Конечно, философию «уважают» далеко не все люди. Многим она представляется самой непонятной и неприятной из всех дисциплин. Восклицание «Хватит философствовать!» можно услышать повсеместно. Если бы при этом люди всегда знали, что им делать!

Как правило, начинают разбираться по ходу дела. Сталкиваясь с трудностями понимания происходящего, люди либо стараются как-то оградить себя от возникших препятствий, либо пытаются их не замечать. Методом проб и ошибок, растрачивая огромные ресурсы, люди все же часто добиваются поставленных перед собой целей. При этом предпочитая умалчивать, что «по ходу пьесы» эти цели неоднократно корректировались в сторону их упрощения.

При всей народной нелюбви к философии, самих философов, как правило, не трогают. Мало кто понимает, что именно философы задают все правила «игры», являются идеологами всех замысловатых проектов. А сами философы, обладая прекрасным инстинктом самосохранения, никогда не афишируют свою ключевую роль во всех политических и социальных экспериментах. На первые роли они всегда выдвигают очередного властолюбивого функционера, которому и придется отвечать за все последствия изобретенных философами ментальных конструкций.

Может ли человек совсем обойтись без философии? На этот ответ имеется однозначный ответ – нет. Без философствования невозможно сформулировать цели, выработать адекватные методы их реализации. Только переход к абстракции дает возможность понять закономерности окружающего нас мира. Фантазирование двигает вперед цивилизацию, способствует развитию технологий.

Хотя «вранье» философии очевидно, другого способа как-то сориентироваться в многообразии явлений Природы у нас нет. Приходится выдумывать всякие невероятные объяснения, зачем идет снег, отчего планеты вращаются, почему дует ветер. Мы строим модели, которые для нас «работают», и в этом огромная заслуга философии.

Переходя к абстракциям, мы рассчитываем отыскать фундаментальные сущности, которые лежат в основе конкретных явлений. То есть, отвлекаясь от уникальных деталей, мы оставляем лишь общие для всех конкретных явлений свойства. Так мы приходим к понятиям пространства и времени, процессов, объектов и отношений. Далее мы на их основе пытаемся строить модели, при помощи которых можно было бы объяснить суть происходящего.

Данная методология оправдывает себя при построении технических систем. Но работу интеллектуальных (живых) систем с ее помощью объяснить нельзя.

Каждый раз, абстрагируясь от деталей, мы теряем идею (план, алгоритм), на основе которой эти детали смогли появиться. Действительно, не имея плана строительства, из частей не построишь целое – разве что это может произойти совершенно случайно.

Понимая, что просто набора фундаментальных элементов будет недостаточно, мы наделили каждый элемент некой функциональностью так, чтобы элемент как бы сам распознавал, с чем и как он может стыковаться. Казалось бы, неопределенности стало меньше, и нам удалось начать строить еще более сложные технические системы, но принципы работы живых систем все же оставались для нас загадкой.

Тогда мы стали пристально рассматривать под микроскопом ДНК, посчитав, что именно там заложен некий «магический» код, который управляет живым организмом. Ученые заявили, что расшифровав этот код, мы, наконец, сможем постичь многие тайны живой Природы. Однако философы заметили – даже если код ДНК и будет расшифрован, все равно останется вопрос, откуда он взялся, кто его придумал. Так мы все снова и снова возвращаемся к идее Божественного начала.

Атомы, молекулы, ДНК – для нас это всего лишь элементы конструктора. Методом проб и ошибок мы научились собирать из них работающие конструкции. Мы серийно производим роботов, и они выполняют комплексные операции. Компьютеры уже давно управляют всеми сложными технологическими процессами. Рано или поздно, мы создадим технологии сборки биологических организмов. Но когда мы научимся механически собирать мыслящее существо, – а это не за горами – у нас все равно не будет ответа на вопрос, откуда у него берутся мысли и идеи.

Конструируя новую действительность, мы неизменно пользуемся данной нам от Природы способностью «видеть» за элементами конструкции целое. Свое целостное видение мы объяснить не можем. Чувствуя, что оно вряд ли как-то связано с логическим или математическим мышлением, мы выдумали концепцию системности. Она также ничего не объясняет, но системный подход – это все же ближе к пониманию целостности, чем математика и логика.

Композиция частей системы образует новую конфигурацию. Новое качество системы, ее «остаток», состоит в свойствах образованной конфигурации. Существует множество композиционных возможностей. Среди них – взаимодействия, пространственно-временные ограничения, алгоритмы. Идея в системном подходе выражается целью, или целенаправленностью. Откуда берется цель, никак не комментируется. Но при этом считается, что именно цель обеспечивает целостность системы. Таким образом, системный подход – это не более чем декларация наших намерений разобраться с тем, что такое целостность.

***

А теперь посмотрим, что же думают о целостности различные философы.

Целостность принято понимать как завершенность, тотальность, цельность и собственная закономерность вещи. На рубеже XIX и XX вв. стали употреблять это понятие для того, чтобы рассматривать все вещи прежде всего в их первоначально цельной взаимосвязи, в их структуре и, таким образом, отдать справедливость тому факту, что указание свойств составных частей никогда не сможет объяснить общего состояния или общего действия вещи; ибо отдельное, «часть» может быть понята только вне целого, а целое, как учил еще Аристотель, больше суммы своих частей. Целое не «составлено» из частей, в нем только различаются части, в каждой из которых действует целое.

Целостность есть обобщенная характеристика объектов, обладающих сложной внутренней структурой (например, общество, личность, биологическая популяция, клетка и т.д.). Понятие «целостность» выражает интегрированность, самодостаточность, автономность этих объектов, их противопоставленность окружению, связанную с их внутренней активностью; оно характеризует их качественное своеобразие, обусловленное присущими им специфическими закономерностями функционирования и развития. Иногда целостностью называют и сам объект, обладающий такими свойствами, — в этом случае понятие «целостность» употребляется как синоним понятия «целое». Указанные характеристики следует понимать не в абсолютном, а в относительном смысле, поскольку сам объект обладает множеством связей со средой, существует лишь в единстве с ней; кроме того, представления о целостности какого-либо объекта исторически преходящи, обусловлены предшествующим развитием научного познания данного объекта. Так, в биологии представление о целостности отдельного организма в некоторых отношениях оказывается недостаточным, вследствие чего вводится в рассмотрение такая целостность, как биоценоз. Методологическое значение представления о целостности состоит в указании на необходимость выявления внутренней детерминации свойств целостного объекта и на недостаточность объяснения специфики объекта извне (исходя, например, из условий окружающей среды).

В древнегреческой философии проблема целостности была поставлена в рамках соотношения единого и многого. «...Беспредельное множество отдельных вещей и (свойств), содержащихся в них, – утверждает Платон, – неизбежно делает также беспредельной и бессмысленной твою мысль...» (Платон. Филеб). Чтобы сделать мышление возможным, многое необходимо понять через его приобщение к единому. Для каждого множества вещей, обозначаемых одним именем, обычно устанавливается только один определенный вид, рассуждает Платон. Например, кроватей и столов на свете множество, но идей этих предметов только одна-две для кровати и одна для стола. Мастер изготовляет ту или иную вещь, всматриваясь в ее идею, но никто из мастеров не создает самое идею (Платон. Государство). Множественность вещей в мире обнаруживает свою целостность только в идее. Аналогичные проблемы стоят и перед Аристотелем: «...если ничего не существует помимо единичных вещей, – а таких вещей бесчисленное множество, – то как возможно достичь знания об этом бесчисленном множестве?» (Аристотель. Метафизика). Целостность – некоторая форма; всякая вещь неделима по отношению к самой себе, а это и значит быть целостным, иметь форму. Материя есть нечто определенное только благодаря форме.

Идея у Платона и форма у Аристотеля – нечто целостное, приобщение к чему делает возможным знание вещей. И идея, и форма выходят за пределы чувственного восприятия. В неоплатонизме иерархию бытия возглавляет сверхсущее единое, приобщение к которому дает целостное восприятие мира.

Начиная с Августина, мир идей неоплатонизма преобразуется и становится личностным Богом, в котором для всей средневековой философии заключен источник единства и целостности мира. Фома Аквинский в своей философии опирается прежде всего не на Платона и неоплатоников, а на Аристотеля. Бог – единство, упорядочивающее множество, Он не просто объект созерцания, отстраненный от всякой множественности мира. Осуществляется приобщение многого в мире к единому, целостному Богу. В философии Николая Кузанского появляются черты, которые свидетельствуют о грядущем в Новое время перемещении источника целостности в мир природы. В мышлении вводимого им понятия ума он допускает присутствие того, чего не было ни в ощущении, ни в рассудке, а именно, первообразов вещей, исходных идей. Другими словами, человеческий разум осваивает в конечном идею бесконечного. Бог как неиное (т.е. воплощающее само себя, причина самого себя) сосредоточивает в себе все многообразие мира, при этом все вещи (во всем их разнообразии) становятся тождественными, во вневременной и внепространственной точке начала бытия. Неиное «просвечивает» в познаваемом ином, подобно тому как чувственно невидимый свет солнца по-разному в разных облаках отражается видимым образом в видимых цветах радуги. Целостность начинает обнаруживаться в конкретном предмете множественного мира.

Вся философия Нового времени есть логика познающего разума. Она строится (в «Рассуждении о методе» Декарта, в «Этике» Спинозы, в «Критиках» Канта, в «Науке логики» Гегеля) одновременно как бы изнутри науки в форме научно-теоретического знания и вместе с тем как обоснование этой формы в точке начала теоретического знания. Кант пишет: «То, что мы называем наукой, возникает не технически ввиду сходства многообразного или случайного применения знания in concreto к всевозможным внешним целям, а архитектонически ввиду сродства и происхождения из одной высшей и внутренней цели, которая единственно и делает возможным целое, и схема науки должна содержать в себе очертание (monogramma) и деление целого на части (Glieder) согласно идее, т.е. a priori, точно и согласно принципам отличая это целое от всех других систем (Кант). Если наука как деятельность ученого-естествоиспытателя расчленяет природу, изучает ее по частям, то философия Нового времени в качестве наукоучения постигает природу как нечто целое и неделимое. И сама наука понимается как целостная структура готового знания, в которой фиксируется историческое превращение эмпирических, бессистемных, случайных знаний. В идеях разума Канта «вещь в себе» определяется (или переопределяется) как предмет возможного опыта, предмет познания, а предмет познания понимается как целостный, неделимый, внеположный познанию предмет, выходящий за пределы опыта. По Канту, становление научного эксперимента является исходным пунктом для понимания развития научно-теоретического мышления в целом. Эксперимент «чистого разума» Канта актуализировал радикальную несводимость предмета познания как целостного к мысли, вырабатывал схематизм преобразования предмета «в себе» в предмет «для нас», предмета как силы в предмет как действие.

У Гегеля понятие целостности содержится в идее о всеобщем: всеобщее можно понять, если его одновременно представить как расчлененно всеобщее, как бесконечное подразделение (через моменты развертывания абсолютного знания) и как целостно всеобщее, которое обще всем своим моментам, есть их снятость. Бытием обладает и отдельная вещь как отдельный момент целого, и целое, последовательно развернутое в своих моментах. «Логика сотворенная» (содержательно-дедуктивное, расчлененное на моменты движение понятия) воспроизводит логику «творящую» (логику вневременного, целостного Абсолютного духа). В системе Спинозы мы тоже видим похожий логический ход при определении всеобщего по отношению к самому себе: природа определяется у Спинозы по отношению к самой себе (causa sui), но за счет двух различных определений – природа как Natura naturans (природа творящая, целостная, нерасчлененная, вечная) и та же природа как Natura Naturata (природа сотворенная, расчлененная, развертывающаяся во времени). Для логики Нового времени характерен взаимный переход между всеобщецелостным и индивидуально-особенным. У Гегеля развертывание логической культуры есть ее переход из безличной формы всеобщей целостности в личностную форму культуры индивида. В соответствии с логикой Нового времени целостность транслируется человеком, используется как орудие. Сила действия человека на вещи не в его индивидуальности, а в его умении применять всеобщую силу целостного общественного субъекта, в его способности быть точкой приложения и опоры некоего всеобщего целостного объективного движения. И деятельность индивида тем успешнее, чем меньше своего, личностного я он в эту деятельность вносит.

В XX в. происходят радикальные сдвиги в познании природы, прежде всего в квантовой механике. По мнению Гейзенберга, «...пришлось вообще отказаться от объективного – в ньютоновском смысле – описания природы...» (Гейзенберг В. Шаги за горизонт). Уже нельзя говорить о природе как таковой (проблема прибор–объект), и теория должна соответствовать не только природе, но и другим теориям (принцип соответствия, принцип дополнительности); картезианское различение res cogitans и res extensa уже не может служить отправной точкой в понимании современной науки. Если природа перестает противостоять человеку как предмет познания, независимый от человека, как некоторая вещь в себе, то она и не является, как это было в Новое время, основой целостности. Идея целостности в XX в. базируется на ином понимании предмета познания (как обладающего субъектными характеристиками), теоретичности знания (как системы, включающей в себя и процессы получения знания), индивида (как личности), факта (как события), времени (не как линейного, а скорее как топологического). История науки предстает не как линейный ряд развития, а как отдельные, особенные события, фокусирующие в себе и прошлое, и будущее, и настоящее, а также и логические, и социальные, и экономические составляющие этого события. Преобладающими становятся не процедуры обобщения и выведения общих законов, которые не приводили к целостности, хотя и доминировали в естествознании и истории Нового времени, а через общение между отдельными элементами плюралистического мира, что формирует целостность культуры определенной исторической эпохи, сообщества людей на базе общей религии, общей научной парадигмы или любой другой совокупности разделяемых всеми членами сообщества интересов. Из сферы абстрактной всеобщности целостность перемещается в конкретную особенность события.

Большое место проблема целостности занимает в системных исследованиях и системном анализе.

Системность – объяснительный принцип научного познания, требующий исследовать явления в их зависимости от внутренне связанного целого, которое они образуют, приобретая благодаря этому присущие целому новые свойства.

За видимой простотой афоризма, гласящего, что «целое больше своих частей», скрыт широкий спектр вопросов, как философских, так и конкретно-научных. Ответы на них побуждают выяснить, по каким критериям и на каких началах из великого множества явлений обособляется особая категория объектов, приобретающих значение и характер системных.

Выделяют так называемые «суммативные» и «интегративные» системы. К суммативным системам относят такие совокупности элементов, свойства которых почти целиком исчерпываются свойствами входящих в них элементов и которые лишь количественно превосходят свои элементы, не отличаясь от них качественно. Вхождение какого-либо элемента в такую совокупность ничего или почти ничего ему не добавляет, связи между элементами в таких системах являются чисто внешними и случайными.

Интегративные системы можно назвать органично целым. Такие целокупности предметов отличаются следующими особенностями: 1) они приобретают некоторые новые свойства по сравнению с входящими в них предметами, т.е. свойства, принадлежащие именно совокупности как целому, а не ее отдельным частям; 2) связи между их элементами имеют законосообразный характер; 3) они придают своим элементам такие свойства, которыми элементы не обладают вне системы. Именно такие системы представляют собой подлинные целостности, а их элементы являются их подлинными частями.

***

Далее рассмотрим идею целостности с различных позиций.

Когда мы строим модель того или иного явления, мы пользуемся достаточно ограниченным набором типов элементов этой модели: объект (субстанция), свойство, отношение (связь), метод (операция, функция, процесс) и событие (тоже процесс).

Существительное «связь» и активный глагол «связывать» подразумевают наличие чего-то, что вступает во взаимодействие, а следовательно, существование реальных границ, индивидуализирующих и обособляющих эти субъекты.

Для установления связи необходимы контактирующие друг с другом различимые предметы или системы, обладающие границами (пусть даже проницаемыми и подвижными). Бессмысленно говорить о связи, если нет границ и некоторой степени обособленности. Хотя Вселенная может состоять из иерархий взаимосвязанных и перекрывающихся систем с неустойчивыми границами, все же у каждой системы такие опознавательные границы существуют, и они позволяют ей устанавливать связь с другими системами. Без этого Вселенная была бы одним огромным неструктурированным объемом – чем-то, напоминающим буддийское представление о Пустоте.

Чередование процессов объединения (синтеза) и разъединения (распада) во Вселенной указывает на то, что разделение и обособленность по меньшей мере столь же реальны, сколь и взаимосвязанность. Это означает, что мироздание имеет «швы».

Имея дело с целостностями, мы выделяем в них всевозможные элементы. У нас есть возможность выделять элементы, поскольку целостности неоднородны, или имеют определенное строение. Оформленная в человеке возможность выявлять части (элементы) предусматривает изначальную потенцию материи к дискретизации. К тому же все живые существа построены по одному принципу, и это также свидетельствует, что восприятие дискретности не есть фикция.

Само понятие «целостность» уже как бы предусматривает разделение на некоторые части. Мы не можем познать «вещь», не разделив ее на «части». Но разделив «вещь» на «части», мы потеряли целостность «вещи» и можем судить лишь о некотором ее подобии. Возврат от частей к целому происходит посредством введения отношений «часть – целое». Однако эти отношения не позволяют до конца реконструировать «целостность».

Совершенно некорректна экстраполяция человеческих свойств и качеств на Вселенную. Так, пространство и время, будучи порождением целостности, не могут быть распространены на нее (целостность). Нелепо, например, представлять себе, что мир находится в пространстве подобно тому, как в пространстве находится та или иная звезда. Упорядоченность мира означает упорядоченность его элементов, но это не значит, что мир как целое подчинен законам своего внутреннего строения.

«Высшее начало» – это то, чем мир, как целое, отличается от своих элементов. Нам не дано постигнуть это «начало». Наш удел – лишь констатировать наличие целостности и строить о ее «устройстве» разные гипотезы.

***

Происхождение мира мы обычно рассматриваем с точки зрения преобразования гомогенной однородной целостности в дифференцированную разнородную множественность. Т.е. полагаем изначально, что мир до того как «начал быть» уже существовал, но в виде некой первоматерии или субстанции.

Рассматривая образование мира как бесконечную дифференциацию этой единой первоматерии, мы в результате получили, что образуются два противоположных мира: мир субъектов и мир объектов. За процессами дифференциации в соответствии с принципами самоорганизации материи следуют процессы интеграции. Поэтому мир субъектов и мир объектов снова возвращаются в исходную целостность, но в новом, качественно ином, виде: в нем сохраняется внутренняя дифференциальная структура. Таким образом, интеграционные процессы соответствуют процессам прогрессивной эволюции, при которой и появляется структурная организация мира, энтропия которой значительно ниже, чем у исходной целостности.

В своих рассуждениях о целостности мы неизменно используем понятия «содержание» и «форма».

Содержание – это вся совокупность элементов и процессов, образующих данный предмет или явление. Форма – это структура, организация содержания, причем она не является чем-то внешним по отношению к содержанию, а внутренне ему присуща. Форма – это способ существования содержания, определенное соотношение элементов и процессов во времени и пространстве, устойчивые связи между ними. Форма – это целостность, изменение свойств части которой ведет к изменению свойства целого. Свойство формы не является суммой образующих ее частей, а представляет собой новое качество.

«Элементарные» частицы и процессы, связанные с их движением, образуют содержание атома химического элемента. Организация этих частиц, порядок их размещения в атоме составляют его форму. Содержанием живого организма являются процессы обмена веществ, раздражимости, сокращаемости и другие, а также органы, ткани, клетки, в которых эти процессы протекают. Порядок протекания жизненных процессов в организме, структура его органов и тканей представляют собой форму живого организма. Содержание и форма присущи и общественным явлениям. Так, производительные силы (прежде всего орудия производства и люди, управляющие этими орудиями) составляют содержание исторически определенного способа производства. Производственные отношения (взаимная связь людей в процессе производства, основанная на их отношении к этим орудиям) составляют его форму. Диалектический материализм исходит из единства содержания и формы, их неотделимости друг от друга. Как форма, так и содержание внутренне присущи данному предмету и поэтому не могут быть отделены друг от друга. Нет содержания вообще, есть только оформленное, то есть имеющее определенную форму, содержание. Точно так же нет и чистой, бессодержательной формы. Форма всегда содержательна, она предполагает наличие определенного содержания, структурой, организацией которого является.

Понятие «целое» по своему объему уже понятия системы. Системами являются не только целостные, но и суммативные системы. В этом первое отличие «целого» от «системы». Второе: в понятии «целое» акцент делается на специфичности, на единстве системного образования, а в понятии «система» – на единстве в многообразии. Целое соотносимо с частью, а система – с элементами и структурой.

Понятие «часть» уже по своему объему, чем понятие «элемент». Категории части и целого выражают отношение между совокупностью предметов (или элементов отдельного объекта) и связью, которая объединяет эти предметы и приводит к появлению у совокупности новых (интегративных) свойств и закономерностей, не присущих предметам в их разобщенности. Благодаря этой связи образуется целое, по отношению к которому отдельные предметы выступают в качестве частей. Эти категории характеризуют также общее движение познания, которое обычно начинается с нерасчлененного представления о целом, затем переходит к анализу, расчленению целого на части и завершается воспроизведением объекта в мышлении в форме конкретного целого. Не только теоретически, но и на экспериментальном материале было показано, что в случае сложноорганизованных объектов целое не сводимо к сумме частей. Было раскрыто относительное несовершенство понимания проблемы формулы «целое больше суммы частей», поскольку она неявно исходит из предположения об аддитивности (суммарности, не образующей целостности) свойств целого: целостность является здесь неким остатком от вычитания суммы частей из целого. Решение проблемы состоит в том, что целое характеризуется новыми качествами и свойствами, не присущими отдельным частям (элементам), но возникающими в результате их взаимодействия в определенной системе связей. Эта особенность любого целостного образования, которую можно назвать свойством интегративности, позволяет понять и все остальные специфические черты целого. К этим чертам относятся: возникновение нового в процессе развития; появление новых типов целостности; возникновение новых структурных уровней и их иерархической соподчиненности; разделение целостных систем на неорганичные и органичные, основанное на том, что в неорганичной системе (атом, молекула и т.п.) свойства частей, хотя и отражают природу целого, но все же определяются главным образом внутренней природой частей, тогда как в органичной системе (например, биологические и социальные объекты) свойства частей целиком определяются свойствами целого. Логична постановка вопроса: что чему предшествует – целое частям или наоборот? В отношении части и целого, как показал еще Гегель, ни одна из сторон не может рассматриваться без другой. Целое без частей немыслимо; с другой стороны, часть вне целого – уже не часть, а становится иным объектом и приобретает специфичные для него свойства систем.

Целостность надо воспринимать как состояние предмета, явления, объекта, а системность характеризует взаимодействие элементов, частей целого и является характеристикой способа связи.

При интегративном взгляде на мир акцент смещается от субстанции и объекта к форме, паттерну и организации процесса, от бытия к становлению.

***

Рассматривая целостность, невозможно обойти стороной понятие «субстанция».

Субстанция (лат. substantia – сущность, нечто, лежащее в основе) – философское понятие для обозначения объективной реальности в аспекте внутреннего единства всех форм ее саморазвития. Субстанция неизменна в отличие от перманентно меняющихся свойств и состояний: она есть то, что существует в самой себе и благодаря самой себе. Первопричина происходящего. Как правило, именно субстанции приписывают свободу как возможность определять саму себя лишь посредством своих собственных оснований. То есть она не может и не должна иметь сторонней по отношению к себе действующей силы.

Монизм – философское учение, которое принимает за основу всего сущего одно начало, наличие всего одной субстанции. Противоположность монизма – дуализм, признающий два независимых начала (духа и материи), и плюрализм, исходящий из множественности начал.

Монизм (от греч. мonos – один, единственный) способ рассмотрения многообразия явлений мира в свете одного начала, единой основы («субстанции») всего существующего и построения теории в форме логически последовательного развития исходного положения. В философии существует три вида монизма:

Идеализм, феноменализм, ментальный монизм утверждает, что единственной реальностью является идеальное, материальная действительность порождается активностью некоторых идеальных форм (человеческого сознания или Бога).

Нейтральный монизм утверждает, что ментальное и материальное может быть сведено к некой третьей субстанции или энергии.

Физикализм или материализм утверждает, что единственной реальностью является материальное; ментальное или духовное сводится к материальному.

Последовательной формой монизма является диалектический материализм, соединяющий принцип материального единства мира с принципом развития и доказывающий, что разнообразие явлений природы, общества и человеческого сознания представляет собой продукт развивающейся материи.

Два основных философских течения: материализм (материя первична, сознание вторично, бытие определяет сознание; это область естествознания) и идеализм (идея первична, материя вторична, сознание определяет бытие; это область эзотерики и теологии) являются двумя аспектами реальности, которую можно представить себе в виде кольца мироздания: бытие определяет сознание, а сознание определяет бытие. Таким образом обосновывается целостность.

Может ли материализм быть истинным? Может ли быть истинным, что вы и я суть лишь сложнейшие физические объекты? Одно распространенное недоразумение должно быть устранено сразу же. Когда люди впервые слышат о материализме, они часто говорят: нет, я не просто сложнейший физический объект, ибо я мыслю, воспринимаю, у меня есть эмоции и т.д. Но ссылка на тот факт, что люди мыслят, – не слишком убедительное возражение против материализма. Ни один материалист не будет или едва ли какой-либо материалист будет отрицать этого. Материалисты признают – как признали бы вы, я или кто-либо другой, – что у всех у нас есть мысли, восприятия, эмоции, ментальные образы. Материалист не отрицает того, что мы мыслим. Материалист говорит, что наши мысли имеют физический характер. Та полноценная ментальная жизнь, которая присуща каждому из нас, представляет собой, в соответствии с большинством современных вариантов материализма, серию физических событий, т.е. ряд электрохимических процессов в мозге. Материя способна мыслить. Вы, я и любой другой представляют собой мыслящую материю.

Когда материалист Плейс говорит, что сознание (consciousness) является процессом в мозге, он не имеет в виду, что наши мысли и переживания просто причинно обусловлены событиями в мозге. Он имеет в виду, что эти ментальные события как раз и есть те же самые события, что происходят в мозге. Каузальная корреляция между ментальным и физическим сама по себе еще недостаточна для истинности материализма, ибо и дуалист может с определенной вероятностью утверждать, что ментальные события причинно обусловлены физическими событиями, но вместе с тем придерживаться того взгляда, что эти ментальные события происходят в нематериальном сознании.

Насколько удовлетворительна версия Плейса теории тождества сознания и мозга? Если она истинна, то дуализм, безусловно, ложен. Но с идеализмом ее отношение несколько более амбивалентное. Материализм – это воззрение, согласно которому то, что на уровне здравого смысла считается ментальным, на самом деле является физическим. Идеализм же – это воззрение, согласно которому то, что на уровне здравого смысла считается физическим, на самом деле является ментальным. Таким образом, материалист полагает, что ментальное есть физическое, а идеалист полагает, что физическое есть ментальное. На первый взгляд эти позиции кажутся диаметрально противоположными. Но так ли это? Если ментальное есть физическое, не предполагает ли это, что физическое есть ментальное? Эта возможность – в равной степени приводящая в ужас и материалиста, и идеалиста – означает, что данные теории нуждаются в более тщательной формулировке, дабы взаимно не уничтожить друг друга. По иронии судьбы, материализм и идеализм могут оказаться, в сущности, одной и той же философией.

Другая же проблема такова. Предполагается, что теория тождества сознания и тела – это научная гипотеза. Это значит, что некоторое наблюдение, проведенное в рамках науки, станет ее эмпирическим подтверждением или опровержением. Но возможно ли это? Пройди наука еще тысячу или двадцать тысяч лет своего развития, какого рода эмпирическое наблюдение продемонстрировало бы тождественность сознания процессу в мозге? Может оказаться, что сознание отнюдь не относится к той разновидности вещей, для которых – логически – возможно наблюдение. А если это так, то может оказаться, что верификация или фальсификация теории тождества сознания и мозга даже в принципе невозможна. Это значит, что не только очень трудно установить, истинна ли данная теория, но что она может даже оказаться лишенной смысла, т.е. бессмысленной. Согласно логическим позитивистам, если нет возможности верифицировать или фальсифицировать то, что выражено определенным предложением, то такое предложение фактически лишено смысла. При подобной трактовке значения есть только два класса значимых предложений: с одной стороны, это эмпирические гипотезы, а с другой, – тавтологии, или предложения, истинные по определению. Для Плейса желательно, чтобы теория тождества сознания и мозга принадлежала к первой категории: он открыто заявляет, что не предлагает ее в качестве определения. Но предположим, что эта теория не является эмпирической гипотезой, ибо мы никогда не сможем эмпирически подтвердить или опровергнуть ее. В таком случае теория Плейса попадала бы лишь в злополучную среднюю категорию бессмысленных метафизических предложений.

Нельзя утверждать, что эти трудности невозможно преодолеть. Например, не исключена возможность, что будет изобретен способ проверить данную теорию. Но пока указанные возражения говорят о необходимости дальнейшей работы для того, чтобы эта теория получила вполне удовлетворительную формулировку.

Сегодня есть философы, которые считают материализм самопротиворечивой теорией сознания, поскольку он включает утверждение, что ментальное есть физическое. Однако быть ментальным отчасти заключается в том, чтобы не иметь физических свойств, а быть физическим отчасти заключается в том, чтобы не иметь ментальных свойств. Самопротиворечивость – логически достаточное условие квалификации утверждения как ложного, следовательно, материализм ложен.

Почему кто-то должен верить идеализму? Можно выделить два вида аргументов в пользу идеализма – один эмпирический, другой метафизический. Эмпирический аргумент сводится к тому, что мы узнаем о существовании физических вещей только благодаря тому, что воспринимаем их. Далее, помимо наших восприятий о существовании физических вещей нам ничего достоверного не известно. Наконец, возможно, непоследовательно и противоречиво предполагать, будто физические вещи существуют вообще независимо от наших восприятий. Метафизический аргумент развивается следующим образом. Наука и значительная часть эмпирического знания дают нам только частичное объяснение реальности. Это происходит потому, что наука и эмпирическое знание являются, в сущности, объективными или же подходят ко всему с позиции третьего лица. Они трактуют свой предмет как «другого». Ни наука, ни эмпирическое знание не способны предложить объяснение субъективности, в частности сознания, которое является субъективным, феноменом от первого лица. Кроме того, чисто объективные способы мышления не способны объяснить отношение между сознательными субъектами и воспринимаемыми ими объектами. Наука все рассматривает как физическое. Она не может объяснить сознание и локализацию сознающего субъекта во вселенной. Идеализм объясняет как раз то, что не может объяснить наука.

Наряду с материализмом и монизмом широкое распространение получил нейтральный монизм.

Нейтральный монизм – это философское учение о том, что вся реальность имеет единую природу (монизм), и что исходная реальность имеет ни физический, ни ментальный характер, а имеется некие первоэлемент, который затем распадается на то, что мы называем психическим или физическим.

«... я попытаюсь убедить вас, что материя не столь материальна, а разум не столь ментален, как это принято считать. Когда мы будем говорить о материи, будет казаться, что мы склоняемся к идеализму; когда мы будем говорить о разуме, будет впечатление, что мы склоняемся к материализму. Ни то ни другое не соответствует истине. Наш мир построен из того, что американские реалисты называют «нейтральными» сущностями, которые не обладают ни твердостью и неразрушимостью материи, ни соотнесенностью с объектами, которая, как полагают, характеризует разум».

(Бетран Рассел, «Словарь разума, материи и морали»)

Нейтральный монизм, в философии, является метафизическим воззрением, что психическое и физическое – это два способа организации или описания тех же самых элементов, которые сами по себе являются «нейтральными», то есть, ни физического, ни психического характера. Эта точка зрения отрицает, что психическое и физическое – две принципиально разные вещи. Скорее всего, с точки зрения нейтрального монизма, Вселенная состоит только из одного вида субстанции – в виде нейтральных элементов, которые сами по себе не являются ни психическими, ни физическими. Эти нейтральные элементы, возможно, имеют свойства цвета и формы, так же, как и мы воспринимаем эти свойства. Но, эти оформленные и наделенные цветом элементы не существуют в уме (рассматривается как существующая реальность, будь она дуалистической или физической); они существуют сами по себе.

Нейтральный монизм представляет собой одну из разновидностей двухаспектной теории. В соответствии с нейтральным монизмом, всё сущее состоит из одного вида (отсюда и монизм) первичного вещества, которое само по себе не является ни психическим, ни физическим, но способно проявлять различные психические и физические аспекты или атрибуты, которые являются двумя сторонами одной и той же базовой реальности в одной субстанции.

В современной терминологии, психическое включает в себя квалиа, внимание, чистого наблюдателя, а физическое – атомы, пространство, энергию, то есть мир объектов, как его описывает современная наука (но не материю, так как после того как материя и энергия были уравнены через Е = mc², возникла большая разница между физической квантовой реальностью и идеей о неизменном субстрате реальности, каковым была для ученых XIX века материя.)

Монизм, то есть представление о том, что реальность имеет единую онтологическую природу, кажется самоочевидным, так как иначе мы должны были предположить, что есть два исходных типа реальности, а затем некий способ их взаимодействия. А поскольку оба эти типа принципиально разные, то непонятно, как они могут взаимодействовать, примером чего является классическая философская с ее проблемой связи сознания и тела. (А также бога и тварного мира и т.д.) Кроме того, способ взаимодействия типов реальностей должен был быть за пределами обоих типов реальности, но иметь власть над ними обоими, а значит, первые типа не первичны, а первично именно их взаимодействия.

Есть несколько видов монизма: материализм (все – материя), пантеизм (все – Бог), солипспизм (я – это все), платония (все – математика).

Нейтральный монизм требует изобретения некой дополнительной сущности, и в этом его кажущаяся ущербность. Основные попытки создания нейтрального монизма (а есть 17 типов возможных теорий нейтрального монизма, как утверждает энциклопедия) «крутились» вокруг того, чтобы признать в качестве базовых элементов реальности базовые элементы опыта, то есть квалиа, или атомы опыта (об этом писали Мах и Авенариус).

Очевидная проблема такого подхода в том, что атомы опыта не нейтральны, а являются типичной частью психических процессов человека. И, соответственно, их много, они разных типов, а кроме того, есть нечто помимо атомов опытов – то, что их связывает, а именно внимание, а также движение и течение времени. А также вопрос о том, почему красное – не зеленое, то есть вопрос о таблице соответствия между физическими состояниями мозга и типами субъективного опыта.

То есть квалиа много, и они не описывают все реальность, т.е. не могут быть единым началом. Монизма не получается, хотя виден его хвостик.

Можно в качестве единого начала предложить Бога. Если отвлечься от эмоционального заряда этой идеи и рассмотреть его как логическую функцию в рассуждениях, то здесь мы сталкиваемся с чем-то вроде машины доказательств из теоремы Лёба. Вкратце, теорема Лёба рассматривает на базе арифметики парадокс: «если данное утверждение истинно, то Санта Клаус существует». Если бы машина доказательств существовала, она могла бы доказать все – но это ничего не говорит нам о том, существует ли она.

В философии идея Бога выполняет функцию ответа на все вопросы, на которые мы не знаем ответа. (Данное утверждение отписывает структуру философского знания, а не ответ на вопрос о существовании или несуществовании Бога). То есть: в чем смысл жизни – Бог. Откуда взялся мир – Бог. Какова природа реальности – Бог. Есть ли жизнь после смерти – Бог. Почему идет дождь – Бог. Почему на меня упал кирпич – Бог. По определению, мы не можем описать, что такое Бог, и как он устроен, ведь он непознаваем, хотя при этом он является существом, обладающим личностью, намерением и памятью. Вопрос о том, каков объем его памяти, есть ли у него противоречивые намерения, какие алгоритмы он применяет для принятия решения – все эти вопросы по самому определению Бога неправомерны.

Вводя идею Бога, мы не получаем прироста информации, но при этом завязнем в эмоционально насыщенной сфере религиозной философии (отрицаешь Бога – значит, ты плохой парень).

Далее рассмотрим более убедительных кандидатов на роль нейтрального начала.

И в сфере психического, и в физическом мире действует причинность. Причинность также связывает психические и физические процессы в актах восприятия и действия. Причинность вообще необходима для описания любого объекта, где есть более одного элемента или свойства. Можно сказать, что причинность – это все, а субстанция – ничто. То есть, если некий объект обладает субстанциональным свойством, которое он никак не может проявить, влияя на другие объекты, то это свойство нельзя признать существующим. За одним важным исключением: квалиа. (от лат. qualia (мн. ч.) – свойства, качества, quale (ед. ч.) – какого сорта или какого рода. Термин используется для обозначения сенсорных, чувствительных явлений любого рода. Введен американским философом К. И. Льюисом в 1929 г. Квалиа – это термин для обозначения самой обычной из возможных для нас вещи: того, как вещи выглядят для нас. Они могут быть определены как качества или ощущения, вроде, например, красноты или боли, и рассматриваются отдельно от их влияния на поведение, а также от любых физических условий, которые могли их вызвать. В более точных философских терминах, квалиа — это свойства чувственного опыта.) Во внешнем мире причинность эквивалентна физической энергии, которая может порождать любые частицы.

Итак, причинность не может описать качественную природу квалиа, и в силу этого не годится для первоначала, но она ближе к нему, чем абстрактная идея материи.

Если взять мир математических объектов – платонию, и пустить по его моделям живую струйку причинности, то мы получим нечто очень похожее на наблюдаемую реальность; за одним исключение – в ней не будет наблюдателя. Кроме того, причинность не абстрактна, а это всегда взаимодействие объектов А и Б с помощью тех или иных физических полей. Отметим, что причинность содержит в себе идею времени, так как результат не сразу возникает вслед за причиной. То есть мы имеем много разных причинностей, которые мы только описали одним общим словом. Здесь мы опять наступили на грабли лингвистического описания первопричины. Раньше это делали средневековые теологи, которые принимали свойства Бога (из его определения) за доказательства его существования: если Бог по определению всемогущий, то он может заставить себя существовать. То, что мы назвали нечто одним словом, еще не делает это нечто единым началом.

При этом нейтральное начало находится за пределами физического и психического, и нам не следует ожидать, что его легко обнаружить во внутреннем или внешнем опыте, или вообще хотя бы описать. Ведь это не информация.

Предположим, что такое начало есть, и попробуем его описать так, чтобы из него получалось все разнообразие физических и психических феноменов. Описать его, скорее, придется метафорически, так как это не объект (информация), о котором можно прочитать в книге, доказать как теорему, увидеть как красный цвет.

Нейтральный монизм, или двухаспектные теории сознания, имеет одно-единственное преимущество и один-единственный недостаток. Преимущество его состоит в том, что ему удается избегать недостатков материализма, дуализма и идеализма. Материалист склонен недооценивать реальность ментального, а идеалист склонен недооценивать реальность физического. Сторонники двухаспектной теории стараются отдать должное и ментальному, и физическому, не сталкиваясь с той метафизической трудностью, с которой сталкивается дуалист сознания и тела при объяснении каузального взаимодействия между двумя качественно разными субстанциями. А недостаток его состоит в том, что, как правило, не ясно, чем являются нейтральные сущности, постулируемые нейтральным монизмом.

В равной степени не ясно, свойствами чего, согласно двухаспектной теории, являются ментальные и физические свойства. И эти неясности, по крайней мере, столь же серьезны, как и неясности относительно понятий «сознание» и «материя» во всех других теориях. Однако Юм, вероятно, ответил бы, что нет ничего, что мы могли бы знать более непосредственно, чем наши собственные впечатления и что, если мы не способны знать, чем они являются, то мы вряд ли будем знать, чем являются сознания и физические объекты. Нейтральный монизм меняет на обратный наш обычный порядок приоритетов. Мы обычно считаем, что непосредственно знаем наше собственное сознание и внешние физические объекты, а затем возникают вопросы: являются и то, и другие реальными, и если это так, то каковы отношения между ними, можно ли одно свести к другому, и т.д. Нейтральный монизм обычно постулирует в качестве того, что мы наиболее непосредственно знаем содержание нашего опыта – например, наших восприятий звука, формы и цвета. Сознания же и физические объекты описываются в таком случае как интеллектуальные, или логические, конструкции из содержания опыта. Содержание же само по себе не является ни ментальным, ни физическим.

Независимо от того, обеспечивает ли любая из этих стратегий решение проблемы сознания и тела в пользу нейтрального монизма можно указать на некоторое его интуитивное правдоподобие. Вполне возможно, что большинство вещей, с которыми мы сталкиваемся в повседневной жизни, не являются или строго ментальными или физическими; вполне возможно, что некоторые из них являются одновременно и ментальными и физическими. Вероятно, классификация вещей на ментальные и физические не является ни взаимно исключающей, ни полностью исчерпывающей. В этом случае проблема сознания и тела могла бы быть результатом философского допущения о том, что все является либо ментальным, либо физическим, но не одновременно тем и другим.

Одной из разновидностей монизма является холизм. Каким образом можно охарактеризовать холистический научный метод? Греческое слово «холон» переводится как «цельность» или «целостность». Соответственно, холизм как учение базируется на непосредственной целостной взаимосвязи материального и духовного. Это теория о нераздельной взаимосвязи всего, что нас окружает, о постоянном обновлении и преобразовании всех видов живой материи в их неразрывном торжестве всеединства. Сегодня это учение пустило корни и в философии, и в психологии, и в медицине. Так или иначе, доктрина холизма продолжает оставаться актуальной для человечества даже спустя много сотен лет.

С точки зрения холизма, человек и Вселенная представляют собой единое целое. Будучи по своей природе микрокосмом, Вселенной в миниатюре, человек воплощает в собственном существовании элементы макрокосмического масштаба. «Знай, что ты – иное мироздание в миниатюре, и что в тебе – солнце, луна и все звёзды», – писал в древности философ Ориген. Разве не удивительно, что строение солнечной системы в точности повторяет строение атома? Возможно, это свидетельствует о глубинном сродстве всего окружающего нас бытия – начиная от микроорганизмов, и заканчивая планетами. Так или иначе, концепция целостности всего сущего – это ключевая концепция холизма.

В средневековье и в Возрождение холистический подход к науке стал одним из главных философских принципов того времени. И Гален, и Парацельс следовали в своих изысканиях теориям холистической медицины. Позднее, поборники эмпирического метода заклеймили холизм как антинаучное направление. Когда главенствующее место в науке занял эксперимент, холизм, не могущий доказать на экспериментальном уровне тезис о взаимосвязи человека и окружающего мира, на несколько столетий утратил свою связь с наукой.Лишь в начале XX века холизм был возрожден из пепла. Основоположником современного холизма стал южноафриканский ученый Ян Смэтс, в своей книге «Холизм и эволюция» утвердивший целостность как высшее философское понятие. По Смэтсу, носителем всех физических качеств того или иного материального объекта является нематериальное тонкое психоэнергетическое поле. Поля, порождаемые разными объектами, соприкасаются и взаимодействуют друг с другом, тесно кооперируются между собой. Электроны встраиваются в атомы, атомы образуют органические соединения, из которых рождаются растения и животные. Таким образом, вся эволюция живой природы основана на неотъемлемой нераздельности многообразия видов и форм, которые нас окружают.

Яну Смэтсу удалось восстановить в правах холизм как научное направление. Не отвергая материализм, Смэтс сумел примирить извечное противоборство физического и духовного, временного и вечного. Дальнейшее развитие холистический подход получил в связи с появлением направления нью-эйдж, когда вновь оказались востребованы знания, на протяжении долгого времени бывшие в забвении.

Сегодня холистическая медицина становится все более популярной. В первую очередь, по причине ее безопасности для здоровья. Парадоксально, но факт: в США существует статистика, по которой бездумное и бесконтрольное лечение препаратами традиционной медицины входит в тройку главных причин, приводящих к смерти больных. Холистическая медицина же абсолютно безвредна для организма: она апеллирует к практикам тысячелетней давности, базовым принципом которых является принцип «не навреди».

На сегодняшний день холистическая медицина представлена широким спектром течений. На данный момент это и акупунктура, и гомеопатия, и фитотерапия, и ароматерапия, и аюрведа, и остеопатия, и цигун. Последователи холистической медицины считают, что нельзя изолированно исследовать заболевания одного органа. Нужно смотреть на недуг шире, стоит отслеживать не только физиологическую подоплеку болезни, но и то, каким образом болезнь может быть связана с текущим душевным и духовным состоянием человека.

Вообще, в холистической медицине много внимания уделяется предшествующему травматическому опыту пациента и его ментальным установкам. Позитивный настрой может сам по себе активизировать иммунологический резерв организма, в то время как негативные мысли, депрессия могут спровоцировать падение иммунитета и в дальнейшем привести к торможению процессов выздоровления.

По мнению представителей холистической терапии, внутри человека постоянно происходит борьба – «хочу» и «надо», долга и желания, внутреннего родителя и внутреннего ребенка. Эта проблема раздвоенности часто чревата неврозами. Довольно часто многие из нас сталкивались с жутким ощущением разорванности, расколотости души. Холистическая психология ставит своей целью устранить эту раздробленность и снять противоречие между теми дуальными началами, для которых душа человека является бойцовской площадкой. Цель холистической психологии – примирить между собой эти начала и предложить им сотрудничество как альтернативу борьбе.

Холистическая психология и психотерапия ставят во главу угла интеграцию противоречащих друг другу чувств и переживаний. Лишь обретя гармонию с самим собой, человек может созреть для того, чтобы осознать единство с окружающим миром и понять, какую миссию здесь и сейчас он выполняет на Земле.

Холизм можно считать надстройкой над системным мировоззрением. Холистический подход базируется на примате предмета исследования над методом. Этот примат и является надстройкой.

В холизме восприятие реальности как целостности отражается на структуре объяснений. Для холиста объяснить что-либо, значит показать, каким образом это изучаемый объект соотносится с другими элементами целостной системы. Части системы одновременно определяют целое и определяются им. Элемент системы всегда рассматривается во взаимосвязи в другими элементами и с системой в целом. Никакая часть системы не может быть интерпретирована или объяснена в отрыве от включающего ее целого. Взаимодействие частей и целого всегда происходит в динамике.

Холизм исходит из того, что качество целого всегда превосходит сумму качеств его частей, т.е. в целом присутствует некий «остаток», который существует вне качеств частей, может быть, даже существует до них. Это качество целого как такового обеспечивает единство предмета и влияет на качества отдельных частей. Соответственно познание реализуется как процесс познания частей на основании знания о целом. Такой подход, при всей его внешней привлекательности, также часто оказывался ошибочным, ибо приводил к мыслительному конструированию указанного «остатка», который и рассматривался как главная детерминанта системы. Но сам этот остаток часто оставался неопределенным, что приводило к спекулятивным объяснениям реальных процессов.

Главным недостатком холистической концепции, а именно, ее ключевой идеи наличия мира как единого, целого, неделимого на множества, является игнорирование необходимости объяснения структурированности мира, поскольку требования условия его основанности явно недостаточно. Единое есть образ основанности мира, а не его действительная основанность, образ его способности быть формируемым по данному принципу. Однако без связи со структурными свойствами этого «единого», дать адекватное определение невозможно.

***

Как видно, целостность, утверждение, что мир есть единое неделимое целое, не может быть обосновано монизмом. Поэтому могут возникнуть определенные сомнения в наличии фундаментальности целостности.

Так, иная схема мира отражает наблюдаемое фундаментальное свойство – локальную нетождественность, что требует образа многоуровневой среды, где каждый уровень есть событийное множество, характеризуемое параметром кванта действия, – дополняет понятие единого и более того, является попыткой рационального его определения. Мир имеет образ уравновешенной и неразрывной среды, но неразрывность в сочетании с локальной нетождественностью не означает единого целого, а, наоборот, предполагает многофазность состояния, наличия фазовых границ, его структурность прямо вытекает именно из уравновешенности и неразрывности отдельных уровней, исключая какие-либо межуровневые взаимодействия и глобальные эволюционные процессы. Только такое устройство гарантирует соответствие образа наблюдаемой структуре мира, его представление в качестве мира объектов. Мир структурирован по принципу ряда квантов действия многофазной среды, каждому из которых соответствует данный уровень структурного равновесия среды.

В научном подходе к такому глобальному философскому вопросу будем исходить из принципа: «Сущность является; явление существенно», как одного из следствий уровневого подхода. Сам принцип является концентрированным выражением того основополагающего факта, что у нас нет метода непосредственного познания мира объектов. Единственное, что доступно нам, так это регистрация физических событий, которые мы трактуем, как проявление сущности, и на основании которых мы создаем образ, представление о сущности познаваемого. Естественно, что этот образ будет являться функцией наших регистрационных, познавательных возможностей. В любом случае сам факт конечности времени существования человеческого сообщества, в том числе и его институтов, таких, как наука, заведомо предопределяет конечность событийного поля, доступного исследованию. Именно потому понимание сущности всегда было, есть и будет как неполным, так и исторически развивающимся. Содержание познанного есть исторически определенное состояние системы понятий, изменяющееся вместе с развитием общества и его научной базы.

На различных этапах своего развития научная мысль рассматривала одни и те же наблюдательные факты с разных мировоззренческих позиций, с разными понятийными системами и формировала разные образы, соответствующие этим наблюдательным фактам. В любой конкретный исторический момент на основе конкретных исторических мировоззренческих позиций и соответствующей им конкретной исторической понятийной системы толкование некой суммы наблюдательных фактов, будет неизбежно происходить как отрицание предшествующего мировоззренческого образа, так и утверждение текущего. Более того, несмотря на потенциальную возможность существования полного знания (мир структурирован), уже самим фактом невозможности для любой физической информационной системы полного описания самой себя и, тем более, полного описания более обширного множества, каким является реальный Мир, частью которого и будет любая из информационных систем, – утверждается невозможность достижения полного знания за любой обозримый промежуток времени, а, значит, неизбежная перманентность обновления научного мировоззрения за любой, сколь угодно большой конечный временной промежуток, историзм образов.

Поскольку «сущность является; явление существенно», то любые представления об образе реальности допустимы к формированию не на основе каких-то своих внутренних озарений и убежденностей, а на основе реально фиксируемых существенных характеристик явлений. При этом философия исходит из того, что сама реальность по определению независима от наблюдателя, в том числе и от его наличия или отсутствия. Поэтому в явлениях приоритетными, именно существенными характеристиками будут в первую очередь инвариантные показатели, независимые от конкретной координатной системы. Независимость сущности от системы отсчета неукоснительно наблюдается в независимости ее проявлений, то есть в независимости физических событий. Это строго соответствует всем известным наблюдательным фактам. Физическое событие невозможно ни отменить, ни изменить, ни поменять его положение относительно других. Этот факт является одним из основных для выведения заключений о свойствах сущности.

Понимание принципа отсутствия непосредственного знания не допускает каких-либо утверждений о сущности, заведомо противоречащих наблюдаемым фактам. А фундаментальным наблюдательным фактом является то, что мир нам является не одним, единым событием, а событийным множеством, причем различимым множеством. Во всем событийном поле не может быть даже двух тождественных событий, поскольку обратное автоматически дезавуировало бы множество надежно установленных эмпирических закономерностей, к примеру, нарушало бы принцип причинности.

Фундаментальный факт событийной множественности надежно подтверждается и непротиворечиво дополняется столь же фундаментальным фактом конечности скорости распространения любого переносчика взаимодействия. И эти факты дополняются не менее фундаментальным фактом квантования любого события множества постоянной Планка, квантом действия.

В сочетании этих фундаментальных фактов мир нам является не произвольным, а вполне определенным образом: он предстает множеством отдельных различных сечений по уровню кванта действия. Такое явление себя сущности не противоречит допущению о существовании сечений сущности на других уровнях и в одной малости не соответствует образу единого неделимого целого. Эта малость заключена в полном отсутствии информации как о внутренней структуре события, так и о межсобытийных промежутках. Это полностью соответствует принципу независимости событийной основы (как сущности), а, стало быть, независимости ее проявления, то есть событийной независимости. Попытка же выявления структуры события заведомо предполагает воздействие на событие, то есть по умолчанию предполагает возможность воздействия на эту событийную основу, что вступает в противоречие с исходным постулатом ее независимости как сущности. Таким образом, каждое отдельное событие, как и каждый межсобытийный промежуток для нас являются не иначе, как единые и не делимые. Проблема только в том, что их (этих событийных промежутков и множеств) экспериментально фиксируемое множество.

Однако, не противоречащее всему вышесказанному допущение о возможном существовании сечений таким образом понимаемой сущности на уровнях, отличных от «нашего» кванта действия, существенно усложняет образ мира. Допущение заставляет нас предполагать, что, как мы не наблюдаем иных сечений, кроме сечений с «нашим» квантом действия, так и в иных сечениях с иным квантом действия не должны быть наблюдаемы «наши» сечения. Тогда, вводя более общее понятие другого уровня, мы имеем некоторые основания предполагать, что при ином кванте действия, некоторое наше событийное множество вполне должно наблюдаться неким монолитом, событийным или межсобытийным, а монолит наблюдаемого нами события на другом уровне вполне может оказаться (исходя из мысленного эксперимента о невозможности существования бесконечно делимого мира, как не имеющего основания для своего структурирования) событийным множеством с характеристиками, позволяющими наблюдать это событийное множество на нашем уровне именно как монолит.

Если закрыть глаза на принципиальные различия, то в нашей реальности мы имеем некие грубые аналогии этих введенных понятий, к примеру, «монолитная» капля воды оказывается множеством ее молекул. Косвенным, но неопровержимым подтверждением допустимости таких предположений являются все те же фундаментальные наблюдательные факты – среди «монолитных и неделимых» событий нет двух тождественных, события различимы. Более того, сам факт регистрации отдельных событий есть факт подтверждения наличия у них свойств, выделение его по некоторым признакам от всего прочего, значит наличие структуры. Более того, фундаментальный факт явления сущности как трансфинитного множества различимых событий позволяет сформировать утверждение о существовании по крайней мере двух событий, различие свойств которых заведомо меньше любого, сколь угодно малого, наперед заданного числа. Его следствием будет утверждение о бесконечности ряда квантов действия, то есть о бесконечности ряда уровней. Все это еще больше отдаляет нас от понятия целостности и заставляет предполагать не фундаментальность, следственность, второстепенность, условность утверждения, что мир есть единое неделимое целое.

Кстати, не менее важно то, что мир, в качестве познаваемой сущности является не трансфинитным множеством свойств событий, а именно трансфинитным множеством различий свойств событий, где из конечности наблюдаемого множества свойств, вытекающего из структурировании мира по параметру кванта действия, следует неизбежный вывод о конечной структурной сложности образов, формируемых на их основе. Структурный образ любой системы наблюдаемого уровня конечен.

***

Проблема целостности является одним из важнейших вопросов для философии. Казалось бы, философия дает нам понимание, что такое целостность мира.

Любая новая идея, чтобы стать постулатом картины мира, либо принципом, выражающим новый идеал и норматив научного познания, должна пройти процедуру философского обоснования, которая строится на определенных принципах.

Первый принцип самоорганизации материи несет в себе смысл философского принципа целостности. Любой предмет, процесс или явление можно рассматривать с позиции некого самоопределяющегося единого целого, которое может представлять собой замкнутую совокупность различных структурных элементов или, напротив, являться однородным гомогенным. При этом одним из важных условий единицы заключается в том, что она, в принципе, является неделимой, так как любое ее расчленение приводит в качественно иное состояние, существенно отличающееся от исходной целостности. Все последующие принципы самоорганизации по отношению к первому являются всего лишь его следствиями, показывающими, как организована структура единого целого, его функциональность, взаимодействие внутренних элементов, а также упорядоченность, иерархичность и системность структуры. Следовательно, принцип единицы показывает, что, несмотря на достаточно сложную внутреннюю неоднородность, возможную функциональную зависимость любого предмета, явления, процесса, его можно рассматривать как обособленное, замкнутое в некоторых пределах единство или целостность.

Первый принцип или принцип самоопределения можно представить в виде круга, олицетворяющего замкнутую единую целостность. Подобное изображение единой целостности было принято почти во всех древних учениях (например, уроборос, или самомознание).

Второй принцип – принцип двойственности (дуальности) состоит в выделении двух противоположностей. При этом целостность делится по некоторому качественному признаку на две отрицающих друг друга части. В Древнем Египте эту двойственность называли «бинером». Бинер, двойственность, дуальность, диада... О том насколько значим этот основополагающий принцип для всего мироздания, говорит множество терминов – синонимов этого понятия. Приведем несколько таких терминов. Например, «поляризация», когда из единицы в результате, ее раздвоения образуются две полярности, характеризующие две крайности одного из качеств единицы. Или «биполярность», когда образуются два разнонаправленных полюса одной природы, одной силы, одного и того же явления. Еще термин «дихотомия», под которой обычно понимают последовательное деление на две части, в ботанике, например, это может быть разделение ствола на две одинаково развитые ветви. Или термин «бифуркация», означающая раздвоение, и в широком смысле употребляется как качественная перестройка системы при изменении параметров, от которых она зависит. Многозначность терминов лишний раз показывает, насколько широко распространен принцип дуальности, дуализма.

В какой-то мере бинер можно сопоставить с платоновской триадой: тезис, антитезис, синтез, или с гегелевской диалектикой противоречий. У Г.Гегеля диалектика противоречий была развернута в трех разделах его «Науки логики» в виде сложного, разветвленного, многоступенчатого учения. Раздвоение единого на отрицающие друг друга и опосредствующие одна другую противоположности постигается в его учении о сущности, где категория диалектического противоречия занимает центральное место. В его диалектике подчеркивается, что для большинства явлений, процессов, научных исследований присущ полярный характер, что в любом из них можно найти пару противоположностей.

Второй принцип дает два противоположных начала, наличие признака и его отсутствие, т.е. признак и антипризнак, или, используя платоновское выражение, «тезис» и «антитезис».

Следуя гегелевской диалектике можно сказать, что бинер представляет собой сочетание диалектики противоречий с диалектическим «отрицанием». Диалектическое «отрицание» по Гегелю – процесс, состоящий из трех стадий развития: деструкции (разрушение, преодоление, изживание) прежнего, кумуляции (его частичного сохранения, преемственности, трансляции) и конструкции (формирование, созидание нового). Так и в бинере можно выделить деструкцию (дифференциацию единого на две поляризованные сущности), кумуляцию (одна из противоположностей удаляется другая, несущая специфические свойства первоначального единства, остается) и конструкцию (распавшийся бинер переходит на качественно новый уровень).

Взаимоотношения между противоположностями бинера всегда носят динамический характер, поскольку в сочетание двух крайностей по определению заложено глубокое внутреннее противоречие. Исходя из этого, обе крайности могут распасться, в результате чего единое целое дифференцируется на две отдельные сущности, с присущими каждой из них противоположными качествами, при этом каждая несет в себе некий образ первоначального единства. В общем, у бинера всегда есть два варианта существования: нераспавшийся бинер и распавшийся бинер. Используя диалектический закон перехода количественных отношений в качественные, можно показать, что нераспавшийся бинер переходит в новое состояние распавшегося бинера, когда превышается определенная мера удаленной противоположности. Под «мерой» понимается философская категория, определяемая как интервал количественных изменений, в пределах которого сохраняется качественная определенность предмета.

При распаде единого целого утрачивается его качественная определенность, при этом предмет, процесс или явление перестает быть самим собой, приобретает новые черты, относящие его к новому качественному уровню, это и является основополагающей характеристикой второго принципа. Обе противоположности теперь уже представляют собой две крайне неуравновешенные сущности. При этом не нужно забывать, что выпадение из единства всегда сопровождается нарушением равновесия единого целого и его симметрии. Поэтому любая дихотомия переводит симметричную уравновешенную целостность в неравновесное состояние, сопровождаемое нарушением его симметрии.

Своим числовым значением бинер напоминает нам о необходимости раздвоения единицы, поляризации ее каждый раз, когда она желает участвовать в жизни. Как приведение на уровень числа два, в виде символического разрушения единства, можно привести процессы, которые воплощаются во время родов или ампутации. Значим и экзистенциально переживаем и обратный процесс слияния двух в единое целое. Возможно, поэтому в христианстве обряд венчания считается таинством.

Когда в физике впервые была обнаружена способность одного и того же феномена проявляться в двух взаимоисключающих друг друга состояниях, как в случае корпускулярно-волнового дуализма, где элементарные частицы можно представлять и в виде частицы, и в виде волны, то противоречия такого рода решили считать результатом неконтролируемых взаимодействий между объектом наблюдения и наблюдательными средствами. Это нашло свое выражение в новом логическом приспособлении, которое Н. Бор назвал принципом дополнительности. Причем этот «новый упорядочивающий принцип», как писал С. Гроф, не разрешает парадокс, а только вводит его в систему науки. В нем принимается логическое противоречие двух аспектов реальности, взаимоисключающих, но в тоже время одинаково необходимых для исчерпывающего описания явлений (Гроф С. 1992). В отличие от простого соглашения, используемого в науке, в качестве принципа дополнительности, второй принцип самоорганизации не только позволяет существовать двум аспектам реальности в одном целом, но и делает его необходимым условием существования любого феномена.

Третий принцип – тоже достаточно широко распространенный философский предмет исследования. Еще Платон говорил о триаде, представляя ее в виде: тезис, антитезис, синтез. Триада у Платона становится основным диалектическим принципом познания мира, в котором выделяются три ступени. Вначале познающий выделяет в реальности некое явление и формирует для него понятие – тезис, Затем процесс познания продолжается формированием антитезиса, содержание которого противоположно тезису. После этого рассматривается взаимосвязь между ними и нахождение синтеза. Антитезис отрицает тезис, синтез отрицает антитезис, соединяя в себе особенности предыдущей ступени познания. Третий принцип дает нам понять, что у распавшегося бинера появляется новый структурный элемент, уравновешивающий (нейтрализующий) противоречие бинера. Так наряду с бинером появляется принцип тернера, который еще более усиливает нарушение начального принципа равновесия и симметрии.

Гегелевская логика рассматривает каждое понятие как включенное в триаду:

• исходное понятие – тезис
• противоположное ему – антитезис
• то, что они порождают вместе – синтез.

Принцип троичности – диалектический принцип развития путем прохождения трех ступеней. Вся гегелевская логика построена на принципе троичности, или триады. Выдвигается некоторое положение, затем следует его отрицание и далее отрицание отрицания. Гегелевское отрицание означает не уничтожение предмета, а его развитие. Уничтожить зерно можно различными способами: сжечь, сгноить, размолоть; диалектическое отрицание зерна осуществляется лишь одним путем: когда созданы условия для его прорастания и превращения в стебель. Для характеристики отрицания Гегель употребляет также термин «снятие», что означает упразднение и одновременно сохранение. В становлении бытие и ничто находятся в снятом виде.

Результат становления – ставшее. Гегель называет его наличным бытием. Это уже бытие, присущее реальным предметам. Отличие одного предмета от другого зафиксировано в понятии качества. Качество есть определенность, тождественная с бытием; если исчезает данное качество, нечто становится другим. Подобное превращение происходит повсеместно. Выходя за пределы нечто, мы получаем другое, но это другое также является конечным, за его пределами лежит новое другое, и так без конца. Подобную бесконечность Гегель называет дурной бесконечностью. Здесь конечное и бесконечное не связаны друг с другом. Истинная бесконечность содержит в себе некую замкнутость, завершенность. Для этого нужно, чтобы исчезло отношение нечто к другому, осталось бы лишь отношение к себе. И Гегель конструирует еще один вариант бытия – для себя бытие – законченное и в то же время бесконечное бытие. Эта категория ему нужна для завершения анализа качества и перехода к новой категории – количеству.

Количество – это определенность, безразличная для бытия; количественные изменения не устраняют бытия предмета. Дом остается тем, что он есть, будет ли он больше или меньше, и красное остается красным, будет ли оно темнее или светлее. Но только до известного предела, за которым наступает качественное изменение. Для примера Гегель приводит древний софизм «Лысый». Если выдернуть один волос из головы, два, три – станет ли человек лысым? Разумеется, нет. Но если продолжать выдергивать из головы по волосу, то рано или поздно наступит момент, когда появится лысина. Изменение чисто количественное переходит в качественное.

Единство количества и качества есть мера. Этой категорией обозначены количественные границы, в пределах которых предмет остается самим собой. Нарушение меры приводит к появлению нового качества, которое возникает путем перерыва постепенности, скачкообразно. Всякое рождение и всякая смерть представляет собой скачок из количественного изменения в качественное. Гегель решительно отвергает представления о том, что возникающее качество еще до своего возникновения уже наличествует и лишь вследствие своей малости не может быть воспринято. В этом взгляде, всюду усматривающем лишь постепенность, – «скука, свойственная тавтологии». Подлинное развитие идет лишь через появление новых качеств; это всеобщий принцип. И «в области моральной, поскольку моральное рассматривается в сфере бытия, имеет место такой же переход количественного в качественное, и разность качеств оказывается основанной на разности величин. Количественные изменения являются тем, посредством чего мера легкомыслия оказывается превзойденной, и вместо легкомыслия появляется нечто совершенно другое, а именно преступление...»

Третий принцип позволяет нам ввести нового Субъекта. Фактически, после распада целостности на две противоположности обе они находятся в крайне неустойчивом состоянии из-за образовавшегося неравновесия. И теперь появляются две возможности.

Первая – соединиться в единое целое со второй половиной распавшегося единства и снова образовать уравновешенное, однородное целое. Вторая – перейти из неустойчивого неравновесного состояния в устойчивое неравновесие. Это возможно, если появится еще третий структурный элемент, который как бы нейтрализует противоречие поляризованных крайностей, т.е. не даст им взаимно погасить друг друга и слиться в единое целое. Появление третьего элемента разрешает это противоречие, образуя структуру устойчивого неравновесия. Новый Субъект, обладая обоими противоположными качествами, возвращается в Объект и заполняет его.

Трех вышеописанных принципов оказывается вполне достаточно, чтобы обосновать некоторую идею в качестве постулата картины мира. Однако их совершенно недостаточно в практической деятельности, при необходимости досконально выяснить суть того или иного явления. Отнюдь не случайно ведущие ученые ХIХ в., в том числе К. Гаусс, Э. Геккель, Г. Гельмгольц, Л. Больцман отвергли философию Гегеля. Она не соответствовала действительной концептуальной динамике тех наук, с которыми они имели дело. Предложенный Гегелем категориальный аппарат казался очень привлекательным. Но как только его начинали использовать в науках, так сразу же выявлялась его метафизичность, оторванность от естественных наук.

***

В заключение приведем размышления о целостности философа Леонида Бердникова. В своем «Дневнике» Леонид Бердников пишет о принципе несводимости.

1. Ни одно учение не выражает всей истины, а там, где часть ее выдается за всю, – там начинается догматизм и произвол. Это подтверждает история народов, науки, философии и религии. Поэтому, мне кажется, нам следовало бы с большим уважением относиться к воззрениям друг друга и наших предшественников. Особенно это касается тех воззрений, которые либо оставили в жизни людей яркий след, либо значат для человека много в настоящее время. Внимательное и доброжелательное изучение мыслей и чувств человечества принесло бы нам куда больше пользы и счастья, чем приносит навязчивая уверенность в своей непогрешимости.

2. История философии – это история построения моделей мира. Частные знания о мире являются элементами, на основе которых создаются модели. Поскольку практика людей доказывает, что наши частные знания о мире уточняются, становятся правильнее, постольку, надо думать, и модель мира в целом приближается к своему оригиналу, хотя она всегда будет бесконечно далека от него.

3. Пока существуют люди, этому моделированию не будет конца. С одной стороны потому, что частные науки даже все вместе не способны создать правильную картину мира, так как целое более суммы своих частей и должна быть, следовательно, такая дисциплина, предметом которой было бы именно это целое. С другой – потому, что сами части, т.е. наши частные знания о мире, совершенствуются, а, следовательно, элементы модели меняются, что влечет за собой изменение и самой модели.

4. Первое впечатление от истории философии таково, что сменяющиеся модели мира отрицают друг друга, и что преемственности между ними нет. Однако, история философии соединяет в себе, говоря фигурально, как бы свойства частицы и волны, т.е. она прерывна потому, что одна модель, как целое, предлагается взамен другой или других, но она, одновременно, и непрерывна, потому что последующая модель создана из элементов (частных знаний), которые тесно связаны с предыдущими элементами, служившими «материалом» предшествующих моделей.

5. Если мы проследим за развитием частных знаний, то обнаружим, что одно понимание вещей и явлений (сменяемое) низводится другим (сменяющим) на степень частного случая; оно оказывается не просто неверным, справедливым, но лишь в ограниченной сфере (геометрия Эвклида, движение по Аристотелю и т.п.). Конструируемые на основе частных знаний общие картины мира должны быть в силу этого, все более и более емкими. Однако им, как моделям целого, присуще противоречие, лежащее в природе самого целого и выступающее известное время не в своем единстве, а в форме противостоящих друг другу противоположностей. Одни модели исходят из элементов систем, фиксируют и абсолютизируют их, считая подлинной реальностью только эти элементы мира, которые даны человеку в ощущениях. Другие модели фиксируют и абсолютизируют реалии, возникающие в системах, но делают это, абстрагируясь от элементов, составляющих эти системы. Так возникают материализм и идеализм.

6. Материализм. Основные вехи его развития. Стремясь понять единое через единичное, исходя из единичного, материализм постепенно абстрагируется от его (единичного) качественных определений (вода, огонь, атом, пространство и т.д.). В результате возникает понятие материи, которым подменяется понятие мира, как целостности. Однако понятие материи бессильно это сделать, так как оно полностью сохраняет признаки своего происхождения, т.е. остается понятием из мира конечного («объективная реальность, которая дана человеку в ощущениях»). Признаваемая множественность форм материи не спасает положения – материя от этого не становится внутри себя бесконечной, и как понятие оказывается неспособным отразить целостность мира, его бесконечную природу. Это ряд взаимодействующих элементов, но не целостность.

7. Идеализм. Основные вехи его развития. Здесь фиксируется другая сторона единого (целостности), а именно то, что отличает систему от составляющих ее элементов, причем таким образом, что то, чем отличается система, ее свойства или природа от свойств или природы всех ее частей, взятых вне системы, эти новые качества, а иногда лишь одно или некоторые из них – идеализмом абстрагируются от системы и ее элементов и им уготовляется самостоятельное бытие. Так у Пифагора появляется число, как сущность мира, у неосхоластиков – независимое от отдельных вещей существование общих идей (реализм), абсолютный дух – у Гегеля.

8. Я рассматриваю мир как целостность, а целостность как нечто, что не может быть сведено к свойствам его «частей», и что не исчерпывается этими свойствами, не является их суммой, но обладает сверх свойств и качеств присущих ее «частям» еще и другими свойствами и качествами присущими только целостности как таковой, только системе в целом. Они, эти свойства и качества системы, и обусловливают ее характер, ее природу.

9. Однако и сами «части» этой целостности не могут быть сведены к каким бы то ни было элементарным частицам из которых, якобы, они, а следовательно и весь мир, состоят. Целое реализует себя в своих «частях». Это процесс его самоопределения. Поэтому «части» есть моменты целого, они ему причастны и являют собой единство простого и сложного, единичного и всеобщего, элемента и системы. Именно эта, проникающая все несводимость, спасает мир от монотонной множественности, от бездушной предметности. Каждая из таких «частиц» есть в то же время система и ее нельзя анатомировать, разложить на простые «множители» или тем более на «слагаемые» без потери качества, и при том основного, обусловливающего ее природу. В этом и состоит сложность «простого», его причастность миру как целостности.

10. Это «простое», эти «части» мира по своей природе парадоксальны еще и в том отношении, что их бесконечные свойства ограничены. Но ограничены не вообще, а лишь в данной взаимосвязи. Любая часть целого или иначе все конечное условно и относительно.

Оно условно потому, что его свойства есть не что иное, как результат взаимодействия, т.е. они могут возникнуть и существовать при определенных условиях, при наличии другой части или других частей, взаимодействующих с этой; они принадлежат ей и той, другой.

Оно (конечное) относительно потому, что его свойства есть результат данного взаимодействия. При другом взаимодействии будут другие свойства. Так, например, предметность – это лишь один из бесчисленных аспектов мира.

Но такая условность и относительность свойств конечного, а, следовательно, и самого конечного, свидетельствует только о том, что оно есть момент бесконечного целого и ни в коей мере не наносит ущерба его подлинности, реальности, его, как принято сейчас говорить, объективности.

11. В свете сказанного должен решаться и вопрос о бытии Бога и его природе. Сегодня положительный ответ на первую часть этого вопроса требует смелости, и не только перед лицом своих современников, но и перед самим собой. Однако это не должно помешать правде.

До сих пор вопрос «Есть ли Бог?» чаще всего ставился в том смысле, что спрашивалось – «Есть ли высшее духовное начало, стоящее над миром?» Но что такое «духовное начало»? Это, ответим мы теперь, одна из форм несводимости; это качество, которым обладают некоторые системы, например, человек; это то новое, чем такие системы отличаются от составляющих их «частей»; это то, чем они превосходят, условно говоря, их сумму.

Но несводимость пронизывает весь мир и ее формы бесконечны. Поэтому считать Бога духовным началом, пусть даже высшим, это – значит абсолютизировать свойства одной из систем, толковать ее качества расширительно, а раз так, то это значит обеднять систему высшего порядка, ограничивая ее качествами системы низшего порядка.

Такого Бога, очевидно, нет. Но если Богом называть несводимость мира как целостности, то я не вижу сегодня, что опровергает такую гипотезу.

Бог в таком понимании не противостоит миру и не ограничен им, как чем-то таким, что не является Богом. Это монистическая точка зрения и не за счет усекновения антитезиса.

Важно понять, что разум, сознание, дух вовсе не являются единственной и высшей формой несводимости – это, повторяю, лишь одна из форм. Поэтому, не обнаруживая духовного начала в других системах, мы не имеем основания считать, что мир является простым скоплением мертвой материи. Если бы разум, сознание, дух были бы высшими формами несводимости, они не оказывались бы в роли постоянных учеников, берущих уроки мудрости у великого и малого, что их окружает.

Эта мудрость великого и малого реально существует. Более того, она обусловила существование самого разума, который не в состоянии понять до конца не только окружающую его действительность, но самого себя, ибо этого конца, этого предела нет, а его возможности ограничены. Почему же то малое, чем обладает эта мерцающая во вселенной человеческая жизнь, эта крохотная системка, должна быть эталоном мира? Почему мир – эта система систем – должен быть ограничен той формой несводимости, которой обладает лишь одна его малейшая часть?

Бэкмология