

a) материалами и энергией;

b)знаниями (информацией);

c) общественно-экономическими отношениями;

В развитии материалов четко выделяются «века»: каменный, бронзовый, железный и т.д. Причем у каждого века есть свой восход, кульминация и закат. В развитии энергетики различают уже «эпохи»: мускульная, механическая, химическая, электрическая, атомная…В развитии и распространении знаний зафиксированы «периоды»: дописьменный, письменный и грядущий – постписьменный. В развитии общества одни мыслители выделяют классические формации (первобытнообщинная, рабовладельческая и пр.), другие культурно экономические «стадии» (дикость, варварство, цивилизация), третьи социально-исторические «возрасты» (предобщество, общество, сверхобщество).

Прекрасной иллюстрацией того, что развитие социума происходит по этой самой пресловутой S-образной кривой, служит пассионарная теория этногенеза Льва Гумилева. Напомним, что у него этнос определен как устойчивый, естественно сложившийся коллектив людей, противопоставляющий себя всем другим аналогичным коллективам и отличающийся своеобразным стереотипом поведения, который закономерно меняется в историческом времени. Сам стереотип поведения причинно связан с пассионарностью, под которой понимается способность индивида к сверхнапряжениям и жертвенности ради достижения общественно значимых целей. Каждый этнос внутренне неоднороден: в нем выделяются субэтносы, конвиксии и консорции, которые, периодически возникая и распадаясь, формируют ту специфическую атмосферу, ощущаемую как народный дух или пассионарность. Группа близких между собой этносов составляют суперэтнос. Суперэтнос – высший таксон этнической иерархии. До появления этого термина, введенного в научный оборот Гумилевым, целостности такого рода именовались как «цивилизация», «культура», или «мир», например «Русский мир», «культура Ислама», «Западная цивилизация».

Как во времени изменяется активность людей, входящих в тот или иной этнос, показано на Рис.1. Тут изображена логистическая кривая в форме перевернутого колокола, а на ней отрезками разной длины и направленности отмечены основные фазы этногенеза. Каждая фаза отличается своим уровнем активности этнической системы в целом (демографической, миграционной, хозяйственной, идейно-политической, военной, природопреобразовательной). Это, во-первых. Во-вторых, господствующими в данной фазе типами пассионариев определенного уровня. Этот уровень колеблется от наивысшего до наинизшего, от эпического героя, готового пожертвовать собственной жизнью ради общего блага, до тихого обывателя, укрывшегося в своей хате от мирской суеты. В-третьих, единым для данной фазы общественным императивом (стереотипом) поведения. В-четвертых, степенью внутренней сложности системы (количеством субэтносов и качеством их взаимосвязей). И, наконец, уровнем резистентности (сопротивляемости) этнической системы. Не будем утомлять читателя подробным описанием всех фаз, а отметим лишь характерный для каждой из них уровень пассионарного напряжения и соответствующий этому уровню императив поведения.

Итак, начальный участок АБ соответствует этапу подготовки субэтноса или малой народности к выходу на большую историческую арену. Очень важно к приходу пассионарной волны, импульса, толчка, возвещающего о начале этнического марафона, оказаться в нужном месте в нужное время. Запаздывание на старте, как и фальстарт одинаковы фатальны для участника забега. Господствующий императив этой фазы – «Надо исправить мир, ибо он плох». Стартовавший субэтнос в этот момент похож на непорочную невесту, спешащую на свидание со своим принцем. Она страстно мечтает о таинстве первой брачной ночи, когда сольются вместе энергии неба и земли и явят миру невиданное ранее чудо в виде новой религии, философии, науки, ремесла или искусства.

Устремленная вверх прямая БВ – это фаза подъема и интенсивного нарастания пассионарного напряжения. Продолжая нашу аналогию между малой и большой ячейкой общества – семьей и этносом, отметим, что после свадебного веселья и эйфории медового месяца, супружеская пара весь свой молодой задор и энтузиазм начинает вкладывать в масштабное домостроительство: резко увеличивается территория, доставшаяся им в наследство от предков, множатся и развиваются хозяйственные связи, нарождается потомство, накапливается движимое и недвижимое имущество. Растущая сила и мощь позволяет браться за реализацию самых дерзких проектов. Императив, отражающий эти планы, таков – «Мы хотим быть великими!». За этой формулой скрывается высокая самодисциплина и жесткая регламентация поведения членов коллектива как по отношению друг к другу, так и по отношению к соседям, природе, высшим силам. Однако, благодаря формированию нового стереотипа поведения, все табу и ограничения воспринимаются людьми не как тяжкое бремя, а как необходимое условие достойного образа жизни.

Верхняя дуга ВГ – фаза акматическая, вершинная. Это золотая осень пассионариев жертвенного типа, наибольшего числа субэтносов и предельной частоты событий этнической истории. Во всех сферах деятельности достигаются пределы экстенсивного роста. Вместе с тем начинает изменяться субъективное ощущение времени. Появляются актуалисты - люди, живущие одним днем. Прошлое и будущее их не интересует. Все это исподволь формирует такой общественный императив «Мы устали от великих!», «Будь самим собой!». Рост индивидуализма вкупе с избытком пассионарности приводит этнос в состояние перегрева. Если раньше избыточная энергия тратилась на рост и экспансию, то теперь гасится на внутренних конфликтах и распрях.

Интервал ГД – фаза надлома и резкого снижения пассионарного напряжения. Это пора, когда этнос, как перезревший пшеничный колос, уже не в силах удержать возле себя многочисленных диадохов. Каждый из них правдами и неправдами стремится урвать самый лакомый кусок общего пирога. Происходит раскол единого этнического поля. Острые конфликты между наследниками приводят к снижению резистентности системы в целом, повышая вероятность ее распада и гибели как от внутренних, так и от внешних причин. Господствующий императив этой поры типичный для субпассионариев – «Дайте же жить, гады!».

Отрезок ДЕ – фаза инерционная. В ней происходит плавное снижение пассионарности. Переход к этой фазе обычно выглядит как успокоение и начало созидательной деятельности после катаклизмов фазы надлома. Господствующим типом личности становится законопослушный работоспособный человек. Культура и порядок этой эпохи бывают столь совершенны, что кажутся современникам непреходящими и вечными. Господствующий императив – «Будь таким, как я!». Это означает ориентацию на общепринятый канон для подражания. Часто это обобщенный образ, отклонения от которого осуждаются общественным мнением.

Переход из точки Е в точку Ё – это фаза обскурации и заката. После блеска и шика предыдущей фазы, над этносом сгущаются сумерки. Пассионарное напряжение убывает ниже гомеостатического (нулевого) уровня. Люди живут за счет материальных и культурных ценностей, накопленных в предшествующий период. Обилие актуалистов с их классическим императивом – «День, да мой!» делает невозможной любую творческую деятельность. Общество стремительно деградирует: метастазами коррупции поражаются госорганы, зашкаливает уровень преступности, армия теряет боеспособность, во власть приходят циничные проходимцы, играющие на настроениях толпы. Этнос утрачивает резистентность и может стать легкой добычей более пассионарных соседей.

Дальнейшее движение за пределы точки Ё – это путь на этнический погост. В мемориальной фазе этнос уже утратил пассионарность, но отдельные члены еще продолжают сохранять культурную традицию прошлого. Память о героических деяниях предков продолжает жить в виде фольклорных произведений и легенд. Главный императив – «Помни, как было прекрасно!».

Есть у этой замечательной кривой три точки перегиба. Они помечены звездочками. Первая из них указывает на начало пассионарного толчка, вторая на достижение апогея, а третья сигналит о наступлении гомеостаза (климакса) этнической системы. Можно представить, в какой Монблан проблем вырастает каждая из этих крохотуль, при более близком и детальном рассмотрении, и какую титаническую по объему работу нужно было проделать Льву Николаевичу, чтобы разработать нужный инструментарий для их изучения. Давайте поставим себя на место автора теории и попробуем хотя в общих чертах воспроизвести ход его мыслей при поиске причин перегиба кривой, пройдя по тем же ранее заповедным и дремучим дебрям официальной партийно-классовой социологии. А начнем мы наш экскурс с физико-химических воззрений на природу гомо сапиенса.

Если взглянуть на человека с атомарно-молекулярного уровня сложности, то бросается в глаза удивительный факт: оказывается элементный состав нашего тела больше похож на звездный, чем на земной. Судите сами: только два процента приходится на долю элементов, которые входят в состав живой клетки и относятся к земной группе (Mg, Ca, Na, и т.д.). Все остальное приходится на долю четырех небожителей: водород (8-10%), кислород (65-75%), азот (1,5-3%), углерод (15-18%). Три газа и одно твердое тело. Чтобы сила Архимеда не подняла наше тело, подобно дирижаблю, в небеса, гремучая смесь водорода с кислородом находится в нем в стабильном жидком состоянии. Таким образом, все три первостихии воздух-вода-земля присутствуют в нас изначально. К примеру, воды в плазме крови почти 95%, а сама кровь по набору микроэлементов близка к морской воде. А это значит, что по крови мы родственники самому Посейдону и, соответственно, главе олимпийцев – Зевсу. Не удивительно, что наши славные предки испокон веку считали себя внуками Сварога. По всему выходит, что не из праха земного сотворен человек, а, скорее, из материи небесной. Для полного набора не хватает только стихии огня. Но он в нас есть, правда в латентном состоянии. Этим незримым богом огня в нашем теле является углерод.

Углерод элемент очень интересный и во многом загадочный. Во-первых, он многолик. Одна его ипостась линейная (карбин), другая плоская (графит), а третья объемная (алмаз). Во-вторых, он, подобно индийскому божеству, многорук. В покое у него две руки – СО₂, а в гневе аж четыре – СН₄. О других его уникальных свойствах пока умолчим. Сейчас он нас интересует как генератор огня. Известно, что самовозгорание углерода происходит либо по причине внешней (взрывная детонация угольной пыли), либо по причине внутренней (саморазогрев и воспламенение угольных пластов). Вырисовывается такая субординация стихий в нашем организме: огонь калит воздух, воздух греет воду, вода питает землю, земля рождает уголь, а уголь – огонь. Стоит внутреннему огню погаснуть, тут же наши члены начнуть мерзнуть, стынуть, коченеть.

Казалось бы, мы нашли подход к разгадке феномена пассионарности. Представим, что у крохотного племени, зажатого и спрессованного со всех сторон могучими и грозными соседями, медленно, но верно, происходит саморазогрев и накопление внутренней энергии до максимально возможного уровня. Для внешнего наблюдателя может показаться, что с племенем ничего странного не происходит. Как и прежде люди работают, охотятся, отдыхают – живут. Но стоит оказаться внутри этой духовки, как сразу ощутишь ту нестерпимо-огненную ауру, в которой мгновенно сгорают все человеческие глупости, пороки и страхи. Чтобы этот социальный вулкан начал извергать из себя огненную лаву, сметающую все на своем пути, достаточно одного неосторожно брошенного в его адрес слова. Как говорится, не буди лихо, пока оно тихо.

Наверное, у Гумилева было искушение воспользоваться аналогией между агрегатными состояниями вещества и типами социальности, изображенными на рис.2. Но как человек талантливый и эрудированный, он знал, что субстанциональный подход к человеку и социуму не только в теории, но и на практике уже с успехом использовали мудрецы древней Индии. В знаменитых законах Ману деление общества на варны есть старейшая технология гармонизации отношений между людьми Огня, Воздуха, Воды и Земли. Ведь, разумно огонь хранить в сухом месте, а воду в тени; для воздуха нужен простор и воля, а земле покой и уход. Конечно, сегодня эта технология, подобно римским акведукам, кажется архаичной, но она по сей день функциональна, надежна и проста. А выявленные за тысячелетний срок эксплуатации недостатки современные политики без катаклизмов и потрясений устраняют на уровне надсистемы. Аналогичный подход использован и в Аюрведе – древнеиндийской науке о здоровой и долгой жизни. Правда, в ней используется концепция уже пяти стихий и двух полярных энергий: мужской (Пуруша) и женской (Пракрити). Очевидно, что Аюрведа и кодекс Ману долгое время шли рука об руку, дополняя и обогащая друг друга.

формате PDF (467Кб)