(некоторые мысли)

* См. составленную мною небольшую хрестоматию текстов К. Маркса: Костюченко С.В. О природе целого: Основания предельного формализма, или Карл Маркс, «Капитал» т. 1 — последний урок диалектики (часть 3) Приложение // «Академия Тринитаризма», М., Эл № 77-6567, публ.10419, 16.05.2003

** Частично этот же момент я показываю в своей ранней работе. См. там же (часть1) О двух тенденциях в Марксовой теории стоимости // «Академия Тринитаризма», М., Эл № 77-6567, публ.10390, 05.05.2003

Мысль первая.

В фантазиях "Космологии духа" [Э.В. Ильенков, 1956г.] четко виден каркас "оптики" 1-x глав I тома "Капитала", как его воспринял и изучал Эвальд Васильевич. Наиболее яркая аналогия: размышления Ильенкова об "атрибутивной" функции мыслящей материи в глобальном цикле всей материи и - Марксов переход от цикла обращения денег посредством товаров к циклу капитала. – Это один момент.

Второй. Сущностный оттенком "метода" Ильенкова, присутствующим, правда, в качестве контекста, является уровень естественнонаучного восприятия мира, каким его застали Маркс с Энгельсом. Этот контекст – незримая (и в конечном итоге) печать на весь целокупный образ мышления человека, на его способ восприятия мира и себя, естественный для тогдашнего общественного состояния. Ильенков – гуманитарий (хотя тут это не принципиально), приводимые им примеры современных ему естественнонаучных достижений – лишь иллюстрации, они – к месту, но всего лишь иллюстрации в ходе его собственных рассуждений, и – только. В основе его размышлений есть нечто такое, чьи "корни и ветви" принадлежат минувшему.

Третий момент, Ильенков – человек мысли и дела в соответствии о этой мыслью. В его личной гибели чувствуется следующее: не поступить так, как поступил, он не мог. Его внутренняя ситуация, – внешняя здесь играла, похоже, не столь ведущую роль, – была подобна той, какую Маркс сопутствовал такой фразой: "Здесь Родос, здесь и прыгай!" И вот он "прыгнул". В неизвестное, на пределе, в тайне надеясь, что это будет творческим актом, импульсом для прелюдии нового цикла. – Прямо по сценарию его фантасмагории. Правда, фотография Ю.Роста [см. ниже] свидетельствует не в пользу "всемирно-исторического" смысла деятельности человека.

И еще. Мне представляется, распятый Иисус из Назарета не был для него мифическим образом, здесь для него было некое вопрошание, лишенное пустой любознательности. Себя, свою жизнь Ильенков хотел отдать за жизнь мира, вселенной – с тем и "прыгнул", ибо не мог не отдать. И об этом, в том числе [как мне представляется], его пьеса "Иисус Христос" [в свое время, к сожалению, я не смог найти текст пьесы ни у его родственников, ни у его друзей и учеников]. Во власти философа было: принять решение самовольно отдать свою жизнь, но вот обратно принять ее – не в его власти.

Мысль вторая.

В 80-х годах уже прошлого века сформировался такой целокупный общественный контекст, который позволил издали (имеется в виду не столько временной промежуток, сколько другой акцент) взглянуть на материал 1-х глав I тома "Капитала".

Если помните, Маркс, исследуя форму стоимости, ее эквивалентную форму, вспоминает Аристотеля, впервые анализирующего форму стоимости. И указывает естественные – социальные – причины, ограничивающие и задающие акценты работы ума мыслителя древности. Нечто подобное свойственно всем "временам и народам". Не избежал такой участи и Маркс со своим отточенным и скрупулезным анализом товара, денег и субъекта стоимости.

Оказалось, что научный план "диалектических гегелевских выкрутас" 1-х глав I тома действительно уникален и в своей полноте единственен. Причем, путь к этому плану лежит в живой внутренней традиции, запечатлевшейся в творчестве Эвальда Ильенкова и Михаила Лифшица. Но это – тема уже другого разговора...

Не сильно отступлю от правды, если скажу, что творчество Ильенкова – это порыв к хорошему, любовному отношению человека к человеку (так он определил коммунизм). Но этот порыв – из состояния разорванности, из состояния неадекватности, когда внешние отношения корежат, уродуют отдельного человека (в том числе и профессиональной принадлежностью). Но на пути к мечте о реальности нормальных, любовных отношений возможны всамделишные островки "стабильности". С этих островков, по мысли Лифшица, реальность приближения горизонта "прекрасного далеко" становится явной.

Итак: одни времена - одни акценты, другие времена - другие акценты, но имеет место одна связующая, вообще говоря, нервущаяся нить, свидетельствующая о положительном стремлении к идеалу и истине.

Мысль третья.

Теперь у нас – другие времена, другие люди, другие отношения к тому, что ранее вызывало неприязнь, другое, – более сдержанное, – отношение к тому, что ранее категорически ставилось во главу угла. (Диалог между людьми, находящихся в этих разных планах бытия, возможен. Здесь необходима внимательность к искренности другой стороны. – Но это - к слову...)

Ильенков с презрением писал о "поповщине". Думается, что это, – более всего, – выражение отношения к безграмотности, к отсутствию глубины (к его тупой агрессивности...), к неумению и нежеланию двигаться по контуру другого, "другого себя". А таков принцип отношения к действительности имеет место и в философии, и в естественных науках... Но статус, если хотите, понятия науки вовсе не умаляется от того, что в иные времена "подельники и арифметчики" говорят от имени науки, а других голосов на данный момент почти не слышно. - Жаль и подельников этих, и тех, кому они заграждают путь. Нечто похожее имеет место и с "опиумом для народа", когда слепец ведет слеца, и оба падают в яму.

Вместе с тем, оказалось, строгость, красота мысли, своя незаменимая традиция имеет месте и в религии. Жажда Истины, на пределе жажда, и адекватное выражение в словах обнаруженной сути дела, – атрибуты всякого здравого, искреннего жизненного порыва. Зачастую сами люди, а отчасти и нравы, которыми они окружены и в которые погружены, виноваты в том, что Истина остается незамеченной и невостребованной.

В Евангелии приводится человеческая родословная Христа. В этом списке и праведники, и грешники, низкое сословие и высокое. Но все они – в ряду предшественников Иисуса из Назарета, через них Он пришел, через Него они оправданы.

Эвальд Ильенков принадлежит к традиции трезвой и взвешенной, стремящейся к глубине искренней человеческой мысли, мысли, стремящейся к реальному отношению с действительностью (мысли, которой – "не все равно"). Формальный критерий "свой – не свой" здесь неуместен, с сорняками можно повыдергивать и то, что, собственно, заботливо выращивается. Сам Ильенков показал пример работы "заботливого садовника". Так же заботливо надо обойтись и с его наследием. Есть здесь моменты ограниченности его "малого бытия", а есть и то, что выводит на торную дорогу "большого бытия". Диалектика "Капитала", как он ее понимал, занимает в этой связи первое место. А там скрыто нечто такое, что не заметил ни Маркс, ни Ильенков, не заметили – отчасти – в силу аберрации своего времени, своих личных черт, отчасти – из-за того, что и сам предмет не до конца прошел цикл своего саморазвития. Вот Лифшиц заметил, хотя также – отчасти...

Маркс, в главе "Превращение денег в капитал", анализируя стоимость в качестве субъекта процесса, бросил: "Она отличает себя как первоначальную стоимость от себя самой как прибавочной стоимости, подобно тому как бог отец отличается от самого себя как бога сына, хотя оба они одного возраста и в действительности составляют лишь одно лицо". Маркс то бросил. А оказалось, здесь скрывается гораздо большее содержание.. Саморазвившись относительно независимо друг от друга противоречия во взглядах (я имею в виду точку зрения, которую символизирует Маркс, и точку зрения, традиционно называемую религиозной) через ряд опосредований, если хотите, претерпевают метаморфозу и превращаются во взаимообусловленность. А это уже несколько иное, чем взаимонетерпимость.

Маркс пишет, что "отец и сын" – в действительности одно лишь лицо и возраст здесь один. При всей его скрупулезности и тщательном подходе в материалу, хотя он и был "неверующим католиком", надо сказать, что это просто не так. Автор "Капитала" пользуется здесь недостоверными, просто – популярными, обыденными представлениями об этом "предмете". Это все равно, что: капитал – процент, земля – рента, труд – заработная плата, – Маркс издевался над такими познаниями…

Это я к тому, что, зачастую, мы тщательны в одном, что нам близко, "по душе", а тут же, рядом – в другом – довольствуемся абстрактными сведениями и становимся похожими на персонажей Гегелевского памфлета "Кто мыслит абстрактно?". Чаще это происходит, когда не разобравшись мы судим, отвергаем с порога, и в силу причин просто личных. Все существует благодаря "благу", хотя и "различать" надо так же – непременно. Это уже по Лифшицу: "Если ваше доказательство само по себе не ложно, а мысль, которую вы хотите доказать, ошибочна, – еще не все потеряно. Логика дела может вывести вас на торную дорогу, и вы поймете свою ошибку, может случиться даже, что ваше доказательство подскажет вам или кому-нибудь другому более верный, более ценный вывод, чем ваш собственный замысел. Такие противоречия часто ведут к большем открытиям"…