Анализ современной социокультурной ситуации позволяет сделать вывод о том, что мы переживаем переломный момент, характерный для конца и начала веков и тысячелетий. Вспомним начало ХХ века с его стремлением перейти за черту "по ту сторону добра и зла", "преодолеть этику эстетикой": "Нет двух путей: добра и зла, есть два пути добра... Блаженство в том, что все равно каким путем идти" (Н. М. Минский); "И зло, и благо – два пути, ведут к единой цели оба, и все равно куда идти" (Д. С. Мережковский).

Об этом времени, во многом созвучном нашему, Н. А. Бердяев в книге "О новом религиозном сознании" пишет следующее: "Мы зачарованы не только Голгофой, но и Олимпом, зовет и привлекает нас не только Бог страждущий, умерший на Кресте, но и Бог Пан, бог стихии земной, бог сладострастной жизни, и древняя богиня Афродита, богиня пластичной красоты и земной любви... Мы благоговейно склоняемся не только перед Крестом, но и перед божественно прекрасным телом Венеры" [см.: Флоровский, 1991, с. 454-459].

Процесс синтеза синтезов, свидетелями которого мы являемся, предполагает диалектическое единство двух противоположных направлений развития человечества: с одной стороны наблюдается углубление специализации научных дисциплин и поляризация социально-экономических тенденций [Анчел, 1979]. "В наше время все чревато своей противоположностью", полагал К. Маркс [ПСС, т. 12, с. 4]; или, как писал Д. С. Мережковский, наше время определяется двумя противоположными чертами – это время наиболее крайнего материализма и вместе с тем наиболее пристрастных идеальных порывов духа [Мережковский, 1893, с. 38-39]. С другой стороны, человечество занято поисками онтологических универсалий – той всеобщей концептуальной почвы, на которой бы возросло единое древо знания, дающее плод "универсальной теории, формулирующей основные принципы единства мира" [Акулинин, 1990, с. 11].

Человечество еще никогда не обладало таким несметным объемом информации, но оно еще никогда не находилось столь далеко от понимания своей сущности, познание которой оказалось раздробленным в сфере множества научных дисциплин. Э. Шредингер отмечает, что "мы унаследовали от наших предков острое стремление к цельному, всеобъемлящему знанию. Но расширение и углубление разнообразных отраслей знания в течение последних ста с лишим лет поставило нас перед странной дилеммой. С одной стороны мы чувствуем, что только теперь начинаем приобретать надежный материал для того, чтобы свести в единое целое все до сих пор известное, а в другой стороны, становится почти невозможным для одного ума полностью овладеть более чем одной небольшой специальной частью науки" [Шредингер, 1947, с. 70, 123]. Пафос кризиса познания находит выражение у О. Бальзака. "Наука едина, а вы расчленили ее!" – восклицает он.

Бернард Шоу проблему специализации знаний выразил таким образом: “любая профессия является заговором против непосвященных".

Д. О. Гранин интерпретирует ограниченность познания, понятную еще древним мыслителям, при помощи известного парадокса: "специалист стремится познать все больше о все меньшем, пока не будет знать все ни о чем: философ же узнает все меньше о все большем, пока не будет знать ничего обо всем". Подобным же образом Бернард Шоу писал: "Если в поисках истины исследователь будет все более дробить изучаемое явление, то он рискует узнать все… ни о чем" (ПСС, 1980, т. 6, с. 117).

В. И.  Вернадский, анализируя в книгах "Философские мысли натуралиста", "Труды по общей истории науки" значение идеи единства природы в контексте становления научной мысли как планетарного явления, писал, что дифференциация научного знания, которая идет непрерывно на протяжении последних двух-трех веков, способствовала снижению значения целостного миропонимания, которое было присущим, например, древним грекам.

"Углубление процесса специализации наук привело к тому, – пишет И. Г. Грабар, – что в некоторых отраслях знаний объем публикаций практически необозрим. В процессе исследования ученый зачастую тратит львиную долю времени на изучение новейшей литературы по своей специальности" [Грабар, 1997]. Данную проблему В. Чалидзе комментирует следующим образом: "продолжение информационного бума рано или поздно должно привести цивилизацию к отказу от обычая цитировать всех предшественников. Придется разделить познание и историю познания" [Чалидзе, 1991, с. 6].

В области профессионального образования данная проблема находит выражение в словосочетании "период полураспада компетентности", которое выражает ситуацию, когда профессиональные знания в некоторых областях (например в микроэлектронике) устаревают необычайно быстро – всего за несколько лет.

Как пишет Б.  Ситарская, одной из наибольших угроз, характерных для современного мира, есть отставание людей от темпов и изменений, какие же они сами провоцируют. Речь идет о новом типе угрозы, который называется "человеческим пробелом", возникающим в результате значительно больших усилий, вложенных человечеством в техническое и хозяйственное развитие, чем в развитие самих людей. "Человеческий пробел" – это дистанция между растущей сложностью мира и нашей способностью его понять, что проистекает из роста созданных людьми сложностей, которые не успевают за продвижением наших способностей [Сітарська, 2005, с. 263].

Поэтому в настоящее время возрождаются попытки привести все знания, накопленные человечеством – к некоему фундаментальному "теоретическому знаменателю", создать систему синтетического знания, начав все с основ, как это было у Аристотеля, Платона, Гегеля и др. Именно поэтому современная наука как форма общественного сознания обнаруживает стремление к целостному, понимающему отражению и познанию. На смену скрупулезным исследованиям отдельных проблем приходят попытки концептульно связать огромный массив зачастую разрозненных знаний и не только описать, но и объяснить, понять множество фактов, накопленных наукой.

Достижение понимания того или иного явления предполагает его целостный охват, когда интерпретация определенного факта действительности требует выхода за пределы конкретного онтологического и гносеологического контекста его актуализации. А это можно сделать именно на путях комплексного исследования. Становится понятным стремление современного мира к комплексным исследованиям, призванным осуществить определенный теоретический синтез того или иного среза поистине безграничного архива знаний, накопленных человечеством, приводящим к углублению специализации наук, когда практически необозримый океан научных публикацией в скором времени сделает невозможным всякое изложение результатов научного исследования и всякое теоретизирование, если оно традиционно будет предполагать перечисление всех научных фактов и теорий, входящих в научный контекст данного исследования или теории.

Для того, чтобы сейчас сформулировать какой-то пусть даже локальный теоретический синтез (или срез) той или иной предметной области исследователю необходимо изучить и зафиксировать огромное количество научных результатов. Однако любое синтетическое построение при этом не будет достаточно убедительным, ибо за его бортом всегда окажутся определенные факты (явные или потенциальные), наличие которых предполагает переоценку (верификации) тех или иных положений синтетического построения, а значит и переоценку этого построения в целом.

Для разрешения отмеченной трудности, как нам кажется, следует повторить путь, пройденный древними натурфилософами, начав с формулировки "новых" научных аксиом. Однако пройти этот путь следует, вооружившись современными научными достижениями, когда то, что было открыто и понято древними на интуитивном уровне, сейчас представляется возможным облечь в научно-теоретические формы. При таком подходе будет как бы заново постепенно кристаллизовываться, реконструироваться вся система современных знаний, что приведет к синтезу научной и религиозной стратегий постижения и познания действительности путем согласования релизиозно-мифологических и научно-теоретических картин мира, интеграции ценности и факта, морального и фактологического.

Данный процесс можно проиллюстрировать попыткой Т. Лукмана и П. Бергера в книге "Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания" в середине 60-х годов ХХ столетия достичь некоего социологического синтеза знаний на основе категории деятельности, что позволило им совершить новую сборку существующего в науке знания, реконструировав его на основе заданного теоретико-методологического мезомасштаба [Бергер, Лукман, 1995].

Один из кардинальных путей преодоления отмеченного информационного кризиса в современной науке связан с построением теории синтеза знаний (их уплотнения, укрупнения и систематизации), которая должна строиться на неких единых аксиматических основаниях, выступающих "строительными лесами" "новой" интегральной системы знаний.

Еще древнегреческие мыслители V–III вв. до н.э. (Платон, Аристотель, Евклид и др.) в качестве средства познания использовали постулаты и аксиомы. В математике общеизвестны постулаты Евклида; аксиоматический метод применяется в логике, а также в некоторых других науках.

Известно, что постулаты и аксиомы в современном представлении не имеют существенных различий и, как считают специалисты, являются почти синонимами; это исходные, принимаемые без логического доказательства положения, являются основополагающими истинами всех теорий и концептуальных построений. При этом аксиомы принимаются за истины без доказательства потому, что представляют собой итог длительных и множественных наблюдений за повторяющимися явлениями в окружающем мире.

Таким образом, аксиома – это исходное утверждение (предложение) какой-либо научной теории, которое берется в качестве недоказуемого в данной теории и из которого (или совокупности которых) выводятся все остальные предложения теории по принятым в ней правилам вывода. При этом современное понимание аксиоматического метода требует от аксиомы выполнения лишь одного условия: быть исходными положениями для вывода с помощью принятых логических правил всех остальных предложений (теорем) данной теории. Вопрос об истинности аксиомы решается или в рамках других научных теорий, или при нахождении интерпретаций данной системы: реализация некоторой формализованной аксиоматической системы в той или иной предметной области свидетельствует об истинности принятых в ней аксиом. Критерием истинности аксиомы в содержательных теориях является, в конечном счете, практическая применимость теории в целом [Педагогика, 2005, с. 16, 454].

Аксиоматический метод имеет строгие правила и точный формализованный язык (однако в науке не все поддается строгой формализации, позволяющей дедуктивным способом прийти к каким-либо выводам). Аксиоматический метод в ряде неформализованных наук (к ним относится и педагогика) требует эмпирического подтверждения ("Практическая деятельность людей миллиарды раз должна была приводить сознание человека к повторению разных логических фигур, дабы эти логические фигуры смогли получить значение аксиом" – В.И. Ленин, ПСС, т. 38, с. 181-182).

Итак, аксиомы (постулаты) – некие основополагающие положения той или иной системы знаний, того или иного формализованного языка. Аксиомы обладают логическим иммунитетом – их невозможно ни доказать, ни опровергнуть.

Скажем также, что "смысл и содержание аксиоматического построения естествознания заключается в том, что любые наблюдаемые явления и законы природы могут/должны быть осмыслены и объяснены только как следствия (как теоремы) небольшого числа априори принятых понятий и утверждений, называемых аксиомами и постулатами. При этом, аксиомами должны быть наиболее простые и очевидные для большинства людей утверждения, принимаемые не как выводимые теоремы, а как исходные естественные утверждения – не использующие какие-либо другие утверждения и рассуждения. Например, такие – часть всегда меньше целого, а целое больше любой своей части. Или – "равные порознь третьему равны между собой", и "если к равным прибавим равные, то получим равные". Последние два утверждения являются второй и третьей аксиомами Эвклида, имеющимися в первой книге его знаменитого труда "Начала" [Ротгауз, Академия Тринитаризма, 2011].

Постулаты и аксиомы в педагогике существуют давно (в частности, в народной педагогике, религиозных учениях, на которых она строилась); они интуитивно и недостаточно осознанно используются в педагогике, поскольку теоретически слабо изучены. В числе немногих можно назвать работы А.И. Кочетова, И.П. Подласого, Б.М. Бим-Бада, К.Д. Ушинского и др., где предпринимаются попытки исследовать отдельные основополагающие педагогические аксиомы.

Отметим, что наиболее глубинными аксиомами науки являются аксиомы, или законы, логики, которая выступает языком науки, оперирующей абстрактно-логическим мышлением. Аксиомы (законы) логики, не поддающиеся анализу при помощи логических средств (хотя бы потому, что на основе этих аксиом кристаллизуются данные логические средства), покоятся на основании человеческой практики, которая "миллиарды раз должна была приводить сознание человека к повторению разных логических фигур…", то есть аксиом.

В целом можно говорить об аксиомах (законах) логики – формализованном языке науки как формы общественного сознания, а также об аксиомах отдельных формализованных языков, где, согласно теореме о неполноте К. Гёделя, имеются отдельные (аксиоматические) утверждения, которые невозможно ни доказать, ни опровергнуть в рамках этих языков.

Но существует ли аксиома науки вообще, которая бы выступала в качестве таковой для всех отдельных наук? Мы в данном случае не говорим об аксиомах логики, являющихся процедурными принципами организации и движения научной мысли. Мы имеем в виду некую аксиому умозрительного (теоретического) построения (репрезентации) реальности вообще, которая в силу декартовского принципа тождества бытия и мышления (к которому, кстати, склонны и некоторые философы-материалисты) должна выражать (и реализовывать) принцип организации нашей реальности, нашего бытия.

Такая аксиома реальности (ее было бы уместнее назвать универсальным объяснительным принципом) существует, иначе бы реальность (бытие – наш мир, Вселенная в целом) не понималась бы цельной и целостной, тождественной только себе системой, иначе бы не разрабатывались теории фрактально-голограммной сущности Вселенной. Она, как известно, на своем фундаментальном квантовом уровне предстает единым нерасторжимым комплексом, в котором такие полярные аспекты, как часть и целое, простое и сложное, причина и следствие, настоящее и будущее… не дифференцируются [Цехмистро, 1987, 2002].

Аксиома реальности также должна проистекать из практики, подобно аксиомам логики, однако данная практика, по понятным причинам, должна быть практикой практик с тем, чтобы на ней покоилась аксиома реальности – аксиома аксиом.

Что же это за практика практик? Думается, что эта фундаментальная практика свойственна для всех без исключения людей, то есть это основополагающая практика для Homo sapiens – человека как разумного мыслящего существа.

Данная практика практик выражает процесс осмысления фундаментальной ситуации человека в мире, которая реализуется в философской традиции рассматривать реальность в виде триады: человек, мир и граница, полагаемая между ними (внутреннее – граница – внешнее; Я – граница – не-Я ¹; субъект – граница – объект).

Эта триада представляет собой наиболее обобщенный (то есть всеобщий) абстрактный образ реальности, ее целостное описание ². Отмеченная триада должна выступать аксиомой аксиом при условии, если она получит соответствующую интерпретацию посредством определенной системы понятий (категорий), которые сами должны характеризоваться наиболее высокой степенью абстракции. Анализ категориальной базы философии и естествознания позволяет утверждать, что таковым категориями выступают "движение", "связь", "взаимодействие" – наиболее существенные характеристики реальности, ее универсальные инварианты, которые проистекают из рассмотренной практики-практик. Диалектическое единство отмеченных основополагающих фундаментальных аспектов бытия поясняет М.С. Каган, обращающий внимание на то, что "взаимодействие – это процесс непосредственного или опосредствованного влияния объектов (субъектов) друг на друга, что порождает их обусловленность и связь; и именно причинная обусловленность является главной особенностью взаимодействия, когда каждая из сторон становится причиной другой и, как следствие, одновременного обратного влияния противоположной стороны, что и предопределяет развитие объектов и их структур" [Каган, 1991, с. 58-59].

Упомянутые категории как фундаментальные смыслообразующие начала науки и философии сами выступают аксиоматическим принципом, согласно которому все многообразие явлений и предметов во Вселенной актуализируется именно в виде трех структурных аспектов, соотносящихся с движением, связью и взаимодействием.

Кроме того, каждый из этих аспектов выступает своеобразной аксиомой, когда связь выступает аксиомой связи, выражающей абсолютный принцип всеобщей связи явлений, согласно которому абсолютно все связано со всем. При этом эта связь реализуется не только по принципу взаимной рефлексии иерархичности сред, когда, как отмечает Г.А. Югай, “чем более элементарным является структурный уровень живой материи, тем противоположный уровень, который рефлексируется в нем, оказывается более высоким (атом – биосфера)” [Югай, 1976, с. 211]:

Аксиома связи утверждает именно всеобщую связь всего со всем (независимо от иерархических уровней сущего) ³, что иллюстрируется при помощи синергетического конструкта – хаоса, выступающего возможностью абсолютной связи элементов системы, вошедшей в бифуркационную (критическую, "нулевую") фазу своего развития. В этой своей роли аксиома связи выступает методологическим началом организации науки, поскольку позволяет рассматривать научные объекты, относящиеся к разным предметным областям, как методологически изоморфные фрактально-голограммные образования, что дает возможность применять метод междисциплинарной редукции (например, сводить биологического к социальному и наоборот), что, по сути, выражает основной принцип системного анализа: по мнению Ю. А.  Черняка, системный анализ – “это средство борьбы со сложностью, средство поиска простого в сложном” [Черняк, 1975, с. 51], при этом, как отмечает У. Эшби, “теория систем должна строиться на методе упрощения и, в сущности, быть наукой упрощения... в будущем теоретик систем должен стать экспертом по упрощению” [Эшби, 1966, с. 177; см. также: Хале, 1965]. Как пишет А. К. Сухотин в книге "Парадоксы науки", вывод о плодотворности упрощений подтверждается результатами специальных тестов, проведенных психологами: установлено, что ученики уверенно решают задачи, предъявляемые в обобщенных структурах, чем когда это же содержание задано в конкретных формах [Сухотин, 1978, с. 161].

Аксиома связи также устанавливает тождество бытия и мышления, когда мышление организуется по законам бытия, примером чему может служить концепция развития интеллекта Ж. Пиаже, который показал, что всякое мышление есть, в сущности, интериоризованное действие; поэтому организацию внешнего действия человека и внутреннего мыслительного процесса можно охарактеризовать единым обобщенным способом, а эти акты при этом следует представлять как разные пункты развития одной и той же тенденции, присущей живому, когда логика человеческого мышления соответствует логике актуализации бытия.

Следующей универсальной аксиомой следует считать аксиому развития, согласно которой любое развитие осуществляется по единой динамической канве. Таким образом, аксиома развития не только констатирует универсальность развития всего и вся, но и дает ясное представление о развитии проблемных явлений современной науки.

Наконец, аксиома взаимодействия выступает универсальным системно-структурным началом сущего, поскольку любое взаимодействие реализуется как структурная сущность, требующая наличия определенных элементов целого. При этом универсальность взаимодействия требует и универсальной структуры, где это взаимодействие имеет место. Отсюда проистекает универсальная модель бытия, которую мы концептуализируем.

В целом, универсальная аксиоматическая база, которую мы пытаемся построить, призвана реализовать прогностическую функцию науки в ее целеполагающем и телеологическом аспекте, то есть она должна выступить в роли прогноза развития общества (в частности, педагогики и образования) – в этом заключается эвристичность универсальной аксиоматической базы, важность которой можно проиллюстрировать высказыванием Р. Декарта, который заметил, что знание немногих принципов освобождает от знания многих фактов.

1Вселенная состоит для каждого из нас из двух частей; одна – это Я каждого из нас, и другая та, что лежит вне этого Я (Клод Сен-Симон); Тварная и духовная сущности человека находятся в противоборстве. Это единство противоположностей является по существу, движущей силой прогресса человечества (Н.Н. Александров); Человеческая природа во многих отношениях совершенная и возвышенная, тем не менее, проявляет многочисленные и крупные дисгармонии, служащие источником многих бедствий. Человек должен будет изменить свою собственную природу для того, чтобы сделать ее более гармоничной (И. И. Мечников); У дикого животного в естественных условиях не возникает конфликта между его внутренними склонностями и тем, что он "должен" делать, – вот эту райскую гармонию и потерял человек (Конрад Лоренц); Двойственность человека состоит в его "тварности", биологической сущности, духовной его ипостаси, "микрокосма", отражающего, познающего и перестаивающего окружающий мир. Человек – не "образ божий", а потомок дикого, хищного зверья. И дивиться надо не тому, что в человечестве так много этого дикого и хищного, а тому – сколько в нем все-таки самопожертвования, героизма, человеколюбия (Викентий Вересаев) [Александров, http:/ /www. trinitas.ru /rus/doc /0009/001a /00091048.htm]

2 отметим, что триадный способ познания и освоения реальности является универсальным для индоевропейской научной и культурной традиции, о чем мы подробно пишем в нашей монографии "Целевые ориентиры развития человека в системе образования: интегральный подход", Житомир, 2009 – http://eprints.zu.edu.ua/4073/. Интересно, что еще пифагорейцы считали первым настоящим числом число три, поскольку оно имеет начало, середину и конец. А Пифагор впервые ясно сформулировал краеугольный камень всей эзотерической науки – закон всеобщей троичности, придавал ему первенствующее значение, когда утверждал, что в синтезе трех кроется тайна космоса. Этот закон давал широкую и прочную основу для классификации наук, для построения космологии и философии [Бурау, 1996, с. 56].

3 Всеобщее понимается как закономерная связь "материальных явлений, в смысле закона их сцепления в составе некоторого целого, в составе саморазвивающейся тотальности, все компоненты которой «родственны» по существу дела не в силу того, что все они обладают одним и тем же одинаковым признаком, а в силу единства генезиса, в силу того, что все они имеют одного и того же общего предка, или, выражаясь точнее, возникли в качестве многообразных модификаций одной и той же субстанции, имеющей вполне материальный (т.е. независимый от мысли и слова) характер" (Э.В. Ильенков)

формате PDF (11036Кб)