Перед вами поток мыслей, возникших у меня при чтении ряда публикаций АТ и параллельно работающего телевизора.

Как в России была такая любимая национальная игра – поиск национальной идеи, так и у наших теоретиков общества была своя любимая тема – формация. И то, и другое, принадлежит к особой верхней части потребностей духовного типа. И принадлежит вымирающему виду производителей идей. В то время как мы живем в период, когда главенствует нижняя и только нижняя часть этой иерархии – потребло и животный гедонизм. Поэтому сегодня можно безбоязненно посмеяться над стремлением русских найти свою новую национальную идею или над стремлением ученых разобраться в сути понятия «формация». Но всему свое время: придет время актуальности и этих тем, и тогда в дело пойдет то, что есть в наличии, что сегодня наработано как проект – и иначе в истории вроде бы не бывает. Время неспешно зубоскалить достаточно скоро сменится на время спешно действовать всем миром.

Обсуждая вопрос о формации, мы обсуждаем заготовку для будущего управленца Россией – ничуть не меньше. Поскольку идеи и идеальные модели сами по себе никому не нужны, они или употребляются «технически», или пусть пока полежат на складе культуры. Их оттуда рано или поздно востребуют, поскольку они не портятся от времени.

Вот пример по нашей теме формаций в этом ракурсе.

Как известно, довольно свежая для начала ХХ века модель общества по Марксу была технически употреблена у нас социал-демократами, Лениным и большевиками. В результате она превратилась в идеологию, и это была специальная сложная работа. Затем все это пробивное философско-социологическое ядро было редуцировано до уровня понимания основной партийной массы Сталиным, и не только им – тоже, кстати, непростая работа. В момент дискуссий в Комакадемии конца 20-х понятие «формации» как раз и было ключевым. Сегодня все тексты доступны, можно их прочесть в первоисточнике. Точки зрения уже мало различимы, дискуссия идет вокруг экономической формации, прочие точки зрения отлетают как шелуха. Хотя были и «прочие» и к ним следует присмотреться повнимательнее.

Опустим здесь вопрос о количестве формаций, поскольку первичным является вопрос об основании их выделения. Как можно понять из текста С.А. Алферова «Типы общества и источники власти», им принят ракурс управленческий. А тут есть один древний авторитет, на который мы и сошлемся в конце: Аристотель.

Алферов пишет о трех формациях, и на капитализме они у него заканчиваются. При этом у него фигурирует здравая мысль, что есть люди и общества, исторически «забегающие вперед». Так и хочется сказать очевидное: СССР был именно таким обществом. Глядя из дня сегодняшнего, понимаешь, что мы исторически забежали вперед, создав спроектированную новую формацию, в идеологему которой был положен марксизм. Сложность только в том, что у Маркса невозможно разъять его экономическую теорию и его социологию – об этом в бешенстве пишут главные историки экономических теорий, критикующие марксизм. Поэтому исходная идея и способ ее воплощения были получены от марксизма «в одном флаконе», что, похоже, и привело к соответствующим результатам нашего исторического эксперимента.

С моей, неправильной, точки зрения эта советская формация вполне способна была выжить, если бы в 30-х годах не была уничтожена циклическая и генетическая линия в науке и управленческой аналитике, которой мы сейчас гордимся: Кондратьев, Чижевский, изгнанный из страны Питирим Сорокин, Вавилов и биологическая школа генетики и т.д.

На период Ленина-Сталина пришлись две войны и международная блокада. Принято считать, что выжить в этой ситуации удалось только за счет «стальной воли партии». Но то, что было плюсом в тот период – а это традиционное для Руси-России мобилизационное общество, стало причиной столь странной недавней декомпозиции новой империи. Как любил повторять Гегель, примерная цитата, каждая вещь гибнет от собственной односторонности, которая и составляет ее суть.

Три типа власти в цикле формации

У Бальзака, кажется, описана такая ситуация: и вот войны великого человека закончились, и появилась возможность поговорить. Перемыть, так сказать, ему косточки, поскольку при нем все это высшее общество в салонах и пикнуть не смело. Это как раз по образу – наше время, и я насчитываю за 20 лет уже десятую волну, перемывающую все тот же набор костей. Есть даже некая эволюция в этих волнах интерпретаций: если в свое время Киселев на НТВ пересказывал нам бездоказательные сплетни столетней давности как некие откровения, то сегодня экспертов просто так не проведешь – открываем архивы, читаем, знаем, имеем массу аргументированных мнений. Это радует. Если не в реальной политике, то хоть вокруг нее у нас появились виртуальные альтернативы. Свисток для выпуска пара интеллектуалов или же, как во времена председателя Мао – «пусть расцветет сто цветов»: хоть врагов узнать в лицо, чтобы потом было кого ссылать на перевоспитание в горные деревни.

В дискуссиях вокруг темы СССР, которые неожиданно появились на пятом канале, приводился контраргумент: да не уничтожь сталинизм всех наших спецов и ученых с военоначальниками, мы бы отбросили немцев в 1941 году еще быстрее. Вроде бы железный аргумент, если учитывать реальную цену, заплаченную страной за «ошибки» верхней власти.

Но увы, вот она Россия в русско-японскую: все они еще в наличии – не изгнаны, не расстреляны, Россия интенсивно развивается в области науки, искусства и производства и т.д. – и что? У власти «правитель слабый и лукавый», которого вскоре потоком истории втянуло в первую мировую войну, где у нас в этой коалиции не было геополитических интересов по большому счету. Такому слабовольному царю – марионетке истории, последующие поколения большевиков вполне правомерно противопоставляли «стальную волю» своих лидеров, берущих историю за рога. Воля Ленина, как и воля Сталина, «паталогически» сильны, судя по делам их. Но в одно время истории это вроде как достоинство, в другое это воспринимается как психопаталогия отдельных лидеров. В Интернете сегодня можно найти множество псевдодокументальных и художественных фильмов о Ленине и Сталине, где трактуются они однотипно – как психопаты. Но так ли это в контексте их времени?

И разве только у нас этот волецентризм власти обнаруживается? Вспомните знаменитый фильм «Триумф воли», воспевающий волю Гитлера. Воля единицы, гипертрофированная воля, подчиняющая себе эту единицу до степени маниакальности, характерный признак первого периода становящегося нового общества. Но не сами же эти воле-маньяки приходят к власти именно в эти периоды, очевидно, что это история выталкивает их на вершину власти. Можно бесконечно долго обсуждать другие варианты (типа Троцкий на месте Сталина, Тельман на месте Гитлера), но в истории все происходит только по ее законам. Закон первого периода прост: чтобы новое общество с новой идеей выжило, нужен тиран с железной волей. Да, специфика личного генезиса этого тирана много чего определяет в области стиля, но ничего существенного в конечном итоге. Цивилизации нацизма и СССР в ряде черт – близнецы-братья, у них однотипные социальные машины и многие другие проявления. Авиваконструктор А. Яковлев вспоминает, как рассматривал в предвоенной Германии глянцевый журнал «Искусство принадлежит народу», мы в школе учили, что это Ленин сказал в разговорек с Кларой Цеткин.

Но ментально – это были антиподы. Речь идет прежде всего об их конечных целях и отношении к народам, своим и чужим. Ну не было у нас фабрик смерти и паталогической ненависти к другим народам, как бы того ни хотелось некоторым западным историкам. Была идеологическая тирания, но было и другое: и культуру несли, и заводы с электростанциями строили в местах, где о них и не слыхивали. И подарили это все в конечном итоге этим народам, не особо надеясь на благодарность с их стороны. Страшно иногда смотреть, какой исторический шаг назад они сделали, отделившись от России. Я заканчивал школу в цветущем тогда Донбассе, сегодня это – страшнее, чем зона в «Сталкере», обглоданные руины.

Но вернемся к нашей теме воли лидера. Период сталинизма окончился со смертью отца народов. Но «волю единицы», уже в остаточном виде, у Хрущева обнаружили его же сподвижники и обозвали почти нецензурным словом «волюнтаризм». Вспомните реплику Никулина в «Кавказской пленнице» и реакцию хозяина – «в моем доме попрошу не выражаться!». Это политическая сатира 60-х, уже мало кому понятная сегодня.

А почему Хрущеву сподвижники не дали порулить в том же сталинском духе? А потому, что советская формация вступила в свой средний период, где форма власти должна быть коллективная, групповая. Тут один, даже сидящий наверху, не может претендовать на единовластие. И потому фигура Брежнева с первого и до последнего дня являлась более или менее декоративной. За ней всегда стояла «группа товарищей», и к власти он пришел благодаря заговору такой же группы, и убрать его она могла точно так же в любой момент. Он это знал, и постоянно скидывал со скамейки власти потенциальных конкурентов, как и любой другой из них на его месте. Отсюда такая осторожность в решениях в первой половине и полный паралич воли во второй части правления Брежнева. Страной правил групповой междусобойчик, который сначала по инерции прикидывался, что живет по канонам скромных совслужащих, а потом более или менее откровенно вышел на поверхность. Ничего смешнее, чем зал на концерте Бони М музыканты этой группы не видели – там сидела вся «элита» тогдашнего общества, люди сплошь пенсионного возраста.

Между тем уже в середине 60-х наступил момент, когда систему следовало модернизировать, если следовать циклической закономерности истории: к доминирующей государственной монополии и в экономике и во власти можно было осторожно привить ресурс личного интереса. Но экономические реформы Косыгина, очень, кстати, робкие, и те не прошли. А про политическую сферу и говорить нечего. Система с доминированием «МЫ» набычилась и начала бить по головам за любые проявления «Я». Это глупое действие по самосохранению идеологии формации и погубило СССР. Но откуда взялась эта трусливая власть, которая проворонила эту формацию?

С моей, неправильной, точки зрения решающую роль здесь сыграл феномен личности Хрущева. И он является ключевым в гибели системы с управленческой точки зрения. Почему?

Хрущев в своем малом 11-летнем цикле политики прошел путь Сталина в миниатюре: с ходу пристрелил главного конкурента, облил помоями своих же сподвижников – потенциальных конкурентов, и убрал их от власти навсегда, закрасил черной краской своего мощного предшественника. Он поступал как типичный египетский фараон, который скалывал лики и имена предшественника и летоисчисление начинал с себя. Хотя идеологему «возвращения к ленинским нормам» Хрущев вынужден был сохранить для преемственности и самоидентефикации формации. При этом его буйный и артистичный характер противоречиво сочетался с той ролью «маленького Сталина», которую он исполнял. Методы пора было менять, но, будучи воспитанником, выдвиженцем и долгие годы приближенным Сталина, других методов в политике Хрущев просто не знал. Правда, кроме Берии, он больше никого не поставил к стенке публично и даже гордился, что его самого сняли чуть ли не демократическим путем. «С людями сейчас надо помягше, а на вопросы смотреть ширше» – это его несомненное достижение.

Советскую формацию в тот момент – с 1957 по 1964 – могла бы спасти альтернативная фигура у власти. Если бы на месте Хрущева возник «эволюционирующий диктатор», то в последней трети своего правления он должен был эволюционировать от диктата личности к групповому распределению власти, которое вскоре и возобладало при Брежневе. Хрущев же в этот период незаметно для самого себя перешел к собственному «культу личности», потерял критичность, поскольку его власть была бесконтрольной. Все сталинские атрибуты славословия вождя снова актуализировались, но на новом историческом фоне они уже выглядели достаточно архаично. А попадать в прямую оппозицию было все так же опасно – по головам били без промаха даже на всякий случай, поэтому вся «политическая элита» представляла из себя лизоблюдов второго эшелона. Эта обозленная «элита» второго сорта и убрала распаренного главного начальника, как только тот чуть-чуть расслабился на водах. К власти пришли правители второго эшелона, но они – не лидеры. Они функционеры, порядком подуставшие от предыдущих единоличных лидеров с их идеологией.

Хрущеву в это последний период вскружил голову поток мировых достижений СССР, основание которых заложил отнюдь не он. И космос, и атом, и энергетическая сеть страны – это плоды не его проектов, а проектов его предшественников. Да, он тоже им немало способствовал и пиарил их идеологически, но они были больше масштаба его личности. А приписал-то он их себе, и он чувствовал это противоречие. Но и Сталин как личность в ряде случает тоже оказывался меньше, чем масштаб побед системы, и тогда он просто приписывал себе достижения других. Чего стоили хотя бы «десять сталинских ударов». Но Сталин различал пиар и реальность, а Хрущев сам поверил в сочиненные им же сказки. Последний период жизни Сталина и последний период правления Хрущева мало различались по степени славословия вождя. А впереди был еще точно такой же последний период славословия Брежнева – но это уже походило на откровенную пародию.

Увы, это закон истории. По этому формальному признаку всегда можно отличить приближение конца исторического цикла: безмерное и бесконтрольное возвеличение правителя и потерю самокритичности системы. Когда смотришь кадры хроники времем Николая Второго, все эти коронации, выезды и т.д., поражает безумное количество декора на правящей элите – все эти перья женщин, золотое шитье, ленты, бакенбарды, сабли, кортики и драгоценности на мужчинах и т.д. и т.п. Это тебе не треуголка и сюртук раннего Наполеона, это тебе не шинель Дзержинского или френч Сталина, Мао или Неру. Павлиньи перья – вот признак декаданса системы. «Павлины, говоришь? Хммм, да».

К тому же Хрущев в конце правления попал в эпоху романтизма, эпоху расцвета нашей фантастики, когда реальность в массовом сознании была мало отличима от книжных и киносказок. И отсюда «вы даете нереальные планы», как сказано в фильме про Шурика. Эйфория от технического всесилия системы экстраполировалась в «коммунизм к 1980 году». Вот здесь совершенная неспособность системы мыслить циклически и погубила ее. Плохо было с диалектикой у этих диалектиков. А ведь система была на подъеме еще целую пятилетку, но брежневские ребята при власти все дружно нажали на тормоза – «в штаны наложили», как сказал кто-то из стариков в воспоминаниях. И нос взлетавшей новой формации накренился вниз даже раньше, чем достиг естественного пика. Это период от 1965 до 1970 года, когда так странно умер Королев, пошли наши неудачи в космосе и американцы сели на Луну. Американцы, раздраконенные «подначником» Хрущевым, вовсю жали на педаль газа, а наши новые руководители – уже на тормоза. Вот так мы не стали первыми людьми ни на Луне, ни на Марсе, а технически могли бы.

Последствия этого испуга стали особенно очевидны во второй половине брежневского правления, в эпоху застоя. Над коллегиальным правлением все еще доминировала сталинская идеология, но эти «коллеги» втихаря начинают растаскивать страну по локусам и идеология им ничуть не мешала. «Правильные слова» было кому говорить на самом верху, а вот масштабных дел за ними уже не было. В этот период тщательно охраняемая Сусловым идеологема полностью оторвалась от реальности, выдохлась и потому превратилась в декор, а растаскивание страны по всесильным ведомствам и местным князькам приобрело форму подпольной власти. Чего стоит одно только всесилие ВПК, который отрезал из бюджета страны столько, сколько хотел. Таких фантастических военных машин, какие были или задуманы или сделаны в этот период, мир не видел и еще долго не увидит (читайте «Сломанный меч империи»). Думается, и афганская война была нужна ВПК для оправдания своего монопольного положения при дележке финансового пирога и опробования новых видов вооружений – рано американцы из Вьетнама ушли, рано.

Двоевластие такого типа никогда не длится долго. И побеждает в нем всегда и только более меркантильная сторона. Ну раз идеология выродилась, и это всем очевидно, не пора ли избавиться от ее атрибутов, символов и хранителей и поделить ресурсы и власть между своими. Это и есть лозунг эпохи Горбачева-Ельцина. Перед нами снова тот же образец, типа Николая Второго – Горбачев, «правитель слабый и лукавый», который волею случая попал в лидеры в период необходимой модернизации, но даже не удержал руля в руках в отведенные ему историей 11 лет. Отсюда последний приступ коллегиальной формы правления – ГКЧП. Он выглядит сегодня почти анекдотическим шагом отчаяния брежневского правления, поскольку члены ГКЧП имели в распоряжении всю реальность власти, могли использовать все ресурсы страны. И тоже успешно «наклали в штаны», традиция, видимо, такая у этой элиты второго эшелона. Вот где аукнулось паническое отношение к волюнтаризму Хрущева в 1964 году – у власти остались только безликие «люди системы»: фактически всесильные, но полностью лишенные управленческой воли и ответственности за страну. Не крови они испугались, кровь все равно скоро прольется, у них иссякла политическая воля. И это самая точная характеристика «групповой элиты» в третьем периоде. Теперь не о стране, о себе думать надо – поняла элита.

Ну и кто у них с Горбачевым вкупе забрал власть без особых церемоний? Волюнтарист Ельцин, окруженный ребятами, жадно потирающими руки. Среди них, наверное, было и немало наивных бессеребрянников, отстаивающих малознакомые нам идеалы либерализма, демократии, рынка и т.д. Ну и где они, эти попутчики? Смыло волной истории. Сегодня фамилии Собчак ассоциируется только с голой задницей и пьяной физиономией его дочери в Интернете.

Впрочем, тут и так все понятно, но теперь о форме правления третьего периода. К власти первоначально стремилась придти та же совэлита, которая все поделила, как смогла. Это был момент, когда мечта Бжезинского о распаде «лагеря социализма» и СССР не просто начала реализовываться, а достигла точки, когда и распад России уже был возможен. Но мы проскочили его, поскольку Бжезинский не учел, что нужны некие ментальные общности, готовые бороться за власть на размеченных им трех территориях. Внутри страны, а не снаружи. А наших «множественных правителей» такие построения импортных теоретиков не волновали – страна вступила в эпоху перестрелки, которая наступает сразу после всякой перестройки – передел. Началась кровавая дележка рынка и она реально могла перерасти в гражданскую войну, не будь эта страна до такой степени обескровленной и уже безо всякой идеи – воевать-то не за что. На фоне этой жуткой апатии тут же вспыхнуло все, что являлось ментально активным внутри и уже вовне, Закавказье, прежде всего Чечня, все отделившиеся «страны народной демократии» и бывшие республики.

Этот пояс, имевший уникальное геополитическое значение во всех теориях геополитики, стал разменной монетой, ресурсом, которым Россия заплатила тогда Западу за свое нынешнее полуутопленное положение. И пока Запад разбирался, что с этим делать, мы проскочили точку бифуркации («три года над пропастью», как пророчила Тамара Глоба). Россия сохранилась в неких странных современных границах и единственное, что ее удерживает как целое во внешнем мире, это остатки советского военного наследства. Она охотно продает свои богатства недр, понимая, что в противном случае их возьмут силой. Откупается, как во времена Орды.

При этом внутри мы наблюдаем классический «пир во время чумы». От телевизора просто тошнит, он уговаривает нас модно одеться, хорошо пожрать и выпить, позаниматься извращенным сексом и тут же ехать в шикарной иномарке или, на выбор, тихо побрести в одном направлении – на кладбище, поскольку нас впереди ждут одни катастрофы, и все они мирового масштаба. Потусторонние и виртуальные миры, включая помойные исторические интерпретации истории СССР – это 90 % эфирного времени.

Формы правления этого периода характеризуются множественностью локусов власти. Причем, местные князья хорошо понимают, что надо немного поддерживать сеньйор-вассальные отношения на случай внешней агрессии. Зря, что-ли, Путин строил «вертикаль власти» перпендикулярную их власти. Тем и держимся пока как страна.

Иногда местные князьки «зарываются», по простому, – борзеют. На этот случай теперь всегда есть резерв из партии власти, чтобы на место задержавшегося человечка времен ельцинской вольницы поставить хорошо выдрессированного и импозантно отглаженного по всем канонам пиара современного руководителя. В конце концов, меру надо знать, что ж кусать руку, с которой кормишься. Так понемногу вся эта шелуха ельцинской эпохи, глядишь, и отвалится окончательно.

Подведем итоги.

Они сводятся к схеме, которую мы в тексте аргументировали, а здесь – просто поместим. По сути, это самая обычная и даже упрощенная схема форм политической власти Аристотеля. Мы ее привязываем к историческому циклу советской формации. Самое интересное, что она пока еще продолжается. С нашей, неправильной, точки зрения. Поскольку наше нынешнее состояние есть типичный «реликт» все той же цивилизации, третий цикл ее существования.

Во только одно уточнение, раз мы вспомнили Аристотеля. У него эти формы делятся на хорошие (в интересах всех) и плохие (в своих интересах). У этих древних греков «странное» по нынешним временам понятие о хорошем и плохом.

Первый этап: этап единоличной власти. 1920-1953.

Хороший он или плохой, по Аристотелю? Во многом можно обвинить Ленина и Сталина, но обвинить каждого из них в том, что они действовали только в личных интересах никому еще не удалось. Поэтому это не тирания, а разновидность монархии, где один действует в интересах всех. Отсюда «сталь» его воли.

Точно такая же монархическая по форме власть у Гитлера. Иначе этот самый немецкий народ вряд ли стал бы так активно воевать до последнего. Когда слушаешь живые воспоминания оставшихся в живых воевавших немцев, они все еще внутренне убеждены в своей правоте тогда. Можно идеологическую лапшу навесить на уровне сознания, но тут мы имеем дело с глубинами коллективного подсознания. С этим пластом коллективного бессознательного народа власть учили работать все геополитики Германии – и Ратцель, и Хаусхофер, и Шмит. Вот в России это было бы просто невозможно – исторический котел наций требовал интернациональной идеологии, и он ее получил. Поэтому интеридеологии великорусской остальную часть века противостояла интеридеология североамериканцев – глобализм в смеси с мондиализмом.

Ни первые советские лидеры, ни даже Гитлер не строили себе множество дворцов, не собирали гаремы и личные зоопарки и автопарки, как поступал любой из тиранов-нуворишей. А когда склонный к роскоши Геринг впал в эту ересь, его отодвинули в политическую тень. Даже дочери Брежнева при его жизни все еще приходилось маскировать свою любовь к драгоценностям.

Второй этап: коллективная форма правления. 1953-1986.

Она имеет две разновидности, спасибо Аристотелю. Аристократия – группа правит в интересах всех. Олигархия, власть денежного мешка – в своих интересах.

Что характерно, у нас поздно вышла на поверхность политической жизни олигархия. Партийная номенклатура, при всем ее известном наборе свойств, вынуждена была выполнять роль аристократии этой цивилизации, то бишь позитивной политической элиты. Так ее задумал еще Сталин, как «орден меченосцев». Во второй брежневский период она переродилась в скрытую олигархию, а таковая хочет уже не только легализации наворованного добра и денег, но и политической власти. Особенно для своих детей и внуков. Им явно надоела эта идеологическая надстройка, ведущая в никуда. Но наверху системы находились только «кремлевские старцы», стоявшие в очереди порулить перед смертью.

Случись реформы Косыгина, Брежневу и компании пришлось бы во второй период (1975-1986) решать китайскую проблему: как пристроить капитализм при социализме. В том числе, политически. Но потому-то на этом месте истории и находится застой: система вошла в состояние стагнации.

Развилка времен Горбачева, которой он явно не хотел понимать, была в этой альтернативе: либо, ускоренно, встать на путь китайского двухэтажного социализма, либо пройти путь Ельцина – легализация олигархии. Он вроде как собирался модернизировать советскую систему – а это вроде как китайский вариант, но без капитализма. С системой в состоянии стагнации так поступать нельзя. А Горбачев так держался за тормоза, что машина советской цивилизации пошла вразнос. И выкинула водителя на обочину истории. И тут же немедленно происходит переключение на олигархический вариант власти, со многими известными потерями.

Наступивший в 1986 году третий период советской цивилизации должен был породить и породил множественную по форме власть. Это 1986-2020 гг. С опозданием дорвавшаяся до власти олигархия – как из номенклатуры, так и из криминала, буквально рвала страну на части. Герои нашего времени – смотрите «Олигарх» и «Бригада». И спасибо Путину, что он удержал страну от полного распада, к которому она уже шла – аппетиты олигархии не имеют границ, для них Родина – только ресурс для вывоза капитала. Но все имеет как свою хорошую, так и обратную стороны. Крайне трудно определить, с какой формой власти мы реально имеем дело сейчас, в фазе реликта советской цивилизации. Живем-то пока на три «до-»: донашиваем, доедаем, доживаем.

А между тем, по Аристотелю, после олигархии возможны две формы. Позитивная форма – полития, где правят многие в интересах всех. Негативная – «демократия», но это «демократия по Аристотелю» – правят те же многие, но в своих интересах. Он еще не знал о будущем существовании римского «охлоса», а то бы назвал это охлократией – власть черни в своих интересах.

Про демократию в условиях множественной олигархии говорить можно только условно. Почему у нас, какую партию не делай, КПСС получается? Да потому, что мы живем в фазе реликта советской цивилизации. Из нее вынули не только идеологию, но заодно и волю к развитию целого, и проекты развития вкупе со смыслом. Национальная идея здесь невозможна, а вставлять другие проекты на место отсутствующих можно только локально – отсюда «нацпроекты», про которые потом все расскажет время. В лоскутном одеяле нашей политики ничего другого и быть не может. Поэтому Путин правильно подсмеивается над желанием русских иметь национальную идею. Он же знает, что она влечет за собой начало нового витка тирании, моря крови и горы трупов. А мы и старый спектакль еще не доиграли. Нам до занавеса лет десять.

В этом отношении интерес к глобальным понятиям типа формации и к нашей недавней истории начинает приобретать совсем другие оттенки. Хотите или нет, но тем самым мы уже посматриваем в будущее. Или в прошлое.

Кроме шуток, поменяйте действующих лиц, вы увидите ментальный цикл 19 века: 1820-1920. Мировая война, поскольку мир тогда равен Европе. Монарх, в 1825-26 годах перевешавший недавних друзей-реформаторов, и установивший военно-полицейское бюрократическое государство. Государственная форма собственности. После него приходит царь-реформатор с оттепелью (по Тургеневу), «освободитель крестьян». Но он недореформатор в историческом смысле, т.е. тот же Брежнев. Отсюда эпоха застоя, породившая все то же самое, что и наш застой – купечество без прав, двойная жизнь высшей бюрократии и т.д. Потом его сменяет правитель слабый и лукавый, который так и не понял, почему он вылетел из седла первого лица империи. Он тоже пытался завести при себе декоративную демократию. Столыпинская опора на личный интерес и частную собственность. Хищные олигархи, начинавшие рвать Россию на части. И тут система рухнула, так и не дойдя до демократии, поскольку правительство Керенского могло опираться и опиралось только на олигархов. Зато охлократии – бессмысленной и беспощадной – страна нахлебалась, пока «стальная воля» большевиков не навела новый кровавый порядок.

На этом фоне нынешняя ситуация хрупкого равновесия в обществе вроде бы совсем другая. Если следовать теории этногенеза Л.Н. Гумилева, можно предположить, что перед революциями 1917 года великорусский этнос был заряжен биосферной исторической энергетикой через край. Ее хватило на ХХ век, но уже к концу века она явно иссякла. Вспоминая фильм С. Говорухина «Так жить нельзя», я вспоминаю реальный ужас пустых прилавков и дикие очереди за плохой водкой. Ничего кроме стыда и унижения. При этом горы лучшего в мире оружия и разваленное сельское хозяйство. Нынешнее изобилие на том фоне есть очевидное благо, но не декоративное ли это благо при ближайшем рассмотрении? У нас «свой» в магазинах разве только укроп – поскольку портится по дороге из Аргентины. Остальное привозное. Не будете же вы есть свои атомные бомбы, если вам поставки еды однажды перекроют. А все озабочены только прибылью, ну прямо как в США в конце 19 века. Все та же «русская Америка» Блока, вот только без основания, которое у нее было век назад.

В нашем обществе не ощущается той предреволюционной энергетики вековой давности? Вроде бы так. Но это не так. Ее и тогда не ощущалось, век назад. У меня сохранилась подборка европейских журналов 1911-14 годов, просто поразительно, до чего все похоже по сути и даже по формам. Глянец, гламур и пошлось мещанства, изобилие, особенно питейное и конфетное: гурманам раздолье. Дачники, кареты любые, авто импортное. Отдых за границей. Сплошной эксклюзив во всем. Технические новинки для быта и стыдливая эротика. Ювелирка на любой кошелек. Борьба с плохими запахами, сплошные предметы гигиены, помада, пудра и т.д.

И вдруг началось. Сводки с фронта, газы, пулеметы, гигантские орудия, подводные лодки, самолеты и воздушные шары с бомбами, и все это еще некоторое время вперемешку с гламуром и глянцем, пышными церковными службами и рафинированными аристократками в госпиталях. И все. Финита ля комедиа.

И все так красиво на этих глянцевых мелованных страницах огромного формата и плотности – сейчас таких нету. Какие фотографии с полей сражений: четкие, чистые, ретушированные, в рамочках с виньетками. И красивым шрифтом – фамилии офицеров с крестиками. Все больше, больше, больше колонок с именами. Это они открыли счет в 50 миллионов россиян, которые погибнут только в первую треть века. От большинства и крестиков не останется – нигде.

Когда издавались эти глянцевые журналы, Малевич уже нарисовал свой черный квадрат и свой красный квадрат. И скоро все прочее в этой стране тоже будет таким: черно-бело-красным, жестким, контрастным и однозначным.