В контексте завершения поиска ответа на пилатовский вопрос об истине, здесь мы сосредоточимся на задаче, которая явно или неявно содержалась во всех предыдущих частях исследования Системы «двух миров» (Бытия и земного бытия), но в итоге её суть `проявилась` с существенно иного ракурса как давняя, «древняя, плохо забытая», но так и не разрешенная философская проблема, сформулированная в прошлой эре.

Каждый часто сталкивался с ситуацией, когда один человек, объясняя что-либо другому, не находит понимания. В таком случае причина непонимания очевидна – собеседник как бы «не в теме». Однако, сменив её на общедоступную, объединяющую участников, ведущий диалога может изменить положение на противоположное. Видимо в подобном же диалоге и человек познаёт окружающий Мир/Систему. Но кто в нём ведущий, и как ему удаётся с начала времён так менять `нить беседы`, что партнёр постоянно «в курсе `текущей` темы», ибо жив?

1. Гипотеза о фундаменте понимания.

Своё выражение акта понимания на языке научного метода познающий формулирует в гипотезах, которые представляют собой предложения отрицания [см. часть 6] о наблюдаемых свойствах целостности и о состояниях познаваемых объектов, об условиях целостности преобразуемых вещей (объектов и смыслов) на желаемом «отрезке времени». Очевидной целью понимания является получение знаний - комплексов логических конструкций (суждений), в которых человеком реализован синтез предложений отрицания (гипотез) и соответствующих утверждений (экспериментов и теорий) - в виде упорядоченных/структурированных в каждой общественной отрасли технологий. Отметим, что и каждый человек в этом отношении тоже есть `отрасль`, но индивидуальных знаний.

Полное множество вариантов конструкций оснований /сути, «ядер»/ таких суждений/знаний установлено нами ранее [см. часть 6] в виде 4-х структур, представляющих собой своего рода «матрёшку» истинного суждения, внутри «которой» (в пространстве «узды заблуждения») расположены используемые человеком в речи три постоянно «становящиеся целыми» логоса, - объемлемые истиной объекты [cм. там же, Рис.2]

Если человек, как индивидуальная `отрасль`, не может не получать знаний (в широком смысле), - не говорить, не двигаться (телом и его частями), - тогда любое его движение (речь, как таковая), которое их выражает, «принадлежит» общественным отраслям знаний как одно (всегда целое) «своему»/одному многому. И тогда это «многое», в таком отношении, имеет единую упорядоченную /универсальную, ограниченную/ внутреннюю структуру (смысл/логос), не зависящую от специфики множества конкретных языков и наречий, на которых говорит человек, поскольку в ином случае отсутствует причина их (людей, языков и наречий) очевидного внешнего и внутреннего подобия и, следовательно, сама возможность взаимной компиляции языков. Отсюда человек, как индивид, есть как бы универсальная отрасль знаний (универсум), которая содержит в себе все черты подобия своему «покрывалу» - общественным отраслям в земном бытии, объемлемым покровом Бытия (истиной).

Тогда в отношении такой и непосредственно наблюдаемой, и видимой «умным» зрением (Платон) картины земного бытия можно сформулировать единственную, на наш взгляд, гипотезу о том, что в каждой «простейшей» (т.е. и в любой!) членораздельной конструкции речи, в предложениях отрицания или утверждения, человек постоянно выражает смысл одной, единой для всех людей на земле «темы». Или каждый человек, в каждом своём предложении (движении) утверждает [ибо «отрицание есть утверждение второй степени» (см. А.Бергсон)], т.е. постоянно «разрешает» (познаёт) одну/единую «тему/задачу» различения одного и многого, и в таких актах различения он всегда (постоянно!) реализует единство отрицания с утверждением – утверждает «да» и «нет» одновременно(!) [см. часть 4] – совершает со-бытие познания в широком смысле (порождает смысл/логос) и, следовательно, по данной (одной) причине единства «своей постоянной темы» с единой «темой» двух миров (Бытия и земного бытия) причастен к Системе, связан с Ней, - находится «под покрывалом» земного бытия и под покровом истины.

Тогда обозначенная «одна тема», как таковая («вообще говоря»), постоянно выражает и смысл различения человеком свойства становящейся целостности познаваемого, движущегося объекта от его состояний [от условий становления объекта целым]; и смысл различия «соответствующих» им (свойству и состояниям) имён (знаков/символов) подлежащего и сказуемого в речи познающего об объекте. И если в движении объекта, становящегося целым, это «тема» есть различие одного (свойства целостности) от многого (от условий/состояний становления объекта), то и имена подлежащего (одно) и сказуемого (многое) при их синтезе (со-бытии) в речи различают/именуют одно (утверждая: «да,- это одно») и многое (утверждая:«нет», - это не одно, а другое/неподобное – многое»). Причём «незаконно использованное» нами деепричастие «соответствующих», - есть «дань» известной традиции «объективации» человеком познаваемого объекта, его «необщности», «не со-бытия» с объектом [см. «объективация», Н.Бердяев], - и применено здесь для того, чтобы подчеркнуть искусственность, «человеческую природу» происхождения грани между объектом и его именем, речью человека об объекте. Именно данная «искусственность», на наш взгляд, и утверждает тот не буквальный/иной смысл тождественности, который полагали буквальным (как преимущественно принято считать сейчас!) некоторые греческие философы (софисты) в давние времена в отношении объекта и его имени, или Пифагор и его школа в отношении объекта и числа («всё есть число»).

Такой гипотезой мы установили предел отрицания, основание понимания в речи человека, или единый/один акт, в котором он постоянно различает одно от многого, и который даёт человеку возможность быть постоянно «настроенным, сориентированным» на основную/единую «тему» Системы, быть причастным к истине [т.е. - см. часть 1, - быть «студентом»]: – к познанию и одного (себя в том числе), и многого (иных, «своих» мифов), и быть «объемлемым истиной» [см. там же, - учиться у «профессора»].

2. Анализ и следствия «древнего» эксперимента.

Чтобы убедиться в неоригинальности и в возможности «прямой регистрации»/рефлексии человеком смысла изложенной гипотезы - утверждения о том, что главным, неотъемлемым атрибутом, постоянной сутью его речи, как таковой, всегда является одна/единая «тема», - обратимся, например, к определению такой особенности речи, приведённому «прямым текстом» в диалоге Платона «Филеб», где нам на мгновение кажется, что антик говорит о китайской письменности: «Мы утверждаем [выделено АЦ], - говорит Сократ,- что тождество единства и множества, обусловленное речью, есть всюду, во всяком высказывании; было оно прежде, есть и теперь. Это не прекратится никогда и не теперь началось, но есть, как мне кажется, вечное и нестареющее свойство нашей речи. Юноша, впервые вкусивший его, наслаждается им, как если бы нашел некое сокровище мудрости; от наслаждения он приходит в восторг и радуется тому, что может изменять речь на все лады, то закручивая ее в одну сторону и сливая все воедино, то снова развертывая и расчленяя на части...»

Из данного высказывания и аналогичных мыслей Платона (и не только его) по поводу смысла «тождественности и единства» во всех, без исключения, его диалогах следует, что в те времена (эры «мании»/идеи суждения о числе/слове – см. часть1) акт «тождественности» понимался как со-бытие, «единство одного и многого», но не как «единственность, уникальность, неповторимость» события такого «единства». Или, «тождественность единого/одного и многого» [т.е. рождение смысла /логоса/ в речи человека] тогда понималось как со-бытие (результат совместного/единого бытия познающего с познаваемым объектом), но не как единственное/одно – уникальное со-бытие в христианском представлении, а как вариативное множество таких со-бытий. А именно: «вот этому конкретному одному/целому» (смыслу или вещи/объекту), и «вот этому конкретному многому/целому», «можно со-бытийствовать» (быть в единстве, порождать «новый» логос) не один/единственный, неповторимый раз, а много раз (!), соответственно, с иными/подобными/ многими и с иными /подобными/ одними.

И такое понимание следует признать обоснованным, поскольку оно исходило тогда и исходит сейчас из опыта наблюдения и практического преобразования познающим видимой, становящейся реальности, где всё именно так и происходит: одно порождает неуникальное (становящееся) многое и наоборот; одно неразличимо от иного одного (фотон от подобного фотона и т.п.), как и многое неразличимо от иного многого [«одна энергия (кинетическая), как таковая, от иной таковой (от потенциальной); сила тяготения от инерционной; одно «настоящее» время от подобного «прошлого» и «будущего» ибо время «обратимо» в научном методе, и т.п.] – именно в этом одном надёжно установленном, едином факте и есть основание, суть язычества. В такой реальности одна/единая цель, этика движения объекта/объектов в Системе [в «пространстве узды заблуждения»] также пребывает в неопределённых/неразличимых, неуникальных, в становящихся состояниях.

Поэтому «юноша» в выше приведённом фрагменте диалога «Филеб» воспринимает обнаруженную в своей речи особенность не как уникальное одно, а как увлекательную/захватывающую вариативность («всеобщее» многое) – как потрясающую `виртуальную` «игру».

С другой стороны, Платон в диалоге `Парменид`[7-я гипотеза], на наш взгляд, по существу здесь обсуждаемого убедительно показывает, что если в Системе не существует один, единый, объективный – неотвратимо исполняемый всеми и, прежде всего(!) Её Творцом, этический принцип (одна/единая цель), то вся Система представляет собой для познающего возможно и интересный(?), но миф/«сон», - что и есть «игра». Подобную же «игру», но в ином смысле и уже в новой эре, «требовали и требуют» от Создателя «теодицеисты» [см. в сети «билет в рай», Ф.Достоевский] и не только они, пребывая в состояниях «обморока свободы» (Л.Шестов).

В историческом плане далее, научный метод («юноша»), развивая («в игре») точность измерений («свои навыки конструирования речи – приёмы игры») – возможности различения свойств и состояний становящихся целыми объектов познания, различая одно от неподобного/другого одного (электрон от протона и т.д.), данное многое от неподобного многого (энергию от мощности, мощность от силы и т.д.), – на настоящем этапе («уровне игры») подошел к необходимости различения данного одного от иного/подобного/ одного, и данного многого от подобного многого. Однако, как в обыденном языке человека, так и в языке его научного метода, на наш взгляд, не установлено /отсутствует/ действенное средство для такого различения. И чтобы освободиться из «узды заблуждения», - «выйти из игры» в подлинную реальность, или «юноше стать/`родиться` взрослым», - необходимо такое средство найти и установить.

Следует отметить, что известный опыт `текущего` успешного этапа, - от создания квантовой механики до начала реализации единой информационной сети на земле, - убедительно свидетельствует о «существенных языковых трудностях познающего». Но всё (кажется) «позади» или преодолимым, и нет видимых причин не начать, и так же успешно пройти очередной (но какой?) этап. Однако следующий этап, контуры которого уже многие «видели и видят» (см., например, Д.Уилер, Ли Смолин), не является «очередным», подобным предыдущим, а есть другой/неподобный, уникальный «шаг», на котором для различения двух подобных «объектов» требуется другое средство познания, которое мы и пытаемся здесь обнаружить, анализируя «инструкцию для пользователя» `игрой`.

Согласно христианским представлениям, видимая, становящаяся реальность представляет множественные состояния падшего мира, в которых истина и миф/«игра» («добро и зло», бытие и небытие/память/) представляют собой неразличимую/стохастичную «смесь». Однако такая «падшесть», никак не есть «наказание, бремя» для познающего, или подобные, немыслимые(!) для Творца вещи [см., например, Библия, Иеремия 23:35,36], но есть свободный личный выбор каждого человека, который он постоянно реализует именно в своей «простейшей» языковой конструкции, в элементарном движении /«поступке»/ и тем более в «сложных движениях».

Таким образом, с помощью «древних» философов, сути христианской (Личной) этики и потрясающих достижений научного метода, мы «сузили» область поиска средства различения человеком уникальности одного и многого (двух подобий) до «простейшей» логической конструкции (подлежащее+сказуемое), в которой с необходимостью имеется «след» искомого по причине постоянной причастности человека, как одного к многому, к единой «теме» Системы.

3. Гипотеза о едином субъекте в речи.

В научном методе (и, очевидно, не только в нём), исходя из существующих реалий, человек в известном смысле «принципиально самоустраняется» из той части процесса познания, где что-либо утверждается, ибо «утверждает» эксперимент (со-бытие с Системой). Тем самым как бы «не подлежит сомнению», что человек имеет возможность что-либо утверждать только в предложениях отрицания, в гипотезах (т.е. в подготовке к эксперименту), но в предложениях утверждения, в событии «эксперимент», ему «ничего не принадлежит», кроме роли наблюдателя за «его» итогом, - в том смысле, что ожидаемые «да» (или «нет») в эксперименте «поизносит» не познающий.

Такой подход, как таковой, всей своей практикой непосредственно указывает на «место»/этап в процессе познания, - эксперимент, - где происходит событие «обезличивания» одного и многого, степень/уровень идентификации (различения) которых реализованы познающим в неотъемлемой части гипотезы - в исходных данных при подготовке к эксперименту. Отсюда следует, что именно в гипотезе необходимо установить такой уровень различения исходных данных (одного и много), который придаёт всему процессу уникальность, целостность и единство (завершенность), обеспечивая при этом различение иных /подобных, уникальных/ одного и многого и в результатах эксперимента, а в итоге утверждает тождественность /единство/ начала и конца конкретного процесса познания – неотвратимую реализацию «правильно»/корректно поставленной желаемой цели, - `рождение` ожидаемого смысла/логоса или материального объекта. В иных, существующих сейчас обстоятельствах, конкретное познание, как известно, представляет собой постоянно совершаемый рекурсивный цикл по любой проблеме /желаемой цели/, остающейся постоянно незавершенной /недостижимой/. По обозначенной причине, как видим, исходные данные (одно и многое) в гипотезе должны иметь свойства уникальности, целостности и единства в «своих» одном и многом, исключающие постоянную рекурсию акта познания своей полнотой, однозначным смыслом – быть истиной.

Возвращаясь к «простейшей» логической конструкции в речи человека (подлежащее+сказуемое), как к началу любого познания (к одному), из выше изложенного следует, что в такой конструкции необходимо выявить, найти одну, целую, единую часть речи, которая принадлежит познающему как уникальное многое (истина) и которой он «владеет» как индивид (один) в единой Системе. Обладая перечисленными свойствами в «простейшей, элементарной» конструкции предложения, такая часть речи, - индивидуальный «объект», - с необходимостью/объективно, постоянно будет причастен (связан) ко всем иным конструкциям речи с не «элементарным/простейшим», а с полным, желаемым «набором идей» [см. часть 1], - и будет «находиться» как в гипотезе, так и в эксперименте, по причине своего перманентного единства с «темой» Системы.

При этом отметим, что суть/«догмат» христианской этики, - идея свободы, - «диктует» здесь поиск (тем упрощая его для познающего) именно индивидуального «объекта», исключая какое-либо ограничение свободы личности и попытки «проникновений» в её тайну.

На таком основании мы здесь полагаем, что фактор/силу единства с Системой, возможность единой идентификации в Ней познаваемого объекта (различение одного от подобного одного, одного многого от подобного), в речи человека реализует его индивидуальный «объект», а именно - «принадлежащая» только ему часть речи с установленными выше свойствами уникальности, целостности и единства в «своём» одном и многом. Или, иначе говоря, такая часть речи, или искомый «объект», в единстве с причастными ему другими/неподобными частями речи, тождествен человеку - одному целому, индивиду, и есть «то, чем и как человек объявляет о себе и своём действии и взаимодействует» с Системой – есть «его глагол», его суть/дух/идея, - субъект человека в земном бытии, едином со своим покровом, с Бытием.

4. Полнота свойств искомого субъекта.

В «простейшем» предложении, как известно, подлежащее представляет имена/образы становящихся объектов (имена `существительные`) или их подобия, а сказуемое - имена глаголов или их подобий, обозначающие состояния движения становящихся объектов. И имена существительных, и имена глаголов, как «общие» символы/знаки данного и многих языков, очевидно, не «принадлежат» одному человеку/индивиду. Следовательно, «его глагол»/субъект есть одна целая, единая часть и имён существительных, и имён глаголов в речи человека.

Заметим, что в зависимости от порядка (последовательности) произношения человеком частей речи во всех земных языках изменяется индивидуальный, «эмоциональный/идейный окрас» предложения (вопрос, констатация, восклицание и т.д.), что в практике общения никак не нарушает доминанту/«тему» предложения, а напротив, - способствует как различению тождественного образа и смысла его движения, так и взаимному, с собеседником, пониманию в единстве «темы». Тогда к порядку движения (произношения) частей предложения причастен и искомый «субъект», который утверждает в нём, в предложении, свойство быть одним смыслом, оставаясь единым с «темой».

Имена `существительные` и имена глаголов в предложениях (например, «дом стоит», «дома стоят»), как символы/знаки в своём целом образе (форме, как таковой), неразличимы и как одно «одно» («дом» - один, целый символ/знак/форма, «стоит» - также один символ/знак), и как одно «многое» («дома» - один символ, «стоят» - также один, целый символ). И хотя в отношении одного и многого, как известно, и имена `существительные`, и имена глаголов, как символы/знаки, подвержены склонению, но и в этом отношении, как «склоняющееся одно», они формально неразличимы, подобны, «равноправны»/симметричны. Тогда для их идентификации как одного или многого, следует различить «кто кого склоняет» и «как склоняется каждый». Для разрешения такой задачи, напомним, что «всё происходит» в единой Системе. Поэтому, чтобы выяснить «кто кого и как склоняет» и, следовательно, различает/познаёт, необходимо и достаточно одного, надёжно установленного факта «склонения» [ибо он же и единый, и многий в уникальной/необратимой Системе].

«Склоняет», очевидно, человек – «Имя `существительное`», что есть один/единый неопровержимый факт. Следовательно, «склоняющий» «есть различающий», познающий, который представляет собой «одно/уникальное целое» - человек. Тогда к имени существительному «человек» причастен, как одна целая часть, данный глагол/одно сказуемое/, который «принадлежит», тождествен и един с ним, как его (одного!) «многое» (одно целое), его целое множество имён сказуемых. И это есть одна/единая `истина` [причём, кажется(?), очевидная, - т.е. неуникальная!], целое множество.

Если различающий/познающий человек склоняет (по их причастности, принадлежности к нему) «множеством» имён глаголов, то и различать «одно» /имя `существительное`/ от их множества в предложении и своё одно «многое» /имена глаголов/ он может только своим глаголом (многим),- многими именами /символами, знаками/ сказуемых, - но никак иначе, поскольку в таком случае, когда ему причастно имя существительное в предложении, различает явно не он (один) своим многим (глаголами), а и другой (имя существительное в предложении), и тогда «вместе» со своим иным именем (именем существительным в предложении) «они» будут делать это, как «равноправные» раздельности, параллельно и, как следствие, всегда неразличимо двусмысленно, или многозначно (многозначительно), когда имён существительных («кумиров») в предложении больше двух.

Но выше мы установили, что глагол, как один знак (например, одно слово «стоит»), не «принадлежит» человеку, ибо ему «принадлежит» то уникальное многое, что, как отмечалось выше, есть в знаке. Тогда следует определить, - чем именно является то в символе/знаке, что принадлежит человеку уникально как одно, целое, единое и многое?

<Если искомый «глагол» (т.е. субъект человека) не есть знак/символ глагола в его речи, но, как одно целое, с необходимостью находится в предложении, как в целом/одном движении, и в его двух взаимно других, единых частях (в подлежащем/одном/ и в сказуемом/другом одном/), то тогда искомый «субъект» есть постоянно одна, целая, единая часть его речи, и по перечисленным трём свойствам (одна, целая, единая) обладает четвёртым свойством как одно/целое многое (т.е. порождает смысл целого предложения как таковой, - неуникальный, - смысл «вообще говоря»>.

Таким образом, мы безупречно установили, что субъект человека в речи обладает всей своей полнотой, имея четыре свойства. Но поскольку подлинный субъект уникален /один, единственный/, то далее следует установить, при каких условиях он обладает свойством уникальности [говорит одно, уникальное многое (истину) в одном предложении], а в каком случае субъект «теряет» это свойство («выражается омонимично») и «попадает в узду» заблуждения [см. часть 6].

5. Причина утери индивидуальности субъекта.

Из безупречного анализа «простейшего» предложения следует, что субъект человека и с начала времён, и сейчас обладал и обладает всей полнотой своих четырёх свойств. Свидетельство тому – принципиальная возможность понимания/расшифровки древних текстов. Следовательно, познающий с начала времён «постоянно говорит неоднозначно» по причине «повреждения» своего субъекта в речи не в отношении его свойств самих по себе, как полного «списка» 4-х раздельностей, а в отношении их уникального /одного, неповторимого/ единства и целостности в «своём» многом (в «списке» 4-х). Или, другими словами, человек в речи постоянно нарушает один/единый установленный в Системе порядок, последовательность реализации свойств своего субъекта быть одним, целым, единым и многим – в результате чего не происходит со-бытие [см часть 4, п.2] субъекта с Системой - рождение уникального логоса/смысла, и тогда событие/«эксперимент»/ приобретает неуникальность /стохастичность/, неупорядоченную, произвольную множественность, подобную игре в четыре «напёрстка» с обратным, к обычной/традиционной цели игры, смыслом (т.е. ни в коем случае не обмануть партнёра), в которой, очевидно, нет конца (один «шарик» никак не окажется сразу во всех 4-х «напёрстках»).

Чтобы убедиться в нарушении порядка в единой Системе, необходимо установить один «надёжный» факт «повреждения» человеком своего субъекта, для чего из реального опыта/наблюдения, прежде всего, требуется различить состав субъекта в «простейшем» предложении, - т.е. «склоняемое им» `одно подлежащее` и «его» всё «склоняющий `один глагол` (`одно сказуемое`), как двух «одновременно единых и раздельных» частей целого субъекта, – «выявить» в предложении как бы двух «свидетелей нарушения, `говорящих` на одном языке».

Многочисленные данные современных когнитивных исследований, науки о мозге и т.п., убедительно свидетельствуют, что речь/мышление человека представляет собой «постоянный синтез» образа и его движения, что никак не противоречит обсуждаемой здесь гипотезе.

Тогда к искомому субъекту в «простейшем» предложении имеет явное отношение или причастна «буква», под которой будем понимать видимый/воспринимаемый, или выражаемый/изображаемый где-либо человеком образ: букву в слове, слог, слово, цифру, точку, отрезок линии, фигуру, массу, твёрдость, цвет и т.п. в его устной или письменной речи, а также любое элементарное (одно, целое) движение человека, - всё, имеющее завершенный, видимый, слышимый, ощущаемый и т.п. образ – всё материальное многое, т.е. символы/знаки. Тогда любой символ/знак есть одно (целое) – «буква» - тождественный себе образ, всегда имеющий «алфавит» или его подобие (свой ограниченный, упорядоченный `список`) - «своё» одно материальное = неуникальное многое.

Кроме «буквы», к субъекту человека в речи (в любом предложении) неявно, но из рефлексии «почти очевидно», - причастно нечто другое в отношении к «букве», которое имеет своё материальное имя/«букву» - `число`. Однако, как другая, неподобная «букве» раздельность, это нечто не предстаёт, не является человеку «буквой»=`числом`/именем, но есть он сам/индивид/уникальность, есть «его глагол» - одно, и это одно «принадлежит» субъекту, является его свойством (одним), постоянно тождественным себе уникальным/одним (неповторимым) движением его мысли. Тогда данная «буква», которую и воспринимает/определяет, склоняет/ одно движение мысли (`число`) как другое – т.е. многое, есть другое/неподобное движению мысли состояние – состояние её покоя (одно/неуникальное многое), замкнутые траектории контура и «алфавитных подробностей» образа «буквы», её многие, неуникальные подобия – форма, размер, твёрдость, вес/масса, цвет, запах, скорость, ускорение и т.п.

Если такая «буква» в предложении есть имя существительное (имя существующего объекта или смысла), но никак не глагол, тогда, как установлено выше, познающий может различать одно и многое только своим «глаголом» - т.е. именно `числом`/частью субъекта/, как другой к «букве» (одной!) раздельностью, имеющей «своё»/другое многое, неподобное многому «буквы» (её «алфавиту»).

В отношении к `числу` «буква», как одно многое (одно – всегда есть целое), упорядочена одним/`числом` (каждый «алфавит» - один) и потому едина с `числом`, как таковым (другим одним). Тогда «буква», как таковая и единая с `числом`, обладает в речи всеми свойствами субъекта человека (одно, целое, единое, многое), за исключением того, что не является уникальной одной и, как следствие, её «одно многое» также неуникально («алфавитов» много).

Отсюда можем определить свойство части субъекта/«глагола», `числа`/ как одного многого в отношении к «его букве», которой субъект «именует себя» в предложении - т.е. к цифре, всегда имеющей «алфавит». Известным способом, «присоединяя» («склоняя» одним движением) одно («букву») к одному (к подобной «букве») в соответствие с «алфавитом данной буквы=цифры», получаем упорядоченный одним целым `числом` «буквенный=цифровой» ряд, - одно многое `числа`/части субъекта/ в отношении к «букве» (к одному/неуникальному многому). В результате получаем одно многое `числа` в отношении к многому «буквы» в виде беспредельного многого (цифрового ряда), которое, как другое/неподобное к неуникальному (ограниченному) многому «буквы» есть уникальное/одно/беспредельное многое. Следовательно, и `число`/часть субъекта/, как одно и многое /целое, уникальное/, есть уникальное одно, целое, единое и многое – т.е. индивидуальный «объект», который в речи «склоняет букву» к неповторимому единству, являясь уникальным по причине беспредельности своего многого («буквенного», цифрового ряда, как одного целого!). Тогда известное выражение: «числовой ряд», - в обсуждаемом здесь смысле, - есть нонсенс, ибо `число`, как часть субъекта, всегда есть одно).

Но «склоняется» ли при этом сам индивидуальный «объект» /`число`/, чтобы тем самым различить «букву» как уникальную (т.е. в едином с собой «падеже»), чтобы обрести вместе с «ней» однозначный/уникальный смысл в предложении?

Никак(!): если к «букве», как к одному, целому, единому и многому, мы можем, «склоняя её к единству», «присоединить» подобное (одну «букву») и получим иное/подобное (одну/иную «букву») [например, 2+9=11, или дом+а=дома], то в отношении к `числу`(индивидуальному «объекту»), как к одному, целому, единому и многому ничего подобного мы сделать не можем, ибо у него нет выразимого через «букву» образа (символа) ни как одного: `число`=«буква»=цифра - не уникальное одно многое на земле, а «объект» уникален и его нет в земном бытии [ибо нет никакой речи о нём одном, о нём ничего нельзя сказать – есть только «неуловимое, но `явное` нечто»(?) в предложении не о нём]; ни как многого: его уникальное, целое, беспредельное многое не имеет конкретного образа, - и тогда: что именно из беспредельного цифрового=«бувенного» ряда «склонять» /различать/ и на каком основании (?!).

Как «видим», в последнем случае перед нами как бы неразрешимая задача, подобная известной проблеме классификации «зоопарка» элементарных частиц в физике. Следовательно, часть субъекта (`число`) явно не склоняется «буквой», чтобы стать вместе с «ней» уникальным единым целым – в одном «падеже» в предложении! По этой причине «буква» (материальные объекты) остаётся постоянно неуникальной /неразличимой, обезличенной/ при уникальном `числе`(другой части субъекта), ставшим таковым с помощью «буквы». Отсюда «видим», что субъект человека в «простейшем» предложении, как целое, состоящее из индивидуального «объекта»/`числа`/ и «буквы», представляет собой неопределённую (т.е. нецелую), но неразрывную ассоциацию двух целых раздельностей/частей, ибо одна из частей («буква») подвержена склонению (связана!) с `числом`, но не становится уникальной одной по причине несклонения второй, - `числа`, которое является уникальным по причине склоняемости (связи!) с первой и как другое/неподобное «букве». Но причина неподобия `числа` и «буквы», как взаимно других, установлена выше из факта их взаимного отрицания, как движения (`число`) и покоя («буква»).

Тогда, чтобы выяснить искомую причину неопределённости (нецелостности субъекта) остаётся одно - реализуя свойство отрицания, выясним, может ли «буква» склонять `число` в единстве с `ним` не как другое одно, а как иное, т.е. подобное другому, но не одно (не целое!)? Или, другими словами, возможно ли о любом `числе`, выраженном в предложении через «букву», однозначно утверждать, что оно уникальное нецелое?

Возьмём, например, известное утверждение: «π – есть нецелое число», и рассмотрим его по частям и в единстве его смысла. Тогда «π» – есть один целый «общий»/неуникальный символ из алфавита, «нецелое» - есть также один целый символ (имеющий подобие «алфавита» - `словарь человека`/память/небытие), как и символ `число`. Отрицанием «не целое» здесь однозначно дважды утверждается, что π – есть `число`, как таковое /одно, целое, - часть субъекта/, и что данное «число π»/«буква»/ подобно иному `числу`/«букве». То же самое можно сказать и о любом ином конкретном, данном `числе` в отношении к любому иному `числу`. И, записав `число` π символами из «алфавита» `числа` - «цифрами=буквами», например, π =3,1415926…, также нельзя «выразить его нецелостность», ибо все символы здесь (в записи), включая «точки, запятые, знак тождества», как таковые, есть одно многое («общее»/материальное/ целое) – т.е. «буква», всегда имеющая «алфавит». Тогда запись/предложение, речь/: «π =3,1415926…», как таковая, констатирует: «одно/целое/ тождественно одному («своему»!) многому», что и есть суть единой/одной «темы» в речи человека, изложенной в начале – т.е. «число π», как таковое, есть явно неуникальное одно (целое) многое.

Очевидно, нельзя помыслить «цифру» как одно «нецелое» или «не целая одна часть» иной «цифры» - о «нецелом материальном объекте» нет речи, - есть небытие/память/«сон» о «нецелом» [см часть 4]. Отсюда `число`, как таковое (индивидуальный «объект»), всегда есть одно целое, - как о «нецелом» о нём нет речи, имеющей однозначный (один) смысл.

В результате мы установили, что причина нецелостности двух частей субъекта человека в предложении состоит не в отношениях `числа` и «буквы», как таковых, которые в своей неразрывной ассоциации имеют все 4-е свойства субъекта с установленной выше неуникальностью «буквы», а в другом(?!).

Кроме того, как «видно» из приведённого примера «числа π» и подобной практики конструирования речи, и `число`, и его «буква»=цифра, вместе свидетельствуют, что пытаясь выразить свой индивидуальный «объект» (другое к «букве») именем `число`, человек постоянно пользуется им в речи и полагает такое «другое» (т.е. себя) нецелым (иррациональным, трансцендентным, неуникальным), хотя из определения/склонения одной части субъекта - «буквы», - как видим, следует, что другая часть, как таковая, всегда есть одно уникальное целое.

Из установленного противоречия следует, что субъект человека в обыденной (и не только) речи, отождествляя `число` с цифрой и полагая, что `число`, как таковое, есть цифра, - т.е. соответствующая ей величина/«буква»/символ чего-либо материального (всегда одного целого, или всегда одна целая часть одного целого), - постоянно теряет своё свойство индивида /уникальность/ и, уподобляясь (становясь) неуникальной, материальной «букве», обезличивает себя – т.е. приобретает в произносимом предложении много (два и более) имён - и, следовательно, всегда «выражается омонимично».

6. Урок «седой старины».

С целью понять другую причину нецелостности, неопределённости двух неразрывных частей субъекта человека в «простейшем» предложении, обратимся к «древним» философам, к их `Неопределённой двоице`, в которой «трудно не узнать» обсуждаемую здесь суть проблемы нецелостности субъекта. И тогда здесь следует признать, что утверждение «всё есть число», буквально понималось явно не Пифагором и его школой, а стало пониматься впоследствии, как результат «неудачных» попыток «древних» исследователей идентифицировать `число`/часть субъекта человека/, или «свой субъект», либо как `повторимое уникальное одно` через «обожение цифр» (сейчас - нумерологию), либо через уникальную `Неопределённую двоицу` так никому и «не поддавшуюся расчленению». Отсюда видим, что «тождественность единого и многого» (т.е. акт рождения смысла/логоса) в речи человека понималась в те времена именно так, как мы и полагали выше, в п.2 данного текста.

Но, благодаря христианским представлениям об устройстве единой Системы двух миров (Бытия и земного бытия); о Её одновременно единой и раздельной фундаментальной константе, связывающей три движения в Системе; о наличии в Ней уникального субъекта – человека, как единственного источника/«привода» холистического движения Системы, мы подошли к «древней» проблеме `Неопределённой двоицы` с существенно иной стороны.

Из изложенных выше рассуждений о «явно двух частях», двух измерениях субъекта его индивидуальным «объектом» - `числом`, и неуникальной /материальной/ «буквой», - непосредственно «видно», что хотя, с их помощью и возможно безупречно установить четыре свойства субъекта (его многое), и понять смысл акта самообезличивания/лукавства в речи человека, однако в отношении друг к другу в земных языках человека они (`число` и «буква») установлены /идентифицируются/ человеком «неравноправно», асимметрично. Если одно и многое `числа` определяется/устанавливается совместно с «буквой» путём её склонения, что и позволяет нам/человеку говорить о двух частях и уникальности `числа`/субъекта/ в отношении к «букве», или об известной способности `числа` преобразовывать/«склонять» материальную «букву» (свидетельство тому - выдающиеся достижения научного метода), то уникальное одно и многое «буквы» совместно с `числом` установить/определить невозможно, если или когда индивидуальный «объект» человека (`число`) подвержен склонению «его буквой» - цифрой.

Это означает, что человек не может «путём традиционного склонения» (конструированием речи/гипотезы существующим сейчас способом) установить уникальность одного и много «буквы» (уникальные /беспредельные, целые/ «исходные данные» материального объекта в гипотезе) и тем самым различить «букву»/цифру от `числа`, как две уникальные части своего субъекта («материальное `тело` и нематериальный дух/идею индивида). Или, иначе говоря, субъект не имеет возможности, по причине самообезличивания/лукавства в речи, в начале процесса познания (в гипотезе) корректно, в «одном падеже», «назвать» необходимую ему уникальную (как и он сам) «букву» - конкретный, нужный человеку материальный объект/продукт (пищу, жильё, безопасность, здоровье, транспорт, энергию и т.п.), - что и происходит на практике, где он это делает известным путём, добывая знания (технологии склонения/преобразования материальных «букв») методом проб и анализа «ошибок» в попытках «дробления букв» и повторного синтеза их «нецелых частей» с ожидаемой целью.

Отсюда нет сомнений в том, что именно по названной здесь причине в школе Пифагора называли обозначенные два «объекта» (два измерения субъекта) `Неопределённой двоицей`. И именно проблема различения и единства «двух объектов» (уникальности их связи, взаимного/согласованного склонения в речи), являясь «отражением единой «темы» тождества одного и многого», - процесса рождения смысла в языке/мышлении человека, - инициировала, на наш взгляд, убеждённость и веру Платона в реальность Мира идей (т.е. Бытия, как части Системы), где `число`(единое с Системой движение мысли человека), которое он обнаружил (т.е. которое «зафиксировал/явил» антику его индивидуальный «объект»), <вдруг> склоняется! (см. `Парменид`, Платон).

В обозначенной ситуации «странно», на первый взгляд, то, что «пик»/идея/дух подобных философских попыток различения субъекта возник поразительно одновременно (в 4-5 веках до н.э.) в Европе, Китае и Индии, но «быстро угас» и окончательно «ушел» в религиозный фундаментализм, тавтологию и эзотерику новой эры, так и не разрешив «некорректно» (?!) поставленной в прошлом задачи.

7. Вместо заключения.

Из изложенного здесь «можно видеть», что «нечётко» сформулированная в прошлой эре проблема с однозначно выявленной сутью, позволяет, при её разрешении, открыть человеку возможность уникального бытия на земле – т.е. реализовать Замысел Творца.

В отношении же членораздельной речи человека (его единственной реальности), по существу здесь обсуждаемого, можно с надеждой и уверенно утверждать, что речь современного субъекта, как таковая, представляет собой земную цивилизацию, «металлургический комплекс» которой реализует по воле познающего человека процесс дробления, «дискретизации» непрерывного (уникально упорядоченного, одного, целого, беспредельного) континуума единого Логоса/Замысла, с последующими неоднократными «расшихтовками», экспериментальными исследованиями, повторными анализами, переплавами и т.п. получаемой «смеси осколков смысла», и, в конце концов, попытками кристаллизации/«литья»/ из неизбежно «мутного» расплава желанных/ценных «отливок» с неизвлекаемой в принципе примесью мифа/лжи по причине «нецелостности субъекта производства».

Однако такой процесс «дискретизации», на наш взгляд, можно реализовать и иначе, установив надёжную обратную связь с Поставщиком неисчерпаемого Логоса (с Бытием), и постоянно «согласовывать» с Ним «условия дробления», при которых на выходе, уже не в виде «шихты/осколков», но будет всегда уникальное /«по индивидуальному заказу»/ одно, целое, единое и многое – чистый «продукт» - «отливка» без примеси.

К тому же, на другую причину нецелостности субъекта непосредственно указывает «инструкция для пользователя». Обсуждаемый здесь иной, подобный ранее обнаруженному «древними» философами, смысл `Неопределённой двоицы`, в христианском понимании представляет собой два («дух» и «вода») измерения из трёх установленных Творцом уникальных измерений подлинного субъекта человека на земле - («дух, вода и кровь») [см. Библия, Новый завет, 1-е послание от Иоанна 5:8], где «дух» - есть `число`: идейное движение (мысли человека) [см.часть 6], «вода» - есть `материя`, покой, или ощущаемое движение на земле[см. там же]), названная здесь «буквой» для лучшего восприятия текста, а «кровь» - третье измерение субъекта, уникальное (беспредельное многое, целое) – есть жизнь, пограничное, чувственное движение [см. там же], которое связывает в одно уникальное целое «дух, воду и кровь» субъекта на земле и в Бытии.

Таким образом, с начала времён речь человека на земле, как двухмерного субъекта (`число` и «буква», или «дух» и «вода»), не содержит третьего измерения /меры, ипостаси/ - жизни (света). Отсюда «видим» и суть «неопределённости, нерасчленимости» `двоицы`, как «тени»/проекции разумной речи живого, 3-х мерного подлинного субъекта «на плоскости речи» современного человека. Это и есть ответ на пилатовский («мёртвый») вопрос. Ответ на последующий: «в чём сила истины?», - относится к этапу подготовки «гипотезы» о 3-х мерной конструкции речи субъекта и представляется отдельной задачей.