Напечатать документ Послать нам письмо Сохранить документ Форумы сайта Вернуться к предыдущей
АКАДЕМИЯ ТРИНИТАРИЗМА На главную страницу
Дискуссии - Публицистика

Андрей Кинсбурский
В ГРОБ низойти, или СОБОР возвести? Западная гражданственность, или русская соборность? (часть вторая)
Oб авторе
Соборность – животворный принцип
Русского этапа мировой цивилизации

Целостное (холистическое) мировоззрение или загадочная соборность, благодаря которой зародилась и поднялась Русская «волна» мировой Цивилизации, «иммунно» отвергаемая дособорной западной диалектикой, всегда волновала и притягивала к себе русских мыслителей. Именно им принадлежат наиболее глубокие прозрения в её исследовании, а русской истории уникальный опыт её практического применения. Являясь связующим принципом единого бытия, а, следовательно, – в разных формах, различными путями и с разной степенью интенсивности – и условием, свойством бытия всякого народа, соборность неотступно определяла течение русской жизни на протяжении всей её истории вплоть до наших дней.

С принятием Никейского символа веры это свойство оформилось уже в христианском смысле, но по существу православная соборность явилась лишь ярким продолжением, углублением извечных духовных основ народа. Ведь соборность означает качественное преодоление искусственно воздвигаемого диалектикой противоречия между основополагающими началами всякой живой целостности, в том числе и социального бытия, началами свободы и порядка, означает собирание нераздельного целого путём «смирение в любовь» и упорядочивание свободных частей в целое на основе общих ценностей. Только в таком нераздельно-неслиянном соборном организме принципиально невозможные друг без друга, неотделимые друг от друга начала свободы и порядка приобретают свой подлинный смысл. Без соборности нет жизни, а следовательно нет ни свободы, ни порядка. Если есть жизнь, то обязательно в ней есть и соборность, в той степени совершенства в какой совершенна данная форма жизни. С одной стороны даже минеральная форма материи содержит в себе не только жёсткий кристаллический порядок, но и массу степеней свободы своих элементов. А с другой стороны даже максимально неорганизованная свобода броуновского движения молекул на самом деле упорядочена, подчиняется строгим законам. Если же формально рассмотреть эти начала отдельно друг от друга, абстрагируясь от реального бытия, то мы придём к их парадоксальному самоотрицанию, самоуничтожению. Без свободы порядок приводит к беспорядочному слиянию в монолитный, лишённый необходимого для жизни разнообразия качеств механический остов, кристаллизуется в мертвенный скелет. А без порядка свободные части полностью разобщаются в лишённый свободы хаос разделения, наступает анархия и неразбериха. Ведь свобода должна быть относительно чего-то, а при абстрактном, несуществующем в природе полном хаосе отношения между элементами отсутствуют. Поэтому эволюция жизни направлена в сторону развития соборного принципа, связана с прогрессом в соборном совершенствовании свободы-порядка, и эволюция цивилизационных форм яркая иллюстрация этого общего закона, вектора бытия.

Только благодаря соборности мог сложиться русский народ, и вообще состояться его история. Принципы соборности вызревали параллельно со складыванием территориальной общины ещё в догосударственный период, на них строилось общинное самоуправление. В дохристианской Руси им соответствовало понятие «лад» (языческая богиня Лада), которое неразрывно связано с давней привычкой к общинной жизни белой (или что тоже русой, русской) расы. Расы современного человека, которая явилась на авансцене истории передовым уровнем формирования чело+века разумного, т.е. существа общественного и вечно (век) познающего (чело-лоб, и чела-ученик).

С самого своего возникновения предок человека формировался как существо общественное. Ю. Семенов в работе «На заре человеческой истории» (М. Наука, 1989) в главе 7 пишет (из статьи Петра Золина «Генетический путь пращуров россиян (реферат для нежелающих знать)», http://www.trinitas.ru/rus/doc/0211/008a/02111118.htm):

«…с переходом от хабилисов к архантропам биологическое развитие гоминид из самостоятельного процесса, каким оно было раньше, превратилось в один из моментов другого, более сложного процесса, каким является антропосоциогенез. И это исключает подход к формированию морфологической организации человека лишь с позиций биологии. Так как сущностью антропогенеза является социогенез, то настоятельно необходим учет развития праобщины… Как свидетельствуют все данные, праобщина поздних палеоантропов представляла собой прочный, сплоченный коллектив, все члены которого проявляли всестороннюю заботу друг о друге. Праобщина поздних палеоантропов была коллективом не только единым, но и осознавшим (в форме тотемизма) свое единство. <…>

Формирующаяся человеческая община возникала впервые как род – то есть, сообщество людей, половые отношения между которыми были запрещены большую часть времени, а поиск половых партнеров был направлен вовне – на членов другого рода. <…>

Дуально-праобщинные организации представляли собой своеобразные «котлы», в которых быстрыми темпами шла переплавка поздних специализированных неандертальцев в Homo sapiens».

Как пишет Юрий Петухов, проторусы-кроманьонцы (40-30 тыс. до н.э.) и прарусы-бореалы (30–15 тыс. до н.э.) не вели междоусобных, братоубийственных войн. И причина этого видится не столько в малочисленности людей в то время, сколько в целостном мировоззренческом единстве белой расы кроманьонцев. Археологические раскопы её поселений с момента возникновения вплоть до времён, когда у русов-индоевропейцев возникла необходимость защиты от набегов неандерталоидов и смешанных племён (прибл. до VII тыс. до н.э.), показали отсутствие каких бы то ни было защитных валов, ограждений, отсутствие большого количества боевого оружия. Подобное общинное поведение можно было наблюдать ещё в прошлом веке в селениях старообрядцев на русском севере, где жили без замков и просто подпирали дверь колышком, чтобы прохожие знали, когда хозяина нет дома. И в самом русском языке, родственном санскриту, мы видим первичный архетип соборного понимания мира как слаженного целого, ведь слово «мир» одновременно соединяет в себе понятие бесконечно большого единства на основе отсутствия противоборства, войны его частей.

ГРОБ является лишь эволюционно ограниченным, диалектически искажённым этапом развития общего соборного принципа, заведомо усечённой в рамках бинарной схемы попыткой построения целого из частей, противоречия и границы между которыми искусственно акцентируются. В отличие от него основанием соборного общества и государства является не правовой баланс автономных и разноречивых индивидуальных интересов, а акцент на то, что объединяет, взаимодополняет индивидуальности, на духовную связь между ними, на любовь. То есть на состояние, в котором индивидуальные элементы уже не сами по себе, а добровольно и совместно включены в иномерное и духовное по форме живое единство, встроены в общественное целое, которое возвышает человека до своего уровня, придаёт ему иерархически и эволюционно высший вневременной общественный статус и смысл. В общественной мистерии преодолевается экзистенциальное одиночество, разорванность бытия и человек встраивается в ткань связанного, т.е. религиозного, творческого процесса возвышения. Ап. Павел указывает, что «тот, кто совершенствуется, неизбежно поднимает и других людей вокруг себя; согрешающий же тянет и других с собою в бездну погибели» (1 Кор. 12, 26). Соборная любовь преобразует эгоистических индивидуалистов в служителей и творцов общественного единства, обладающего собственной высшей онтологической природой, и стремящегося к динамическому поддержанию и совершенствованию своих свойств через сохранение и развитие бытия своих членов. Досоциальная естественная животная природа отдельного организма здесь эволюционирует к более высоким и потому как бы «сверхъестественным» правам и обязанностям соборного члена, особой «живой клетки» многоорганизменного общества, и животный индивид обретает своё действительное человеческое, т.е. общественное «Я», подлинное человеческое предназначение. Соборный человек, соизмеряя себя с общественным идеалом, наблюдая за своими недостатками, с радостью принимает указания как помощь в их исправлении. Он помнит о своих обязанностях и понимает, что работает не только на себя, а и для вечности, для Бога, освящающего каждое его благое дело. Живёт и работает не столько из временных эгоистических интересов, сколько для будущего процветания общества, для потомков, для Творца, собравшего человечество из животного состояния в духовное сообщество.

Если естественные права у гуманистов эпохи Просвещения понимаются ещё статично, вне эволюционного, т.е. общественного развития, базируются на статус-кво неразвитой эгоистической животной природы человека, то в соборном учении они понимаются в свете взаимообусловленного развития, неразрывной связи социума и социального человека. Придают ему подлинно человеческий, т.е. более высший в естественно-эволюционном смысле общественный вектор бытия. Здесь уже нет искусственного разделения целей человека и общества, а происходит революционный переход к нераздельно-неслиянной общественно-человеческой фазе жизни на Земле.

Состояние соборности на уровне больших объединений можно проиллюстрировать на примере первичных социальных общностей. На таких отношениях, которые возникают в счастливой семье, между любящими родителями и детьми, у любящей пары. Здесь уже не отдельные ипостаси-персоны с их обособленными эго, или механическая их сумма. Но возникает единое, качественно высшее и иерархически включающее их поле, и потому неслучайно сакрализируемое в понятиях семьи, материнства, небесного брака, любви. Ведь именно благодаря этому духовному полю-состоянию становится возможным зарождение тайны жизни, её умножение, охранение и вызревание. Возникает общее многоорганизменное биополе, которое связывает человека с вечностью, преодолевает расстояния и время, питает силы входящих в него членов, воспринимается ими как высшее счастье, и как строгий судия диктует целомудренное отношение и нравственное поведение не только между своими членами, но и по отношению их к себе как целому. Именно не брачному партнёру, родному, близкому или любимому, а более всего этой иномерной духовной целостности страшны измены, разрывающие её невидимые связи, что потом зачастую приводит уже к зримому факту плотского, или правового разрыва. Ведь можно скрыть измену от близкого человека, но невозможно от невидимого связующего поля, которое всегда рядом, всегда наблюдает за тобой, в котором при неверности неизбежно накапливаются разрушительные изъяны. Отсюда и поговорка про разбитый горшок, который как не склеивай, уже не тот.

В ГРОБе общественные связи базируются на горизонтальных отношениях между участниками договора, которые делегируют власть выше и являются источниками права. В соборности западная искусственная дилемма снимается, т.к. участники общения образуют собой гармоничное единство, напрямую связаны с целым, с единым гармонизирующим центром стяжения, который приобретает высший надындивидуальный базисный правовой статус, и потому через него они единовременно связаны друг с другом. Здесь нет насилия одной части над другой, и узурпирующим источником права не являются никакие элементы целого, ни рядовые, ни господствующие, но доминирует их стройная совокупная симфония-иерархия. Источником права здесь выступает не материальное, но иномерное связующее гармонизирующее начало, которое можно охарактеризовать как духовную среду стяжения, формирующую живое целое. Здесь утверждается правота древнего герметического принципа, что воспринимаемая органами чувств вся материальная Вселенная, вещественная реальность есть проявление Духа, который можно понимать как всемирный, бесконечный, живой Разум. Началом соборного стяжения в обществе выступает «смирение в любовь», и при зрелом развитии общества религиозно осознаваемое как состояние в Святом Духе, выражаемое и закрепляемое в сакральной абсолютной идее Триединого Бога. Здесь важно подчеркнуть, что понимание Бога не как Триединого, а просто как Единого ещё не отвечает высшему смыслу живой соборности, поэтому культуры исповедующие религию упрощённого монотеизма эволюционно, исторически уступают христианскому тринитаризму. Уступая ему в логике, они в результате уступают и в научном познании и в технологиях, в производственной мощи, в качестве жизни.

Так как это гармонизирующее духовно-общественное начало связывает собой и элементы целого и самоё целое, то можно утверждать, что через него нераздельным источником права обладает единство соборян и соборной власти, которые не мыслят себя отдельно друг от друга, единство, которое немыслимо при их разделении. В ГРОБе общество в виде государственных институтов ещё понимается относительно и внешне к абсолютному бытию индивидуальности, и потому формально и извне определяет их жёсткое подчинение законам. В соборности же бытие индивидуальности встраивается в живой порядок абсолютного бытия общественного целого, будучи органической внутренней частью его единства. Это исключает восприятие власти как внешней силы и саму идею повиновения или противодействия её внешнему давлению, т.к. государственная власть выступает здесь определяющим условием существования, преумножения и развития народа, благоденствия свободной и общественной личности. Вместо баланса относительных частных, отдельных истин здесь побеждает идея, что истина в своей полноте может быть лишь всеобщей и потому может быть достигнута только в совместном усилии через взаимодополнение на основе общей гармонии. И только на путях единения с братьями по духу индивид действительно обретает самого себя не в бессилии одиночества, а в своём совершенстве.

Несмотря на западный идеологический прессинг, значительная часть русского народа, значительная часть человечества, несмотря на еще не до конца забытые передряги фашизма и коммунизма, испытывает неприятие всего, связанного с либерализмом. Можно сказать, испытывает отвращение на клеточно-молекулярном уровне к таким его понятиям как демократия, права человека, экуменизм (религиозный либерализм). Но причина этого не в том, что русский народ подвержен, как считает канд. богословия Игумен Вениамин (Новик) http://www.philosophy.ru/library/novik/01.html, традиционной для нас языческой идолатрии государства, первая заповедь которой гласит: территория важнее людей, которые на ней живут, или подвержен традициям архаического общества с родоплеменной патерналистской структурой. То есть ещё общества не признающего прав личности, а требующего одного беспрекословного подчинения, общества, в котором есть лишь обязанности и привилегии для тех, кто приблизился к его старейшинам. Общества, в котором ещё существует архаическое представление об изначальной абсурдности, несвободе бытия, выражаемое в понятиях «судьбы», «рока». Причина этого не в архаичности русского общества, а наоборот в его соборной евангельской революционности по отношению к уже действительно ретроградному на современном этапе развития человечества западно-логическому мировосприятию.

Принимая богоданную свободу личности, отличая персонализм от эгоизма и индивидуализма, соборность впервые всерьез ставит и решает вопрос о статусе самой личности как об ипостасной «клеточке» общественного мультиорганизма, впервые в антропосоциальном ключе разрешает вопрос подлинных прав этой личности. Соборность утверждает недопустимость сосредоточения власти в одних даже очень уважаемых руках, утверждая её за всем народом, обществом. Приводит к пониманию места человека в обществе, к его правам перед другими людьми, к тому, что человек, сотворённый по образу и подобию, имеет богоданное право на то, чтобы быть взрослым, т.е. непременно на нравственно-социальной основе самому свободно определять свой образ жизни и мировоззрение, согласные с целями и идеалами религиозно-общественного единства. И условием такой свободы является не только либертаристское правило не мешать другим и требовать, чтобы и тебе не мешали, но, прежде всего, согласие индивидуального поведения с задачами сохранения, поддержания и развития всего общества как «коллективной персоны». Только при учёте социально-правового аспекта в целом в обществе возможна свободная гармония без элементов анархии и насилия.

Не случайно последовательное развитие этики либерализма привело в XIX веке к дехристианизации, к материализму и атеизму, т.к. её уважение к индивидууму основано не на его социально-духовной природе, а на её отрицании, на отрицании за обществом собственной иномерно-духовной онтологичности. Либертаристский взгляд изнутри недостаточен для целостной идентификации. Невозможно познание высшего иерархического этажа на основе законов низшего, чтобы что-то в нём понять, надо подняться как минимум на его уровень, а лучше взглянуть с ещё более высокого уровня системной целостности. Если мы как минимум подходим к социальным проблемам на социальном уровне, а не на низшем антропном, то необходимо признать за социумом не только право, но и обязанность по воспитанию, руководству своими свободными человеческими «клетками». Следовательно, социальные законы нужны не только для охранения свободы индивидуумов, но, прежде всего, для охранения и развития самого организма общества. Примат духовного начала над материальным, являющийся основой антропосоциального соборного понятия права, придаёт иной статус идее равенства всех перед законом, возводя её с атомизированного стадно-биологического уровня на организменно-общественный. Но до этого соборного подхода не дозрели и идея самодержавия, и коммунистическая коллективистская идея, развивавшиеся ещё в поле западной диалектики борьбы вселенского и индивидуалистического принципов. Не может дозреть до него по системно-цивилизационным законам развития и конечная модель западной диалектики в виде антропного либертаризма.

Западные люди в цивилизационном смысле старше нас на пол тысячелетия. После Канта они стали самокритичными, сами подчас жёстко критикуют либерализм, но лишь в рамках своей логики. С точки зрения мерностного качественного уровня познания логики бытия они находятся ещё на недозрелом предыдущем конституционно-общественном уровне развития. Основная цель западной конституции – антропное ограничение социальной власти, исходящее из презумпции виновности власти как таковой. Диалектическое расчленение соборной целостности бытия лишает творение онтологичности, постулирует повреждённость людей первородным грехом (см. мою статью «Корни грехопадения»: http://www.trinitas.ru/rus/doc/0226/002a/02260077.htm). Приводит при ещё антропной трактовке социальной воли и силы к выводу о принципиальной греховности власти, осуществляемой её развращёнными носителями.

Критикуя соборный принцип, сторонники либертаризма, исходя из возможностей своего логического уровня, подменяют его западной вселенскостью, принципом властного абсолютизма, тоталитаризма, или его модификацией в виде коллективистской целесообразности «дела социалистического строительства», монополизированной небольшой группой новых «посвященных» в тайны истмата. Но фактически, находясь в нигилистически самодовольном языческом состоянии, этим они критикуют не новую соборную логику, а свою устаревающую диалектику с её непониманием живого свободно-упорядоченного бытия и целостной антропосоциосферы.

Соборность – это преодоление разделённости, несовершенства всякого отдельного бытия в триединстве живого целого, в его всеединстве. Т.е. такого целого, когда онтологическим основанием согласования всякой двоичности, потенциального противоречия является третье иномерное связующее начало, снимающее условную рациональную грань между субъектом и объектом, тезисом и антитезисом без уничтожения, подавления их неслиянных бытийных, гносеологических, этических и эстетических особых реальных сущностей (ипостасей, персон). Соборность это синтез свободы и порядка, это свободное добровольное единство не за страх, а за совесть, и только на основе такого нераздельно-неслиянного сочетания частного и общего возможно успешное построение, как мощной державы типа России, так и единого глобального человечества. Единство, лишённое свободы, осуществляемое через насилие над личностью, народом, социальными группами в формах деспотии, тоталитаризма, авторитаризма, государства в виде жёсткого и сугубого учреждения для органичного построения общества и государства, а тем более глобального общечеловеческого объединения не подходит. Не подходит и свобода личности, частной группы или даже эгоизм нации без подлинного всеобщего духовного единства в виде ГРОБа, либерализма, асоциальных форм и анархии. Перечисленные диалектические конфигурации общественной жизни Запада уже морально, теоретически и практически изжили своё время. Вместо устаревающих принципов «свободы, равенства и братства» вошедшей в имперскую стадию Западной цивилизации, возникших в эпоху масонских буржуазных революций, и приведших к построению западных либеральных демократий, вступающая в эпоху своего созревания (Русского Возрождения) Русская цивилизация должна осознанно выдвинуть перед человечеством революционные фундаментальные соборные принципы: «Триединый Творец, триединая Вселенная, триединое человечество», достижение которых выдвигает позитивную триаду – «Созидательное творчество, Общечеловеческая соборность, Космизм».


Евангельское учение было дано человечеству авансом на вырост две тысячи лет назад. Причина такого божественного решения видится в том, что чтобы хоть как-то переварить «иррациональные» для исторического уровня общественной логики того времени откровения Христа, и подготовить будущий приход Св. Духа и новой цивилизационной эры, человечеству необходимы тысячелетия. Когда было дано Учение историческая практика, общественная логика находились ещё на античном цивилизационном уровне, неизмеримо далёком от провозглашённых Христом идеалов. Поэтому закономерно, что соборное учение понималось учителями Церкви и по сию пору традиционно позиционируется официальной Церковью как сугубо церковное, в отрыве от жизни в миру, понималось и понимается как принципиально недоступное для человеческого разума. В своём рациональном истолковании оно испытало влияние логических противоречий и доминант своего времени, и до сих пор сковано рамками античной, индоарабской и западной логик, основанных на принципах ещё дособорного, доевангельского по духу уровня развития мировой Цивилизации. Цивилизационные логические парадигмы наложили свой двумерный отпечаток на христианскую догматику и схоластику, которые развивались в рамках дуалистического познания бытия и ставили жёсткую грань между «небесным», трансцендентным, вечным бытием Господа и «земным», тварным и падшим. Отсюда схоластическая традиция надмирной отделённости, изоляционизма святой Церкви и её избранных членов от греховного мирского бытия. «Вы род избранный, царственное священство, народ святый, люди, взятые в удел…». Земной человеческий мир воспринимается как онтологически неполноценный, иллюзорный, греховно-падший и не подлежащий исправлению по своей тварной природе. Следовательно, в задачу Церкви не может быть поставлено не только выправление мирского общества, но и самой духовной жизни внутри церковной ограды. (См. мою статью «Диалектика и её преодоление в евангельском учении о Любви и Святом Духе»: http://www.trinitas.ru/rus/doc/0017/001a/00170038.htm. ) Христиане по природе как и все люди тоже принципиально греховны: «Большинство христиан – грешники, являющиеся членами Церкви не в силу достигнутой святости, но в силу своего стремления к ней и покаяния», (игум. Иларион (Алфеев).

Отсюда происходит частое смешение, нечёткость, неосознанная подмена принципов соборности и вселенскости у большинства исследующих вопросы церковного, онтологического и социального единства. С одной стороны мы наблюдаем частичное признание соборного принципа живого целого в отношении самой Церкви, как относящейся к божественной трансцендентной сфере, видим утверждение его абсолютного осуществления по отношению к триединой сущности Творца. А с другой противоречивый отказ в этом принципе по отношению ко всему тварному, в том числе человеческому, социальному бытию. То есть налицо факт диалектического расчленения бытия, факт акосмического, дуалистического мировоззрения, факт нарушения этого принципа при рассмотрении единства Бытия, отказ от рассмотрения Бытия как симфонического целого, как связанного соборного единства божественного и земного планов. С одной стороны мы видим небезуспешные попытки логического познания соборного начала в сфере церковной жизни, а с другой противоречащее этому логическому процессу умаление данного человеку (созданному по образу и подобию) самим Творцом разума, утверждение, что соборный принцип постигается только верою и любовью, и принципиально не подвластен ограниченному разуму. По словам отца Сергия Булгакова, основные свойства Церкви, перечисленные в Символе веры, не являются эмпирическим выводом из человеческого наблюдения, но познаются только внутренним опытом веры, т.к. они принадлежат, не временному, но вечному миру.

«Этот тезис никакими силами человеческого ограниченного разума не постигается. Он лежит за пределами не только всякой науки, но за пределами даже всякого логического мышления, и осязается одною только благодатною верою». (Новосвящмуч. Марк (Михаил Новоселов)).

Да, Христос утвердил: «Царство Моё не от мира сего». Но можно воспринять эти слова в том смысле, что здесь говорится не вообще о мире как таковом, как принято считать, а лишь о том конкретном античном мире, который был на момент Его пришествия. Иначе как понимать грядущее Царство Божие не только с «новыми небесами», но и «новой землёй»? И если позволить себе рассмотреть это изречение с точки зрения провозглашаемых Христом задач эволюции, расширив его с церковно-божественной сферы на социальную и тварную, то оно означает, что исторические формы должны быть и неминуемо будут преодолены в принципиально ином, эволюционно новом народно-теократическом типе общества. То есть, необходима реализация Замысла Божия относительно человеческого и общественного бытия, реализация, которая пока лишь в религиозном плане в посланиях ап. Павла названа церковным «домостроительством». В Послании к Ефесянам он говорит о Церкви, что она «есть Тело Его, полнота Наполняющего все во всем». В начале II в. свт. Игнатием Богоносцем сказано: «все вы составляете из себя как бы один храм Божий, как бы один жертвенник, как бы одного Иисуса Христа». Церковь есть продолжение Воплощения. Каждый из членов Церкви есть присутствие Христа в мире. По отцу Сергию Булгакову, «существо Церкви есть божественная жизнь, открывающаяся в тварной; совершающееся обожение твари силою боговоплощения и Пятидесятницы». Если Церковь есть продолжение Воплощения, то сама Церковь как связующий мост между божественной и тварной природой, есть зародыш, пример, фермент, маяк для обожения тварного, в том числе и социального бытия.

Отвлекаясь от сугубо религиозно-церковного подхода, мы увидим за Церковью её охранительные и созидательные функции как социального института, освящающего и сакрализирующего идеал общественно-человеческого бытия.

Каков же этот сакральный образец церковного соборного устроения? Будучи богочеловеческой по природе, Церковь есть Образ Святой Троицы, Тело Христово, продолжающаяся Пятидесятница. Православное учение о Церкви тринитарно, христологично и пневматологично (духовно). Не только общее подчинение единым правилам, или общее устремление к единым целям, но общий Источник жизни – вот основание церковного единства. Поэтому в противовес учению о надмирной отделённости по о. Сергию Булгакову:

«Церковь в целом есть икона Бога-Троицы, воспроизводящая на земле тайну (таинство) единства в различии. <…> По учению Отцов Церкви, вечная жизнь… начинается уже здесь, в этой временной жизни, и эта вечность во времени и есть касание божественной жизни в Церкви…».

Подлинное христианство выдвигает социальную идею преображения индивидуального выживания в жизнь, которая есть разделенный всеми дар любви и самоотдачи. Люди живут постольку, поскольку составляют Церковь, единое живое тело, и участвуют в его жизни как «братья» и «сестры», вышедшие из одного и того же материнского лона. Церковь является особым народом, народом Завета. «Принадлежать к этому народу, быть членом тела Церкви – значит совершать акт принятия Нового Завета».

Единственность истинной Церкви как спасительного Богочеловеческого установления – важнейшее положение, утверждающее, что не множество Церквей установил Господь, но только одну и только в этом единственном Собрании возможно для человека обрести спасение. Церковь создана по образу Святой Троицы и являет собой тайну сущностного единства при ипостасном различии. Она состоит из множества отдельных личностей-ипостасей, скрепленных единством веры и таинств, утверждает «единосущность» и онтологическое единство всех людей. Все они образуют одно существо «во Христе», одну жизнь во времени и пространстве. Отцу Клеману принадлежит замечательное по своей краткости и революционности определение Церкви:

«По существу Церковь не что иное, как мир на пути к преображению, мир, обретающий во Христе прозрачность для райской полноты».

Здесь мы уже видим не отделение Церкви от грешного мира, а акцент на утверждение её социально-человеческой, исторической роли.

Догматически отделяясь от мира, на деле Церковь играла и продолжает играть важнейшую социально-государственную и международную роль. Эволюционное несовершенство западной рациональной схоластики временно исказило и омертвило евангельское Учение, разложило духовную ткань всего человечества, в т.ч. и исторического христианства, что привело к его расчленению на враждующие конфессии. Это вызвало духовное разделение народов и государств, приводящее их по наше время вместо соборного единения к жесточайшему цивилизационному противостоянию и войнам.

В свое время Польшу называли форпостом христианства, именно не западного христианства, а христианства вообще. Акцент делался на том, что дальше на Восток христианства нет. То же самое было и в России, называющей себя «Святая Русь» и «Третий Рим». Но на деле межа, разделяющая под видом конфессионального противостояния Польшу и Россию, пролегла в результате их цивилизационного выбора. Польша влилась в Западную цивилизацию с её логикой, а молодая Русская цивилизация пыталась держаться своих ещё не до конца осознанных соборных логических оснований.

Отход догматического христианства под воздействием методологии западной цивилизационной диалектики от идеалов Христа привёл к тому, что даже сегодняшнее европейское светское сообщество, где во главу угла ставится не Бог, а жёсткий закон, в чём-то даже ближе к идеалу и практике соборности, нежели сами носители этой идеи – христиане. Это в некоторой степени отвечает на вопрос, почему многие страны стремятся вступить в Евросоюз. Вступление в эту организацию дает хоть некоторую, искажённую надежду на соборность, которой не в состоянии дать исторические формы христианской Церкви. Христианская история трагична: искажённая христианская догматика приводит не к провозглашённому Христом Царству Божию на Земле, а к неизбежному концу греховного бытия и Страшному суду. Запертая в диалектическую клетку, из притчи о Лозе она преимущественно мазохистски выделяет указание на отсекаемые и сжигаемые Виноградарем бесплодные ветви.

Поблуждав накануне третьего тысячелетия несколько благополучных десятилетий по полям свободы, и по-прежнему размахивая на весь мир флагом либертаризма, под действием обострения геополитических цивилизационных проблем Европа вынужденно качнулась к другому диалектическому полюсу, и постепенно возвращается к Средневековью с его вселенской рациональной идеей единства. Европа зажата между двумя противоположными, но обуславливающими друг друга рациональными тенденциями. С одной стороны – религиозное ожидание конца света, а с другой – безрелигиозная европейская теория прогресса, которая восходит еще к эпохе Просвещения, для которой мерилом всех вещей является не Бог, а «богочеловек». Так как соборное понимание единства системно несовместимо с дособорной по уровню Западной логикой, то в своих выступлениях почивший Папа Римский Павел старался уйти от национальных корней и противостояний, призывал к кафоличности, т. е. вселенскости, отрицающей ипостасность как у личности, так и у национальности. Недавно новый Папа Римский, нарушив экуменическую примиряющую риторику своего предшественника, поверг всю либеральную толерантную общественность Запада в шок, открвто провозгласив незыблемое право римского католицизма на вселенское духовное управление миром. На другом полюсе одновременно усиливаются противостоящие этому антисоциальные аморальные силы, меньшинства и культы.

В историческом христианстве, заражённом западным диалектическим духом, которое на словах призывает к любви и соборности, этой любви не наблюдается. Если посмотреть на факты не с евангельской, а с западно-рациональной точки зрения, то различие представлений об идее Единого Бога разделяет людей. Вселенский принцип господства – это диалектическая антитеза языческому разделению. Но эти полюса основаны на одной логике, и потому невозможны друг без друга, нуждаются и зачастую перетекают друг в друга, дополняют друг друга. А вместе они противостоят принципу соборности как своему потенциальному эволюционному могильщику. Можно сказать, что претензии католицизма на вселенское духовное господство – это язычество наоборот, т.к. преследует всё те же языческие, локальные этнополитические интересы Западной цивилизации, интересы «золотого миллиарда». Тоже относится и к вселенским притязаниям православия, только уже в отношении Русской цивилизации. В ответ на современное усиление вселенских притязаний в извращённой ситуации глобального объединения, когда на деле преследуются региональные интересы, возникает противостоящая тенденция: религии снова начинают работать как этнический или этнокультурный идентификатор. Многие православные деятели, справедливо отвергая претензии Рима на господство, но до сих пор находящиеся в плену всё той же западной языческой логики, подменяют универсальный дух Православия местечковым, языческим духом национальной религии. Возникают такие понятия, как «русское православие» или «сербское православие». Это находит поддержку в среде националистов, политика которых оборачивается для их стран, регионов изоляцией, обособлением от остального мира, от сближения культур даже на христианской основе. Однако это обособление не несёт революционного общечеловеческого соборного характера, а является лишь регрессивной попыткой повторения западного пройденного опыта национально-государственного строительства с его языческими протестантскими конфессиями, (Англиканская церковь и др.).

П.Флоренский в сочинении «Записка о Православии» писал:

«Люди всегда склонны сотворить себе кумир, чтобы избавить себя от подвига служения вечному и пассивно предаться простой данности. Этот кумир может быть весьма различным. Для русских православных людей таким кумиром чаще всего является сам русский народ и естественные его свойства, которые они ставят перед собою на пьедестал и начинают поклоняться, как Богу. Вера в быт превыше требований духовной жизни, обрядоверие, славянофильство, народничество, как ни различны они между собою, однако все эти уклоны силятся стать на первое место, а вселенскую (правильнее, соборную – А.К.) церковность поставить на второе или вовсе отставить. В основе всех этих течений лежит тайная или явная вера, что русский народ сам собою, помимо духовного подвига, в силу своих этнических свойств, есть прирожденно-христианский народ, особенно близкий ко Христу и фамильярный с Ним, так что Христос как будто, несмотря ни на что, и не может быть далеким от этого народа. И, как всегда фамильярность с высоким, эта фамильярность влечет за собою высокомерие и презрение к другим народам, – не за те или иные отрицательные качества, а за самое существо их... ».

Таким образом, мы видим, что евангельское понимание соборности уже с самого начала распространения христианства было объективно деформировано позднеантичной, затем индоарабской, а с XV в. западной логическими парадигмами. Было во многом утрачено и догматически искажено. На практике это привело к противоположным этому принципу результатам, к кровавой трагической двухтысячелетней истории борьбы, разделения и насилия. Поэтому может закономерно возникнуть вопрос, обладает ли принцип соборного единения рациональной практической ценностью? Не является ли он лишь красивой сказкой, устаревшим церковным анахронизмом, идеалистической химерой, далёкой от трагизма реальной человеческой истории? Если оставаться в рамках западной логики, то ответ будет однозначно пессимистичным. Но, если увидеть в истории человечества эволюцию сменяющихся цивилизационных парадигм, т.е. перейти на позицию предложенной С.Сухоносом научной цивилизационной логики, рассмотреть реальные примеры исторической практики соборности, то ответ будет иным.


Соборность ставит задачу возведения нового типа общества, где бы достоинствами каждой из противоположных форм устройства, т.е. демократии и монархии (автократии), были бы побеждены недостатки противоположной. Из демократии унаследована всенародная свобода, подчинённость целям сбережения народа, а из автократии наследован принцип иерархического порядка. Описываемая система народной теократии есть образ креста, когда при наличии демократической горизонтали, выстраивается иерархическая вертикаль.

Соборность не архаический, сугубо церковный, ныне малоупотребительный, частный принцип, или славянизм, связанный с непродолжительной практикой церковных и земских соборов. Это изначальный алгоритм организменного совершенного бытия, имеющий революционизирующее значение для будущего всемирной цивилизации, который только ещё предстоит по-настоящему осмыслить человечеству. Соборность – это первичная основа, без которой невозможно ни одно общество. Это начало всеобъемлющее, проникающее собой все сферы бытия, и имеющее массу плоскостей рассмотрения, которые даже частично в отдельной статье рассмотреть невозможно. Вот лишь некоторые из них:

1) духовная плоскость: религиозно-нравственная, мистическая;

2) душевная или разумно-чувственная плоскость: богословско-философская, мировоззренческая, включающая в себя онтологические, гносеологические, этические, эстетические, антропологические, социальные аспекты, и преломляющаяся в цивилизационных, расовых, этнических проблемах;

3) практическая плоскость, наблюдаемая в трагической истории цивилизационной традиции Русской государственности (практике религиозных и земских русских соборов, в традициях древлеправославной, старообрядческой церковной жизни и общинного быта), в практике христианских общин разных конфессий, в социальной и религиозной практике народов мира;

4) научная, системно-логическая, математическая (семиодинамика, синергетика, масштабная гармония Вселенной, Золотая пропорция и другие виды гармонических отношений).

Духовная и душевная плоскости рассмотрения тесно взаимосвязаны, переплетены, благодаря тому факту, что принцип соборности необходимо предполагает своим условием понимаемое в расширительном смысле религиозное мировосприятие. Поэтому наиболее самобытная традиция русской философии, живым нервом которой является соборный подход, всегда была глубоко религиозна. Так как русская философская мысль природно, принципиально, стадийно несовместима с западной цивилизационной логикой, то не могла быть ею должным образом оценена, а воспринималась и воспринимается как вторичная, второстепенная и периферийная к западному «мейнстриму» развития мировой мысли. По той же причине она не получила должной оценки даже у родного официального православного богословия, т.к. идеология Православной Церкви не избежала, и объективно не могла избежать влияния богословской мысли Западной цивилизации, заражена во многом западными социальными идеями, вселенским подходом.

Рассмотрим фундаментальную духовной сторону соборного принципа, получившую наиболее яркое развитие в самобытной русской религиозно-философской традиции.



Очерк русской соборной религиозно-философской традиции


От крещения Руси развитие её мысли была духовно связано с византийской традицией, а в дальнейшем испытало влияние Индоарабской культуры. Но как самостоятельное, самобытное течение русская философия возникает во 2-й половине XVIII века, когда Западная волна общечеловеческой Цивилизации уже завоевала признанные лидирующие позиции, фактически оттеснив и возобладав над Индоарабской цивилизацией. К этому времени Запад уже прошёл длинный путь от средневековой схоластики через эпоху Возрождения к Реформации и Просвещению. Если применить метод аналогии и отступить на пол тысячелетия, то этап, в который вступила Русская цивилизация к 2-й половине XVIII века, приблизительно соответствует уровню общественной логики Европы в XIII веке, т.е. эпохе, когда только пробились первые робкие ростки самостоятельной западной мысли. Начиная с эпохи Возрождения, выдвинувшей в мировые лидеры Западную цивилизацию, русская мысль в своём развитии не могла избежать мощнейшего и плодотворного на тот момент влияния передового и зрелого Запада. Русская философия, впитавшая в себя его разнообразные новации, безусловно, многогранна и разнонаправлена, но применительно к теме статьи будет рассмотрено только её оригинальное, в цивилизационном смысле новаторское направление, связанное с соборным пониманием живого целого.

Осмысляя и отталкиваясь от западного мировосприятия, достижений западной мысли, ощущая её глубинное несоответствие с русской жизнью и духовной традицией, самостоятельные мыслители пытались нащупать и сформулировать свой особый мировоззренческий подход в познании Бога, бытия, жизни, человека, общества, принципов государства и власти. Корнем этой самобытности явился соборный принцип в понимании живого целого, полагающий принципиальное различие с западной кафоличностью (вселенскостью).

Многие мыслители считали и считают, что эти понятия синонимы, или что соборность, в отличие от западного прочтения греческого термина καθολικην как вселенскости, это просто не очень удачный славянский перевод. Что в действительности соборность и означает вселенскость, что и соборность и кафоличность означают то, что по-русски можно выразить единым понятием вселенского Начала, имя которого Дух Святый, руководящий Церковью и общественным устроением. Однако это не так, и пришло время, пришли цивилизационные сроки научиться строгому различению этих отнюдь не равнозначащих терминов, совершенно по-разному определяющие собою принципы организации целого.

Изначальный смысл католического, а точнее кафолического принципа, греческого καθολικην означает всеобщее. Всеобщий характер Церкви диктуется поручением Христа ученикам: «Итак, идите, научите все народы…» и утверждает потенциальное равенства всех народов пред Богом, когда уже «нет эллина и иудея». Трактовка термина кафоличности уже как все+ленскости возникает в эпоху западного средневековья, т.е. в конкретном цивилизационном логическом контексте средневековой схоластики и западно-средневековой правовой практики. Ленник (нем. Lehn) – это вассал, пользовавшийся леном на основе выполнения денежных и других обязательств по отношению к сеньору (собственнику, владыке, господину). Сеньор имел в личной зависимости вассалов: крестьян, горожан и более мелких феодалов. Отсюда исток искажённого понимания все-ленной как всего бытия, всего мира, подвластного своему Господу и абсолютному Владыке, а «вселенский» подход означает механицизм вертикального единоначалия, ленное, т.е. холопское подчинение всего многообразного бытия власти Господа.

Поэтому, представляется, что совсем не случайно термин кафоличности в Никейском символе веры был переведён на старославянский язык духовными провидцами прошлого не понятием вселенскости, которая не соответствовала евангельской и русской духовности, а понятием соборности. Соборное восточно-христианское понимание утверждает иное понимание церковной всеобщности. Церковь проявляет свои свойства только будучи собранной вместе, в единстве своих членов. Соборный характер Церкви, хоть и традиционно путаясь в различении этих терминов, игум. Иларион (Алфеев) сформулировал так:

«Славянский термин «соборная» является не совсем адекватным воспроизведением греческого καθολικην (кафолическая), что значит «всеобщая», то есть объединяющая христиан, рассеянных по всему миру, а также всех святых и усопших… Кафоличность Церкви понимается на Востоке в первую очередь как соборность, выражающаяся на практике в отстуствии видимого единого главы. Церковь в целом обладает, по православному учению, «непогрешимостью» в вопросах веры: хранителем истины является весь народ«. (Выделено мною.)

Принцип соборности выражает идею живого целого, подобного живому организму, образованному частями (клетками и органами), идею духовного очищения, собирания, согласования частей. Он основан на неискажённом евангельском учении. Вместо примитивного механического рабского подчинения и вселенского подавления свыше в нём утверждается требование плодоносного вклада через пребывание в любви, пребывание в очищающем, обучающем и возвышающем Едином. Утверждается бесценность каждой человеческой души, т.к. без её неповторимого опыта и качеств невозможна преполнота и всесовершенство единого райского бытия. Чтобы выйти из кризиса, в котором ныне оказалось современное человечество, надо заново обратиться к евангельскому откровению.

«Да будут едино, как Мы едино. Я в них, и Ты во Мне; да будут совершены во едино, и да познает мир, что Ты послал Меня и возлюбил их, как возлюбил Меня». (Ин 17:21-23)

«Я есмь истинная виноградная лоза, а Отец Мой – виноградарь.

Всякую у Меня ветвь, не приносящую плода, Он отсекает; и всякую, приносящую плод, очищает, чтобы более принесла плода.

Вы уже очищены через слово, которое Я проповедал вам.

Пребудьте во Мне, и Я в вас. Как ветвь не может приносить плода сама собою, если не будет на лозе: так и вы, если не будете во Мне.

Я есмь лоза, а вы ветви; кто пребывает во Мне, и Я в нем, тот приносит много плода; ибо без Меня не можете делать ничего.

Кто не пребудет во Мне, извергнется вон, как ветвь, и засохнет; а такие ветви собирают и бросают в огонь, и они сгорают.

Если пребудете во Мне и слова Мои в вас пребудут, то, чего ни пожелаете, просите, и будет вам.

Тем прославится Отец Мой, если вы принесете много плода и будете Моими учениками.

Как возлюбил Меня Отец, и Я возлюбил вас; пребудьте в любви Моей.

Если заповеди Мои соблюдете, пребудете в любви Моей, как и Я соблюл заповеди Отца Моего и пребываю в Его любви». (От Иоана св. благов.)

Св. Афанасий Великий писал, обращая внимание на уважение к свободе человека Христом: «Сам Спаситель так кроток, что учит: «если кто хочет идти за Мною» (Мф.16,24), и приходя ко всякому, не вторгается с насилием, а только стучит (Откр.3,20), и когда отворяют, входит, а когда медлят и не желают принять, уходит». Женщину, взятую в прелюбодеянии, Христос, вопреки закону Моисея, прощает. Хотя с точки зрения обыденного разума ясно, что для повышения общественной нравственности периодические экзекуции над нарушителями законов были даже очень полезны («чтобы другим не повадно было»). Христос через притчу о пшенице и плевелах призвал людей к терпимости: не следует заниматься прополками, дабы вместе с сорняками не выдернуть злаки (Мф.13,24-30). В притче о милосердном самарянине ближний обнаруживается в неожиданном месте, им оказывается инородец и еретик – самарянин (Лк.10,29-37).

Учение Иисуса переворачивает иерархию ценностей мира, приносит новое для мира видение того, что значит быть человеком, утверждая бесценность для полноты всего бытия, для Создателя отдельной души как вечной и уникальной:

«Блаженны нищие, горе богатым;
блаженны голодные, горе сытым;
блаженны плачущие, горе смеющимся;
блаженны ненавидимые, горе уважаемым;
блаженны презираемые, горе восхваляемым». (Лк 6:21-27).

«Всякий возносящий себя смирён будет, и смиряющий себя вознесен будет». (Лк 14:10-11).

«Кто меньше между всеми вами, – тот и велик». (Лк 9:46-48).

«Безумное мира избрал Бог, чтобы посрамить мудрых, немощное мира избрал Бог, чтобы посрамить сильное, и незнатное мира избрал Бог, и ничего не значащее избрал Бог, чтобы упразднить значащее, – для того, чтобы никакая плоть не хвалилась пред Богом».

Ап. Павел даёт своё понимание учения:

«Бог так соразмерил тело, внушив о менее совершенном большее попечение, чтобы не было разделения в теле, а все члены одинаково заботились друг о друге». (1 Кор 12:22-25).

Не может глаз сказать руке «ты мне не нужна, или также голова ногам: вы мне не нужны». Напротив, члены тела, которые кажутся слабейшими, гораздо нужней. «Страдает ли один член, страдают с ним все члены, славится ли один член, с ним радуются все члены».

И в Церкви, и в соборном обществе нет ненужных, лишних членов, потому что все они нужны, все они необходимы, все зависимы друг от друга, и каждый из них должен заботиться один о другом.

«Облекитесь, как избранные Божии, святые и возлюбленные, в милосердие, благость, смиренномудрие, кротость, долготерпение, терпя друг друга и прощая взаимно, если кто на кого имеет обиду, как Господь простил вам, так и вы». (Кол 3:12-13).


Соборный критерий не замещает критерий вселенскости с его полаганием на единоначалие и непогрешимый авторитет иерархов, а выражает совокупную истину всей соборной Церкви. Новосвящмуч. Марк (Михаил Новоселов) пишет в статье «Соборность и авторитет. Понятие о соборности»:

«Непогрешимость вовсе не принадлежит Собору, а всей Церкви Христовой, свидетельствующей о себе на Соборе. Каждый же из нас имеет истину лишь в меру своего участия в Церкви. Это же участие дается по мере уничтожения собственной себялюбивой разрозненности, растворением себя в совершенстве Церкви, посредством смиренной любви, ставящей согласие с телом церковным выше собственного мнения, что именно и есть радикальное отрицание авторитета. <…>

Мы говорим не так: «верую, то есть верю Церкви, то есть верую в то, что Церковь говорит». Нет. Мы говорим: «верую во единую, святую, соборную и апостольскую Церковь» <…> в нее, в самое ее собственное существование мы веруем, потому что оно разумом нашим не постигается, а является откровением Божественного Разума на земле. И в этом Разуме (Он же Дух Святый, Дух Истины) мы участвуем только посредством любви (изливаемой в сердца живых членов Церкви Духом Святым – Рим. 5, 5).

В вопросах совести и веры любовь и авторитет суть два противоположных, исключающих друг друга в Церкви, понятия. Между этими двумя началами невозможны никакие компромиссы.

Авторитет в обыкновенном своем правовом значении – это такая власть, такая высшая инстанция, скажем, судебного, что ли, характера, определения которой считаются суверенными, не подлежащими дальнейшему оспариванию, содержащими в себе, по голому материальному факту провозглашения их именно этим учреждением, всю непреложную и неопровержимую истину, доступную для нас в том круге понятий, в котором хозяйничает эта авторитетная власть.

В этой структуре, следовательно, целое зависит от части; оно, целое, должно подчиняться этой части своей, какие бы ни были его собственные мнения.

В вопросах бесконечного мира не целое зависит от части, а всякая часть от целого. В вопросах бесконечного мира исчезает всякий человеческий авторитет, потому что человеческий авторитет, то есть зависимость целого от части, имеет свою природную почву лишь в мире конечном. <…>

В мире же бесконечном, к которому со времен Спасителя именно и относится совесть человеческая, там царствует только Он один, великий Первосвященник по чину Мелхиседека. <…> Установлением авторитета в этой области человек отказывается от Христа, чтобы сесть на Его место. <…>

Дается ведение только по мере участия в Церкви, потому что ведение само принадлежит только ей одной. Церкви Христовой, получившей с самого начала все в полности. <…>

Церковь Христова является по сущности своей союзом взаимной любви, и непогрешимость, повторяем точнее, и принадлежит одному только союзу взаимной любви (Кол. 2, 2–3). И это прямо значит, что познание истины отнимается у всякого, который себя из этого союза исключает, т. е. ставит себя выше его, навязывая свое мнение, на основании собственного своего авторитета, всем другим. <…>

… никто не имеет никакой благодати собственной веры или собственного ведения, данного ему лично или полностью, а лишь по мере участия в Церкви. И не Собор важен, а важна соборность <…>

По православному… учению соборность действует в той взаимной любви, которая связывает все множество отдельных членов Церкви. <…>

… соборность в Христовой Церкви проявляется в согласии всех членов между собою. Это согласие не приурочивается к какой-либо поместной церкви, к какому-нибудь географическому пункту, к какому-нибудь иерарху или собранию иерархов, а связывает всех причастных к Церкви членов и не нуждается ни в каких юридических регламентациях, так как самобытная его сила действует вне постижимых для разума нашего правил. Оно просто существует и само определяет все остальные явления церковности, вместо того, чтобы быть определяемым ими. <…>

… вселенская непогрешимость принадлежит, как мы видели, не Собору самому по себе, а всей Церкви <…> Церковь Христова сама является критерием и мерилом соборности для самой себя.

Собор сам по себе ничего не значит. Важна только соборность, которая зависит не от какого-нибудь собрания лиц, ни тем более от одного какого-нибудь лица, а от всей Церкви. Все это доказывается исторически. Вселенское значение какого-нибудь Собора познавалось вовсе не сейчас же, а лишь по истечении некоторого времени, необходимого для выяснения этого вопроса. <…>

… вера Церкви противится такой-то или такой-то ереси не потому, что эта ересь была осуждена таким-то или таким-то вселенским Собором, а как раз наоборот: такой-то вселенский Собор осудил такую-то ересь потому, что она противится вере Церкви. <…>

…тезис полной, абсолютной отрешенности соборного начала от каких бы то ни было формально-юридических правил его проявления. Дух свидетельствует о Себе в Христовой Церкви когда хочет, где хочет и как хочет, потому что не мы являемся мерою для Духа, а Дух является мерою для нас. <…>

http://www.paraklit.ru/vera/Sobornost-avtoritet.htm


А.С.Хомяков противопоставлял формальное, основанное на «праве и принуждении» западное понимание кафоличности, «мистическому», основанному на принципе «духовно-нравственного общения всех частей и членов церкви между собою и с общим Божественным Главою, характерного, по его мнению, для православия. Такое понимание переносило акцент с социального объединения церкви вокруг какого-либо политического центра (папского Рима) на его духовный характер, не обязательно предполагающий формально-политическое единство. Хотя подобное понимание было свойственно и ряду католических богословов, в частности представителю Тюбингенской школы Мелеру, который определял кафоличность как «единство во множестве", оно не могло приобрести на Западе ведущего значения. Как позднее отмечал комментировавший Хомякова Н.А.Бердяев: «Западные христиане, и католики, и протестанты, обыкновенно с трудом понимают, что такое соборность. Соборность, – писал он, – противоположна и католической авторитарности, и протестантскому индивидуализму, она означает коммюнотарность (общинность), не знающую внешнего над собой авторитета, но не знающую и индивидуалистического уединения и замкнутости».

Тема соборности живой нитью проходит через творчество всех самобытных русских религиозных философов. Вл.Соловьев возражал против понимания «соборности» церкви в смысле управления ее Соборами, а считал «соборность понятием, означающим церковь, собранную отовсюду, церковь всеобщую». Действительная соборность по Соловьеву не тождественна отказу от самобытности, но предполагает некое новое качество, основанное на «высшем синтезе» частей.

Свою трактовку соборности дал и другой выдающийся православный богослов – С.Булгаков, который определял ее как «многоединство». По Булгакову «единство церкви в римском понимании есть единство управления, сосредоточенного в руках папы… духовная монархия, притом централистического типа». Соборность для Булгакова сама по себе является отрицанием и преодолением бюрократического (духовного или светского) централизма. Булгаков связывал идею соборности с духом свободы «которым только и может дышать современное человечество». «Соборность есть, на самом деле, единство и, на самом деле, во множестве, поэтому и в Церковь входят все, и в то же время она едина; каждый, кто воистину в Церкви, имеет в себе всех, сам есть вся церковь, но и обладаем всеми». Сакральным прообразом соборности является Троица в Её нераздельности и неслиянности Бога-Отца, Бога-Сына и Бога-Святого Духа. Бог христиан не «один», и не «два», и не «множество», а именно живоначальная Троица. Прот. Сергий Булгаков даёт пример такого понимания прп. Сергием Радонежским. «Взирая на единство Святой Троицы», которое понимал не статически, а динамически, как жертвенное общение Любви, без которого нет Жизни, стремился к воплощению этого общения в своей жизни и жизни окружающих его христиан».

Понятие соборности в православной экклесиологии (учении о церкви) теснейшим образом связано с принципом автокефалии (поместной самостоятельности) и именно в этом пункте существенно отличается от римско-католической традиции. Он основан на идее самостоятельности самобытных частей входящих в любое национальное целое.

Продолжая идейную линию русской мысли еще с дохристианских времен, основополагающую православную идею соборности в середине XIX века дали Алексей Степанович Хомяков и его сын Дмитрий Хомяков. Отождествляемые ими принципы соборности и общинности есть «сочетание единства и свободы, опирающееся на любовь к Богу и Его истине и на взаимную любовь ко всем, кто любит Бога». А.С.Хомяков выразил идеал церковной соборности, определив его как пребывание церковного народа в призвании, общении, любви и свободе Святого Духа. Понятый так, этот идеал естественно был противопоставлен всем крайностям как жесткого иерархического авторитаризма и коллективизма, так и крайнего индивидуалистического либерализма, при этом обе тенденции находятся в таком соотношении, что неизбежно провоцируют непрерывное возрастание друг друга. В противовес этому «третий путь», путь обретения церковной соборности и общественной солидарности, выраженный А.С.Хомяковым, заново открывает христианство как путь жизни, иной по отношению к «миру сему», т.е. как «иночество», но представляется западному сознанию едва ли не утопией, бесплодным и даже опасным мечтанием. Сын Хомякова Дмитрий писал:

«Соборность – это свободное единство основ Церкви в деле совместного понимания ими правды и совместного отыскания ими пути к спасению, единство, основанное на единодушной любви к Христу и божественной праведности… В вопросах веры, нет различия между ученым и невеждой, церковником и мирянином, мужчиной и женщиной, государем и подданным, рабовладельцем и рабом, где, когда это нужно, по усмотрению Божию, отрок получает дар видения, младенцу дается слово премудрости, ересь ученого епископа опровергается безграмотным пастухом, дабы все было едино в свободном единстве живой веры, которое есть проявление Духа Божия. Таков догмат, лежащий в глубине идеи собора… Знание истины дается лишь взаимной любовью».

Русской православно-философской традиции свойственно понимать индивидуальное начало в его замкнутости как по своей сути всегда нечто мёртвое, а если, в силу других, и живое, то крайне в этом неустойчивое, подверженное «перепадам» различного рода, безволию, самодурству и тоске. Это понимание согласуется с учением ап. Павла о том, что в Церкви «Дары различны, а Дух один» (1Кор.12:4), когда каждому Дух даёт такое служение, какое изволит. В силу чего по отдельности каждый – ничто (как … «ухо отдельно от тела» или «глаз отдельно от тела»…), и все только вместе собой представляют, что ап. Павел определяет как Тело Христово. Другими словами, соборность это, когда голоса всех, исправно и талантливо исполняющих свою предписанную Духом часть, и в то же время не превозносящихся один над другим, собственно и слагают симфонию, согласный хор. Симфония «Божией власти» исполняется исключительно благодаря тому, что в людях «у руля» имеются определённого рода таланты, которые они имеют от Бога по Его образу и подобию (притча о талантах). Этот дар разнообразия служений, совершаемых, однако, в единстве Духа, является проявлением свойственного Церкви единства в многообразии. Об этом внутреннем многообразии, которое не только не препятствует единству, но, напротив, является его необходимым основанием, говорят слова о том, что «надлежит быть и разномыслиям между вами, дабы открылись между вами искусные». Из действительных «винтиков» авторитаризма или либерализма – подданных-рабов или древнегреческого «лаоса», составляющего ГРОБ и лишённого традиционных культурных связей с уравнительным поголовным плебисцитом – общественную симфонию сложить невозможно, т.к. она предъявляет строгие требования к человеку, требуя его возвышения до своего уровня. Вспомним евангельскую притчу о Виноградаре, и ветвях на Лозе, приносящих плод, одновременно образующих собою Лозу, но в тоже время не являющихся Лозой, не имеющих и не присваивающих себе божественного статуса Лозы.

Как указывают Г.В.Стельмашук и О.В.Николаева в статье «Соборность как важнейшая черта русского православия в контексте перспектив его развития», соборность органично сочетает в церковной жизни два трудно соединимых принципа, свободу и единство:

«Православие вообще, в отличие от западных направлений христианства, мало интересуется индивидуумом. Личность присутствует как бы на заднем плане. Это не Восток с буддийской основой, где личности вообще нет, и не протестантско-католический Запад, где каждый тщательно оберегает свою «автономность» и «самость».

В русской культуре интересы личности, и «я» и «ты», неизменно подчиняются интересам сообщества, например, семьи, трудового коллектива, общины, либо же – интересам государства. Русский человек не только мало считается с собой, но и с «тобой».

В православии индивид приходит к соборности через свободный отказ от полагания исключительно на свою силу и на частную связь с Богом».

http://anthropology.ru/ru/texts/stelmashuk/postsoviet_47.html

По П.А.Флоренскому, соборность являет собой «собирание точек зрения» и утверждает, тем самым, «объективно сущее» и «вечное».

С.Н.Трубецкой утверждает соборную природу личного сознания: «фактически я по поводу всего держу внутри себя собор со всеми <...> Сознание не может быть ни безличным, ни единоличным, ибо оно более, чем лично, будучи соборным».

По Вячеславу Иванову, основываясь на утверждении «Ты еси», соборность в равной мере противостоит индивидуализму «я» и коллективизму, утверждающему безличное «мы». Свободная христоцентричная основа единения людей в соборности резко отграничивает ее от форм несвободного подчинения личности жестко унифицированным нормам поведения (тоталитарно-коммунистическим, либо либерально-правовым).


Традиция осмысления соборного начала в русской философии огромна и никогда не прервётся. Осветить её даже кратко дело неподъёмное. Но в завершение необходимо остановиться на наследии религиозного философа и психолога Франка Семена Людвиговича, который был современником некоторой части читателей, т.к. умер в 1950 году. Профессор Саратовского и Московского ун-тов, в 1922 г. он был выслан вместе с большой группой философов, писателей и общественных деятелей из Советской России. До 1937 г. жил в Берлине, где преподавал в Берлинском ун-те и входил в состав организованной Н.А. Бердяевым Религиозно-философской академии.

Очерк учения Франка дан по материалам статьи О.А. Фейгиной. «С.Л.Франк: соборность и революция (http://www.unn.ru/rus/f14/k2/students/hopes/20.htm).

Важно отметить, что у Франка соборность уже не рассматривается только как тождественная религиозности, вере в Бога. Замечательное по глубине анализа учение Франка, которое опирается на весь опыт русской и мировой философии, даёт новый импульс, в определённом смысле подводит философский итог в осмыслении соборного принципа в преддверии стоящего на повестке дня Соборного Возрождения Русской цивилизации.

По мысли Франка, «Я» не существует иначе, как в отношении к «Ты». То, что называется «другим я», и что на самом деле есть «Ты» – должно быть не извне дано мне, а рождено «извнутри», присуще мне в качестве части меня самого. Их взаимное отражение подобно тому, как соотносятся между собой «левое» и «правое», «верхнее» и «нижнее»– одно противопоставлено другому, но, вместе с тем, одно без другого немыслимо. Кроме того, формирование образа «Ты»– есть процесс обнаружения в другом подобного, равного мне существа; с его участью связана и моя участь.

И это первичное единство «Я» и «Ты» представляет собой то, что грамматически выражается местоимением «Мы»; «Мы»– это не простое множественное число от «Я», не простая совокупность «Я». Замечательность «Мы» состоит в том, что вечная противопоставленность, противоположность «Я» и «Ты», преодолеваются в единстве «Мы». Оно есть именно единство категориально разнородного личного бытия «Я» и «Ты», которые, будучи взятыми по отдельности, никогда не могут поменяться местами или охватить одно другое. «Мы» есть некая первичная категория личного человеческого, а потому и социального бытия (выделено мною, А.К.) (причем, эта категория столь же первична как категории «Я» и «Ты»). По Франку, эта изначальная общность и есть соборность – «Мы», разрешающая в себе дихотомию «Я» и «Ты». Такая соборность представляет собой внутреннюю, «глубинную» сторону общественной жизни в противовес внешнему, поверхностному ее слою – общественности. В этом «поверхностном» слое общественной жизни первичное единство «Мы» также присутствует, но выражено куда слабее, чем на «глубинном» уровне, поскольку на первый план выходят отношения противоборства. Но, все-таки, именно соборность лежит в основе любых отношений, будь то конфликт или отношения господства и подчинения, ничто не возможно без присутствия первичного чувства «Мы». Даже самые холодно-утилитарные общественные отношения немыслимы без чувства соборности. Минимальные элементы соборности наличествуют даже в случайной толпе, во всех общественных отношениях. Например, казалось бы, рабочий служит для капиталиста исключительно источником извлечения выгоды, но и такие отношения были бы абсолютно невозможны, если бы не опирались на минимальную внутреннюю связь:

«…Без доверия к добросовестности рабочего – доверия, которое не может заменить никакой контроль, капиталист не мог бы поручить ему никакой работы, и, при безусловно индифферентных и холодных отношениях, возможен со стороны рабочего тот «саботаж», против которого бессильны все внешние меры». С.Л.Франк.

Наряду с элементами принуждения элементы соборности служат скрепляющим цементом во всех общественных организациях. Франк выделяет 3 формы соборности:

  1. Соборность в брачно-семейных отношениях. Это первичное и базовое объединение, основанное на любви.
  2. Соборность в религиозной жизни. Религиозность по своей природе есть раскрытие замкнутой, изолированной человеческой души. В религиозном сознании человек уже живет не внутри себя, а своей связью с тем, в чем он укоренен. В таком случае религиозность есть объединение через совместное отношение к той или иной ценности. Люди солидаризируются посредством общего дела и общей веры. Не обязательно веры в Бога, а в точном значении понятия религиозности как связующего принципа. Заметим, этот уровень соборности не тождественен тому, что Лавров определял как солидарность – «общность в привычках, интересах, аффектах и убеждениях». У Франка это понятие более «ценностно» нагружено и означает не просто общность в деле, но служение делу, переживание человеком, людьми посвященности собственной жизни некоей высшей ценности.
  3. Соборность в жизни определенного множества людей, объединенных общностью судьбы. Всякая, даже самая поверхностная совместность жизни, труда, истории оседает в душах ее участников как переживание единства судьбы. В этом заключается важная для общественной жизни роль прошлого и культурно-исторических традиций.

Важной для понимания соборности выступает категория служения. По мнению Фейгиной, служение – это «механизм» соборности, то, что позволяет ей проявиться. Но это не служение обществу, а служение и каждой отдельной личности, и всего общества в целом единым ценностям, целям.

В «Мы» разрешается противопоставленность «Я» и «Ты», но в то же время существует и противоборство между «Я» и «Мы», как противопоставление свободы и солидарности. Для солидарности проявление всякой индивидуальной свободы представляет собой угрозу ее существованию. Одновременно с этим, с точки зрения индивидуальной свободы требования общественного единства воспринимаются как давление и ограничение. Однако, несмотря на то, что одно начало – причина ограничения другого, они одновременно и причина друг друга, они неразрывно связаны друг с другом (подобно связи «Я» и «Ты»). И противоборство между этими двумя началами может быть разрешено только в служении одному «абсолюту», общей высшей ценности. У Франка в качестве такого абсолюта выступает Бог, но он много раз оговаривается, что Бог, абсолют, вера, религиозность могут рассматриваться как один из вариантов существования единых норм, ценностей, служения делу.

Итак, согласно идее соборности Франка, в основе всякого, даже самого утилитарного, внешнего общения между людьми – будь то договорные отношения, принуждение, властвование одних над другими – лежит первичное внутреннее единство людей, являющееся одновременно началом непосредственного доверия и уважения человека к человеку. По Франку, это принцип усмотрения в другом человеке ближнего, себе подобного, тождественного мне существа. Пожалуй, это очень близко тому, что Бердяев называет человеколюбием, но менее наполнено религиозным смыслом. Соборность представляет собой базовый механизм любого социального взаимодействия, без которого невозможно никакое общество

По Франку, народная душа и есть основа соборности, особенно если обратиться к третьей ее форме – общности судьбы и жизни объединенного множества людей, общности на основании единого прошлого, культурно-исторических традиций. Видимо третья форма соборности – это объединение (единение) живых и мертвых. Память об умерших является ценностью для живых; но если человек не может реализовать эту ценность (или если ему это запрещается) в отношении какой-либо значительной для него категории умерших, тем самым девальвируется эта ценность целиком, то есть в отношении всех умерших. Непочтение, пренебрежение прошлым вызывает волну негодования, которая заодно с «исправлением исторической несправедливости» сметает все то, что может напоминать об этой несправедливости. В таком случае, революция есть бунт оскорбленной соборности, но бунт саморазрушительный.

К этому можно только добавить, что на наш взгляд третья форма соборности включает в себя и объединение с ещё не родившимися людьми, потомками, нацелена в будущее, т.к. действие соборности вытекает из вечности как единства прошлого, настоящего и будущего.


Даже на основе рассмотренного, можно уверенно утверждать, что усилиями самобытной русской мысли за два с половиной века был заложен убедительный мировоззренческий, религиозно-философский фундамент, необходимый для императивно выдвигаемого в наше время на повестку дня перехода к новому типу общества, к построению соборной ноосферной цивилизации. Но формальная теория без строгой науки отвлечённа, а без живой практики мертва.

Опыт применения соборного принципа на тысячелетней, по существу ещё приготовительной, ученической стадии Русской цивилизации и научные достижения в познании теории соборности будут рассмотрены в третьей окончательной части статьи.


Андрей Кинсбурский, В ГРОБ низойти, или СОБОР возвести? Западная гражданственность, или русская соборность? (часть вторая) // «Академия Тринитаризма», М., Эл № 77-6567, публ.14556, 28.08.2007

[Обсуждение на форуме «Публицистика»]

В начало документа

© Академия Тринитаризма
info@trinitas.ru