В России (и в Украине) за последние кризисные года количество миллиардеров увеличилось почти в два раза. Данный факт не может оставить равнодушным никого – он заставляет нас рассматривать мораль и выгоду как полярные категории, которые отражают четкую зависимость: там, где есть выгода, морали быть не может. Ярче всего данную мысль высказал Ленин, когда писал, что буржуа в надежде получить 100 % прибыли способны легко попирать мораль, и нет такого преступления, которое не могут совершить буржуа ради 300-400 % прибыли.

Мы видим, что прибыль как самодовлеющая ценность – способна уничтожить мораль. Причем, здесь можно говорить об абсолютном действии этого закона, который хорошо отражен в русской пословице о "ложке дегтя, которая портит целую бочку меда".

С другой стороны, Божественное измерение, в котором мораль и выгода находят свое преломление, делает их вполне паритетными сущностями, которые дополняют друг друга. Данный вывод иллюстрируется словами Экклезиаста: "Во дни благополучия пользуйся благом, а во дни несчастья размышляй: то и другое содеял Бог для того, чтобы человек ничего не мог сказать против Него" (Екл. 7: 14). Здесь Бог предстает высшим моральным регулятором, сотворившим мир именно справедливым, когда даже отсутствие блага (прибыли), бедность и страдания выступают справедливым поворотом событий, который заставляет человека обратиться к Богу. Как видим, мораль и выгода здесь переходят друг во друга, являясь метаморфозными, диалектическими категориями.

Последние одновременно являются двумя колоссальными социальными полюсами, вокруг которых издавна балансирует человеческая цивилизация. Чтобы понять глубинную сущность и природу отношений этих полюсов следует выйти за пределы смыслов этих двух категорий, то есть применить общую теоретическую процедуру – выход за границы рассматриваемого феномена в область общих философских построений. Такой подход дает возможность увидеть в отношениях морали и выгоды игру фундаментальных конструктов бытия.

С позиции такого общефилософского анализа отношения морали и выгоды как сущностных социальных сил находит свое выражение на фундаментальном уровне бытия и проявляется в виде отношения между двумя видами материи – полем и веществом.

При наличии воображения и творческого мышления нетрудно увидеть, что мораль, которая выражает ценностно-этические отношения между людьми, есть проявление полевых характеристик мира, ибо поле как "моральная категория", не имеет массы покоя и четкой пространственно-временной локализации, что соответствует моральному идеалу – равенству и справедливости для всех (справедливому распределению жизненных благ и власти).

Вещество, которое имеет четкую локализацию в пространстве и времени и характеризуется "материальностью", вещественностью, символизирует выгоду как жизненную стратегию человека, который, как и вещественное образование, выступает ограниченным существом, которое строится на индивидуально-личностным принципом. Что соответствует принципу свободы.

Нетрудно увидеть, что данные два принципа – справедливость для всех и свобода для каждого – есть выражение двух лозунгов Великой французской революции (свобода и равенство). Третий лозунг этой революции – братство – призван объединить два противоположных лозунга, ибо именно на основе братских отношений можно примирить свободу (анархию и выгоду как индивидуальную характеристику) и равенство (справедливость, что есть основой морали). Представим себе большую дружную семью, члены которой любят друг друга. В границах этой эгалитарной семьи дифференциация действительности на мораль и выгоду кажется абсурдным, ибо все выгодное для одного есть выгодное для других, а это и есть принцип морали, заложенный в христианском поучении: делай другим так, как ты бы хотел, чтобы поступали с тобой. Важно заметить, что в рамках такой семье власть и богатство распределяются равномерно. Данное равномерное распределение жизненного ресурса говорит об высоком уровне синергии, социальной спаянности.

Как показала Р. Бенедикт, общества с высоким уровнем синергии обнаруживают низкий уровень агрессии их членов и высокий уровень сотрудничества, характеризуясь высоким доверием, чувством ответственности и минимальной централизацией [Benedict, 1970]. А. Маслоу показал, что в обществах с высоким уровнем синергии существует такой порядок, когда действия индивида, которые направлены на достижение личной выгоды, оказываются выгодными для всего общества в целом (сравните с принципом "соответствия свободного развития каждого условиями свободного развития всех"). Тут развит дух доброжелательства, надежды на лучшее, в то время как в обществах с низким уровнем синергии мы встречаем распространение чувства страха, унижения, неуверенности в будущее, тут успех одного индивида обуславливается поражением другого. Если в обществах с высоким уровнем синергии власть и достаток как бы растворены в сфере общества, то в обществах с низким уровнем синергии они тяготеют к концентрации [Maslow, 1976].

Р. Бенедикт показала, когда исследовала характер синергии примитивных общества, что независимо от того, богаты они или нет, в них укоренены два противоположные способы распределения богатств: 1) способ "лейки", когда богатства концентрируются в руках немногих (этот способ характерен для обществ с низким уровнем синергии); 2) способ "сифона", который характерен для высокосинергийных обществ и который предполагает равномерное распределение социальных благ. Р. Бенедикт приводит пример "сифонного" распределения, когда описывает ежегодную церемонию "Солнечного танца" в одном из племен североамериканских индейцев. На этой церемонии все члены племени собираются вместе, а наиболее зажиточные среди них (которые приобрели богатства за счет тяжелого труда) раздают свое имущество вдовам, сиротам, больным и т. д. В таких обществах, пишет Р. Бенедикт, богатым считается тот, кто реализовал свое богатство, кто роздал свое богатство неимущим.

Для того, чтобы проиллюстрировать наблюдения Р. Бенедикт, которые подводят нас к выводу о том, что примитивные общества (общества так называемого "нищего коммунизма") характеризуются высоким уровнем синергии, приведем отрывок из книги Э. Фромма [Фромм, 1994, с. 124–126]:

“По опыту своей собственной экономической системы мы привыкли считать, что человеческие существа имеют "естественную склонность к торговле и спекуляции". Мы считаем, что отношения между индивидами или группами строятся на принципе получения максимальной прибыли при посредничестве ("дешево купить и дорого продать"). Однако, примитивным народам это совершенно не свойственно, скорее наоборот. Они "отказываются от вещей", восхищаются щедростью, рассчитывают на гостеприимство и осуждают бережливость как эгоизм.

Но самое удивительное состоит в том, что, чем труднее их положение (чем больше ценность или дефицит товаров), тем меньше они "экономят", и тем больше поражают своей щедростью. Мы в этом случае имеем в виду формы обмена между людьми, живущими внутри одной общности и находящиеся в каких-то родственных связях. В такой социальной общности гораздо теснее поддерживаются узы родства, которыми охвачено значительно больше людей, чем в нашем обществе. Если провести сравнение этих отношений с принципами жизни современной семьи, то мы увидим разительный контраст. Хотя мы "кормим" своих детей, не так ли? Мы "помогаем" нашим братьям и "заботимся" о престарелых родителях. А другие делают то же самое по отношению к нам...

Тесные социальные связи в целом обуславливают дружелюбные чувства, правила приличия семейной жизни, а нравственная заповедь щедрости определяет способ отношения к вещам, которые играют (сравнительно с нами) малозначительную роль в жизни индивида и племени. Антропологи сделали попытку обозначить такой тип взаимодействия словами "чистый подарок" или "добровольный дар", чтобы подчеркнуть, что речь идет не о сделке, а о таком обмене, в основе которого лежит чувство совсем иного рода, чем в ситуациях торговли. Но эти обозначения не отражают подлинного характера подобного взаимодействия, а, может быть, даже вводят в заблуждение.

Петер Фройхен однажды получил от эскимоса кусок мяса, сердечно поблагодарил его в ответ. Охотник, к удивлению Фройхена, явно огорчился, а старый человек объяснил европейцам, что "нельзя благодарить за мясо. Каждый имеет право получить кусок. У нас не принято быть в зависимости от кого-либо. Поэтому мы не дарим подарков и не принимаем даров, чтобы не оказаться в зависимом положении. Подарками воспитывают рабов, как кнутом воспитывают собак".

Слово "подарок" носит оттенок "умиротворения, ублажения, задабривания", а не взаимности. А в племенах охотников и собирателей никогда не произносят слов благодарности, поэтому неприлично назвать кого-либо "щедрым", когда он делится добычей со своими товарищами по стойбищу. В других ситуациях можно назвать его добрым, но ни в том случае, когда он делится с другими пищей. Так же точно воспринимаются и слова благодарности, они производят обидное впечатление, словно человек и не рассчитывал на то, что с ним поделятся. Поэтому при подобных обстоятельствах уместно похвалить человека за ловкость в охоте, а не делать намеков на его щедрость...

У примитивных племен никому не закрыт доступ к природным ресурсам – у них нет владельца...

Природные ресурсы, которые находятся в распоряжении племени, представляют коллективную или коммунальную собственность в том смысле, что в случае необходимости вся группа встанет на защиту этой территории. А внутри племени все семьи имеют равные права на свою долю в собственности. Кроме того, соседние племена также могут по желанию охотиться на этой территории...

Племена охотников и собирателей в плане лидерства более всех других социальных систем отличаются от человекообразных обезьян. Здесь не ни принуждения, основанного на принципе физического превосходства, нет также и иерархической организации, опирающейся на другие основания (богатство, военная или политическая сила, унаследованные классовые привилегии и т. д.). Единственное устойчивое превосходство связано с признаками возраста и мудрости".

Можно говорить о процессе ритмического изменения синергетического состояния общества, которое колеблется от состояния высокой к состоянию низкой социальной синергии, а также, соответственно, характеру распределению богатства и власти.

При этом, точно также, как вещество и поле способны переходить друг в друга (вещественное образование при скорости, близкой световой, превращается в поле, волну, а поле, в свою очередь, есть, по выражению А. Эйнштейна, "сконденсированным полем"), так и мораль и выгода могут превращаться друг во друга при определенных условиях, а также диалектическим образом нивелировать, взаимно погашать друг друга, обнаруживая общую нейтральную территорию, на которой мораль и выгода идут рука об руку.

Как видим, полярным социальные категории – мораль и выгода – обнаруживают диалектико-парадоксальные, многозначные отношения, анализ и принятие которых требует от человека оперирования диалектическим, парадоксальным, то есть творческим мышлением, которое не боится противоречий и не рассматривает мир через призму черно-белых тонов. Последняя контрастирующая стратегия познания, как писал В. Франкл, способствует развитию человека по шизоидному типу, который в своем воображении и мышлении атомизирует, дробит и расщепляет мир, разделяет его на своих и чужих. Именно с позиции такого мышления мораль и выгода предстают пред нами как полярные категории. Парадоксально-творческое мышление же делает эти категории взаимодополнительными, когда моральные поступки могут обнаруживать бездну выгод для человека (ср. английскую пословицу – честность – лучшая политика"), а поведение, направленное на выгоду, может заключать в себе моральный стержень.

Такая творческая игра полярными сущностями иллюстрируется множеством восточных и западных притч. Одна из них: сыну фермера подарили коня. Все соседи увидели в этом явную выгоду. Только сам фермер в пол голоса говорил: я не знаю, к добру это или к несчастью. Через некоторое время сын упал с коня и поломал ногу. Соседи стали говорить о весьма невыгодном подарке – коне, который изувечил фермерского сына. А сам фермер продолжал твердить: я не знаю, к добру это, или ко злу. А когда началась война и всю молодежь забрали в армию и почти вся она полегла на полях сражений соседи стали судачить о таком выгодном подарке – коне. А фермер продолжал стоять на своем, так как он был мудрецом и понимал парадоксальность и метаморфозность нашего мира. Подобных притч существует бесчисленное множество, но они, увы, ничему не учат большинство людей, которые продолжают пребывать в плену одного из самых опасных заблуждений, в основе которого лежит понимание мира как разделенного на непримиримые полярные сущности.

Таким образом, отношения между моралью и благом зависят от уровня развития индивидуального и общественного сознания, а также от характера распределения власти и богатства в обществе, что отражает уровень общественной синергии. Данное состояние можно интерпретировать при помощи ориентальной категории ДАО. В обществах с высоким уровнем синергии мораль и выгода не различаются, в обществах же с низким уровням социальной синергии мораль и выгода поляризуются. Как говорят на Востоке, "в обществе, где есть Дао – стыдно быть бедным, в обществе, где нету Дао – стыдно быть богатым".

Литература:

Фромм Э. Анатомия человеческой деструктивности. - М.: "Республика", 1994. - 450 с.

Benedict R. Synergy: Patterns of the Good Culture / R. Benedict // American Anthropologist, 72, 1970. – P. 320–330.

Maslow A.H. The Farther Reaches of Human Nature / A.H. Maslow. – N. Y.: Penguin Books, 1976. – 407 p.