Отличительной особенностью  нашего непростого времени является откровенно пренебрежительное   отношение к поиску научной истины и к ценности научного знания (особенно гуманитарного) как такового.  Рефлексия как атрибут интеллектуальной жизни стала анахронизмом: все судят обо всем. Причем знания и компетенция с успехом заменяются апломбом и авторитетным тоном.

Стало само собой разумеющимся, что в ходе подавляющего большинства телевизионных шоу по поводу сложнейших проблем украинского «сегодня» высказываются политики, политики, политики и журналисты, журналисты, журналисты. Я с большим уважением отношусь к представителям этих «профессий», однако нельзя не осознавать, что и  те и другие принадлежат к той категории людей, которые предназначены для того, чтобы участвовать в  борьбе за власть.

Борьбе, не имеющей ничего общего с поиском объективной истины, так необходимой для выработки стратегии управления такой сложнейшей системой, каковой является государство. Особенно такое молодое, как Украина.

Место научного знания в такой ситуации занимают мифы. Мифологическая картина мира является прекрасным манипулятивным средством, позволяющим умножать голоса электората и успешно побеждать на бесконечных выборах. В числе наипопулярнейших окололингвистических мифов такие «лидеры продаж»,  как миф о «чистом» русском и «чистом» украинском; миф о русском языке как языке иной, а то и враждебной страны; миф о предрасположенности человека к моноязычности («Одна душа – одна мова»); миф о том, что взаимодействие языков приводит к их «порче»; миф о суржике как исчадии ада; миф о том, что языковые проблемы страны можно решить, если обязать ее население хорошо выучить грамматику,  и, к сожалению, многие другие мифы, появляющиеся или оживляемые по мановению руки наших массмедийных факиров.

Лингвистика, однако, остается наукой о языке. Именно она должна противопоставить псевдоязыковедческой мифологии объективную картину глобальной и украинской языковых ситуаций. Именно в этом я вижу обязанность и высокий долг украинских русистов. Эпоха компромиссов сменяется в жизни нашей страны эпохой консенсусов. Именно для этого времени, наступление которого мы так долго ожидаем, и должны работать лингвисты нашей страны.
Концептуальной основой такой картины, на наш взгляд, является категория русофонии как глобального русскоязычного пространства, активно взаимодействующего со множеством современных партнерских ей «-фоний». Как мы уже писали, именно русофония должна стать объектом русистики как лингвистической дисциплины.

Структура русофонии (как и англофонии, франкофонии, украинофонии …) включает центр, ядро и периферийную зону, формируемые – и это принципиально важно осознавать – различными национальными вариантами русского языка (мы используем здесь и в других наших работах термин «национальный вариант языка» вслед за В.Ю.Михальченко: «Национальные варианты языка появляются в результате территориального обособления носителей языка и развития в разных территориальных образованиях (например, национальные варианты английского языка, функционирующего в Англии, США, Канаде, Австралии)».

Позицию центра русскоязычного пространства занимает российский вариант русского языка. Именно он является основным вариантом реализации в нашем «здесь и сейчас» инвариантной системы русского языка как носителя  качественной определенности русофонии, ее дифференцированности от иных «нерусских» языковых пространств.

Поскольку в лингвистике существует давняя традиция именовать инвариантную языковую единицу, используя ее основной вариант (мы знаем, что фонему невозможно произнести, потому что фонема – инвариантная единица; но мы используем звукотип, являющийся основным вариантом фонемы,  для ее именования и говорим: фонема «о»), мы считаем целесообразным именовать российский вариант русского языка просто и привычно – «русский язык».

Важно, однако, чтобы простота и привычность этого именования не заслонили суть феномена основного варианта как главного, но не единственного национального варианта русского языка. Хотелось бы отметить, что все сказанное справедливо и по отношению, например, к англофонии, в центре которой – британский вариант английского языка, а также к любой другой живой «фонии». Очевидно, что, говоря о русском языке или английском языке в этом смысле, мы имеем в виду литературный язык. Надо сказать, что термином «вариант» мы именуем ту или иную реализацию инварианта в тех или иных условиях. Такое понимание варианта как манифестации инварианта не следует смешивать со значением этого термина в  оппозиции «норма и вариант», навязывающей восприятие варианта как разрушителя нормы. В этой системе координат принято говорить о «региональном варьировании» языка, которое, по словам Л.П.Крысина, представляет собой более или менее значительные отклонения от русской литературной нормы, которые являются следствием интерферирующего влияния языка коренного населения.

 Оценка лингвистами феномена взаимодействия языков имеет решающее значение для понимания содержания понятия «русофония». Мы обязаны оговорить это при переходе к рассмотрению ядерной зоны множества национальных вариантов русского языка, потому что ядро русскоязычного пространства формируется национальными вариантами русского языка, возникающими в государствах, использующих для осуществления социального взаимодействия русский язык наряду с другим национальным языком: украинским, казахским, белорусским … Это украинский, казахстанский, белорусский… варианты русского литературного языка.

Парадоксально, но эти объективно возникающие и существующие феномены до сих пор не воспринимаются современной русистикой как объекты внимания и исследования.  Очевидно, что основной причиной игнорирования украинской лингвистикой существования украинского варианта русского языка как продукта взаимодействия двух языков-партнеров является не политика, а прежде всего традиционно негативное восприятие лингвистикой межъязыкового взаимодействия.

Я убежден, однако, что русистика будущего (равно как и любая другая частная лингвистическая дисциплина) – это русистика, в центре внимания которой окажутся процессы языкового партнерства, процессы совершенствования языка как результат взаимодействия с другими языками. В русистике будущего не будет подвергаться сомнению способность русского языка к образованию национальных вариантов. Напротив, эти варианты будут тщательно исследованы, описаны. В русистике будущего лингвистика языкового взаимодействия займется моделированием закономерностей существования и развития русофонии как одного из важнейших языковых миров, формирующих значительный слой планетарной ноосферы. Чтобы увидеть это будущее, необходимо отказаться от стереотипов, формирующих привычное, удобное, уютное, но эвристически бесполезное мировосприятие «защитника чистоты языка»,  и увидеть ту реальную ситуацию, которая существует в мире.

Дело в том, что языки мира (мы абстрагируемся в данном случае от того очевидного факта, что и народы мира) находятся в состоянии непрекращающейся гонки за выживание. Когда несколько лет назад М.В.Орешкина подарила мне книгу «Языки народов России. Красная книга», я, к стыду своему, не обратил на нее особого внимания. Ситуация изменилась, когда я занялся проблемами русофонного пространства и украинского варианта русского языка. Мы едва ли не ежедневно утрачиваем виды растений, животных и… языки. Этот процесс объективен, страшен и неотвратим. Если только не станем управлять процессом заимствования элементов этих языков для совершенствования языков, которые останутся на планете.

Именно языков, потому что я принципиальный сторонник идеи принципиальной многоязычности человека и человечества. Фразы, подобные такой как «Одна душа – одна мова», вызывают у меня сильную аллергическую реакцию, как и всякие другие проявления хуторского мировосприятия. Я убежден, что никогда человечество не придет к тому, чтобы его потребности обслуживал один язык. Их всегда будет несколько. И круг этих языков в принципе определился: это мировые языки нашего «сегодня» и, скажем осторожно,  группа примыкающих к ним. Эти языки не существуют в изоляции, они активно взаимодействуют друг с другом и с теми языками, которые, очевидно, не выиграют гонку, о которой идет речь. Взаимодействуют, заимствуя у них наиболее удачные номинации, обороты, конструкции. И это взаимодействие объективно, реально и неотвратимо. Оно является важнейшим ресурсом развития языка, его совершенствования, его жизнеспособности. Язык велик не потому, что способен отторгать все чужое. Язык, равно как и народ – носитель языка – велик потому, что он, не утрачивая собственной идентичности, способен интегрировать все самое продуктивное, что есть в языках-партнерах. Во всех партнерах: и тех, у кого есть далекое будущее, и тех, у кого его нет.

Формой этого партнерства, формой осуществления языкового взаимодействия, тем интерфейсом, посредством которого происходит частичное взаимопроникновение языковых систем, являются национальные варианты языка. В нашем случае национальные варианты русского языка как результат его взаимодействия с языками-партнерами. Трудно представить себе число этих партнеров-языков, предоставляющих русскому языку возможность стать лучше, совершеннее, стать более подготовленным к роли одного из тех немногих языков, которые останутся в распоряжении человечества в далеком будущем, предоставляющих возможность языкового взаимодействия.

Феномены языкового взаимодействия и национальных вариантов русского языка заслуживают иного отношения, чем то, которое существует сегодня.

Традиционно негативная оценка обусловлена тем, что взаимодействие языков в господствующем лингвистическом сознании воспринимается как источник «порчи» русского языка. Есть «чистый» исконный русский в России и его «испорченные» собратья в Украине, Белоруссии, Казахстане и в других странах. Я до сих пор вспоминаю, с какой категоричностью было отвергнуто предположение о том, что существует «российский вариант русского языка», выдвинутое мною на конференции по функциональной лингвистике в 2006 году, одним из крупнейших российских лингвистов. С другой стороны, идея украинского варианта русского языка, очевидно, не устраивает тех деятелей украинского политикума, которые заинтересованы в поисках внешнего врага и в объявлении украинского варианта русского языка «языком враждебной державы».

Парадоксально, но один из самых значительных продуктов независимости Украины – украинский вариант русского языка, возникший и развивающийся прежде всего как результат взаимодействия русского с украинским, объявляется иностранным языком. Парадоксально, но в сегодняшней Украине даже не ставится задача профессионального лингвистического изучения того феномена, который мы именуем украинским вариантом русского языка.

Отрадно, что эта ситуация начинает меняться: по решению Верховной Рады Крыма в структуре Крымского республиканского института последипломного педагогического образования создан исследовательский  центр русского языка, основной задачей которого и является лингвистическое описание этого феномена. Мы надеемся, что эта инициатива будет поддержана и другими организациями, в том числе и неправительственными фондами, помощь которых сделала бы работу центра менее зависимой от смены политической конъюнктуры.

Хотелось бы, чтобы изменилась и политическая оценка объективно существующего феномена, каковым является украинский национальный вариант русского языка. История многих европейских стран  с подобными украинской языковыми историями и языковыми ситуациями доказывает, что надежда на это очень велика. Когда финский профессор говорит о «нашем шведском», не упоминая при этом «язык враждебной державы», это хороший симптом для нас. Эту надежду должны укреплять прежде всего украинские русисты, которые обязаны приступить к изучению этого интереснейшего феномена, каковым является украинский национальный вариант русского языка. Мы в этом вопросе отстаем от наших казахстанских коллег, которые достаточно активно приступили к описанию казахстанского варианта русского языка.

Должно стать аксиоматичным, что именно способность обеспечивать коммуникативные потребности населения разных стран, способность порождать национальные варианты демонстрирует силу и мощь языка в большей степени, чем культивируемый миф о способности оставаться «чистым» и «неизменным».

http://rk.crimea.ua