Мне поступило несколько писем по вопросу, вынесенному в заглавие. Сначала я просто хотел ответить всем вместе. А получилось обобщение, причем в одном месте неожиданное для меня самого. Я понял генетический смысл если не тринитаризма, то тринитарной схемы.

ТЕЗИС 1. В опубликованных в АТ статьях я выделил три иона тройки.

1. ИОН 1. Тройка, тяготеющая к двойке.

Это изначальная пара (противоречие), но пара, образующая третье при взаимодействии сторон. Вот ее изображение:

2. ИОН 2. Чистая тройка.

Статически в графике – это простая трехосевая центрическая конструкция. Ее символ – трехлучевая звезда. На нее можно повесить круги или треугольники или что угодно еще. Если замкнуть точки звезды, получится нечто обратное: равносторонний треугольник. Но исходная схема одна и та же.

Око Бога в таком треугольнике есть почти во все религиях. И даже на долларе оно тоже есть. Я привел массу вариантов знаков на этих двух основаниях – оси и треугольник. У них всегда некий особый набор значений.

3. ИОН 3. Тройка, тяготеющая к четверке.

Тяготение выражается в том, что средняя часть, уровень особенного, системный уровень осознается как «наиболее богатое». Более богатое, чем парные верхняя и нижняя границы.

Это среднее третье живет во времени, процессуирует.

Раздваивая богатое среднее третье, мы получаем четыре. Состав системы. Значение данного иона в том, что мы акцентируем эту возможность среднего уровня раздвоиться. Потенциально подразумеваем ее.

Вроде та же тройка, но значение у нее другое и применимость иная.

ТЕЗИС 2. Я ввел два способа отображения тройки:

1) Статический. Я преимущественно использовал системный ракурс чистой тройки. Это Иерархия, это структура в системе.

Но что означает иерархия? В общем, широком смысле – то же, что и равносторонний треугольник: три – едины. Поскольку нет системы вне надсистемы и подсистем. Нет Мира вне Надмира и Подмира.

Но в узком смысле иерархия означает именно устройство системы и еще, что самое важное – подчиненность уровней по вертикали. Введение одной доминирующей оси вместо равенства трех – это более специальное толкование статической тройки. Тем не менее, это все та же троичность, того же среднего типа – ион 2.

Системный подход имеет в виду управляемость, он для этого был создан. Чтобы не было вопросов в дискуссиях, а они уже возникли в переписке: я строю свои схемы прежде всего в рамках системного подхода. Когда выхожу за его пределы, стараюсь оговаривать это. И оппонентов спрашиваю: а Вы в каком подходе работаете? Откуда задаете ваши вопросы. Это элементарная методологическая культура для научного разговора.

2) Динамический способ отображения тройки.

В циклической парадигме это трехфазовый цикл.

Изначально это одно и то же: в этом состоит единство системного воззрения и его циклических моделей: видеть одновременно статику и динамику. Но графически нужен особый ход – суперпозиция, наложение статической схемы на динамичекскую.

Мы их вынуждены соединять рядом, статику и динамику (цикл и иерархию), чтобы хронотопически удерживать целое.

Тем не менее эта кентавр-схема очень эвристична. При умелом использовании она открывает бесконечно много возможностей.

* * *

Теперь по сути. Все это – пакет аспектов, при помощи которых можно удерживать архетип троичности. Это доски, зеркала – каждый со своим ракурсом (качество). И важно, что эта совокупность ракурсов конечна. Я уже не могу сказать «и так далее». Исходя из этого набора можно выдвигать какие-то суждения. Вот самое важное из них.

Тринитаризм в качестве объяснительной схемы использует среднюю чистую тройку (ион 2), но тройку особого типа!

Она и не статическая, и не динамическая. Это тройка до разделения на статику и динамику, откуда ее «непостижимость», о которой пишет Соловьев. Чтобы понять этот тип, нужно почитать Хлебникова: Слово до начала времен, ЧислоИмя и т.д. Если говорить генетически, здесь мы идем в точку возникновения, начала. Мир до творения. В этой точке только и можно понять, как три могут быть одним.

В истории культуры это «хлебниковское» стремление возникает всегда в очень определенные моменты: перед точкой бифуркации (революции) ментального типа. Но про это разговор особый. Пока же немного о другом.

Все схемы становящегося тринитаризма в истории являются вариантами рассмотренных выше ракурсных схем – трех ионов тройки и двух ее отображений (хроно- и топо-). Можно пройти по истории тринитарных моделей и обсудить, на примере текстов Дэвида К. Бернарда, какая разновидность была использована, например, в христианстве определенной школой или ересью на том или ином этапе. Более того, в этих исторических сменах схем есть свой алгоритм, и именно он очень интересен.

Но важнее всего то, что конечным итогом исторического алгоритма изменений является схема «равнозначность трех начал», три в одном, триединство и т.п. Т.е. это отмеченный чистый средний тип, вне статики и динамики. Он и есть тринитарный по определению. Остальное – аппликация его значений, что тоже немаловажно.

Таким образом, тринитарное – если сгруппировать все сказанное выше – это пакетное понятие, понятие-граф, понятие-волна (см. Сетров, Субетто и др.).

Признаком того, что некая культура прошла по всем основным аспектным схемам, использовала их, является ее приход к этому чистому тринитарному типу. Этим завершились многовековые дебаты в христианстве.

* * *

Говоря о других культурах, в основном почему-то пишут о тримурти, а в Индии, кстати, есть философское ядро множества учений – Раджа-Йога. Три начала – Материя, Энергия, Ум – «сливаются» вместе. Напоминает европейский аналог «вещество, энергия, информация». При ближайшем рассмотрении схемы это, скорее всего, будет наш первый ион тройки. Соединений Ума и Материи порождает Энергию.

Схема тримурти – это тоже наш первый ион тройки: пара «создание – разрушение» (почти что синергетические «порядок – хаос») и третье, возникающее от их взаимопроникновения. Живет в нашей реальности это третье, а пара – это начала (по отношению к этому третьему). Для самого третьего пара – это взаимодействующие силы; но взятые сами по себе – вне нашего третьего – каждая из сторон противоречия может быть рассмотрена изолировано. Поэтому тримурти иногда изображаются как три ипостаси, три бога, три формы Единого. А функционирующая связка, схема сборки: два, порождающие третье.

Попытки трактовать тримурти как чистый третий тип неверны. Но неизбежны. Поскольку, повторюсь, мы имеем в понятийном поле взаимосвязанный пакет разных схем. И найдется школа, ересь или кто-то, кто будет использовать незанятую никем схему. Пока все поле возможностей в истории не будет исхожено, как писал Н.Я. Данилевский.

ПРИЛОЖЕНИЕ

Это часть моей старой статьи 1989 года.. Она другая по жанру, но она по затронутой теме – иллюстрирует некоторые понятия.

Три русских поэта и Раджа-Йога

На перегибах графика истории, на переломе эпох, лучше всего видны все прошлые и наступающие тенденции. Три поэта открывают нашу эпоху: Блок, Маяковский и Хлебников. Возможно, другие думают иначе, но это утверждение достаточно объективно, ибо подтверждено чисто статистически – будущим их влиянием на наш менталитет.

Характерна судьба их творчества в двадцатом веке. Блок, хоть и со скрипом и многими оговорками, не запрещался все советское время. Маяковский шел напролом, но узаконен после смерти, хотя сегодня некоторыми как поэт уже отвергается. Но придет время, откроют заново. Более-менее ровно Маяковский тоже прошел через всю советскую эпоху.

А вот Хлебников словно исчез после смерти, да так надолго, что от него остались легенда имени и загадка творчества. И сегодня его творения едва ли по зубам самым начитанным из знатоков. До масс ему идти еще долго, что и к лучшему: сакральное знание не предназначено для всех. В чем тут дело: его сложнейшие тексты кажутся нам непонятными по причине разрывов в нашей культуре. Современники Хлебникова их сложными не считали, и вот почему: все сложности, бывшие до него, они тоже усвоили, а новое, сказанное им, не казалось им столь уж сложным. Напротив, явное тяготение к цифрам выдает в нем тип поэта-ученого, а это по форме проще того же символизма, хотя одновременно по содержанию сложнее всего серебряного века.

В чем сходство этих трех поэтов с Раджа-Йогой? В сути построения, в логике, в том, что называется инвариантом. Маяковский берет мир со стороны его вещественной определенности и в момент его фактической завершенности. Издававшийся его друзьями-конструктивистами журнал “Вещь” наиболее точно характеризует мир поэзии Маяковского. Вещественно – это “весомо, грубо, зримо”. Его мир контрастный и ставший, в нем фигурируют “хорошее – плохое”, “наши – чужие”. Кончено! Парадоксальность художественных миров Маяковского в том, что глина его мира – прошлое, вещество, ставшее. Осуществленность или скорее тоска мечтателя по ней. Вот задумайтесь-ка: материальна в нашем восприятии сама его личность, даже его голос “агитатора, горлана, главаря”. Он врезается в сознание раз и навсегда.

Напротив, облик Блока текуч и фиксации не поддается. Его слово – его Слово – мерцает, переливаясь вечной двойственностью. Грубая материя для Блока противоестественна, его голос – “белый” (И. Анненский). Современников (из воспоминаний) поражает в нем идеальная рафинированность всего его облика, вещей, даже кабинета Блока: он вынул перочинный ножичек из замшевого чехольчика, а его достал из шкатулки тонкой работы. Находясь в изысканном камерном мире, Блок занят в поэзии тем, что слушает музыку миров. А музыка существует “здесь и сейчас” – это категория Настоящего, Энергии, Вибрации, о которой постоянно говорится в восточной философии, и именно в музыкальных терминах. Итак, мир поэзии Блока – есть динамическое и текучее.

Третий в этом ряду – Хлебников. И догадливый читатель готов отождествить его поэзию с Умом, с информацией, с будущим, что немедленно подтвердится. Если у Маяковского все разведено до истинно диалектического черно-белого состояния, то у Хлебникова – напротив: все свернуто до монады и погружено в себя. Маяковский скульптурен и монументален, Блок – музыкален, и сама его поэзия есть материя музыки; Хлебников же есть “смысл”, в котором слово и цифра еще не разделили свои функции. Синтетические миры Хлебникова существуют как бы до всякого становления и всякой завершенности.

Отсюда проистекает его теория “числоимени”. Слова – “звуковые числа”, “числа бытия”, “числовое письмо”. Чтобы аналогии что-то проясняли, я сомневаюсь, но тем не менее: современные исследователи строят энергетическую меру букв и получают слово как численное выражение, как сумму численных мер букв. Обнаружилась система: что самое интересное, синонимы в таких теориях получаются одинаковыми по числу. Есть фундаментальные работы, посвященные, например, числу и слову в Библии, в Апокалипсисе и т.д.

Эти энергетические построения Хлебников чует, как и то, что слово действенно и что именно оно изменяет мир. Одновременность и страшная сила универсального потенциала нашла выражение в его мощном символе – Молнии. Надо долго идти к пониманию цикличного и информационного единства, чтобы воспринять его слова о том, что “человек в конце концов молния, что существует большая молния человеческого рода – и молния земного шара”. Потенциальная энергия образа “молнии” как бы убирает время. Его молния вне времени и не единовременна.

Мир Маяковского ощутим: здесь живет некто могучий – герой. Мир Блока можно спеть, можно зарезонировать с его интонацией, и тогда обнаружится, что его герой живет в волшебном ожидании – “будто с моря мне подали знак”. Его природа волшебно-романтическая, почти гофмановская. Мир Хлебникова существует до Творения: это – мир Бога до того, как Бог решил создать миры. “В начале было слово” – это Слово Хлебникова. Оно универсальным образом потенциально. Перед нами – философия Абсолютного Слова, скорее раздел философии и математики, чем литературы. Астрономия и математика не случайные упоминания: в этой философии Слова воплощаются в космогонию – картину мира. Космос Слова во всем подобен космосу материальному, как бывшему, так и будущему, – вечному. Образы Хлебникова имеют природу мифического или мифо-поэтического характера: чистым усилием мысли можно воздействовать на Мировую Волю. Он запросто персонифицирует такие абстракции, как Мысль, Вселенную, Мировую Волю, в образы. Внутреннее и внешнее при этом неразличимы.

Я верю: разум мировой

Земного много шире мозга

И через невод человека и камней

Единой течет рекой,

Единою проходит Волгой.

Это – из поэмы “Синие оковы”. Синие оковы – сияющий круг умного неба, одновременно внешнего и внутреннего, это всеобщая небесная, световая, умная связь всех и всего. Свободная Необходимость природы, единая цепь превращений вселенского Ума. Ибо, вспомните, все есть единое.

После Хлебникова пути поэзии кажутся либо подражаниями, либо возвратами. И не в силу чрезмерной умности или “зауми”, как в хлебниковские времена Бунин именовал некоторые претензии своих оппонентов, подразумевая выход за грань Ума. Точно так же, как в Слове-Числе у Хлебникова, в пространствах Малевича живопись уткнулась в самозавершение. Она наткнулась на потенциальное, замкнутое в себя состояние мира до начала времен. Столь прославленный “Черный квадрат” Малевича безмерно прост. Кстати, этих квадратов у Малевича три: белизна “Белого квадрата на белом фоне” – это уже насмешка над изобразительностью вообще, она противостоит черноте и определенности черного квадрата. А “Красный квадрат” сама энергия, рожденная от столкновения, конфликта черного и белого. Так два художника в разных видах искусства в одно и то же время открывают одно – поток информации, мировую возможность всего, Ум.

Как показывает история культуры, идти за эту зыбкую грань творения нелегко даже художникам. Всем нам идти туда можно только вместе с человечеством как с целым, как с единым организмом. Вот почему третья мера человека – вселенная в нем – прежде всего осознается поэтически, и только потом – иначе. И именно русскими: здесь – явный синтез Восточного триединства в формы Западной культуры, который был возможен исключительно в России, и лишь тогда.

Мне не очень нравится наш современный авангард: он просто еще не дорос до миров Хлебникова и Малевича. Но непременно дорастет, дайте срок. И дорастет именно здесь, в этой парадоксальнейшей из стран, где люди что-то пишут для человечества, голодая, и вместо так называемого бизнеса упорно продолжают заниматься написанием подобных статей. Словно судьба мира зависит от того, как мы с Вами, дорогой читатель, его понимаем. Хлебников был уверен, что это именно так.