Напечатать документ Послать нам письмо Сохранить документ Форумы сайта Вернуться к предыдущей
АКАДЕМИЯ ТРИНИТАРИЗМА На главную страницу
Дискуссии - Аналитика

Н.Н. Александров
Формула истории

Oб авторе

ВВЕДЕНИЕ

Актуальность темы исследования

Сегодня мир резко меняется, и осмысления требует в первую очередь направление его изменений. Происходящие процессы нельзя анализировать по частям — нужно попытаться увидеть целое. Прежде всего требуется понять: что же именно происходит, что будет происходить? Мы исходим из убеждения, что только философия дает возможность посмотреть на это целостно, во всей совокупности проблем. Поэтому, если говорить об актуальности, данная работа написана, чтобы ответить на ряд важнейших вопросов современности, из предельно общих философских взглядов.

Перед социальной философией как философским ядром обществознания стоит вопрос теоретического освещения пакета кризисов, переживаемых мировым сообществом. На нас обрушилось несколько глобальных кризисов одновременно, и надо разобраться в этих кризисов и в путях выхода из них.

Если иметь в виду полюса общественного устройства, можно сказать, что, с стороны, мы наблюдаем теоретико-идеологический кризис марксистского обществознания, из следствий которого стал распад СССР и всего "лагеря социализма". Но, с другой стороны, подобный же кризис проявился и в западном либерализме, построенном на основе личностных приоритетов, на базе социально-атомарной модели общества. Следовательно, на наших глазах практически одновременно рушатся обе системы: система ценностей догматического коммунизма тоталитарной ориентации и система ценностей Запада, ориентированная на индивидуализм. Здесь необходимо определиться с выбором дальнейшего пути, по которому можно двигаться в будущее, не опасаясь прийти в тупик.

В отношении среды жизнедеятельности человечества в целом есть гипотеза, что мы уже живем в состоянии глобального кризиса, который необратим. Как всякая гипотеза, эта зрения не должна приниматься нами за абсолют, ее необходимо сопоставить с альтернативами развития. В том числе речь должна идти о механизмах выживания в условиях глобального кризиса, а это снова-таки вопрос философского уровня.

Кроме обозначившихся глобальных кризисов грядет (или уже наступило) множество локальных.

Разные черты кризиса сегодня присущи в той или иной степени всем странам мира — и можно говорить лишь о большей или меньшей степени проявленности кризисных тенденций применительно к странам и регионам. Здесь мы, бесспорно, лидируем: проблемы, Россией на ее очередном историческом переломе, отличаются особой остротой и в себе все виды кризисов одновременно. Это ставит под сомнение вообще возможность ее существования в скором будущем, если мы не сможем осмыслить пакет кризисов в максимально широком философском и научном контексте.

Все ракурсы, как предельно широкие, так и локальные, связаны с нашей тематикой, в первую очередь с темой закономерностей социального генезиса. Это — одна из ключевых проблем социальной философии, которая остается не разработанной не столько в общефилософском плане, сколько в плане методологической функции философии. Чтобы ответить на вопросы, связанные с выходом из кризисов, необходимо обозначить, как вообще протекает сам процесс жизни общества и чем являются кризисы в его развитии.

Говоря об актуальности, мы должны попытаться взглянуть на проблему, исходя из масштаба всей истории: нам нужно понять, каково наше место в истории, каким может и должно быть развитие России, если она хочет выбраться из данной ситуации с наименьшими потерями. Это, в свою очередь, требует разработки новых подходов к сфере самоосознания, ибо старые во многом утратили свою эффективность.

Избирая в качестве основной темы социальный генезис, мы акцентируем в нем специфику нашего исследования таким образом: речь пойдет о поиске и применении новых методов изучения социального генезиса. Существующая в социальной философии совокупность методов по большей части выработала свой ресурс. Необходим поиск нового, поэтому важен синтез. Так у нас возникает проблема философско-научного синтеза — увлекательная сама по себе, она еще и остро актуальна. История науки доказывает, что новое способно родиться лишь в эпохи исторических разломов, на грани жизни и смерти культуры. А мы как раз находимся в подобном состоянии.

Поставив перед собой проблему философско-научного синтеза с целью поиска новых методов исследования социального генезиса, мы должны решать ее, оставаясь в некоторых обозримых пределах. Эти границы мы обозначаем послойно, по иерархическим уровням сверху вниз.

Общепризнано, что вершина наук — философия, но в каждый исторический момент есть нечто, претендующее на ее королевское место в представлении общей картины мира. Претендентов на престол в XX веке было немало, от тектологии до кибернетики, от синергетики до методологии. Однако тотальные претензии новых форм знания достаточно быстро проходят, хотя "свято место пусто не бывает", — и на смену старым претендентам приходят новые. Вот и сегодня оспорить глобальное первенство философии пробует общая системагенетика. Заявляя это, мы даем оценку не изнутри системогенетики, а сравнивая, прежде всего, методологический арсенал философии и системогенетики. Поскольку он вполне сопоставим, мы определяем задачу: произвести взаимоотображение принципов и методов, выработанных в социальной философии, с одной стороны, и в общей системогенетике — с другой. Такая попытка, насколько нам известно, предпринимается в науке впервые, и это — бесспорный признак научной новизны нашего исследования, коренящийся уже в самой постановке вопроса.

Системогенетика принадлежит к разряду интегративных научных комплексов, причем пока она принадлежит направлениям, о которых в науке известно немногим. Мы отдельно анализируем ее историю и причины такого состояния дел. Но, скорее всего, это положение продлится недолго: в мире есть огромная потребность в метазнании, новом и всеобщем. Уровень претензий системогенетики распространяется на все разновидности эволюции любых систем: неживого, живого, общества, с его техникой, — она рассматривает в том числе и возможности иных, не известных нам, типов эволюции. Наши исследования [32; 37; 39-41; 44; 48-54] опираются на множество трудов данного направления, включая и немногочисленные пока современные публикации по социальной генетике.

Таким образом, работа подводит итоги многолетних поисков автора в сферах: социальной философии, теории общественного развития, социальной генетики, социально-философских и общеметодологических оснований широкого круга междисциплинарных исследований, входящих в авторскую концепцию. Метод экзистенциальной системогенетики [55] содержит значительную по объему совокупность синтезов уже известного в литературе знания, причем синтез проведен послойно, по ступеням многих и многих синтезов многих уровней, образно выражаясь, от вершин абстракции — до цветущих низин жизни и искусства.

Стоит отметить, что в исследовании при подходе к обществу как целому мы исходим из "органической" разновидности теории общества, содержащей предположение, что человечество есть "сверхорганизм", состоящий не только из людей-клеточек, но и из ряда устойчивых человеческих общностей нескольких промежуточных уровней. У этого подхода есть огромная историческая традиция, и мы обращаемся к ее анализу. Рассматривая общество с применением единого подхода, и структурно, и генетически, мы проводим исследование развития культур и цивилизаций сквозь призму искусства.

Если говорить о социальной философии, особенно о ее отечественной ветви, то можно утверждать, что такая постановка проблемы (во всей представленной выше полноте) в ней отсутствует. Нам не удалось обнаружить подобного варианта постановки проблемы и в доступных зарубежных источниках. Это позволяет заключить, что затронутая в работе тема важна — как с позиций социальной философии и развития ее специфических методов, углубления познания ее предмета и т.д., так и с позиций актуальности избранной темы для решения проблем общественного развития здесь и сейчас. Таким образом, публикация представляет интерес и с фундаментальной точки зрения, и с прикладной.


****

Структура исследования

Наше исследование состоит из трех глав, настоящего "Введения" и заключения. Все главы связаны единством метода, и предмет исследования разворачивается по уровням: от общего, надсистемного, взгляда на проблему, через выделение предмета (системы) как целого, до уровня конкретного (его подсистем). В завершающей части работы полученное целое оборачивается на проблемы динамики искусства.

Во Введении уточняется специфика предмета и метода исследования, рассматриваются вопросы его актуальности и научной новизны.

В Главе I "ИНТЕГРАТИВНАЯ МЕТОДОЛОГИЯ ИССЛЕДОВАНИЯ" поэтапно выстраивается многоуровневая методология настоящего исследования.

В первом параграфе "ФИЛОСОФСКИЕ ОСНОВАНИЯ СИСТЕМОГЕНЕТИЧЕСКОГО И ЦИКЛИЧЕСКОГО ПОДХОДОВ" освещается методико-логическая основа для синтеза двух наших ключевых подходов: философского и системогенетического, — дается философская интерпретация статических и динамических понятий системогенетики, то есть проделано их взаимоотображение. Введены и проанализированы четыре специальных типа отображения: понятийное, числовое, геометрическое и циклическое.

В принципиальном плане рассмотрены статические понятия системогенетики и пересекающиеся с ними философские понятия и категории, а также статика с элементами динамики, философские проблемы динамического исследования. Здесь определена специфика интегративного системогенетического подхода по отношению к методу социальной философии.

Во втором параграфе "МЕТАТЕОРИЯ СИСТЕМОГЕНЕТИКИ" анализируются методологические и номологические аспекты системогенетики. Разворачиваются в основных чертах системная парадигма и группа системных понятий, генетическая парадигма и группа генетических понятий.

В параграфе предъявляется метод системогенетики в контексте взаимодействия культуры и цивилизации, анализируется степень разработанности системогенетики и ее частного вида (базового для нашего исследования) — социогенетики, их связь с идеями и методами философии.

В работе прослеживается, как последовательное становление идей системогенетики приводит ее к осмыслению проблем, пересекающихся с проблемами философии и социологии. Системогенетика предстает как межпредметный научный комплекс, имеющий свою историю, свои законы и собственный понятийно-терминологический аппарат.

В третьем параграфе "ПАРАДИГМА ЦИКЛИЧНОСТИ В ФИЛОСОФСКОМ ОСВЕЩЕНИИ" анализируются: закон единства и борьбы противоположностей, противоречие, общая спиральность развития и проблема динамики. Спиральность представлена здесь типологически — в наборе последовательно усложняющихся моделей: это — цилиндрическая спиральная модель развития, спирально-коническая, импульсная и более сложные модели развития.

В принципиальном плане осмысляется общефилософская и науковедческая методология исследования, которую можно охарактеризовать как многоуровневую и циклическую.

Анализируются такие диалектические понятия, как противоречие, доминирующая сторона противоречия, направленность и необратимость в развитии противоречий, непрерывность и преемственность, устанавливается связь этих понятий с парадигмой цикличности.

Далее представлены опорные модели цикличности, универсальная дополнительность спиралей и импульсов, многомерные модели времени, уровневая дискретность и разнонаправленность времен.

В четвертом параграфе "ИНТЕГРАЦИЯ МЕТОДОЛОГИИ" проведено соединение методологических основ всех названных выше типов. Они даны в табличном виде.

Предлагается онтогенетическое суперпозиционирование. Здесь задана модель деятельностного универсума, рассмотрены процедуры перекрестного переноса внутри суперпозиционной схемы и принцип генетической проверяемости онтологических схем.

В Главе II "СТРУКТУРА И ДИНАМИКА СОЦИАЛЬНО-ФИЛОСОФСКОГО ЗНАНИЯ "раскрываются конкретные механизмы, позволяющие изучать и применять модели наибольшей степени общности в социальной практике.

В первом параграфе "ПРЕДМЕТ СОЦИАЛЬНОЙ ФИЛОСОФИИ. ОСНОВНЫЕ АСПЕКТЫ ЕЕ СТАТИЧЕСКОГО И СИСТЕМНОГО МОДЕЛИРОВАНИЯ" рассматриваются вопросы многоуровневого (альтитудного) представления предмета социальной философии, в частности морфологического.

Здесь выделяются также социологическая иерархия социально-исторического знания, его культурологическая иерархия, иерархия социально-исторического знания в форме самостоятельных наук.

В рамках параграфа освещены динамические аспекты предметного поля социальной философии.

Во втором параграфе "ОБЩЕСТВЕННЫЙ ИНТЕЛЛЕКТ, МЕНТАЛИТЕТ И ОБЩЕСТВЕННОЕ СОЗНАНИЕ" излагаются основные положения теории общественного интеллекта, теоретические воззрения на общественное сознание, а также основные положения формирующейся сегодня теории менталитета.

В третьем параграфе "ДИНАМИКА ОБЩЕСТВЕННОГО РАЗВИТИЯ. МНОГОУРОВНЕВАЯ СОЦИОЛОГИЧЕСКАЯ МОДЕЛЬ ДИНАМИКИ" определены инварианты эволюции и осмыслены возможности глобального прогноза. К данной теме относятся: числовые инварианты циклов истории, базовая пятиуровневая модель социального генезиса, формула истории и проблема длительности формаций.

Исходя из анализа многоуровневых моделей времени и концепции социогенеза в истории в первоначальном виде в параграфе задана полная пятиуровневая циклическая модель системного генезиса общества и предложен путь создания N-уровневой модели. В результате редуцирования пятиуровневой модели за основу принимается трехуровневая базовая модель динамики общественного развития, в которой выделяются надсистемный, системный и подсистемный уровни.

На первом уровне анализируется надсистемный — наиболее общий — цикл социального генезиса. Рассматривается подход к социальной истории с позиций форм движения материи, выстраивается сравнительная методология, позволяющая находить общие черты в генезисе всех этих форм. Определяется специфика социальной формы движения материи.

В четвертом параграфе "МЕНТАЛЬНЫЕ ФОРМАЦИИ КАК ФАЗЫ СИСТЕМНОГО ГЕНЕЗИСА ЧЕЛОВЕЧЕСТВА" выявляется суть ментальных формаций.

Для их определения представлен более широкий контекст "ракурсных" формаций, в частности в качестве особого типа в системном ракурсе рассмотрены "деятельностные формации" и их родовые разновидности (педагогические формации, экономические формации и т.д.).

Выделяя основные надсистемные фазовые модификации, мы освещаем исторический процесс как расчлененный на качественно однородные фазы. Ведущим качественным показателем выступает единство менталитета, что и приводит к понятию "ментальной формации". Анализируются и данное понятие, и сопутствующий ему принцип идеальной детерминации в истории.

Ментальный формационный цикл выступает как цикл "надсистемного уровня" в рамках принятой в базовой модели трехуровневой альтитуды. Ментальные формации образуют самые длинные волны в истории человечества, причем доминирование от одной к другой переходит в соответствии с внутренней логикой истории.

В пятом параграфе "КУЛЬТУРНО-ЦИВИЛИЗАЦИОННАЯ ГРУППА" путем уточнения определений, с одной стороны, разводятся понятия "культура" и "цивилизация", а с другой — ищется их связанность. В параграфе прослеживается становление понятий "культура" и "цивилизация" в истории науки и даются основные контекстуальные определения.

Связанность на двух уровнях приводит к новому понятию "культурно-цивилизационной группы" в истории. Она выделяется как связанная система, несущая на себе смысл опорной категории в рамках ментального формационного цикла.

В циклическом ракурсе внутри большой волны ментальной формации обнаруживается ряд связанных цивилизаций, объединенных качественной общностью культуры. На этом уровне и происходит контекстуальное уточнение соединенности понятий "культура" и "цивилизация". Отмечается, что в типологическом плане непрерывность и преемственность культур в истории связана жесткой закономерностью. Рассмотрено ее место в нашей концепции системного генезиса общества: это — второй, собственно системный, уровень социального генезиса.

В параграфе определены также динамика доминирующих факторов культурно-цивилизационного развития и основные варианты развития культурных процессов в истории.

В Главе III "МЕНТАЛИТЕТ В ПРИЗМЕ ПРОИЗВЕДЕНИЙ ИСКУССТВА" обсуждаются прикладные возможности метода. Общенаучный и философский метод здесь трансформируется в пакет прикладных конкретно-искусствоведческих методик.

В параграфе первом "ФИЛОСОФСКИЙ УРОВЕНЬ АНАЛИЗА ХУДОЖЕСТВЕННЫХ ПРОИЗВЕДЕНИИ" дается определение специфики экзистенциальной системогенетики (этико-эстетическая системогенетика). Она определена через калокагатию, выступающую как закон единства эстетического и этического. В связи с этим осмыслены вопросы образования эстетических модификаций, основные эстетические категории и индикаторы второго уровня.

В параграфе втором "ИСКУССТВОВЕДЧЕСКИЙ АНАЛИЗ ХУДОЖЕСТВЕННЫХ ПРОИЗВЕДЕНИЙ" исследованию подвергнут стиль и рассмотрены сопутствующие проблемы системных модусов. Это — вторичные модификации, развивающие построение от категорий к стилям. Ставится проблема конечности эстетических модусов следующих уровней, развивается универсальный принцип дополнительности эстетических модусов.

Рассмотрены также основные для искусствознания проблемы морфологии искусств и поэтики. Методологически представлен аппарат классического и современного искусствознания.

В параграфе третьем "ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ АНАЛИЗА ХУДОЖЕСТВЕННЫХ ПРОИЗВЕДЕНИЙ" анализируется энергетический ракурс, свойственный психологии в ее исследованиях искусства. Принцип антропоморфизма трансформируется здесь в многообразие форм олицетворенности, которая освещается исторически и типологически.

В параграфе четвертом "КОМПОЗИЦИОННЫЙ АНАЛИЗ ХУДОЖЕСТВЕННЫХ ПРОИЗВЕДЕНИЙ" речь идет о многообразии проблем композиции.

Это — ярусы образа, основы учения о композиции, проблемы связывания формальных средств, группы композиционных понятий на базе пар и троек и т.д.

Особо исследованы: время в композиции, единый ритмический инвариант образования композиции, композиция как логика состояний и как совокупность характеров и обстоятельств.

В Главе IV "ДЕКОДИРОВАНИЕ МЕНТАЛИТЕТА В ХУДОЖЕСТВЕННОМ ПРОИЗВЕДЕНИИ" последовательно, по уровням, вводятся группы индикаторов и маркеров.

В параграфе первом "ИНДИКАТОРЫ И МАРКЕРЫ ВЕРХНИХ УРОВНЕЙ" представлены надсистемные индикаторы, которые названы нами "фундаментальными". При анализе фундаментальных индикаторов рассмотрены три разновидности, которые выступают и как диалектические пары, и как диапазоны, и как шкалы. Это — этический индикатор и хронотопическая группа эстетических индикаторов. В качестве индицирующих фигурируют также биполярность и ментальная асимметрия.

Этический фундаментальный индикатор — это соотношение "свободы общества и свободы личности". Эстетические фундаментальные индикаторы опираются на понятие о ментальном хронотопе и раскрываются как два фундаментальных индикатора: "пространственное самоощущение" общества в мире и "временное самоощущение" общества в мире.

В параграфе втором "О СВЯЗЫВАНИИ ФОРМАЛЬНОГО И ВЫРАЗИТЕЛЬНОГО" ставятся проблемы формальной композиции и способы субъектного связывания формальных средств композиции в психике человека.

В параграфе третьем "ИНДИКАТОРЫ И МАРКЕРЫ НИЖНИХ УРОВНЕЙ" разворачиваются индикаторы и маркеры второго и третьего уровней и рассматриваются проблемы наполнения и упорядочения полного пакета индикаторов.

Наиболее выразительные группы индикаторов и маркеров иллюстрируются примерами из истории современного искусства, дизайна и архитектуры.

Происходит возвращение к поставленным в начале работы целям и анализируется путь достижения целей исследования.

В качестве подведения итогов главы рассматриваются все основные варианты соединения индикаторов и маркеров.

В параграфе четвертом "ИСТОРИЧЕСКИ КОНКРЕТНЫЙ СТИЛЬ "МОДЕРН" приводится пример анализа стиля конца XIX — начала XX веков, носившего множество названий в разных странах. Стиль исследуется с применением выделенных ранее индикаторов и маркеров как в целом, так и на примере творчества характерного художника русского модерна — М. Врубеля.

В Заключении анализируются: всеобщий характер нашего метода фундаментальных и специализированных индикаторов, возможности применения полученной методологии для комплексного моделирования общества, ее философские, социологические и прогностические возможности. В завершающей части приводятся основные выводы и намечаются возможные варианты продолжения исследования.

В Библиографии использованы 700 наименований отечественных и зарубежных литературных источников. Ссылки на литературу последнего года, не вошедшую в основную библиографию, встречаются также в тексте книги и в сносках.


 

Глава I

ИНТЕГРАТИВНАЯ МЕТОДОЛОГИЯ ИССЛЕДОВАНИЯ


В настоящей главе рассматриваются философско-методологические и общенаучные аспекты формирования нашей концепции. Речь пойдет об основном методе и логическом базисе исследования. Зафиксируем, что метод мы понимаем в широком смысле как систему принципов [236], а в более узком — как совокупность частных методов и методик (техник, приемов, способов и т.д.). Именно принципы (и их изоморфные модели) мы и будем выделять и сопоставлять. Для этой цели мы применяем как вполне традиционные, так и, условно говоря, “новорожденные” способы, приемы и средства нашего времени.

Тема данного исследования сосредоточена вокруг системного генезиса общества и связана с формационной и культурно-цивилизационной группами проблем. Это — обширное научное пространство, плотно заполненное школами, теориями и авторами. Чтобы осмыслить опыт предшественников, мы специально обращались к анализу их идей в нашей книге “Эволюция ментального хронотопа” [50], куда специально вынесли все вопросы, связанные с историей становления понятий, применяемых здесь (историографию нашего тематического пространства). Это позволяет нам оставить в тексте книги лишь самое необходимое логическое ядро, а историческую логику давать в ссылках на опубликованные работы. Несколько обедняя текст книги, мы увеличиваем ее информационную насыщенность, что и позволит удержать ее объем в приемлемых пределах.

По отношению к названной теме выстроена совокупность как общих, так и частных методов. Логический каркас исследования базируется на двух типах методов, примененных в серии наших работ: на пакете числовых логик и методе онтогенетического суперпозиционирования. В социальной философии они ранее не применялись (по крайней мере, в таком сочетании). Философская теория и методология числа проанализирована нами в книге “Числовые инварианты в менталитете” [44]. Мы используем ее в качестве классиологического каркаса и для данного исследования. Что касается метода суперпозиций, то он вкратце изложен в данном тексте, а в расширенном виде встречается во всех наших опубликованных работах [44; 48; 50; 52; 54; 55].

Системный генезис общества — понятие прежде всего многоуровневое. Оно принадлежит и социальной философии, и системогенетике, двум подходам, которые мы попытались взаимоотобразить в первой главе. Процесс этот потребовал выработки специальной совокупности методов, пригодной для данной цели. Философская интерпретация интегративных системогенетических методов приводит к уточнению специфики системогенетических методов по отношению к методу социальной философии. Этому посвящены первые два параграфа главы.

Далее мы переходим к анализу основных положений теории циклов (применительно к теме нашего исследования). Теория циклов в качестве контекста требует обращения к понятию времени, и мы даем ему достаточно широкую интерпретацию в одной из наших монографий [52]. В книге мы ограничиваемся кратким набором выводов по данной теме. Этому посвящен третий параграф.

Следует отметить, что мы не вводим в текст настоящего исследования четвертую (рефлексивную) парадигму, присутствующую в наших опубликованных работах. Основные ее положения вынесены в Приложение.

Наконец, в четвертом параграфе мы выходим на синтез трех обозначенных подходов и делаем это на основе метода онтогенетического суперпозиционирования.

Таким образом, первая глава книги всецело посвящена исследовательскому методу, при помощи которого мы в дальнейшем строим модель системного генезиса общества. Подробно она разворачивается во второй главе, где и получает освещение со множества известных точек зрения: это и определение основных понятий, и построение многоуровневой концепции системного генезиса общества как концепции социально-философской, и детализация концепции по уровням (уровень ментальных формаций, культурно-цивилизационный уровень, уровень цивилизаций).

Фокусом рассмотрения обозначенного тематического поля у нас выступают произведения искусства. Исследуется совокупная проявленность всех названных уровней в произведениях искусства, производится завершающий интегративный синтез на материале истории. Подробно этот аспект развит в нашей монографии “Экзистенциальная системогенетика” [55], в продолжающей ее “Эволюции искусства.” [54], а также в книге статей “Понимание времени” [48].

Искусство вбирает в себя все возможные типы человеческой деятельности, находясь как бы на их скрещении, и образует систему, в которой все они функционируют в качестве составляющих элементов [92]. Подобной точки зрения придерживается М.С. Каган [275], а если говорить об универсализме функций эстетической деятельности, то стоит отметить: этот вопрос наиболее полно освещен в работах Л.А. Зеленова [231-236]. Эстетическая деятельность оставляет нам в качестве результатов реальные модели, материальные «конструкции», сотворенные из “строительного материала” разных видов искусства и с привлечением материала “художественно-нехудожественных” видов эстетической деятельности. Вот почему у нас в исследовании нет особых проблем с фактами и артефактами, источниками и датировками, как раз наоборот: в ряде случаев все, что остается от цивилизаций, — это несколько памятников, являющихся именно эстетическими произведениями. Мы исходим из утверждения: всякое эстетическое произведение есть наиболее плотно упакованная информация, многоуровневый ментальный текст, и этот текст поддается специальной расшифровке методами, которые мы предлагаем. Специфика художественного текста такова, что даже при множестве искажений в повторах, копиях, интерпретациях и подражаниях он способен сохранять основу своего исходного смыслового ядра. Таким образом, художественность текста изначально построена на принципах информационной избыточности, и этот взгляд прямо соответствует той фундаментальной категории, которую А.Ф. Лосев называл “выражением” [382].

Повторим: все вместе образует тематический сгусток, ядро, находящееся на перекрестье интересов как классической философии, социологии, аксиологии (этики и эстетики) и культурологии, так и современных неклассических направлений в науке. Обозначенное тематическое ядро разрабатывалось в истории науки с древнейших времен, хотя наиболее активно — в науке XIX века [70; 138], и особенно — в начале XX-го [61; 141; 148]. У этого ядра есть уже и своя мифология, претендующая на всеобщую гуманитарность [166].


О методе исследования

Методология раскрывается как система принципов. Поскольку уровень нашего исследования философский, отталкиваться мы будем от традиционных методологических принципов, выработанных в классической философской методологии: 1) от принципа единства исторического и логического; 2) от принципа восхождения от абстрактного к конкретному; 3) от принципа единства диалектики, логики и теории познания. Применительно к теме нашего исследования мы развили эти методологические принципы в наших опубликованных монографиях: “Числовые инварианты в менталитете”, “Звезда деятельности” и “Формула истории” [40; 44; 52]. Множество аспектов той же проблематики отражено и в других наших публикациях, список которых приведен в библиографии [4-55].

Поскольку тема сложна и объемна, то для начала нужно выработать основной логический каркас и метод исследования. Необходимо определиться, как, каким образом будет происходить развертывание нашего исследования, какими средствами мы воспользуемся и какого результата при этом собираемся достигнуть.


Задача достижения единства через многообразие. В недавние времена исключительный монизм метода был у нас обязательным. Но сегодня мы живем в ситуации плюрализма, который чаще всего подменяется эклектикой. Методологическая беспомощность ряда книг последнего времени заставляет вспомнить, что единство метода присуще всем известным классическим работам в науке — и тем они сильны. Монистическое, или “объединительное, миросозерцание” (monistiche Weltanschauung, нем.), которое "рассматривает все явления природы как различные ступени развития одного всеобъемлющего мирового процесса, допускающие неисчислимые градации и степени осложнения, но существенно тождественного на всех своих ступенях" [419, 155], имеет свои особенности. Объединительное не только монизм, ибо подразумевает и оборотную сторону — многообразие.

Единство, к которому мы собираемся привести множество методов, используемых в нашей работе, не сводится к плоскому монизму: это — синтетическое и даже где-то синкретическое единство, подразумевающее желанную объединительность: мы не отвергаем ни одного взгляда, но при этом никогда не отказываемся от своей основы, считая ее пока наиболее широкой. Такому подходу соответствует и сама тема: взгляд на развитие общества, его культур и цивилизаций сквозь призму искусства. Поскольку искусство априори синкретично, все попытки понять и описать его через одну систему взглядов имеют недолгий исторический срок существования. Уж если подходить к этой теме, то здесь явно нужно представить максимальное многообразие на основе предельно широкой методологии.

Жесткий и неуклонный монизм метода — это одна крайность, от которой мы дистанцируемся пояснением “объединительный монизм”. Как всегда, найдется и другая, которую нам тоже предстоит обойти: ряд работ в обозначенном тематическом поле просто репрезентирует множество точек зрения и методов исследования, но при этом далек от подлинного энциклопедизма. За вывеской плюрализма в большинстве современных книг не обнаруживается ничего своего, а позиция автора предстает как позиция коллекционера чужих идей, и не более того. Объединительная тенденция есть тенденция объединения многообразного под эгидой одного предельно широкого подхода. Так что в этой работе мы поставили себе весьма сложную задачу пройти между Сциллой монизма и Харибдой эклектического коллекционирования.

Сделать это можно лишь при условии выхода на уровень первоосновы используемого метода, на уровень предельных инвариантов. Мы применяем для этих целей известный “прямой” прием распространения наиболее общих философских понятий на уровень практики — методологию как обращение теории на практику, — и обратный прием, пытаясь обогатить философию некоторыми новыми аспектами в трактовке ее понятий и двигаясь при этом от исследовательской практики к наиболее общим пластам теории.

Мы будем последовательно выстраивать методологию исследования, ориентированную на определенную универсальность, что и делает работу философской не только по теме, но и по методу. Универсальность позволяет говорить о возможности распространения полученной методологии еще на ряд предметов кроме непосредственного предмета нашего исследования.


Задача проведения категориального синтеза. Потребность в интегративной методологии обусловлена предметом исследования. Для ее построения пригоден метод категориального синтеза, хорошо известный в современном науковедении*. В методе вначале “вычленяются наиболее существенные категории, характеризующие с разных сторон то или иное явление, строится как бы «категориальный каркас» теории, а затем производится синтез содержательных трактовок и интерпретаций соответствующих категорий, создающих как бы «тело» («ткань», «шатер») такой теории. По мере обогащения содержания тех или иных категорий (или появления новых) содержание теории углубляется и наполняется все более адекватным описанием и объяснением соответствующего объекта или явления” [166, 54].

Ввиду многослойной структуры тематического поля, выработка средств осмысления идет через процесс употребления категорий и терминов ряда других теорий. Эти категории по большей части заимствованные, что неизбежно для всякой становящейся теории. Но с самим процессом ее становления (и это не редкость в науке) их смысл и содержательное наполнение становятся иными, чем в первоисточниках. Возникает особый синтез, где пространство языковой реальности изначально получает приставку “поли-”. Для освещения избранного набора тем нам понадобится детально определиться с использованием ряда ключевых терминов и рассмотреть генезис основных применяемых подходов, ведь понятия и термины способны менять свою наполненность в зависимости от контекста и фазы развития менталитета (историографическая часть в тексте книги отсутствует — см. [52]).

Принцип единства исторического и логического. Обратимся к оговоренным выше трем методологическим философским принципам и рассмотрим, как они проявляют себя в методе. В качестве основополагающих (для построения логического каркаса исследования) мы будем рассматривать философский и системогенетический подходы, которые во многом являются взаимодополняющими. Первый признак их сходства — в двух ракурсах, двух равновозможных взглядах на предмет исследования. Это — статический и динамический ракурсы.

По отношению к социальной философии отмеченная дуальность звучит как “социальная статика и социальная динамика”, принцип, использованный в социологии еще О. Контом [548], затем продолженный П.А. Сорокиным [546] и рядом наших современников.

Мы фиксируем аналогичные ракурсы и в эстетике (как части аксиологии), что проявлено, например, в существовании двух типов эстетических теорий. В качестве базовых мы рассматриваем структурно-эстетические работы Л.А. Зеленова [62; 231-237] и структурно-динамические — Н.И. Крюковского [325-427].


В настоящем исследовании принцип единства исторического и логического осмысляется нами и как единство онтологического и генетического ракурсов. В философии в качестве статических обычно предстают онтологические, сущностные, проблемы, а в качестве динамических — проблематика существования во времени (у А.Ф. Лосева этому соответствует категория “становление”). Сама эта фундаментальная дуальность имеет множество методологических воплощений, например это известное требование единства исторического и логического, о котором говорил Н.Г. Чернышевский (без теории нет истории, но и без истории нет и не может быть мысли о теории) [326] и которое в завершенной философской форме выразили А.Ф. Лосев [377] и Э.В. Ильенков [264].

Онтологический взгляд развернут нами в ряд приемов многослойного суперпозиционирования — поэтапного наложения на один и тот же онтологический экран всех теоретических построений, которые мы употребляем в нашем исследовании. Далее в их основаниях мы ищем общие моменты, которые можно выразить как инвариантную составляющую всех вводимых онтологических моделей. Здесь также применен ряд специальных приемов, далеко не традиционных для философского исследования в нашем веке.

Первый прием состоит в выявлении инвариантности по геометрическому признаку сходства. Сходные по геометрии модели имеют, как правило, сходные онтологические признаки.

Далее на этой основе внутри многослойной онтологической модели мы устанавливаем более сложные связи путем переноса свойств одной модели на другую. Сходные модели имеют свойство взаимодополняться.

Следующий шаг — привлечение для трактовки общего пакета онтологических моделей, таких дополнительных моделей, которые являются по отношению к данному набору более общими или интегрируют некоторую часть этой общности [44]. Их свойства одновременно распространяются на весь набор моделей в одном пакете.

Завершается процесс внутренним структурированием, приводящим к общему для всех используемых моделей структурно-онтологическому инварианту. У него есть ряд особых свойств, близких к математическим.

Так, например, проведя такую послойную структуризацию, мы обнаруживаем, что понятия и категории эстетики на одном уровне и стилевые понятия, понятия манеры и моды на других уровнях построены на основе одного и того же инварианта. Его всеобщность дает возможность избавиться от множества сложно трактуемых в разных школах эстетико-искусствоведческих понятий, по крайней мере, привести их к общему знаменателю.

Структурный инвариант, который мы получаем в результате послойного анализа и ряда обобщений, является для нас наиболее важным и конечным продуктом в статико-онтологической сфере. Он позволяет нам перейти к генезису и исследовать историю через призму искусств аппаратом почти классического искусствоведения. При этом мы вводим важное методологическое требование: все, что претендует на истинность в онтологической плоскости, должно подтверждаться генетически и пройти историческую проверку.

Здесь вступает в силу генетический ракурс, непосредственно связанный с онтологическим и являющийся второй отличительной особенностью нашей методологии.

Мы обнаружили, что наши структурные инварианты мы “одели в эстетические одеяния”, между тем они относимы если не к любой науке, то уж точно — к определенному "ансамблю наук". Этот набор, способный выступить как инструмент синтеза нового знания, имеет второе, генетическое, отображение, являющееся обязательным.

Произведения искусства неповторимы, что вытекает из самой их специфики: если результаты науки ценны своей воспроизводимостью, то искусства — неповторимостью. По этой причине усилия эстетиков и теоретиков стиля многим кажутся бессмысленными, ибо в конечном итоге "стиль — это человек" (Бюффон). Между тем обнаруженные нами всеуровневые инварианты поразительным образом доказывают противоположное: история на редкость единообразна в своей повторяемости как в целом, так и в частях. Причем она так экономна, что использует на каждом новом и более сложном уровне тот же набор структурных инвариантов, что и на нижних уровнях.

Выход из этого противоречия был найден нами в результате почти двадцатилетних поисков. Сегодня мы можем с достоверностью сказать, что в истории на всех уровнях применены одни и те же инварианты, а результатом их соединения являются неповторимость и преемственность любой исторической последовательности. Возникновение неповторимого из повторяющегося дает нам возможность говорить о некой формуле истории. На каждом уровне один и тот же инвариант воплощается в разных масштабах и имеет разные носители. Каждый из этих носителей мы можем рассматривать и изучать как самостоятельный организм — и многие истории, претендующие на полноту охвата, и впрямь таковыми являются, но лишь на одном уровне — и по отношению к одному носителю.

Здесь мы обнаруживаем уникальную связанность системы дополнительных спиралей (парности и четверичности) с тройкой (уровней и фаз), то есть парности и троичности. Троичность, присущая всем вложенным циклам, в результате позволяет нам построить формационную динамику с точно измеряемым законом формационного резонанса. История предстает на самом высшем уровне (как формационная история) в виде последовательности фаз, раскрывающих постепенно уменьшающиеся по уровням подсистемные циклы, всякий раз примерно в три раза меньшие, чем предыдущий. Это дополнено всеобщим законом бифуркации на стыках циклов, что в совокупности и образует генетический блок методологии обществоведческого исследования.


Способ построения метода. Поставив проблему синтеза, нужно решить вопрос о наборе методов расширения пределов нашего познания. Поиск предельно глубоких системных, структурных и генетических инвариантов — это поиск инвариантов, всевременных и вневременных инвариантов, присущих как бытию, так и мышлению. В этом смысле философия и системогенетика возделывают одно и то же поле, дополняя друг друга.

Интегративный научный комплекс, позволяющий нам это сделать, — общая системогенетика. В данной работе применена методология общей системогенетики, как мы ее себе представляем, ибо всякая системогенетика пока авторская и иной быть не может. Например, несколько иной подход к конструированию общей системогенетики в последние годы продемонстрировал А.И. Субетто [576]. Он ближе к математико-естественному рациональному полю, в то время как мы в своем методе захватываем культуру иррационального типа, связанную с искусством. У нас несколько другая системогенетика: и понятийно, и терминологически, и стилистически, но есть и то общее, что многократно подчеркнуто и в данной работе и в ряде наших книг [50; 52; 55].

Г. Гегель писал, что наука должна находить общее в различном и различное в общем. Классическая наука решала эту задачу при помощи ряда логик и известных рациональных приемов упорядочения множеств. Они исследованы и объединены в метатаксономии (метаклассификации) [407; 572]. Мы используем их, приводя в определенную философскую систему, и это — важная часть всего нашего метода, которой посвящена одна из наших книг [44]. Логики такого рода представляют наиболее разработанную часть применяемого нами методологического аппарата.

Из всего философского и общенаучного арсенала самым предпочтительным для нас является метод аналогий, которому классик философии Нового времени И. Кант отводил достаточно много места [285; 286]. Вопрос всегда стоит о границах применимости метода, в том числе это касается и методов, связанных с аналогиями. Нам представляется, что пока это мало исследованное поле в философской методологии, точнее, исследованное однобоко — лишь критически, с позиций рационально-аналитической гносеологии. Между тем инструментальный познавательный потенциал аналогии открывается не столько в анализе, сколько в синтезе, и не столько в очищенном рациональном, сколько в “смутном” иррациональном. В процессе исследования мы выделяем ряд специальных приемов, основанных на этом методе. Они представляют несомненный интерес.

Кроме метода выстраивания логических аналогий мы применяем сцепление совокупностей отдаленных ассоциаций. Это — синтетический метод, который никогда не был широко распространенным в науке, зато хорошо известен в искусстве и теории творчества; мы говорим о нем здесь, потому что он во многом сопровождает метод аналогий. О его необходимости говорит хотя бы известный тезис: качество знания напрямую зависит от того, каков охват сфер (вширь) и какова глубина уровней (вглубь), на которые мы способны распространить наши инварианты, аналогии и ассоциации [470; 558; 568]. Ведь то, что схватывают ассоциации, лишь через ряд этапов попадает в поле рационального осмысления.

Существует достаточно сложный вопрос о различении и корреляции таких пар, как бытие и становление, покой и движение, статика и динамика, логическое и историческое, синхронность и диахронность, дискретность (квантированность) и непрерывность, с парой пространство и время. В индийском джайнизме движение и покой (дхарма и адхарма — условия движения и покоя) существуют рядоположенно с временем и пространством. В европейской философии это довольно мучительная проблема, не имеющая столь же простого решения.

Мы разводим статику и динамику, поэтому нас интересует, насколько бытие в его статике можно рассматривать как тождественное пространству, а становление в его динамике — времени (такие воззрения в науке есть). Если это (в инвариантной его части) есть одно и то же, то следующий вопрос касается способов отображения: тождественно ли отражает пространство геометрия, а время — язык волновых колебаний? И главный вопрос: нет ли варианта совмещения геометрического отображения с временно-волновым? Это совершенно особый ракурс проблемы, который нужно постараться очень точно обозначить.


О метаязыке исследования и четырех языках отображения. Обратимся к тому особому языку, который переводит метод в средство трансляции знаний, имеющих вполне определенный набор значений и смыслов.

Известно, что смысл, аккумулированный в любого рода рациональных и образных моделях, не сводится ни к словам, ни к рациональным моделям, ни к образам, ибо все они являются не более чем посредниками для перевода смысла в некую особую языковую реальность — в метаязык. Эта гипотеза «метаязыка» принадлежит лингвистике (хотя идеями метазнания, метамоделей и прочих “мета-” пропитана буквально вся современная наука, а ее философское осмысление А.Ф. Лосевым остается непревзойденным). Выделяя частные языки (или способы отображения), важно заострить внимание на том, что все они замыкаются на этот метаязык как единый носитель смысла. Смысл, о котором здесь идет речь, преимущественно философский.

Теперь скажем о функции этого шага. Мы будем пользоваться представлением о метаязыке, по В.Л. Глазычеву, как о поле взаимодействия между принципами, методами и средствами исследования [171]. Именно в этой функции “метаязык” проявляет себя наиболее продуктивно. Его содержательная наполненность обусловлена множественностью синтезируемых оснований.

Для удержания искомого метасмысла необходимым и достаточным набором способов отображения являются четыре: словесное (понятийное), числовое (шире — классиологическое), пространственное (геометрическое), временное (композиционное). В совокупности названные четыре языка и составляют необходимые части метаязыка. Понятие, число, геометрическое и временное выражения объединены на каждом шаге единым смыслом метаязыка — и это позволяет строить интересующую нас ментальную модель как светящееся смысловое ядро, имеющее отображения в разноцветных гранях кристалла. Метасмысл становится объемным и живым, если нам удается удерживать наши представления одновременно на всех этих гранях (экранах).

Обращаясь к связке “философия — системогенетика”, мы можем констатировать, что системогенетика в нашей трактовке использует отмеченные четыре типа отображения, говорит на этих четырех языках. Реализованный в системогенетике принцип полиязычности развернут в четыре парадигмы [44; 52], о которых — речь впереди.

Обязательность приводимой четверки состоит в том, что она выступает как естественная клеточка целого [401]. К беде своей, многие и многие науки замкнулись на мнимом совершенстве своих формальных, частичных способов отображения — и это не дает им прорваться как к собственному, так и к философскому метасмыслу. Всякая серьезная научная работа отличается тем, что в ней обязательно осуществляется попытка доведения способов отображения до этих четырех (хотя чаще всего исследователи держатся за один доминантный тип, прямо или косвенно используя при этом и три остальных).

Системы понятий в интересующей нас области обозначены достаточно отчетливо, наименее известным способом отображения остается Число. Число так же первично, как и Слово. В данной книге этот методологически важный вывод не освещен, поскольку мы показали его ранее в работе “Числовые инварианты в менталитете” [44].


Полный текст доступен в формате PDF (4482Кб)


Н.Н. Александров, Формула истории // «Академия Тринитаризма», М., Эл № 77-6567, публ.16506, 07.05.2011

[Обсуждение на форуме «Публицистика»]

В начало документа

© Академия Тринитаризма
info@trinitas.ru