В 2021 году исполнилось ровно 40 лет с момента выхода в свет книги французского социального мыслителя Жана Бодрийяра (1929-2007) «Симулякры и симуляции» и 10 лет публикации его русского перевода. Замечательная профессиональная интуиция Ж. Бодрийяра, яркий язык повествования позволили ему представить широким кругам общественности одну из важнейших тенденций современной цивилизации. Вместе с тем, острые наблюдения и обобщения не были должным образом теоретически осмыслены, ключевые понятия работы выражены в описательно-метафорической форме, что, в свою очередь, не только не способствовало пониманию текста, но заметно ограничило его прикладное значение.

Авторская попытка теоретического анализа весьма ограничена. В тексте книги содержится принципиальная классификация из четырех фаз развития образа, приводящая к появлению симулякра [1, с. 5-7, 20-23]. При этом использование понятий «образ» и «фазы развития» не совсем удачны и могут ввести в заблуждение. Первая фаза по Бодрийяру есть, по (своей) сути, этап активного отражения, теория которого достаточно детально разрабатывалась советской философской школой. В процессе отражения, благодаря деятельному участию разума, происходит формирование идеального, субстанциональной природой которого является эмансипированная информация. Способность к отчуждению информации от своего вещественного носителя наделяет человека невиданной ранее в природе творческой потенцией. Вместе с тем, в самом существе идеального скрывается возможность того, чему французский мыслитель дал название симулякра и симуляции.

Становление симулякра - симуляция - процесс противоположный отражению. Он заключается в апостасии или отступничестве интеллекта от своего источника — бытия как естественной данности. Следовательно, мы интерпретируем симулякр как ирреферентный бытию идеальный объект. Три последующих «фазы развития образа» Бодрийяра соответствуют этапам его формирования, каждый из которых передает метаморфозы симулякра в процессе собственной эволюции. Первый – это осознанное искажение реальности, ее «порча», основанная на лжи. В результате этого появляется квазиреальность, «обезьяна Бога», в ней симулякр еще не отделен от «фундаментальной реальности» или бытия как такового. Вслед за квазиреальностью наступает черед ее альтернативной версии, происходит подмена и сокрытие отсутствия референта. И, наконец, фаза симуляции «в чистом виде», в которой происходит аннигиляция реальности и основанных на ней смыслов, сопровождающаяся крушением интеллектуальных границ. Симуляция завершается формированием «гиперреальности», чрезвычайно подвижной, многообразной и апеллирующей небытию как своему основанию. Закономерно, что естественный выход из морока симулякров Бодрийяр видел в смерти, возвращающей человеку реальность ценой утраты собственной целостности. В этой связи не случайно особое внимание автора к пассивной стратегии сопротивления симулякрам.

Завершение 2021 года — это еще и двухлетняя годовщина начала распространения новой коронавирусной инфекции. Ее масштаб и актуальность для представителей самых широких слоев населения и социальных групп сделали ковид значимым явлением повседневной жизни цивилизации. Разнообразие наблюдаемых при этом аспектов закономерно привлекает внимание специалистов разного профиля. Вслед за лавинообразной массой публикаций медико-биологической направленности, стали появляться работы, посвященные экономической, социальной и даже политической составляющей проблемы, ставшей вызовом всему человечеству. Влияние инфекции на культуру также нашло отражение в работах ряда исследователей. Так, В. М. Воронов анализирует социо-культурные разрывы как реакцию на ковид разных групп населения [2, 41-68]. С. Л. Гертнер и Ю. В. Китов уделяют внимание роли культурных норм и ценностей «в условиях пандемии» [3, с. 103–115]. Деятельность учреждений культуры в новой реальности и роль ее виртуальных форм рассматривается в работе В. И. Плещенко [4]. Другой автор - О. И. Кубарь - уделяет внимание этической составляющей противоэпидемических мер, а И. В. Башкова публикует лингвистический разбор освоения русским языком нового «интернационализма» [5, с. 287–294; 6, с. 689-692]. Вместе с тем, отсутствие целостной культурологической оценки феномена ковида побудило осуществить попытку такого предварительного анализа в предметном поле молодой гуманитарной дисциплины, которой и является культурология.

Не ангажированный исследователь, приступая к осмыслению огромного массива информации, доступной в официальных источниках, СМИ и окружающем социальном пространстве, отмечает две характерные черты рассматриваемого явления. Во-первых, разрушение привычных границ, необходимых для адекватного интеллектуального восприятия проблемы, фундаментальным принципом которого служит различие между истиной и ложью. Так, официальная статистика публикует базовую цифру - число выявленных случаев ковида от начала распространения инфекции. Даже приняв ее за истину в последней инстанции, мы не можем опереться на нее, так как она не является ни показателем заболеваемости, ни абсолютного числа заболевших. При этом следует учесть то, что коронавирусы вызывают от 3 до 20% всех случаев ОРВИ, поражая преимущественно верхние дыхательные пути [7, с. 54]. Подобное положение дел вообще отличает все статистические данные по ковиду предъявляемые широкой общественности, в том числе показатель летальности. Демонстративно упраздняется граница между реальностью и вымыслом; в этой ситуации обессмысливается сам вопрос об истинности того или иного суждения. Например, простой вопрос - «существует ли эпидемия ковида?», вызывает полярно отличные ответы, которые, в равной степени являются истинными и ложными. Релятивизм умозаключений обуславливает особый язык вероятности, переменчивость позиции и противоречивость действий главных участников трагифарса, разворачивающегося на наших глазах. Вслед за этим стирается граница между субъектом и объектом, примером чему может служить курьезное понятие «самоизоляции». Разрываются связи между причиной и следствием. Следует подчеркнуть, что на сегодняшний день причинно-следственная связь вируса с заболеванием окончательно не доказана. Слом логики, порой в гротескном ключе, нередко присутствует в социальной рекламе. Например, «Сколько должно умереть, чтобы ты привился? Вакцинируйтесь!».

Во-вторых, в отношении коронавирусной инфекции заметно вытеснение реальности, замещение ее виртуальными предметами и процессами. Она становится объектом спекуляции, принимающей подчас весьма агрессивный характер. При этом виртуализация стремительно аннигилирует действительные социальные связи, выраженные посредством традиционных культурных форм. Вытеснив реальность, виртуальный мир начинает маскировать ее отсутствие, в последующем функционируя согласно собственной внутренней логике. Это во многом объясняет неадекватность управленческих решений администрации различных уровней. Так, согласно эпидемиологическим данным, более 80% заражений SARS-CoV-2 протекают легко или практически незаметно, 15% – средней степени тяжести и тяжело, лишь 5 % случаев ведут к распространённому воспалению лёгких [8, с.11]. Одновременно выходит Постановление Правительства РФ от 31 января 2020 г. № 66 «О внесении изменения в перечень заболеваний, представляющих опасность для окружающих». Внеся инфекцию, относящуюся к ОРВИ, в список опасных инфекций наряду с чумой, холерой и сибирской язвой, правительство в то же время отказывается от проведения карантинных мероприятий, необходимых для предотвращения распространения особых опасных инфекций. Череда подобных примеров нескончаема, цена — существенный вклад ковида в рост естественной убыли населения, зафиксированный данными Росстата.

Черты, отмеченные выше, свидетельствуют о проявлении гиперреальности нового ковид-симулякра, который, в отличие от коронавирусной инфекции, представляется апофеозом когнитивного релятивизма и аннигиляции реальности, обладающим оперативностью в качестве основы самобытия, отнюдь, не божественной ирреферентности образов.

Оперативность — ключ к осознанию того или иного симулякра, который возможно понять исключительно в историческом контексте. Ультрасовременность, породившая ковид, характеризуется метаморфозой, претерпеваемой капиталистической системой на этапе, завершающем цикл его развития и получившим наименование инклюзивный капитализм. Безотносительно от желания авторов этого термина, он достаточно точно сообщает его сущностную черту — гипостазирование системы для себя, ее имплозию. В целом, предельно схематизируя, внутренняя динамика капитализма представляется следующим образом. В период своего зарождения - бытие в себе системы, она характеризуется доминированием промышленного капитала и отчуждением материальных факторов производства. Ядром базовой идеологии генеза капитализма совершенно справедливо называется синтез протестантской этики с идеалами Просвещения. Культура цивилизации, комплементарная переживаемому моменту, является культурой классицизма в широком его понимании. В его границах складывается своеобразный канон исторической эпохи нового времени.

ХХ столетие отмечено противостоянием промышленного и финансового капитала, с постепенным преобладанием последнего. На смену классицизма приходит модерн, идеалы предыдущего этапа демонтируются либерализмом, коренной перелом этого процесса приходится на 50-е — 60-е гг. ушедшего столетия, а триумфальное утверждение финансового капитала - на его последнее десятилетие. Но диалектическая логика событий позволяет увидеть в торжестве либерализма приррову победу финансового капитала, на смену которому приходит цифровой капитал, а сама система переходит к этапу своего отрицания отрицания. В лоне ее культуры — культуры постмодерна, созревает трансгуманизм, призваный в свою очередь упразднить «несущие конструкции» либерализма. Оперативно эту задачу на уровне семиосферы решают симулякры. В силу сказанного, ковид, находясь в оппозиции к системообразующим концептам либерального модерна, органичен новой эпохе.

Наивысшей аксиологической значимостью для либеральной культуры модерна обладают: свобода, демократия в политическом измерении и индивидуализм. Ковид деактуализирует их решительным образом. Ограничение свобод происходит с революционным нажимом. Стремление к тотальному видео и цифровому контролю, различные формы ограничений, в том числе в информационном поле, обезличивание посредством вынужденного ношения масок и QR-коды, жесткие методы социальной дрессуры и т. д. При этом равенство возможностей заменяется сегрегацией по критерию лояльности индивида к осуществляемым мерам. Массы, сыгравшие ключевую роль в индустриализации, последовательно диссоциируются в либеральной атмосфере, чтобы вновь обрести связность, но уже на новом - сетевом принципе квазисоциальности или, если придерживаться логике словоупотребления Ж. Бодрийяра, гиперсоциальности. Если первое определение апеллирует к сути отмеченного процесса, то второе сообразуется с динамизмом и полиморфностью его характеристик, проявляемых виртуализацией межличностных связей. Особую роль в ковид-симуляции играет упразднение границы между рациональным и иррациональным дискурсом в обществе. С одной стороны, искусственно повышается уровень тревожности и страха перед новой, потенциально опасной для каждого инфекцией, с другой — настойчиво предлагается комплекс научно санкционированных мер, гарантирующих максимальную безопасность индивида, при этом его, не имеющего соответствующего образования, с манипулятивными целями вовлекают в специализированную, сугубо профессиональную дискуссию.

Подведем итоги. Ковид-симуляция порождена исторической метаморфозой капиталистической системы. Требуется четко дифференцировать коронавирусную инфекцию от ковид-симуляции, которая по своему глобальному масштабу стала одним из определяющих мегатрендов современной культуры. Будучи симулякром, ковид обладает двойственной природой, в которой социо-культурный аспект, безусловно, доминирует над био-медицинским. Оперативное предназначение данного симулякра — участие в разрушении либеральной парадигмы, наследия культуры модерна западной цивилизации. Российское общество продемонстрировало в целом неготовность к современным вызовам стремительно меняющейся реальности, что очевидно как на уровне экспертной оценки, так и организации своей повседневности при очевидной дезориентации властных элит. Адекватное осмысление проблемы будет способствовать выбору стратегии не только по отношению к предотвращению распространения коронавирусной инфекции, но и организации собственного бытия в неверных условиях гиперреальности. Поддавшись напору симуляции, необходимо, по примеру айкидо, перенаправить ее энергию на гармонизацию общественно-политической жизни и ее хозяйственных основ.

1. Бодрийяр Ж. Симулякры и симуляции. Пер. с фр. Качалова. М.: Издательский дом «ПОСТУМ». 2015. 240 с.
2. Воронов В. М. Пандемия COVID-19 как экзистенциальное и культурное событие: группы, культурные границы и феномены настроения (на примере российского общества) // Журнал Фронтирных Исследований. 2021. No 1 с. 41-68.
3. Гертнер С. Л., Китов Ю. В. Культура и COVID-19: взгляд из России // Вестник Московского государственного университета культуры и искусств. 2020. No 2 (94). С. 103–115.
4. Плещенко В.И. Между традициями и виртуальной реальностью: эпидемия коронавируса как катализатор изменений в культурной сфере // Культурологический журнал. 2020/2(40). http://cr-journal.ru/rus/journals/504.html&j_id=43
5. Кубарь О.И. Этический комментарий к COVID-19 // Инфекция
   и иммунитет. 2020. Т. 10, No 2. С. 287–294.
6. Башкова И.В. COVID-19 –ковид: русификация интернационализма // Мир науки, культуры, образования. № 6 (85) 2020. с. 689-692.
7. Смирнов В. С., Зарубаев В. В., Петленко С. В. Биология возбудителей и контроль гриппа и ОРВИ. СПб.: Гиппократ. 2020. 336 с.
8. GuoY.R., CaoQ.D., HongZ.S., TanY.Y., ChenS.D., JinH.J., TanK.S., WangD.Y., YanY. Theorigin, transmission and clinical the rapieson coronavirus disease 2019 (COVID-19) outbreak — anupdateonthestatus. // Mil Med Res. 2020. Mar. Т. 13. № 7(1). Р.11.