|
|
Дискуссии - Публицистика
Сухонос С.И.
Если собрать вместе наиболее характерные черты Русского Дела, то окажется, что этот набор идеально подходит для Дела Творческого: изобретательность + наблюдательность + эвристичность. И здесь же очень кстати оказывается и авральность, ибо невозможно представить себе творческий процесс в виде монотонного и равномерного труда. Не менее кстати и еще одна черта — трудовой индивидуализм, ведь творчество всегда глубоко индивидуально. Сюда же хорошо вписываются неприхотливость и нетребовательность к бытовым удобствам, которые для истинно творческой личности всегда стоят на последнем месте в иерархии жизненных ценностей. Плохо совместимо с творчеством стяжательство, погоня за материальными благами, экономное, рачительное и расчетливое хозяйствование. Сколько за всю историю человечества великих и не очень великих творцов закончили свою жизнь в полной нищете? Их не счесть! Творец чаще человек бесхозяйственный, чем хозяйственный.
А что главное для творца? Поиск ИСТИНЫ. Но кто же не знает о культе истины в русской философской мысли? А ведь поиск ИСТИНЫ в творчестве = поиску ПРАВДЫ в жизни = поиску СПРАВЕДЛИВОСТИ в обществе. Это все грани одного драгоценного кристалла, через который мир постигается без искажений и наиболее чисто.
Однако, почему же тогда в нашей культуре творец — как правило, чудаковатый неудачник? Почему так мало лауреатов Нобелевской премии среди русских? И почему же тогда всегда так небрежно к этому потенциалу относилась власть в России?
Главная причина заключается в том, что для творческого Ильи Муромца время встать с печи придет лишь в ХХI веке. Именно тогда ситуация может в корне изменится в пользу Русского Дела. Во-первых, мировой технический прогресс вплотную подошел к этапу, когда всю рутинную конвейерную работу смогут взять на себя автоматы и роботы. В этой ситуации успех развития производства будет зависеть уже не от умения людей выполнять сборочные операции, а от их умения творить новые и более совершенные вещи. В будущем наивысшая производительность труда станет определяться ее творческой производительностью. И здесь впервые за всю историю человечества Русское Дело получит преимущество — ибо оно в основе своей истинно творческое. Во-вторых, если в ХХI веке человечество в корне не изменит способ производства, который использует не более 2% вещества и энергии, то никакие самоограничения и никакие режимы экономии цивилизацию не спасут. Единственный выход — опереться на совершенно иные явления и законы природы. Естественно, что перестройка всей технологической основы мирового производства на новую базу потребует огромной по объему и накалу творческой работы. Т.е. работы, наиболее привычной для русского человека. В-третьих, человеческая цивилизация, по многим признакам вплотную подошла к полному исчерпанию пути дифференциации знаний и деятельности. Спасение только в одном — сменить тенденцию на прямо противоположную и
Речь идет о том, что синтезирующее начало должно получить в ХХI веке преимущество перед началом разделяющим. А в Русском Деле основа основ — синтезирующая, целостная универсальность взаимодействия с природой. Именно то, от чего с начала эпохи Возрождения так упорно убегала западная культура.
А чтобы разглядеть в будущем как Русское Дело может стать Русским Чудом, надо внимательно вглядеться в истинную причину Успеха Японского — наиболее яркого и неожиданного в ХХ веке.
Японское экономическое чудо произошло на глазах нашего поколения.
Почему Япония сделала свой рывок именно в шестидесятые годы нашего столетия? Почему она первой из стран юго-восточного региона прорвалась на передовой фронт технического прогресса? Почему она опережает большинство стран по эффективности производства и качеству изделий? И вообще, почему для достижения столь поразительных результатов в ХХ столетии ей потребовалось всего несколько десятков лет, а до этого им предшествовали столетия японского «застоя»?
Как правило, в отечественной прессе приходится сталкиваться с очень поверхностными ответами на эти вопросы. И эти ответы скорее уводят от истины, чем к ней приближают. Суть их сводится к двум причинам: американская помощь и отсутствие военного бюджета. Но, американские аналитики давно открыто признали, что наличие оборонного сектора производства является необходимым условием прогресса для всей промышленности, ведь именно там разрабатываются новейшие технологии. Что же касается американской помощи, то здесь очень большой вопрос. После окончания войны Америка еще очень боялась конкуренции японской промышленности, и поэтому в период оккупации навязала японскому правительству ряд очень неэффективных экономических решений (с точки зрения ведущих американских аналитиков), в частности, устаревшую систему пожизненного найма. Этим она надеялись затормозить рост производства в Японии и сделать ее своим послушным экономическим придатком. Однако, вопреки этой «помощи», японцы смогли прорваться на международный рынок со своими товарами. На самом деле у японского экономического чуда есть глубокие системные корни. Их-то мы и постараемся раскопать.
Сами японцы видят главную причину своего успеха в правильной организации управления трудом. А как справедливо пишет В.Цветов1
, «опыт мирового менеджмента учит: лишь в обстановке согласия и объединенной работы можно рассчитывать на успех. Вряд ли японские предприниматели сумели бы достичь единомыслия и добиться коллективного труда на заводах и фабриках, если бы не обратились к потенциалу, скрытому в культурных традициях... Условия, типичные для японской средневековой деревни, были перенесены в цеха с роботами и гибкими производственными системами, в конторы с компьютерами и автоматами... В Японии принципы деревенской общины постоянно насаждались сверху», — говорится в одной из последних вышедших в Японии книг по менеджменту «Новая Японская система управления».
Итак, первым фактором «японского экономического чуда» является опора на самобытные культурные традиции в жизни народа. Этот вывод делают сами японцы и ведущие западные аналитики. Наши же аналитики в основном его просто не знают или старательно замалчивают.
Вглядимся в традиции «японского дела» повнимательнее, и сравним их с «русским делом». В этом нам поможет очень информативная и объективная книга В.Цветова «Пятнадцатый камень сада Рёандзи».
Входя в дом, мы снимаем шапку — японцы снимают ботинки; мы стараемся добиться персональной ответственности за порученное дело, японцы твердо стоят за ответственность коллективную. Русская мать, желая приструнить не в меру расшалившегося ребенка, обычно пугает: «Смотри, из дому больше не выйдешь». В сходной ситуации японская мать прибегает к совершенно противоположной угрозе: «Смотри в дом больше не войдешь». Объясняясь в любви, мы бросаемся друг к другу в объятья. Японцы поворачиваются друг к другу спиной. Строгая, мы ведем рубанок от себя, а японцы — к себе. Мы высоко ценим специалистов, профессионалов. Японцы предпочитают тех, кого мы неодобрительно называли бы «всезнайками». Список этих противопоставлений можно продолжать довольно долго. Они иногда доходят до символических, знаковых формул: так, например, слово «яма» в японском языке обозначает… гору! Вспомните знаменитую гору Фудзи.
Знакомясь со всеми японскими природными традициями, начинаешь понимать, что японцы совсем не такие, как русские. Но японцы и совсем не такие, как американцы. И при этом отличии они, тем не менее, очень успешно опережают США! Какие же они в труде и в чем основа Японского Дела?
Истоки японского трудового характера лежат в природно-климатических условиях японских островов. «Природа Японии — нищая природа, жестокая природа, которая дана человеку назло, — удивительно метко написал Б.Пильняк. — Шесть седьмых земли Японского архипелага выкинуты из человеческого обихода горами, скалами, обрывами, камнями, и только одна седьмая отдана природой человеку для того, чтобы он садил рис». Итак, в отличие от Великороссии, в Японии с самого начала заселения земли было очень мало, и она быстро была полностью освоена. Экстенсивный полукочевой стиль жизни здесь был невозможен. Земледелец мог выжить, лишь развивая интенсивное земледелие. «Когда японский земледелец проделал на своем поле все, до чего можно только додуматься, он начинает пропалывать ячмень — стебелек за стебельком, пользуясь большим и указательным пальцами. Это правда. Я видел своими глазами крестьянина за таким занятием» — свидетельствует Р.Киплинг. Представить за таким занятием русского крестьянина просто невозможно.
Далее. К японским климатическим условиям более всего подходит поливное рисоразведение. «Для этого, — пишет В. Цветов, — нужна оросительная система: каналы с искусственной подачей влаги... Создание оросительной системы и теперь-то дело непростое. И потому 800 оросительных прудов с разветвленной сетью каналов, вырытых, судя по свидетельству древних хроник, в III — IV веках в стране Ямато — центральной части нынешней Японии, — правомерно, мне думается, приравнять к египетским пирамидам. Как и сооружение пирамид, прокладка оросительных систем требовала труда многих людей. Земледельческие общины могли строить и поддерживать в рабочем состоянии оросительные системы лишь усилиями всех входивших в общины семей... Чтобы выжить, японцы должны были исступленно трудиться, причем, непременно в составе группы, общины. Одиночку ожидала неизбежная гибель»2 . Итак, в отличие от великороссов, японцы привыкали работать не авралами, а в монотонном ритме, работали на одной и той же территории, работали очень слаженными коллективами. И, если русская община не могла собраться, как пишет Г.Успенский, всего за два-три дня проложить дорогу через болото для получения коллективной выгоды, то японская община постоянно организовывала грандиозные работы на оросительных системах.
Более того, сама жизнь в японской деревне резко отличалась от жизни в деревне великоросской. Японцы селились скученно, крыша к крыше, разгораживая дом не постоянными стенами, а раздвижными, легко снимаемыми бумажными перегородками. Человек с детства идентифицировал себя с группой — семьей, соседями, локальной общиной — и до конца дней своих не представлял себе жизнь вне их пределов. К чему все это привело в наше время? Вот несколько свидетельств из той же книги В.Цветова.
«Огромный авторитет общины не идет ни в какое сравнение с престижем отдельного лица, сколь высокое положение оно ни занимало бы». Очевидно, что авторитарное правление одной личности в Японии просто немыслимо. До сих пор в Японии подъем по иерархической лестнице жестко регламентирован, и человек может преодолеть путь наверх только в составе группы. «По возвысившейся над группой индивидуальности могут ударить, как бьют по шляпке гвоздя, вылезшего из доски». Можно ли быть что-либо дальше от американской организации труда? И поэтому, когда говорят, что каждый отдельный русский умнее и талантливее каждого отдельного американца, то стоит поставить рядом признание одного американского бизнесмена, долго изучавшего положение в японской науке и промышленности: «Каждый из десяти американцев на голову выше каждого из десяти японцев, но десять японцев всегда на голову выше десяти американцев». Это является свидетельством предельно высокой роли коллективного взаимодействия в японском производстве.
В.Цветов нашел ярчайший пример того, насколько японская жизнь далека от нашей: «В концерне «Мацусита дэнки» рабочего уволили за распространение в цехе газеты коммунистов «Акахата». Рабочий обратился в суд... По решению суда концерн восстановил рабочего на работе, но подверг его типично общинному наказанию. Оно оказалось страшней, чем любое иное. У входа на завод, подле проходной, построили домик — однокомнатную будку. Строптивому рабочему было сказано, что отныне его производственное задание — находиться в будке весь рабочий день и... ничего не делать... Зарплату он получал исправно, наравне с членами его бывшей бригады... Через месяц рабочего «Мацусита дэнки» отправили в больницу с нервным расстройством... Нет для японца более жестокой кары, чем оказаться выброшенным из общины в чужой мир».
Спрашивается, можно ли представить себе подобное наказание для русского рабочего? Те, кто поработал на производстве, поймут весь комизм этого вопроса. И можно ли применить эту кару к американцам — эмигрантам, колонистам новых земель?
Древняя японская община состояла из нескольких сот человек. Выживаемость в ней зависела от абсолютной преданности ее членов и гармонии взаимоотношений. Лидеры общины всячески поддерживали эти традиции. Эгоизм здесь был исключен. Это принципиально отличало ее от западной культурной традиции.
Скученность японской жизни приучила японцев к великолепному умению работать с партнером предельно надежно.
«- Скажите, пожалуйста, где у вас склад для хранения кормов? — спросил я крестьянина, о хозяйстве которого снимал телевизионный репортаж.
Хозяйство представляло собой два длинных одноэтажных сарая. В них содержалось 50 тысяч кур-несушек.
- Не вижу я и места, где вы держите снесенные курами яйца? — допытывался я.
- Зачем мне склад, если кормов лишь суточный запас ? — ответил крестьянин вопросом на вопрос.
- Чем же вы собираетесь кормить кур завтра ? — не унимался я.
- Завтра корма привезет господин Хосода. Он специализируется на них, — сказал крестьянин.
- А если не привезет ? — предположил я.
- То есть как не привезет? — переспросил крестьянин с интонацией, будто я усомнился в неизбежности восхода солнца.
- Ну, вдруг умрет! — решил я смоделировать экстремальную ситуацию.
- Жена господина Хосоды привезет. — крестьянин говорил со снисходительной уверенностью гроссмейстера, разбирающего для любителя шахматную партию.
- Жена будет хоронить мужа! — стоял я на своем.
- Сын господина Хосоды привезет. — Для крестьянина это было очевидней таблицы умножения.
- Сын уедет на похороны тоже!
- Сосед господина Хосоды привезет.
- У вас, что ж, такой строгий подписан контракт с господином Хосодой? — спросил я.
- Зачем нам контракт? — удивился крестьянин. — Господин Хосода, — разъяснил он, — пообещал мне привозить корма каждый день»3 .
Этот пример — правило повседневной жизни японских крестьян. В России такие ситуации невозможны даже в виде исключения. Заметим, что в промышленность Японии эти традиции перенесены один к одному. «На автомобильном заводе фирмы «Нисан», — пишет В.Цветов,- выпускающем 420 тысяч машин в год, комплектующих частей имелось на два часа работы конвейера. Смежники привозили эти части с точностью плюс-минус два часа, и на заводе не помнили, чтобы конвейер останавливался». Даже в фантастическом романе нельзя представить такой ситуации в советской или русской промышленности. Это не укор самим себе, это констатация огромной разницы в характере организации труда там и у нас, разницы, которая возникла благодаря различным природным условиям.
В Японии так же, как и в Европе, за счет более тесного проживания населения выработалось сильное чувство локтя в труде, причем, в Японии плотность населения была выше и поэтому привычка работать кооперативно развилась сильнее, чем в Западной Европе, и, видимо даже сильнее, чем где бы то ни было в мире. Но эта-то крайность и не позволила Японии первой начать промышленную революцию, т.к. была перейдена грань, за которой индивидуальная инициатива была полностью растворена в групповой. Техническое же творчество требует независимости личности, чего никогда не было в Японии. Еще и поэтому она опоздала стартовать в индустриальном развитии. Именно это Япония компенсировала, покупая патенты и собирая изобретения по всему миру во второй половине ХХ века. Россия опоздала стартовать по прямо противоположной причине: индивидуальной инициативы было более чем достаточно, но вот массового коллективного разделения труда не было. Был целостный самодостаточный хуторской универсализм с очень слабыми, почти незаметными зачатками кооперации.
Итак, мы видим, что община в Японии совсем не та, что община в России или протестантская община в Америке. В России ярко выраженный индивидуализм в труде соседствовал везде с ярко выраженным стремлением к коллективному отдыху и общественной жизни. Причем, индивидуализм русских имеет особую окраску универсализма, который прямо противоположен узкой подготовке американского специалиста. Однако, и японцы, и американцы очень сильны коллективной организованностью труда, умением работать слаженно большими массами, что плохо развито у русских. Но американец предпочитает отдых в одиночестве, где его дом — его крепость. У русского нет дома-крепости. Он предельно открыт вне трудовой деятельности. Японские рабочие работают вместе и отдыхают вместе. Если кто-либо из их бригады на коллективный пикник в выходной не берет свою семью — это рассматривается почти как прогул. А, сравнивая общинность русских, японцев и американцев, отметим: японцы — коллективисты в работе и отдыхе, американцы — коллективисты в работе, но индивидуалисты в отдыхе, русские — индивидуалисты в работе, но коллективисты в отдыхе.
Главным же принципом труда в Японии является:
Вот в этой-то формуле и кроется истинная причина «японского экономического чуда». Именно поэтому его начало совпало с электронной революцией в промышленности. Внедрение систем автоматизации производства требовало все большего количества электроники, все большей ее миниатюризации и все большей надежности. Здесь-то и оказался востребованным в полной мере японский образ труда. На мировом электронном конвейере не нашлось равных трудолюбивым, привычным к кропотливому, тщательному труду, с вниманием к каждой мелочи, японцам. Коллективная ответственность и полное взаимопонимание не позволяли им делать брак — это поставило бы в трудное положение следующего по цепочке рабочего и подвело бы фирму, которая для японца значит даже больше, чем семья. Именно поэтому производительность труда и качество сборки у японцев оказались лучшими в мире.
Так, в шестидесятых годах попали в РЕЗОНАНС внешние требований промышленности в области электроники и внутренние глубинные традиции японского народа. Все остальное произошло уже вследствие этого резонанса. Уже потом электронный конвейер вытянул на мировой рынок японские автомобили и многие другие товары.
Успех японской промышленности заключен в том, что вековые традиции японского народа как будто специально складывались тысячу лет так, чтобы на финише развития западноевропейской цивилизации сыграть свою завершающую роль. Японская промышленность не внесла ничего принципиально нового в западные технологии. Она всего лишь довела до совершенства все, что делалось на Западе, и открыла дорогу западному производству на рынки дешевой рабочей силы в станах Юго-восточной Азии. Не для кого не секрет, что японские товары намного надежнее любых европейских и американских товаров. Это касается в первую очередь электроники и автомобилей. Японцы – мастера доводить до совершенства надежности и экономичности все, что придумано на Западе. Их трудовой менталитет как будто специально готовился к последнему этапу развития западноевропейской технологии, потребовавшему миниатюрной электроники, которая как нервная сеть проникла во все поры технической и бытовой сферы.
Другая роль Японии – геополитическая — передать импульс распространения западноевропейской культуры через западный путь на Восток. Начиная с 1500 года, европейская культура производства постепенно продвигалась все дальше на запад в первую очередь в Америку. И в ХХ веке после Второй мировой войны бывшая колония Европы США переросли учителя и стали новым центром западноевропейской цивилизации. И как любая метрополия новая нарождающаяся империя окружает себя провинцией. Стареющая Европа становится для Нового Рима уже восточной окраиной, а на западе США создают себе плацдармы в Японии и далее через нее – в Юго-восточной Азии. И если США полностью подчинит себе древний арабский мир, к чему они приступили очень активно с начала ХХI века, то земной круг геополитического развития западноевропейской цивилизации замкнется через Турцию на Европу в сплошное кольцо. Так Европейская культура осуществит мечту Колумба, который хотел найти западный путь в Индию. Отправившись осваивать новые земли на запад, она вернется в Европу с востока.
И поэтому пример Японии – это лишь фрагмент большой мозаики успеха Европейского Дела. И секрет успеха Китая и стран ЮВА лишь в том, что народ в этих странах вписался в требования конвейерной дисциплины труда наилучшим образом и за наименьшие деньги. И секрет успеха Западного Дела кроется в первую очередь в том, что мировая культура с определенного момента своего развития вступила на путь дифференциации знаний и специализации их применения в промышленности. На этом пути наиболее подготовленной всем своим внутренним развитием оказалась Европа. Из-за большой скученности населения на небольших и хорошо проходимых пространствах в Европе как нигде в мире народ был готов сначала к ремесленному а затем и промышленному разделению труда. Европа в отличие от России научилась ценить землю и все, что на ней сооружалось веками. Именно европейские природные условия подготовили лучшим образом народ промышленный. Привычка к спокойному размеренному труду, развивающееся постоянно распределение функций между отдельными городами, оседлость и прагматизм, конкретность и приземленность, нацеленность на достижение материального успеха. Это и все остальное, что существенно отличает европейцев от народов других стран – все это стало внутренней основой глобального европейского резонанса, результатом которого стало продолжительное Европейское Чудо. Чудо, суть которого в том, что периферия Римской империи, бывшие варвары, дикие лесные племена постепенно вышли в лидеры мирового прогресса и создали великую западноевропейскую культуру. Не будь Чуда Европейского, и не было бы Чуда Японского. И не было бы чудес со странами ЮВА.
Что же полезного может извлечь из этого опыта Россия? Очевидно, что нет менее приспособленного к монотонному, кропотливому, тщательному, узкоспециализированному труду на конвейере трудового характера, чем русский. Копировать впрямую опыт Японии, Китая и других стран Юго-восточной Азии — для нас столь же бессмысленно, сколь пытаться перенести опыт поливного рисового хозяйства в северные леса России. Пытаться догнать США, идя в хвосте развития западноевропейской цивилизации – все равно, что сажать кукурузу на болотах. Слепое копирование их опыта – это прямой путь к созданию мраморных телефонов старика Хотабыча. И бурные годы конца ХХ века показали полную бесперспективность слепого повторения чужого опыта.
Опыт их успеха нужно понять, и повторить, используя системную СУТЬ. А она проста и сводится к формуле успеха, зеркально противоположной японской формуле:
Посмотрим теперь, где эта формула может реализоваться во всей ее полноте. А для этого нам нужно будет уйти из области исторического анализа на зыбкую почву социального, технического и геополитического прогноза.
Сухонос С.И. Русское Дело. Время собирать камни. // «Академия Тринитаризма», М.,Эл № 77-6567, публ.11720, 17.12.2004
[Обсуждение на форуме «Публицистика»]
Сухонос С.И.
Русское Дело.
Время собирать камни.
Время собирать камни.
- НАЧАТЬ СОБИРАТЬ КАМНИ.
Секрет «японского экономического чуда»
максимум труда при минимуме ресурсов.
минимум труда при максимуме ресурсов.
Там же. С.45.- В. Цветов, Указ. соч. С. 48.
- В. Цветов, с. 71-72.
Сухонос С.И. Русское Дело. Время собирать камни. // «Академия Тринитаризма», М.,
 |