Без диалектики нет и не может быть реализма идеального. При этом природу идеального совершенно невозможно понять без диалектической категории СНЯТИЕ.

Диалектика в своей конкретной форме, как это и было исторически, проявляет себя прежде всего в диалектике мышления — в диалектической логике. Диалектика есть Логика.

Если диалектика понимается не как логика, то она понимается как метафизика, т.е. как «онтология». Как метафизика, как онтология она неизбежно становится трансцендентной, абстрактной. По Ильенкову, диалектика есть движение от абстрактного к конкретному.

В истории Диалектика связана, прежде всего, с именами Платона и Гегеля.

Идеализм Платона был своеобразным признанием самостоятельности теоретического мышления и несводимости его к чувственному восприятию. Последнее имеет дело с частным, конечным, случайным и относительным бытием. Мышление же должно пробиться к иному бытию, бытию более высокого порядка — к бытию всеобщему, бесконечному, необходимому и абсолютному, к тому бытию, которое у Платона предстало как мир идеальных сущностей, мир «идей». Диалектика здесь у него, которая есть сомнение в том, что истина лежит на эмпирической поверхности, и есть отрицание последней.

Диалектика проявляется в отрицательности, в негативности, что противоположно позитивному рассудку. Здравый рассудок всегда положителен. Разум, наоборот, там, где он проявляет себя, отрицателен. Поэтому человеческое мышление в самом себе раздваивается. Это раздвоение является необходимым условием его продвижения от обманчивой видимости к сущности вещей.

Диалектика у Платона характеризует, прежде всего, мышление. Мышление может застрять на негативном уровне. В этом случае приходится иметь дело с так называемой «негативной диалектикой», так как мышление продвинулась дальше «здравого» рассудка, но не может пробиться к истинной действительности.

Совсем другая складывается ситуация, когда диалектика проявляет себя в своей всеобщей и конкретной форме одновременно. В случае всеобщего предмета — мышления мы имеем дело с «формой всех форм», которое всегда конкретно.

Диалектика по своей сути антиэмпирична. Она и появляется именно тогда, когда без ее помощи, как считал, Платон, невозможно «взойти» от обманчивой видимости к сущности бытия, к идее.

Идеальное в мышлении проявляется прежде всего как момент отрицательности. Без этого отрицания нет идеального и нет мышления, а следовательно и нет диалектики.

«Диалектика по Платону заключается в умении систематически прослеживать контуры той действительности, внутри которой и действует человек, в искусстве строгой классификации «родов» и «видов», их различия и субординации. Мысля «роды» и «виды», философ непосредственно имеет дело с той идеальной схемой, по которой построен мир, с той схемой, внутри которой каждая вещь занимает определенное место и обретает значение. Иными словами, в мышлении и реализуется непосредственно-идеальный «умопостигаемый» порядок вещей» (Ильенков Э.В. Принципы материалистической диалектики как теории познания. М., 1984 с. 17-18).

Истину Платон понимает не как «снег бел» истинно, потому что снег на самом деле белый, а как «истинное бытие», а ложь не как опять-таки чисто субъективное заблуждение человеческого ума, а как «ложное бытие». И именно потому, что это все-таки бытие, оно подвергается мышлением не просто отрицанию, а снятию. Этот термин Платон еще не употребляет, он позже будет введен Шеллингом и Гегелем. Но само понятие снятия у Платона имплицитно присутствует, потому что весь ход диалектического движения у него выступает как движение мысли: тезис — антитезис — синтез. С точки зрения истины и реальности это движение заключается в том, что «ложная» действительность предстает перед нами в свете «истинной действительности». Это движение мысли можно изобразить и так: материальное — идеальное — реальное. Как позже выразился Спиноза: истина освещает как самое себя, так и заблуждение.

Таким образом, реальность есть (по Платону и по Гегелю) единство материального и идеального. Благодаря такому движению мысли действительность выступает как многообразие в своем единстве. Функцию сведения многообразия к единству, собственно, и выполняет мыслительный процесс.

Таким образом, всякое понятие выражает единство многообразного. Так Кант, например, определяет «число» как «единство синтеза многообразного».

Понимать что-либо, иметь понятие о чем-нибудь — это и значит видеть некоторое всеобщее основание по некоторым эмпирическим многообразии. И это общее не есть просто сходное и одинаковое в отдельных вещах, а само является в некотором роде отдельным бытием (на инвариантной основе — ОАА).

Если взять, например, химическую формулу воды, то это не просто одинаковое для всех «вод», а выражение неделимости и одинаковости воды, это ее основание (инвариант), благодаря которому она существует как таковая. Речь идет о субстанционально общем. Особенное и всеобщее тут совпадают.

Эту всеобщность хорошо поясняет Лосев: «Идея вещи не вещественна. Это ясно из того, что сама вода может замерзать и кипеть, а идея воды не может ни замерзать, ни кипеть. Идея воды не есть тело».

Эмпирическое общее проявляет себя как сходство, одинаковость. Истинно всеобщее же является, именно все-общим, потому что оно выражает бесконечную сущность. Любое же эмпирическое обобщение всегда конечно.

Именно в этом вопросе и проявляется различие между концепциями идеального между Ильенковым и Платоном и Гегелем.

Закон падения тел не есть тело. Но это не значит, что он только в голове. Но если он не тело и не в голове, то это не значит, что он идеален. Идеален он лишь постольку, поскольку он является моментом нашей практической деятельности. Только в последней он, закон, как и химическая формула воды, как любое математическое выражение, ИДЕАЛЕН. Идеальна идея закона, но не сам закон. И отождествлять закон с идеей так же нельзя как и отождествлять его с телом. (Это некий инвариант меры в рамках триады: норма — мера — закон — ОАА)

Идеальное не есть нечто фиксированное и застывшее. Это всегда только «момент» какого-то движения, изменения, развития. И здесь мы сталкиваемся с противоречием, так как его необходимо все же фиксировать. Формами же этой фиксации являются орудия, техника, слова, символы, знаки и модели. Это противоречие выступает в качестве ЗНАЧЕНИЯ и СМЫСЛА, например, орудия.

Идея же по Спинозе «не состоит ни в образе какой-либо вещи, ни в словах, ибо сущность слов и образов составляется из одних только телесных движений, никоим образом не заключающих в себе понятия мышления».

Иначе говоря, форма существования всеобщего, сущности, закона, силы для нас существуют объективно, независимо от свойств вещей которые существуют на поверхности.

Именно в связи с этим у человека возникает такое чувство, что за механической, физической и другой поверхностью вещей скрывается какая-то более значительная реальность.

Так уже в средневековье схоласты по степени актуальности бытия ниже всего ставили мертвую природу, тела, минералы, что потом Гегель, а за ним и Энгельс назовут МЕХАНИЗМОМ ПРИРОДЫ.

Признание реальности ВСЕОБЩЕГО (материального и идеального) это уже не идеализм. Здесь мы просто сталкиваемся с гносеологической проблемой преодоления эмпирической ограниченности и с необходимостью выхода на теоретический уровень, который всегда несет свою «отрицательность» по отношению однажды достигнутого.