Данная работа является попыткой автора использовать методику совместного с читателем творчества, описанную в работе Дивергенция и ротор исторического процесса.

В соответствии с описанной методикой автор не пытается создать одним своим текстом законченный духовный мир, теорию, с претензией отменить все, до него сказанное.

Напротив, целью является совместное творчество автора, читателя и тех авторов, продукт которых известен обоим, хотя все участники творческого процесса могут при этом отчасти противоречить друг другу в принимаемых постулатах и некоторых выводах.

При таком подходе от читателя требуется известная подготовка, поскольку авторы обсуждаемых книг, в данном случае епископ Иларион, видятся, как собеседники, мнение которых в полном объеме соответствующего произведения известно всем участникам творческого процесса.

Проще говоря, книгу епископа Иллариона [1] автор рассматривает не только как источник более или менее удобных для целей автора цитат, а как замкнутый на самого себя, завершенный, самоценный духовный мир, созданный епископом для своих читателей настолько талантливо и добросовестно, что прочитать его труд, при желании вникнуть в проблему имяславия, просто необходимо полностью.

Этот подход позволит и недостатки обсуждаемого произведения, если таковые найдутся, относить не к личности уважаемого епископа Илариона, а обобщать на более высокий уровень духовного восприятия доступной информации.

Уровень собственного мировосприятия, названный автором духовным самоформатированием, ограничивает творчество епископа точно также, как ограничено творчество школяра, но на своем, епископском уровне, несопоставимом с уровнем школяра, который искренне воспримет епископа, как всесильного творца, ничем не ограниченного.

Таким образом, для эффективного использования методики автора по самоформатированию необходимо самостоятельно ознакомиться с упоминаемыми трудами мыслителей, которые оказываются равноправными участниками личного творчества читателя настоящей работы.

Само собой разумеется, что такое произведение религиозной культуры, как Библия [2], читатель знает не понаслышке и, желательно, первые пять книг, не в единственной редакции.

Целью потраченных духовных усилий является построение читателем собственного духовного мира, столь же самоценного, как миры, открывающиеся перед читателем в книгах духовных гигантов прошлого.

Практическая цель построения собственного цельного духовного мира состоит в нахождении центра приложения всех сил, источника благодати, обретения чувства душевного восторга перед красотой мира.

Для всего этого не обязательно вообще читать книги.

Существует много других практик обретения благодати, более или менее хорошо проверенных столпниками и отшельниками.

В нашем случае методика самостоятельного постижения истины путем чтения чужих мыслей и учета по возможности всех, (не только афишируемых) мотивов пишущего, обусловлена фактом форматирования, произведенного над душой, личной tabula rasa, каждого из нас помимо нашей воли в раннем возрасте, через воспитательные приемы и тщательно подобранные притчи в виде литературных произведений, включенных кем-то в обязательную школьную программу.

Кроме того, построение своего мира, как суммы миров авторов прочитанных произведений, позволяет повысить размерность собственной постройки объективно, что, возможно, обеспечит большую эффективность процесса обретения благодати, по сравнению с десятилетиями уединенной жизни схимника, который ожидает получить все и сразу посредством чудесного озарения.

К сожалению, личный опыт автора не позволяет возлагать на пассивно ожидаемое чудо слишком большие надежды.

Надо и потрудится, а для этого чтение мудрых книг бывает самым подходящим занятием.

Тем более, что реальные православные схимники менее всего производят впечатление бездельников, лениво ожидающих чуда благодати.

Напротив, характерной чертой православного мыслителя прошлого является стремление поделиться своими духовными озарениями письменно, а это обстоятельство предполагает немалые труды по овладеванию письменными духовными богатствами предшественников.

Например, кавказский отшельник схимонах Иларион, проведя в начале 20 века долгие годы в довольно малокультурной обстановке, личной культуры общения не потерял, что и доказано его книгой «На горах Кавказа», ставшей одним из значительнейших культурных достижений той самой эпохи русского «Серебряного века», которая вообще богата на культурные достижения.

Если поставить себе целью сформулировать замысел книги схимонаха Илариона, то

можно это сделать следующим образом.

После многолетних размышлений в уединенной обстановке миролюбивый русский человек пришел к выводу, что в мире присутствует бождественная благодать, и её можно эффективно усваивать, если повторять священное имя православного бога Иисуса.

Как показано в фундаментальном труде нашего современника епископа Илариона, идея эта (молитва Иисусу) не является изобретением 20 века.

Более того, она также стара, как само христианство.

Некоторое время эта несложная жизненная формула устраивала немногочисленных слушателей схимонаха Илариона, и ему даже помогли издать книгу.

Однако вскоре начали происходить странные события.

Монахи русских монастырей Святой горы Афон использовали эту молитвенную практику (умную молитву Иисусу) для самоидентификации, в ходе некоторого внутримонастырского противостояния.

Возможно, причиной являлась некая межнациональная дискуссия, возможно, в среде монахов не искоренились сословные предрассудки.

Это вполне объяснимо, и может быть сочтено за истинные причины происходившего на Афоне имяславского конфликта, который некоторые участники и комментаторы событий пытались назвать борьбой за внутримонастырскую власть.

Странными и необъяснимыми явились следующие обстоятельства.

Противники имяславцев, в пылу дискуссии, позволяли себе топтать ногами записки с именем Иисуса, для доказательства того, что имя это ничего существенного не означает.

Довольно странные поступки в православной монашеской среде, не обиженной духовностью?

Ведь для того, чтобы доказать незначимость имени, как этикетки при субъекте (подход Аристотеля), достаточно потоптать записку с именем любого, самого малограмотного монаха, и спросить его личную реакцию на происходящее.

Уже этот нехитрый опыт позволит выявить довольно очевидный для каждого факт, что любому человеку не очень приятно глумление над его именем.

Отсюда можно было бы сделать вывод о том, что со своим именем даже человек связан духовно (подход Платона).

Тем более, смело отрицать связь Бога с собственным именем у спорщиков не было оснований огульно.

Этот вывод тем более напрашивается там (в Святейшем Синоде), где получали царские телеграммы, в которых царь — глава русской православной церкви просит использовать своё имя для умиротворения спорщиков [1].

В сложной духовной ситуации царь использует собственное имя, как собственный образ, способный авторитетно повлиять на разгоряченных, но в целом довольно неплохих людей, не закоренелых бездуховных злодеев, по крайней мере.

Более того, практика поминания Синода в целом, и его членов поименно, в каждом обряде каждого православного храма как будто говорит о том, что поминаемые иерархи вполне соглашаются с пользой такого поминания, т.е. усматривают практическую связь между своим именем и собственной пользой.

Таким образом, совершенно невероятным кажется то, что произошло на Афоне весной 1913 года волей Синода.

Монахов имяславцев обвинили в ереси, имя Христа в приказном порядке отделили от образа Бога и затем, в трогательном единстве церковной и полицейской власти, подвергли строптивцев многолетнему общественному остракизму, формально, за Иисусову молитву.

Невероятность происшедших в ходе борьбы Синода с имяславием событий приводит к необходимости их тщательного анализа, для поиска истинных причин происшедшего с православными монахами Афона.

Из Афонской истории разгрома Синодом имяславия, как практического образа жизни православного инока, предварительно можно извлечь следующие уроки.

Урок 1.

Обращает на себя внимание детальное совпадение ситуации, развивавшейся в России вокруг афонского движения имяславцев в период с 1911 по 1913 годы с евангельской историей.

-В обеих историях проповедовать берется «простец», получивший благодать через внутреннее духовное прозрение, минуя в основном, официальные храмовые религиозные практики, официальные степени богословского образования и пышные обряды высокопоставленных в человеческом обществе служителей культа.

-В обеих историях проповедь инока из народа, «простеца» с точки зрения книжников и фарисеев, собирает около него страстно и искренне верующих.

-В обеих историях общественные религиозные интересы концентрируются вокруг образа Иисуса.

-В обеих историях административные власти идут на поводу у церковных иерархов.

-В обоих случаях название высшей религиозной инстанции практически совпадает (Синод – Синед (рион)).

-В обеих историях церковные иерархи, книжники и фарисеи проявляют неадекватные ситуации (мирная проповедь среди смирного народа) эмоции, жестоко преследуя проповедников имени Христа.

-В обеих историях именно церковные иерархи добиваются резкого осуждения проповедников миролюбивого вероучения и доводят ситуацию богословского спора до предела кровопролития.

-В обоих случаях церковным властям не удается скрыть событие: проповедь имени Иисуса и гибель проповедников имяславия, и эти события постепенно захватывают воображение все более широких слоев населения.

При этом растет число сторонников новой доктрины.

-В обоих случаях краткая, вполне нехитрая проповедь искреннего простеца – инока развивается в сложнейшее религиозное учение и выходит за узкие рамки богословия или вообще, какой либо одной научной дисциплины, касаясь всех сфер существования духовного человека.

Именно это, последнее обстоятельство дает нам повод, не имея специального богословского образования, принимать участие в обсуждении труда епископа Илариона, по существу.

Урок 2.

События вокруг имяславцев позволяют детально прояснить процесс духовного развития целого народа в эпоху евангельской истории.

Этот процесс условно можно разложить на следующие этапы.

- В обществе априори существует организованная иерархия духовных вождей, в компетенции которых находятся вопросы религиозного ритуала (Синедрион, Синод).

- По определенным причинам деятельность иерархии по производству духовного продукта перестает удовлетворять духовные потребности мирян.

- Появляется не облаченный официальным признанием духовный учитель, излагающий фундаментальные понятия религиозной этики.

- Проповедь «простеца» находит горячий отклик у религиозных слушателей из простонародья.

- В государстве идеи «простеца» приобретают форму законченного ритуала после санкции высшей власти. (Император Константин, князь Владимир).

- После завершения построения духовной иерархии для исполнения детально разработанного ритуала приходит новый «простец», и своей проповедью фундаментальных основ религиозной этики разрушает с огромными затратами созданную иерархию духовных служителей.

Таким образом, один цикл духовного развития народа, организованного в организм государства усилиями членов иерархии, завершается проповедью «простеца», и с этой же проповеди начинается новый цикл духовного развития, сопряженный с созданием нового ритуала и соответствующей иерархии для его реализации.

В этом циклическом процессе важным моментом является то обстоятельство, что «простец» учит самым простым вещам, буквально, утверждает существование Творца и возможность для каждого человека ощутить это существование прямо из самоличного созерцания мироздания.

Это означает, что официальный государственный ритуал и соответствующая духовная иерархия в определенный, критический, предреволюционный момент своего развития утверждают нечто иное, что и не удовлетворяет духовные запросы народных масс.

Показателен в этом смысле донос на схимонаха Илариона, приведенный ниже [1].

Анонимные монахини в доносе бесхитростно излагают представления простонародья о духовной иерархии Российской империи начала 20 века.

Отсюда можно сделать следующие выводы.

-Евангельская история появления проповедника основ православной веры не является уникальным событием в истории человечества.

Эта история повторяется с определенной периодичностью, примерно раз в три поколения, за время жизни которых в России успевает сформироваться «из детей трудового народа» государствообразующая иерархия.

За этот же период времени в России успевает расцвести и выехать в массовую эмиграцию духовная элита, духовные продукты жизнедеятельности которой (уцелевшие от зачисток новой иерархией) признаются человечеством за достижения различных исчезнувших цивилизаций в рамках мировой культуры в целом.

-Само событие проповеди фундаментальной основы духовного мироощущения в виде констатации факта существования Творца гораздо сложнее и непостижимее для современников, нежели его письменные изложения пристрастными авторами.

-Необъяснимая, на первый взгляд, враждебная реакция православных книжников на искреннюю православную проповедь «простеца» дает основания к гипотезе о том, что и в изложении евангельской истории, по аналогии с официальным изложением истории имяславцев, могут содержаться идеологические формулы, удобные в первую очередь, авторам, а главное, редакторам и издателям книг, т.е. книжникам и фарисеям.

-Отдельные обстоятельства события позволяют расширить географию евангельской истории, поскольку основные конфликты церковных властей с великорусскими имяславцами происходили на территории горы Афон, в начале имяславских споров принадлежавшей Турции, а затем Греции, т.е. довольно далеко от территории России, что не мешает многочисленным комментаторам считать эту историю событием внутрироссийской религиозной жизни.

Урок 3.

Отдельные факты борьбы православных монахов с имяславцами (топтание монахами – имяборцами записок с именем Христа ногами) доказывают, что далеко не все люди даже в православной монашеской форме чувствуют себя единым духовно целым.

Даже в духовном, однонациональном, однорелигиозном коллективе, добровольно соединившемся для достижения именно религиозных целей, находятся люди, у которых полемический задор значительно превосходит нравственные нормы.

-Отсюда можно сделать вывод о том, что и Библия, как компиляция конкретных авторов (Геннадьевская, Острожская, Елизаветинская, Синодальный перевод) может содержать отдельные фрагменты, помещенные в узких интересах некоторого узкого сообщества, не желающего себя до времени обозначать явно.

Такое предположение тем более имеет под собой основания, поскольку личность одного из первых компиляторов православной Библии, новгородского владыки Геннадия, довольно хорошо известна.

Например, П.Н. Милюков, выступая по проблеме имяславия в Государственной Думе 28 апреля 1914 года отмечал, что упомянутый иерарх в своей борьбе против имяславца Нила Сорского (как видим, и в 15 веке книжники конфликтовали с простецами по вопросу имяславия) рекомендовал «очень определенные средства»: «Люди у нас просты, по книге говорить не умеют, так лучше никаких речей не плодить, а только для того собор учинить, чтобы еретиков казнить жечь, вешать…». (Цит. по кн. [1], том 2, стр. 56)

В качестве примера такого фрагмента можно привести историю ночной драки Якова Исааковича с прохожим.

Драку, со слов пострадавшего Якова, принято считать борьбой с Богом, а ему, как герою-победителю, присваивается имя Израиль [2].

Это имя по правилам побуквенного чтения можно понимать, как (Из) Священный зримый (Ра) Ра (Иль) повелитель.

Таким образом, слегка помятый Яков Исаакович после ночной потасовки неизвестно с кем объявил себя не много ни мало – земным живым богом, равным небесному Ра.

Самое поразительное, что эту претензию палестинского пастуха, пусть и не обделенного талантами, некритично поддерживают официально признанные инстанциями современные православные тексты.

Понятно, что такое геройство патриарха пастушеского племени, освященное для православных авторитетом книги, в которой описание подвига содержится, является вечным козырем людей, претендующих на принадлежность к прямым потомкам этого смельчака.

Любопытно было бы посмотреть на Страшном суде сцену очной ставки Якова Исааковича с Творцом неба и земли.

Как бы он стал объяснять Творцу свою амбициозную претензию на равенство, принимая на себя имя Творца после ночной драки с безымянным прохожим?

С другой стороны, как будут выглядеть на этой же очной ставке редакторы Книги Бытия, приравнявшие Творца неба и земли в этой странной истории к ночному бродяге, который не смог накостылять пожилому драчливому пастуху?

Вопрос этот не ограничивается интересами богословия, поскольку в русской литературе его поднимали мыслители высшего качества.

Ф.М.Достоевский в «Братьях Карамазовых», В.В.Розанов в соответствующей работе, посвященной работе Ф.М.Достоевского [9], на высочайшем художественном уровне обсудили проблему личного конфликта Бога и человека, облаченного земной властью.

Оба мыслителя пришли к одинаковым выводам о том, что земному властителю Христос, как земное воплощение, не очень – то и нужен, скорее мешает управлять народом, поскольку христианская проповедь взаимной любви и всепрощения явно подрывает исполнительскую дисциплину среди трудящихся.

В своих рассуждениях, как авторы библейского сюжета о борьбе Иакова с богом, так и упомянутые величайшие русские мыслители, упустили одно немаловажное обстоятельство, возможно, в силу старинной барской привычки поучать окружающих, не терпя возражений, и не наблюдая громовых раскатов непременно за каждым богохульством.

Состоит оно в том, что Творец, как Вседержитель, сотворил и материю, из которой состоит физическое тело Инквизитора, и поддерживает существование, физическую стабильность этой самой материи, причем ежемгновенно, невзирая на душевные порывы и ходы прихотливой мысли носителя физического тела, земного администратора.

Таким образом, как Иаков с Инквизитором, так и авторы этих сюжетов не должны были забывать, что ни физического равенства, ни духовного, между земными собеседниками Творца неба и земли и им самим, воображать не следует, и последнее слово в любом конфликте останется именно за Творцом.

Кроме того, привычное самооправдание каждого помнящего о собственном «образе и подобии» земного мыслителя вовсе не переводит его по другую сторону барьера, и не приравнивает к Творцу в праве на теодицею.

Речь может идти, в самом благоприятном случае, о сыновнем внимательном подчинении и отцовской терпеливой любви.

Вот как далеко простирается эта отцовская любовь, какие богоборческие выходки могут себе позволять земные властители, и инквизиторы, и русские мыслители дореволюционной эпохи «Серебряного века» на собственном печальном опыте сумели проверить.

Рассмотрим современный пример художественной разработки образа талантливого выходца из пастушеских рядов.

Замечательный продукт массовой, т.е. особо одобренной для употребления народом, культуры появился недавно от уважаемой голливудской фирмы «Двадцатый век. Фокс».

Продукт называется «Борат», и это название явно свидетельствует о высоком профессионализме автора, как идеолога.

Для русскоязычного зрителя очевидна пародия на фильм «Брат», а для англоязычного -достаточно заметно сближение с бранным словом brat.

Продюсер и исполнитель роли главного героя фильма носит уважаемое имя Саша Барон Коэн (ниже приведено его изображение в полный рост), и это значит, что перед нами идеологический продукт высшей пробы, произведенный потомственным идеологом мирового уровня.

Что же получилось у мастера?

Получилось то, что вряд ли предполагал получить заказчик. Как это водится у людей талантливых, рука сама вела художника, который «шел в комнату, попал в другую», зато лучшую.

Фабула фильма несложна.

Казахский журналист Борат в исполнении самого Коэна попадает в США, где ведет себя так, как, представляется автору, должен вести себя неопрятный дикарь из пастушеской стороны.

Обилие уморительных реприз в жанре «писи-каки» составляют главный юмористический заряд фильма.

Казалось бы, очередная буржуазная поделка для опорочения «светлого образа», как сказали бы цековские комментаторы по ведомству культуры двадцать лет назад.

Это так, однако, талантливый человек всегда делает больше, нежели его просили.

(В этом несомненная польза от талантов.)

В данном случае перед нами неприглядная, тенденциозная, злая, но правдивая во множестве отдельных штрихов, деталей, картина поведения, образа жизни, духовного мира члена первобытно-общинного строя.

При этом неважно, из какой страны приехал Борат, он жил и воспитывался по законам пастушеского общества.

Именно нормы такого общества вызывают взрывы хохота у современного американского зрителя, давящегося попкорном из-за выходок Бората.

Забавно, но зритель и сценарист смеются над собственными предками.

Вот в этом колоссальная творческая заслуга авторского коллектива, создавшего правдивую в деталях, но неприкрашенную картину нравов пастушеского общества.

Именно таким было библейское общество сыновей Якова, именно им, пастухам из пустыни, были присущи те нравы, над которыми так весело смеются авторы и зрители фильма.

Борат, пожалуй, еще и нравственнее своих аналогов из семьи Якова.

Он, в отличие от братьев Иосифа, не продавал своего братишку в рабство проезжему купцу.

(Справедливости ради надо отметить, что Иосиф в долгу не остался, и, при удачно сложившихся обстоятельствах, продал в рабство фараону своих братьев и престарелого отца в придачу.)

Именно таким ветхозаветным боратам, ныне некритично, православными письменными текстами, приписываются все без исключения культурные заслуги перед современным человечеством.

Фильм необходимо посмотреть, как рекомендуют его создатели, несколько раз, для того, чтобы уяснить простую истину: современные культурные нормы созданы где угодно, только не в пастушеском обществе.

В пастушеских обществах с библейских времен и до наших дней сохранились нетронутыми нормы поведения библейских героев, которые можно изучать в деталях, восстановленных талантом сценариста и артиста Саши Барона Коэна.

Если же читателю захочется «правды жизни», то и это нетрудно устроить в наше время. Синайский полуостров поныне населен теми самыми пастухами – бедуинами, которые являются героями Книги Бытия.

Их нравы, моральные ценности и духовные запросы и сегодня благополучно находятся на уровне Бората и сыновей Якова, несмотря на прошедшие с его времен тысячи лет.

Другой пример тенденциозного редактирования священных текстов православной Библии — явное указание в Евангелии национальности Христа.

Это обстоятельство служит, во-первых, вечным основанием заносчивости людей, объявляющих себя ныне его соплеменниками, которые, как известно, православными в массе своей не являются, однако, среди православных чувствуют себя вполне вольготно.

Во-вторых, евангельское обстоятельство убийства православного Бога руками иноверцев является вечным поводом к унижению каждого православного со стороны потомка тех же убийц.

Самый бесхитростный диалог современного православного человека с иноверцем всегда может закончиться весьма унизительным напоминанием о том, что предки иноверца когда-то смогли убить православного Бога, и на этом основании, записанном в современных православных книгах, иноверцы имеют возможность вполне законно унижать достоинство православия, как религии поклонения слабому божеству, позволившему себя убить людям.

Урок 4.

Роль высших иерархов православной церкви, в пылу борьбы с имяславием самозабвенно уничтожавших искренних православных людей, но проморгавших иноверных врагов Российской империи, требует методологической оценки.

Возможно, крайне враждебное отношение к инакомыслию в рядах подчиненных, это объективное обстоятельство поведения члена высшей касты управителей любого общества, для которого объективно врагами являются собственные подчиненные, а не иноверные или иностранные деятели равного общественного ранга.

Такая демонстративная враждебность духовных иерархов даже не к инакомыслию, а просто к идее «сметь свое суждение иметь» является важнейшим фактором, с одной стороны, тотального «забывания» обстоятельств отечественной истории и культуры в форме уничтожения духовных продуктов предыдущей формации иерархии.

С другой стороны, уцелевшие от уничтожения внутри бурно развивающегося духовно православного общества и успевшие эмигрировать носители «инакомыслия» могут и должны сохраняться вдали от сферы контроля иерархии, т.е. в том конкретном местоположении, которое известно каждому отечественному интеллигенту под расплывчатым наименованием «заграницы», а также в неподконтрольных, альтернативных современному православию арийских вероучениях.

Таким образом, в виде современных нам импортных идей и учений вполне могут проявлять себя изгнанные в свое время из России культурные наработки прошедших поколений.

Вот свежий пример из культурной сферы.

5 Мая 2007 года по программе «Культура» выступал военный дирижер Халилов, и заявлял на всю страну, что барабанный бой, «конечно», есть явление иностранное, подхваченное отечественными военными барабанщиками.

Однако у историка С.М.Соловьева имеются сведения о том, что в войске Алексея Михайловича за русским воеводой возили до трех десятков барабанов для подачи военных сигналов управления войсками.

Веком ранее английский дипломат, купец и, естественно, внимательный шпион, Джильс Флетчер заметил в русском войске Ивана Грозного, среди прочего, следующее.

- Знамя у них с изображением Св. Георгия.

- Много помогает им то, что в отношении жилища и пищи каждый русский заранее приготовляется быть воином.

- Большие дворяне, или старшие всадники, привязывают к своим седлам по небольшому медному барабану, в который они бьют, отдавая приказание или устремляясь на неприятеля.

- Кроме того, у них есть барабаны большого размера, которые возят на доске, положенной на четырех лошадях. Этих лошадей связывают цепями, и к каждому барабану приставляется по восьми барабанщиков.

- Есть у них также трубы, которые издают дикие звуки, совершенно различные от наших труб. (Цит. по книге: Д.Флетчер. О государстве Русском. В сборнике «Россия XVI века. Воспоминания иностранцев». Смоленск. «Русич» 2003. с.84.)

Можно до хрипоты спорить о том, играли эти барабаны современные ритмы или нет, но сам факт разнообразия барабанных боев в русской культуре 16 века не может вызывать сомнения у объективно мыслящего читателя.

Как видно, музыкальные обычаи русского войска доромановского периода не очень популярны в среде преподавателей современного Военного института (военных дирижеров) Военного университета.

Вот и считают современные российские военные дирижеры, выпускники этого трижды военного образовательного учреждения, вполне искренне, что барабанный бой изобрели все там же, «за границей», вкупе с порохом, бумагой и прочими величайшими достижениями, которые, в силу действующей ныне в российском обществе духовной доминанты, «конечно» не могут иметь отечественное происхождение.

В конечном итоге, такие доминанты тоже формируют конкретные деятели соответствующей иерархии под конкретную идеологическую задачу воспитания народа в нужном иерархии ключе.

В данном случае первопричиной может являться реализуемый более двухсот лет в России «Павловский» проект всестороннего понижения русской самооценки, о котором более подробно сказано в работе Предпосылки духовного возрождения русского общества.

Как бы то ни было, раз уж мы в очередной раз оказались лишены всякой идеологической, духовной основы существования (автор уверен, что идея построения капитализма с физиономией Чубайса или Гайдара в отдельно взятой России такой основой для православного народа служить неспособна), благодаря усилиям тех членов (как правило, уже бывших) духовной элиты российского общества, кто, как раз, обязан обеспечивать такую основу, для выживания государства необходимо:

Во-первых, принять соответствующую духовности православного народа религиозную идеологию, в которой будут априори отсутствовать унизительные для православного самосознания сомнительные истории, неподтвержденные легенды, и необоснованные мнения.

Во-вторых, осознать, что православная идеология в форме официального синодального имяборчества начала 20 века, которую в настоящее время нам навязывают безо всякой альтернативы, под красивыми лозунгами патриотизма и возврата к духовности, требует серьезной модернизации с учетом духовных интересов православного народа, а не его кастовых поводырей, предавших православный народ многократно в течение последних ста лет.

Урок 5.

Необходимо пройти предварительный этап обсуждения и выбора редакции религии, с учетом духовных и политических интересов православного народа.

О направленности таких интересов в некоторой степени позволяют судить следующие факты.

Список современных московских храмов в справочнике «Желтые страницы» (www.yp.ru) содержит названия и адреса 368 православных храмов.

Среди них нет ни одного(!), посвященного имени Иисуса, о котором шел многолетний имяславский спор.

Есть храмы, посвященные Соловецким и Валаамским святым отцам, однако духовное наследие этих отцов в виде письменных трудов на кириллице отсутствует в богословском обороте.

Есть храм Иоана Русского, о котором упоминается в книге Мауро Орбини, как об авторитетнейшем духовном мыслителе.

Его труды также сегодня недоступны для изучения.

Наиболее яркий пример, полное отсутствие в научном обороте трудов Сергия Радонежского, которому, естественно, посвящено несколько московских храмов.

Такое своеобразное, географическое фильтрование святоотеческих трудов в пользу ближневосточного юга приводит к однобокости современного научного богословского подхода к вопросам православной религии и веры.

Эти вопросы авторитетно решаются со ссылками на мыслителей южных окраин православного мира с явным ущербом для северных окраин, где наши современники видят огромные монастыри, когда-то заселенные православными мыслителями, но духовное наследие этих мыслителей по загадочным причинам скрывается.

Можно возразить, что наследия, к сожалению, не сохранилось, все книги пожгли завоеватели и реформаторы, однако это вопрос спорный.

Возможно, враги пожгли, возможно, друзья ищут неохотно.

Во всяком случае, по сей день в научный оборот водятся ранее неизвестные богословские книги, например, труды Исаака Сирина [1].

Ведь где-то эти труды отыскиваются пытливыми учеными, несмотря на целые столетия забвения, и явное присутствие в южном ареале завоевателей и реформаторов.

Книги эти скрупулезно переводятся с мертвых языков, что придает огромный научный авторитет переводчику, но оставляет здоровые сомнения в качестве перевода, поскольку проверить это самое качество практически некому.

Например, в православном Синайском монастыре Святой Екатерины мечеть стоит рядом с колокольней, но это явное присутствие чуждой и даже иногда враждебной силы в стенах православного монастыря не помешало отыскать там бесценное сокровище христианской мысли, Синайский кодекс, знаменитому Тишендорфу.

Современный академический труд по русскому языку Х века [3] основан на рукописях, найденных в Зографском и Хиландарском монастырях Святой горы Афона.

Однако, это сербский и болгарский монастыри, опять возникает загадка, почему в русских монастырях Святой Горы ничего не найдено полезного для русского словаря?

Загадка тем более интересная с учетом общего количества русских иноков на Афоне, превышавшем в 19 веке, когда и были найдены упоминаемые рукописи, общее количество всех остальных монахов Афона.

Можно возразить, что в 10 веке ситуация распределения национальностей на Афоне была другой, но какой бы она не была, характерен подход отечественного исследователя, как религиозного, так и научного, черпать сведения о культуре собственного народа из сторонних источников, пристрастность и чистота которых всегда настоятельно требуют специального изучения, без учета собственного святоотеческого культурного наследия, которого не может не быть в северных православных монастырях России.

Поскольку ситуация с сохранностью теоретического святоотеческого наследия православия имеет ярко выраженный географический перекос, можно сделать предварительный вывод о тенденциозности подбора ссылок, проведенного старинными редакторами при составлении современных, безусловно необсуждаемых священных книг Библии, в пользу духовного продукта пастухов Палестины и в ущерб аналогичному продукту пастухов Русской платформы.

Это значит, что ситуация выбора, а правильнее сказать, корректирования религиозных догматов в православном обществе также не является уникальной, происшедшей только один раз в эпоху князя Владимира, но повторяется периодически при очередном редактировании Библии (например, Геннадьевская довольно существенно отличается от Елизаветинской) или «счастливой находке» очередного забытого труда ближневосточного автора.

Духовный организм народа также развивается, как и сам народ, и требует одежки по росту, в том числе и духовной.

Эту ситуацию, которая назревает примерно каждые 3 поколения в православном русском обществе, предвидят наиболее дальновидные администраторы от религии, и заранее подготавливают, или своевременно и очень удачно «находят» «священные» тексты для практического использования следующими поколениями администраторов от религии.

Естественно, решающим доводом при выборе того или иного сказания в качестве обязательного для усвоения народом, являются кастовые интересы администраторов от религии, не изнуряющих себя многолетним сидением на столпах и повторением каждый день тысячекратно «умной» молитвы.

Если избегать излишней лирики, интересы эти выражаются весьма кратко.

Администраторы по духовному ведомству стремились во все времена, по примеру Великого инквизитора, заменить образ небесного бога своей собственной особой в душе верующего.

Важное обстоятельство состоит в том, что православный верующий существует изначально, имея духовное начало в лице собственных праотцев Адама, Ноя, общавшихся с Творцом непосредственно.

При этом администраторы любого иерархического уровня являются субстанцией преходящей, временной, склонной к физическому вырождению, и духовному упрощению в связи с вынужденными обстоятельствами «выхода из народа» для целей практического администрирования, отрывом от духовных оснований общения с Творцом.

Отсюда проистекает необходимость перманентной корректировки «вечных и неизменных» религиозных догматов официальной государственной церкви для приспособления к нуждам и потребностям изменчивой субстанции иерархии.

Именно этот непрерывный процесс редактирования догматов со стороны официальной церковной иерархии приводит к завершению цикла духовного развития народа под руководством иерархии посредством революционной проповеди «простеца».

Важным моментом является то обстоятельство, что кажущаяся революционность «простеца» состоит именно в указании на духовные истоки всего сущего в виде образа Творца, известные праотцам, непосредственно общавшимся с Творцом.

Таким образом, как имяславская проповедь Нила Сорского, Макария Московского, Иоанна Кронштадского, так и проповедь самого Иисуса противостоят переменчивым идеям иерархии, возвращая слушателей к основам духовного восприятия мира.

Именно от этих основ почитания Творца объективно отрывает народ иерархия, принуждая почитать самое себя.

Доводя это почитание иерархии до абсолюта, деятели Синода замещают образ Творца своим собственным образом, что и вызывает бурные протесты духовно зрячих верующих.

Примером сказанному может служить история революции в России, когда большевики после прихода к власти и создания собственной редакции идеологической иерархии изменили догматы для народа весьма кардинально, даже образ Творца «упразднили», но при этом сами лично оказались в центре религиозного поклонения, особо рекомендованного широким народным массам в качестве практической идеологии (разумеется, по настойчивым просьбам трудящихся).

Характерно, что ритуал поклонения остался довольно традиционным, иконостасы из светлых ликов партийных руководителей встречали в советское время каждого посетителя государственного учреждения в парадном помещении, а портрет очередного вождя, иногда дополненный настольным бюстом, вполне заменил собой обязательную икону в каждом официальном кабинете.

Если нужны еще примеры, можно вспомнить перестройку и ее идолов – демократов, как боги неподсудных и непотопляемых, хотя и живущих в правовом государстве но, как видно, по собственным нормам поведения, необсуждаемым с электоратом.

Вполне очевидно, что именно это не афишируемое соображение двигало пером архиепископа Антония Храповицкого, весьма посредственного богослова, но сильного и властного администратора, когда он ополчился на простецов – имяславцев.

Ведь они покусились не на Христа, это епископ пережил бы, они покусились на иерархию.

Ведь история началась с книги схимомонаха Илариона «На горах Кавказа», в которой православный отшельник поделился со всем миром своим духовным опытом.

Оказалось, что он получал благодать в процессе созерцания природы и её божественных красот.

Вот главное преступление, за которое схимомонаха преследовали всю жизнь полицейские и духовные генералы, трогательно объединившиеся в деле «очищения правильных догматов» от «преступных инсинуаций» древнего старца-отшельника, который покусился на самое святое.

Не на Христа, это, как сказано выше, и подтверждено историей 20 века, генералы любой исторической эпохи спокойно переживут.

Тихий старец – отшельник покусился на самые основы государственной жизни, на иерархию.

Ведь если все простецы по его примеру начнут черпать божественную благодать из природы, в обход казенных учреждений с чинами, формой одежды, предметами поклонения, правильными догматами, церковными кружками, то кто же будет уважать, почитать, кормить и одевать иерархию?

Вот ради какой «высокой» цели громили православные русские солдаты православные русские скиты на Афоне в 1913 году, посланные и возглавляемые высшими православными иерархами.

Косвенное подтверждение существованию замкнутых циклов духовного развития с периодическими возвратами на фундаментальное восприятие Творца из окружающего мира без посредства церковной иерархии, и последующим развитием «забытых, но счастливо обнаруженных» церковных постулатов в интересах правящего сословия, состоит в том, что практика молитвы Христовой оказалась «забыта» к началу 19 века.

К кому тогда обращался православный христианский без малого тысячу лет народ, если не к Иисусу Христу, за помощью?

Прямое подтверждение обстоятельству регулярных пересмотров главных догматов православной религии состоит в следующем.

В богословских спорах 1910х годов сторонниками Синода имяславцам настойчиво приписывалась попытка создания из имени Христа четвертого бога, дополнительного к членам Троицы, от чего имяславцы категорически отказывались, тем самым, признавая преступной в глазах православия такую попытку.

В то же время никаких богословов не беспокоит обстоятельство поклонения православных граждан Богоматери, которая явно не является членом Троицы.

Это поклонение выражается, между прочим, в том, что наибольшее количество современных московских православных храмов посвящено именно Богоматери и её атрибутам (Икона, Сретенье, Покров, Рождество)

Таким образом, щекотливый вопрос, состоящий в том, является ли Богоматерь, по мнению православного академического богословия, четвертым богом, сами богословы благоразумно не поднимают, а народ совершает религиозные отправления и поклоняется Богоматери, не смущаясь этой богословской проблемой.

Скорее всего, потому, что её, проблему, и создали сами отечественные богословы в ходе одной из своих реформ «сверху» (в рамках Павловского проекта понижения русского самосознания) народного исконного православия, поменяв в конце 18 века пол главного члена Троицы с женского, старинного, на мужской, современный.

Таким образом, у исконной православной Троицы во главе с Богоматерью появился глава мужского пола, Богоматерь приобрела независимое от Троицы существование, а вековая череда любвеобильных цариц сменилась на бравых любителей фрунта и шпицрутенов.

Вместе с тем, появилась важнейшая цель для наполеоновских полчищ — осквернять, взрывать и жечь московские храмы со всем их идеологическим содержимым, неудобным очередной российской иерархии в виде петербургского правящего слоя.

Вполне возможно, что именно эта волевая перемена религиозных постулатов потребовала от официального богословия забыть святоотеческие писания культурного оседлого севера (возможно, проповедовавшие женственность Творца, как Матери мира), и привела к современному повышенному вниманию мыслителям юга, Греции, Палестины и Аравии, где у бродячих пастухов и воинов (почему-то давно растерявших свою «древнюю культуру», но прекрасно сохранивших доныне дикие нравы сыновей Якова, включая склонность к работорговле) ведущая роль мужчины в семье зародила представления о мужской сущности Творца.

Следы такого недавнего гендерного переворота в христианском мировоззрении сохранились, например, у сицилийцев.

Во главе сицилийской семьи, как все знают по фильму «Крестный отец», стоит мужчина — отец, но сама семья еще сохранила название мафии, как потомков одной женщины-матери, еще недавно бывшей полновластной главой собственного потомства.

Оттого и происходят у историков, но не у религиозного народа, «забывания» молитвенных практик, что они, эти традиционные, а потому устойчивые народные практики, не устраивают современные иерархии, стремительно мутирующие духовно, как это показала история общественной жизни России 20 века.

Урок 6.

В эпоху имяславских споров на горе Афон Константинопольский патриарх не имел заметного количества квалифицированных богословов, способных участвовать в богословском споре русских.

Это тем более удивительно, что на 3 русских монастыря на Афоне в это время приходилось 17 греческих.

Подчиненная Константинопольскому православному патриарху богословская школа на острове Халхи, которой было поручено дать богословскую оценку имяславским спорам, была укомплектована профессорами, получившими богословское образование в университетах протестантской Германии, а потому не владевшими сокровищницей православной мысли того же Григория Паламы, прекрасно известной в России, но не в Греции.

Эта ситуация целиком соответствует «проблеме пустого ведра», описанной в работе « Дивергенция и ротор исторического процесса», поскольку и греческие монахи, и греческие философы оказались теоретически не подготовлены и потому неспособны к творческому участию в православном богословском споре русских иноков.

Получается, что русская богословская культура, именуемая «полученной от греков» в православной русской традиции, не имела в начале 20 века достойного для подражания или даже для равного диалога национального греческого субстрата.

Такое печальное для греческого православия обстоятельство позволяет предполагать, что и в прошлом национальные греческие духовные силы и возможности были несопоставимы с отечественными первоисточниками православия.

Поразительный по информационной насыщенности пример реального значения мертвого греческого языка, как удобнейшего инструмента профессиональной деятельности русского богослова – книжника в извечной борьбе книжников с простецами дан в работе П.Флоренского «Имяславие, как философская предпосылка» [10].

Епископ Иларион, по работе которого ([1], Т.2 с.115) цитируется труд Флоренского ниже, находит необходимым дать читателю следующее разъяснение (Т.2, с.113).

В каждом слове и, в частности, в имени Флоренский – вслед за западноевропейской научной лингвистикой своего времени – видит три уровня: фонему (совокупность физических явлений, происходящих вследствие произнесения того или иного слова), морфему (совокупность логических категорий, применимых к тому или иному слову) и семему (собственно, значение слова). Фонема есть костяк слова, «наиболее всего неподвижный и менее всего нужный», морфема – это тело слова, а семема – его душа. Фонема и морфема неотделимы от семемы: «устойчивая и в себе замкнутая внешняя форма слова (фонема+морфема) развертывается в неустойчивую и незамкнутую семему, самую жизнь слова».

Теперь развернутая цитата из самого Флоренского.

Как видим, проповедь простеца, признанного ныне святым православной церкви, Иоанна Кронштадского, ученого отца Павла не совсем устроила, слова, обращенные к ищущим духовной опоры у гарнизонного проповедника верующим женщинам, одиноким солдатикам, страдальцам, показались книжнику слишком простоватыми.

Книжник решил подвергнуть живое русское слово проповеди, обращенной в устной речи к живым людям, некоей филологической вивисекции, взял, да и перевел эти слова на греческий. В лучших традициях современной лингвистики.

Заменил «менее всего нужную» фонему на звучание слов мертвого языка, и все стало понятно, подлежащее, знаете ли, сказуемое…

Кому не понятно, учите греческий, а потом и приходите за утешением в свою местную русскую церковь.

Невиннейшая операция перевода русской фразы на греческий в данном случае аналогична изготовлению чучела из живой птички.

Разумеется, чучело можно раскрасить яркими импортными красками, вертеть в руках, как хочется, оно не требует обслуживания, не чирикает в неудобный момент, от него не происходят дурно пахнущие нечистоты.

Владелец чучела получает множество практических удобств, но, тем не менее, произошло некоторое умерщвление живого существа.

Что бы сказали на это два Иоанна, евангелист, как известно, имевший мнение по обсуждаемой проблеме роли и значения Слова в нашем мире, и Кронштадский святой, понятная русская речь которого оказалась подвергнута столь сложным филологическим операциям?

Как ни странно, филологическими экзерсисами Флоренского утешились не все, и другой русский мыслитель, Сергей Булгаков, продолжил ученые упражнения [11] над фразой Иоанна Кронштадского, демонстрируя собственное мастерство чучельника при создании из русского оригинала греческой аватары с удобными свойствами.

Вот как это выглядит в представлении епископа Илариона.