Редко, кому удается прожить две жизни. Но Николай Петрович Румянцев, несомненно, смог это сделать – как государственный деятель и как беззаветный организатор исследований русской истории. Третья его жизнь началась уже после смерти – с созданием музея его имени, который возник на основе так называемого «Румянцевского собрания». Как же создавалось «Румянцевское собрание», что оно собой представляло? Для ответа на этот вопрос перенесемся на время из хроники начала XIX века в события начала XX века – в 1913 год.

Можно предполагать, что дебаты в Государственной Думе, проходившие в феврале 1913 года, были бурными, пристрастными. Обсуждался единственный вопрос: о реорганизации одного-единственного музея, получившего к тому времени международное признание. Было высказано, по-видимому, немало мнений и предложений. Можно только не сомневаться в одном: никто в принципе не был против. Это и привело к принятию 15 февраля конструктивного и прогрессивного постановления. Многим, вероятно, было жаль, что это означает утрату всеми любимого музея, но уверенность в том, что он возродится в новом блеске, побуждала к активному принятию этого решения. Музей должен был родиться заново в третий раз за всю свою историю. К 1913 году он успел отметить свое 85-летие. И за эти годы музей успел дважды родиться, сменив два города своего обитания.

Итак, февраля 15 числа года 1913 Государственная Дума высказала пожелание об устройстве в Москве Всероссийского Народного музея. Это означало, что новый музей должен был стать музеем для народа и музеем о народах и культуре России.

В новом музее предполагалось организовать следующие отделения:

- естественно-географическое отделение, которое должно было отразить природные и прочие богатства России;

- отделение древностей и нумизматики; оно должно было представлять общую характеристику главных периодов русской истории;

- в этнографическом отделении должна была быть отражена многонациональная и многоукладная культура народов России;

- отделение сельскохозяйственное, торговли и промышленности должно было показывать динамику развития и современное состояние этих областей общественной деятельности, как неотъемлемых частей российской культуры;

- в отделении государственной, земской и городской жизни должно было быть показано развитие принципов государственного и местного управления обществом, динамику развития городской культуры, городского быта;

- отделение русского искусства должно было состоять из отделов живописи, скульптуры, архитектуры, отделов русской музыки и театра;

- историю развития русского общества предполагалось отразить в отделении государственных и общественных деятелей; здесь должны были быть биографии российских деятелей, их портреты, реликвии, документы и прочее;

- древняя история России должна была найти отражение в отделении рукописей, летописей и древних печатных книг;

- библиотечное отделение предполагалось создать как большую публичную библиотеку.

Следовательно, новый музей должен был стать общероссийским центром систематического и непрерывного изучения русской и национальных культур России. При этом никакого превосходства одного народа по отношению к другому не было в помине.

По планам особой Комиссии Государственной Думы, созданной для реализации этого решения, новый музей должен был появиться через пять лет. Это был срок необыкновенно малый для успешного решения таких задач. К 1918 году, когда этот музей должен был появиться, нужно было определить место в центре Москвы для строительства нового комплекса современных (по тем меркам) зданий. Нужно было проделать огромную работу по составлению каталогов, описей, планов экспозиций, путеводителей, оснащения музейных помещений необходимой атрибутикой.

При всем возможном богатом воображении членов Комиссии, при всем их энтузиазме эту работу было невозможно сделать с нулевой отметки, при отсутствии мощного начального базиса. Этим базисом, таким основанием был Румянцевский музей, судьбу которого и решала Государственная Дума. Созданный в 1828 году на основе коллекций, собранных графом Николаем Петровичем Румянцевым, это музей за свою историю рождался уже дважды. Первый раз – в год его основания в Петербурге, второй раз – при переезде в Москву в 1861 году. Третье рождение пока не состоялось…

«После смерти Н. П. Румянцева (1826) это собрание было передано его братом С. П. Румянцевым Министерству просвещения, открывшему музей, но не обеспечившему его средствами для дальнейшего развития. В 1861 году по инициативе В. Ф. Одоевского и попечителя Московского учебного округа Н. В. Исакова коллекции Румянцевского музея были перевезены в Москву и наряду с некоторыми другими собраниями послужили в 1862 году основанием вновь созданного так называемого «Московского публичного музеума и Румянцевского музеума». Музей был помещен в здании 4-й московской гимназии» (БСЭ, второе издание, М., 1955 г., т. 37, стр. 382).

Неизвестно почему вкрались неточности в статью о Румянцеве в Словаре Брокгауза и Ефрона. Это была, по-видимому, небрежность автора, укрывшегося за инициалами «Н. В.» Но это же самое нельзя сказать об авторе статьи в БСЭ. Здесь полуправда о Румянцевском музее служит маскировкой для сокрытия причин уничтожения этого музея в 1921 – 1927 годах. Позже это будет показано. На данном этапе рассмотрим историю создания этого музея. Именно история создания музея выявляет особую его значимость для России.

При жизни Н. П. Румянцеву не удалось воплотить свою мечту о создании публичного музея. Все свои коллекции библиографические, нумизматические, этнографические и проч. он намеревался преобразовать в хорошо организованный музей, и работа в этом отношении им уже была начата. Но неожиданная смерть в 1826 году помешала ему лично воплотить эти мечты. Свои коллекции и свой дом на Английской набережной в С.-Петербурге он передал своему младшему брату с условием непременной организации музея.

Сергей Петрович Румянцев – младший брат Николая Петровича – выполнил устное завещание старшего брата. Он передал в «казну» целиком все коллекции брата и дом на Английской набережной, передав к этому и свой дом, выходивший на Галерную улицу, находившийся рядом с домом старшего брата. Сергей Петрович передал в музей и свою роскошную библиотеку из 10 000 томов. Все передаваемое имущество было приведено в «музейное состояние», т.е. были оформлены экспозиции, составлены каталоги и т.п. Так произошло первое рождение Румянцевского музея в 1828 году.

Данных об эксплуатации музея в этот период, можно сказать, совершенно нет. В период с 1828 года по 1861 музей был открыт для публики лишь один день в неделю. Известно также, что средств на поддержание музея в надлежащем состоянии просто не было. Здания к концу «петербургской» жизни музея пришли в ветхость, коллекции стали постепенно приходить в негодность. Стало обсуждаться предложение о закрытии музея с передачей его коллекций в Императорскую библиотеку и Эрмитаж.

В 1861 году В. Ф. Одоевский, бывший тогда директором музея, подал докладную записку Министру Двора, в которой описал состояние зданий и коллекций. В этой записке Одоевским было предложено два варианта решения проблемы. По первому варианту нужно было выделить из казны значительную сумму для реставрации зданий и коллекций. По второму варианту – продать здания музея в Петербурге, на вырученные средства приобрести соответствующий дом в Москве для размещения в нем отреставрированных коллекций.

Комитет Министров на удивление быстро принял к исполнению второй вариант. Вскоре и здание в Москве удалось подобрать. Это был известный каждому москвичу «дом Пашкова», который к тому времени находился «в казне» и пустовал. Вот как выглядел этот дом в конце XVIII века. Дом был построен в 1787 году по проекту Баженова и в годы Отечественной войны 1812 года существенно пострадал – был полуразрушен. Позже хозяева дом отреставрировали, но без прежней роскоши. Поскольку вскоре род Пашковых прервался, дом перешел в казенное имущество. Поэтому расходы на приобретение дома для «Румянцевской коллекции» были минимальны. Это обстоятельство позволило сократить общие расходы на перевозку музея в Москву и его реорганизацию. Выбор дома для музея был очень удачен. Дом Пашкова выделялся и тогда среди других московских зданий. Он располагался, как говорят источники, «на высоком холме, на углу Моховой улицы и Знаменки». Коллекции Румянцевского музея прекрасно вписались в изысканную архитектуру этого дома, который во втором издании БСЭ почти пренебрежительно назвали «старым зданием Государственной библиотеки».

Так началась вторая жизнь музея, уникального не только для России, но и для других стран. Действительно, второе рождение этого музея получило не только российский, но и международный резонанс. В итоге коллекции музея стали быстро пополняться за счет пожертвований, следовавшими одно за другим. Пример дарения музею сделал император Александр II, который подарил из личной коллекции (из Эрмитажа) 200 картин. В результате таких дарений в коллекции музея появилось много картин западноевропейской живописи. Кроме того, Александр II подарил музею картину А. А. Иванова «Явление Христа народу». Это был истинно царский подарок!

Известно, что отделение иностранной этнографии пополнялось пожертвованиями послов, консулов в России, путешественников и других лиц. Наиболее значительными вкладами были коллекции с Зондских островов доктора Георга Винеке, сомалийская коллекция доктора Гвамарки, австралийская коллекция Ф. Мюллера и др. Несмотря на неполноту этих иностранных этнографических коллекций они, тем не менее, давали прекрасное представление о жизни и быте различных народов Дальнего Востока и Океании.

Но особенно были ценными и интересными этнографические коллекции по России и славянским странам, составлявшие так называемый Дашковский этнографический музей. Современники считали, что эта коллекция являлась единственной в своем роде.

После размещения в новом музее Дашковская коллекция занимала два этажа левого крыла здания. К 1913 году эта коллекция насчитывала около 360 фигур, изображавших в натуральную величину представителей всех народов России. Кроме этих фигур было несколько тысяч различных предметов: одежды, украшений, оружия, принадлежностей домашнего хозяйства, средств передвижения, моделей жилищ, предметов религиозных культов, музыкальных инструментов, изделий народных ремесел и т.п.

Все собранные предметы в большинстве своем были подлинными, в натуральную величину. Фигуры жителей регионов России размещались в 112 стеклянных шкафах, в которых и находились соответствующие коллекции этнографических предметов. Дашковский этнографический музей образовался из экспонатов Всероссийской этнографической выставки 1867 года, организованной Императорским обществом любителей естествознания, антропологии и этнографии при материальной поддержке В. А. Дашкова.

После своего переезда в Москву Румянцевский музей фактически изменил свой статус: теперь он выполнял функции не только как хранилище богатейших коллекций, но и выполнял функции образовательного учреждения. Ежедневно можно было видеть в нем группы учащихся, которые под руководством специалистов обходили в определенной последовательности залы музея.

В 1913 году в Румянцевский музей вошла коллекция Ф. П. Рябушинского, созданная по итогам Камчатской экспедиции. Незадолго до этого из печати вышла книга «Камчатская экспедиция Ф. П. Рябушинского, снаряженная при содействии Императорского Русского Географического общества» (Москва, 1912 г., типография Ф. П. Рябушинского, первый том). Эта экспедиция интересна не только своими результатами, но и тем, как она была организована. Поэтому приведу краткую справку.

Мысль об организации экспедиции по исследованию далекой и заброшенной (как тогда это было) окраины России возникла у Рябушинского еще в 1906 году. Он сделал ряду ученых предложение принять участие в специальной экспедиции, на которую пожертвовал свыше двухсот тысяч рублей. Русское Географическое Общество разработало подробный план экспедиции, назначило начальников и членов отдельных частей ее. Было, таким образом, организовано пять экспедиционных отделов: геологический, зоологический, ботанический, метеорологический и антропо-географический. Начальниками отдельных частей экспедиции были назначены Конради, Круг, Шмидт, Комаров, Власов и Йохельсон. Всего в экспедиции было 40 человек, и работала она с 1908 по 1912 год. Экспедиция довольно обстоятельно исследовала Камчатку, вывезла оттуда много различных коллекций. Этнографическая и минералогическая коллекции Камчатской экспедиции были переданы в Румянцевский музей.

Описать всю коллекцию этнографической коллекции Румянцевского музея нет возможности. Главное смысловое ее содержание заключалось в том, что в коллекции были представлены все народы и народности России. Все это было систематизировано по губерниям и краям, был прекрасный путеводитель, составленный хранителем этнографического музея Н. А. Янчуком.

…К 1913 году картинная галерея насчитывала около 900 картин, из которых более пятисот принадлежали кисти российских художников. Картинная галерея уступала по количеству картин многим из российских музеев. Однако по ценности своего состава была очень важна для изучения российского живописного искусства с конца XVIII века до 60-тых годов XIX века. Безусловно, одной из главнейших картин в этой коллекции была упомянутая картина Иванова «Явление Христа народу». Кроме произведений российских художников, в Румянцевском музее были картины иностранных художников. Однако в силу того, что это были отдельные дарения музею разными лицами, проследить развитие живописного искусства западных художников по этим картинам было нельзя.

Предметом особой гордости «Румянцевского собрания» были минералогическая и нумизматическая коллекции, собрания доисторических русских древностей, коллекция рукописей и списков славянских старопечатных книг, обширная библиотека. Например, здесь имелся один из древнейших списков Евангелия, писанный в 1161 году, список Кормчей книги XIII века, шесть русских летописей, четыре родословные книги, точные копии списков и летописей. Из наиболее редких печатных книг были сочинения Джордано Бруно с его собственной подписью, оригинальные сочинения по математике и астрономии Тихо-Браге, Коперника, Кеплера. Всего по описи в Румянцевском музее насчитывалось около 500 тыс. книг. Древних рукописей насчитывалось почти пять тысяч. Старопечатных славянских книг было около 2500 единиц. Кроме того, было почти 900 иностранных рукописей.

Таким образом, можно с уверенностью утверждать, что Румянцевский музей был музеем Истории российской культуры. Своим существованием он совершенно опровергал бытующее с некоторых пор мнение о россиянах как об «Иванах, не помнящих родства». Более того, принятое Государственной Думой постановление о реорганизации этого музея показывало, что никакого разрыва в восприятии исторического процесса в России ранее не было. Но последовавшие за 1913 годом события во многом изменили не только саму Россию, но и было многое сделано властью, чтобы превратить нас в этих самых «Иванов», которые своего родства не помнят. Об этом пойдет речь далее.

В «эпоху» гласности появилось много различных публикаций на темы, которые ранее были просто запретными. И вот в одной публикаций я читаю следующее.

«В феврале 1927 года в Лондон был доставлен странный груз: прочно сбитые, хорошо упакованные ящики шли в Англию, судя по маркировке, кружным, весьма запутанным путем. А через несколько дней все видные антиквары получили приглашение осмотреть партию предназначенных к распродаже произведений искусства. В каталоге значились картины итальянских, голландских, французских художников XVII – XVIII веков, старинные гобелены и ювелирные изделия мастеров прошлого… Знатоки с удивлением обнаруживали, что многие вещи еще недавно принадлежали коллекциям Эрмитажа и другим музеям России… Сомнительное происхождение вещей довело цены до абсурдно низких, большинство предметов было не распродано и осело до поры у посредников» («Распродажа, или Кража», журнал «Спутник», 1989 г., № 10 стр. 148).

Приведенная выше публикация остановила мое внимание именно потому, что время уничтожения Румянцевского музея совпадало со временем этой воровской распродажи российских духовных ценностей. По этому поводу в БСЭ читаем относительно судьбы Румянцевского музея.

«Рост музея в годы Советской власти обусловил необходимость его преобразования. В 1921 – 1927 гг. картинная галерея и все коллекции были переданы в соответствующие музеи и картинные галереи, а библиотека выделена в самостоятельное учреждение» (БСЭ, второе издание, 1955 г., т. 37, стр. 382).

Абсурд изложенного в энциклопедической статье очевиден. В 1921 году еще продолжалась гражданская война, в стране была разруха. Поэтому (и не только поэтому, как увидим) роста «Румянцевского собрания» просто не могло быть. Далее находим еще одно лживое утверждение. В следующем, третьем издании БСЭ уточняется, что коллекции Румянцевского музея были переданы «другим музеям и картинным галереям Москвы». Однако давайте подумаем, смогли бы другие музеи принять коллекции Румянцевского музея, поскольку уже к 1913 году его хранилища были переполнены, и ставился вопрос о существенном расширении музея? Нет! Румянцевский музей был именно уничтожен. Поэтому важно выяснить сам механизм уничтожения, действовавший при этом процессе. Так начался новый виток поисков других источников и новых свидетельств.

Первое издание БСЭ натолкнуло меня на понимание мотивов этого уничтожения.

«Число музеев дореволюционной России было невелико. На всю страну насчитывалось лишь 160 музеев. Многие из них по существу своему были очагами реакции и монархической пропаганды…» (БСЭ, первое издание, 1938 г., т. 40, статья «Музеи»).

Последняя фраза в этой цитате подсказывает, что этнографические коллекции были, по-видимому, в основном просто уничтожены, поскольку являлись очагами реакции и монархической пропаганды. Это требует, безусловно, тщательной проверки и специального исследования. Но все-таки статья в БСЭ это лишь прикрытие истинных причин, породивших варварский процесс уничтожения не только Румянцевского музея, но и многих других музеев. Поэтому мои дальнейшие поиски были направлены на изучение законодательных актов Советской России, представленных в Декретах Советской власти и в материалах газеты «Правда», которую я прочитал – номер за номером – за период с 25 октября 1917 года по конец 1940 года, делая соответствующие выписки.

И вот что стало проясняться.

Юридическим основанием для уничтожения многих музеев, частных коллекций, библиотек и т.д. стал «Декрет о реквизиции и конфискации» от 16 апреля 1920 года, на основании которого появились соответствующие постановления Совета Народных Комиссаров от 13 июля 1920 года и от 3 января 1921 года. Процитируем часть последнего.

«9. Народному Комиссариату просвещения предоставляется право реквизиции и конфискации:

а. предметов старины или искусства, вывозимых за границу без разрешения, а равно брошенных владельцем;

б. научных музеев, коллекций, кабинетов, лабораторий, установок, приборов, библиотек, наглядных пособий, учебных книг и научно-учебных пособий…

д. предметов религиозного культа, имеющих историческое или художественное значение».

Во всех перечисленных документах не указывалась цель конфискации и реквизиции, не указывалось, куда должно быть распределено все конфискуемое. Странным выглядело и то, что все это было поручено Комиссариату просвещения. Истинные мотивы этого кроются в другом. В период издания этих постановлений положение Советской России было столь шатким, что в своем совершенно секретном письме В. Ульянов (Ленин) ряду сугубо приближенных лиц дал указание начать сбор финансовых средств для создания условий возможного перехода на подпольную работу и начала нового витка разрушения России. Об этом документе я много раз слышал, но сам лично до сих пор не прочитал. Но если принять во внимание суть этого секретного послания Ульянова, сопоставить его с изданными (рассекреченными) только в 60-е – 80-е годы прошлого столетия Декретами, все становится на свое место. Становятся понятными не только мотивы этих действий, но и механизмы, созданные для этого.

Конфискация книг, в том числе из частных библиотек, обуславливалась, кроме того, «Декретом о национализации запасов книг и иных печатных изданий» от 20 апреля 1920 года.

«Все запасы книг и иных печатных произведений (за исключением библиотек), принадлежащие как частным лицам, так равно кооперативным и всяким другим организациям и учреждениям, а равно муниципализированные Советами, объявляются собственностью государства».

В комментарии к этому декрету, сделанному в наше время, объясняется, что национализация всех книг (в том числе, и личных книг) вызывалась необходимостью обеспечения провинции печатными изданиями. Но ведь с таким же успехом можно утверждать, что «черное» – это «круглое», т.е. все это их разных областей понимания. Для провинции изымаемые книги не могли быть использованы для просвещения, поскольку там требовались совершенно иные издания – популярные и дешевые. Передать книги из частных библиотек в «провинцию» означало на деле их уничтожение в общественной памяти.

Книги – источник знаний, в том числе и о жизни России до 1917 года. Следовательно, большевикам было необходимо уничтожить определенный пласт истории и сведений о структуре культуры российского общества до большевистского переворота, чтобы затем написать свою, фальсифицированную историю, что мы и видели по цитатам из БСЭ. Вот так постепенно россиян стали превращать в «Иванов, не помнящих родства». Что же касается реквизиции и конфискации научных музеев, то это вызывает внутренний протест и сильное недоумение: зачем конфисковывать то, что и так уже было государственной собственностью. И дело как раз в том, что это было последствие того секретного письма Ульянова, предписывавшего создавать секретный партийный фонд денежных средств. Более того, в открытой печати эти декреты не публиковались. О них не было даже упоминания в газетах. Декреты с самого начала также стали секретными.

Этот процесс «реквизиции и конфискации» растянулся на годы и продолжался так долго, что его окончание просто невозможно проследить. И именно вследствие этого был уничтожен Румянцевский музей. Часть коллекций музея была, по-видимому, уничтожена, а другая – самая ценная – пошла на воровскую распродажу на заграничных аукционах, о чем было сказано выше.

Итак, я попытался приоткрыть для наших поколений тайну рождения и развития музея Истории Российской Культуры, уникального по своим масштабам не только для России, но и для всего человечества. История – это, по большому счету, наука о развитии культуры общества. И в коллекции Румянцевского музея это было наглядно показано. Справедливость требует проведения более глубокого научного исследования вопроса о последних годах жизни этого музея. Может быть, как и в 1913 году следует создать специальную комиссию Государственной думы, результатом деятельности которой может стать свод документов, связанных с детальной жизнью и гибелью Румянцевского музея.

Кроме того, мы должны быть милосердны к памяти человека, так много сделавшего для своей и нашей Родины, для становления ее гражданского общества, для становления в России истории как науки. Это принципиально важно, поскольку сам Николай Петрович являл собой образец истинного Милосердия.

«Так еще в 1799 году он внес 50 000 руб. в Сохранную Казну Воспитательного Дома с тем, чтобы на проценты с этой суммы увеличено было число воспитанников Военно-Сиротского дома. В 1812 году он обратил на пользу изувеченных защитников Отечества все разновременно полученные им от иностранных дворов ордена и табакерки, при продаже которых было выручено 75 000 руб. На этот же предмет граф жертвовал ежегодно по 3 000 руб. В 1814 году, по увольнении его от всех служебных обязанностей, он испросил соизволения Его величества на зачисление в капитал на пользу инвалидов всех окладов содержания, сохраненных за ним при увольнении… Он выстроил каменный дом в Гомеле для Духовного Училища, оставив ему, кроме того, капитал в 4399 рублей для поддержания его, в Харьковский Духовный Коллегиум дал 2 000 рублей для раздачи ежегодно медалей отличнейшим ученикам в память князя Д. М. Голицына и в Киевскую Духовную Академию 3 000 рублей для выдачи из процентов премий за лучшее сочинение по истории древностей и географии Киевского края» («Русский биографический словарь», Петроград, изд. Акц. общество «Кадима», 1918 г., стр. 519).

И пусть мое эссе будет личным вкладом в дело восстановления для России памяти о ее славном сыне – графе Николае Петровиче Румянцеве, который, как мы увидели, не стремился к личной славе, но создавал Славу Отечества. Со стороны нашего государства сегодня лучшим вкладом в это дело было бы реальное выполнение решения Государственной Думы от 15 февраля 1913 года…