По следам моего выступления на «Радонеже», опубликованного на сайте АТ, отделом науки «Независимой газеты» мне было предложено подготовить краткую статью на эту предельно сенсационную тему. Но пока я готовил эту статью, мнение редакции почему-то круто изменилось, и мне было отказано в публикации на эту тему как «надуманную». Предлагаю коллегам по сайту АТ эту статью. Предлагаю также вернуться к моей публикации на сайте от 30 июня. Время не ждёт: уже через два месяца ЦЕРН планирует начать эксперименты с лобовыми столкновениями пучков сверхэнергичных протонов.

Опасения по поводу того, что физический эксперимент может непроизвольно спровоцировать космическую катастрофу, имеют давнюю историю. Они восходят к Нобелевской лекции Ф. Астона 1922 г. В ней изобретатель масс-спектрографа, опытно доказавший существование изотопов и релятивистского дефекта массы в атомном ядре, обрисовал перспективу извлечения колоссальной энергии из реакции синтеза лёгких ядер водорода в ядра гелия. Однако в условиях Земли он считал соответствующие эксперименты предельно опасными. Реакция может выйти из-под контроля физиков, захватив водяные пары атмосферы, реки и моря вплоть до Мирового океана. В результате «колыбель человечества» планета Земля вспыхнет в нашей Галактике недолговечной новой звездой.

По тем временам это была сугубо интуитивная и умозрительная концепция. Тогда же Э. Резерфорд категорически отрицал возможность искусственного крупномасштабного высвобождения внутриядерной энергии. В том же 1919 г., в котором Астон совершил свои эпохальные открытия, он осуществил первую искусственную реакцию превращения ядер азота в ядра кислорода. Но как сложить ничтожные высвобождения ядерной энергии в единичных микроскопических актах в сверхмощный макроскопический процесс, в котором должно согласованно работать колоссальное количество ядер порядка числа Авогадро 6,023.10²³ и более? Этого тогда не знали.

Помощь пришла со стороны химической кинетики. В ней в 30-х гг. ХХ в. Н. Н. Семёновым и С. Хиншелвудом была разработана теория цепных реакций горения и взрыва. Эта теория была выдержана в ключе сугубо классической физики последней четверти XIX в. – кинетической теории газов. Она была существенно сложнее, так как систематически учитывала переменное количество частиц в системах с химическими реакциями. Тем не менее, движения частиц и их столкновения она исходно понимала в духе классической механики Галилея–Ньютона. К методам теории вероятностей она также обращалась только как к сугубо вычислительной математике, позволяющей обойти непринципиальные трудности расчёта сверхсложных механических систем.

Физики-ядерщики творчески заимствовали эту теорию применительно к ядерных процессам с размножением нейтронов, тщательно откорректировали её в соответствующих экспериментах. В результате в 1938 г. О. Ганн и Ф. Штрассман осуществили на практике первую цепную реакцию деления ядер урана, а Л. Мейтнер и Ф. Жолио-Кюри дали их результату адекватную теоретическую интерпретацию. В те же годы Г. Бёте на основе теории цепных реакций построил теорию термоядерных превращений химических элементов в недрах звёзд при температурах за миллион градусов и при чудовищных давлениях. Дальнейшая история хорошо известна: инициация А. Эйнштейном, Е. Вигнером и Л. Сциллардом создания ядерного оружия в США и Г. Н. Флёровым – в СССР.

Об опасениях Астона вспомнили в период первых испытаний ядерного оружия, особенно под водой. Но это уже было на уровне журналистских сенсаций, а также опасений учёных, далёких от ядерных программ и вообще от теоретической физики. Засекреченность ядерных программ дополнительно подогревала такие опасения. Но специалисты на основе сугубо классической теории цепных реакций хорошо понимали, что ядерный взрыв никак не может сдетонировать глобальной цепной реакцией ни в атмосфере, ни в почве, ни в водах Мирового океана. А иначе для чего гигантская работа по обогащению изотопа урана-238 изотопом урана-235 и по наработке плутония-239 из урана-238? Для чего критическая масса делящегося вещества? Для чего государственные тайны такого подрыва критической массы, чтобы она взорвалась как сверхбомба, а не как ядерный реактор? (Опыт второго рода получен в Чернобыле.) Для чего государственные тайны подрыва ядерным взрывом специально подобранной термоядерной взрывчатки в водородной бомбе?

Таковы были аргументы творцов ядерного оружия в пользу безопасности ядерных и термоядерных взрывов в атмосфере, под водой и под землёй. (Радиоактивное заражение местности – это опасность совсем другого порядка и масштаба.) В роли экспертов по безопасности выступали они сами. Их аргументация базировалась на точных расчётах и прогнозах сугубо классической теории цепных реакций деления тяжёлых ядер и синтеза лёгких ядер. Безопасность экспериментальных ядерных взрывов обосновывалась систематически достоверным пониманием конкретной кинетики цепных реакций ядерного деления и ядерного синтеза.

Таким образом, вопреки до сих пор популярным представлениям, в первых ядерных испытаниях не было никакого методологического авантюризма. Однако поэтапным углублениям экспериментальной физики в субъядерный микромир он сопутствовал. И теперь, когда Большой адронный коллайдер (и не только он) способен разорвать сверхпрочные межкварковые связи в протонах, искусственно воспроизвести материю первых микросекунд Большого взрыва, этот методологический авантюризм фундаментальной физики принял почти очевидные предельно опасные формы.

В настоящее время в определённом смысле повторяется история ядерной физики 10–20-х гг. ХХ в. Подавляющее большинство теоретиков в области физики элементарных частиц, подобно Резерфорду в те времена, категорически отрицает возможность искусственного высвобождения субъядерной энергии – как целенаправленного, так и непроизвольного, т. е. в прямых экспериментах с искусственно пробуждаемой первородной материи Вселенной с температурой в триллионы градусов. Но история никогда не повторяется полностью, в том числе в области научно-технического прогресса. Нынешняя ситуация в корне отличается от той былой в худшую сторону.

Ещё раз подчеркну, что успех дела в овладении ядерной энергией решила кинетическая теория. Она была построена по научно-мировоззренческим и методологическим канонам сугубо классической физики последней четверти XIX в. Природа самих ядерных сил тогда понималась теоретиками ложно: кварковая гипотеза появились только в начале 60-х гг., а более или менее адекватная теория этих сил (квантовая хромодинамика) оформилась лишь к началу 80-х гг. Для овладения ядерной энергией важно было знать лишь то, с какой вероятностью в разных конкретных веществах взаимодействующие ядра разваливаются на части (в реакциях деления) или образуют более сложные ядра (в реакциях синтеза). Эти параметры (т. н. эффективные сечения взаимодействий) брались из экспериментов и вводились «извне» в сугубо классическую теорию цепных ядерных реакций.

Теперь же по поводу процессов в глубокой субъядерной области – одни гипотезы. Систематически достоверной Единой теории элементарных частиц до сих пор нет. Более того, она недоработана в своих принципиальнейших положениях о неразрывности пространства-времени и материальных процессов. Эйнштейновские теории относительности в начале ХХ в. явились не столько решением этой проблема проблем, сколько её корректной научно-теоретической постановкой. Экспериментальное доказательство в 80-х гг. эффекта Эйнштейна–Подольского–Розена во весь рост поставило проблему синтетического объединения релятивистской физики с кибернетической концепцией информационно-управленческих связей и отношений в субъядерном микромире. Эти связи и отношения тонкие и сверхтонкие. Они принципиально не силовые и не энергетические, с которыми физика только и имела дело с эпохи Галилея и Ньютона. Такие связи и отношения хорошо изучены в живой природе и в компьютерной технике, но в физике они только начинают изучаться.

В общем, главные научно-теоретические открытия здесь ещё впереди. Они, скорее всего, не являются делом ближайших лет. (Быстро и единолично создаются только философские «системы».) И эти открытия, определённо, потребуют уже не просто нового Эйнштейна, а целой плеяды гениев такого ранга.

Со всем этим мало кто из профессиональных физиков станет спорить. Но отсюда наикратчайшим логическим путём следует вывод, которого энтузиасты готовящихся прямых экспериментов с первородной материей Вселенной почему-то не делают или не договаривают.

Глубокая субъядерная область – это область качественно иной и качественно более мощной энергетики по сравнению с ядерной энергетикой стабильных звёзд. Это – энергетика первородных космологических процессов или, по меньшей мере, галактических катастроф типа Сверхновых звёзд. В отличие от ядерной, она напрямую связана с природой пространства-времени в неразрывном единстве с материальными процессами. А здесь больше открытых проблем, чем решённых вопросов. По элементарному методологическому счёту, разворачиваемые прямые эксперименты с искусственно пробуждаемой первородной материей Вселенной не только не имеют никакой научно-теоретической экспертизы безопасности, но и в принципе не могут её иметь. Современные теоретические построения физики элементарных частиц – далеко и далеко не систематически достоверная сугубо классическая теория цепных реакций, которая в 40-х гг. ХХ в. гарантировала локализацию ядерных взрывов в местах их проведения в атмосфере, под водой и под землёй.

Если набрать в Яндексе ключевые слова «Эдриан Кент», то в первой же позиции будет представлена аналитическая статья этого автора в русском переводе А. В. Турчина. Она даёт чёткое представление о том, как аргументируется тезис о безопасности разворачиваемых прямых экспериментов, когда нет систематически достоверного научно-теоретического понимания изучаемых природных процессов. Там сплошные апелляции к теоретическим гипотезам или к прикидочно-статистическим данным наблюдательной астрономии и астрофизики. А подчас экспертов по безопасности заносит в откровенно спекулятивные рассуждения, чтобы в итоговых количественных оценках риска учесть пресечение дальнейшего роста человечества, его культурогенеза и т. п. в случае катастрофического исхода экспериментов. При этом вообще полностью подменяется предмет исследования.

Фактически все мы в заложниках гипотез узкой касты физиков, не представляющих и тысячной части даже деятелей современной Мировой науки. Энтузиасты планируемых экспериментов фактически пытаются склонить всех нас к слепой вере в их безопасность. Однако эта безопасность, не в пример ситуации 40-х гг., на сей раз научно-теоретически ниоткуда не следует.

Такую ситуацию нельзя признать нормальной не только в методологическом отношении, но также в моральном и в международно-правовом.

За более подробным методологическим анализом сложившейся ситуации отсылаю желающих к своим электронным публикациям последних месяцев:

- на сайте www.radonezh.ru/analytic/articles/?ID=2764 к статье в трёх частях «Наука и жизнь» от 27.06.2008;

- на сайте «Академия Тринитаризма» к публикациям №№ 15259 от 28.04.2009, 15296 от 19.05.2009 и 15369 от 30.06.2009.